Анна Николаевна рано посадила детей за книжки, поэтому еще дома Коля Жук достаточно быстро научился читать, но особого усердия к учебе он не проявлял. Музыка же и рисование мальцу не давались вовсе. Тем не менее занятия с Репманом были плодотворны, и Анна Николаевна с Колей, Ваней и Машей теперь поехали в Москву.

Золотоглавый город с каменными мостовыми, с его толпами на улицах, громыхающими телегами, женщинами с заткнутыми подолами, набирающими воду из фонтанов, воплотил собою мечты ребят, получил в знак благодарности их восторженные взоры. В Николае Егоровиче зародилась такая же горячая любовь к нему, как к Владимировке с Ореховом, но об этом после, ведь не так прост был путь будущего профессора сюда. Нет, не сейчас, а десятком лет позже.

Сначала Жуковские хотели устроить мальчиков в 1-ю московскую гимназию, которую окончил Репман, но там мест не оказалось. Поэтому Ваня с Колей поступали во вновь открывшуюся 4-ю гимназию своекошными, то есть приходящими, а Маша брала уроки дома. Ваня сдал отлично экзамен во второй класс, Коля – в первый. Это был февраль 1858 года. К осени Жуковские поняли, что жить Анне Николаевне со старшими детьми в Москве, в то время как младшие дети оставались в Орехове на попечении Егора Ивановича и Арины Михайловны, было семье не по средствам. Тогда решили поместить Колю и Ваню в пансион при гимназии, а Анна Николаевна с Машенькой вернулись в Орехово.

Гимназия, в которой учился Н. Е. Жуковский. Ныне библиотека им. В. И. Ленина.

В пансионе жизнь для мальчиков была несладкой. В то время учащиеся делились на два сословия: благородные и разночинцы. В соответствии с этим разделением ребята и жили в пансионах при гимназиях. У семьи Жуковских не было денег, чтобы платить за пансионат для благородных, поэтому Николай с Иваном числились в гимназии как разночинцы. Выросшие в деревне, братья были застенчивы и дичились одноклассников. Многие из ребят были детьми содержательных родителей, подъезжали к гимназии на своих выездках, смотрели на Жуковских свысока и даже дразнили их деревенщиной. Однако у Коли был некий дар собирать всех вокруг себя, быть как бы всеобщим центром, поэтому скоро они с мальчиками подружились.

От негимназистов, конечно, тоже приходилось потерпеть. Жуковские, надевшие долгожданный мундир, вышагивали в шинелях с красными петлицами, в фуражках с красными околышами и таким же красным кантом на тулье. Цвет канта у всех гимназий был разным и показывал принадлежность к ним. На красноту реагировали уличные мальчишки криками вслед ребятам – «красная говядина», «квартальные». Но это, разумеется, мелочи жизни.

Гораздо серьезнее было то, что в самой гимназии шлифовались умы казарменной дисциплиной. Вставать приходилось очень рано – в шесть утра. По звонку нужно было подняться, быстро умыться, начистить обувь, мундир. Даже медные пуговицы натирались до золотого блеска – все равно, что в армии! Только вместо физических упражнений – умственные. Проверялось качество утренней работы так же, по-армейски, показом гимназического строя надзирателю. Всех поленившихся выполнить утреннюю разнарядку на отлично оставляли без первого хлеба и сбитня (позже заменен был чаем с молоком). Помолившись, все шли повторять уроки – это называлось утренней репетицией. В полдевятого слетались гимназисты на корзину черного хлеба, которую приносили прямо в класс, и наедались им вдоволь. В девять начинались основные уроки. Занимались до двух часов и потом шли обедать. На обед были гречневая каша и суп с мясом. На праздники к этому прибавлялось молочное блюдо, но и оно доставалось не всем: его лишались те, кто баловался во время обеда. Потом снова учеба – готовили то, что учителя задали сегодня (вечерняя репетиция). Затем кружка молока с хлебом и по спальням, под надзор дядек. На следующий день все то же самое повторялось вновь.

Еще меньше приятного было в том, что ходили гимназисты и зимой, и летом без калош, в холодных, без подкладки, шинелях, летних фуражках. За шалости и неуспехи в учебе строго наказывались ребята розгами, которые закупались целыми возами.

При всем этом вся разница благородных и разночинцев была лишь в том, что благородным подавался особый обед и спали они отдельно.

Под окнами гимназии расстилалась Покровка с ее бесконечными торговцами, экипажами. Там жизнь кипела и часто перетягивала на себя внимание учеников, в том числе Коленьки, выигрывая в этом у скучноватых уроков. Казалось бы, Жук как прирожденный профессор, пусть достаточно продолжительное время не осознававший этого, должен был сразу пристраститься ко всем предметам, стать круглым отличником и первым учеником в гимназии. Но нет, все было совсем не так. Наибольшее количество учебных часов в гимназии отводилось на изучение латинского языка. В старших классах можно было добавить к этому греческий язык или же математические науки. Окончание курса позволяло поступить в университет без экзамена. Если Ваня Жуковский начал сразу отлично учиться, то Коля никак не мог освоить латынь и справиться с простыми арифметическими вычислениями. Из-за арифметики он даже чуть не попал под розги, но инспектор отменил наказание.

Зачастую все зависит от первого учителя. Благодаря ему появляются и успехи, и любовь к предмету, и желание продолжать обучение, совершенствоваться, несмотря на все трудности, которые только могут появиться на пути. Из-за него же бывают нежелание, нелюбовь, неуспехи и все остальное неприятное, с приставкой «не». У Коленьки в младших классах арифметику начал преподавать А. И. Мохин – строгий профессор, считавший изучение арифметики чистой зубрежкой. Жука такой чисто формальный подход заинтересовать, конечно же, не мог, и арифметика ему не давалась. Постоянные ошибки в вычислениях только огорчали юного Жуковского. Однако в третьем классе у Коли появился педагог Малинин, автор известных учебников алгебры и геометрии средних школ, увлекший с новой силой Жука математикой. Николай скоро стал первым в гимназии учеником по алгебре и в особенности по геометрии. Этот сложный опыт первых шагов в учебе был плодотворен для будущего профессора. Тогда-то стали закладываться основы его собственного представления о преподавании, позже родившие целую научную школу Жуковского.

Летели года. Самые лучшие оценки имел Николай по естествознанию – 5+, и по физике – 5. Несмотря на его усердие и упорство в достижении намеченных целей, аккуратности мальцу на порядок не хватало. Все тетрадки были у него перечеркнуты, исписаны невпопад математическими вычислениями. По-прежнему сложности вызывали языки. Особенно часто вспоминал Жуковский уже в зрелые годы уроки немецкого: «Когда меня вызывал немец к доске, – рассказывал Николай Егорович, – я так трусил, что все забывал, даже заикаться бывало начнешь; тянешь: пе… пе… пе…, а немец клетчатым платком лысину трет и только кряхтит: «путаете, путаете», после чего в журнале красовалась единица».

Сцепив зубы, Жук, как ему и свойственно было по характеру, в старших классах все же выдвинулся на золотую доску. Тогда в гимназии так было принято – записывать фамилии учеников по порядку успеваемости на доски золотого, красного и черного цвета. Впрочем, уже с четвертого класса Коля стал учиться лучше. Наконец весной 1864 года ему был выдан аттестат, который подвел черту его гимназических лет:

Аттестат № 225

Предъявитель сего, ученик Московской четвертой гимназии, Николай Жуковский поступил в гимназию в феврале 1858 г. по экзамену в первый класс.

В 1864 г. подвергся он окончательным испытаниям в совете московской четвертой гимназии. Успехи его в науках следующие: по закону божьему, русскому языку, математике, физике, естественной истории – отличные; по языкам: латинскому, немецкому, французскому – хорошие. Во все время пребывания его в гимназии поведение его было отличное.

И дальше аттестат за подписью директора гимназии Копосова вручал Жуковскому билет в университет. Казалось бы, все складывалось замечательно. Но для Жуковского все было не так просто.

Тем временем в гимназические годы братья не теряли своей привязанности к родной деревне. С самых первых дней, несмотря на восторженное впечатление от города, они ощущали ноющую и в то же время приятную, так как ее наличие всегда лучше, чем отсутствие, тоску по любимому Орехову. Мы действительно не листья, чтобы навсегда отрываться от родного дерева. Родителям Коля писал:

«Милая мамаша, <…>. Если Вы хотите обрадовать нас и наградить нас за успехи, то возьмите с собой в деревню на праздники. Присылайте скорее за нами. Прощайте, будьте здоровы. Ваш сын Н. Жуковский». Вернемся же мы тоже туда, там осталось кое-что интересное для рассказа.