Нечего морду кривить! Давай шевелись, смутьян! С тобой будет заперт предводитель истребленных нами северных дикарей, и если он за эту ночь сделает тебя бабой, мы особенно горевать не будем!

Рингалл окончательно пришел в себя и с трудом повернул голову на голос. Тяжелая дверь узилища была приоткрыта, и свет факелов резал гноящиеся, привыкшие к мраку глаза пленника. Сколько времени он уже провел тут? Странно, что его еще не казнили. Хотя еды Рингаллу тоже не носят. Может быть, Хейд вздумал уморить вождя пиктов голодом?.. Зачем это ему?

Тем временем невидимые стражники впихнули в каменную коробку какого-то человека. Секундой позже тяжелая дверь захлопнулась, и узилище погрузилось в темноту, едва пронизываемую жалкими лучиками света из пяти маленьких отверстий у самого потолка. Человек приподнялся на руках, ожидая, когда привыкнут глаза, затем подполз к самой дальней от Рингалла стене и сел, оперевшись о нее спиной. Когда-то ученик жреца, после - менестрель, а ныне - пленник всемогущего императора, насмешник, бродяга, смутьян и бунтарь Вальгаст из Винденны не ожидал ничего хорошего от грязного варвара, пусть и не подавашего признаков жизни.

С детства обладавший склонностью к сочинительству песен и цепким умом, Вальгаст должен был стать жрецом Небесного Господина, почитавшегося к Закату от Русколани с тех пор, как воины Хейда разрушили капища древних Богов и убили старейшин и магов. Надобно добавить, что повелитель вампиров ввел для подвластных народов общую религию, почитавшую за добродетель страдание и покорность господам (т.е. захватчикам) и обещавшую посмертное воздаяние в виде волшебного сада, полного всех мыслимых наслаждений. Судьей, которому и предстояло разделить людей на достойных войти туда и всех прочих, и был Небесный Господин, или Творец, т.к. якобы именно он, согласно новому вероучению, создал мир. Почему мир был создан именно таким, нельзя ли что-то изменить, да и вовсе - так ли все на самом деле - особенно никто не распрашивал, так-как за спиною учащих смирению жрецов маячили пыточные застенки, окровавленные копья и пламя костров. Вера в Небесного Господина и его Сад Счастья все перевернула с ног на голову: уродство почиталось выше красоты, слабость - выше силы, нищета - выше богатства, глупость - выше знания, одним словом - чем менее счастлив был человек при жизни, тем больше шансов было у него насладиться после смерти. Некоторые фанатики новой веры порывались было объявить пороком любовь и деторождение, но тут уж возмутился сам Хейд: рабы были ему необходимы. Другое дело, для удержания в узде этих рабов требовались красноречивые и искренне преданные вере жрецы.

Все предвещало Вальгасту блестящую карьеру в иерархии священнослужителей. И каково же было удивление его наставника и родителей, когда в пятнадцать лет юноша начал выказывать сомнения не просто в иных положениях своей веры, но в самом существовании Небесного Господина! Более того, он начал складывать возмутительные песни о древних языческих Богах и диких предках - варварах, сражавшимся друг с другом и с войсками великого императора Хейда! Кончилось все самым обычным доносом наместнику повелителя вампиров, и несостоявшемуся жрецу пришлось спешно бежать из родного дома, хитростью заманив в сарай и заперев там стражников, явившихся за ним. Началась жизнь бродяги-барда, полная неожиданностей и приключений. Не смотря на жесткий диктат жрецов Небесного Господина и воинов императора, оставалось немало людей, в душе не смирившихся с положением рабов. Они-то и давали кров Вальгасту, делились с ним жалкой пищей неимущих, смеялись над его шутками, угрюмо подпирали щеку кулаком, слушая его бунтарские и героические песни: Постепенно слава менестреля обогнала его самого. Вальгаст стал своим для немногочисленных, но сплоченных и храбрых отрядов "вольных стрелков", уходивших в леса от поборов и непосильного труда. Баллады о павших борцах за свободу придавали сил даже тем, кто ни разу не видел самого Вальгаста! Что ждет его теперь - костер, плаха, голодная смерть в подземелье, долгие часы пыток?

Рингалл приподнял голову, чтобы получше разглядеть товарища по несчастью. Зазвенела цепь, менестрель вздрогнул и невольно бросил испуганный взгляд на варвара. Лет Вальгасту явно было не больше двадцати, большие голубые глаза и вьющиеся золотистые волосы делали его похожим на сказочного принца, вот только кровоподтеки и изорванная одежда мало гармонировали с таким обликом, дополняемым излишней худобой. Разумеется, ему было не по себе рядом с вождем пиктов, даже после нескольких дней заточения представлявшим собою гору мускулов, увенчанную гордо посаженной головой с волевым подбородком и гривой спутанных, грязных волос. Однако менестрель справился с внутренней неуверенностью, вновь прислонился спиною к стене и запел. Голос у Вальгаста был на удивление мощным и мужественным, и хотя Рингалл не понимал слов, общее настроение было очевидно:

Я хотел бы вернуться домой... Там цветением славны поля, Небосвод - как во сне - голубой, И нежнее перины земля. Я хотел бы вернуться домой... Я хотел бы обнять свою мать, Самой милой,красивой, родной Наконец-то "Люблю!" сказать. Но в угли обратился дом, Подожжен злодея рукой. И со всех четырех сторон Льются слезы страшной рекой. Всю семью мою вырезал враг, И меня пожелал убить, Чтоб посеять нам в души страх И покорность рабскую вбить. Вот и все, что осталось мне... Вражий взор и полет орла, И иззубренный в сечах меч, И земля, где зароют меня

Последние слова менестрель сдавленно прошептал, голова его безвольно свесилась на грудь. Вальгаст заплакал. Кого ему было стыдиться? Уж не полумертвого ли варвара в противоположном углу узилища?

Время тянулось невероятно медленно, и Рингалл уж было подумал, что собрат по несчастью уснул, выбившись из сил. Однако тот неожиданно громко фыркнул, словно сдерживая смех, и хрипло сказал:

- Вот мне и посчастливилось убедиться в том, что наши господа воистину кровопийцы не только в прямом, но и в переносном смысле! Будем же надеяться, что рано или поздно они подавятся нашей кровью.

Светозару было всего десять лет, когда он обратил внимание на Волеславу. И с тех пор она была той звездою, которая вела молодого охотника сквозь все невзгоды. Бывает, конечно, что писаные красавицы, ради которых ведутся войны и строятся дворцы, вырастают из невзрачных и нескладных девчонок-тихонь, но Волеслава даже на взгляд взрослых всегда отличалась воистину чудесным обаянием. Хорошо знавшая себе цену, она предпочитала принимать подарки и знаки внимания от многих мужей и юношей, нежели оказывать предпочтение кому-то одному. Разумеется, такие вольности в, например, Арьяварте, родители своим дочерям не позволили бы, но насаждаемый завоевателями культ Небесного Господина, сурово осуждающий "радости плоти", на деле привел к разрушению древних ценностей Рода.

Со Светозаром Волеслава держалась, быть может, лишь чуть более по-дружески, чем с другими, но ему было этого достаточно. Охотник мечтал видеть своей женой именно одну из первых красавиц всей земли лужан. То и дело он приглашал ее в лес - разумеется, без всяких недостойных мужчины целей, но лишь чтобы просто побыть рядом с любимой вдали от людей. Подросший волк, спасенный Светозаром и названный Хватом, обычно всегда сопровождавший охотника, в такие дни оставался дома, растянувшись у порога и свесив на сторону язык. Было так потому, что зверю не нравилась Волеслава, видя ее, он начинал тихо ворчать, и Светозар предпочитал наказывать ему "сторожить" на время прогулок с любимой. Особенно сегодня, когда ему никто не должен был мешать - охотник собирался откровенно поговорить с красавицей.

Могучее летнее Солнце, столь ярое и неистовое, столь слепящее в полях, с трудом проникало сквозь полог сплетающихся ветвей. Стоило войти в лес, пусть даже много лет знакомый, исхоженный вдоль и поперек, стоило лишь вслушаться во все многообразие его звуков - птичьих песен, шорохов пробегающих в траве маленьких зверьков, звенящего журчания ручейка, протекавшего неподалеку - и спустилась Сказка, и привычный мир сменился волшебным, таинственным, но по-прежнему реальным. И травы, едва замечаемые раньше, становятся мягким ковром, по которому просто невозможно идти не босиком, и деревья ощущаются живыми, говорящими и мыслящими, быть может - даже более мудрыми, чем мы, люди. Лесная Поэзия жива, и благодаря ее волшебству доброжелательному и внимательному в каждой сверкающей росинке на чуть заметно дрожащем листе откроется больше тайн, нежели любому злодею в просторах всего мироздания, куда он пришел разрушать и портить: Кто вы, мои Боги, живущие в каждой травинке, в каждом деревце, в каждой россыпи ягод, которые дарите своим гостям с чистой радостью щедрых хозяев? Не предки ли наши, еще не утратившие связи с Матерью, с Лесом, с каждой Жизнью бесконечного и бессмертного мироздания? Не Память ли вы наша, которой ведомы иное счастье, иные образы и краски седых лесов Великого Предела, откуда пошли славяне?

Светозар и Волеслава присели на большом поваленном стволе. Мало чем уступало это отжившее свое дерево тому Злому Дубу, от которого охотник некогда спас маленького волчонка - и высота, и обхват ствола были такими же могучими. Но если черный ствол дерева-вампира даже после смерти внушал неотчетный страх, то вокруг этого дуба царил покой, словно Лес тихо оплакивал достойного и славного сына. И - чудо, рухнувший ствол был теплым на ощупь. Это было доброе тепло, тепло Родной Земли, располагавшее ко сну и молчаливому созерцанию. Поблизости спешил к матери-Реке ручей, из его низины доносилось влажное дыхание. Да, Правда все равно одерживает верх в людских сердцах, и любовь к Родине, к своему народу, к легендам и песням, которые хранятся в сонных чащах, не сможет уничтожить никакой враг! И долг тех, в чьих сердцах сквозь столетия вспыхивает Память Предков, сражаться за Правду - против захватчиков и поработителей.

Наконец Светозар нарушил молчание. Он повернулся к Волеславе, несколько секунд любовался ею, а затем тронул за руку и сказал:

- Я давно хотел у тебя кое-что спросить. Волеслава, что ты обо мне думаешь?

Девушка едва заметно улыбнулась и искоса глянула на спутника. Их глаза встретились, и Волеслава ответила:

- Ты только не обижайся, но... ты остался таким же, каким был в детстве.

- Почему же я должен обижаться? Разве это плохо?

- Ты, Светозар, как мне кажется, думаешь совсем не о том, о чем должен. Ты хороший охотник, у тебя доброе сердце... Однако ты все больше бродишь по лесам, хотя мог бы многого добиться. Подумай, что если тебе собрать охотничью ватагу? Люди пошли бы за тобою.

Светозар с некоторым удивлением прищурился, словно пытаясь что-то разглядеть в глазах Волеславы:

- Зачем мне это?

- О тебе уже идет слава, как о великом зверолове и следопыте. Научи тому, что ты знаешь, прочих, пусть они загоняют зверя, роют ямины-ловушки, а ты... Ты можешь стать не просто вожаком ватаги, но и купцом!

Вот так все оказалось просто - научи, мол, добрых молодцев Лесным Тайнам. Как объяснить, что не может человек человеку открыть такие знания, что каждый приходит к ним сам, если стремится с добрым сердцем, с чистым любопытством, а не для того, чтобы в сорок рук хапать дары Природы, чтобы губить зверя и птицу не потому, что есть нужда, а ради славы и власти, которые дает богатство и дружба с эту самую власть имущими?! Как объяснить, что настоящий охотник (что бы ни говорили служители Небесного Господина о презренности живого и нечистой Земле!) никогда больше не войдет в Лес, однажды нарушив его законы, что ему не даст спать по ночам плачь звериных детенышей и лесных жен, у которых он без нужды отнял кого-то?! И Светозар ответил:

- Я люблю ходить в Лес просто так. Как мы сейчас с тобой.

Волеслава ответила неожиданно резко:

- А я не люблю тратить время на такие глупости! Мы не маленькие, чтобы...

Светозар вскочил:

- По-твоему, только "маленькие" могут любить эту красоту? - он резко махнул рукой, обводя ею Лес вокруг.

Волеслава также поднялась:

- Только дети, которые ничего не понимаю в жизни, могут постоянно мечтать! Думаешь, мне в голову не приходили бредни вроде твоих? Но я знаю, что человек, прежде чем мечтать, должен устроить свою жизнь, должен занять подобающее место среди других! А вот потом уже делать то, что ему хочется.

Охотник понимал, что девушка права. Но в то же время словно весь Лес, все живое встало у него за спиною - и почти неосознаваемо открылось, что еще какая-то, более высокая истина. Не успев додумать свою мысль до конца, Светозар почти крикнул:

- Почему все так?! Неужели это справедливо, что люди должны выбирать или свои желания, или счастливую жизнь?

- Таким мир создал Творец. Он посылает нам испытания.

Неожиданно охотник и девушка замолчали. Некоторое время слышался лишь звон бегущего по камням ручейка. Затем Волеслава решительно сказала:

- Выбирай, Светозар! Или ты берешься за ум, слушаешься моих советов, или мы расстаемся сейчас и навсегда.

Странная сухость стянула горло охотника, но ответ мог быть только один:

- Я хочу жить так, как я хочу - счастливо и свободно!

- Но это же Язычество! Так жить нельзя!

Светозар понял, что сказал недопустимое, сбился с мысли, но вдруг против собственной же воли проговорил:

- Так жили наши древние Предки, которыми никто не помыкал!

Волеслава, медленно отступила на несколько шагов, разглядывая Светозара, как-будто видя впервые. Затем молча повернулась к нему спиной и быстро пошла прочь. Однако потом обернулась и полупрезрительно-полусострадательно сказала:

- Не будет из тебя пути... Не зря ты всегда от всех отличался.

Светозар, словно оглушенный собственными богопротивными, еретическими словами, восхваляющими диких предков-варваров, молча смотрел ей вслед. "Если она так легко - неслись мысли в его голове - если она так легко может отказаться не то что от любви, но даже от дружбы: "Он чувствовал, что прав, пусть даже и противоречит всему, чему их с рождения учили. Но на сердце лежала та тяжесть, что всегда отличает в одиночку идущих против мировых несправедливостей.

Светозар сидел в Лесу до позднего вечера, и ветви молодой ольхи, колышущиеся на ветру, время от времени задевали щеку охотника, словно пытаясь успокоить.

Тяжелые ворота крепости-тюрьмы распахнулись, и небольшая кавалькада всадников отправилась через мост, сложенный из фантастических монолитов, чтобы остаток ночи патрулировать окрестности, заставляя дрожать жалких вилленов. С молчаливого одобрения Хейда сторожевые разъезды конницы вампиров часто без всякой причины врывались в мирные поселения, убивали и насиловали, внушая непреодолимый страх - лучшие колодки для рабов. Теперь же следовало быть вдвойне внимательными - совсем накануне отправления оставшихся в живых узников, среди которых были знаменитые бунтовщики и даже плененный вождь диких северных варваров, в округе объявилась банда Хиргарда, разграбившая две деревни и пополнившаяся местными вилленами. Конечно, хорошо вооруженный карательный отряд с легкостью уничтожил бы разбойников, но те отлично ориентировались в лесах и пока что избегали встречи с патрулями вампиров. И потому все пути сообщения, будь то перевозка материалов, рабов или пленников, были перекрыты. Впрочем, как только Хиргарда посадят на кол или обезглавят, все вернется на свои круги.

Два десятка стрел, пущенных из длинных, в рост человека, луков, вырвались на свободу и секундой позже поразили всадников. Вампиров, у которых внутренняя физиология отличается от человеческой, убить таким образом не просто, но ослепительно белые кони взвились на дыбы и заржали от боли. Один из них, пораженный сразу тремя стрелами, вместе с наездником рухнул в воду. А к мосту уже бежали люди, вооруженные мечами, луками, топорами и легкими копьями. Два вампира-всадника сумели выбраться из под туш мертвых лошадей и попытались подняться им навстречу, но один тут же лишился головы, а горло второго было пробито тяжелой стрелой с широким лезвием вместо наконечника.

Стражники, меньше всего ожидавшие неожиданного нападения, замешкались, и мгновенно были смяты атакующими. На звон оружия и крики сразу поспешил почти весь остальной гарнизон крепости, но вампиры были встречены новой волною стрел и попрятались за всевозможными укрытиями вроде тюремных повозок и каменных всходов, разбившись на маленькие группы. Командир их предпринял попытку поднять своих воинов в новую атаку и с криком "Хейд!" кинулся вперед, выхватив меч, но ему навстречу шагнул предводитель нападавших - пепельноволосый муж среднего роста с повязкой на левом глазу. Брошенное им копье сбило вампира с ног и унесло назад на несколько шагов. И схватка разгорелась с новой силой!

Защитники крепости-тюрьмы стояли насмерть, понимая, что самой меньшей казнью за бегство с поля боя будет медленное разрезание на части пред ликом повелителя Хейда. Будучи, как и положено вампирам, менее уязвимыми и более сильными, чем люди, они однозначно проигрывали нападавшим в числе. Те же явно стремились как можно скорее прорваться внутрь каменных коридоров. Фантастически владевший мечом предводитель атакующих постоянно был впереди. Вампиры отступали внутрь крепости, надеясь закрепиться в темноте и остановить врага, но люди двинулись им вслед, выставив вперед копья и посылая стрелы. Наконечники на древках, слепо тыкаясь во мрак, рвали нечеловеческую плоть. Разгром гарнизона был, очевидно, лишь вопросом времени.

С жутким скрипом открылась окованная металлом дверь узилища, и Вальгаст вскочил на ноги, увидев сразу пятерых стражников, у одного из которых в руке были клещи с раскаленной добела на конце металлической палкой. Каким-то образом он понял, что это - его палачи, что вот она - смерть, от которой не скрыться! Узник закричал, но два вампира перехватили его локти, а третий обнажил меч. Два других подошли к неподвижно лежавшему Рингаллу. Державший клещи пояснил спутникам:

- Дикаря нужно вывести через восточный коридор и доставить в Аверон. Чтоб не делал глупостей, я его ослеплю. А бродягу прирежем.

Ярко пылающий во мраке подземной коробки металл приблизился к лицу Рингалла. А все дальнейшее заняло лишь несколько секунд.

Плененный варвар неожиданно поднял руку... и сжал в кулаке раскаленную палку. Зашипела плоть, но дикарь, явно не чувствовавший боли, вырвал орудие пытки у вампира, одним усилием поднялся на ноги и воткнул сжимаемый кусок металла в череп палача. Стоявший рядом стражник схватился за меч, но кулак Рингалла, мелькнувший с невероятной скоростью, пробил его грудную клетку. А потом вождь пиктов просто шагнул к вампирам, державшим Вальгаста - и цепь, тянувшаяся между стеною и кольцом на шее варвара, лопнула! Три стражника отпустили менестреля, который никуда все равно от них не делся бы, и двинулись к неожиданному противнику с мечами в руках. Вальгаст отполз к стене, во все глаза следя за поединком вампиров и варвара, охваченного боевым безумием.

Время для Рингалла тянулось невообразимо медленно, он ощущал, как его распирает исходящая изнутри энергия. Все поплыло перед глазами, зрение перекрыла жуткая кроваво-красная пелена, но ему и не требовалось видеть врагов - таинственным образом он чувствовал каждое их движение. Ненависть охватила разум вождя пиктов, и он с ревом прыгнул вперед. Мир перестал существовать - был лишь он сам и враждебный универсум, который следовало разрушать бесконечные тысячелетия, падая замертво и вновь возрождаясь для битвы.

Никому не дано остановить берсеркера! Стражник рубанул мечом, целясь в шею Рингалла, но тот молниеносно пригнулся, а затем распрямился, нанося удар кулаком под подбородок противника. Раздался хруст, и вампир с почти оторванной головою упал. Двое других мгновенно бросились к варвару со спины, но клинки вновь рассекли лишь воздух - неведомо как пикт ощутил угрозу и, не поворачиваясь, увернулся. Один из стражников ухватил его за обрывок цепи, тянувшийся от кольца на шее, но пикт резко повернулся к врагам лицом, и рука вампира, со страшной силой вырванная из плечевого сустава, отлетела в одну сторону, а ее хозяин с бесформенным месивом вместо лица - в другую. Тут же меч третьего противника задел бедро Рингалла. Тот, не чувствуя боли, ухватил вампира обеими руками и поднял над собою. Раздался жуткий звук разрываемой плоти и разламываемых костей, слившийся с воплем ужаса стражника и ревом берсеркера - и по обе стороны от пикта упали страшные бесформенные массы. Рингалл, по прежнему не чувствовавший ни боли, ни усталости, развернулся к входу в темницу, где появилось еще несколько вампиров, очевидно - эскорт, который должен был сопровождать пленника в цитадель Хейда. Помедлив секунду, стражники все как один бросились вперед. Опять замелькали клинки, временами раздавался звук страшных ударов, но Вальгаст, на которого никто не обращал внимания, больше ничего не мог различить в сутолоке дерущихся. Только то, что вампиры один за другим падают и больше не поднимаются. Вот последний из них совершил неудачный выпад, кулак берсеркера врезался ему в висок, стражник немного постоял, а затем свалился к ногам победителя. Рингалл, покрытый многочисленными, хотя и неглубокими, ранами, выпрямился, воздел руки к потолку узилища и издал невероятное по мощи победное рычание. А затем и сам упал на гору трупов у своих ног... Такова участь тех, кого посещает страшный дар Богов Каменного Века - военное безумие. Да и дар ли это или все же проклятие? Ведь дикие берсеркеры не различают ни своих, ни чужих, ненависть выжигает всю их душу, похищает все силы, и если даже раны после боя оказываются не смертельными, они могут умереть от перенапряжения.

Вальгаст поднялся и прислушался. В наступившей тишине он услышал какой-то отдаленный шум. И понял, что снаружи тоже идет бой! Вот совсем рядом зазвенели, заскрежетали клинки, раздался жуткий звук врубающегося в плоть металла и падающего с кровавым хлюпаньем тела. А в дверном проеме узилища, распахнув настежь дверь, появился человек с факелом. Он поднял источник света повыше, разглядывая чудовищную груду тел на полу, и крикнул:

- Есть кто живой? Быстро наружу!

Вальгаст поднялся, и освободитель, приглядевшись, радостно воскликнул:

- Кого я вижу! Как видно, тебя и вправду любит Удача, менестрель! Быстрее, благодарить будешь потом - скоро тут будет целая армия отборных палачей Хейда...

И Вальгаст уже было совсем собрался последовать за воином, но взгляд его упал на вождя пиктов, без движения лежащего на ледяном полу. Менестрель резко остановился и сказал:

- Мы должны взять его с собою. Когда меня хотели убить стражники, этот варвар спас мне жизнь!

Освободитель с досадой плюнул на пол:

- Ты в своем уме? Дорог каждый миг! Да он и вовсе умирает...

Но Вальгаст решительно опустился рядом с обессиленным берсеркером и подхватил одну из рук того на плечо:

- Он спас мне жизнь!

Воин с факелом еще раз плюнул, но все же подхватил Рингалла за другую руку и прошипел:

- Тяжелый, как помесь борова с медведем! Отчего эти дикари все такие здоровяки? Надеюсь, он будет хорошим воином у нашего Хиргарда!