Срочная командировка по еще не остывшему па немецкой земле следу офицера КГБ, разведчика Путина

Кто такой господин Путин? В 2000-м, когда Владимир Владимирович стал человеком номер один в государстве российском, весь мир сосредоточился на поисках ответа на этот вопрос. Да сами россияне ломали над ним головы. Не были исключением и мои редакционные начальники. Оттого и бросили меня, как в омут, в сверхсрочную коман­дировку в Германию с заданием любой ценой отыскать, возможно, еще не остывший на ее земле след офицера КГБ, разведчика Путина. «Не знаю, сколько ты там будешь про­падать, но без материала не возвращайся», — напутствовал меня шеф-редактор.

Мемориальных досок «Здесь жил и работал Владимир Путин» в Германии не оказалось. Но «явки» — некото­рые — стали известны мне из немецкой прессы. Покинутые под давлением обстоятельств в роковые для бывшей ГДР месяцы, они так и остались непроваленными. Соблазн пройтись хотя бы по отдельным участкам линии некогда невидимого фронта был велик.

Вот Владимир Владимирович в Иркутске говорил, что любит синий цвет и вообще предпочитает холодные тона. Можно было бы и не обременять фактического — в то время — главу государства и правительства вопросами по этому поводу. Немцы, к примеру, это знали давно. «Пу­тин всегда ходил на службу мимо наших окон, всегда в штатском, в синем пальто», — сообщила мне жительница Дрездена Моника Грабс-Даннат. Ну как ей не поверить, если живет она на Ангеликаштрассе, 13. Напротив, наи­скосок, — Ангеликаштрассе, 4, бывшая вилла КГБ. Муж Моники — Зигфрид Даннат—написал письмо в редакцию газеты «Дрезднер нойестен нахрихтен», где рассказал что ему довелось видеть Путина в достаточно драматичной ситуации, когда офицеру КГБ необходимо было проявить самообладание, твердость и решительность. Письмо опу­бликовали.

Получить адрес Зигфрида Данната в редакции оказалось не таким простым делом. Приняли меня весьма радушно, но пояснили, что справок о месте жительства авторов писем не дают. Законы и этика не велят. Нужно, мол, списаться с Даннатом, сообщить ему мои координаты, и тогда, при желании, он, может быть, сам выйдет на меня. В общем, радушно послали меня по адресу.

На счастье, в мире существуют телефонные справочни­ки — оіш же, по существу, и адресные книги! Имя, фами­лия, название указанной в письме улицы — все совпало.

Калитку небольшого палисадника открыл сам Зигфрид Даннат, высокий, худощавый, крепкий бородач, которому на вид было чуть больше пятидесяти.

—   Путин бегло говорил по-немецки, — рассказывал Зигфрид Даннат. — Но в этом мне довелось убедиться лишь раз. Это было 6 декабря 1989 года. В этот день зда­ние управления госбезопасности округа Дрезден было занято массами протестующих людей. Акция началась в 19 часов.

—  Здание штурмовали, как позже штаб-квартиру МГБ в Берлине?

—   И да, и нет. Перед зданием собрались несколько сотен человек. Управление было переполнено людьми из госбезопасности. И они имели при себе оружие. В это время стало известно, что в здании сжигают секретные досье и прочую документацию. Воспрепятствовать этому и решили митингующие. Через час противостояния народ все-таки впустили в здание. Без единого выстрела. Я лишь наблюдал за всем издали.

В 11 ночи акция была завершена. Еще через полчаса люди начали было раходиться. Я тоже решил, что пора двигаться к дому. И тогда кто-то из толпы выкрикнул: «А сейчас пойдем штурмовать русских "штази"! Они тут неподалеку». От толпы отделилась группа людей и двину­лась на Ангеликаштрассе, 4. У входа стоял часовой, он тут же подал сигнал обитателям виллы. Через несколько минут вышел тот самый человек. Но уже не в синем пальто, а в офицерской форме. Это был Путин. На безупречном не­мецком он сказал: «Я прошу вас не пытаться проникнуть на прилегающую территорию. Мои сотрудники вооружены и имеют приказ стрелять в случае вторжения посторонних». Агрессивно настроенная публика оказалась в состоянии шока. Коротко посовещавшись, все разошлись.

Ну что ж — в одиночку против толпы экзальтированно «революционных» немецких громил... Вполне в духе Пу­тина. Чеченские боевики сегодня, по-моему, тоже поняли, с кем имеют дело.

Семья Даннатов рассказывает о своих впечатлениях о Путине с симпатией. И это несмотря на то, что подраз­деление КГБ на Ангеликангграссе, 4, на них тоже «глаз положило». Не в смысле вербовки — как раз наоборот. Сотрудникам Путина они показались подозрительными. Зигфриду как-то захотелось сфотографировать жену на прогулке с собакой. С виллы КГБ срочно ушла депеша са­мому генералу Бему, могущественному шефу дрезденского аппарата «штази» — с просьбой проверить, что за люди бродят вокруг с фотокамерой.

—  У вас были проблемы?

—   Нет, — улыбается Моника. — Мы обо всем этом узнали уже после объединения Германии, когда граждане бывшей ГДР получили возможность ознакомиться с за­веденными на них досье.

Что сказать по этому поводу? Разведчику бдитель­ности стесняться не следует, если он профессионал, а не Штирлиц из анекдота, в котором тот разгуливал по Унтер-ден-Линден с красным флагом (и еще никогда не был так близок к провалу). И еще о бдительности. Мне до жути хотелось переступить порог дома по адресу Ангелика-штрассе, 4. В немецких газетах писали, что вилла окружена высоченным забором. Но он оказался так себе — кажется, даже я со своими 100 килограммами мог бы перемахнуть через него «ножницами». Но калитка была открыта. Рядом вывеска: «Антропософское общество». Поинтересовался у женщины-почтальона, опустившей в почтовый ящик корреспонденцию: кто в домике живет?

—  Да это что-то вроде больницы, — ответила она.

—  А как насчет инфекции? — осторожно осведомился я.

—  Да не волнуйтесь, не заразитесь.

Позвонил. Тишина..Дверь была чуть приоткрыта. Пере­ступил порог. Справа две двери (пишут, что Путин работал на первом этаже). Слева лестница, ведущая на второй этаж. Вдруг из дальней двери появляется очаровательная брюнет­ка в косынке интенсивно розового цвета. Такого же цвета халатик. С искренней улыбкой едва успеваю произнести:

—  Здравствуйте. Я — российский журналист.

Брюнетка испуганной птицей как с цепи сорвалась (если такую нелепицу вообще можно себе представить). Я только услышал:

—   Спасибо. До свидания!

Под ручку меня — и на выход! Вот бдительность! Да за кого меня приняли? За агента Путина? А может, за бесов­скую силу? Вообще-то это мне, православному, следовало кричать: свят, свят, свят. Потому что попал я в религиозную секту, которая недавно разместилась на вилле. Угодил в логово последователей мистической доктрины, разработан­ной еще в 1913 году швейцарцем Рудольфом Штейнером. Только и успел я подумать: мог ли представить Владимир Владимирович, какие люди придут ему на смену?

Я поехал в Дрезден и Лейпциг. Но не поехал в Бонн. А именно там в последнее время западные журналисты искали следы Путина особенно интенсивно.

Кто же пустил всю журналистскую братию по ложному следу? Я добрался до этого человека. Имею честь пред­ставить читателю автора легенды о том, что Путин якобы начинал свою шпионскую карьеру в 1975 году в Бонне в качестве корреспондента ТАСС и в конце 70-х годов был выдворен из Западной Германии. То, что потом разошлось но всему миру, на что клюнули такие респектабельные издания, как, к примеру, «Тайме», родилось в голове жур­налиста из дрезденской газеты «Зексише цайтунг» Кри­стиана Штрифлера. Вот я сижу перед ним. Нет, это скорее он передо мной восседает. Потому что вид у него такой, будто я должен взирать на него, как паломник на святыню. Ему на вид слегка за сорок, круглое лицо, темные волосы с кудряшками, очки.

—    Скажите, на ваши авторские права относительно версии о Путине под крышей ТАСС никто не покушается? Вы действительно были пионером темы?

—  Да, я написал об этом первым. Другие лишь на меня ссылались.

—    Могу я поинтересоваться, где вы почерпнули ин­формацию?

—  Ну, вы знаете, у каждого найдется пара источников, которые он ни при каких обстоятельствах не станет рас­крывать.

—  Эти источники из спецслужб? -Да.

—  Пробовали вы проверить информацию?

—  У нас не было времени. Новость нужно было пода­вать «горячей». Да мы ничего не утверждали, мы высказали предположение.

(Здесь Штрифлер лукавит: о Путине как журналисте в Бонне он писал в утвердительной форме.)

—   Задумывались ли вы, что ваша информация прове­ряема в принципе?

—   Как проверить? БНД (германская разведка — Примеч. авт.) в официальном порядке говорит: «Неї». Ведом­ство по охране конституции (контрразведка. — Примеч. авт.) говорит: «Нет». Федеральное ведомство по печати, министерство иностранных дел — все в один голос от­рицают. Нам говорят: «Неужели вы не понимаете: если федеральное правительство вдруг официально заявит, что будущий президент России шпионил в ФРГ,—это же будет иметь последствия».

—    Но ведь есть элементарный способ проверки, которым пользуются все серьезные журналисты: по­иск свидетелей. В Москве, к примеру, немало моих коллег, которые в 70-е годы работали в Бонне, в том числе и в отделении ТАСС. Они еще хорошо помнят те времена.

У господина Штрифлера ответа не нашлось, и он даже немного скис. Встрепенувшись, он вдруг как за соломинку ухватился за Калугина.

—Вы знаете Олега Калугина? Я говорил с ним. Он в 80-е годы был шефом КГБ в берлинском районе Карлсхорст...

— Кем? — опешил я. Опомнившись, чуть было не расхохотался. Качество информации, которой оперировал собеседник, для меня прояснилось окончательно. С таким же успехом он мог бы сообщить читателю, что Калугин был шефом КГБ на Марсе. А Путин с Красной планеты слал заметки в Москву по каналам ТАСС.

Собеседник не догадывался, что Олег Калугин еще в 1978 году был заподозрен в шпионаже в пользу ЦРУ. В 1979 году его отстранили от работы во внешней контрраз­ведке и перевели на должность заместителя начальника Ленинградского управления КГБ.

Разговор утратил всякий смысл. Из всего, что рассказал Кристиан Штрифлер об и.о. президента России, я понял только одно: на Путине в Германии можно и даже модно делать деньги. Во всяком случае в «Зексише цайтунг».

По возвращении в Москву я провел мини-расследование, созвонившись со многими нашими журналистами, рабо­тавшими во второй половине 70-х в Бонне. Вот лишь не­которые из высказываний старших коллег.

Алексей Николаевич Григорьев (с 1978 по 1984 год ру­ководил отделением ТАСС в Бонне, до этого — с 1972 по 1976 год — заведовал отделением того же агентства в Берлине):

—   Ни Путина, ни человека, похожего на Путина, в 70-х годах в Бонне среди корреспондентов ТАСС не было. Даже когда я работал в Берлине, то знал поименно всех коллег, которые работали в западногерманской столице. А что касается высылки, то немцы, видимо, слышали звон... Из боннских корреспондентов ТАСС действи­тельно выслали одного — в отместку за выдворение из Союза западногерманского телевизионщика. Что-то тот не там или не так снял. Наш сотрудник-бедолага ника­кого отношения к КГБ не имел. Ему припомнили, что он как-то наехал на столбик и, что называется, скрылся с места происшествия. Надо было кого-то выслать — вот и придрались к ДТП.

Владимир Борисович Милютенко (с 1974 по 1979 год— первый секретарь посольства в ФРГ и одновременно глав­ный редактор издававшегося на немецком языке журнала «Советский Союз сегодня»):

—   Колония сотрудников совзагранучреждений, жур­налистов в Бонне была, сами понимаете, относительно небольшой. Проживали компактно. Все друг друга знали. Но Путина среди нас не было.Даже фамилия такая в раз­говорах никогда не всплывала...

Анатолий Сергеевич Тюпаев заведовал отделением ТАСС в Бонне в 1973—1978 годах. Услышав по телефону мой вопрос о Путине, он залился веселым смехом.

—   Работали у меня разные люди, но будущего прези­дента России среди них не было. Сейчас об этом можно только пожалеть...

Дрезден называют Флоренцией на Эльбе. Река рассекает город на Старый—романтичный, восстановлеїшьій после варварской англо-американской бомбардировки, и Новый, отстроенный заново в скучном блочно-панельном стиле. Здесь, посреди бетонной монотонности архитектуры, в бывшую площадь Единства (сегодня площадь Альберта) врезается бывшая улица Освобождения (ныне Главная ули­ца). Место их слияния—второй по известности путинский адрес в городе: пивной бар «Ам тор» («У ворот»).

О воротах говорят, что они, возможно, здесь когда-то и существовали. Путина здесь помнят гораздо лучше. В «Ам тор» он если и не был завсегдатаем, то, по крайней мере, заглядывал. Так говорят.

И я там был, и пиво пил, и даже по совершенной слу­чайности устроился, как выяснилось, на том же самом месте, где сиживал Владимир Владимирович. Очевидно, у следопытов по мере обретения опыта развивается нюх.

Хозяин, господин Йоахим Лох, принял меня предельно вежливо, но несколько холодно. Холоднее, пожалуй, чем знаменитое «Радебергер», который он разливал за стойкой. Но первый, бесплатный, бокал, который поставил передо мной господин Лох, все-таки согрел мою душу. Хозяин подчеркнул тем самым на деле, а не на словах, что я его гость.

— Вы о Путине, господин Маслов? Понимаете, я не смогу быть вам полезен. Потому что любой посетитель бара — мой гость. А о своих гостях я справок не даю ни­кому и никогда. Это мой принцип.

—  Это называется порядочностью.

—И за это английская журналистка, которая приходила сюда с той же целью, что и вы, даже обещала меня похва­лить в своей публикации. Но я ей тоже ничего не сказал. Здесь были люди из немецких телекомпаний, журналисты «Тайме», «Бильд-цайтунг» — со всеми я обходился одина­ково. Даже если вдруг кто-то после вашего визита придет и попробует получить информацию о вас, я тоже отвечу отказом. Хотя не могу не сказать, что к вашей газете я от­ношусь с некоторой симпатией.

—  Можно узнать почему?

—В годы перестройки и перелома в ГДР это была очень прогрессивная газета.

Йоахим Лох в постоянных хлопотах перемещался по всему периметру стойки. Разговор тянулся медленно, со скоростью два вопроса на один пивной бокал.

—    Господин Лох, если уж вы не хотите говорить о том, бывал ли здесь Путин, скажите хотя бы, существовал ли вообще этот пивной бар в те времена, когда он жил в Дрездене.

—  Да, бар открылся в 1989 году.

—  И фасад с тех пор не изменился?

—  Нет, только интерьер чуть-чуть.

—  Значит, стоит сфотографировать?

—Господин Лох, вы ведь не говорите «нет». Вы молчи­те. Но в русском языке есть поговорка: «Молчание — знак согласия».

Глаза хозяина в первый раз за время этого странного разговора весело сверкнули, но он не попался на уловку.

—  Я оставлю это без комментария, — улыбнулся он.

Да, подумал я, этого перехитрить не получится. Лох-

то — вовсе не лох.

—  Господин Лох, вы ведь не станете отрицать, что пару дней назад завсегдатай бара господин Гергнер говорил здесь о Путине с журналистом из Лейпцига Томасом Майером, о чем последний опубликовал подробный отчет? И еще я бы хотел получить подтверждение того, что господин Гертнер действительно является завсегдатаем вашего заведения, а не подставным лицом.

—   Гертнер и в самом деле наш постоянный клиент, и разговор был.

Ну наконец-то!

С Томасом Майером, шеф-корреспондентом газеты «Лейпцигер фольксцайтунг», я познакомился накануне в Лейпциге. От него и узнал, что пенсионер Лотар Гертнер рассказал о Путине. «Путин? Ну да, невысокий блондин в строгом, похожем на конфирмантский, костюме! Он часто заходил около семи вечера и вставал в углу у стойки. За два часа только одно пиво. Свихнуться можно: вот тут около тебя топтался кто-то, а теперь он один из самых могуще­ственных людей на свете».

Как Путин пил пиво—это Гертнер не только рассказал, но и показал Майеру, который запечатлел позирующего пенсионера на пленку. Свои снимки лейпцигский жур­налист передал моей газете. По словам Гертнера, Путин всегда читал за стойкой газету, из-за которой фактически не видно было его лица. Быть может, Владимир Владими­рович светиться не хотел? Посетители «Ам тор» называли его «неброским молчуном»? А сейчас называют «нашим русским». А на стеночку в углу у стойки бара они соби­раются хотя бы наклеечку приладить с надписью: «Putin-Platz» — «Место Путина».

Ну, если в стране нет пока мемориальных досок...

* * *

Кто такой Путин? Такого вопроса сегодня для меня не существует. Но если кому-то придет в голову поставить его передо мной, то с ответом я мучиться не буду. Он очень прост: Путин — это человек, за которого я голосовал на выборах 4 марта нынешнего года.