1

В третий раз пошёл на Анну через четыре дня после выхода из тайги. Не получилось сразу уйти на речку, — в сущности, там делать нечего, всё готово к браконьерской путине девяносто восьмого года. Народ готов к подходу тихоокеанского лосося! Множество жителей Дальнего Востока сидят на рюкзаках, ждут: вот-вот подойдет рыба, и начнётся рубка деньжат по-лёгкому!

Пьянки, гулянки, — это для тех, которые будут сырцом выносить икру. Другая, малая, часть дальневосточных браконьеров не думает о пьянках и гулянках. Эти сделали в тайге станы, готовятся к серьёзной работе. Есть ещё третья часть дальневосточных браконьеров, — они будут не рубить, а косить деньги по-лёгкому. Это так называемые рыбаки прибрежного лова, у которых даже нет ставных неводов — они им ни к чему: фирмы на сезон путины. Им не страшны силовые структуры, у них всё законно: купили бумагу! Вот они-то нанесут самый ощутимый удар по популяции Тихоокеанского лосося, идущего на нерест в устья речек, впадающих в Охотское море.

Тимоха немножко загулял, так что отправился в путь с похмельным синдромом и с зашлакованным организмом. Спрашивается, с чего мог загулять, если денег нет даже на хлеб? На второй день как вышел из тайги в шесть часов утра в хату завалился пьяный Гоша. Пьяный — слабо сказано: в дымину или в дрова! Да, да — тот самый Гоша, бывший товарищ, бывший напарник по туризму. Он гулял в гарнизоне, решил догулять у Тимохи. Парниша взял рюкзак, прыгнул на велосипед соседа, поехал в центральный магазин. Само собой, сосед свой велосипед не просто так дал, — он тоже любитель стакана!

Отоварился не только водкой, — много чего взял для тайги, естественно, на деньги бывшего напарника, тот гуляет с широкой ноги.

Гоша предлагал сходить в большой турпоход, он будет финансировать данное мероприятие. С посёлка Шебунино пройти по побережью до мыса Крильон. Обратно по восточной стороне Анивского залива дойти до посёлка Таранай. В другое время не думал — сразу бы согласился на этот маршрут. Теперь — извините, какие могут быть прогулки по полуострову Крильон, когда на Анне проделан большой объем работ и всё готово ко встрече горбуши?..

Вчера вечером Гоша резко сорвался, уехал в город. Какая его муха укусила? Тимоха себя вёл спокойно, так что он даже не успел спросить копеек на автобус. Пошарил по карманам, нагрёб два рубля. Ну, почему больше не осталось? Ведь два раза ездил в магазин!..

Пришлось идти через гарнизон, потом по полевым дорогам вышел на первый брод речки Сокол. Дальше — карьер, развилка, и, наконец-то, залез на перевал.

Ох, и тяжело, сердечко выпрыгивает! Ещё бы, — три дня пить. А вес рюкзака приличный! Даже есть целых две булки черного хлеба. А больше и не надо: летом хлеб быстро плесневеет, — фактически не употребляет черный хлеб, а белый плесневеет почти в два раза быстрей черного.

В рюкзаке стоит короб — двухметровый кусок вязальной проволоки на восемь миллиметров. Одна только эта проволока тянет килограмма на полтора. Это материал на сочок, также дель имеется и уже готовая мантия для сочка, дуршлаг. Прихватил ножницы, напильник, дощечки для двух стечек, два больших крючка из сталистой проволоки, — сосед сделал. Разумеется, рис, сахар, мука, масло растительное, печенье, чай, «Беломор», четыре килограмма соли. — Рюкзак возвышается над головой!..

Короб узкий, много в него не положишь, хотя емкость — сорок литров. Пришлось наверху под клапаном мешок пристраивать. Китайский электронный будильник взял у двоюродного брата. Пьяный ездил в совхоз. А ведь в грудь себя стучал, что, выпивши, за руль велосипеда больше не сядет! — Зарекалась свинья в грязь не лезть! Свой велосипед так и лежит на том самом месте. Наверное, лежит. Да куда он денется, кому он нужен? — Спортивный велосипед многим нужен. Всего-навсего его не найдут, даже случайно. А медведь на спортивном велосипеде не уедет…

Пошел вниз. В этот раз местами заметно, где прорывался сквозь зелёнку в июне месяце при первом заходе на Анну. Большая развилка осталась позади. Зачем идти через устье данного ключа? А если взять, да и срезать по сопке? — Быстрей, легче, путь короче. Что путь получится короче — факт неоспоримый. А вот насчёт «быстрей и легче» пока ничего сказать нельзя, но скорей всего, получится наоборот.

Неисправимый искатель коротких путей полез на юго-восток, на крутую сопку сквозь бамбук. Забрался высоко, сил больше нет, — кругом бамбук в рост. Не получилось быстрей и легче. Обратной дороги нет!

Зря что ли буксовал на бамбуковую гору? До верха-то осталось чуть-чуть, может быть. Потом всё время вниз. Покурил в зарослях бамбука, немножко отдохнул, сердечко успокоилось. Полез дальше, в скорости махнул отрог и вниз, забирая южней. На ручей вывалился в сотне три метров выше развилки. Десять минут — пришёл на зимовье. Вот это сократил путь! По реке тоже не сладко идти: за развилкой начинается каскад водопадов. Все эти водопады срезал по сопке. Не было бы бамбука, было бы здорово.

Как только поднялся на избу, сразу смачно выругался. — Дверь на лопате! Инструктор по туризму, ноги бы тебе обломать, чтобы не ходил по тайге, детишек не мучил и не учил разной гадости. Теперь на Сахалине прибавилось ещё пятнадцать человек, которые в будущем будут подпирать двери зимовья лопатой, чтобы туда звери не залезли, не напакостили. — Потому что их учил супер-таёжник, инструктор по туризму первой гильдии! Совершенно две разные вещи: прочитать в книге или посмотреть воочию, как супер-таёжник закрывает дверь избы на лопату.

Прочитанное можно подзабыть, увиденное не забудешь. В будущем будешь поступать так, как сделал инструктор по туризму первой гильдии. По голове бы тебе, инструктор, настучать этой лопатой! В избе порядок, все как было. Над окошком висит пакет, — этого пакета не было. Надо посмотреть, что там внутри.

Подарок от малолетних туристов: немножко овсяных хлопьев, грамм двести сахара, десяток карамелек, полкило риса, коробок спичек. Всё правильно, всё по книгам. При задраенной наглухо двери буквально через неделю этими спичками уже не воспользуешься! Продукты в завязанных полиэтиленовых кульках, спички в основном пакете, он не завязан, на ручках висел.

Завёл костерок, повесил котелок под чай. Пионеры костёр большой палили, ну, ясно дело, — раз пионеры, значить и костёр пионерский! Они отогревались за предыдущую ночь! А вот где они спали? Набитая по зелёнке тропка пошла на север, в бамбук. Сходил, посмотрел. — Ох, ничего себе! На трёх пятаках бамбук лежит, — здесь стояло три палатки, место ровное, от избы недалеко. Значить, остальные спали в избе. Взял на вооружение, — он бы не додумался поставить палатку на бамбуке. А ведь это выгодно: подстилка под палатку, бамбук никогда не растёт в сырых местах, в дождь палатку никогда не зальёт. Вот только как поставить палатку на метровом бамбуке?

Попил чая, запарил куксы, открыл банку сайры. Тушёнку времён молодой демократии пусть Ельцин жрёт, — может, подавится! А в рыбу сои не напихают. Ага, Ельцин будет жрать тушёнку с соевого мяса! — Он жрёт натуральное мясо, делает всё возможное и даже невозможное, чтобы простому народу жилось ещё лучше! Да куда уже лучше, может, хватит?!..

Рюкзак не распаковывал, — всё, последняя ночь на этом зимовье, завтра переезжает на постоянное место жительства. До ночи валялся на нарах, ночью снова валялся на нарах. Приступ пришел, — забылся, — дверь закрыл. Да и с отрытой дверью пришел бы этот чертов приступ. Ночь безлунная, плюс завершающая стадия похмельного синдрома…

Позавтракал куксой, доел банку сайры. Собрался, в руках оцинкованное ведро и большой топор, телескоп вставил в рюкзак. Ну что, — спасибо этому дому, пойдём к другому! Давай, избушка, будем встречаться! Может, придется ночевать когда-нибудь. Да ты скоро развалишься…

Переночует в этом зимовье еще один раз, и совсем скоро.

Добрался до стана — вот и дома! Первым делом — костёр, чай. Затем разложил продукты. С рюкзака вытащил продукты, сложил в два пропиленовых мешка и — в палатку.

Интересно, как мыши относятся к муравьям? Как муравьи относятся к мышам — спрашивать не стоит: мураши ко всем хорошо относятся, начиная от махонькой букашки и кончая большим медведем! — Они всех готовы сожрать. Если собака не вытерпела, то мыши — подавно: у них лапки голые, даже мозолей нет.

Значить, можно быть спокойным за продукты. Мышь грызёт продукты на бивуаках. На всю жизнь запомнил случай, произошедшей на речке Долинка девятнадцать лет тому назад. Мыши фактически сгрызли дно рюкзака, где хранился хлеб. Из нижних буханок сделали месиво. Такое не забывается!..

Попил чая, изредка вздрагивая, прихлопывая очередного красного дьяволенка, пытавшегося оторвать кусок плоти. В кружку попала пара штук. Дня через три прекратит замечать в кружке с чаем утонувших муравьёв. Мураш — не таракан, в тайге грязи не бывает! Хоть и маленькое, очень маленькое, но всё равно — мясо, белковая пища! Муравьи вскоре сами прекратят лазить по одинокому браконьеру. А вот в кружку с чаем, извините, не прекратят лазить: сладкое любят буквально все!

Дров — гора, в два ведра засыпал по два килограмма соли, налил воды, повесил на огнь. Начал варить тузлук. Сколотил из принесенных дощечек две рамки под стечки, оббил их пластмассовой противомоскитной сеткой. — Стечки готовы к работе. Надо что-то на обед готовить, завтра вниз идти, нужно брать термосок. Зачем вниз термосок?.. Рыбы в той яме будет больше, а ниже спуститься — вообще хорошо. На дворе вторая половина июля, горбуша уже начала заходить в речки.

На ручье надёргал мелюзги, — клёв отличный, рыбка мала. Готовый тузлук поставил в яму, пусть остывает. Нажарил три сковороды рыбы, риса отварил. Пообедал, муравьи в чашке — как у себя дома, совсем, сволочи, обнаглели. Рис они не очень, — видать, не нравится! А вот на жареную рыбу бросаются толпой. — Жареную рыбу, как и сладкое, все любят.

Мурка тут как тут: она знает, что сейчас головки останутся от трапезы хозяина. Перекурил обед, пошёл на экскурсию вверх по ручью. Вскорости вылез на левый берег, направился по тропинке вверх, на восток. Тропку давно приметил. А вдруг изба?.. На отроге тропка исчезла.

Медведи дорожку набили, с Первого ручья на Второй ручей. Срубил два куска чаги, — надо заварить и попить. Чаги на данном водоразделе много. Вернулся на стан, снова чай. Чем бы заняться? Какие могут быть вопросы, если есть топор и ножовка? Дров надо много. — Здесь, конечно, не прав: надо не так много тузлука, как он думал. Его учил супер икорных дел мастер.

Свалил сушину, не напрягаясь, до ужина занимался распиловкой. Всё на солнышко поглядывал, время определял. Вот так-то в жизни, — быстро, однако, отвык от часов. Точней будет — быстро привык по солнышку ориентироваться, узнавать который час. Часы в палатке тикают: сначала к палатке надо подойти, палатку надо открыть, потом залезть, посмотреть. На солнышко при работе — раз, взгляд бросил: ага, примерно шесть вечера, ещё часок работы и шабаш. Ошибся на какие-то минуты!

После ужина сидел под навесом, наблюдал за мурашами. Натуралист-общественник, елки-палки! Вспомнил прочитанные книги, где упоминались мураши. — И здесь обманули! Муравей всё тащит в свой дом, без дела по лесу не шныряет. Ага, группа мурашей тащит жука или букашку в противоположную сторону от дома, к ручью. На пути попадается другая группа, которая ничего не тащит, — не повезло им. Начинается свалка, битва идёт! В это самое время пара других муравьёв хватают букашку, волокут в противоположную сторону. Дерущиеся опомнились: украли мясо! в погоню! Догоняют и уже толпой бьют воришек. Тут появляется ещё банда голодных — поволокли букашку в третью сторону!

На квадратном метре земли сразу происходит по три-четыре потасовки! Ох, мураш и любитель подраться! Толпой тащат небольшую муху, на пути три мураша волокут жирную гусеницу. Толпа после короткой драки забирает жирную гусеницу, а тем побитым троим достаётся мелкая муха. И вот так постоянно: забирают друг у друга, волокут продукт куда угодно, лишь бы его спрятать.

Муравьи не дураки, как, допустим, крестьяне и рабочие! Насекомое хорошо понимает: где колхоз — там и разруха! Уж лучше вшестером сожрать гусеницу, чем пускать ее на колхоз! Хотя крестьяне, которые работали, хорошо понимали, что где колхоз — там и разруха. Колхоз — дело добровольное. А отказаться можно? — Можно! — Мне ничего не будет? — Ничего не будет, расстреляем — и дело с концом!..

Муравьи интересно с пауками дерутся. Пара мурашей встречает паука, — он больше их минимум в десять раз! Но муравья-то размерами не испугаешь. Бросаются на паука, тот отбивается, пытается удрать. Паук понимает: мораль басни такова, что зайцы толпой убивают льва! Не повезло пауку. — На шум свалки набегают со всех сторон. Чем насекомое крупней, тем больше мурашей прибегает на помощь. Начинают пауку крутить лапы, — в прямом смысле слова крутят, выкручивают лапы. Когда паук повержен, начинается делёж, то есть, мордобой между собой! Утаскивают паука те, которые не принимали участие в поимке данной дичи! Муравей — бестолковое, жадное, склочное, драчливое насекомое! — Уж больно они людей напоминают своим поведением. Кстати, завлекающее зрелище: интересно наблюдать за красными дьяволятами. Вот бестолковый лесной народ, неисправимые гопстопники!..

В сумерках залез в палатку. — Ну, что, первая ночь в лесу, кишащем муравьями, — а в палатке никого нет! Ночью два раза подпрыгивал, — всё-таки добрались до палатки. Унюхали огромный кусок мяса? — Нет, граждане мураши, если и дальше будет так продолжаться, придётся принять меры. Смотрите, — спичек много, даже зажигалка есть, я вам устрою светлое, яркое настоящее! После светлого, яркого настоящего будущего уже не будет. Так что давайте-ка жить дружно!

Вообще-то неплохо поспал, — сон гораздо лучше, чем в избе, хорошее место! Муравьи никогда не поселяться на плохом месте такой огромной колонией…

Позавтракал, собрал рюкзак. Чайные дела, двухлитровый котелок под уху, хлеб. В карман рюкзака аккуратно засунул крючки. Они не такие уж и большие, — если брать по номеру, примерно на пятьдесят. Цевьё длиной сантиметров тридцать, на конце — сантиметр согнут под девяносто градусов, чтобы можно было в древко (или по-другому в черенок) вогнать. Чтобы рыба не уплыла с крючком в боку, — данным орудием лова дёргаешь на себя. Если гладкое цевьё — хоть килограмм проволоки намотай на крепление крючка с черенком: крючок в скором времени уплывёт вместе с рыбой…

Инструмент с собой взял: топор, ножовку, пассатижи. Будильник положил в карман рюкзака, — все, хватит, дураков учат! Побежал вниз.

После второй стоянки, где туристы сделали схрон, правда, не понять, для какой цели, через пару сотен метров тропа выходит на речку, и сразу — огромная, глубокая, да к тому же тихая яма. Это аквариум реки Анна. — Нет больших по размерам ям на данной речке. Тропа проходит левым берегом впритык с ямой. В яме возле самого дна стоит кунджа, пять штук. Да какая здоровая кунджа — крупней горбуши! В прошлый раз в яме вообще не было никакой рыбы, даже мальков. Значить, на яме у гнилого зимовья рыбы должно быть много, — пора уже.

Покурил, глядя на аппетитную кунджу, соображая, как ее можно поймать. Сообразил: здесь её можно взять только гранатой! Чего нет, того нет. Зачем нужна эта кунджа, когда внизу должна быть горбуша-серебрянка? — Только больной променяет кунджу на морскую горбушу! Побежал дальше: пятьдесят минут хода и — на любимой яме.

На весь путь потратил час пятьдесят, — больно здорово бежал, спина вся мокрая. Рыбы в яме прибавилось не намного: курится десяток хвостов и, кажется, не серебро. Перекурил это дело, пошёл ниже, тропа до устья идёт левым берегом. Прошёлся минут пятнадцать, где-то с километр, с полтора, спустился. В данном месте тропинка подходит близко к реке, — хорошо видно с тропы, что есть рыба. И не тропинка здесь, а старая заросшая японская дорога.

Подошёл к воде: есть серебро! Хватает рыбки, вся горбуша — серебро. Сходил за тропу в молодой пихтовый подрост. Деревья выросли частоколом, начали губить друг друга, отвоевывая жизненное пространство. Сушняка полно, — выбрал еловую сушину, елка крепче пихты. Сделал черенок метра четыре длиной, закрепил крючок. Ну что, — с почином! А ведь Тимоха не больной. Почему это не больной? — Так мозги встряхнул, что логическое мышление просыпается временами, и очень редко!

Теперь он больной, — ему можно заготавливать икру с серебрянки! Но пока речь об икре не идёт: надо выхватить пару хвостов, сварить покушать. Рыба не подпускает близко. Немногим выше нашёл узкое место, наверное, с десятой попытки подцепил рыбину. Хороша горбуша — мясо алое! А крючок плох, разгибается.

В течение часа выдернул всего десять штук. Зачем? — Икра что бисер. Да хоть немножко сделать, литр, родителям отнести. Он так любит родителей? — Да никого, кроме себя, не любит! В ссоре с родителями, икра или рыба — это перемирие, а значит, ему снова открывают безвозмездный кредит. Вот такая он сволочь: что воспитали, точней, что выкормили, — то и получилось…

Дело в другом: за час десять штук — это никуда не годится! Крючок после каждой пойманной рыбы приходится выпрямлять. Он уже тупой — о камни затупился. Нужно выходить в цивилизацию и кого-то брать с собой. А кого? Естественно, брата двоюродного, Кольку, — он рыбак старый, опыт большой, не то, что у Тимохи.

Нарезал брюшков и две головки — полный котелок. Завёл костерок, сварил ухи, где ложка стоит. Жира много, юшка — объеденье! Не смог много съесть, — больно питательна первая горбуша. Поставил котелок Мурке, та тоже похлебала, немного брюшков съела: всё, мол, больше не хочу. Зажрались, однако!..

Поднялся по реке метров на триста, увидел прекрасное место: за узкими воротами, где метровый перепад, находится большая, глубокая яма, полная рыбы. Дальше, ниже, — ровный перекат. Должно на него хватить сетки!.. Сходил за снастью, установил на перекате, концы как обычно придавил булыжниками.

С левого края ямы лежит огромный серый кусок породы — не валун, площадь большая, метров тридцать квадратных. Забираться на него легко, обратно прыгать не надо: сбежал вниз, прямо к перекату. Внизу на Анне кругом светло-серая порода, так же и на Симау. Натаскал наверх камней, — устроил обстрел ямы.

Рыба заметалась, сеть сорвало с двух концов. Больной браконьер тут как тут: выволок снасть на берег. Десятка три есть! Выковырял улов, снова сеть на прежнее место, на концы камней наложил в два раза больше. Наверх куска породы натаскал булыжников в два раза больше. Значить, обстрел получился в два раза интенсивней, продолжительней…

Сеть всё равно сорвало. Вытащил улов и в третий раз закрепил снасть. Уже нет сил таскать горы камней. Но есть такое слово: надо!

Обстрел, ловля сетки, вырезание рыбы из сетки. — Всё, снасть можно выбрасывать: горбуша на скорости головой влетает в ячею, капроновая нитка глубоко врезается в рыбью голову, — тяжело вытаскивать, ножом гораздо быстрей.

Два часа с лишком активной рыбалки, — браконьер никакой, мокрый и уставший. Да, нужен напарник, одному тяжело. Добыл немногим больше сотни хвостов. Рыба лежит в небольшой выемки возле узкой полосы зелёнки правого берега. Сделал костерок, заварил чая. Тяжело, однако, рубить деньги по-лёгкому! Пил чай, посматривая на кучу первосортной, отличной красной рыбы. Посматривая на свою работу и осознавая, что это не работа, — это чистой воды вандализм! На душе стало так мерзко и пакостно. В куче половина самок, — это, в лучшем случае, икра бисерная.

Зачем самцов брал, почему в речку не выпускал? — Да потому, что у горбуши-серебрянки тяжело сходу отличить самку от самца. Стал пороть рыбу, — самок оказалось гораздо меньше. Вышло всего два литра икры. Столько рыбы угробил! Зачем? Отлично ведь знал, какая будет икра! Таёжник, а поступил как полный дилетант, профан…

Нарезал килограмм шесть брюшков, рыбу не стал брать. В расстроенных чувствах пошёл на стан. Что, в сущности, произошло плохого, зачем расстраиваться? — Эту рыбку совсем скоро мишка оприходует, и не только медведь: много лесной братии охочие до первой горбуши.

Тимоха даже в глубине своей души об этом не думает и не пытается успокоить себя. Он нарушил закон тайги, бросил столько первосортной рыбы! За зря загубил больше центнера горбуши. — Чистоплюй какой! На Десне за два года были выброшены на берег тонны горбылей, то есть самцов горбуши. Они тоже в дело не пошли, — выкидывали на сушу ради того, чтоб самцы не мешались…

И ничего, всё нормально, у всех принимавших участие на душе — никаких осадков. Нет, осадки были на тему: почему так много самцов?! Зато у товарищей, перекрывших устье речки Десны, осадков на душе не было. Они выпускали ненужных самцов вверх по течению. Они не гробили рыбу за зря, гринписовцы елки-палки! Это в прошлом, а в настоящим — оставил кучу первосортной рыбы, взяв с нее всего сотую часть…

Пришёл на стан, пожарил немножко брюшков, поужинал, приступил к переработке икры. Мелкая, очень мелкая икра. Тяжело грохочется, зато легко давится. Вышло фифти-фифти: половина отходов. Катал икру в три партии, дурачок на путине, третья серия!

Для прокатки в одиночку в стойку навеса вбил гвоздь в метре от земли. На одном конце марли узел, его — на вбитый гвоздь, и катай себе на здоровье! Икру залил тузлуком, через шесть минут откинул на дуршлаг. Не нужна сильносолёная икра, — сделал малосол. Готовый продукт положил в стечку, накрыл марлей.

Долго сидел у костра, всё думал. О загубленной рыбе?! — Нет, нет, думал, что всё получается не так, как хочешь. Не хочет тащить на стан чужих людей! Как гласит известная поговорка: свои хуже чужих. Так оно и есть на самом деле. Вообще никого не хочет тащить на Анну, но придётся — нет другого выхода. Готовой икры получилось всего грамм восемьсот, она уже находится в литровой банке. Икра не стекает, а потихоньку давится за счет своего веса, потому что нежная икра и точно во рту тает.

Проснулся на рассвете, завтрак, быстрый сбор, — вперёд на перевал! Короб оставил на стане, в рюкзаке — килограмм пять брюшков, почти литр икры, чайные дела. Всё, больше ничего нет, даже инструмента, — зачем он нужен, зачем таскать лишний вес? Ни на маршруте, ни на охоте не понадобится: костерок на чай и без топора сделает, а на Стрелке сушняка хватает, — часто придется пить чай на Стрелке.

До перевала добрался за два с половиной часа. С перевала до полей бежал три с половиной часа. По полям — час. Итого на весь путь — семь часов. Налегке, в рюкзаке килограмм семь, — это не вес. С двадцаткой килограмм за спиной на весь путь потратишь часов девять минимум…

В Старорусском сел на автобус, вышел на три остановки раньше. Направился к Кольке. Дверь не на замке, — значит, дома. Зашёл. Здесь не принято стучаться: всё равно не услышит — обитает на втором этаже. А если дверь закрыта на внутренний замок, то надо свистеть, кричать во всё горло, — может, и услышит. Теперь-то точно услышит: телевизор у него сломался. Мурка, как только вошла в дом, сразу полезла по лестнице на второй этаж. Собака знает, куда надо идти: два года назад она долго жила здесь вместе с хозяином. Поднялся, открыл дверь в комнату.

— О, здорово! Привет, Муся! Что, в лес собрался?

— Здорово, я уже из леса. С таким рюкзаком в лес не хожу, — сбросил мешок, уселся на диван, закурил. Разуваться здесь не принято, надо соблюдать этикет! — Чем занимаешься?

— Да кроссворды решаю! Так ты с Анны что ли? Когда успел? Ведь ты на днях пьяный сюда приезжал.

Кроссворды он решает! А во дворе — бурьян по грудь. Нет ни одной грядки! — Хоть бы лука да укропа посадил…

— Я быстро вернулся, две ночи на Анне провёл.

— Мы, кстати, на днях собрались на Бахуру, на первую ходку. Рыба-то уже пошла. На Анне много рыбы?

— Рано ещё идти за икрой. Мало на Анне рыбы и гольное серебро. На, посмотри, какая икра, — развязал рюкзак и показал банку икры. Показал, но не угостил!

— Нечего себе! Значит, Вова опять лапши на уши навешал.

— Ты про Ярого Вову говоришь?

— Ну, а про кого ещё? Он говорил, что позавчера на Бахуре был, рыба уже поднялась до зимовья, ещё дней пять и нормально.

— Кого ты, Колёк, слушаешь! Как будто не знаешь его! — Трепло, ему пора снова рыло бить!

— Тимоха, бей, но только не в моем доме. Да он с тобой больше хрен, когда будет пить!..

— Да ну, нафик! Приду к тебе, а Ярый здесь пьёт, — и всё… Да его уже не отучишь, выход единственный: язык отрезать…

— За отрезанный язык много дадут. Лучше вон, на Бахуре прикопать и шито-крыто! Зачем пришёл-то? И что-то ты быстро с тайги выскочил, случилось что?

— Случилось, Колёк… Короче, пошли на Анну, у меня есть второй спальник, с нуля. Тяжело одному ловить рыбу.

Брат удовлетворённо ухмыльнулся.

— Я знал, что у тебя одного ничего не получится, и всё ждал, когда мне предложишь. Но учти, Тимоха: я ходок не ахти, нога хреново срослась.

— В больницу надо было идти, а не заниматься самолечением! Мы там не бегать будем, а рыбу ловить. Ты же в том году таскал икру с Бахуры?

— Таскал, нога заболела — ампулу новокаина вколол — дальше пошёл. В этом году будет легче. А в больницу бы меня не взяли: полюса страхового — тю-тю, его у меня и не было никогда. Ты же сам рассказывал, как твоего знакомого с Покровки не приняли в больницу без полюса.

— Да, практикуется такое в медицинских учреждениях. Ведь кругом свобода — что хочешь, то и делай. Большое спасибо Борису Николаевичу! Да чтоб он водкой захлебнулся! У меня тоже нет и не было полюса…

Два года назад знакомый товарищ строил икорный стан на речке Ай. Долинский район, река берёт воды с хребта Шренка, впадает в Охотское море километров пятнадцать северней устья Найбы. Икорный стан строили конкретный, не то, что у Тимохи. Знакомому на ногу упал шлакоблок, а он в тапочках был, — раздробило пальцы левой ноги. Без медицинского полюса его не приняли в Долинскую центральную больницу. Раздробленные пальцы начали гнить. А жить-то хочется! Во избежание гангрены ему пришлось обколоть ногу новокаином, затем ножом отрезать три раздробленных пальца. Вот такая грустная, а точней, ужасная действительность…

У Колька вообще получился анекдот. В позапрошлую зиму он со своим дружком детства Вальком и двоюродным братом, живущим по соседству, пошёл на дело. Естественно, глубокой ночью. Слегка пуржило — отличная воровская погода! Пошли грабить совхозные склады. Залезли на чердак нужного склада, где хранится не комбикорм. — За комбикорм Колёк уже получил, давно отбыл два года. Комбикорм — пройденный этап, в данное время не очень-то ходовой товар: мало народу стало держать скотину. Потому что скотина связывает руки, ты становишься не свободным. Если бы получилось выставить данный склад, то ребята получили бы не по два года, а лет по пять минимум. Судьба распорядилась иначе.

Аккуратно прогуливались по чердаку, думая, где бы проломить хлипкий потолок, — решили сверху проникнуть в склад. Под Кольком потолок провалился сам по себе. Бабахнулся брат-акробат с шестиметровой высоты на бетонный пол! — Не повезло в который раз, не попал на стеллажи! Что делать, как выбраться на волю? Верёвку с собой взяли, но она не выдержит человека. Ребята на веревке спустили фонарик. Колек, превозмогая боль в правой ноге, обследовал склад. Нашёл огромную бухту алюминиевого провода. Спустили пассатижи, — откусил нужный кусок провода, конец подал наверх при помощи той же верёвки, другим концом обмотал себя.

Ребята проломили потолок до несущего стропила, вытянули пострадавшего наверх. На санках, предназначенных для вывозки совхозного добра, отвезли травмированного домой. Колёк собственноручно наложил на ногу шину, долго перелом заживал. А сломал-то всего лишь тонкую голенную кость…

— Ну, так что, Колёк, идём на Анну?

— Да пока что рано. Тимоха, зачем солить икру? — Давай сырцом вытаскивать!

— Далеко, гружёному часов девять топать от стана, а рыба пока что в двух часах ходу от стана. Ещё прибавляй минимум два с половиной часа.

— Нормально, икра и сутки простоит. Не мы её будем перерабатывать. Я не могу солить икру и ненавижу это дело.

— Ладно, давай первый раз сырцом вытащим, а там видно будет, — скрепя сердце согласился Тимоха. Выходит что, зря стан строил?..

— Надо ещё кого-нибудь взять, хорошего рыбака.

— Зачем? И ты что — плохой рыбак?

— Сейчас хорошо брать рыбу смыком, на крючок тяжело: свежая горбуша шуганая.

— Я в этом убедился, на крючок хреново. А ты что, смыком разучился ловить?

— Нету у меня якорьков, их делать надо. Давай Сашку возьмем, у него всё есть и он рыбак о-го-го. Да и родственник наш.

— Я такое родство знаешь, где видел?.. Если плясать от этой печки, то здесь родственников — полпосёлка. Слушай, Колёк, а ведь у него мотоцикл есть, да?

— Это не его «Ижак» — Олега мотоцикл, но и моя доля есть в том мотоцикле. Олег даст тачку без разговоров. А вот где её прятать?

— По Чусовой мало кто ходит, черемша давно кончилась, за рыбой не выгодно ходить. На Анну гораздо короче по Мелюхе, а на Симау — через Березняки. На мотоцикле можно проехать по раздолбанной дороге километра три, до тропы. Мы в девяносто первом оставляли там мотоцикл, за черемшой ходили.

— Давай, на мотоцикле поедем. У тебя, Тимоха, случаем, нету рюкзака запасного?

— Рюкзака нету, есть новый солдатский вещмешок.

— Да это же отлично!

— Что «отлично»? — Он всего на двадцать литров!

— А больше и не надо! Двадцать литров икры — хороший вес и мало кто таскает с Бахуры по двадцать литров. Обычно по пятнадцать, да и чем больше икры, тем больше она давится…

— Ну, икрой затаришься, а больше ничего в рюкзак не положишь. Даже куртку не пристроишь. Видал я на Бахуре икроносов!

— А зачем с собой что лишне брать? — У тебя ведь стан на Анне.

— Ну, тогда я пошёл. Ты найди Саньку и ко мне, я дома буду. Тебе брюшков дать?

— Давай, ухи сварю! — Колёк обрадовался. Ну, ещё бы: в доме на счёт покушать шаром покати, и вдруг с неба упал килограмм брюшков морской горбуши!..

Тимоха пошёл в гарнизон, отдал родителям икру и брюшки. Наконец-то добрался до хаты. От совхоза до Шанхая — почти пять километров, плюс петля в гарнизон. До этого прошёл сквозь Сусунайский хребет.

Вечером подъехали родственники на мотоцикле. Дал вводную: что с собой брать. Кольку отдал вещмешок. А что брать? — Курево и покушать на сутки. У Колька на счёт покушать, а также на счёт курева, — чисто!..

Договорились ехать через три дня: как раз рыба поднимется выше, икра станет хоть немножко крупней. За три дня сделал одно нужное дело: сходил за водопад, забрал своего педального коня. Велосипед уже ржаветь начал. Рыба пойдёт — не будет времени забирать велосипед. Правильно сделал, а иначе бы велик пролежал на том месте два года! Сгнил бы наполовину.

Ранним утром послышался рёв мотоцикла: приехали. Мурка кричит, она Сашу фактически не знает. Колёк придержал собаку, дальний родственник проскочил в хату. Парень на десять лет моложе, тоже нигде не работает. Сейчас не модно работать: свобода! Парниша уже собран. Быстренько попили чая, вышли во двор.

— Тимоха, а что у тебя такой рюкзак большой? — спросил Саша.

— А это чтобы все спрашивали! — сказал Колек. — Тимоха, а зачем ты в болотных сапогах? Что, резинок коротких нет? Ведь в коротких резинках легче идти.

— Есть резиновые сапожки, в рюкзаке спальник, ведро пластмассовое икру мерить. Ведро классное, с делениями, на десять литров. Соль, продуктов немного. Я ведь планирую там готовить икру, — сменил колёса на свою голову: пойдёт в тайгу в коротких резиновых сапожках.

— Посмотрю твой стан, может, будем там икру делать. Это гораздо лучше и выгодней, — Саша хоть и молод, а икры много переделал. Молодой опытный браконьер, Тимоха по сравнению с ним — пацан! Саша со своим родственником Олегом, с родным братом Колька, и ещё с одним родственником Сашей, мужем родной сестры Колька, каждый год делают много икры. — Вот такие родственные переплетения! Каждый год делают много икры, но денег почему-то нет.

— Естественно! Загрузился готовой икрой — и иди себе спокойно, не надо рвать, боясь, что икра пропадёт.

— Я пас делать икру.

— А тебя, Колёк, никто и не просит делать икру! — Лови, носи, я сам сделаю.

Саша такой деловой, ну, прямо дальше некуда! Ребята в тайгу направляются. В тайге — как на фронте: человека сразу видно. Этот Саша окажется лодырем! Да каким лодырем, — таких лодырей еще поискать надо!..

Загрузились в мотоцикл, рюкзак закрепили на багажнике коляски. Тимоха в люльку, Мурку на колени, Саша за руль, Колек вторым номером. Поехали. Да как поехали! — Как на пожар! Но здесь все быстро ездят. Это хорошо, что Колёк за руль не сел: он может ездить только на полном газе. А ещё он может отлично регулировать ижевские двигатели. К этому мотоциклу он тоже приложил свою руку: так что сотню километров в час по асфальту при полной загрузке — легко!

Пронеслись по автотрассе до поселка Старорусское, по грунтовке неслись сломя голову, на восьмидесяти километрах в час. В лесу скорость сбросили немножко. После первого брода на приличных оборотах влетели в заросли кислицы, соскочили с дороги. Больно, однако, кислица бьет! Обматерили рулевого, Мурка сказала, что дальше пойдёт пешком! Она молча сказала, стала вырываться из рук: ну-ка, ну-ка с такими товарищами можно заехать в никуда…

Хорошего помаленьку — за руль сел Колёк. Дорога здесь ужасная, у брата больше опыта, чем у Сани. По асфальту каждый дурак проедет на полном газе. Колёк — не Саша, он отлично понимает, где надо газовать, а где не надо. Местами Саша спрыгивает, помогает мотоциклу.

Приехали на поляну. Загнали аппарат поглубже в кусты. Мурка радостная: воля! надоело на цепи сидеть.

Ну что, ребятишки-браконьеры, вздрогнули!

До перевала шли четыре часа, плохо шли. — Нормально шли, отлично! Это только для Тимохи плохо: его напарники, совершенно пустые, плохо шли!..

— Да, вот это тропа! Такую бы тропу на Бахуру! — мечтательно сказал Саша.

— Шурик, в чем проблема? Не можешь достать ножовку и топор? Да я в это не верю!

— А вниз, Тимоха, как тропа? Хотя, можно и не спрашивать!

— И вниз, Колёк, тропа такая же: примерно за час до устья не чищена.

— Тимоха, а зачем я буду чисть тропу на Бахуру? По ней знаешь, сколько народу ходит?

— Знаю, по этой тропе за черемшой тоже немало народу ходит. Но я чистил не для кого-то, а для себя. Вы же каждый год по десять раз бегаете на Бахуру, и ни одной ветки не спилено. Ещё раз повторяю: не для кого-то чистить, а для себя.

— Если на Бахуру будет идти такая же тропа, то на всех рыбы не хватит!

— Правильно, Колёк, говоришь.

— Нет, не правильно! Сколько ходило — столько и будет ходить. Зато легче и быстрее. Ну, что, покурили, рванули вниз?..

— Да погоди ты, Тимоха, не равняй всех с собой! — сказал Колёк, закуривая вторую сигарету «Прима». Он никогда не упомянет о своей больной ноге.

Саша тоже здорово устал, но виду не подаёт, а наоборот хорохориться. — Он всё время будет так себя вести. В итоге, парниша ему слегка откорректирует лицо!..

Пошли вниз, через два с половиной часа добрались до стана. Пока ходоки приходили в себя, Тимоха завёл костерок, сделал чай. Сели чаёвничать.

— Как ты здесь живёшь? Муравьи достали, ох, и кусают больно!

— Саня, это первое время, к зиме привыкнешь! Ну что, завтра с утра вниз?..

— Тимоха, зачем завтра с утра? Сейчас отдохнём, что-нибудь съедим — и вниз. С вечера начнём ловить. А завтра к вечеру мы выскочим из леса.

Тимоха посмотрел на Сашу, — что он скажет на предложения Колька?..

— Правильно, так и сделаем! Но это пока рыбы мало. Икру надо делать здесь, ведь всё есть, это просто отлично! Классно ты Тимоха поработал!

— Тимоха у нас не классно не работает, потому что это Тимоха! Вот ты, Санька, сможешь так классно разбиться на велосипеде? — Даже если захочешь, ничего не получится!

— Колёк, не сыпь мне соль на рану — она ещё болит. Да, лицо я свое угробил. Да и хрен с ним, не в Голливуде снимаюсь! А на счёт «разбиться классно» — чья бы корова мычала, тебе следовало бы помолчать!..

— Ну я-то не на велосипеде был, а на мотоцикле.

— Ты сопоставляешь скорость и полученные увечья?! Тогда, верно, я от силы километров десять в час шёл. А что было бы, если сто сорок в час?!

— Ну что, варить будем? У меня есть банка тушёнки.

— Саша, ты эту тушенку сам жри! Тогда потерпим и на речке рыбы сварим.

— Тимоха, у меня классная тушёнка, мясо гольное. Ну, конечно, не как советская тушенка, но неплохая, сои нету, старушка с базы ящик привезла.

— Ну, смотри, Саня, обманешь!..

— Давай откроем, посмотришь, — Саша ножом вскрыл банку.

Он не знает Тимоху, но наслышан, так что лучше банку открыть сразу, — а вдруг подменили и там окажется мясо с соевого белка? Нет, не оказалось, нормальная тушёнка, но до бывшей советской тушёнки ей далеко.

Парниша сварил вермишели, заправил тушёнкой. Покушали, и Мурке досталось: она котелок помыла.

Собрались на рыбалку, точней, — на браконьерский промысел. Время пять часов. Долго шли, — восемь часов ушло на дорогу! Побежали вниз. У Тимохи в рюкзаке короб, чайные дела, котелок под уху. Напарники налегке. Гид местного значения по пути объяснял, рассказывал, что, где, как. На аквариуме туристы с браконьерским уклоном (правильней будет: браконьеры с туристическим уклоном или наклонностями) устроились на перекур.

В каждом человеке сидит турист: человек — существо любознательное. А вот браконьер сидит не в каждом! Это с какой точки смотреть и как понимать слово браконьер. Как хочешь, так и понимай! Человек испокон веков брал от природы все, что ему надо. Появились богатые люди — огородили себе участки леса. Если в тех охраняемых частных участках леса ловили простого охотника, то его считали вором. Браконьер — слово не такое уж и старое: ему от силы всего лет сто.

На яме Саша вздыхал, глядя на кунджу.

— Её можно смыком взять, в два смыка. Хороша рыбка!

— А смысл? Да и сколько вы времени угробите?

— Кто «мы», Тимоха? — Я не собираюсь носиться вокруг этой ямы! Я лучше горбуши-серебряночки покушаю, чем кунджи.

— Колёк, при чём здесь «покушаю»? Поймать такую рыбу — это класс!

— Ну, мы здесь в турпоходе на огороде. И кто, Санька, поверит, что ты поймал большую кунджу? Допустим, мы будем отрицать, — скажи, Колёк! — Скажем: обманываешь. Ты, Саша, нигде не был и нихрена не видел. Я на Лангери поймал кунджу за метр длиной! По осени на Лунском заливе таких размеров кунджа, какую я поймал на Лангери, считается мелковатой! — Там её мешками ловят, на удочку, на тампоны рыба хватает! Всего-навсего в этой яме кунджа смотрится красиво…

— А тебе что, Тимоха, не хочется её съесть?

— Неа, потому что я знаю, что в часе ниже — полная речка горбуши! Колёк правильно сказал: Саня, ну, зачем давиться рыбой с белым мясом, когда можно нажраться рыбы с красным мясом?.. Кстати, крупная кунджа — сухая, тогда уж лучше на большом водопаде мальмы надёргать.

— Кстати, я на тех ямах кунджу видел.

— Я там ловил кунджу. Конечно, не такую здоровую. И, если быть откровенно честным, — мальма вкусней кунджи! А вообще-то нет сильного отличия…

Пошли дальше.

Примерно в полутора километрах не доходя гнилого зимовья, где тропа идёт правым берегом над обрывом метров за шесть, река течет прямо, ровно, глубина за метр. Скажем, большая длинная яма. Дальше, после брода, тропа подходит к реке только на яме у гнилого зимовья. Можно выразиться по-другому: после предстоящего брода тропа до устья идёт левым берегом. Так вот, в этой яме стоит косяк серебрянки.

— Обана! Вон уже докуда рыба дошла! — удивился парниша.

Спрашивается: чему удивляться? Они потом станут удивляться, глядя на эту яму: рыба не будет идти вверх, так и будет стоять в яме, потихоньку одеваться в брачный наряд. В это самое время ребята на яме у гнилого зимовья будут брать уже нормальную икру.

Почему рыба не идёт вверх? Ответ прост: устье перекрыто. Так называемые рыбаки прибрежного лова мощными мордушками с помощью автокрана, черпают горбушу, иногда пропускают наверх. Такой способ прибрежного лова молодой свободной России практикуется повсеместно. Гораздо меньше затрат, народа надо меньше. Нижние косяки не поджимают, вот и стоит рыба, не торопится, — время ещё есть…

Пришли на место временной дислокации. Сегодня в яме рыбы хватает, полно, но не кишит. — Рано ещё, время не подошло, чтобы кишело, да и вряд ли подойдёт: на устье стоят конкретные браконьеры — всем браконьерам браконьеры, их крышует государство…

Колёк с Сашей по пути срезали по трёхметровому ивовому мощному удилищу. К палкам приладили якорьки на трёхметровом поводке из толстой лески.

Якорёк — небольшой тройник, крючки примерно двадцатого номера, залитые свинцом. Естественно, жала крючков торчат наружу, свинец для веса. У Саши маленькие якорьки. Ребята после короткого перекура сразу принялись рыбачить. Времени до ночи осталось немного.

Пойманную рыбу выбрасывают в мелкую заводь, которая за большим валуном, возле берега. — Рыба отсюда никуда не денется, а воришку косолапого они услышат. Не Тимоха услышит, а его напарники. На собаку надежды мало, — её хозяин такой же он идиот: в тайге по ночам крепко, однако, спит! Колёк с Сашком к мишкам неравнодушны, короче, как все нормальные люди. Так что не рассказывал им, о медведе, укравшем рыбу и гулявшем по бивуаку. — Зачем? Пусть хоть поспят немножко, завтра путь тяжёлый.

Ребята рыбу ловят, инициатор данного мероприятия занялся костром, чай сделал. Свистнул рыбаков. Уселись чаёвничать.

— Тимоха, икра ещё мелкая, тяжело в воде отличить самку от самца.

— А ты, Саня, подсекай всё подряд, как я делаю. Что высматривать? — Так и так через час придётся сечь на ощупь.

— Да, рановато. Погода мне не нравится, комары грызут конкретно. Пороть завтра будем?

— Мы так постоянно делаем. Вечером приходим на Бахуру, ловим и в воду слаживаем. Наутро выпороли, немного добавили и к ночи в совхоз вышли… А что, Тимоха, думаешь, дождь будет?

— А куда он денется.

— Дай-ка, Тимоха мази, у воды вообще грызут, спасу нет. Но лучше пусть комары грызут, чем муравьи, скажи, Санёк?

— Муравьи больно кусают.

— Ну уж нафик, мураши не так часто грызут…

— Тимоха, ты или уже привык или они тебя за своего считают! Пока мы находились на стане, ты ни разу не подпрыгнул. От комаров мазь есть, от муравьёв хрен мази найдёшь!

— Так Олег по сколько будет сдавать икру?

— Не знаю. Да и зачем, — мы получим столько же, сколько скупщики дают, по тридцать пять рублей за литр. Это ты получишь.

— Я слышал, что в том году принимали по сорок и даже сорок пять.

— Тимоха, это китовую икру принимали по сорок пять и не с керосинки! — эмоционально сказал Саша.

Парниша переглянулся с братом: Колёк глазами сказал, мол, потом поговорим на эту тему. Саша-то с Олегом в одном доме живут, скажем, большой семьёй. Руководит ими другой Саша, который, хоть и молод, но очень хитер, — слишком хитрый, постоянно пытается въехать в рай на чужом горбу. Кстати, есть подвижки, он довольно неплохо живёт за счёт других. Но ему немного осталось жить за счёт обманутого, обведенного вокруг пальца общества!.. Нет, общество, которое он объегоривал, с ним не рассчитается. У него больно крыша серьёзная, — в совхозе не бывает серьёзней крыши, так что обманывай свое окружение без всякой опаски за свое драгоценное. Судьба распорядится: болезнь через пять лет поставит жирную точку…

Значит, как понял парниша, Олег под руководством главного Саши хочет его объегорить. Ведь Саша хитёр: он в стороне останется, но и у Олега ничего не получиться, — Тимоха быстро раскусит эту шайку-лейку.

Ребята снова занялись рыбалкой. Парниша насобирал дров: у него сегодня спальника нет, а ночью, возможно, дождь пойдёт, — сделал небольшой навес с полиэтилена. Втроём под этим навесом спать можно только сидя. Кусок полиэтилена был рассчитан на полог для одного человека. Метр в ширину, два в длину. Нарубил немного лапника, сделал лёжку. В сумерках поставил вариться уху, в котелке — три головы и брюшки. В данном коллективе все охочие до горбушовых головок, они истинные сахалинцы. Саша пришёл на бивуак.

— Всё, хватит, уже нечего не видно…

Тимоха смолчал, потому что ему стыдно: он не поймал ни одной рыбы. Да с него рыбак… — а снасть ему бы сделали: у Саши запас якорьков… Колёк ещё рыбачил с полчаса, пока его не позвали на поздний ужин.

— А ты что убежал?

— Колёк, рыба — серебро, икра мелкая, смысл ловить? — тоном специалиста ответил молодой браконьер.

— А мне ты сказал, что темно — глаз коли. Что-то ты, Саша, виляешь. Запомни на будущее: я этого не люблю.

Саша не запомнит и поплатится за свою молодую, но уже дырявую память. Ведь Тимоха его предупредил…

— Тимоха, да устал он.

— Ясно дело, что устал, мы все устали. Надо так и говорить. Саша, мы взрослые люди, не надо перед нами вести себя, как перед малолетками. Ты таким поведением оскорбляешь нас.

— Ты что, Тимоха, когда я вас оскорблял? Ничего себе, ты подвёл как!..

— А! — парниша с досады махнул рукой. Молодой ничего не понял, но считает себя умней двух этих братьев-акробатов по пьяному делу. — А что рыба — серебро и икра мелкая, — мы все знали, когда сюда шли.

— Что ты, Тимоха, предлагаешь?

— А что, Колёк, можно предложить?..

— Да мы, в сущности, не за икрой пошли, а посмотреть речку, стан твой.

— Но ведь, Сань, согласись, что была надежда: а вдруг икра уже более-менее!

— Конечно, была! — С Бахуры в это время таскали икру, конечно, не каждый год. Всё зависит от подхода рыбы.

— В этом году не ранний подход горбуши, но и не поздний, — нормальный подход. Скорей всего, на устье прибрежники стоят, дорогу пробили до Симау.

— Не «скорее всего», а обязательно стоят и, так же, как и везде, черпают рыбу вентерями. Рано ещё, будет и здесь рыба. На Бахуре народа — ужас сколько, но пока никто пустой не приходил…

— Ну, Серый в том году ушёл в первых числах августа. А пришёл в конце октября, как с Бухенвальда! И кстати, Колёк, — он пустой пришёл!

— Саня, не смейся над чужим горем! Ему же говорили, предупреждали, что не надо спускаться ниже зимовья. А он что сказал? — «Меньше народу — больше кислороду», то есть рыбы.

— Так, а ты, Колёк, с ним в тот раз ходил?

— Ну, мы тогда большой толпой пошли: сразу три бригады. Серый со своими родственниками ушёл вниз, зимовьё они обошли. Затарились икрой. Как Серёга рассказывает, за ними наблюдали, ждали, пока загрузятся. А потом ласты скрутили и пахали, сначала у прибрежников, потом на рыборазводе. Да они не первые…

— Плохо, что не последние!

— Но на Анне-то нет рыборазвода.

— Саша, а причём здесь рыборазвод? — Смотреть надо в оба! Да, на Анне тихо, никто не ходит. Дармовые руки нужны не только прибрежникам и рыбразводам, — всем нужны дармовые руки! Тебе, Колёк, Серый говорил, что за ними наблюдали? — Он не до конца рассказывает, стесняется, гордый, понимаешь ли, дебил! Сам подставился и пацанов подставил. Да их на видеокамеру сняли, или фоток гору сделали! Я слышал, что есть такие фотоаппараты, которые подсоединяешь к компьютеру и сразу смотришь фотки, — не нужно плёнку проявлять, потом печатать. И фотки, кстати, цветные!

— Ну ты, Тимоха, сказанул! Откуда на рыбалке или у рыбаков компьютер? Ты чего? Это ж очень дорогая и сложная штуковина.

— Ладно, согласен, тут я загнул. Да простым фотиком поснимали, как они рыбу шкерили и предъявили. Улики налицо — против них не порёшь. Почему они не сбежали, ведь работали-то без охраны, а?

— Вот тут ты, Тимоха, в точку попал! Да, совершено верно, и ведь хрен куда денешься!.. Я что-то не додумался до этого.

— И ещё вопрос: почему его жена, родители в розыск не подали? У Серого семья, двое детей. Допустим, мы с тобой попадём в такую передрягу, — будет тихо: сгинули в тайге и всё. А Саньку уже будут искать.

— А тебя, Тимоха, что, искать не будут? Меня-то точно искать не будут, — я могу хоть год работать на рыборазводе! Но не хочу!

— Колёк, да кому я нужен?..

— Да брось ты! А мамка с батей?

Парниша окажется прав: когда он попадет в больницу, к нему приедут только через две недели. И то после того, как он с помощью медсестры узнает телефонный номер своего друга детства Димыча. Медсестра позвонит, скажет, что произошло, матушка Димыча сходит к его сестре и передаст всю суть. — Вот тогда его найдут, через две недели!..

— Жена Серого так и говорила, что в тайге сгинул — туда ему и дорога. Семья, дети, а он нигде не работает.

— Да он на икре делает деньги, что за год не заработаешь! Машину взял, бабу приодел, да и дома у него всё есть.

— Колёк, Серый просто редко, очень редко учувствует в ваших попойках, вот у него всё и есть. А ты, Санька, часто к его жене лукался, когда он батрачил на Бахуре?

— Да, лукался, было дело. И Колёк лукался!

— Да кто туда только не лукался! Тебя там, Тимоха, не было, — это факт. Если бы не твоя Света — и ты там был бы!

— Может быть, не отрицаю! Я к чему разговор веду. Товарищи, которые поймали Серёгу и компанию, съездили по адресам, предъявили улики, и сказали, где их родственники будут отрабатывать нанесенный ущерб биоресурсам Сахалина. Ну, а если кто против, то — пожалуйста, дело будет передано в суд. Вот почему и тихо было, а иначе бы тревогу забили.

— Да, ты опять, Тимоха, прав. Я поговорю с Серым, да лучше с Ольгой — она быстрее скажет, расскажет всю правду.

— А иначе и быть не могло. Рыба пойдёт, я тоже буду к Ольге захаживать, разговаривать!

— Саша, ты доходиться! Если бы не Олег, Серёга бы тебя в реанимацию отправил. У тебя же девка есть?

— Ну, и что?

— Колёк, я достану фотоаппарат, сделаю снимки Саши с Олей. И заставим его здесь работать за бесплатно! А если, Саня, ты против, — то фотографии передадим твоей девчонке…

— Тимоха, чтобы сделать даже сносные фотки, нужны знания и много оборудования, — это тебе не просто так, как ты говоришь, на компьютере!

Тимоха с Кольком рассмеялись от души, а Саша никак не может понять причину этого задорного смеха. Что он сказал такого смешного?..

— Саня, Тимоха все сделает в трёх экземплярах: черно-белые, цветные фотографии и слайды в придачу! Он — спец высшего класса! Он даже на патенте был на тему фото-услуг!

— Так что, Сань, ты не прав: оборудование у меня всё есть, опыта и практики много. Достать фотоаппарат — это не проблема. Работаю с любыми объективами, делаю фотки ночью у костра без всяких вспышек. Так что сдавайся!

— Сдаюсь! Но я ведь не знал.

— Ты у Олега фотографии видел?

— Ну, видел и не единожды. Живём-то в одной квартире.

— Так половина фоток — Тимохиных рук дело!..

Наступила ночь. Костер бодренько трещит, иногда постреливая, швыряя искры не вверх, а в стороны. Парниша устроился на своей лёжке и быстренько заснул.

Колёк растолкал брата:

— Тимоха, двигайся, развалился как дома на диване!

— А я и так дома. Для меня летом диван по любой елкой! А вот вы на рыбалку пришли. Что, места мало, или на коврике жёстко?.. Время сколько?

— Третий час, дождь пошёл.

— Да ты что, это разве дождь? А Саня где? Рыбу ловит или медведей гоняет? Костёр у вас больно большой. Вы что, вообще не спали?

— А ты что, в лесу дрова экономишь? — Саша сидит возле костра, накрывшись вкладышем.

Парниша сразу понял, что последует за вопросом, — с этим товарищем всё ясно. Поднялся, закурил. Сыпет морось, — плохо дело, может, и завтра день сыпать.

— С большим костром спокойней.

— Ну, спокойней, только не тебе. Потому что ты сейчас, б…, пойдёшь дрова собирать с фонариком. Дрова-то все кончились! А дров я притащил на всю ночь, на нормальный огонь, с запасом на утро. У тебя вкладыш уже прогорел.

— У меня запасной есть. Я прилягу немножко на твоём месте?

— Приляг, а то сегодня, не выспавшись, будем ползать, как черепахи. Таёжник!

Пришлось идти за дровами. Попил чая, под ёлкой свернулся на коврике в клубок, накрылся Сашкиным вкладышем и баиньки.

Проснулся на рассвете. Тепло, но не совсем, — сыро. Костер прогорел, угли остались. Ещё бы не остаться! — За три часа столько дров в огонь бахнули! Короче, пионеры на туристическом слёте…

На угли наложил меленьких дровишек, — пошёл костёр. Повесил чайный котелок. Кстати, котелок солдатский, — офицерский мал на троих. Да и солдатский всего на полтора литра, как раз: заварили-выпили. Нужно было чайник брать пятилитровый: раз заварил — и травись ядом, как делают многие охотники-промысловики!

— Эй, народ! Колёк, Саня, хватит ночевать!

Напарники поднялись — сразу к костру, сели чай пить.

— А ты что Тимоха, больше не спал?

— Разумеется, вас сторожил, медведей отпугивал. Дров насобирал и баиньки.

— Медведей, вон, Мурка отпугивает.

— Тогда зачем ты, Саня, все дрова сжег? И ведь не пошёл за дровами, а спать пошёл! Я бы тебя заставил идти, но мне сегодня на тропе не нужны сонные тетери.

— Да сейчас чая попью, схожу за дровами.

— Ты не тупи: после чая — рыбу ловить. Я тебе на будущее говорю, что не хрен жечь пионерские костры.

— Ты, Тимоха, один справишься?

— Давай, давай, Колёк, тоже лови, чего там справляться? — Полсотни хвостов и того, наверное, не будет.

Парниша шкерит рыбу, икру — в двухлитровый бидончик из-под майонеза. Колёк вчера на дне бидончика гвоздём наделал дырок, что бы сукровица стекала. Икра мелкая, но чуть ли не в два раза крупней икры, которую в первый раз делал. Со всей рыбы получилось три литра икры.

— Тимоха, надо на другое место переходить, здесь уже мало рыбы.

— Ну, давайте, идите выше. Я пока ухи сварю, покушаем. Посуду-то здесь спрячу.

Напарники пошли вверх. Парниша нарезал брюшков, сварил ухи. Сходил, позвал ребят, они недалеко ушли — пару десятков выхватили. Да фактически один Колёк ловит: Сашка то якорьки меняет, — мол, затупились, то укорачивает или удлиняет поводок. Всего-навсего ему уже надоела эта рыбалка, а терпения нет, молод ещё.

Покушали ухи, спрятал посуду. Пошли по речке вверх. Выпотрошил свежепойманную рыбу. Дальше с каждой ямы выхватывали по пять рыбин и шли выше. До брода так и не добрались. Надо прекращать это мокрое дело. Да дело не такое уж и мокрое, — сыпет мелкая морось. Вот когда полезут по тропе сквозь бамбук, тогда — ой, дело будет мокрое!..

Получилось всего пять литров икры. На дно короба положил семь рыбин, поверх горбуши — пять литров икры. Вес рюкзака не больше пятнадцати килограмм. Напарников вообще нельзя грузить, — иначе и до ночи не выбраться к мотоциклу: у них нет тренировки, они на Анну слабовато шли. Парниша с весом в пятнадцать килограмм нормально пройдёт, но нелегко. Легко только деньги рубить на красной икре!..

Вылезли на тропу — давай нарезать. Мурка первая, хозяин следом, Саша за ним, Колёк замыкающий. До выхода на перевальское плато дошли нормально, можно сказать, сухие. По Аннавской тропе нет бамбука. А вот дальше началось мокрое дело: от берёзы, где постоянно курит, тропа через сам хребет метров двадцать идёт сквозь бамбук, да там всё есть — и черничник, и стланик.

После первой «бани» побежали ещё быстрее, к тому же дорога вниз пошла. Саша обогнал Тимоху. Ну, обогнал и обогнал, а он взял, да рот раскрыл метров через пятьсот, когда камни пошли и парниша скорость сбросил (он ведь не камикадзе бежать по мокрым камням, да и вес рюкзака уже хорошо чувствуется).

— Что вы плетётесь еле-еле. Давай, Тимоха, догоняй, ходок!

— Стоять, сука! — заорал парниша во всё горло.

Саша от неожиданности встал как вкопанный. Зато Колёк удвоил скорость: он знает, что сейчас может произойти, он уверен.

— Тимоха, прекращай, что с дурака взять? Мелет попусту языком…

— Ты, урод, я сейчас тебе дам свой рюкзак, и ты до Стрелки, тварь, сдохнешь! А потом я тебя, ублюдок, добью! — сильно психанул от необоснованных слов, унижающих его профессионализм. Был бы Саша чужой — ему пришлось бы ползти до полей. Родственничек! — Бежит пустой и еще пасть свою поганую открывает. Короче, если на Анне тебя увижу — ты труп! Всё, разговор окончен!..

Саша тоже парень эмоциональный, но не дурак. Он ни словом не огрызнулся. Ему внутреннее чутьё опасности подсказало: лучше молчи, на Колька не надейся — он не станет тебя рьяно защищать. Они два брата и выросли вмести. А ты кто Кольку, седьмая вода на киселе?..

Пока проходили камни, затем Стрелку, — Саша молчал. Как вышли на прямую тропу, — стал ныть, извинятся. Ох, и нудный товарищ! К тому же скользкий. Ему мало показалось слов, что Тимоха простил его на первый раз, — вынудил скрепить прощение рукопожатием. И тем самым еще ниже опустился в глазах парниши…

Пока проходили камни, Тимоха материл Колька за глупый совет: у коротких резиновых сапожек маленький протектор, — они слабо защищают ноги. В одном месте сильно ударил большой палец левой ноги, стал прихрамывать. На Стрелке на перекуре посмотрел, что с пальцем: да уж, чуть было ноготь не сорвал! — Ноготь стал красным, под ним запекшаяся кровь. В болотных сапогах не получится такой травмы. Первый и последний раз надел эту обувь в тайгу! — Он и в болотных сапогах неплохо ходит.

От последнего места рыбалки до мотоцикла потратили всего семь часов ходу. Вот сегодня хорошо шли, даже отлично! Колек со своей больной ногой не подвёл. По прямой начал было отставать, — парниша просто немножко сбавил скорость. Ребята вынуждены были бежать — холодно, однако. На Чусовой много мест, где тропа идёт сквозь бамбук. Мотоцикл на месте, выкатили аппарат. Колёк запустил двигатель, надел телогрейку, лежащую в коляске.

Вот, сейчас начнётся самое интересное, самое неприятное…

Телогрейку он не зря надел! На коляске есть лобовое стекло, на мотоцикле нет стекла. Ребята мокрые до нитки. По старой раздолбанной дороге было терпимо — здесь сильно не разгонишься. По полям Колёк поддал газку, — сколько было, столько и дал! Поехали по полям через речку Буй. Этим путём меньше ехать по автотрассе. А то ведь всякое может быть: вдруг, откуда ни возьмись — передвижной пост ГАИ. И всё, приехали, — мотоцикл не зарегистрирован, прав нет.

Муки холодом не могут продолжаться вечно, к тому же мотоцикл летит на полном газе. Заехали в гарнизон к родителям Тимохи. Отдал матушке два хвоста горбуши и два литра икры, взял продуктов.

Понеслись в Шанхай по Южке. Зашли в хату, дал Саше отличной стальной проволоки на якорьки. Показал разобранный большой якорёк:

— Вот такой пойдет на горбушу?

— Да, в самый раз! Скажи Колёк?

— Большой, на кету — в самый раз! Ты, Тимоха, на него свинца меньше лей, он и так тяжёлый. Ну что, Саня, поехали, холодно.

— Ты когда думаешь на Анну идти? — спросил Саша.

— Да может, завтра пойду, что здесь делать?

— Тимоха, мы, короче, к тебе подъедем, если тебя нет — то ты на Анне. Да?

— Колёк, если Мурки на цепи нет, — то я на Анне. И не вздумай кого-нибудь чужого притащить!..

Вышли на улицу и чуть со смеха не попадали: кошка Беда по траве волочет буханку белого хлеба! С коляски вытащила — в конец кошка оголодала. Кошки обычно не едят хлеб, не любят. Здорова кошка Беда: буханка-то весит чуть меньше кошки! А ведь волочёт, обходит Муркину зону, миллиметрует, — знает, что на этом расстоянии собака уже хлеб не достанет, — цепь не даст!

Забрал продукты и одну рыбину. Ребята поехали по домам греться. На дворе не месяц май, июль скоро закончиться! Беде отрезал хвост горбуши, — ясно дело, не сам плавник! — Уважает свою кошку. Да уж, уважает! — Кошка так оголодовала, что хлеб буханками ворует!..

С утра занялся срочным делом. За сараем развёл костерок, в консервную банку наломал свинца от решеток аккумулятора, поставил на огонь. В куче песка сделал углубление, с газетного листа свернул маленький конусообразный кулёчек, вставил его в ямку.

Тройник сделан со сталистой проволоки на шесть миллиметров. Сами крючки примерно пятидесятого номера, может, немногим меньше. На крючках, как и положено, имеются заусеницы, все отлично. Мощный, однако, якорь! Его не стыдно и на пароход приспособить, — будет держать! Ну, Саша, по голове бы ему этим якорем, да со всего маха!..

Тимоха-то пока профан, последний раз ловил на «кошку» лет эдак двадцать тому назад. На смык вообще никогда не ловил.

Ловить на «кошку» — это забрасывать якорёк в речку и рывками дергать леску, сечь. Естественно, надо забрасывать в места, где нет коряг, — данный якорь и камни со дна будет выворачивать!

Тройник аккуратно вставил в кулёк, скажем, в форму отливки. Свинец дошёл до нужной кондиции, пассатижами взял банку, залил расплавленный свинец в форму. Делов то — раз, два и готово! Потому что в детстве мастерил вместе с Кольком якорьки. Опыт, как известно, не продашь, не пропьёшь и не прогуляешь. Что здесь делать? Времени ещё много. Погода, правда, нехорошая: хмарь стоит, передали кратковременные осадки. — Ерунда, не растаем!..

 

2

Время — одиннадцать ноль-ноль. От остановки посёлка Старорусское направился по грунтовке к лесу. На этот раз рюкзак лёгкий, немного продуктов, четыре килограмма соли. Больше нечего брать: на стане уже скопилось риса, муки, масла растительного, — на месяц хватит! Как говориться, много не мало. Когда на бивуаке много дров, — на душе легче, появляется уверенность в завтрашнем дне. Ведь огонь — это жизнь, когда он управляемый.

Продукты — это тоже дрова, даже главней натуральных дров, то есть деревянных! Они создают огонь в организме, и этот огонь — жизнь, даже когда он неуправляемый! Человеческий организм хитро устроен: там датчик стоит, с «дровами» ну, никак не переборщишь! Даже когда открывается яма желудка, — яму засыпал и всё, больше некуда, не лезет!..

Шагал бодро, за шесть с половиной часов дошагал до стана. Передохнул, поужинал куксой с сайрой. Чем заняться? — Что в хате, что здесь — делать нечего. Здесь лучше, чем в цивилизации. Про собаку вообще говорить не стоит. Занятие можно найти всегда и везде, главное — было бы желание чем-либо заняться. Ножовку в руки, свалил очередную сушину. Пойдёт рыба — времени не будет на заготовку дров. Так что до ночи вжикал ножовкой, махал топором. Да всего-то полтора часа вжикал и махал.

С утра продолжил прерванную работу. Ну, как только проснулся, — сразу схватился за ножовку и вперёд! На дворе — стужа, и ни палки дров! А штабель высотой метра в полтора и длиной около трёх метров — это разве дрова? — Так, согреться на один раз. Кстати, с утра свежо, всего каких-то градусов десять плюса! Для многих людей, живущих на планете Земля, десять градусов по Цельсию — это, конечно, не стужа, но холодно, однако!..

До обеда справился с сушиной, раскидал и порубил. Сварил четыре ведра тузлука. Два ведра перелил во вкладыш, вставленный в пропиленовый мешок. Разумеется, сначала процедил через марлю. Горячих два ведра поставил в яму, — пусть остывают. В мешки наливает по три ведра тузлука. Пока хватит, восемьдесят литров есть. Хватит, тары больше нет, осталось всего три новых вкладыша.

После обеда не спеша собрался, пошёл на главную работу — заниматься браконьерством. С собой — спальный мешок, инструмент, отрез полиэтиленовой плёнки (отец отдал остатки после покрытия теплицы). На аквариуме сделал перекур, полюбовался кунджой. Где бы гранату достать?! — Это рыба стала нервировать. Камень что ли запулить, килограмм на пятнадцать?..

Кунджа мешает спокойно курить: шумит дюже здорово, рыбины больно громко разговаривают, смеются, заразы анадромные! Вот как можно любоваться и думать о гранате, предназначенной для объекта любования? Однажды любовался сотнями лебедей и тоже думал о гранате! И когда любуешься медведем, почему-то думаешь о карабине! Гранату на большое расстояние не докинешь! — Обычно любуются медведем минимум с пятидесяти метров. Когда зверь ближе, — уже не до любования! Вот, допустим, человек видит стадо коров. Он ведь не думает, как бы хоть одну бурёнку оприходовать и на месте нажарить свеженины! В зоопарке никто не думает о гастрономии, глядя на упитанного медведя или жирафа. В тайге, наблюдая косолапого, не мечтаешь пустить его на шашлык (на счет карабина, скажем, пошутил). А когда видишь крупную рыбу в речке, — сразу возникает мысль о сковородке! Почему так? Смотришь по телевизору, ну, скажем, «В мире животных». Показывают разных зверей, — у тебя нет никаких мыслей на тему жаркого или рагу! Как только показывают большую рыбу, — экран сразу закрывает сковородка! Это присуще многим, скажем, большинству — и мужчинам, и женщинам. Что есть такого в рыбе, что она мысленно заставляет тебя съесть её?..

В длиной яме горбуша так и стоит: это граница, выше нет рыбы. На последнем броде не заметил горбушу. Добежал до временного бивуака, — в яме хватает рыбы. Ему эта яма не нужна: приметил отличное место в полукилометре выше. А сюда прибежал за котелком для ухи. Чайный котелок постоянно в рюкзаке.

Пришёл на приглянувшееся место. Здесь река бодро бежит вниз, — прямой узкий участок русла метров за сто длинной, течение сильное, какие-либо ямы отсутствуют. Но есть правый небольшой рукав, скажем, ручей. Длинный и узкий остров порос ивой, деревья большие. Метров за двадцать перед слиянием правого рукава с основной речкой образовалась глубокая, тихая яма. Сначала образовался затор: на начале ямы — костёр с брёвен, а по весне вода шла поверх этого костра, падала вниз, намыло яму.

На выходе из ямы тоже небольшое нагромождение старых ивовых стволов и наносника. Заводь небольшая, примерно в четыре квадратных метра, глубина — около двух метров. Ниже слияния рукавов река пошла на левый плавный поворот. На правом берегу напротив ямы — узкая терраса с редкими пихтовыми, дальше — крутая сопка. Ниже террасы, перед поворотом реки, — устье небольшого ручья, неширокая полоса зелёнки пошла за поворот.

На спуске с террасы к ручью набита короткая тропка: мишка косолапый здесь ходит, постоянно ходит, — наверное, тот воришка. Левый берег — четырёхметровый каменный обрыв, этот обрыв тянется почти до ямы у гнилого зимовья.

На террасе напротив ямы решил разбить бивуак. Завёл костерок, попил чая. Вырубил кусты черничника, сообразил полог, насобирал дров. Мало сушняка, — лес редкий, молодой, здоровый, деревья у комля толщиной не больше тридцати сантиметров. Так, сначала надо поймать рыбку на ужин…

К якорьку привязал толстую леску, на острове срезал удилище. — Смык готов! Пять шагов от бивуака и — пожалуйста, рыбачь. Забросил якорёк, точней якорь: хлоп! и в яме нет никого. Рыба разбежалась, спряталась под бревна, — в яме много мест для игры в прятки. Да потому, что якорь грохнулся на дно, при этом подняв ил, — одинаково, что камень запулить в яму!

Ну, Саша! У него якорьки минимум в десять раз меньше и легче. Парниша стразу понял, что не годится данное орудие лова при редкой рыбе и прозрачной воде. Да, правильно Колёк сказал: этим якорьком хорошо работать в качестве «кошки», сечь кету в мутных водах Большого Такой. Но, как говорится, терпенье и труд всё перетрут! Нет, не так, — терпенье и смекалка голодным не оставят! Долго не ждал: рыбе быстро надоело сидеть под брёвнами, выплыла на простор. Одна горбуша, самец (уже можно отличить самку от самца). В яме вода фактически стоячая, так что отлично видно рыбу.

Довольно крупный самец подплыл под стоявший на дне якорь, резко дёрнул удилище вверх. А здорово! — В этом случае понимает рыбаков: когда на конце лески, привязанной к палке, болтается, трепещется крупная рыба, — человек хватает адреналин! И не важно, что на конце лески крючок с наживкой или полукилограммовый якорёк, — важен сам эффект выдергивания рыбы из воды! Такую рыбалку ни с чем не сравнить! Если глубоко задуматься, то ловить рыбу острогой или на крючок, примотанный к черенку, — это охота на рыбу. Но ведь и при спортивном рыболовстве тоже охотятся на рыбу. Кстати, подло охотятся, обманывают, дурят рыбу!

Одинокий браконьер стал умней, и повторно уже не бросал якорь в яму. Аккуратно, тихонько опустил снасть на дно, подвёл к самцу и — рывок наверх. Таким способом выдернул четыре рыбины. Горбуша уже не гольное серебро — быстро, однако, красится. Данная рыба должна уже стоять на аквариуме, где кунджа, а может, и выше. А здесь должна быть свежая горбуша. Человек, царь природы, контролирует заход рыбы в речку: пропускает, сколько положено, на его взгляд, а что не положено — грузит на машины…

Горбуша пока что серебро, можно неплохую денежку выручить. Когда пойдёт в речки крашеная горбуша, — царь природы будет пропускать больше рыбы. Уже не станет грузить рыбу на машины: выпороли икру, рыбу — в яму, бульдозер рядом стоит, на случай проверки. Парниша тоже поступает нехорошо. Зачем на одного четыре крупных рыбины? — Он зажрался: отрезал брюшки и две головы, тушки выбросил за устье ручейка, в лопухи. Сварил ухи, покушал с аппетитом. Почему-то не приедается уха с горбуши, она и питательна. Собаку накормил.

Дело приближается к ночи, горит костерок, браконьер лежит под пологом, курит. Мурка рядом пристроилась. Вдруг собака резко вскакивает и начинает благим матом орать на сопку. Тимоха вздрогнул от неожиданности, чуть папиросу не проглотил. Быстро вскочил на ноги. Собака беспрерывно орет на сопку, но от бивуака не отходит. Что, а верней, кто может быть на сопке? Неужели, тигра по зиме перебралась через пролив Невельского и направилась на юг острова? Да, встряхнутые мозги не хотят становиться на место! Но ведь поведение собаки говорит, что наверху тигр!

Мурка боится лезть на сопку. В книгах так написано: тигра любая собака боится, а медведя любая собака не боится, кидается на медведя! Даже карликовый пинчер идёт в атаку на бурого пятисоткилограммового медведя! В жизни совсем по-другому: почему-то многие собаки боятся обыкновенных коров. — У коровы рога, она может забодать собаку. Медведь собаку не забодает, у него нет рогов! Поэтому собаки его и не боятся!.. Ох уж эти писаки!

Наверху послышался треск сучьев. По склону, всего в каких-то двадцати метрах от террасы, пробежал черный небольшой медведь, килограмм на сто, не больше. Зверь пробежал на запад, Мурка продолжает орать. Хозяин, не отрываясь, смотрит на сопку. Не зря смотрел — почувствовал, что будет продолжение. Через двухминутную паузу по той же траектории друг за дружкой пробежали два медвежонка, — ребятишки не этого года рождения. Собака посмотрела на хозяина: ну что, мол, побежали за ними? И, было, направилась на сопку.

— Стоять б…! Я тебе побегаю!

Мурка сразу остановилась, — вот собака хитрая, прямо как человек. Она не хотела никуда бежать. Правильно, — собака-то не дурра: три медведя, один маленький весит больше неё в два раза. Мурка просто перед хозяином решила показать, какая она смелая.

Ведь никому не известно, что на уме у этого больного хозяина, он и сам-то не знает что у него на уме! Два года назад обещал сожрать, если медведей гонять не буду. Тогда хозяин был относительно здоров, мозги стояли на месте, почти на месте. Теперь мозги не понять где, и есть ли они вообще, — может, при сотрясении основная часть мозгов высыпалась? Так что хочешь — не хочешь, а надо гонять медведей.

О чём говорит данное происшествие? — Да о том, что лень родилась не только вперёд человека, но и вперёд медведя! И вообще, сначала на земле появилась лень, а затем всё остальное! Молодой медведь-нянька постоянно ходил с пацанами по этой террасе. Ходили не след в след. На спуске к устью маленького ручья зелёнка, там пришлось идти след в след, — вот и набили короткую тропку. Медведи, видать, каждый день спускались к реке, проверяли, ждали: массовая рыбка на подходе.

Сегодня вечером появился местный дорожник, путь перегородил, костёр развёл, зверь белый у костра лазает. Что делать, как быть? Обойти, перейти на другой берег? Да ну нафик, — далеко и мокро. Мы по сопке проскочим, ружья у дорожника нет, так что высоко подниматься не стоит!

Вот так, наверное, подумал молодой медведь и потащил за собой детей. Детки не сразу побежали, — они боялись. Но больше боялись свою няньку: у них не было другого выхода, им пришлось бежать! Иначе бы им нянька показала, по чём фунт горбуши! Если бы не было собаки, мишки косолапые, как пить дать, пробежали бы по террасе, может быть, задели бы полог…

Заварил чая. Это первые медведи, увиденные на Анне. Воришку считать не стоит, — он хоть чуть было не наступил на браконьера-одиночку, но остался незамеченным. Воришка бы не наступил на парнишу, а вот уху бы сожрал. Подумаешь, медведь лазил по бивуаку, может, и нюхал спящего браконьера, — это разве встреча? И сегодняшний случай встречей с медведем не назовёшь: звери долго наблюдали, потом решились на прорыв. Но адреналин есть, и настроение улучшилось.

Правда, было бы лучше, если бы медвежий прорыв произошёл поутру. На ночь глядя адреналин — лишнее: это ж не снотворное, а наоборот — сильно тонизирующие средство! Для многих адреналин, переизбыток его — слабительное средство, похлеще пургена! Для многих, да для всех, переизбыток чего-либо чреват нехорошими последствиями. Даже переизбыток денег!

Дайте посмотреть на того человека, у кого переизбыток денег! Не с Тимохиным рылом смотреть на этих людей, — у ларька не встретишь олигарха! Но, как сказал Остап Бендер, такие люди есть! Если по стране ходят денежные знаки, — то должны быть и люди, у которых их много! В наше свободное время люди, у которых много денежных знаков, не скрываются, а наоборот — лезут в телевизор!..

Адреналин сделал свое дело: долго не мог уснуть.

Проснулся в девять часов утра! Вот это поспал, тетеря, — всё проспал. Что именно проспал? Нечего страшного не произошло. Собаки не видно, где-то по лесу бегает. Завел костерок, сделал чая, завтракать пока рано. Ага, рано, — скоро обед! Пошёл рыбачить. Не пошел, а приступил и не рыбачить, а браконьерить!..

За ночь рыбы в яме прибавилось. Прибежала Мурка, посмотрела, проверила, не съели ли хозяина вчерашние три медведя. На медведей они не тянут: даже самый старший мелковат, чтоб называться медведем с большой буквы.

Аккуратно, тихо-спокойно стал выдёргивать самок. Надёргал два десятка, — в яме стало мало рыбы. Выпорол икру: получилось почти два литра, мелкая икра. Пойдёт, наверное, — хватить рыбачить. Икра снова подавится, — она ещё нежная. Нарезал брюшков. Завёл костёр, повесил котелок с брюшками. Что-то не так: со стороны речки кажется какой-то шум подозрительный. Резко повернулся к яме рыбацкой и осторожно пошёл к нижнему завалу на выходе из ямы.

Внизу на камнях, куда скидывал поротую рыбу, копошится молодой мишка, жрёт. Два медвежонка вперед учуяли человека: бегут к лопухам прятаться. Молодой медведь, видать, уже курить стал, поэтому с чутьём у него плохо! Он боковым зрением заметил, что младшие убегают, резко поднял голову. Ага, вот причина, наверху стоит! — Схватил в зубы рыбину и пустился следом за медвежатами. Но не сломя голову, так, трусцой. Совсем обнаглел!

Нет, это Тимоха совсем обнаглел: рассматривает зверей как в зоопарке! А если мамка появится? — Гон-то уже давно закончился, медведица должна быть поблизости. Где лазает эта собака белая? Медведи чуть не по бивуаку ходят, а она развлекается, по лесу бегает, лает на мелких зверюшек! Сегодня почему-то нет адреналина, — кончился?!..

Сварил уху, сел кушать и сразу Мурка прибежала.

— Ты что, сука, на сопке сидишь, прячешься от медведей? И наблюдаешь, пока я пожрать сварю?!

А Мурке всё до лампочки: она сидит и облизывает себя, мокрая с головы до лап. В речке купалась? — Мурка не Белка, она не любит воду. Значит, намокла от росы, где-то долго по зелёнке лазила, кого-то гоняла.

Покушал, остатки — сторожевой собаке. Ну, и сторож! — Собака у него не в качестве сторожа, защиты от медведей. Без собаки было бы легче, особенно автобусом ездить. С ним собака, потому что она у него есть. А с медведями он сам договаривался, договаривается и будет договариваться бес всяких слов. Гораздо трудней договориться с чужой собакой, а медведь — он свой, житель тайги.

Поймал три рыбины, собрал пожитки, полиэтилен с полога снял. Вылез на тропу, спрятал котелок. Побежал на стан. Завтра снова выход в цивилизацию, надо достать или самому сделать маленьких якорьков. Дело упирается в тройники: нет в продаже больших тройников.

Через десяток лет готовые якорьки разных размеров станут продаваться в любом рыбацком магазине. Запрещенные орудия лова лежат на прилавке. Почему, ведь эти орудия лова — ЗАПРЕЩЁННЫЕ?! Рыбацких магазинов будет десятка два, а в городе живёт всего двести тысяч человек. Пока что всего два магазина. Но уже на центральном рынке торгуют сетями-путаниками.

На аквариуме перекур и снова мысли о гранате, а вдалеке маячит сковородка! Если швырнуть в яму гранату, то нечего будет жарить. Надо мечтать о динамите или о тротиловой шашке, но — не мечтается. Нужна граната! Даже несмотря на то, что в рюкзаке три рыбины почти таких же размеров, немного меньше, а вот мясо с кунджой близко не поставить! — Эта кунджа действует на нервы с каждым разом больше и больше.

Перед подходом к стану учуял дымок, Мурка бросилась вперёд. Затем послышался короткий лай, собака замолчала. Мог прийти только Колёк, а короткий лай, — значит, притащил чужого. Ведь предупреждал! Уже на подходе к стану здорово распалил себя, приготовился к конкретной ругани. Вот дурак, не мог сам додуматься до ловли рыбы смыком. Теперь расхлёбывай!..

Ещё сверху увидел чужого: Валька притащил, дружка своего. Подошёл к навесу. Ребята только пришли, чай заварили: Колёк, Саша и Валёк. Поздоровались.

— Я ведь тебя предупреждал, что чужих не таскать!

— Тимоха, ты чё, это же Валёк, какой он чужой?

— Знаешь что? — У тебя полный посёлок своих!.. Ещё раз, последний, предупреждаю! Иначе вы меня, б…, выведите, прикопаю на хрен всех. Без моего разрешения никого, ясно?! — парниша прокричал последнюю фразу.

— Тимоха, а причём здесь я? Я говорил Кольку, что не надо без спроса Валька брать.

— Тимоха, да я не буду здесь рыбу ловить, я просто посмотреть пришёл, какой ты стан сделал, — Валек никогда не таскал с Бахуры икру сырцом (В том году разок попробовал, парниша тоже участвовал в той пробе). Валёк на Большом Такой рыбачит.

— Да я-то, Валёк, на счёт тебя ничего против не имею. Ты вообще здесь не при чём. Колёк виноват. А вот ты, Саша, хорошо мне посоветовал на счёт якорька! Специально, что ли? Тебе что — им по голове настучать или подсечь?

— А что, плохой якорёк? Ты, наверное, неправильно свинцом залил!

— Чего? Да я делал якорьки, когда ты в садик ходил!

— Саня, мы втроём по Большухе лазили, и якорьки делали. Покажи, Тимоха, якорёк.

Парниша вытащил запрещенное орудие лова:

— На, Валёк смотри!

— Ох, ни фига себе! Таким только кету на керосинке глушить, а не сечь!

— Колёк, а ты что такой хмурый? Я что, неправильно сказал, что это твой косяк?

— Да правильно всё сказал… У нас косяк посерьёзней, — опять орать начнёшь!

Тимоха внимательно осмотрелся кругом: да кажется, всё нормально. И чего они могли такого здесь сделать, к тому же только пришли, чай заваривается?..

— Мы курево в коляске забыли! Заехали в магазин, Сашка взял пятнадцать пачек Примы. По пачке в карманы, остальное в пакете было.

— Вы бы лучше, б…, головы забыли!.. Да должно у меня курева хватить. Ну, народ безалаберный!

— Да мы тропились, время-то было уже много.

— А что вы так рано выехали? Надо было в обед выезжать, — к ночи бы пришли!.. Какая разница: торопились, не торопились, — вы в тайгу шли!.. Так ты мне, Саня, не ответил на счёт якорька: специально сказал, что классный якорёк?

Саша молчит.

— Тимоха, якорёк отличный, но не для такой речки. Горбуша шугается этой железяки, так?

— Да, Валёк так! Тихо, аккуратно опускать — немножко поймал. Мелкая икра. Как я понял, на речку пойдём завтра после обеда? Тогда надо рыбу жарить.

— Я тушенки хорошей взял!

— Саша, тушенка не помешает, пусть лежит. У меня в рюкзаке три хвоста, я ведь завтра поутру хотел выскочить.

Занялся икрой, но прежде поставил отвариваться рис, Колёк стал рыбу жарить. Саша помогает. Валёк, с…, лясы точит с переработчиком икры.

— Эй, там, у костра! К рису не прикасаться, а также и к огню под рисом!

— Тимоха, ведь подгорит рис! Да ты и воды налил, как украл…

— Саша, не тронь котелок, а то я тебя сегодня точно прибью!

— Саня, не лезь, Тимоха варит — и пусть варит, он знает, как варить.

— Колёк, я сейчас сварю рис по-корейски!

— Не получится: ты его уже посолил!

— Да, ты прав, не получится, посолил, и перца красного у меня нету. Такой рис и в чашку не нальёшь!

— Конечно, не нальёшь: он сгорит, пригорит!

— Саша, давай так: если рис пригорит, я вытаскиваю двадцать литров икры и тебе отдаю, а если не пригорит — то наоборот. Только ты там смотри, дров в костёр не нафигач.

— Тимоха, а где ты такую грохотку взял? — спросил Валёк.

Парниша сидит на чурбаке, на другом чурбаке стоит тазик, на нем грохотка. Рядом стоит ведро, в котором сырец, ведро для чистой икры, оцинкованное ведро для отходов.

— Сам сделал.

— Ты серьёзно говоришь? Ничего себе! Рамку делать сложно!..

— А вот рамку-то, Валёк, я сделал играючи, раз-два — и готово. Зато сетку день вязал.

Прогрохотал икру, промыл её в стечке, с Вальком прокатали, залили тузлуком, шесть минут — и снова на стечку. Снял готовый рис.

— Сколько, Тимоха, икры получилось? — спросил Колёк.

— Да немногим больше литра.

— Сегодня пробовал картошку копать: мелкая, что горох. Где-то с килограмм на зимовье оставил.

— А что, не мог сюда принести?

— Да её чистить замучаешься: картошка с голубиное яйцо! — Саша влез в разговор.

— Саня, новую картошку чистить легко и быстро.

— Да знаю: ножом отшкрябал и всё.

— Ты слушай, знаток нашёлся! Берёшь кусок дели и не ножом, а делью шкрябаешь. Протираешь мокрый новый картофель. — Дель сдирает молодую кожицу.

— Так, а ты сам пробовал этим способом картошку чистить или только слышал?

— Колёк, я соседей в Шанхае научил, — они были поражены. Бабушка прожила семьдесят шесть лет и такого не видела. Она теперь новую картошку только сеткой и чистит, — это гораздо быстрей, чем ножом шкрябать.

— В зоне, Тимоха, научился, да?

Внимательно посмотрел на Сашу.

— Ты больной?! При чем здесь зона? Я там не в столовой работал, а на эстакаде баланы катал! И там, кстати, не кормят молодой картошкой. Не веришь — вон, у Колька спроси или сходи посмотри. Дорогу я тебе расскажу, не заблудишься!.. Охотовед меня научил так картошку чисть. И отличный рис варить он тоже научил. Кстати, новая картошка отварная в мундирах идёт на ура! А если ещё и с икрой!.. Вот только где взять икры этой?..

Сели ужинать на пихте.

— Ну, и как, Саня, рис? Подгорел?

— Ничего себе ты рис на костре сварил! И точно по-корейски, рассыпчатый, — удивился Колёк.

— У меня мамка такой же варит, но она его откидывает на дуршлаг, затем промывает.

— Тоже на костре варит. А ты видел, как я откидывал рис на дуршлаг, а затем мыл? Вот я только не понимаю для чего это делать.

— Ну, чтоб рассыпчатый был.

— А этот рис, что, б…, слипшийся?

— Тимоха, что ты орёшь, дай поесть спокойно. Саня, а ты молчи!

— Кстати, тебе, Колёк, выговор!

— За что это? Что, плохо рыбу пожарил?

— А что, хорошо? Да за такую жарку рыбы в тридцать седьмом расстреливали без суда и следствия! Здесь масла растительного — три литра! Знаешь секрет заваривания хорошего чая?

— Знаю: сыпьте больше заварки. Ладно, в следующий раз буду больше масла лить. А кстати, где ты вычитал, что в тридцать седьмом расстреливали даже за плохо пожаренную рыбу? Я совсем недавно прочитал Солженицына, «Архипелаг ГУЛАГ», там такого не было, — Колёк хоть и пьёт по-чёрному, но книги читает. Еще как читает! — Таких в совхозе единицы. Да он один такой в совхозе…

— Ну, и что ты понял с прочитанного?

— Да, в сущности, ничего не понял! Но что-то он написал не так.

— Прочитай еще раз. Я тоже по первому разу ничего не понял, но многое показалось странным. Правда, я читал в девяносто первом. Ну, а сейчас бы мне и одного раза вполне хватило прочитать эту муть. И, возможно, я бы даже не дочитал до конца!

— Прочитай, я уже отдал книги…

— Такие книги надо сжигать на костре!

— Тимоха, ты чё! Солженицын — лауреат Нобелевской премии!

— А ты, Саша, читал этого лауреата? Нет? — Тогда заткнись! Ты не имеешь морального права что-либо говорить о писателе книги, которую ты не читал! Да ты, походу, вообще не читаешь! И многие не читавшие хвалят Солженицына. Начинается то же самое! Да оно не кончалось никогда и не кончится! — Нынешней власти надо возвысить человека — возвысят, и все будут «Ура!» кричать…

— Меня, Тимоха, поразило то, что он пишет на счёт уголовников: мол, урки жили в лагерях, как кот в масле, а политическим было туго.

— Это мелочи и пыль, фактически, не заслуживающая внимания! Главное в его книгах то, что плохие коммунисты расстреляли или пересажали хороших коммунистов. Но если бы те хорошие успели расстрелять плохих, то они бы поменялись ролями. Это одно. А второе: ну, не бывает плохих хороших! Теперь страна против любых коммунистов: мол, они довели страну до ручки! Тогда как и зачем можно уважать Солженицына, который лил гряз на свою родину?! Ведь у него были не все коммунисты плохие, он шёл не против коммунистов. А в другой главе он уже шёл против всех коммунистов! А ведь они, коммунисты, ни при чём, и страну они не доводили до ручки. — Ельцин довёл страну! Демократы довели страну до ручки! И в начале века тоже демократы-дворяне довели страну до ручки. Так довели, что за год произошло две революции! Это длинная и долгая тема. Лично я презираю Солженицына! Меня коробит от этой фамилии! С этих книг желчь капает…

— Тимоха, как ты здесь живёшь? Муравьи в чашку лезут.

— Что, Валёк, рис воруют? — По морде им!

— Да если бы только рис! — Они за руки хватают!..

— Значит, пореже мечи! Муравьи-то не дураки: чем тебя будут чаще хватать за руки, тем меньше съешь. А значить, мурашам больше достанется!

— А я смотрю, ты, Тимоха, муравьёв не замечаешь!..

— А что их замечать? Примелькались: куда ни плюнь — везде мураши! Ты, Колёк, веди себя так, как будто их нет. Муравьи обидятся на невнимание к ним и отстанут от тебя. Но чувствую, вы сегодня поспите! Тебя-то, Колёк, я в палатку заберу, спальник я принёс.

— Не, я в спальнике спать не буду, — лучше у костра. Я возьму твой совет на вооружение и не буду замечать муравьёв!

— Ну, и дурак, если отказываешься от комфорта! Не будешь мурашей замечать, зато они тебя заметят возле костра! И факт, что мимо не пройдут.

— Меня, Тимоха, возьмёшь в палатку?

— Сашок, о чём разговор! Ведро икры — и пожалуйста: спи в новом спальнике!

— Дороговатый отель.

— Ну, иди, походи по гостиничному комплексу, может, найдёшь номер подешевле! Косолапый берлогу сдаёт по дешевке, но он икрой не берёт — только рыбой! Там и номер соответствующий: никаких удобств и нет спального мешка.

— Медведей здесь много? — спросил Валёк.

— Да пока не видел.

— Тимоха, и не увидишь! Мы на Бахуре ни разу не видели медведя — ни помёта, ни следов. А вот рыба тухлая пропадает…

— Колёк, медведь-то не дурак, он знает, кому можно на глаза показаться, а кому — нет. Покажется он на глаза вашей банде или другой банде, — в следующий раз вы с собой притащите стволы и приговорите этого медведя. Приговорите просто так, ради того, чтобы убить, чтобы его не было. А если медведя не видно, значит, его нету, и носить стволы незачем, — икру носить надо. А вот другие икроносы говорят, что постоянно на Бахуре медведей видят!

— Гонят они! По рассказам, на Бахуре медведи — кишат, в вот лично я ни одного не видел.

— Колёк, ты — не все. На Бахуре медведей полно, но, повторяю ещё раз: мишка не дурак!..

До темна сидели под навесом, разговоры вели. Саша пошел спать в палатку, Колёк с Вальком расположились возле костра.

— Так, товарищи, сильно не кочегарить!

— Тимоха, ты и здесь дрова экономишь! У тебя же штабель огромный! — прокричал с палатки Саша.

— Сейчас кто-то договорится! Тебя вообще не касается. А штабель не огромный — небольшой штабель. При сильном огне может навес прогореть! Да при сильном огне теплей не будет, а вот ожоги можно получить и одёжку попортить. А тебя я, Саша, наверное, ночью придушу по-тихому! Ты видал «Кавказскую пленницу»? — Вот и поплывёшь в спальнике!

— Спальника не жалко?

— Это чужой спальник. Был бы мой — хрен бы я его сюда принёс! К тому же — с нуля мешок.

Залез в палатку, упаковался в спальный мешок.

— Всё, отбой в Вооруженных Силах СССР!

Уже семь лет нет СССР, но привычка вот так говорить на ночь глядя останется на всю жизнь. Даже когда парниша один, — сам себе говорит. А ведь не был в Вооружённых Силах СССР. Нет никакой ностальгии, просто понравилось выражение, попало на зуб и зацепилось на этом зубе навсегда.

Поднялся с рассветом, народ дрыхнет. Будить не стоит: на речку после обеда. Колёк с Вальком так кострище обняли, что придётся разбудить. Надо чая испить. На завтрак осталась горелая рыба, — не жареная, а именно горелая!

— Колёк, ты в строну отодвинься, — он тоже жаворонок, но полночи играл в сову: парниша изредка просыпался, слышал приглушенный говор и видел мерцания пламени.

Подживил огонь, углей много. Сделал чай, брат сразу поднялся, за ним и Валёк встал.

— А что вы полночи не спали?

— Да сидели, базарили.

— Ну, я понимаю: десять лет не виделись, всё наговориться не могли!

— Тимоха, если бы десять лет не виделись — мы бы долго не разговаривали, не о чем было бы говорить. Чем заниматься будем?

— Ласты парить! Дрова будем пилить, — за ночь сожгли полштабеля, как в лютый мороз.

— Какой «полштабеля»? Сейчас наговоришь!

— А ты, Тимоха, оказывается жадный!

— Ты, Валёк, только понял? А, ну да, Тимоха сам говорит: хочешь узнать человека — тащи его в тайгу.

— «Парня в горы тяни, рискни»! Эй, в палатке! Время пребывания в отеле вышло. Через полчаса счёт пойдет на втрое ведро икры!

— У тебя разве не посуточно?

— Нет, только на двенадцать часов.

Саша вылез с палатки:

— Что ты спать не даёшь?

— А ты что, не выспался? Это вон они полночи: «бу-бу-бу» да «бу-бу-бу».

— Саня, не отрывайся от коллектива! Сейчас лёгкий, быстрый завтрак, и Тимоха гонит нас на лесоповал. Он замерзает, а дров — кот наплакал!

— Это вы ночью замерзали. Пойдёт основная рыба — не будет времени дрова пилить. И я не буду таскать икру сырцом, не вижу смысла.

— А зачем сырцом таскать? Ты стан такой классный сделал.

— Валёк, вон, объясни своему корешку, он упёрся и ни в какую!

— Да, тоже думаю, что надо здесь на месте икру готовить, — сказал Саня.

— Начнётся массовый ход — готовьте икру. Я пас, я буду ловить рыбу да таскать икру. Не люблю с икрой возиться.

— А я, Колёк, прямо тащусь, сидя на грохотке, кайфую!.. Любить что-либо делать — это извращение. Есть такие слова как практичность, выгода: мы будем затрачивать меньше физических усилий, а получать будем больше.

Позавтракали, не спеша занялись заготовкой дров. Тимоха на ножовке, Колек топором машет, Валёк с Сашей складывают дрова в штабель и ходят по лесу собирают мелкий сушняк, хворост. До обеда поработали неплохо: гора хвороста, раскидали и сложили две сушины. На обед сварили вермишели с тушенкой.

— Ну, ты, Тимоха, и работаешь ножовкой! — Что бензопила. Я всего чурбак отпилил — у меня чуть руки не отвалились.

— Саня, ты так рьяно взялся пилить, и на половине пропила здох!

— Тимоха, он посмотрел, как ты пилишь, и подумал, что такая ножовка сама пилит, только придерживай! Вот и решил тебе класс показать!

— Никакой я класс не показывал, просто попробовал. Ножовка отлично пилит, но долго. Одному столько напилить — это уму непостижимо! Стол и тот с толстых чурбаков.

— Везде нужна сноровка и тренировка. А третью сушину надо раскидать.

— Тимоха, ты с Кольком оставайся. А мы с Вальком пойдем раньше. — К вашему приходу мы уже наловим рыбы.

— А ты, Саня, не заблудишься?

— Что ты, подкалываешь? Где здесь блудить, я что — первый раз в лесу? На тропу вышел и пошёл, а по такой тропе и слепой пройдёт.

— Слепой-то пройдёт, а вот слишком умный может не пройти, может заблудиться!

— Котелок там же лежит?

— Нет, Саня, котелок лежит в полукилометре выше, напротив ямы, где я вчера рыбачил. Объяснять не буду, где котелок, — всё равно не найдёшь. Да надеюсь, с голода подохнуть не успеете, мы придём с котелком и спасём вас. Стоп, тот котелок мал для четверых, его под чай пустим. Забирайте вот этот, — дал пятилитровый котелок. — Значит, Колёк, спешить не будем, с голоду они не помрут!..

После обеда двое рыбаков, пошли вниз. Два брата-акробата раскидали сваленную до обеда третью сушину. Вставил в рюкзак короб, бросил чайные дела, — побежали на рыбалку.

На аквариуме сделали перекур. В яме не видно рыбы, но она там есть! Глядя на яму, создается впечатление, что Тимохина мечта о гранате сбылась, но в не его исполнении! Вода мутная, на поверхности плавает много мусора. На берегах ломаная зеленка. Вот это рвануло! — Наверное, бросили противотанковую гранату!

— Вот урод! Да они здесь минимум пару часов угробили!..

— А Саня и пошёл раньше ради этого. Он-то знает, что Китаец — рыбак супер, к тому же азартный. С ним он по-любому поймает кунджу в этой огромной яме. Пошли бы все вместе, — ты бы не дал заниматься ерундой. Да, наворотили они здесь! Как будто бомба авиационная взорвалась!

— Колёк, ну, а смысл? Зачем нужна эта кунджа? Поймали ли они хоть одну штуку?

— Тимоха, всего-навсего охотничий азарт. Одну штуку поймали, это точно. С кем-нибудь с другим Саша бросил бы это занятие. Как ты заметил, он рьяно хватается за любую работу, но быстро остывает. Китаец поймал кунджину. Вот он — рыбак и ловит до упора, сколько нужно.

— Да, Китаец и в детстве нас постоянно зажигал на счёт побраконьерить. На удочку я не могу вспомнить, чтобы мы вместе рыбачили.

— Ну, заставишь Валька мелочёвку ловить. Симу по весне ловит, на подлёдный лов частенько в Стародубск мотается, — брат закурил вторую сигарету. Он постоянно на перекурах вытягивает по две «Примы».

— Колёк, ты куришь не то, что много, а ужас сколько много! Плохо кончишь, то есть — быстро.

— Я ещё вас всех переживу!

Не переживёт: ему осталось всего каких-то девять лет жизни…

— У тебя ведь нету одной половинки легкого, а куришь как паровоз. Кого ты пережить собрался?

— Не половинки, а почти две третьих лёгкого отрезали. Прошло уже тринадцать лет и нормально себя чувствую. А того урода, который за место себя посадил за руль ЗИЛа своего несовершеннолетнего племянника, уже в живых нету.

Покурили, то есть, накурились до чёртиков, пошли дальше. В нужном месте, в папоротнике, подобрал кусок полиэтилена и котелок.

Рыбаков заметили издалека: на валуне торчит Саша со смыком в руках. Тропа немножко прошла ельником и снова вышла на открытое место. В заводи лежат десятки три горбуши. А если бы не рыбалка на аквариуме, то лежало бы сотни полторы хвостов, это минимум. Братья молчком прошли мимо, остановились на бивуаке. Костёр горит, — спрашивается, зачем?

Подошли рыбаки.

— Что, замерзли и бегаете к костру греться?

— Тимоха, рыбы-то нету, которую в прошлый раз ловили. Валёк сразу костёр завёл на всякий случай.

— Саша, Валёк, а рыбы и не должно было быть. Я вам не рассказывал, — при первой рыбалке меня здесь косолапый выставил, два хвоста украл.

— Тимоха, это тебе медведи по барабану, а мы — извини — люди боязливые. Пусть костёр горит, дров полная тайга, — сказал Валёк. Он соблюдает технику безопасности. Он боится медведей больше положенного, вот и не носит с Бахуры икры. На Мураяму ходит строго с ружьём.

— Мы всё-таки кунджину поймали!

— Кто «мы»? — Валёк поймал, сейчас вам Тимоха вставит!

— Вы, рыбаки, сколько времени угрохали на кунджину?

Саня сбегал на заводь, притащил рыбину. — Хороша! Крупней горбуши!

— Ты посмотри, какая красавица!

— Ну, и что? Извините, в речке горбуша — почти серебро, я предпочту горбушу. А почему вы не сварили рыбину?

— Показать хотели.

— Саня хотел похвастаться и услышать от тебя благодарность, а получил выговор.

— Какую благодарность?! — Выговор с занесением в грудную клетку, ногой, а лучше — в глаз!..

— Да наловим, Тимоха, рыбы! Мы ж только начали. Так ты здесь медведя видел?

— Вот именно здесь не видел, он ходил по бивуаку, когда я спал, чуть не наступил, падла косолапая.

— А Мурка что? А костёр? Он, что — к костру подошёл?

— Мурка была на охоте, кричала далеко на сопке. Я спал в спальнике, и костёр мне был не нужен. Да и медведь утром приходил, а не ночью. Позавчера насмотрелся: молодой медведь с двумя пацанами таскали поротую рыбу чуть ли не внаглую, а Мурка снова была на охоте.

— Ты, Мура, от нас не уходи, завязывай-ка со своей охотой.

— А ты, Валёк, её к поясу привяжи как ремень безопасности, то есть, страховочный пояс, как у верхолазов!

— Да, речка речке рознь! На Бахуре медведей нету, а здесь мишек — что горбуши в речке!

— Ну, ничего себе ты, Саня, загнул! И кто тебе сказал, что на Бахуре медведей нету? Там их больше, чем здесь, там кормовая база больше — горы тухляка. Медведь пришёл на кучу, пожрал, и незаметно, что он здесь был, потому что другая банда икроносов на это место уже навалила свежей поротой рыбы. А здесь-то рыбы было — кот наплакал, мишка прибрался чисто, ничего не оставил.

— Мурка гоняет медведей?

— Валёк, любая собака гоняет медведей, потому что она собака!

— Мурка-то собака, а вот ты, Саша, дурак! Ну, что ты лезешь в разговор, когда не тебя спрашивают? Тем более в данном вопросе ты полный профан, чайник.

— Да по-моему любая хорошая лайка должна гонять медведей!

— Хорошая лайка не должна гонять медведей, она должна держать медведя, потому что она хорошая лайка. Нормальная лайка гоняет мишек. Мурка, Валёк, — нормальная лайка. Да и медведь не дурак: нас здесь много, он уже не пойдёт внаглую, когда собаки не будет на месте. Саня, в охотничьей практике есть случаи, когда элитные, чисто породистые лайки, спасаясь от медведя, бросались под ноги хозяина! Немецкие овчарки и другие собаки крупных пород убегали от мишки косолапого. А был случай, когда комнатная болонка отогнала молодого любопытного медведя. В этом случае главное — не порода собаки, а какая собака: храбрая или трусливая. Так же, как у человека. Не так много тех собак, которые боятся медведя, а вот людей очень много, у которых панический страх перед медведем.

— Ну, ты сейчас наговоришь, Тимоха, — панический страх! С костром спокойней.

— Валёк, если бы у тебя был панический страх, тебя бы здесь не было. Да ты бы и не знал, что такое Мураяма, только слышал бы про ту речку!

Ребята занялись рыбалкой, Колёк тоже к ним присоединился. Парниша выпотрошил кунджину, порезал на куски.

Получился почти полный котелок, немножко добавил горбушовых брюшков. Песочком отскрёб двухлитровый котелок, — он теперь будет чайным. Сварил ухи, чай заварил, позвал рыбаков, сели ужинать.

— По сколько, Тимоха, грузиться будем?

— А что ты, Колёк, меня спрашиваешь? Вы с Саней опытные икроносы, сами решайте, ориентируйтесь по рыбе да по размерам икры.

— Да, наверное, как обычно: литров по пятнадцать, — предложил Саня. — Икра уже нормальная, мелковата, но пойдёт.

— Ну, а ты, Валёк, что думаешь? — Наловите рыбы на шестьдесят литров?

— За сегодня не наловим и половины. Нет, в три смычка на тридцатку рыбы надергаем. А завтра надо выше или ниже идти.

— Разумеется, выше, ближе к дому, и чем выше, тем икра крупней.

— Ну, на длинной яме икра будет с горох, на ямах напротив устья ручья, где стан, икра будет с фасоль. А на развилке икра размерами с картошку, которую Колёк нарыл на совхозных полях!

— А в верховьях какая будет икра?!

— Ой, Колёк, и не спрашивай! Каждую икринку придётся резать напополам!

— Тимоха, но ведь Сашка прав: допустим, у рыбы на длинной яме уже нормальная икра, — она крашеная, а здесь — серебро, вообще свежая рыба.

— А выше нет рыбы, на длинной яме мало рыбы.

— Да, там смыком не получится, сетка нужна. У тебя, Тимоха, здесь сеть есть, да?

— Можно сказать, была, да и там ячея на тридцать пять, симовая сеть. Я горбушу с неё выковыривал с помощью ножа. Уже нету сетки, это не снасть.

— Сюда бы сочок!

— Ты, Валёк, серьёзно говоришь?

— Речка небольшая, оптимальный вариант — сочок или маленький бредень.

— А что ты раньше молчал? У меня на сочок все есть, даже мантия сшита! За час я бы сообразил сочок.

— Я речку-то не видел, какая она внизу. Теперь посмотрел, — в следующий раз делай сочок.

Покушали, покурили, и рыбаки снова принялись за работу.

Парниша, как обычно, по хозяйству, он не рыбак. Остатки ухи отдал собаке. Нарубил ещё лапника, чтобы все спали не на земле. Подтянул дровишек. Исходя из того, что некоторые товарищи любят чрезмерно кормить огонь, пришлось много подтягивать дровишек.

Саша первый бросил рыбалку, два друга ловили до упора, до полной темноты.

— Ты что так рано ушёл? — Колёк специально спросил молодого браконьера.

— Да уже было не видно ничего.

— Ну, а мы с фонариками ловили.

— Саша, ведь у нас в прошлый раз был разговор на эту тему. Короче, что разговаривать-то? — Горбатого могила исправит.

— На какую тему у вас, Тимоха, разговор был?

— На тему не юлить, а говорить прямо, честно. Надоело ловить — так и скажи, тебя поймут и тут же притопят там, где ты ловил рыбу! Саня, ты себя ведёшь, как малолетка! Раз подписался, то работай вместе со всеми!

— А ты, Тимоха, вообще ни одной рыбины не поймал!

— А если в лоб? Ты чё, в натуре, бакланишь?!

— Санька, ты договоришься! Ты думай, что базаришь-то! Тимоха по хозяйству все делает и он здесь главный, скажем, начальник. Дров — гора, и ты сегодня будешь на мягком спать. А в прошлый раз завалился на его месте и дрых без задних ног. Смотри, я, наверное, вперёд Тимохи тебе заеду в роговой отсек.

— У вас несчастные случаи на рыбалке были? — шутливо спросил парниша.

— Не а, пока не было! — Колёк ему подыграл.

— Будут! — ответил Валёк.

— Так что, Саша, мотай на ус! Медведей здесь много, ты сам убедился, хотя ни одного не видел. Но верь мне, что на этом участке лазает минимум четыре медведя. Два из них — медвежата, размерами с Мурку. В случае чего — спишем на косолапого. Ты сюда не развлекаться пришёл, а рубить бабки по-лёгкому.

— Да ну-ка на хрен такие лёгкие бабки! Замучаешься тащить эту икру. Я пустой еле дошёл!

— Не переживай, Валёк, дойдёшь и груженый…

Браконьеры попили чая, улеглись делать баиньки. Вымотались ребята, — попробуй, постой у речки, выдергивая килограммовые рыбины, фактически беспрерывно махая смыком. Пока не кишит рыба, и, чтобы её подцепить, надо прицелиться, часто рывок проходит впустую. А когда будет рыба кишеть, — лучше крючком работать. А еще лучше — сачком. Парниша не смог сам додуматься, но он чувствовал. Потому что притащил всё нужное для сочка, а мантию еще в хате пошил…

Ночь прошла неспокойно, Тимоха матерился на пионеров костровых. Валёк с Сашей всё кормили огонь, два раза за ночь чай пили. Им, понимаешь ли, не спиться, с чего бы это? Колёк и тот чай ночью пил. А начальник чай не пил — он только матерился! Ребята всё медведя ждали, но просчитались, нашли дурака! Медведь, как и Тимоха, по ночам предпочитает спать, а не чаи гонять, да рыбу жрать. Медведь, он что — фашист? Пришёл на рассвете, немножко припозднился, — уже почти рассвело. Парниша заварил чая, напарники все спят, ну ещё бы: почти всю ночь бодрствовать. Заблажила Мурка, да так заблажила, что никого будить не пришлось, все вскочили бодрые, готовые в любую секунду дать старт! Мурка кричит на тропу. Так, значит, в кустах напротив рыбы стоит косолапый, он-то уже здесь кушал. Рано ты пришёл, приходи после обеда!

— Что вы так всполошились? Мурка, закрой рот, или я сейчас тебе пасть проволокой замотаю!

— Медведь пришёл!

— Где ты, Саня, медведя видишь?

— Ну, а на кого она лает? — спросил Валёк.

— На медведя, но его не видно. Сейчас я его шугану.

— Ты чего, Тимоха, совсем, что ли с головой не дружишь?

— За то вы все дружите с головами: ночь не спали, всё медведя ждали! Я не люблю слушать собачий лай.

Спустился к заводи, Мурка с ним пошла, но орать не перестала. Значит, не один медведь, — да наверное, старые знакомые!

Подошёл к валуну и произвёл короткий обстрел кустов и елового подроста. Криков «Ой!», а также «Б…, ты что, козёл, делаешь, ведь больно!» — не услышал! Мурка бросилась туда, куда камни летели. Лай стал удаляться, — видать, погнала мишку косолапого. Вернулся на бивуак.

— Вот и всё, делов-то. Ну что, порем рыбу, варим брюшки и пойдём выше, время-то идёт. Засветло надо вылезти к мотоциклу.

Попили чая и — за работу. Тимоха, Колёк и Саша порят рыбу, Валёк рыбачит. За ночь в яме рыбы не прибавилось. Икру слаживают в трёхлитровое ведёрко с дырками на дне, — Колёк с дома принёс, в ведро лучше, удобней класть икру, чем в бидончик из-под майонеза.

Первым загрузили вещмешок Колька. Парниша по тропе отнёс мешок к первому броду. Вернулся на яму, нарезал брюшков, поставил на огонь. Напарники тем временем допороли рыбу. Пороть горбушу — быстрое дело, если, конечно, не делать, как два года назад чудил Васёк. Тогда долго, очень долго!

Хватило пятнадцать литров на Сашин рюкзак. И три литра высыпали в рюкзак Валька. Парниша отнёс второй рюкзак к броду. Покушали ухи, где ложка стоит, брюшков покушали. Посуду спрятали, пошли вверх по реке на следующую яму, где много рыбы. Ям на реке хватает, не в каждой яме скапливается горбуша. Стали рыбачить втроём, Тимоха на ходу, чуть ли не на лету, подхватывает рыбину, по брюху — вжик! — икру в ведерко. Мелкая икра, долго провозились. Пришлось сбегать за котелками, сварить обед.

В четырнадцать ноль-ноль тронулись в путь. Когда прошли по обходной тропе и вылезли на основную, главную, дорогу, стали на перекур, — пока всего лишь второй перекур. Неплохо прошли, но это только начало. Впереди перевал, а пятнадцать литров икры — это двадцать килограмм!..

— Так, вы следующий перекур делайте на зимовье и меня подождите, я быстро прибегу.

— А ты куда собрался?

— За икрой я, Колёк, собрался, да и фонарик прихвачу. Мы посветлу не вылезем к мотоциклу.

— Да ну, Тимоха, время-то еще много, надо хорошо идти, и как раз к ночи у тачки будем.

— Саша, от сюда пустому часов пять бежать до поляны! И не забывай, что после каждого перекура рюкзак становиться тяжелей — силы уходят.

— Будем меньше курить.

Махнул рукой: мол, что с бараном разговаривать, и побежал на стан. Как потом узнает, Саша всего лишь три раза выносил икру с Бахуры, а строит из себя великого икроноса! Колёк в том году с больной ногой сделал четыре ходки. Обычно хватает времени на шесть ходок в год. Если не пить, то можно сделать двенадцать ходок. Но, опять же «но» — организм не у каждого выдержит жёсткий график работы. А так: вытащили икру, пару-тройку дней водку жрут, гуляют, тело-мышцы в это время отдыхают.

Саша промышляет рыбу на Большом Такой, там на мотоцикле можно подъехать прямо к обрыву, внизу медленно течёт река. Да все икроносы промышляют рыбу на Большой Такой! Но, пока там нет рыбы, — на речках восточной стороны Сусунайского хребта рыба уже идёт.

Прибежал на стан, забрал литр готовой икры, схватил фонарик и бегом вниз, до рюкзака. Ношу на плечи, — вперёд, надо поспешать! Смысл: напарники будут плестись…

На тропе напротив захода на зимовье некого нет. Бросил рюкзак, поднялся на избу. Не обождали, гады. Догнал бы их еще до перевала, но так стало обидно! Вот, уроды, это Сашина работа: мол, надо поспешать и успеем засветло! Если бы с ними не было Мурки, они бы ждали начальника Анны! На минуту задумался: так, время пять часов — солнышко уже второй месяц на низ, на зиму идёт. Да пошли они козе под хвост!

Спустился к реке, вытащил с рюкзака короб, поставил его в тихую, неглубокую заводь с проточной водой. Наверх наложил булыжников, — ночью враги икру не достанут! Лишь бы баян не развалился под тяжестью булыжников. Всё бы ничего, но курева мало: осталось пять сигарет «Примы». Связался, дурак: все его запасы скурили, мол, забыли сигареты!..

За собаку они ответят! — Колёк ответит, хотя виноват Саша. Нет, виноват брат, он старше этого Саши почти на десять лет, а головой думать не хочет! Успеют засветло! — Да их ночь накроет, как только выйдут на первый прямой участок тропы! До поляны, до мотоцикла, идти ещё два часа, и это днём — два часа. Не захотели один фонарик на четверых — идите со спичками на троих!

Поднялся на избу, завел печку, немножко прогрел зимовье. Сделал костерок, заварил чая, — офицерский котелок постоянно в рюкзаке, там же немножко сахара, заварки. Ближе к ночи сварил картошки в мундирах. Присел покушать, да так присел, что потом удивился самому себе!..

А куда делся литр икры? Вот это дал стране угля! За один присест схомячить литр икры! Хорошо икра пошла вприкуску с молодой картошкой! Было в его прожорливой практике более пяти литров икры за двое суток. Но тогда он завтракал, обедал, полдничал и ужинал с икрой…

Был и литр за один присест, — тогда лечился, кость с горла выгонял. Хорошая, вкусная икра, да и картошка молодая неплохая. Разве молодая картошка бывает плохой? Это икра бывает плохой, еще какой плохой! — Последствия после плохой икры бывают ужасные. А вот после картошки, даже после старой картошки, последствий не бывает, не слышал ни одного случая, чтобы кто-нибудь отравился плохой, несвежей картошкой! Это сродни анекдотам!

Проснулся на рассвете, — свежо. Не стал заводить печку. Чай сделал на костре, попил, скрутил цигарку, покурил. Табака осталось на две неполноценных самокрутки! Спустился на речку: короб на месте и даже не рассыпался. Минут пять вставлял баян в рюкзак. Сначала не мог сообразить, потом дошло: короб положил на выступ породы и на него напялил рюкзак. Ещё вчера, как только выдернул баян с рюкзака, сразу ужаснулся: а как его завтра в рюкзак вставлять? Баян сделан — тютелька в тютельку! Наверное, придется икру вытаскивать. На верху короба по периметру набиты рейки для жесткости, так что быстро икру не вытащишь. Икру-сырец лучше меньше тревожить: чем она дольше простояла, тем легче давится. Вместе с рюкзаком в воду не поставишь — жалко рюкзак. А на воздухе икра бы за ночь пропала. Не совсем бы пропала, но запах бы уже был…

Бодро пошагал наверх, — еще бы не бодро, после литра-то икры и хорошего, многочасового сна! Да после такого наверх должен бежать, а не бодро шагать. На перевале хватанул немножко адреналина.

Покурил цигарку на любимой березе, направился, было, в гущу бамбука, кустов и стланика. Самый не хороший участок тропы. — Сегодня обильная роса. Вдруг услышал шорох: по тропе двигается зверь, быстро двигается, бежит. Всё ближе и ближе, — уже видно, как бамбук шевелится! Моментально скинул рюкзак и с кармана вытащил нож. Рюкзак поставил спереди. Медведь небольшой, медвежонок, — значит, отобьемся. Звездануть двадцатикилограммовым коробом по голове — мало не покажется!

С бамбука выбегает медвежонок, только, правда, белый, полярный!

— Муська, хорошая моя!

Мокрая собака прыгнула хозяину на грудь, плачет, визжит от радости.

— Что, Муся, эти козлы бросили тебя? Пока ночью шли, — ты была нужна, ещё как нужна! Вот, уроды! Ну, я им сегодня устрою, козлы!

Побежал вниз, на Стрелке покурил последний раз. Без курева присаживался отдохнуть на пару минут. Быстро, однако, выскочил на автотрассу. Дождался автобуса, на совхозной остановке вышел. Вся банда должна быть у Олега, он будет делать икру. Олег живёт в полторы сотни метров от дороги, скажем, рядом.

Да, как и предполагал, все находятся в сарае, кроме Валька. Сарай огромный, можно заблудиться. Здесь гараж, икорный цех, много разных других отсеков. Глава банды тоже присутствует, он уже начал грохотать икру. Парниша поздоровался со всеми и сразу, с ходу наехал на Колька.

— Что вы меня не обождали?

— Тимоха, мы прошли зимовье, не заметили.

— Что вы гоните? Вон, на речке горбуше мозги компостируй! Твоя работа? — обратился к Саше. — Успели за светло, да? Хрен вам по всей морде! А если бы меня обождали, то с фонариком бы шли. Ты-то, Колёк, — ходок старый, опытный, кого ты послушал?..

— Правильно, Тимоха, поучи их! И зачем икру сырцом таскать, если там у тебя стан отличный? — сказал главный Саша.

Он на грохотке сидит, на корточках. Грохотка большая, огромная, площадь сетки — минимум два квадратных метра! Да-да, два квадратных метра и нет наружной рамки, которая нужна для натяжки сетки. Грохотка лежит на пластмассовом низкобортном тазе ведра на четыре, таз в диаметре метр. Борт у таза нормальный, даже большой для обычного полутораведерного тазика.

— Да Колёк упёрся и все: сырцом, сырцом! Ну, и что, как ваш сырец?

— С душком икра, и твоя, Тимоха, тоже будет с душком.

— Моя икра всю ночь в речке простояла! А что сразу не делали?

— Тимоха, какой «сразу»? — Они приехали в первом часу ночи.

— Ну, и что? Ведь можно было прогрохотать!

— Ну, я ведь не здесь живу, — сказал Саша.

— А ты, Олег, что?

— Тимоха, ну ты сам прикинь: подыматься среди ночи и падать на грохотку!

— Что-то вы, ребята, темните! — парниша сказал эти слова Олегу и его дружку Саше-главному.

Колёк глазами сказал: мол, поменьше, Тимоха, языком мели!

Олег посмотрел икру, простоявшую ночь в речке:

— Тоже преть начала, запах пошёл.

Парниша чуть не с головой залез в короб, стал ворошить икру руками.

— Олег, какой запах? Что ты гонишь?

— Тимоха, ну с неё тоже будет отходов много.

Наконец-то всё стало ясно, к чему гнут эти два ухаря! Куда он денет пятнадцать литров сырца? — Вручную перерабатывать, без грохотки? Быстрей с ума сойдёшь!

— Колёк, короче, всё, сырцом икру не носим!.. А теперь о главном. У вас совесть есть? Когда шли, собака нужна была. До мотоцикла добрались и бросили Мурку!

— Тимоха, ты чего? За кого ты меня принимаешь? — Колёк в лице изменился, он обиделся. — Я бы никогда Мурку не бросил! Вальку её дали в коляску, он её крепко держал, она вырывалась. А на первом броде Мурка зарычала и слегка хватанула Китайца за руку. На ходу десантировалась. Я остановил тачку, минут пять кричали в три глотки, звали, бесполезно. А где вы встретились?

— На перевале встретились, я только покурил, слышу: шум в кустах на тропе. Ну, думаю, медведь на меня бежит, приготовился к встрече. Хорошо, что приготовился, иначе бы эта белая бестия сбила бы меня с ног.

— А ночевал где?

— Где-где, в зимовье! Картошку твою съел, не всю, конечно, а вот икру всю сожрал! А где Китаец?

— Дома, — спокойно, как ни в чём не бывало, ответил Колёк.

Парниша непонимающе обвёл всех взглядом. Великий рыбак и такой же ходок Саша здесь много не говорит, старается больше молчать.

— Тимоха, здесь нечего делать разным Китайцам! — сказал Олег.

— А, дошло, наконец! Помню, как два года назад по зиме Валёк упирался идти к тебе на дачу, хотя тебя там не было, — ты на материке был…

— Мы с Китайцем никаких дел не имеем! И, если бы не Колёк, его бы уже давно грохнули, — сказал главный Саня. — Да, кстати, Колёк, ты предупреди Китайца, чтобы он языком меньше бахал, а то вы на Анне наработаете…

— Я уже его предупредил на эту тему, мы ходили не на Анну, а на Бахуру.

— Правильно! Как говорится, меньше народу — больше кислороду. Пока на Анне тихо-спокойно, а как попрёт народ, — будет то же самое, что и на Бахуре.

— Не попрёт. Пару человек прикопать и на медведя списать, — сказал парниша.

Саша окажется прав, и уже через три года на Анне будет, как на Бахуре. Если бы Тимоха не вышел из строя, он бы не допустил этого бардака. Сами же Олег и Колёк потащат народ на Анну.

— Тимоха, ну что, меня берёшь в тайгу? — спросил Олег.

— Икру будем там делать, да?

— Разумеется, если там всё есть. Тазик вот этот возьмём. Сашка говорит, что грохотка у тебя нормальная.

— Ну, по сравнению с вашей у меня не грохотка, а махонькая грохоточка, для лилипутов! А как вы сетку натягиваете?

Олег открыл дверь в небольшой сарай (в самом огромном сарае дверей штук десять!), включил свет.

— Тимоха, заходи!

Зашёл, а вот это точно икорный цех! В помещении идеальная чистота, стены и потолок оббиты клеенкой, пол покрыт линолеумом, в углах отверстия для слива. Посреди комнаты стоит огромный станок. Наверху установлена такая же грохотка, на какой Саша грохочет принесенную икру. Сетка на уровне головы, а под сеткой установлено ещё три сетки, с более крупной ячеёй. Встали на специальную подставку.

— Видишь, углы рамки как сделаны? — Они вообще не закреплены. Рамку вставляешь вот в это гнездо. Берёшь капроновый шнур, делаешь петельку, палочку вставил, накрутил, — угол натянут. Это быстро, пять-десять минут — и приступай к работе. Мы на этой грохотке обычно в паре работаем.

— Да, цех у вас конкретный. Катаете тоже здесь?

— Кого катаем?

— Колобка, б…! Разве не понятно о чём речь? — Икру где катаете?

Олег рассмеялся от души, вышли с цеха.

— Саня, где мы икру катаем?!

Саша тоже рассмеялся.

— Мы, Тимоха, не катаем икру! Олега с собой возьмёшь — он тебе покажет, как делать чистейшею икру без всякой прокатки. Ты представь: мы за сезон перерабатываем тонну икры и фактически вдвоём. Ну-ка, перекатай тонну икры!

— Я два года катал икру, на четыре бочки накатывал! А ведь нами руководил специалист, он не один год в икорном цехе работал.

— Тимоха, он тебя обманывал, не работал он никогда в икорном цехе! Там не катают икру, а делают так же, как делаем мы. Точней будет — мы делаем, как они.

Парнише стало так нехорошо на душе! Ну, Васёк!..

— Когда на Анну пойдём?

— Икру сделаем — сдадим. Надо продуктов прикупить, вкладышей. Да и икра пока мелковата. Давай, Тимоха, дня через три?

— Тогда рванул я до хаты. Если через три дня никого не будет, я ухожу в тайгу. И никому не советую идти на Анну, — это будет ваш последний заход!

— Тимоха, да всё будет нормально! Зачем пешком пойдёшь? Сейчас я тебя отвезу.

Олег завёл мотоцикл, тот самый, «Иж-Юпитер-3». Мурку — в коляску, поехали в Шанхай.

…Через два дня, под вечер, к дому подъехал мотоцикл «Урал». За рулём — главный Саша, Колёк вторым номером, в коляске — Олег. Привезли продуктов, десяток вкладышей.

— А зачем вы сюда привезли? — зло спросил парниша: он понял, что эти продукты взяты на икру. — Сколько икры получилось?

— Тимоха, больше половины отходов. К тому же икра молодая, нежная, подавилось много. Вышло всего двадцать литров чистогана. Да пока икра не пошла, — с трудом покупателя нашли. Летунам подешёвке скинули, по тридцатке за литр.

У Тимохе возникло желание выкинуть этих родственничков с хаты. Два двоюродных брата, а самый хитрый — муж двоюродной сестры. Ох, хитрован! Нужно узнать способ переработки икры без всякой прокатки. Да и Колёк снова глазами говорит, что, мол, не заводись. А как хотелось бы завестись! Договорились на завтра: в девять утра приезжают за Тимохой, собираться будут на базе у Олега.

 

3

В девять утра подъехал «Урал», за рулём — Саша, великий рыбак и такой же ходок. Один приехал.

— Что, Тимоха, готов к труду и обороне?

— Я всегда готов, как пионер. А вот ты, на счёт труда, да и на счет обороны, короче, одни понты! Только костры пионерские жжешь. Слушай, ты, пионер на понтах! А куда вы «Ижак» дели?

— Поломался, а Колек не хочет ремонтировать.

— Правильно делает, ведь можно и самим отремонтировать, но лень, — этому типу вообще не надо говорить ничего лишнего, а тем более выговаривать. У них одна семейка, одна шайка-лейка!

— Как отремонтирует Колёк — так никто не отремонтирует! Он знаешь, как в движках разбирается!

— Ну, мне-то не рассказывай! Вы ещё под стол пешком ходили, когда мы по совхозу на мопедах рассекали. Однажды наши мопеды поломались, я в городе угнал «Ригу» шестнадцатую, пригнал в Сокол. Оживили свои мопеды. На моём была поломка так себе, мелочи, — дырка в картере! Так Колёк, а ему тогда было всего тринадцать лет, раскидал движки и поменял половинки. Вот так-то! И Олег у кого учился?

— Да и я у Колька учился.

Прыгнул вторым номером, Мурку и рюкзак — в коляску.

— Слушай, Саня, а как мы поедем? Ведь Сашка не разрешит бросать «Урал» в кустах ночи на три! Да и потом ему, наверное, мотоцикл будет нужен.

— Сашка нас отвезёт, а потом заберёт.

— А мы влезем все?

— Влезем, «Урал» — не «Ижак», коляска намного больше. Мы по десять человек на этом «Урале» ездили.

— Но не с рюкзаками, с тазами, да с собакой.

Приехали во двор к Олегу. Все в сборе.

— Тимоха, а как таз потащим? — спросил Олег. — Его замучаешься в руках тащить: он, хоть и не тяжелый, но объёмный.

— Не тяжёлый первые два километра. На ручках дырки есть, все отлично. Пристрою сзади своего рюкзака.

— В стропа, а хватит длины строп?

— В том-то и дело, что длины строп не хватит. Если бы в стропа, то я бы и сказал: в стропа, и не интересовался дырками на ручках. Ну что, вы готовы? Давайте грузиться.

Начали грузиться. Два рюкзака засунули в багажник на коляске. Тимоха сел в коляску, сбоку его рюкзак, еще один рюкзак в ногах, на колени собаку. Тазик положили на перед коляски, будет его придерживать. Саша сел за руль, Олег за ним, Колек за Олегом, рыбак Саша устроился на багажнике коляски. Хорошо, что «Урал» — нового образца: у него сиденье сплошное, как и у других мотоциклов. На «Уралах» старой модификации не получится сесть втроём на мотоцикл. — Там отдельные сёдла, заднее седло возвышается сантиметров на пятнадцать.

Мотоцикл забурчал, легко покатил на юг по дорожке, идущей параллельно железной дороге. Но сначала метров сто прокрутились по частному сектору. Если бы ребята так облепили «Иж-Юпитер», то мотоцикл бы взревел и с трудом тронулся с места.

Неспроста упомянул частный сектор. В это же время неопознанный объект — нет, не НЛО! — неизвестный товарищ наблюдал в окно за отъездом браконьеров-любителей. Как бы хотелось, чтобы он стал известным, и такие товарищи — они вообще не товарищи, а натуральные гады!

Товарищ, который натуральный гад, смотрел в окно, думал, бесился от злости. За икрой, сволочи, поехали, деньги, шакалы, рубят по-лёгкому. Тунеядцы, никто из этой банды не работает! Ну, я вам устрою!.. — И устроил: позвонил, куда надо (тот товарищ знает, куда надо звонить, — видать, не первый раз туда звонит). Недаром в том году Ильич повёл банду браконьеров окольными путями.

Ходит по совхозу слух, что кто-то сдает ребят. Странно получается: гарнизоновские ребята носят икру и всё тихо-спокойно. А как только в рейд ушли совхозные браконьеры, на водопаде пост ставят. Но его почти всегда обходят. А «доброжелателя» сильно давит «жаба».

Так вот, на следующий день, по речке Сокол, немногим выше водопада, установят пост. А ещё через день поймают бригаду с гарнизона, органы дознания будут их пытать, спрашивать: куда делась совхозная бригада с белой собакой-лайкой? Откуда милиция узнает про эту бригаду? — По телефону им сообщили…

Кто там вякает, что, мол, мы уже не те, невозможен возврат к старому? — Ерунда всё это! Я сегодня не такой, как вчера! — Да такой ты и остался, каким был! Просто тявкать разрешили. Повторение тридцать седьмого может произойти когда угодно, дайте только клич, команду — и всё! «Доброжелатель» позвонил не оттого, что он днями не спит, беспокоится за сохранность популяции тихоокеанского лосося. А оттого, что его душит обыкновенная «жаба», то есть, зависть давит!..

«Урал» доехал до речки Сокол, по речке проехал под железнодорожным мостом, затем — под мостом через главную дорогу острова. Вскорости выехал на главную дорогу. Промчался до остановки Бомбосклады, повернул на восток. Дальше путь пошёл по грунтовкам. На «Урале» тоже нет номеров, а у водителя — прав на управленье мотоциклом. Так что, где есть возможность не ехать по автотрассе, — надо ей пользоваться.

Хороший мотоцикл — «Урал»: по лесной дороге прошёл без всякого напряжения! Естественно, на тяжелых участках Колёк с Сашей спрыгивали, помогали мотоциклу. «Урал» — не «Днепр», у него коляска не ведущая, гребет только одно заднее колесо. Прибыли на поляну, разгрузились.

— Ну что, Тимоха, когда и во сколько приезжать?

— Завтра идём на речку, послезавтра будем добирать. Короче, через три дня, сегодняшний день не считай. К четырём часам подъезжай.

— Да, по-моему, мы сачком за день наберём икры сколько надо, — сказал рыбак-Саша.

— По-твоему, да ты наберёшь языком! — парниша прокричал в лицо хитрому рыбаку. — А по-моему, мы не наберём за день сырца на восемьдесят литров готовой икры!

— Так мы что, будем брать по двадцать литров?

— Олег, а куда нам спешить? С двадцаткой с утра спокойно, не торопясь, на Стрелке чайку попьём. Икра на горбу будет готовая, она не пропадёт.

— Тимоха прав, да, надо брать по двадцатке.

— Я всегда прав, так что, Саня, пошли с нами!

— Ты что? — Я и с пятнадцатью килограммами сдохну через пару километров!

— А сколько ты килограмм с Бахуры таскал?

— Нисколько, я там ни разу не был, я не ношу икру, я её только вожу. Ладно, поехал я. Дорога здесь ужасная — как бы ни сесть где-нибудь…

— «Урал» не «Жигули» — вытолкаешь.

Саня завёл мотоцикл, и был таков.

Четверо браконьеров пошли по тропе к перевалу. Сегодня Тимоха похож на синюю большую черепаху. — Таз на спине создаёт такое впечатление, смотрится как панцирь. Правда, идёт эта синяя большая черепаха явно не с черепашьей скоростью. Тазик закрепил просто и быстро: через отверстия на ручках таза пропустил верёвку. Эту верёвку привязал стропами, как куртку привязывал, которую потерял. Тазик потеряет — услышит, когда объёмная посудина упадёт, да и почувствует. Если не услышит и не почувствует, то сзади ещё трое идут! На Стрелке попили чая. А куда спешить? Колёк прихватил с собой новую алюминиевую трёхлитровую кастрюлю. Посудина останется на Стрелке, — это будет чайный котелок.

У брата много новых алюминиевых кастрюль на три литра, можно сказать уже — было, теперь мало осталось. Раздал посуду? — Нет. Где он эту посуду взял, объяснять, наверное, не стоит: ясно дело, что украл! Зачем одному три десятка новых одинаковых кастрюль? Были бы хоть эмалированные, тогда другое дело, но всё равно одному много. Он тогда не один жил. Залез в такое место, что, кроме кастрюль, брать было нечего, вот и взял! Зря, что ли, залазил? За три года, как уехали его родители, сжёг два десятка кастрюль!

Обычно дело происходит вот так. Колёк пьяный начинает варить картошку, кухня на первом этаже. Кастрюлю с картошкой — на плитку, конфорку включает на четвёрку. Электроплитка «Мечта» хорошо греет, быстро варит. Сам хозяин поднимается на второй этаж, в комнату, допивает водку и делает баиньки. А плитка-то работает, хорошо работает. Колёк спит — картошка вариться! Дальше можно не продолжать.

Тимоха два раза попадал на светопреставление, верней, дымопреставление! На первом этаже дышать нечем, ничего не видно. На ощупь добираешься до кухни. Здесь уже видно красный цвет раскаленной конфорки, и слышно шипенье давным-давно сгоревшей картошки. Выдёргиваешь вилку из розетки — и все, больше ничего не сделаешь! На втором этаже дыма фактически нет, а вот запах гари присутствует.

От полной кастрюли картошки через три-четыре часа кипения на дне остаётся, ну, примерно трёхсантиметровый слой черной гари, — проверено не единожды! Первые два раза соседи вызывали пожарников. Колька даже хотели оштрафовать, — он послал пожарников вместе с соседями далеко-далеко. Потом привыкли: если с окон первого этажа валит белый дым, — ничего страшного, Колёк картошку варит!..

После чаепития на Стрелке народ стал отставать. Чай здесь не при чём, — дорога пошла тяжёлая. На березе Тимоха остановился. Тишина, никого, Мурка уже пошла вниз. Через минут пять он удивился тому, что Колёк пришёл.

— А где Олег?

— Идёт!

— Я думал, он идёт, а не ты. По прямой Олег здорово шёл, в спину дышал.

— Тимоха, Олег на ход тяжёлый, это не я, а про тебя и говорить не стоит.

Саша с Олегом подошли минут через десять. Саша подошёл, Олег приполз. Саша ведь не бросит своего родственника, с которым живёт в одном доме, Олег тропу не знает. Тимоха не стал спрашивать, в чем причина задержки. Спросил другое:

— Олег, а как же ты с двадцаткой полезешь на перевал?

— Это с непривычки, я быстро войду в норму. Да и перевал здешний с Бахуровским не сравнить.

— Ну, согласен, с западной стороны круто. Но ведь с Бахуры на перевал тоже подъёмы не слабые.

— С Анны на перевал нормальный подъём.

Вот так оно в жизни: думал, что самый выносливый, физически развитый из его напарников — это Олег. Получилось наоборот: Олег оказался самым дохлым. Колёк хромой, и старые травмы дают о себе знать: ключица неправильно срослась, одно плечо выше другого, от одного лёгкого кусок остался. — Последствия давно прошедшей аварии, когда он на мотоцикле влетел под «ЗИЛ-130». А был бы здоров, Тимохе бы в спину дышал даже на камнях, где самые крутые подъёмы.

— Значить, по двадцатке много, берите по пятнадцать. А я пока двадцатку вытащу. Но когда рыба хорошо поедет, буду таскать минимум по двадцать пять, не меньше.

— Я двадцатку возьму, — сказал Саша.

— Тимоха, да и я двадцатку вытяну, я сырец вытаскивал по двадцать литров. А в том году в твоем рюкзаке тридцатку вытащил — чуть было не подох! Засиделся просто и так резко, на крутой перевал, войду в норму.

Пошли вниз, через полчаса пришлось делать большой перекур: Колёк на перевале оставил крючок, пошёл за инструментом. Крючок он в руках нес. Да там крючок — крючище! Вполне подошёл бы на гак для пятитонного автокрана! Крючок сделан в кузнице со спицы от конных граблей. Конные грабли довоенного производства, а спицы на них — что новые!..

— Олег, короче, я пойду ниже, на камнях порыбачу. Снасть есть, червей, правда, нет. Я от тропы отходить не буду. Колёк с Сашком дорогу знают.

Спустился до камней, по пути нашёл жирную гусеницу. Срезал более-менее ровный кленовый прут, — на верхах мало ивы, надо искать. Стал рыбачить на яме большого водопада.

Про клёв говорить не стоит: на гусеницу вытащил три крупных мальмы и одну кунджу немногим больше мальмы.

Пришлось с мальмы отрезать часть с хвоста. Мясо пошинковал, дальше рыбачил на рыбу. Когда подошли напарники, уже наловил рыбы сковородок на пять. Напарники бы его прошли, не заметили, — он их заметил и окликнул. Тропа выходит на речку, а метров за пятьдесят ниже — водопад.

— Ну как, Тимоха, рыбалка? — спросил Колёк.

— Смотрите, — парниша раскрыл черный пакет.

— Ох, ничего себе, ты надушил сколько рыбы!

— Да какой рыбы? — Мальма крупняк и кунджа вон есть. Тимоха, а ведь с пакетом неудобно. Я забыл тебе предложить: у меня в рюкзаке трёхлитровый бидончик из-под майонеза.

— Знаешь что, Саша? — Рыбачь с бидончиком ты сам! Кого ты, б…, учить собрался?

— Тимоха, да ты что, все ходят на рыбалку за мелочёвкой с такими бидончиками, это удобно.

— Вот, Олег, и ходи! Кто «все»? Где вы нашли удобство? — На каждой яме искать место, куда поставить бидончик, чтоб вдруг нечаянно ногой не задеть? А рыба в бидоне — живая! Я вообще считаю идиотизмом: набрал воды в бидон и туда ловит рыбу! Кино и немцы, дурачки на рыбалке! Мы даже в детстве такой ерундой не занимались, да, Колёк?

— Потому, что таких бидончиков не было, мы и слова-то такого — майонез — не слышали!

— Ну, мы не знали и что Корея существует, да, к тому же, две страны — Кореи. Думали, что корейцы только на Сахалине живут!

— Тимоха, ну чем пакет удобней бидончика? Что-то я тебя не понимаю…

— Саша, это не для средних умов! Пакет на запястье руки повесил и рыбачь, а рыбу в пакет. Ясно?

— Но ведь здесь веса — рука отвалится, на руке столько веса и еще удочкой дёргать.

— Эта рыба уже не влезет в твой бидончик. Кто в Соколе ловил столько мелочевки, а? Да и я по столько редко ловлю.

— На той стороне хребта нереально поймать столько крупной рыбы и за короткий отрезок времени!

— Ошибаешься, Олег. Я в этом году по Соколовке, от Скалистого ручья и вниз, за двадцать пять минут выдёргивал мальмы на три сковородки! Мог бы и ведро поймать часа за полтора, за два. И мальма, кстати, не мелкая, не намного меньше этой. Просто никто не рыбачит там весной: страшно, однако, мишки голодные гуляют. На любой речке в верхах отличный клёв! А ты попробуй на Анне порыбачить ниже развилки, да даже напротив устья нашего ручья, — в данное время, окромя под каменки размерами со спичечный коробок, ты ничего не поймаешь!..

Покурили, пошли дальше, следующая остановка на тропе напротив зимовья. Парниша сходил с Олегом на избу, показал таёжное строение. Хотели, было, на развилке устроить очередной перекур, — Тимоха стал материться. Сколько можно курить? Пошёл десятый час пути! Вот это они бегут на Анну!..

На повороте, уходя с тропы, его маты не возымели должного воздействия: напарники, уставшие, сели курить. Парниша махнул рукой и пошёл ельником наверх. Но не забыл предупредить, чтобы не шли след в след, — чтобы тропа не набивалась.

Пришёл на стан, можно сказать — дома! Развёл огонь, повесил чайник, рядом пристроил офицерский котелок. Чайник большой, на пять литров, котелок литровый и неполный. Когда подошли напарники, он чаи гонял.

— Я уже третий раз здесь, но сегодня устал здорово! Так еще не уставал.

— А это, Колек, потому что медленно шли и часто курили! Я тоже устал.

— Ну, у тебя-то, Тимоха, в рюкзаке вес.

— Да какой это вес? Легкий рюкзак.

Олег обошел стан:

— Да, классно ты всё сделал! Такой отличный стан — и икру сырцом таскать!

— Да это вон Колёк упёрся. Я всё, больше сырцом не таскаю, мне хватило одного раза… — парниша натолкнулся на взгляд Колька, вовремя замолчал. А то бы сейчас наговорил. Олег бы обиделся и не показал бы способ производства икры без прокатки!

— Кто с тобой в палатке спит, Колёк?

— Я сплю, — быстренько ответил Саша.

— Колёк, продолжает дурковать?

— Сам ты, Тимоха, дуркуешь!

— Это я ещё мягко выразился. Отказ от комфорта знаешь, чем пахнет?!

— Да не могу я в этих спальниках спать!

— Да ты и не пробовал. Ты, Саша, больше не спишь в палатке, да спал-то всего одну ночь. Олег — мой брат, а ты кто?

— Я тоже твой родственник, дальний.

— Вот, тебя, дальнего, и надо обмануть, чтобы ближние… Хотя, я уже опоздал! — Тимоха разразился хохотом.

Колёк рассмеялся. Олег виновато улыбнулся — он понял, что двоюродный брат всё понял. Саша, правда, тоже ржал что конь, но он вообще ничего не понял! — Старшие, мол, задорно смеются, — надо и мне присоединяться, а то подумают, что я тупой. А если бы он понял, то тоже бы не смеялся. Обмануты кто? — Тимоха, Колек и Валёк.

— Короче, в палатке спят те, кто ближе мне по родству. А таких родственников как ты, Саня, у меня пол-Сокола. Где на всех набрать спальников и палаток?! Так, товарищи браконьеры, мне сочок делать надо. А ты, Колек, не экономь масло, — давай, приступай к рыбе! Жрать-то охота.

— Ты рис поставь.

— Что, понравился рис по-корейски, но с солью?!

— Моя мамка не верит, что можно сварить рассыпчатый рис без откидки на дуршлаг и промывки. А когда я сказал, что варил рис на костре, она вообще руками замахала и обматерила меня!

— Ну, теща уперлась и ни в какую. Говорит, что рассыпчатый рис без промывки можно приготовить только в кашеварке. Уже продаются южно-корейские кашеварки: риса засыпал, даже не моешь крупу, воды залил, — она сама регулирует.

Здесь Олег спутал кашеварку со стиральной машинкой-автоматом! В кашеварку нужно класть промытый рис и, если переборщил воды, то получится каша. Ребята не видели этих кашеварок, зато уже видели микроволновые печи. До чего техника дошла: раз! — и за полторы минуты разогрел суп, пирожок, рыбу. — Да что угодно! На носу двадцать первый век! Вот это развились! И куда мы пришли?! Микроволновая печь — довольно старое изобретение, а в молодой свободной России микроволновка в доме — это круто, ты богатый гиляк!

— Естественно, в Корее-то рис заместо хлеба. Скоро, наверное, придумают такую сковородку: поймал рыбу, засунул в эту сковородку, а вытащил жареную! Анекдот на тему, но не совсем. Выставка разного оборудования для пищевой промышленности. Показывают агрегат и объясняют работу. «Вот сюда мы заводим живого барана, закрываем, нажимаем кнопку… Вот отсюда посыпались котлеты, а вот отсюда — колбаса лезет. Никаких отходов!» Один молодой человек спрашивает: «А можно сделать наоборот? — Вот сюда засунуть колбасу, а отсюда вытащить живого барана?» — «Молодой человек, вам сколько лет?» — «Двадцать один!» — «Однажды, почти двадцать два года тому назад, засунули колбасу, и вот получился баран!»…

Колёк занялся рыбой. Он сразу принялся жарить, разумеется, развел между камней огонёк. Саша с Олегом потрошат и моют рыбу. Парниша поставил рис, занялся изготовлением сочка. Первым делом выпрямил кусок проволоки, а это дело нелёгкое и небыстрое: проволока толщиной восемь миллиметров. Затем сделал обруч. Принесенный таз здорово помог, — круг получился ровный, а иначе где, на чем сгибать проволоку в большой круг?.. Сочок будет диаметром немного больше метра. Зубилом обрубил ненужные концы (ничего себе концы! — проволоки хватит ещё на пару сочков). Зубило принёс вот ради этого.

А что, нельзя было в цивилизации нарубить кусков? На месте оно лучше!..

Тридцатисантиметровые концы согнул параллельно друг другу, закрепил алюминиевой проволокой. Эта часть будет прикреплена к древку, а точней — будет присобачена к древку! Основание готово, теперь придётся шить.

Натянул мантию, вооружился иглицей с капроновым шнуром, принялся за работу. Десять минут — и готово. Древко присобачат на месте. Зачем тащиться по тайге с габаритной вещью? Здесь лес неподходящий, замучаешься искать нормальный черенок. Ниже гнилого зимовья лежит готовый черенок, — только крючок снять и на его место присобачить сочок.

Рыба снова черная. Тимоха, наконец-то, понял, почему у брата получается черная рыба!

— Колёк, ты огнь убавь и не жарь так долго — рыба не мясо! Мелочевку вообще быстро жарить. А ты только вторую сковородку жаришь…

Пришлось самому жарить рыбу.

— Как вы здесь живете?

— А в чем дело, Олег? Тебе что-то не нравится? Ты чем-то недоволен? — шутя, спросил парниша. Он уже понял причину вопроса: мураши всему виной! Любят они чужих погрызть, скажем, — свежих погрызть.

— Олег, я, когда пришёл сюда первый раз, тоже такой вопрос Тимохе задавал. А теперь нормально, — муравьи своих не кусают. Ты пока что для них чужой!

— Ну, меня-то до сих пор кусают!

— Саня, видать, ты им не понравился. Колька-то фактически не грызут!

— А Мурка тогда почему вон над обрывом лежит?

— Она на роботе, сторожит, в охрану устроилась! Сейчас модно в охране работать. Муравьи собак не любят, так что, Саня, делай выводы! Как начнём ужинать, — Мурка будет рядом. И сразу, Олег, предупреждаю тебя, ты здесь новенький: остатки от рыбы под ноги не кидать, а также и бычки не разбрасывать, — вон, костёр есть. Да, и во время ужина держи рыбу крепче, могут из рук вырвать!

— Кто? Ты сейчас наговоришь! Ну, Тимоха!

— Кто-кто, мураши!

Ужинали в сумерках — вот и день прошёл. Долго сегодня шли, тащились по отличной тропе. Олег после ужина сразу залез в палатку. Трое «старожилов» еще часа два сидели у костра, лясы точили. Вдруг завтра коллективно потеряют ножи? Не беда! — Будут пороть рыбу лясами, они остры, что бритва.

Подъем — как обычно, с рассветом. Сегодня ночью под навесом было тихо. Кольку не о чем с Сашей долго беседы вести. И поэтому, когда парниша поднялся, уже чай заваривался. Колёк тоже жаворонок, а вот его брат и две сестры — типичные совы. У Тимохи точно также: три сестры — три совы. Их матери, две родные сестры, — жаворонки. Кстати, Колёк тоже левша. Саша спит у костра. Два брата сели чаёвничать.

— Ну, что, надо поднимать народ. Быстренько позавтракаем, и вперёд.

— Да Саня не спит. Эй! Подъем, не дома. Олега, вставай.

Тишина, — Колька не боятся.

— Придётся прибегнуть к старому испытанному способу. Сейчас чайник закипит, и я им устрою! — нарочно громко сказал хозяин стойбища.

— Тимоха, не занимайся ерундой, я поднимаюсь, — раздался с палатки голос Олега.

— А что, чая больше нет? — Саша тоже уже на ногах.

— Понял, как будить надо? Без криков, тихо, спокойно!

— Да сказал бы такое Колек, — я бы и ухом не повёл! — Олег уселся поближе к огню.

— Что, замёрз в таком богатом спальнике?

— В спальнике тепло было, даже жарко, вообще отлично поспал. Я так никогда в лесу не спал.

— Вот почему все уверены, что я садист и могу на спящего человека налить кипятка? Другой не может, а я могу!.. Ведь не первый раз я так народ поднимаю. Но ведь я никогда не будил кипятком.

— Тимоха, да и я бы вскочил! А сказал бы это Олег или Саня, я бы тоже ухом не повёл!

— Ладно, б…, я когда-нибудь претворю это в жизнь!

— Тимоха, давай договоримся, что это «когда-нибудь» будет не здесь и не с нами!

— Что, Олег, испугался?

— Ты задавался вопросом: почему все уверены, что ты можешь ливануть кипятка на спящего человека? Но ты ведь сам сейчас подтвердил, даже угрожал, что можешь налить кипятка! Так что наш страх на эту тему обоснованный! И не прикидывайся мягким и пушистым, — здесь тебя хорошо знают.

— Ну, Саня-то меня не знает.

— Он уже мне плакался, что ты его достал.

— Что, я плакался? Ты, Олег, ерунду какую-то говоришь!..

— А что ты, Саша, сразу в обратку идёшь? Ты у меня не плакаться, а рыдать будешь! Завтра просыпаюсь, молча подхожу к костру, снимаю чайник… — Дальше продолжать?

— Нет, не надо! Давайте лучше завтракать, да на рыбалку пойдём.

Завтрак холодный — жареная рыба и рис, зато чай горячий. Тимоха приладил сочок к рюкзаку. Тропа чистая, широкая. В одном месте только придётся боком метров двадцать идти. Это на верхней тропе, где дорожка проходит над осыпью метров за двадцать высотой. Не стал там спиливать мелкие пихтовые, — чтобы можно было, в случае чего, ухватиться за деревья.

Колёк боится этого места, и не зря: через три года он навернётся с осыпи вместе с рюкзаком икры. Ему повезёт: отделается множественными ссадинами, порванной одеждой, но ничего не поломает. Вальку придётся по собственному желанию идти вслед за другом. Да-да, и Китаец станет носить икру сырцом, — жизнь заставит! У них на хвосте будут сидеть три омоновца. И этот маневр спасёт Валька: два друга уйдут от ОМОНа, с икрой уйдут! Остальных поймают, они на ходу икру выбросят, но их всё равно поймают. Заставят отнести икру на устье, а потом в Долинском районом отделении милиции оформят на пятнадцать суток! За нарушение общественного порядка! За браконьерство получили бы срок. Но браконьерство без вещественных доказательств не припишешь: икры-то уже не было, а в ОМОНе тоже люди работают, деньги всем нужны. За поимку трёх браконьеров звёздочку не дадут, только благодарность. Извините, менять деньги на кусок бумаги — дураков нет! Да если и звёздочку дадут — что толку? Она алюминиевая! Колька само проведение толкнуло вниз: мол, единственный шанс. После этого случая он прекратит носить икру с Сусунайского хребта…

Как обычно, на аквариуме перекур. Муть давно осела, в яме — кунджи шесть штук, и крутится десяток хвостов крашеной симы.

— Во, наконец-то на Анну сима пришла. А почему так?

— Да хрен его, Тимоха, знает! Скорей всего, устье было перекрыто.

— Так здесь вы, Санька, кунджу поймали?

— Здесь, Олег, если бы я застал их за рыбалкой, то Саня бы сейчас копошился на дне этой ямы, — я бы его здесь жить оставил. Они угробили два с половиной часа на поимку одной кунджи! Он Китайца подбил на рыбалку. А ещё плачется тебе!.. Запомни, Саша, я никогда ни на кого не наезжаю необоснованно.

— Я бы не отказался съесть кунджину!

— Да? А что бы ты, Олег, предпочёл: горбушу-серебрянку или вот эту кунджину?

— Естественно, горбушу! Кунджу я уже вчера ел, а горбушу пока в этом году не ел… Долго ещё идти?

— Около часу топать.

— Далеко за рыбой спускаться.

— Скоро рыба будет напротив устья нашего ручья.

— Да и на развилке будет много горбуши.

— Нам развилка не нужна, а если на то пошло, рыба поднимется до водопада, под которым я вчера рыбачил. Через водопад ей не пробраться.

— Да, по-моему, горбуша должна и в наш ручей идти.

— А куда она, Колёк, денется? Она не должна — она обязана идти в наш ручей! Ладно, рванули, у нас перекуры по двадцать минут. Как будто прём гружёные непомерной тяжестью!..

По пути подобрал посуду, сегодня в речке рыбы больше. Но, как и в прошлый раз, выше длинной ямы река чистая. В той яме уже с тропы можно определить, где самка, где самец. Десять дней назад здесь стояло гольное серебро. Даже на берегу в пойманной рыбе было невозможно отличить самку от самца. Пришли на место дислокации, на любимую яму браконьера. Рыбы в любимой яме хватает.

— Яма большая, здесь сачком неудобно рыбачить!

— Что ты, Олег, предлагаешь? Найти лучшую яму?

— Можно выше подняться, там небольшие ямы.

— Там, Санька, рыбы меньше, надо наоборот ниже пройтись, на чуть-чуть. Ты как, Тимоха, думаешь?

— Я думаю, сначала надо чайковского сделать, затем сочок привести в рабочий вид. Так что пошёл я за крючком, на нём древко классное.

— Да, правильно, костер нужен, — медведь здесь снова был. Рыбы-то поротой с тропы не видно.

— А её и на должно быть видно с тропы. Иди, Санька, сходи, посмотри!

— Я отсюда вижу, что нету рыбы.

— А, боишься? Правильно! Медведь где-нибудь рядом в кустах сидит, ждёт, когда же снова рыбы накидают. Он уже не ждёт массового хода горбуши, — он нас ждёт!

— Да ну, «рядом в кустах»! — Мурка бы его сразу учуяла. Ты собаку с собой забираешь?

— Чего? Ты, Саша, случайно, не дурак? Я через пятнадцать минут приду. И где ты видишь собаку? У Мурки где-то здесь рядышком есть любимая елка. У нас любимая яма, у нее любимая елка, — чем Мурка хуже нас? Наверное, выводок бельчат живёт поблизости, вот она и ходит на охоту. Не ссы, Саня, если тебя мишка начнёт грызть, Мурка услышит, прибежит и поможет мишке! Ладно, побежал я.

Пошёл вниз до места, где тропа снова подходит вплотную к реке, где совершил первый акт браконьерства на реке Анне. Если быть точным, то это был акт вандализма: загубить без толку столько хорошей, первосортной рыбы! Заглянул на яму. А вот здесь рыба кишит, одна на одной!..

Если, допустим, снова на перекате закрепить сеть, бросить в яму хотя бы пару булыжников, — сеть можно не догнать! Перешёл на правый берег, с лопухов вытащил крючок. Естественно, где лежала куча поротой первосортной рыбы, — уже давно чисто и опрятно, никаких следов, напоминающих об акте вандализма. Косолапые чисто работают!

Вылез на тропу, пошёл наверх. Здесь тропа идёт на подъём, в ельник, уходит от речки. Далеко впереди послышался оптимистичный звонкий лай! — Неужели на любимую яму пришёл медведь? Тогда почему криков не слышно? Нет, Мурка кричит ниже ямы, лай быстро приближается. Кого-то гонит по тропе прямо на хозяина.

Минута — и на тропе появляется мишка косолапый, быстро появляется. Чертова собака, да что бы тебе пусто было, да что бы ты охрипла! Медведь на большой скорости несётся на Тимоху. Зверь пока не видит человека, зато человек его видит, и опешил. — Слишком резко, быстро появился медведь.

У парниши в руках крючок — это даже не рогатина. Да на большой скорости медведь снесёт охотника с рогатиной! К тому же не мелкий зверёк убегает от маленькой собачки — медведь килограмм надвести, черный. Первая мысль, промелькнувшая в голове: не заметит, сметёт с тропы! Не успел додумать и сообразить, что нужно делать резкую смётку влево (здесь крутой склон, внизу речка, не успел дойти до ельника), — собачка пригнала подарок.

Медведь, не добегая метров пятнадцать до человека, делает резкий поворот влево, его занесло от такого маневра. Глухо, утробно захрюкал, на махах понёсся в сопку, круша на своём пути погибший еловый подрост. Парниша как раз в этом месте брал древко на крючок. Треск стоит на всю округу, даже лай заглушил!

Зашёл в ельник, на первой попавшейся под ноги валежине закурил. В данном ельнике на тропе хватает низких «шлагбаумов»: от гнилого зимовья дорога не чищена, так что мишка летел по тропе с прыжками — бег с препятствиями! Было, выскочил на ровное чистое место, — на тропе появилось препятствие. Препятствие, так препятствие — человек! Да какой человек: хороший! Разумеется, для медведей, живущих на Анне, лучше Тимохи людей не существует: вон, дорогу какую сделал, да кормить стал!.

Здорово хватанул адреналина, — ух, чуть медведь не сбил! Испугался не медведя, а того, что зверь снесёт, сметёт с пути. Всё произошло за какие-то секунды. Быстренько покурил и чуть ли не бегом — на бивуак, ведь косолапый летел со стороны бивуака, — может, кого нечаянно подцепил, убегая. Ведь, когда пришли на место, — нутром учуял, что медведь где-то рядом, и сказал об этом. Знает повадки зверя, какой мишка ленивый и как быстро привыкает к дармовщине: нажрался рыбы и в полсотни метров отлёживается, переваривает белковую пищу. Это вам не трава — белковая пища, она тяжёлая. Любой зверь и человек не исключение — быстро привыкает к дармовщине…

Прибежал на бивуак, напарники сидят, спокойно чаи гоняют, беседы ведут.

— Вы никого не видели?

— Никого. А что, Тимоха, медведь? — спросил Саша, а остальные уставились на парнишу, ожидая отрицательного ответа.

— У вас такие лица стали, как будто здесь должен появиться ОМОН! Мурка на меня мишку выгнала, чуть не сбил меня. А я чуть в штаны не наделал. Думал, что от вас зверя гонит.

— Мы слышали лай, вон, выше немножко, в папоротнике гавкала. Думали, зверька какого мелкого нашла.

— Да не такого уж и мелкого, Олег! Даже совсем не мелкого зверька Мурка нашла, килограмм так на двести! — уселся чай пить. — Значить, медведь на гнилом зимовье ласты парил? Всё правильно! Зачем далеко отходить, скоро снова рыбы наловят. Кстати, внизу рыба кишит!..

— Пойдём вниз. А Мурка где?

— Погнала товарища в шубе на сопку, он теперь далеко, здесь появится только в сумерках. Но вы не расстраивайтесь: мишка здесь не один. Тут недалеко бегает малолетняя банда в составе трёх рыл. Их предводитель — молодой и дурной, однако. Вот этот мишка меня и обворовал в начале июля. Он острожный, до определенных границ.

— Спасибо, Тимоха, за успокоительное! На Бахуре спокойней…

— Колёк, не переживай: сегодня мы их снабдим пищей дней на пять. Медведь не дурак. Зачем ему нас шугать, кто тогда будет рыбу ловить?

— Так сколько здесь, Тимоха, медведей?

— Пока, Олег, четыре штуки, но два из них — медвежата, килограмм по тридцать.

— А почему «пока»?

— Да кто знает, может ещё придут. К этому надо относиться спокойно, это обыденность. Мы ж в тайге находимся.

— Допустим, я ещё ни разу не видел медведя, а с Бахуры много икры перетаскал.

— Олег, какие твои годы! — Увидишь, я тебе обещаю. Здесь зверь непуганый.

— Спасибо, но лучше не надо!..

— А куда ты денешься?! Сашка, а ты видел медведя?

— Мы на Мураяме весной с Кольком видели.

— Да что там видели! — Косолапый на лабазе крутился. Мы его и не рассмотрели, не успели. С нами Китаец был, а у него ружьё! Он в воздух дуплетом как лупанул, медведя сдуло, как будто и не было.

— Ну что, надо сочок делать? Вы, надеюсь, присобачите черенок?

— А ты куда собрался?

— На танцы! Пойду, вниз по речке схожу, яму присмотрю. А там, где рыба кишит, яма размерами больше этой, глубина тем более.

— Да, здесь глубина только у валуна. Можно здесь попробовать.

— Саша, здесь рыбы — кот наплакал. Что, боишься отходить далеко от костра?

— Почему сразу боюсь?

— А по кочану! Не ссы, рыбак-профессионал. Я — так уж и быть — разрешу тебе разводить костры на каждой яме, где будем рыбачить. Но если загорится тайга, тебе, Саша, лучше самому прыгать в объятья медведя — смерть будет быстрая и не такая ужасная. Правда, захочет ли тебя мишка обнять? Думаю, что нет.

— Смерть ужасная? — Да от огня можно убежать!

— Не спорю: можно от огня убежать, но от меня ты не убежишь! Огонь здесь не при чём. Ты усек суть? Вот так-то! И это не шутка.

— Тимоха, в том году на Бахуре Серёжу избил за то, что тот чуть было лес не поджег.

— Не стал бы я его, Колек, трогать! Но я ему выговариваю, а он на меня буром прёт. Избил! Да если бы избил, ему пришлось бы выползать из тайги, а он вышел всего лишь с одним синяком под глазом.

— Синяк — ерунда, у него грудина месяца два болела: ты же ему ещё ногой въехал. А у тебя ноги — что копыта у доброго коня!

— Понял, Саша, что Колёк говорит? Так что будь на чеку! — Лягну, и коньки откинешь или отбросишь!

— Тимоха, что я тебе сделал, что ты все время на меня наезжаешь?

— А потому что ты умничаешь! Зачем? Хочешь показать, что ты недалёк умом? — Не надо, хватит, я уже это давно понял!.. Ладно, пойду, прогуляюсь, да посмотрю что к чему…

Пошёл вниз по воде, за вторым кривуном увидел отличную яму для рыбалки сочком. В этом месте ширина реки всего метров шесть. Правый берег пологий, песчаная коса шириной метра за четыре. Дальше метровый обрыв, — сопка начинается круто, очень круто! Лес чистый, внизу хвоя, здесь должно быть много грибов-лисичек. Но в данное время не до грибов…

У обрыва стоит огромный светло-серый валун, метра в три высотой. Вешние воды с западной стороны монумента вымыли песок, — получилась яма, но она сухая. Левый берег — полутораметровый обрыв. Отличная яма, и рыба здесь кишит, одна на другой! Вылез на левый берег, ельником дошёл до тропы, и — на бивуак.

— Ну, что? — Яму надыбал! Рядышком, на два кривуна спустимся. По тропе пойдём.

— Котелки куда, с собой? — спросил Колёк.

— Да, возьмём с собой. Да, Тимоха? Там ухи сварим!

— Здесь будем уху варить, там порыбачим, немногим выше ещё яма неплохая. А затем вернёмся на эту яму. Кинь, Колек, посуду — вон, в папоротник. Пошли.

Добрались до нужной ямы, перешли на правый берег. Скинули рюкзаки.

— Да, здесь рыбы больше, вот это хорошая ямка! Я, Тимоха, на сочок встану, а вы снизу гоните рыбу.

— Разумеется, ты, Олег, на сочке будешь — ты у нас самый здоровый.

— Нашёл здорового, леща кидаешь! Кто уж здесь здоров, так это ты!

— Олег, я лёгкий, забьётся полный сочок рыбы — не успеете подбежать на помощь, и меня рыба утащит в пучину. На дне покажет, почём фунт горбушовой икры!

Приступили к рыбалке. Олег завел сочок на начале ямы, повел снасть вниз. Все остальные устроили обстрел ямы камнями. Бросились на помощь к Олегу: он уже повернул к берегу, пытается вытащить сачок. Всем колхозом вытащили снасть на берег — мешок мантии сочка почти полный! Быстренько успокоили рыбу палками, горбылей сразу выбросили в ямку возле валуна.

Тимоха с Кольком принялись пороть рыбу, Олег с Сашей снова завели сочок. Перебили рыбу палками и подбросили старшим ещё работки. Старшие работают быстро, рыбу с первого замёта почти всю выпотрошили. Разобрались и с этой рыбой.

Олег вытащил сочок, а в нем всего десяток горбушин.

— Не понял, дырка, что ли?

Проверили мантию, и точно — дырка.

— Странно, горбуша ещё без зубов, а уже грызёт!

— У тебя, Тимоха, иглица с собой?

— Естественно, я человек предусмотрительный.

— Тимоха, что придумать? — Комары достали!

— Нас комары не кусают.

— Саша, и нас комары не кусают. А вот яйца скоро отгрызут! Постой-ка раком ближе к лесу! И ведь не почешешь: руки в рыбе.

С этой проблемой справились быстро: нанесли мази на штаны между ног. Парниша заштопал дырку на сочке.

Продолжили прерванную работу. Рыба стала пуганой, обстрел ямы камнями принёс жидкий результат. Стали работать по-другому: два родных брата на сочке, Тимоха с Сашей на загоне. Молодой ближе к левому берегу, а парниша гонит рыбу наверх под правым берегом, где глубина по пояс, а он в болотных сапогах. Таким манёвром черпанули рыбы больше, чем при первом замёте!

— Олег, ты двадцать пять литров упрёшь?

— Да, упру, ведь не на перевал лезть — идти всего пару часов.

— Нет, идти минимум два с половиной час. Корче, у меня вот такой план. Сейчас делаем полсотни литров икры. Я и Олег грузимся и на базу, естественно, после обеда, как покушаем. А вы будете ловить до вечера.

— А кто будет шугать рыбу?

— Саша, ты уже достал своими глупыми вопросами! Ты, бл…, будешь шугать, а Колёк ловить! Не бойся, не заблудишься, — Колёк тебя приведёт на стан. Ну, и как мой план?

— Да, по-моему, лучше не придумаешь!

Тимоха потащил Олега рюкзак к первому броду. Не надо держать икру рядом с местом, где рыбачишь! Бережёного бог бережёт. Но лучше на бога не надейся, главное — сам не плошай, надеется надо только на себя. А вдруг появятся доблестные охранники биоресурсов — бывшего народного добра? Когда икра в паре километрах от места рыбалки — на душе спокойней…

Двадцать пять литров икры — тяжелый, однако, вес: это чистых тридцать килограмм! Отнёс икру, вернулся на яму. Там тишина, и уже муть осела, в яме рыба снова скапливается. Рыбаки поднялись на кривун выше. Здесь жидкая ямка, взяли всего пятнадцать литров икры, пришли на любимую яму.

Парниша сразу занялся костром, принялся кашеварить, при этом помогая Кольку пороть рыбу. Кашеварит огонь: брюшки отваривает. Сразу нарезал килограмма три брюшков на стан. Кстати, вместе с горбушей в сочке остаётся довольно крупная мальма: ячея на мантии небольшая — пятнадцать миллиметров, — мальма бы проскочила, но в суматохе часть рыбки не успевает убежать с ловушки.

Наконец-то в короб загрузили двадцать пять литров.

— Тимоха, снова дырка в сочке, да не одна.

Посмотрел мантию: некоторые нитки на ячее тонкие-тонкие, как будто перебиты, и дырки огромные.

— Что за херня?! — до него дошло, в чём суть дела. — Так ребята-акробаты, рыбу глушить вне сачка!

— Ты что, хочешь сказать, мы палками перешибаем нитки? Да такого, Тимоха, быть не может!

— Да, Колёк, не может такого быть, когда палка попадает по рыбьей голове! А когда палка попадает по камню, то перешибает нитку или делает её тонкой и слабой. На нижней яме на берегу песок, — только один прорыв и был. А здесь голышей полно, — вон, что с мантией сделали!..

— Верно, а больше неоткуда взяться таким пробоинам. Будем глушить вне сочка. А может, будем ждать, пока рыба уснёт? Попал ты, Тимоха, на рыбалку, ждал, пока рыба уснёт, икру катал!

— И не говори, Олег. Так после того, как рыба уснула, мы каждую штуку вспарывали в паре: один держит, другой режет.

Умора! Но это было в первый день, на второй день мы не дали начальнику Десны заниматься ерундой.

Парниша с глаз долой убрал свой рюкзак, сели обедать.

— Тимоха, а почему, зачем твой товарищ так чудил? Он что — залётный какой, ни разу рыбу не видел?

— Нет, Олег, он местный, рыбу с раннего детства видел, как и мы все. Он в деревне вырос. Всего-навсего он сын профессора.

— А, ну, тогда всё ясно! Сам профессором не стал — ума не хватило. Принялся людям мозги пудрить.

— Да, ты прав! — Он один умный, остальные все бараны.

— Тимоха, нам-то по сколько икры брать?

— Саня, чё ты тупишь? Ловим до тех пор, пока не останется два с половиной часа светлого времени! Выше ямы меньше, там сочком нормально работать, да и здесь, в сущности, неплохо. Можно ещё взять литров десять-пятнадцать.

Покушали, перекурили это дело. Колёк с Сашей продолжили заниматься браконьерством. Тимоха с Олегом пошли на стан.

До первого брода дошли быстро. Парниша слегка взмок: за спиной — почти сорок килограмм. В рюкзаке и в кармашках много всякой всячины:, короб, брюшки, икра, даже присутствуют чайные дела. На броде Олег загрузился. На полпути к аквариуму сделали короткий отдых.

Тропа в этом месте проходит берегом, по песку, лежат огромные камни. Место удобное ставить рюкзак. Рюкзаки поставили на валуны, не вылезая с лямок, пару минут постояли, — пусть плечи отдохнут, не курили. Тимоха бы спокойно дотянул до аквариума, но с ним нетренированный человек.

— А где Мурка? С ними осталась?

— Нет, Олег, не останется, прибежит к ним, посмотрит, что меня нет, и рванёт догонять.

На аквариуме сделали второй перекур, а третий — большой — перекур получился внеплановый. Парниша идёт первым, слишком не газует, чтобы брат не отставал. Тропа на этом отрезке пути тянется по левому берегу, кругом чистый елово-пихтовый лес, внизу — сплошной ковер мелкого папоротника. Река в трех метра от тропы, точней, обрыв метров за пять, внизу узкая полоска поймы и затем только река.

— Тимоха, медведь! — полушёпотом сказал Олег, точней, загробным голосом.

Ведущий шел, уткнувшись взглядом в тропу: вес тяжёлый, когда долго держишь голову прямо, — начинает шея болеть. Так что лучше смотреть на тропу в двух-трёх метрах перед собой. Поднял голову и вздрогнул, но вздрогнул не от того, что увидел в шести метрах от себя.

Вздрогнул от собачьего лая. Мурка догнала хозяина в самую веселую минуту. В шести метрах на дыбах стоит здоровенная черная медведица! Почему именно медведица? Она что, лифчик носит?! — Потому, что дальше и чуть выше на невысокий отрог по сопке убегают два маленьких медвежонка этого года рождения.

Медвежья мамка вела своих деток почищенной тропинкой, — она ведь не дура по кустам лазить да детей за собой таскать. По Анне среди лесного населения прошёл слух, что внизу на речке появилась рыба: на берегах лежит горбуша. Сойки разнесли это весть по всему бассейну реки Анна и не только. Мамка повела своих деток на дармовой рыбный стол.

Вот это встретились, так встретились! Не бывает опасней встреч, и деваться некуда: огромный зверь даже в неполном прыжке достанет обоих браконьеров. Мурка кричит на медведицу с трёх метров. Собака поняла, что это не игрушки и надо спасать хозяина. Иначе бы она побежала за медвежатами и увела бы медведицу. Собаки не люди, не могут мыслить логически. Она защищает своего хозяина. Молодец, но что толку? Медведица на собаку вообще не реагирует, ноль внимание, как будто этого белого мелкого зверя не существует. Всё внимание на людей, точней, на одного «людя»: зверь в упор смотрит на Тимоху, и он смотрит в глаза медведице.

— Олег, отходи назад, — в полголоса сказал парниша.

— Куда назад? — Дальше обрыв!..

Вот место попалось! Верней — попались на неудобном месте: тропа, а в метре обрыв, внизу узенькая пойма. Мурка разоряется, голосит на всю тайгу — она между медведицей и хозяином, не пытается укусить зверя. Гляделки продолжались больше минуты. Тимоха боковым зрением увидел, что косолапые детки достигли отрога, ещё секунда — и медвежата скрылись с глаз.

Медведица, резко повернула голову туда, куда убежали детки. Сделала ложный выпад на собаку, всем своим видом говоря: «Ты-то куда лезешь, шмакодявка белая? Тресну лапой — и размажешься по елке!» Мурка отскочила в строну, зверь резко опустился на передние лапы. Ух! — Браконьеров накрыла волна воздуха. Адреналин полился из всех щелей. Пока только адреналин, ещё мгновенье — и польётся другое вещество! Медведица побежала вслед за своими детьми. Мурка с ожесточенным лаем бросилась за ней, уже пытаясь укусить, — собака озверела.

— Мурка, Мурка, ко мне!

Косолапая мать двоих детей на ходу делает слабый выпад на собаку, мол, отстань, а то придавлю как вошь. Собака отскочила — она поняла, что придавит. Остановилась, стала на месте кричать на убегающего зверя. Точней будет, — на зверя, который поспешил за свои детьми. Медведица не убегала, а легкой трусцой, лениво, добралась до отрога и скралась за ним. Её детки, — да, улепётывали во весь свой махонький медвежий дух! Мурка сбегала на отрог, минуту погавкала там и вернулась к хозяину.

Браконьеры молча пошли дальше, ноги отказываются передвигаться. Метров через пятьдесят от места встречи, которое могло бы стать роковым, но не стало (Тимоху и на этот раз пронесло!), на тропе был шлагбаум: тропу перекрывала довольно крупная елка. Отличное место для большого перекура! Рюкзаки пристроили на валежине, вылезли из лямок. Мешки поставили на землю. Достали папиросы, спички, а прикурить не могут, — спички ломаются в руках. Вот так-то, перебор адреналина! Закурили.

— Вот это мы попали, или чуть было не попали! Такого у меня ещё не было. Ты, Олег, говорил, что медведей не видел, — пожалуйста, налюбовался вволю, через край!

Брат лицом белый, он ещё полностью не отошёл от встречи. И от какой встречи! — Жизнь висела на тонком волоске. В этом году Олег больше не пойдёт в тайгу. Медвежий психоз. Но психоз этот его не накроет навсегда. Как-никак, двоюродный брат.

— У меня, Тимоха, такое чувство, что, если бы я был с кем-нибудь другим, медведица нас бы придавила, как котят слепых. Она на тебя в упор смотрела — она тебя узнала.

— Ну, в упор, а хотя, ты крупней меня, на полголовы выше. Насчёт узнала — не знаю, но и не отрицаю. Лично я давненько не видел такого здорового медведя. А она меня, естественно, видела и не раз. Может быть, и узнала. Ух! А ты, Муся, молодец, подоспела в самый разгар. Но мне кажется, без тебя было бы спокойней.

— Да, медведица на Мурку ноль внимания, всё внимание на тебя.

— Я знаешь, Олег, больше всего боялся, чтоб Мурка не укусила мамашу, когда она на дыбах стояла. Думаю, сейчас хватанёт, медведица разозлится, и — пишите письма на Анну. Как ты, Олега, убедился воочию, собака — это не защита от медведя, могло бы получиться наоборот. Так, надо чайку сообразить, а то ноги не идут.

— Ты что, на речку полезешь?

— Да, здесь можно спуститься. А ты, Олег, не ссы. Костёр заводи, он тебя успокоит.

— На этой Анне медведей больше, чем рыбы.

— Да брось ты, всего трёх встретили. Я сегодня четверых встретил, да как встретил! Один чуть с тропы не снес. Ох, у меня и денёк сегодня, медвежий!

Брата можно понять: после произошедшего ему страшно одному оставаться в тайге даже на пять минут. Тем более, место встречи в пятидесяти метрах. На собаку он не надеется, он понял, что собака — это не защита. Да к тому же Мурка пойдёт с хозяином на речку.

Парниша быстренько, прямо на тропе, развёл костерок, взял свой офицерский котелок, полез на речку. Не так-то просто воды набрать: здесь путь для скалолазов. Минут десять потратил на это дело, там, где спустился, с котелком воды не подняться, пришлось пройтись немножко выше…

Напились чая, ну, по одной кружке и всё, нет больше чая. Так что не напились, а попили чая. Пришли в себя. Да Тимохе-то что, — он фактически сразу в себя пришёл, как только медведица скрылась за отрогом. Рюкзаки поставили на валежину, влезли в лямки, потянули наверх.

До стана делали ещё два перекура. Последний перекур был после того, как с устья Второго ручья вылезли на плато. Здесь очень круто, но подъём короткий, десяток метров. Дальше вверх ельником слабый тягун, и — на родную террасу.

Икру сразу поставили в ручей. Отдышались. Костерок — снова чай. Олег преступил к работе: сел, точнее, упал на грохотку! Сначала привёл грохотку в рабочие положение. На костре в консервной банке растопил парафина. Не от свечек парафин, большие куски, Олег, наверное, килограмма два притащил парафина. Затем тряпочкой, макая её в парафин, тщательно, с двух сторон обтёр сетку грохотки.

— А это ты для чего делаешь?

— Это все делают перед работой на грохотке. А что, разве твой охотовед-икорщик этого не делал?

— Если бы делал, я бы у тебя не спрашивал!

— Да, по твоим рассказам он супер-профи в делах икорных! Откуда ему, профи, знать про парафин? Каждый день, точней, каждый раз перед работой нужно парафинить сетку. Тогда после работы грохотка лучше отмывается. Верней, она полностью отмывается! А сетку, не покрытую парафином, ты полностью не отмоешь: микрочастицы застревают между нитками, — шнурок-то не цельный, а плетёный. При работе грохотку не так часто забивает.

— Он после работы по полчаса мыл грохотку, щёткой шкрябал.

— Вот, видишь! А была бы сетка покрыта парафином, — после работы ополоснул грохотку, и все дела!

— Ястыки мыть не собираешься?

— Я что, больной?! Зачем ястыки мыть?

— Точно ты, Олег, больной! Чтобы крови меньше было, — понял?

— Понял, лихо вы икру готовили!

— Я на второй год сам дошёл, что ястыки мыть не надо. И когда на стане не было главнокомандующего, мы не мыли ястыки, это беспонтовая работа. При Ваське приходилось одного человека сажать на мытьё ястыков.

— И чем вы ястыки мыли, порошком стиральным?!

— Мылом хозяйственным!

— Да, неприятно осознавать, что тобой руководил полный дуб и профан в данной отрасли. Ну, что, Тимоха, сделаешь? — Таких людей полно, даже переизбыток!

— Да, ты прав, даже чересчур много. Знающий десять слов по-английски начинает учить другого разговорному английскому.

— Ты что, брюшки не жаришь?

— А ты что, проголодался? Рано ещё, они к ночи подойдут, чтобы как раз горячее было.

Олег довольно быстро прогрохотал первые двадцать пять литров икры. Икру, прошедшую через грохотку, Тимоха промыл в стечке, высыпал в большой синий таз. Затем икорных дел мастер, а Олег — мастер, залил в таз с икрой всего два ведра тузлука.

— Засекаем время: будем держать минут семь, больше не надо, пусть будет малосол, — брат плавно помешивает икру руками, при этом выбирая крупные кровинки, кусочки печени (довольно часто в икру попадают кусочки рыбьей печени).

— Ну, а дальше что?

— Дальше — икру на стечку, всё. Вот сейчас весь мусор — кровинки, маленькие кусочки от ястыков, все лопунцы — уже на дне. Поэтому и нужно во время процесса засолки перемешивать икру. Затем берём дуршлаг, аккуратно вычерпываем икру на стечку, главное — по дну не шкрябать, а иначе зацепишь кучу мусора. Если передержал икру, то она вся осядет на дно.

— Васёк так и солил: залил партию икры тузлуком, на дно осела, значит, готова. И повторно заливал солёную икру тузлуком.

— Не хрена себе вы икру солили! Ведь её есть невозможно и тузлука тонны нужны. Правда, такая икра может без специй и без холодильника годами храниться.

— Икра была, да, — гольная соль. Она и стекала-то по двадцать минут, соль выдавливала влагу. Сама икра сморщивалась, становилась в два раза меньше.

Олег дуршлагом перекидал всю икру на две стечки. Тимоха ложкой поковырялся в икре: чистоган, чистейшая икра!

И так ему стало обидно за бесцельно прошедшие две путины! Икру мог готовить всего один человек. Возникло желание порвать Васька! Не надо никого рвать, как говорится: что ни делается — всё к лучшему. Если бы на Десне сделали много икры, то и кинули бы его по-крупному. Этого он бы не простил, в итоге — опять тюрьма надолго.

— А ведь я так сделал разок икру, в девяносто первом. Всё удивлялся, не мог понять: куда мусор делся?.. Но сделал и забыл.

— Бывает в жизни и такое!.. Ты, наверное, посчитал, что тебе это не нужно, не пригодится. Если нужен крутой посол (допустим, здесь икру прятать до глубокой осени), — вот этот малосол заливаешь тузлуком, и ждёшь, пока икра осядет на дно. Малосол без специй долго не простоит, даже в холодильнике, если только в морозилку засунуть.

— Сколько времени стекать будет?

— Пусть ночь стоит, ничего с ней не случится.

— Вторую партию куда, где она стекать будет?

— Завтра прогрохочу, на сегодня хватит.

— Но ведь завтра отходов уже больше будет, время ещё есть.

— Устал я, Тимоха, здорово! Да и медведи эти… Я до сих пор себя хреново чувствую. Стечки еще нужны, этих двух мало.

Олег высыпал сырец из короба в два ведра, — как раз влезла вся икра. Вёдра накрыл крышкой, поставил в яму, в воду. Тимохе, ну, очень не понравилось такое отношение к работе! Он по-быстрому сколотил стечку с сухого тонкого кругляка. Борта получились низкие, площадь стечки в два раза больше, чем на имеющихся стечках, — на неё спокойно можно положить десять литров икры, да даже пятнадцать литров. Приступил к приготовлению ужина: отварил риса, нажарил четыре сковороды брюшков. Сумерки сгущаются, и никого нет.

— Давай-ка, Олег, ужинать. Вот-вот должны подойти…

Только преступили к трапезе, — Мурка лениво закричала в строну реки, откуда должны появиться два браконьера.

— Я же говорил, сейчас подойдут. Эй, мадама, хватит орать, это не медведи — свои идут! Пошла бы лучше, встретила.

Собака никуда не пошла, а через минуту и вовсе замолчала. Братья недоуменно перегнулись, думая каждый про себя: что бы это значило? Собака должна была побежать навстречу двум припозднившимся родственникам, просто обязана! Поужинали и всё, — ночь наступила, и никто не пришёл. Сидят братья у костра, курят, выдвигают разные версии.

— Если та медведица на них наткнётся, то всё: тебя там нету, она быстро сними разберётся.

— Не наткнется! Когда мамка шла по тропе, Колёк с Сашей рыбу ловили, они на речке были. Что могло случиться?.. Ты заметил, Мурка-то кричала на речку. Может, ОМОН решил прогуляться по Анне, и — здравствуйте, девочки?

— Да рыба только пошла, на Бахуре и то в это время спокойно, а здесь — тем более!

— Но ведь кто-то пытался идти по ельнику между двух ручьёв. Если бы наши пытались, — они бы уже пришли. Собака-то не просто так, от нечего делать сбрехнула.

— А заблудиться не могли? Не попали на нужный ручей, здесь такая местность хитрая…

— Олег, здесь местность обыкновенная. Они уже три раза ходили по данному пути, правда, только туда, обратно не ходили. А три раза вполне достаточно, даже много, чтобы запомнить путь.

— Тимоха, не суди о всех по себе! Тебе всегда и везде хватает одного раза, чтоб запомнить путь. Лично я, если один пойду, то не попаду с речки на стан! Поднимались наверх у устья ручья, лезли по правой стороне, а оказались на левом берегу.

— Так здесь два ручья фактически похожих, и они недалеко друг от друга…

— Вот-вот, я-то потом понял, но ты сам сказал: фактически похожих друг на друга. Скорей всего, заплутали.

— Хорошо было бы, что заплутали. Но, как говорится, надо думать о худшем, а лучшее — оно само придёт.

— Пойду я, наверное, Тимоха, спать…

— Давай, я следом. Денёк сегодня больно эмоциональный, а под вечер ещё подарок, чтобы спалось крепче…

Олег упаковался в спальник, парниша следом залез в палатку. Покурили и баиньки.

Утро — как обычно, да не совсем: на душе ком. Тимоха проснулся как обычно, на рассвете, завёл костер, сделал чая. Сидит, чаёвничает. Олег спит, Мурка крутится рядом, поглядывает на хозяина: ну, мол, кинь кусок сахарка, не жмись! На, собака белая, лови. Белая собака отвлеклась на ручей и сахар не поймала. Глухо тявкнула, подобрала брошенный кусок, быстро проглотила и с диким, бешеным лаем бросилась вниз по ручью, по воде. Парниша вскочил, бросился к палатке. Олег в палатке зашевелился, стал быстро одеваться.

— Веселей давай! Сейчас будем делать кросс по тайге. Я же тебе говорил: ОМОН. А ты: заблудились, заблудились.

Вдруг Мурка сменила гнев на милость: собака стала петь приветствие.

— Отбой!.. — парниша злобно выругался.

И совсем не потому, что не пришлось бежать кросс по тайге, — он не хотел и не хочет играть в догонялки со спецслужбами! А выругался оттого, что у него тупые родственники, опозорили его перед самим собой. Он не ожидал от Колька такого фортеля! Вскорости прибежала собака, а следом Колёк.

— А где Саша? — спросил Тимоха.

— Идёт, — Колёк снял рюкзак. — Ох, я и заколебался!

— А что вы по ручью идёте? — спросил Олег.

— А это, наверное, чтоб не заблудиться, да, Колёк?!

— Тимоха, не подкалывай. Я вчера уже вылез в ельник, а этот урод!..

Появился «урод»:

— Что сразу, Колёк, урод? Уже темно было и местность незнакомая, зашли бы куда-нибудь.

— Да не зашли бы вы никуда, а пришли бы на стан. Значит, ты еще и ссыкун у нас, оказывается.

— Что ссыкун, — Колёк не туда повёл!

— Да нет, Саша, он туда повёл, и Мурка вас вчера услышала.

— Так значит, это Мурка гавкала? Я сначала думал — показалось. А Саня вообще не слышал лая.

— Ему было уже не до лая! Нихрена, ночь наступает, мама, караул!

— Да причём…

— Заглохни, б…., сейчас ещё что-нибудь вякнешь, — и я тебя точно закопаю!.. Колёк, а вот тебя я не понимаю! Ты зачем слушаешь этого щенка, а? Ты чё, в натуре?!

— Тимоха, прекращай ругаться! Мы-то в палатке спали — считай, дома. А они вон, какие замученные. Вы где спали?

— На том берегу, в ельнике, а там муравейников больше, чем здесь. Я там горящими гнилушками границу очерчивал. Здесь муравьи нормальные, а там — точно звери!..

— Ты лес, случаем, не подпалил?

— Да брось ты, Тимоха, всё нормально, пень уже потух.

— Когда ты первый раз сюда пришёл, и эти муравьи были зверьми. А теперь они тебя знают, свои мураши, а там — чужие, и ты для них чужой. Да, значит, спали в полутора километрах от стана. Только я чего-то не понимаю. Зачем вы поперли в тот ельник, если вы уже были в ельнике между двух ручьёв? Зачем снова ушли на правый берег Анны?

— Да Саня меня с панталыку сбил. Пришлось спускаться. Если бы Мурка не прекратила лаять, мы бы пришли вчера.

— Так кто виноват: Саня или Мурка? Я вот думаю, Колёк: виноват ты. Ещё раз говорю: нехрен слушать этого урода! В план-то мы не вписываемся! У вас литров по пятнадцать, да?

— На большее времени не хватило, выше не так-то много рыбы.

— Медведицу огромную с медвежатами не видели? — спросил Олег.

— А вы что, видели?

— Олег, я тебе ещё вчера говорил, что с медведицей они разминутся. А мы, Саша, видели, правда, расстояние большое было — метров шесть, но не больше десяти.

— Ничего себе, да это почти в упор!

— Колёк, она на дыбах стояла перед нами, минут пять стояла, меня до сих пор не отпускает.

— Кто тебя не отпускает? И не пять минут, а всего-то минуты две, ну, от силы три… Так. Как я понял, добивать придётся одному! А я один много не сделаю.

— По пятнадцать литров понесём.

— Заткнись, б…, тебе слова не давали, и вообще не влезай в базар, ты здесь никто!

— Тимоха, я сейчас немного отдохну, покушаю, да пойдём вдвоем.

— Ты же, Колек, ночь не спал! А медведицы не испугаешься?

— Да, медведица на тропе дежурит. Спал я ночью, урывками, ничего страшного.

— Медведица на рыбе будет, а с Тимохой, Колёк, тебя ни один медведь не тронет. Если бы вчера на месте Тимохи был кто другой, то медведица нас бы кончила!

— Не, от вас бы она не кончила, она бы вам не дала и мне тоже, — гон уже прошёл! Тогда почему ты, Олег, боишься идти со мной?

— А кто будет икру делать?

— Как будто Саша не может делать! Да, и, кстати, ты чё мне, Саша, не сказал, как быстро делать икру? Ты что молчал, когда мы с Вальком катали икру?

— У каждого свои способы!

— Что гонишь, какие способы? Специально, гад, молчал?!

— Тимоха, здесь икры много, тяжело одному. К тому же Санька никогда не делал икру, а только видел. И он вон, какой замученный, ночь не спал — за грохоткой уснёт.

— Да, икры много. Пойдём, Колёк, с тобой. Ты-то за сочком не уснешь! Да мы в паре сработаем так, что никто так не сработает!

На самом деле, икры сырца немного — всего литров шестьдесят, не больше. Просто для парниши это невероятно: в одиночку за день переработать бочку икры. Несмотря на то, что узнал быстрый способ засолки. А Олег врёт: он после вчерашней встречи боится идти вниз по речке, и на стане боится один оставаться, да и лодырь он хороший. Саша тоже не промах включать лодыря. А боится ещё больше Олега.

Сели завтракать вчерашними жареными брюшками.

— Олег будет икру перерабатывать, ты, Саша, на подхвате. А между делом, вон, сушинку свалишь, да раскидаешь.

— Дров что ли мало?

— Чего?! Колёк сейчас будет по речке с сочком носиться, а ты спать? Хрен ты угадал, таежник сраный! Скоро рыба пойдет на полную и не будет времени дрова пилить. И запомни на будущее: дрова — они как деньги, их никогда не бывает много! А вот мало бывает.

— Так что, Тимоха, медведица вам сказала?

— Молчала, сука, как в рот воды набрала! Но от меня взгляд не отрывала. Наверное, влюбилась, а это уже хуже, ведь будет искать повторной встречи!

— Я бы, наверное, там бы и помер! Ничего себе — медведица на дыбах!..

— Помереть бы, Саша, не помер, а вот меня бы перед медведицей опозорил.

— Как это бы я опозорил?

— Обгадился бы, вот и опозорил.

— Ну, Олег-то не обгадился.

— Он и помирать не собирался, а ты же собираешься. Что, думаешь, так просто — взял и помер? Нет, дружок, за доли секунды до инфаркта на почве страха обычно подрывает нижний клапан.

— Да я чуть было не обгадился! Ещё бы полминуты она постояла — и всё.

— И что бы «всё»? — Пришлось бы вниз прыгать.

— А Мурка что?

— Медведица не замечала собаку, она бы её смела с пути одним взмахом лапы. Не было у неё желания нападать: обождала, пока детки скроются за отрогом, да потрусила следом. Никогда у медведей не возникает желание нападать на человека.

— Самое страшное было, когда она опустилась на четыре лапы. Ух! У меня сердце зашлось.

— Не спорю, страшно было, но не сильно. А если бы сильно и, как ты выражаешься, «сердце зашлось», то мы бы сиганули с обрыва. А мы ведь остались на месте.

— Я хотел сигануть, но на тебя смотрел: ты стоишь, и я остался наверху.

— Так где вы встретились?

— По пути покажу, уже выше аквариума.

— Вы костёр на тропе жгли?

— Мы, а кто же ещё мог жечь? Вот там-то, в полсотни метрах ниже, и встретились.

— Я тебе, Санька, говорил, что кострища на тропе не было! А ты мне: было, было, оно постоянно здесь было.

— Колёк, ну он же таёжник! Ясно дело, что свежее кострище, да к тому же прямо на тропе, бросается в глаза!..

Два брата-акробата собрались и пошли на рыбалку. По пути парниша посмотрел, где спали два великих таёжника. Показал место встречи с медвежьим семейством. После последнего брода Колёк вытащил с кустов сочок. Высоко они вчера поднялись!.. Метров через триста подобрали котелки. Пошли на нижнюю яму. С сочком по тропе не разгонишься: снасть длинная, пять метров.

Пришли на яму. Поротая рыба лежит на месте, никого здесь не было. В яме горбуши полно.

— Ну что, чаёк и приступим?

— Почему медведи сюда не пришли?

— А ты что, догадаться не можешь? Теперь по речке рыба не в одном месте валяется и даже не в двух местах. Так что им спешить некуда. Как горбуша опарышами покроется, так косолапые и появятся.

Завёл костерок, повесил воду на чай. Колёк зачерпнул сачком из ямы.

— Тимоха, помогай!

Пришлось помочь вытащить снасть, но улов не трогали: на сочок положили два больших булыжника, — пусть рыба трепыхается, пусть засыпает! Браконьеры сели пить чай.

— Не нравиться мне, Колёк, эта бригада — такие работнички! И, кстати, ты кому икру сдавать будешь? Ты же знаешь скупщиков?

— Икру Олег сдаст.

— Нет, спасибо! Мне хватило, как он сырец сдал. И привёз продуктов на двести рублей. Вальку-то хоть что-нибудь перепало?

— Саня мне литр водки дал. Я к тебе не пошел, ты бы всё равно пить не стал. Да и Саня меня предупредил, чтобы я тебя не спаивал. С Китайцем водку выпили.

— Лихо девки пляшут! Да, здорово: за пятнадцать литров сырца по бутылке водки! А что это он за мое здоровье стал беспокоиться? Тебе не кажется, что странно, однако?

— Ничего странного нет. Саше надо, чтобы ты трезвый был: им надо срочно бочку икры добить и сдать. Они ту икру не сдавали, да и смысла нет скидывать неполную бочку. Саня немного денег нашёл, вот и купили продуктов. Они тоже на подсосе сидят, нигде не работают, а у них семьи. Меня-то с тобой никто не пилит, а их пилят!

— Понятненько. Да их не то, что пилить, их порубить надо в капусту. Значит, Саша захотел на моем горбу немножко продвинуться ближе к раю? Хрен ему по всей морде! А ты-то, что молчишь? Нихрена себе — за пятнадцать литров сырца бутылку водки! Мне был нужен способ засолки икры, — считай, я за него заплатил. Олега с Сашей здесь больше не будет! Да я уверен, что Олег в этом году в тайгу больше не пойдёт, его мал-мал психоз медвежий накрыл. После такой встречи любого накроет.

— Тимоха, я Олегу должен, да и когда у меня полный голяк, — обращаюсь-то к нему. Брат ведь родной.

— Хороший братан! Да ты больше к Курею обращаешься, а не к Олегу. Так, значит ты икру в общий котёл? Я пас! Давай, говори адреса скупщиков.

— Не знаю я адресов, я никогда не сдавал икры, я постоянно в стороне был. А у нового, у чужого, незнакомого человека икру не возьмут — подставы боятся. С этой бочки икры они здорово наварятся. Саша уже губы на большее раскатал.

— Пусть машинку закаточную в Долинске купит, чтоб губу закатать. Что, Саня сказал, мне не говорить явки приёмщиков?

— Тимоха, ерунду не городи! Мне этот Саня по барабану. Я же тебе объяснил насчёт сдачи икры. Ну, что, давай пороть?

— Не гони лошадей! Вынесем готовой икры по пятнадцать литров. Зачем я буду горбатиться на кого-то? Этот молодой сейчас дрыхнет в палатке, Олег один перерабатывает икру. Вы сегодня принесли около сорока литров. Это в общем девяносто литров. Да там икры с лихвой, на шестьдесят литров чистогана.

— Ты не забывай, что икра ночь простояла, — отходов много будет. И мы принесли не многим больше тридцати литров.

— Ну, не тридцать же литров отходов?

— И что, придём пустыми?

— Да можно и пустыми: скажем, что мамка медвежья шуганула. Но ведь мы с тобой, Колек, не те люди. Возьмём литров по пятнадцать, и в итоге получится по двадцать чистогана, даже больше. А может, больше взять, чтобы они перед перевалом сдохли?!

— А я тебе что сделал? — Грузиться-то станем поровну! Мы от двадцати литров будем чуть живые.

— Колёк, надо найти двух человек. Нормальных, чтобы работали, лодыря не гоняли и не косили.

— Ну, давай Юрика возьмём. А кто будет икру делать?

— Икру я беру на себя, сложного ничего нет. Нудного — много, на грохотке-то сидеть. Но ведь Курей не таскает икру.

— Ну, почему не таскает? Ходит он изредка на Бахуру. С тобой он пойдёт. Как Курей работает, — тебе не надо рассказывать!

— Да, знаю, и он свой.

— А Олег — чужой, да?!

— Колек, если разбирать родственные связи, то Юрок мне фактически никто. Он твой двоюродный. Но он мне гораздо ближе, чем Олег. Я хорошо знаю Курея, а Олега не знаю. Потому, что возраст: Олег на восемь лет моложе, а Курей на год старше меня. Короче, Юрика берём!

— Во, Тимоха, берём Юрика, а он Витальку уговорит, да не придётся уговаривать: Виталя с радостью пойдёт! Он, кстати, тоже может делать икру.

— Ты имеешь в виду Бабка? Это здорово, ведь у него мотоцикл! А насчёт икры — и ты, Колёк, можешь делать икру, но не хочешь. Оказывается — что там уметь? Я бы Васька порвал! Вот сейчас бы он мне попался, — загрыз бы нафик, руками придушил урода, сыночка профессорского, алкоголика закодированного! Ох, и гнида!

— Да, не хило вы две путины дурью страдали! Значит, ты икру сам решил сдать? — Не советую, Тимоха…

— Ты в смысле чего не советуешь? — Что, мол, Саше не понравится?

— Да брось ты ерунду городить!

— Я просто отнесу икру старикам и все дела. Виталя знает скупщиков?

— Он не будет чужую икру сдавать.

— Да про эту икру забудь уже! Я на будущее спрашиваю.

— Он часто сдавал икру, знает всех скупщиков, так что с этим проблем не будет.

— Ну, что, приступили к работе!

Не напрягаясь, с одной ямы, с перекурами и с одним перерывом на чаепитие за три часа набрали тридцать литров! Парниша в основном порол рыбу, временами шугал горбушу, чтобы больше в сачок влетело. Сварили брюшков, покушали. На стан брюшков нарезали. В три часа дня, спрятав посуду и снасть, пошли наверх. Покурили на аквариуме, после подъёма в ельник сделали еще один перекур. Хорошо шли — уложились в два с половиной часа.

А на базе тишина, — «все ушли на фронт», даже костёр не дымит! Свалены две большие сушины, и никакого движения.

— Эй, подъём, б…! — закричал Тимоха на подходе к икорному цеху.

Икру всю переработали.

Первым с палатки вылез Олег:

— Что-то вы рано пришли. Ну, и как успехи?

— Тридцать литров сырца взяли и хватит, наверное.

— Да даже перебор будет небольшой: готовой икры — шестьдесят пять литров.

— Ну, давай, Олег, приступай к этой икре.

Саша вылез с палатки.

— Что-то я, Саня, не вижу ни одного отпиленного чурбака! Что, за день отоспаться не можешь?

— Я сейчас пилить буду.

— А ты уверен, что до ночи раскидаешь две сушины? Время-то уже шесть часов.

— Я две не раскидаю, я и одну не раскидаю, даже половину не раскидаю.

Колек тем временем завёл костёр, чайник повесил. Олег принялся икрой заниматься.

— А тогда кого ты хрена свалил две сушины? Ты что, дебил?

— Санька, я же тебе говорил, не надо вторую валить, от Тимохи получишь за такую инициативу.

— Олег, какая это инициатива? Это поступок идиота. Эти сушины долго будут лежать, потому что рыба пошла. Пихта хорошо в себя влагу берёт. Короче, будешь всю ночь пилить! Пока на чурки не раскидаешь — отсюда не уйдёшь.

— Тимоха, мне, кстати, Санька нужен, помогать надо.

— Что встал? Иди, помогай Олегу, таёжник сраный!

— Тимоха, рыбу ты будешь жарить?

— Я сейчас, Колёк, дрова пилить буду. Огонь делай меньше и не жарь одну строну по полчаса! Пять-семь минут — не больше — и переворачивай. Брюшки быстро жарить.

— Завтра во сколько уходим? — спросил Олег.

— С рассветом выходим, так что подъём в пять часов. Надо было назначить на шесть вечера, а не на четыре.

— Да нормально дойдём, зачем так рано выходить?

— Заглохни, тебе слова не давали, ты лишён голоса! Ты опять, урод, лезешь! — Тимоха с ножовкой подошёл к икорному цеху. — Ты что, Саша, русского языка не понимаешь? Ты меня, бл… выведешь, — и Олег не поможет!..

— Тимоха, оставь его, — молодой, глупый.

— Ну, а ты, Олег, старый, да? Вы, случаем, не одногодки?

— Нет, ты что, я старый, я на два года старше Сашки!

— Да, развалина, однако, древняя!.. — посмотрел Саше в глаза, очень не хорошо посмотрел. — Ладно, живи пока, пошёл я дрова пилить.

Колёк жарит рыбу, в перерывах чурбаки рубит. Тимоха, не напрягаясь, вжикает ножовкой, он решил раскидать комли у сваленных сушин. Саша так и торчит в икорном цеху, хотя там уже вдвоём делать нечего…

Икра готова, рыба пожарена, толстые концы сушин раскиданы на чурки. Чуть раньше девяти часов вечера сели ужинать. Да уже фактически темно, — можно сказать, ночь наступила.

— Тимоха, вышло почти девяносто литров готовой икры. Мы в свои рюкзаки уже затарили по двадцать литров. По сколько добавлять?

— Вам и этого хватит. Хотя, Саша-то здоровый, кинь ему весь довесок.

— С чего я здоровый?

— Ну, ты же сказал, что ерунда, мол, легко с двадцаткой пройдёшь. Ну, а чтобы ты от нас не убежал вперёд, мы тебе ещё восемь литров бахнем!.. Я заберу эти восемь литров. Может, кто против? — Пожалуйста, берите себе!

Все смолчали, Саша мельком глянул на Олега, — тот отрицательно покачал головой.

— А ты, Саша, оказывается, еще и жадный. Вот мне почему-то кажется, что ты и с двадцаткой помирать будишь перед перевалом. Ладно, делим поровну: по два литра каждому.

— Может, Тимоха, не надо? Да и мне в вещмешок больше не влезет.

— Колёк, я честный, не как некоторые! И — всё, разговор на эту тему прекратили. А в твой мешок можно ещё пятёрочку впихать!..

Колёк знает, что такое двадцать литров икры, и Олег знает. А вот Саша, наверное, не знает. Олег даже знает что такое тридцать литров икры, — его второй раз не заставишь взять на горб тридцать литров. Он в том году брал у Тимохи рюкзак, загрузил тридцать литров, так проклял всё на свете, но дотащил икру до водопада, где их встретили.

Парниша покушал, перекурил, молчком, никому ни слова ни полслова, полез в палатку спать. Будильник поставил на пять утра. Минут через десять Олег залез. Надо спать: завтра день тяжёлый, самый тяжёлый день. Да, языком легко нарубить денег на красной икре!..

Подъём по будильнику, сразу растолкал Олега. Вылез с палатки — и Колёк поднялся. Подживили огонь, чайник повесили. Икру со стечек пересыпали в рюкзаки. Ясно, что через мерку: десятилитровое ведро со шкалой деления на литры. Покушали, чая напились. Остатки жареных брюшков и риса Тимоха положил к себе в рюкзак, — это будет обед.

На стане всё прибрали, скажем, всё разложили по полочкам. В шесть тридцать старт, как раз путь уже видно, хоть ещё не полностью рассвело. Друг другу помогли надеть рюкзаки. Вперёд, но без песни.

Первый перекур на развилке. Как и предполагал, Саша идёт последним. Второй перекур на камнях, за водопадом. Пришлось немного обождать молодого: он начал плакаться, что, мол, оступился, ногу слегка подвернул, хромает. Пришлось и на верхней развилке курить. Затем устроили перекур на окончании, точней будет — на начале сильного перепада.

На этом участке пробил тропку не по основному ручью, а по махонькому ручейку. В данное время здесь вообще нет никакого ручья! Сверху далеко видать пройденный путь. Парниша устроился в клочке ельника, закурил, минут через пять Колёк подтянулся. Видно как Олег буксует на подъём. Саши еще не видно.

— Ну, что, следующий перекур на перевале, а там до Стрелки свалимся и на обед станем.

— По времени-то успеваем?

— Успеваем! Да, даже если и не успеем, — обождёт. Я-то по-любому к четырём часам выйду на поляну… Вон, Саша показался! Смотри, и не хромает…

— Косит, скотина!

Олег залез никакой, вылез из лямок и упал.

— Ох, и подъём!..

— Всё, больше крутых затяжных подъёмов не будет. Олег, посмотри на своего родственника, идёт очень тяжело (точней — ползет), но не хромает! А вот если сейчас на подходе начнёт хромать, — я его грохну!

— Тимоха, ты нас-то пожалей! Мы икру еле тащим, а ещё его тащить.

— Что за человек тупой?! Устал, нет сил, — так и скажи!

— Вот ты, Тимоха, ему и объясни.

— Да Тимоха ему уже два раза объяснял лично при мне — бесполезно.

— Выход единственный: в рыло! Тогда сразу поймёт.

Саша наконец-то поднялся, осталась пара метров и перекур.

— Что, Санька, вывих уже вылечил?!

А Саша — раз! — и стал сразу припадать на правую ногу.

Три брата рассмеялись, но не задорно, а очень нехорошо!

— Так рассмеялись, что у Саши лицо побледнело.

— А ведь ты, падла, левую ногу вывихнул, на левую хромал! Этого я тебе, урод, не забуду!..

Саша плюхнулся на землю, — он очень здорово вымотался, дохлый мальчик. С виду сухопарый, гончий… Просто физкультура — враг его.

— Ты с икрой аккуратней!

— А что, Олег, икре-то будет? — Она ж солёная!

— Да! Ты, Тимоха, прав. Сань, ты что — и впрямь идиот? Выходит, что, если икра солёная, по ней и топтаться можно, так что ли? Ты сейчас с такой силой рюкзак об землю жахнул, что литра два минимум раздавил от этого удара!..

— Парня в горы тяни — рискни, там поймёшь, кто такой! Понял, Олега? А жить в одной семье — это ещё не значит хорошо знать человека. Вот, допустим, я одного товарища знал семь лет, даже в чем-то пытался равняться на него! Ушли в горы, и я понял, кто он есть, — совсем не тот, за кого себя выдавал.

— А кто он такой, я его, Тимоха, знаю?

— Два года назад он к тебе за шубой приезжал.

— Мент, что ли?

— Да не был он никогда ментом, но почему-то все стараются повесить ему ярлык мента!

— Да потому, что он выглядит натуральным ментом.

— Не спорю. Ну, что, архаровцы? — Ещё два перекура, и на Стрелке большая остановка. А дальше — извините, — я пойду один! Я уже заколебался плестись и по полчаса курить.

Прошли перевал. Лезли на водораздел четыре с половиной часа, — уму непостижимо! Вот это ходоки-икроносы! Колёк отставал минут на пять, Олег немного больше, Сашу приходилось ждать и по пятнадцать минут. Пошли вниз. Парниша предупредил, чтобы смотрели в оба глаза: на Соколовке нет крутых, каменных, затяжных спусков. Дотянул до Стрелки, на пихте пристроил рюкзак, вылез из лямок. Настроение подпорчено. — Снова задница в сукровице икорной. Ведь вставлял новый вкладыш! Скорей всего, где-то в коробе торчит кончик гвоздя и рвёт полиэтилен…

Завёл огонь, с бамбука вытащил кастрюлю, набрал воды, повесил на огонь. Большой привал, обед. Саша приполз, когда уже чай заварился. Он больше не хромает, — жить-то хочется. Зачем Тимоха икру таскает? Ему надо идти в народные целители, — словами лечит вывихи! Такое даже Кашперовскому слабо! Тимоха вон, без всякой музыки: пять слов — и рассосался вывих!..

— Сколько отсюда до поляны?

— Я пройду за четыре перекура, это, примерно, чуть больше трёх часов. У меня здесь все перекуры помечены, черемши сколь вытащил.

— Черемша она лёгкая…

— Ты че, в натуре?! Сколько тебя можно предупреждать: пасть свою захлопни!

— Саша, знаешь, сколь Тимоха черемши за раз вытаскивает?

— Колёк, да рассказывал я ему про черемшу, он точно идиот. И сено, Саша, тоже лёгкое!.. Вот дебил!

— Ну, сейчас-то все равно веса больше?

— Нет, Олег, сейчас веса меньше, нету тридцати килограмм. У меня только черемши выходило тридцать килограмм, плюс ножовка, топор, куртка «Аляска»… Ладно, я пошёл. Вы на перекурах долго не засиживайтесь. А то будем вас ждать до ночи…

Пошёл вниз, Колёк следом. На втором броде перед зарослями сакуры Колёк потерялся, и больше за весь путь парниша его не видел. На поляну вылез без десяти четыре. Мотоцикл стоит, и никого нет. Рюкзак поставил на коляску, вылез из лямок. Мурка на речке тявкнула и замолчала.

Саша появился.

— Здорово, Тимоха! Как успехи?

— Да всё нормально, как планировали, так и взяли.

— А где эти?

— Медведь съел! — Идут. Колек должен минут через пятнадцать подойти.

— Значить, Сашка с Олегом вот-вот подойдут. Медведя видели?

— Чего? Кто вот-вот подойдёт? Я тебе русским языком сказал, что Колёк минут через пятнадцать подойдёт. Потом Олег, а Сашу будем ещё полчаса ждать!.. Что ты на меня так смотришь?

— Да я думал, Санька здорово ходит, а Колёк же переломанный весь.

— Колёк нормально ходит, а Саша дохлый, одни понты. Я его убить хотел!

— Что он натворил?

Тимоха завёл костерок, на огонь — офицерский котелок.

— Ничего он не творил, он больно умный, как ему кажется. Я ему сказал, что он дебил и идиот, и мне не кажется… Мишек видели, да ещё как видели! Так, Саня, видели, что потом прикурить не могли, — руки дрожали, спички ломались. Меня с Олегом медведица тормознула, на дыбах перед нами стояла в шести метрах. Олег расскажет.

— Ох, ничего себе вы попали!

— Да, попали конкретно, но всё обошлось.

— Мурка подоспела?

— Ага, Мурка подоспела. Если бы собаки не было, было бы на много спокойней. И медведице собака была по барабану.

Только сели пить чай, — Колёк подошёл. Олег пришёл с Сашей вместе через сорок минут после прихода Колька! Они еле доползли. Короче, никакие. Загрузили всю икру, Олег — вторым номером, Саша сел на багажник. Тимоху с Кольком заберут второй ходкой. В мотоцикле почти две бочки икры, так что перегружать не надо. Это на случай того, чтобы можно было убежать от охранников биоресурсов.

Два брата-акробата не стали сидеть на поляне и ждать с моря погоды. — Потихоньку пошли навстречу. Шли, шли, не спеша, за полтора часа дошли до речки Буй. Ругая на чем свет стоит и Сашу, и Олега. Вышли на дорогу, идущую с бомбоскладов.

Наконец-то подъехал «Урал», но другой, за рулем Сашкин друг. Он сказал, что Санькин мотоцикл сломался, и тот попросил его их встретить. Не ломался мотоцикл! — Олег сказал, что Тимоха не будет участвовать в этом колхозе, вот Саня и не поехал второй раз…

Парниша забрал свою икру, как планировал, отнёс родителям. Матушка быстро реализовала икру маленькими партиями и выручила гораздо больше, чем если бы парниша сдал икру скупщикам.

 

4

Через три дня, в восемь ноль-ноль, заблажила собака — Мурка разоряется на цепи. Ясно дело, что к калитке подошёл чужак. Кого это поутру по Шанхаю носит и что ему здесь надо? Правда, в восемь часов должен Виталя подъехать. Но Тимоха не слышал шума мотоцикла и уже давно отвык от пунктуальных людей. Ему стало казаться, что пунктуальных всего лишь двое: он сам и Гоша! Остальные хозяева своих слов: слово дали и забрали!

Вышел в сени. Ты смотри, Виталя приехал! Пунктуальный паренёк. Он одногодка Олега, они одноклассники. Виталя общается, водит дружбу с ребятами на восемь, десять лет старше. И от этого сам кажется старше. Парниша сначала не поверил, что он одноклассник Олега… Позавчера вечером приехали новые члены браконьерской бригады — Юрок и Виталя, они друзья. Естественно, Колёк с ними приехал.

Обговорили все нюансы: что, как, почему, почём и когда! Договорились на сегодня на восемь утра дать старт. Тимоха собран, он пунктуальный товарищ. Но думал, что подъедут часиков в девять, а может, и в десять. — Сам говорил, что торопиться не стоит.

Вышел на улицу, успокоил Мурку. Поздоровался с новым напарником. Ребята знают друг друга, но поверхностно, пару-тройку раз выпивали вместе у Юрика в гостях.

— Как там Виталя Шкетобаза с Куреем, — готовы к ударно-демократическому браконьерству?!

— Они уже на поляне, наверно, чай пьют.

— Где они? — парниша не понял юмора.

— Я их, Тимоха, уже отвёз на поляну. Коляска-то у меня «ИЖевская». Да и сам подумай, — две собаки. На мой взгляд, лучше две ходки сделать.

— Правильно мыслишь. Ну, тогда поехали.

Вынес рюкзак, закрыл хату. В этот раз идёт без короба: надоело ходить с мокрой, липкой задницей, а потом стираться, — в коробе где-то внизу гвоздик выпирает, делает махонькую дырочку во вкладыше, и сукровица потихоньку вытекает. Мурку — в коляску, поводок в руке. Поехали. Да не поехали, а полетели. Виталя тоже любитель вдавить газ до полика. На мотоцикле «Урал» газ до полика — это много, по грунтовке очень много! Да еще данный мотоцикл обороты набирает, что путная иномарка.

У Виталика «Урал» старой модификации, так что Тимоха возвышается над водителем. Зато на сиденье ручка хорошая, мощная, не создается ощущения, что она может оторваться. А вот на сплошных сиденьях ощущение отрыва ручки есть! Были случаи отрыва ручки, и в итоге второй номер слетал с мотоцикла, бился об дорожное полотно. По Южке неслись около ста километров в час. Когда выскочили на местный БАМ — на автотрассу — грузовики обходили как стоячие, даже обошли две иномарки. Виталя и по раздолбанной дороге до поляны гнал мотоцикл. Так что парнише не пришлось спрыгивать и помогать. — Нехорошие, топкие участки прошли на скорости.

На поляне костерок горит. Тимоха выгрузился, отпустил Мурку. Подбежал Тайга — Юрика собака, Муркина дочка, того года осенний помёт. Тайга ростом с мамку, масть волчья, красивая собака, на лайку похожа!

Молодая собачка, было, пошла в атаку; Муся щелкнула зубами, — Тайга сбросила свой воинский пыл.

— Мурка, ты что свою дочку кусаешь?

— Ты лучше, Юрок, своей Тайге скажи: зачем ты, сука, на мать прыгаешь?! Здорово, что ли, браконьеры!

Поздоровались, Виталя загнал мотоцикл в кусты.

— Надеюсь, что тачку никто не тронет, да, Тимоха?

— В данное время здесь никто не ходит, — черемша давным-давно закончилась. Если кто и пойдёт, то это будут туристы, мотоцикл им не нужен.

— Мы «ИЖак» оставляли.

— Но ведь, Колёк, не на три дня оставляли!

— Да какая разница на сколько дней?..

— Я, в сущности, не беспокоюсь за мотоцикл. Скажем, мне его не жалко, у меня машина есть. Он — лошадка рабочая.

— Да, без лошадки будет туго, но лошадка останется цела.

— Тимоха, вы чай будете пить?

— А когда я от чая отказывался? Чей котелок?

— Мой котелок, я с ним везде хожу.

— А где ты, Юрок, «везде ходишь» с котелком?! Тайга хоть в лесу была?

— На Мураяму ездили.

— Значить, не была, — придётся учить ходить.

— Тимоха, кого учить ходить? — Она быстрей тебя идти будет, это ведь собака!

— Ты в этом уверен, что это собака?! Колёк, это собака или кто?

— Нормальная, хорошая собака!

— Ну-ну, сейчас пойдём, и посмотрите!

— Что мы посмотрим?

— Собачка фактически щенок, она сзади будет идти и на пятки наступать.

— Да брось ты, Тимоха, она впереди бежать будет, я-то знаю!

— А, ну да, ты-то старше на год!

— Тимоха, Юрок пока трезвый, не кичится своим возрастом!

— Я не собираюсь Тимоху тайге учить.

— А хотелось бы, Юрик, да?! А бытовой жизни ты нас учишь, когда пьяный!

— Когда он это вас учил жизни?

— Виталя, да постоянно, как подопьет: слушайте и слушайтесь меня — я ведь вас старше!

— А что, разве неправильно я говорю? — Я ваш старший брат и имею право учить!

— Юрок, я тоже люблю жизни учить, но один товарищ мне сказал: «Куда ты лезешь? Ты сначала свою жизнь наладь!» — Вот эти слова я тебе передаю. У нас здесь жизнь налажена только у одного, у Витали. Вот он имеет полное моральное право учить жизни нас всех! Хотя он намного моложе нас и вовсе не брат! Так что, Юрок, не верь Вахтангу Кикабидзе, что, мол, мои года — мое богатство! Эта песня для дурачков! Давайте-ка все продукты мне в рюкзак.

— У меня, Тимоха, нет продуктов!

— А я, Колёк, с тобой не разговариваю!

— Тимоха, ты чё, за дохляка меня считаешь? — Юрок возмутился.

— А ты чё, в натуре, здоровый, что ли?!

— Тимоха, он нас старше, так что отдай ему и свои продукты!

— А что, я донесу!

— Я, Юрок, не сомневаюсь, что ты донесёшь. На стане пожрать есть, дня три продержимся, да какой три дня — неделю протянем и неплохо протянем! Потом ты с продуктами подойдёшь!

Посмеялись трое, у Юрика с чувством юмора тяжело, а во лбу даже нет одной пяди!

— Да брось ты, Тимоха! Тут продуктов-то!.. Давайте по очереди нести.

— Юрик, Тимоха сказал: продукты ему в рюкзак, — и давай без слов. Ты не видел тропу! На перевал по камням лезть.

Юрик нехотя вытащил продукты.

— Ты давай всё вытаскивай, а то банку тушенки зажмёшь и на тропе втихушку где-нибудь оприходуешь! — на полном серьёзе сказал Колёк.

— Ты чё, Шкет, за кого ты меня принимаешь?! — Юрок в лице изменился.

А напарники со смеха попадали.

— Да пошли вы все к чёрту! Шутники нашлись.

— Да, Юрик, ты прав: надо идти. Только не к черту — к нему ещё рано, мы пока пойдём на Анну.

…Юрок первый «уйдет к черту», через семь лет. Потом Колёк «к чёрту» уйдёт. А ведь молодые мужики — всего-то по сорок лет проживут…

Попили чая, подсобрались и — в путь-дорожку. Тимоха первый, за ним Виталя, потом Колёк, Тайга и Юрок замыкающим. Первая, конечно, Мурка, но её не видно. Через десять минут хода Колёк с Юриком начали ругаться: Тайга наступает Кольку на пятки, он стал лягаться — собаке сильно попало по рылу, она заскулила.

— Юрок, давай первый иди, может, твоя охотничья собака пойдёт впереди.

— Ты, Тимоха, правильно сказал! — Невозможно идти, все пятки оттоптала.

— А зачем бить собаку? Учить надо.

— Твоя собака, вот ты её и учи.

— Правильно, Колёк! Если собака предоставляет неудобства, — да нахрен нужны такие братья меньшие?!

Юрик пошёл первым, следом его собака. Она не наступает хозяину на пятки, но зато стала путаться у Тимохи под ногами. Наконец, пришли к оптимальному решению: Юрика поставили снова замыкающим. Тайга иногда обгоняет своего хозяина, начинает наступать Кольку на пятки, тот лягается, Юрок ругается, собака сразу прячется за хозяина.

Вот так фактически всю дорогу и шли. На Стрелке чай не пили, группа браконьеров не растягивалась по тропе на километр. Тимоха залез на перевал, устроился на любимой березе, закурил, напарники подтянулись все сразу. Быстро, однако, дошли до перевала — за четыре часа. Ну, разумеется, он начал объяснять, куда можно упасть с перевала. Юрок и Виталя здесь впервые. Колёк нарезал немножко черемши.

— Да она дубовая уже.

— На уху пойдет, да, Тимоха?

— Если её использовать как приправу, то пойдёт.

— Так ты отсюда черемшу таскаешь? — спросил Виталя.

— Ну, я еще пятнадцать минут спускаюсь на Симау.

— Да ну-ка нафик такую черемшу!

— Сколько падать будем?

— По-моему, Юрок, за два с половиной часа дойдем до стана. Да, Колёк?

— Ну, это не с Олегом да с Санькой идти. Про Валька я вообще не говорю. В этот раз быстро до перевала дошли.

— Ты, Тимоха, не устал? А то, может, давай мне продукты, теперь-то вниз идти.

— Юрок, ты идёшь и иди, не беспокойся за меня.

— Да стыдно мне: мы пустые, а ты загружен.

— Совестливый нашёлся. А когда совхозных тёлок валил и на тушёнку пускал, тебе, Юрок, было стыдно?!

— Что ты ровняешь! Это совершенно разные вещи! И, кстати, ты тоже ползимы мою тушенку жрал.

— Да, хорошая тушёнка была. Так тебя, Юрок, поэтому не берут в совхоз на работу?

— Почему не берут? В сентябре пойду на скотобазу. Если бы точно узнали, кто тёлок валил, — нам бы лет по десять намотали.

— Юрок, да Похомиха хорошо знает, кто тёлок валил! Доказательств не было. А иначе бы — да, загремели бы надолго!..

* * *

Как Тимоха и предполагал, до стана дошли за два с половиной часа. Юрок с Виталей осмотрели браконьерскую базу, остались довольны.

— Да, классно ты, Тимоха, сделал!

— Да стан — это ерунда, здесь работы было немного, да, Тимоха? А вот тропа!.. — Короче, без слов.

— Я, Юрок, про тропу молчу, потому что слов нету. Была бы такая тропа на Бахуру!..

— Виталя, а в чём проблема? — Ножовку, топор в руки и — вперёд!

— Тимоха, ну зачем я буду для кого-то пилить тропу?

— Правильно, и Саша тоже самое говорил, и Олег. Для себя пилить!

— Лично я редко таскаю икру сырцом. Я обычно с водопада забираю икру и сдаю. Не вижу смысла пилить тропу. А здесь никто не ходит: ты, Тимоха, пилил дорогу для себя!

— Ну, что, наверное, вермишели с тушенкой сварим?

— А ты что, Юрок, проголодался? Интересно, с чего бы это?

— А ты, Тимоха, есть не хочешь? Как вы здесь живёте? Ну, ты и место нашёл!

— Тебя не поймёшь: то классное место, то хреновое!

— Муравьи уже достали!

— Да по тебе не видно, а вот Тайгу они уже достали.

Молодая собачка изредка тихонько скулит, лапами дёргает, как будто наступила на оголённый провод со слабым напряжением. Мурка крутится возле навеса. Она, было, собралась зайти под навес, — Тайга на нее рыкнула, — Муся развернулась и ушла на обрыв.

— Понял, какая у меня собака!

— Ещё не вечер.

— А что будет вечером?

— Да муравьи сожрут Тайгу, Мурка-то — вон, где устроилась, — Колёк показал рукой на обрыв.

— Правильно, она нас охраняет! А Тайга ещё маленькая, чтобы сторожем работать, она малолетка.

Тимоха завёл огонь, повесил чайник и в большом котелке воду под вермишель.

— Я не понял, а вы-то что сидите спокойно? — сказал Виталя, почёсывая укушенное место.

— А вот я не пойму, что вы дергаетесь?

— Вас что, муравьи не кусают?

— А зачем им нас кусать? Для этого вы существуете!

— Виталя, муравьи своих не кусают, разве что — так, иногда. Я тоже сначала удивлялся. Мы подпрыгиваем, а Тимоха спокойный, что танк. В тот раз Олег подпрыгивал.

Вермишель сварилась, парниша открыл банку тушёнки. Колёк сразу повесил два ведра — тузлук варить. Мурка крутится вокруг навеса, Тайга не пускает свою мамку под навес, рычит, — наглая, однако, собачка. Сейчас тебя мамка поставит на место! Вывалил тушенку в котелок с вермишелью. Муся пристально смотрит на хозяина, пустые банки все её. Парниша мельком глянул на Колька, — тот улыбнулся, он понял, что сейчас произойдёт. А Юрок смеётся, довольный, что его собака гоняет свою мамку. Ничего он не понял.

Тимоха смотрит на Мурку, а говорит совсем другое:

— Тайга, на! — и бросает банку молодой собачке, а взглядом сказал своей собаке: мол, банка твоя. Да Мурка и сама знает. Белая собака стрелой набросилась на свою дочку. Схватка была короткой, но шумной: Тайга блажила на всю тайгу! Да какая это схватка? — Мамка поставила на место свою дочку! Забрала банку и ушла на обрыв. Все, после этого случая Тайга будет бояться Мурку. Ребята посмеялись, один Юрик не смеялся: он жалел свою побитую собаку.

— Тимоха, зачем так делать? А ты, Мурка, нехорошая собака, — дочку свою бьёшь.

— Юрок, Мурка учит твою молодую. А то, я смотрю, она больно наглая. Ты представь, что заместо Мурки была бы, допустим, крупная овчарка, и что бы она сделал твоей Тайге? — Да порвала бы её здорово! Теперь всё, точки над и расставлены.

Покушали, времени ещё хватает. Потихоньку, не спеша, допилили и порубили сушины, сваленные Сашей. Сварили шесть вёдер тузлука. В сумерках сели вечерять, доели вермишель, стали пить чай с батоном с маслом.

— Дров у тебя Тимоха, гора.

— Дрова — это жизнь! Скажи, Юрок?

— Правильно, есть время — надо заготавливать. А что без дела сидеть?

— Олег с Сашей были другого мнения: Саша день проспал; Олег, правда, икру перерабатывал, но мне кажется, он тоже полдня спал. Оказывается, икру готовить быстро. А ты, Виталя, что, уволился с работы?

— Зачем я, Тимоха, увольняться буду? — Отпуск. Подготовительные работы сделали, котельная полностью готова к отопительному сезону, — народ в отпуск и отпустили.

— Да, с одной стороны, работа выгодная: в отпуск только летом, как раз на ход горбуши. А вот охотникам-промысловикам у вас нельзя работать: им отпуск нужен в ноябре, в декабре.

— Наши кочегары почти все встали на Бахуровскую тропу. В начале зимы — да, хрен кого отпустят. Ведь, как правило, отопительный сезон нормально начинается. А где-то с середины ноября пошли мелкие аварии на теплосетях.

— Что ты, Виталя, Юрка не возьмёшь к себе на работу?

— Тимоха, я не начальник, и к нам в котельную тяжело устроится: кого попало не берут. В данное время это, наверное, самая стабильная организация во всём Соколе.

— А совхоз?

— Юрок, совхоз — нет, потому что туда берут кого попало, тебя ведь взяли! Был бы я директором, да я бы тебя на пушечный выстрел к совхозу не подпустил! Ты и Колёк нанесли родному совхозу колоссальные убытки!

— А ты, Тимоха, докажи! Мы честные, не надо на нас наговаривать.

— Правильно, Колёк! Нифига, ты, Тимоха, нас обвинил! Да чтобы с родного совхоза! Да я горой за свой совхоз!

— Ну, вот почему половина работников с Долинска: потому что местные горой за совхоз!

— Какой «половина»? — Две третьих, а может и три четвёртых с Долинска. Половина совхозных в Южном работает. Западло стало в совхозе с коровами работать.

— А ты бы, Колёк, пошёл в совхоз, на скотобазу работать?

— Тимоха, кто меня туда возьмёт?

— Ну, Юрика-то, скажем, взяли.

— У него не столько много грехов, как у меня.

— А, понимаю: ты честней Юрика, а за свой родной совхоз — в две горы!..

Виталя пошёл в палатку, Колёк с Юриком располагаются у костра.

— Вы с дровами поаккуратней, — я их пересчитал!

— Ты что, Тимоха?

— Да, Юрок, он каждый вечер дрова пересчитывает. А сколько сегодня штук можно взять?

— Так, сегодня ночь тёплая — ну, примерно… — парниша не договорил: глядя на Юрика лицо, он не выдержал. Посмеялись здорово!

— У вас шутки какие-то левые. Я, было, и впрямь подумал: ну, попал на путину!

— Юрок, мне вот кажется, что тебе по барабану: левые шутки или правые!

— Тимоха, иди спать!

Парниша на улице разделся до трусов и залез в палатку.

— Ты, Виталя, храпишь?

— Жена говорит, что не храплю. А тебе в трусах не холодно будет?

— А ты что, в брюках в мешок залез? Твой спальник теплей моего.

— Я трико простое надел.

— Лето на дворе, август, самые тёплые ночи. В конце месяца — всё, утренники станут холодными. И, как правило, скачок произойдёт резко. Ну, что, отбой в вооружённых силах СССР!

Проснулся на рассвете. Слышен приглушенный говор. Вылез со спального мешка, — трико, футболка, носки, кроссовки, — оделся и на улицу. Два брата сидят чаи гоняют.

— Вы что, ночь не спали?

— Спали, полчаса как проснулись.

— Дрова, Тимоха, можешь не пересчитывать: я ночью пилил и рубил!

— Охотно верю! Так, что на завтрак готовить будем?

— Да куксы запарим и по полбанки тушёнки.

— А дурно, Юрок, не станет от такого завтрака?

— Я не знал, Тимоха, что ты такой жмот! И тушёнка, кстати, не твоя.

— Вот, ты и будешь в кусу мою тушёнку добавлять!

— Спасибо, сам ты её ешь! Что, гольная соя?

— И не говори! Тушёнка походная, куски соевого мяса нарезанные кубиками. Демократы сраные! Да чтобы этот Ельцин со своей шайкой быстрей коньки отбросил!

— И думаешь, Тимоха, лучше будет? — Виталя поднялся.

— Я уже ничего не думаю по этому поводу. Казалось бы, хуже уже некуда, а всё хуже и хуже. Я уже просто мечтаю, чтобы этому главарю было плохо, чтобы он раком заболел или какой-нибудь другой бякой.

— Не заболеет — он пьёт здорово. Да, Тимоха, ты прав, раньше как-то думали: а может, лучше будет, ну, куда уже хуже? А теперь все думают, чтобы с Ельциным, как ты выразился, произошла какая-нибудь бяка. Уже не до жиру, а лишь бы отомстить этому уроду с бабским голосом. Кого до власти допустили!

— Именно такой и нужен был, чтобы можно было безнаказанно грабить страну!

— Ну, вот нули убрали и что толку? — Цены опять поползли вверх…

— А какой ты, Колёк, хотел толк после того, как мы перестали быть миллионерами? Толи еще будет, ой-ёй-ёй! Цены-то ладно, потихоньку ползут. А вот доллар что-то резко рванул вверх. То стоял, стоял на одном месте, то — раз! — и пошёл. С чего бы это, а?

— А у тебя что, Тимоха, баксы есть?

— Мешок в сарае стоит с баксами! Я ежедневно радио слушаю: о курсе валют говорят по двадцать раз на день. Ведь совсем недавно не было такого, курс валют — утром, в обед и вечером. Мне кажется, что народ подготавливают к чему-то плохому, что-то будет. А знаете, почему мне так кажется? Про курс валют стали говорить так же часто, как и про уголь в отопительный сезон! — Столько-то угля завезли, столько-то сожгли за сутки, столько-то осталось на госзапасе. И точно — страна дураков!

— Тимоха, а что может произойти плохого с баксом?

— С баксом ничего не может произойти плохого! Бакс — это бакс, американская деньга. А вот с рублём может — это русская деньга.

— И что с рублём может произойти плохого?

— Да хрен его знает! Я что, финансист? В этой стране может произойти всё, что угодно!..

Через десть дней после этого разговора наступит «черный вторник». — Последняя, но, опять же, ужасная гадость, которую сделает Ельцин своему горячо любимому народу. Ура, товарищи! После девальвации число богатых резко увеличится, и стадо малообеспеченных резко увеличится. И снова: инсульты, инфаркты, сердечные приступы, суицид…

Завтрак сделали, как и планировал Юрок: запарили по коробке куксы, на каждого по полбанки нормальной тушенки. Скажем, съедобной тушёнки.

— Ты, Виталя, тушёнку на оптовой базе брал?

— Я постоянно на базе отовариваюсь. С Женой ездим, полный багажник забиваем! — Большая экономия, да и продукты гораздо лучше. В совхозный магазин ходим только за молоком да за хлебом. Ну, и я иногда в нем водку покупаю.

— В магазине такой тушёнки не купишь.

— Здесь ты, Тимоха, не прав! Надо знать, что покупать, и на оптовых базах соевой тушёнки полно. Любой продавец будет расхваливать свою тушенку. А ты купил ящик, открыл банку — а там гольная соя. В магазинах эта соя откуда? — С оптовых баз. Хозяева магазинов на тех же базах отовариваются.

Позавтракали, собрались и в путь, на дело браконьерское. Поздно, однако, вышли. Юрика с Виталей ломает, — молочная кислота. Как обычно, первый перекур на аквариуме. Тимоха пожалел, что нет гранаты! На длинной яме рыба так и стоит, а выше — ни единого хвоста. На любимой яме не останавливались, потому что сочок и посуда — на нижней яме, теперь она стала любимой ямой! На нижней яме рыба кишит. Тогда почему горбуша выше не идёт?..

Приступили к рыбалке: Юрик с Виталей на сочке, Тимоха с Кольком порят рыбу.

— На этот раз икра крупней. По сколько, Тимоха, грузиться будем?

— Ну, у тебя-то ограничитель.

— Ты сам говорил, что двадцать пять влезет.

— Виталя, Юрик, вы как, по четвертаку упрёте?

— Конечно, упрём! Ведь икра готовая будет, — не надо рвать, бояться, что икра затухнет.

— Ну, на сегодня у меня вот такой план. Сейчас два мешка забиваем по двадцатке, и двое, — разумеется, я и… Кто со мной на стан?

— Я ловить буду, и Колёк со мной.

— Ну, тогда с тобой, Виталя, пойдём. А вы тоже по двадцатке забивайте, должны успеть. Ну, короче, сколько успеете, поздно сегодня вышли.

— Завтра добьём.

Сделали сорок литров сырца, на этот раз рюкзаки далеко не относили: всё-таки пришли на любимую яму, здесь место для бивуака удобное. Сварили брюшков, с хлебушком покушали. На стан нарезали брюшков, взяли пару килограмм мелочёвки. Мальма — крупняк: по двадцать пять сантиметров длины…

Тимоха с Виталей пошли на базу. По пути, на верхней обходной тропе, насобирали полпакета шампиньонов. Можно было насобирать тонну грибов! — Да зачем? Срывали шампиньоны, которые росли чуть ли не на тропе. — С двадцатью пятью килограммами за спиной долго грибочки не прособираешь! Нагибаться-то ладно, а вот разгибаться, выпрямляться — тяжело, однако! Что ты будешь делать! — Снова у парниши задница в сукровице. Где-то умудрился пробить вкладыш…

До базы добрались без каких-либо происшествий. Виталя сразу завел костёр, поставил чай. Тимоха переоделся, застирал рубашку, трико, трусы. Вытащил икру и скрупулезно осмотрел, ощупал весь рюкзак, все швы. Нашёл: внизу на шве запутался штапиковый гвоздик — подарок от короба.

Попили чая, отдохнули, занялись икрой.

Парниша сначала подготовил грохотку, обмазал сетку горячим парафином. Нагрохотал пять литров икры. Виталя в стечке промыл икру, засыпал в большой синий таз. Короче, прогрохотали двадцать литров сырца.

В таз с икрой залили два ведра тузлука. Тимоха беспрерывно помешивал икру руками, выбирая крупные кровинки. Через семь минут принялся дуршлагом аккуратно вычерпывать икру в стечки. Отработанный тузлук вылил на ближний муравейник. Постоянно выливает тузлук на этот муравейник: может, передохнут. Но пока мураши живы-здоровы, бодро растаскивают икорный мусор! Двадцать литров сырца пересыпал в вёдра, накрыл крышками, поставил в яму. На сегодня хватит. Муторно на грохотке сидеть, — спина начинает болеть. Наверное, надо станок делать, как на Десне, чтобы стоя работать за грохоткой…

Сколотил еще две стечки с принесенных дощечек. Взялся ужин готовить, а Виталя в палатке: спину прихватило — резко начал. Он редко таскал икру сырцом, нет тренировки. Парниша решил с брюшков ухи сварить, мальму пожарить. Первым делом промыл шампиньоны, порезал, залил водой, повесил на огонь. Рис туда же пристроил, принялся жарить мальму. Грибы немножко прокипели, в котелок добавил брюшков. Шампиньоны будут в качестве картошки.

Никогда не слышал про такое блюдо — решил поэкспериментировать. Что получится? — Хорошо получится, вкусно и питательно! Впоследствии данное блюдо будет постоянно присутствовать в августе месяце. Были бы шампиньоны, а рыбы тут — в каждой речке! Часто будет с мальмы уху варить, а шампиньоны в качестве картошки использовать…

Ужин готов. Сегодня — как в цивилизованном обществе: есть первое и втрое. Покушали, перекурили. Мурка глухо тявкнула, молчком бросилась по тропе в ельник. — Напарники идут. Через пять минут подошли. Помогли разгрузиться. Тимоха всю икру поставил в ручей. Они тоже принесли по двадцать литров.

Колёк с Юриком сели ужинать.

— А где вы картошку взяли? — спросил Юрик.

— На полях накопали, — здесь растет дикая картошка!

— Я понял! — Это шампиньоны, да, Тимоха?

— А как ты, Колек, догадался?

— Я тоже приметил грибы на тропе. Думаю, пойду обратно — наберу грибов, да пожарим. Ведь это не маслята и даже не моховики. Иду обратно, — а грибов уже нету! Ты здорово придумал: в уху их!..

— Сколько завтра сырца брать?

— Ну, с этой икры будет около семидесяти литров готовой. Ну, ещё литров сорок.

— Тимоха, надо немного больше. Как говорится, много не мало.

— Колёк, если бы икра сама шла, тогда — да, много не мало. Делайте полста литров на троих.

— А почему на троих? Ты хочешь сказать, что один справишься с переработкой?

— А что здесь справляться? На грохотке только муторно сидеть. Олег Сашу в помощники оставил, да лодырь он. Это первое. Второе — после встречи с медведицей он боялся один оставаться. Я до обеда переработаю всю икру. А вы завтра веселей работайте. Икра долго стекает.

— Кстати, сегодня медведь подходил, Тайга долго гавкала на лес.

— Хорошо, хоть не на речку гавкала. Мишка, наверное, видел, что белая собака ушла вверх. Значить, можно рыбки покушать. Пошёл к реке, а оттуда лай! — Да что ты будешь делать, ещё одна собака!

— А зачем на речку гавкать?

— А просто, от делать нечего. Юрок, знаешь, как собаки дуркуют? От кого они нахватались?

— От меня, что ли? Дык я ж на лес не гавкал.

— А на кого он, Колёк, гавкал?! Юрик, может, ветка сломалась или гнилушка упала, — вот Тайга и разорялась. Да не может, а так оно и было! А знаешь, почему? Потому, что ей страшно, она-то фактически щенок ещё. Медведь подходил. — Ага, подошёл! Собака орёт, долго орёт, а косолапый стоит, слушает и тащится от собачьего лая!

Сегодня спать пошли рано: как стемнело — сразу в люльки. Ведь ребята по-легкому рубят деньги на красной икре!..

Подъём как обычно — с рассветом. Снова Юрок с Кольком опередили Тимоху: сидят, чай пьют. И как-то виновато, исподтишка посматривают на хозяина стойбища. Что они могли такого натворить ночью? Ага, в навесе над костром круглая дырка диаметром сантиметров в сорок.

— Я же предупреждал вас: не кочегарить костер от души! Сколько раз повторять, что от большого огня теплей не будет?!

— Да это Юрок ночью лишка дров подкинул. Я себе вон, телогрейку сжёг, — Колёк снял с костровой перекладины телогрейку и показал дырень на спине.

— Тимоха, я немного дров положил — как обычно, а они как пыхнули, что порох! Там смолы много было. Смотрю: Колёк задымился, давай его будить, а он меня посылает!

— А я не понял, Курей кричит: «Горишь!» — Да пошёл ты, говорю, на, со своими шутками. И вдруг спине так жарко стало! А Юрок как ужаленный носится вокруг костра!

— Рубаха твоя, Тимоха, подгорела, но я тебе дам рубаху, у меня есть запасная.

— Да пошёл ты к чёрту со своей рубахой! Я же отложил в сторону комлевые чурки, там было полно смоляных карманов. Ведь говорил, что эти дрова на тузлук!.. Так, а где трусы мои?

— Я не видел трусов.

— Юрок, а по-моему, трусы висели. Значит, сгорели незаметно! Трико мы спасли. С тебя, Юрик, телогрейка, трусы и рубашка! В десятикратном размере.

— Колёк, а зачем тебе десять телогреек?

— Пригодятся, а вдруг ещё будут дрова со смоляными карманами?

— Юрок, у меня в двадцать лет были дрова двух категорий: сырые и сухие. А тебе уже четвертый десяток идет, но у тебя так и остались только сухие и сырые дрова.

— Тимоха, ну, я ведь в тайге никогда не жил.

— Так значит, слушай, что говорят, учись. На меня блажь напала, и я решил понравившиеся мне чурки пустить на тузлук.

— Да я это как-то мимо ушей пропустил.

— А я слышал, — Тимоха говорил, — но тоже не придал этому значения.

Завтракали ухой (жареную мальму вчера съели). Ребята пошли на речку, Мурка с ними пошла.

Тимоха попил ещё чаю. Ну, что, — нужно преступать к переработке. Сначала в свой рюкзак вставил пропиленовый мешок, в него — новый вкладыш. Икру со стечек — в мерное ведро, а затем пересыпал в рюкзак: получилось почти восемнадцать литров. Грохотку обтёр горячим парафином, на чурбак тазик, на него грохотку. Слева ведро с икрой, справа ведро для отходов. Сел на другой чурбак, принялся грохотать.

Не понял: над обрывом в зеленке торчит белая морда. Хитрая Муська! Пошла с ребятами, наверное, дошла до речки, — «Так, а где хозяин? Ну, вы идите, а я пошла обратно!»…

Работа спорится. После засолки первой партии попил чая. Снова на грохотку, солнышко поднимается. Над стечками с икрой, накрытыми марлями, крутится мухата и ос полно. Осы кругом крутятся, проносятся в десяти сантиметрах от лица: они охотятся, мух ловят.

На стенке ведра для отходов, почти у самого верха, прилип кусочек рыбьей печени. В икре хватает кусочков печёнки, есть и цельна печень! Одна оса пристроилась к этому кусочку. Парниша грохочет икру и наблюдает за осой. На сбрасываемые в ведро отходы насекомое не реагирует. Кусочек потихоньку тает, уменьшается, а оса не увеличивается! Кусочек печенки по размерам минимум в три раза больше осы!

Так вот, пока грохотал двадцать литров, оса умяла, схарчила этот кисочек и улетела! Вот это жрёт, вот это аппетит! — Тимохе завидно стало. Это для него махонький кусочек печени. Для осы это даже не огромный кусок, а — гора рыбьей печени!..

До обеда справился с работой. — Да уж! И снова вспоминает Десну, в который раз костерит Васька, специалиста-икорщика.

Завёл костер, повесил два ведра под тузлук, вскипятил чайник. Запарил куксы, вприкуску с икрой пообедал. Перекурил это дело. Чем бы заняться? — Отдыхай! А он и не устал. Ножовку в руки — свалил очередную сухостоину. Потихоньку раскидывает на чурки. Мурка сорвалась с обрыва, без всякого «Гав!» рванула по тропе. Значит, напарники на подходе. Через десять минут появились. Парниша сразу принялся грохотать икру. Ребята попили чая, стали кушать готовить. Они сегодня уху на речке не варили, только чай пили.

Колек принёс шампиньонов, так что меню — как и вчера: уха с брюшков, заместо картошки шампиньоны, жареная мальма. Колёк рыбу жарит. — Тимоха только рис поставил, он занят. До вечера переработал всю икру.

Два рюкзака стоят в тенёчке, загруженные по двадцать пять литров. В третьем рюкзаке — семнадцать литров. Отходов вышло всего тринадцать литров. С сегодняшней, со свежей икры вообще мало отходов. Эту икру буду мерить завтра, — пусть ночь стекает. Получится небольшой перебор.

В этот раз Тимоха первый проснулся. Светает, растолкал напарников. Попили чая.

Принялись грузиться икрой. Кольку тоже в вещмешок вставили пропиленовый мешок, а в него вкладыш. Теперь он может взять на горб и срок литров икры. Точней, мешок позволит взять сорок литров, — Колек не захочет брать столько икры. И так много: на каждого вышло по двадцать восемь литров. Разогрели уху, прибрались, все разложили по полкам.

У Тимохи и в мыслях не было, что в следующий раз придёт сюда только через три года. Что свою палатку, которая с ним прошла о-го-го! сколько, видит в последний раз. У палатки такова судьба: впервые её поставил на устье Анны и последний раз тоже на Анне поставил. Всего-навсего народ безалаберный, тот же Колек, Юрик, Олег. В этом году они хорошо спрячут амуницию. На следующий год стан будет функционировать.

Инвалид Тимоха с этого ничего не будет иметь: к нему даже ни разу не заедут и не поставят бутылку, ублюдки! — Иначе, по-другому, никак нельзя назвать этих родственников. По завершению следующей путины всю амуницию спрячут абы как. Охотник-промысловик не обидится, найдя столько добра, тимохиного добра! Единственный синий большой таз не его добро. Досадно, но ладно…

Четверка браконьеров влезла в лямки своих мешков. Потихоньку пошли к перевалу. За три с половиной часа вылезли на хребет. Спустились до Стрелки, сделали большой полуторачасовой перекур, само собой, с чаепитием, да не по одному разу. Потов сошло много, пока буксовали наверх. Погода — что в тропиках! Наконец-то добрались до поляны. Мотоцикл на месте.

Виталя забрал всю икру, Юрок с ним уехал. Разумеется, Тайгу тоже забрали. На икру бросили телогрейку и неё собаку посадили. Два брата, как и прошлый раз, пошли пешком. В этот раз Тимоха идёт с рюкзаком. Он мешок с икрой вытащил да в коляску поставил, — так оно спокойней, по дороге может всякое произойти. Своим рюкзаком дорожит. Виталя вернулся довольно быстро, — и километра не успели по полям отмахать. Он носится что угорелый…

На этом можно закончить.

Тимоха больше никогда в жизни не будет заниматься красной икрой. Виталя в этот же вечер сдаст всю икру по пятьдесят рублей за литр, привезёт деньги. На следующий день парниша поедет в областной центр. Его общество пошлёт за вкладышами. А потом ребята гульнут. И получится, как в том фильме: очнулся — гипс на всю ногу…