Дома он обнаружил, что трескинские деньги уменьшились.

— Я взял из твоих, ничего? — сказал отец.

— Уже истратил? — быстро спросил Саша. С интонацией столь очевидной, что Геннадий Францевич поневоле должен был принять ее к сведению.

— Заимообразно… — заметил он, не признавая еще возможности отказа.

— Мне надо вернуть. Я получил их по ошибке, — горячечно заговорил Саша.

Подошла мать. Отец, отстранив лист с выкладками, значительно на нее глянул. Отец работал в гостиной за столом, заваленным книгами; особый творческий беспорядок отмечался и по всей комнате, между хрустальными бокалами в стенке торчало что-то инородное. Отец разносил беспорядок всюду, куда бы ни двинулся, а мать, следуя за ним неотступно, из комнаты на кухню и обратно, методически все убирала и переставляла. Работая над лекцией, отец, дома обычно неряшливый, вовсе переставал за собой следить, редкие волосы вокруг лысины топорщились, непричесанные по нескольку дней. Ростом отец был пониже матери, от сидячей умственной работы полноват и носил очки.

— Мог бы предупредить заранее. Твои деньги, — с нажимом сказал он, — никто бы не тронул.

Понятно, что заработанные литературным трудом сто долларов были лишь относительно, условно его, Сашины, потому что он был студент и родители его содержали. Чувствуя, что краснеет, Саша лишь пожал плечами.

— Или уж признаться, на что они тебе срочно понадобились, — сказала мать.

— Вернуть, — безнадежно повторил он.

Родители сумрачно переглядывались. Ни в чем между собой не согласные, они испытывали одинаковое чувство — каждый сам по себе, независимо от другого.

Саша отмалчивался.

Деньги за вычетом каких-то тысяч, уже истраченных, ему отдали — обидевшись если не окончательно, то всерьез. И опять они обиделись не вместе, а порознь, каждый сам за себя.

На следующее утро, дождавшись, когда откроются магазины, Саша сложил деньги в портфель и вышел из дому. Горячечные ночные мысли с наступлением дня побледнели, вчерашняя решимость не казалась сегодня надежной. Сегодня Саша действовал не по чувству и даже не по рассуждению, а по той причине, что помнил о принятом решении и знал, что должен довести его до конца.

Все было ему тягостно, сопротивление вызывала самая необходимость зайти в магазин и посмотреть цены. Если бы он держал в воображении все предстоящее целиком, то, наверное, дрогнул бы, в лучшем случае, отложил замысел до подходящих времен, однако Саша знал, что делать этого — представлять все сразу — нельзя; чтобы исполнить замысел, нужно сосредоточиться на ближайшем. Заходить в ювелирный магазин не хотелось, но это отдельное, маленькое нехотение можно было преодолеть, и он зашел.

Чтобы истратить деньги Трескина без остатка, следовало подобрать такую комбинацию цен, которая составила бы в сумме четыреста тысяч рублей без малого. При этом кольца, серьги или что там — браслет, на чем остановится, должны были более или менее соответствовать Сашиному представлению о том, что может понравиться молодой девушке. Пришлось воспользоваться ручкой и делать записи.

Потом осталось подыскать девушку. Разумеется, никто не расхаживал по центральному проспекту босиком, не было особой надежды на синий комбинезон, позаимствованный у нарядного и опрятного грузчика, по летней поре можно было рассчитывать только на белую маечку, но это признак малонадежный. Саша ждал наития, внутреннего толчка. Смущая молоденьких девочек и зрелых женщин пристальным взглядом, искал лицо. Иногда, приметив хорошенькую рожицу, он делал несколько поспешных, не совсем уверенных шагов и неизменно останавливался. Время уходило, следовало признать, что наитие, ниспосланное свыше указание, человека не выспавшегося осенить не может.

Тогда Саша решил отсчитать без затей пятую девушку и пятую — кто бы она ни оказалась — остановить. Пятой шла женщина в разбитых босоножках — усталая во всех членах, с припухшим помятым лицом, она слегка переваливалась на ходу и пришаркивала. Пока Саша размышлял, можно ли признать утомленную жизнью женщину за не очень молодую и сильно не выспавшуюся девушку, она удалилась, не подозревая об упущенном шансе опохмелиться, а следующая за ней была уже, понятно, не пятой и не имела никаких оснований претендовать на серебряный браслет и дешевые серьги к нему в придачу. Это было бы несправедливо по отношению к женщине… немолодой девушке, которая больше всех других сейчас, быть может, нуждалась в дружеском разговоре и материальной помощи и которую Саша по своей нерасторопности упустил.

Следовало, пожалуй, изменить правила. Он придумал искать девушку, девочку, которая откликнется на имя Наташа. Оставив наблюдательный пост у магазина «Аметист», то и дело озираясь, Саша двинулся в направлении к гастроному, где толпа сгущалась.

Нужно было смириться с необходимостью свалять дурака перед отчужденными, не особенно скрывающими усмешку прохожими. Прыгнуть в холодную воду, в прорубь… Но это была ведь не слишком большая и справедливая расплата за все, что он натворил. И он закричал, набравшись духу, заорал ни с того ни с сего в пустоту: «Наташа!».

Девушка оглянулась, но оказалась не Наташа — просто обернулась на крик, верно, послышалось ей нечто беспомощное, полное жалостливого смятения и призыва. Девушка оказалась славная, но не Наташа.

Настоящая Наташа отозвалась не сразу — когда Саша от постоянных, каких-то жестяных криков душевно закоченел.

— Хотите подарок? — спросил он, все равно волнуясь.

— Какой такой подарок? — протянула она.

— Я сделаю вам подарок, хотите?

Она прищурилась и не ответила, хотя Саша, как ни был он возбужден, угадывал уже созревшее «да». Хотелось тотчас же, безоговорочно проникнуться к этой Наташе расположением — мешала челка. Ярко-сиреневые губы, закрученная валиком челка и сзади на затылке туго схваченный хвост — что-то тут разрушало образ.

— Какой подарок? — повторила она, предусмотрительно удерживаясь от ответа.

— Серебряный браслет.

— Се-ре~бря-ный… Чего это будет стоить?

— Ничего, — поспешно сказал Саша, не признавая ненужных задержек.

— Чего это будет стоить мне?

— Просто подарок.

— Ладно… Давай. Где он? — сказала она с проницательной улыбкой на гладеньком, тонированном, как кажется, в ровный смугловатый цвет лице.

— А мы сейчас пойдем и подберем по руке.

— Мне с тобой идти? — спросила она, как бы соглашаясь.

— Да.

— Далеко?

— Ну, не очень.

— Но ты отведешь?

— Ну да, — досадливо пожал плечами Саша.

— Поищи-ка себе другую дуру! Получше. Понял?! — выпалила она вдруг, опасливо отпрянув.

Убедившись, что Саша не пытается ее настигнуть и вообще… бездвижен, она добавила несколько слов покрепче и пошла, часто оглядываясь.

Едва одолев замешательство, Саша поспешил оставить место, где посматривали на него нечаянные свидетели происшествия, и по дороге к «Аметисту» сделал еще попытку.

— Девушка, хотите подарок? — спросил он, ничего больше на загадывая.

— Хочу, — обернулась она с улыбкой и сразу Саше понравилась.

Может статься, это и была Она. Нежного сложения девушка, слегка запавшие щеки на узком к подбородку лице, остренький носик и стриженный затылок. Глаза ее глядели без вызова.

— Вы послушайте, — заторопился Саша от удачи, — я должен сделать подарок…

— Должен? — Она сразу уловила забавную сторону Сашиного предложения и непроизвольно потянулась на цыпочки, будто заглядывая куда-то поверх препятствия — туда, где нашло себе убежище это пугливое, диковинное, ни с чем не сообразное «должен».

— Не подумайте, это совершенно серьезно, не какая-то шутка и ничего такого — не подумайте! — зачастил он. — До «Аметиста» три шага, выберем браслет. Мне нужно истратить деньги, обязательно, я решил сделать подарок любой хорошей девушке, кто только попадется, и вот попались вы — я очень рад. А деньги есть — смотрите.

Возбужденно дергая защелки, он расстегнул портфель и приподнял показать содержимое.

— Не-ет! — отшатнулась она, увидев деньги. — Что вы, зачем? Нет!

— Но я не шучу!

— А я-то как раз думала, что вы шутите.

— Послушайте, я ужасно виноват перед одной девушкой…

— Да я-то тут причем? — сказала она, отстраняя Сашу жестом. — Извините. Нет.

И он не остановил ее, разом утратив способность убеждать.

Времени на хождение, высматривание и уговоры ушло немало. Саша ощупывал портфель — слежавшуюся на дне массу — и нервно ухмылялся; несмотря на досаду, он сознавал смешные стороны своего положения. Догадавшись наконец, что в смешном положении и сам смешон, Саша не мог больше понимать свои намерении в торжественном смысле. Тогда все стало просто.

— Девушка, — сказал он, улыбаясь, — мне почему-то кажется, вы не оставите человека в беде.

Она улыбнулась в ответ, девочка с грустными глазами и коротеньким плоским носиком. Добрая ее улыбка хранила настроение ушедшей в себя печали.

— Вот посмотрите, — он показал содержимое портфеля.

— Ого!

— Подарок невесте. Нужно подобрать по руке, а у вас такая. — Она тоже глянула на запястье. — Браслет. Поможете подобрать?

Весело объяснились с продавщицей, которая, принимая их за влюбленную пару, тоже начала улыбаться. Как старые знакомые, болтали между собой и естественно перешли на ты.

На улице он передал ей коробочки с украшениями, помог продеть серьги.

— Хорошо? — изогнув кисть, девушка картинно приподняла руку, браслет скользнул.

— Хорошо, — подтвердил Саша.

— Снимать или оставить? — пошутила она.

— Оставить, это тебе, — сказал он первый раз без улыбки.

Она почувствовала беспокойство и, не понимая еще недоразумения, взялась за браслет.

— На!

Саша проворно отскочил.

— Забери! — убедительно повторила она дрогнувшим в предчувствии слез голосом. — Что ты такое?.. Возьми!

Он побежал не слишком быстро, только чтобы не настигла. Но она и не пыталась угнаться.

— На же! — крикнула она, сдерживая слезы. — Возьми! — приходилось напрягаться, чтобы он услышал.

— Ты замечательная девчонка! — прокричал Саша. — Прощай!

— Как тебя зовут? — с надрывом крикнула она.

— Саша! — крикнул он.

— Ира! — крикнула она.