Распад мировой долларовой системы:ближайшие перспективы.

Маслюков Ю. Д.

ГЛАВА VIII

РЕСУРСНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ГЛОБАЛЬНОГО КРИЗИСА: ПЕРСПЕКТИВЫ ДЛЯ РОССИИ

 

 

В современном кризисе мировой экономики имеются две составляющих. Общий фон определяется вялотекущим кризисом современной (XIX–XX веков) мировой экономической системы, конкретные же потрясения последних лет вызваны затруднениями в исполнении обязанностей гаранта мировой финансовой системы страной-гегемоном — США.

 

1. КРИЗИС РЕСУРСОВ

Первый кризис — ресурсный, и причины его носят объективный характер. Проще говоря, по целому ряду важных позиций потребление полезных ископаемых достигло физического предела, и дальнейшего роста не будет. В то же время современная нам экономическая система устойчива только в ситуации постоянного роста, и рост ее все еще базируется на росте потребления ресурсов. Возникает противоречие, с которым мировое хозяйство пока еще не встречалось.

Алармизм по поводу дефицита природных ресурсов — не новое явление. Об этом говорили, по воспоминаниям Горького, Ленин и Богданов во время свидания на Капри. Еще в XIX веке, когда не были разработаны способы промышленного использования нефти, экономисты обсуждали гипотетическую ситуацию исчерпания запасов угля. Тогда это выглядело гипотезой, поскольку очень долго — весь ХХ век — разведанных месторождений становилось все больше. Но "долго" не значит "всегда".

Современная цивилизация расходует в основном невозобновляемые ресурсы. Так, в структуре энергобаланса России менее 20 % приходится на долю ГЭС, остальное — ископаемые углеводороды: газ, уголь, топливный мазут. Причем ситуация в мире и в особенности в некоторых странах, к которым относится и Россия, дополнительно осложнена. Так как нефть и газ значительно удобнее в пользовании и менее вредны для окружающей среды, чем уголь, энергосистемы многих стран перешли на них, обратный же переход будет если и возможен, то чрезвычайно болезнен. Но при современном уровне потребления и в особенности темпах роста этого потребления запасы газа и нефти кончатся по историческим меркам скоро. Особенно ярко это проявляется в отношении нефти.

Потребление нефти велико и постоянно растет. Мир в целом сжигает и перерабатывает около 26 млрд. баррелей в год — 3,5 млрд. тонн. Крупнейшим потребителем нефти являются США — 6,8 миллиарда баррелей нефти в год — это около одного миллиарда тонн. При этом в основном потребности покрываются за счет импорта из Ближнего Востока. Для сравнения: весь российский нефтеэкспорт составляет около 120 млн. тонн — в 8 раз меньше потребления США (то есть роль России на мировом рынке нефти не следует преувеличивать).

Потребности западного мира и его производящей периферии постоянно растут, а вот ресурсы Земли — ограничены. Крупнейшие разведанные запасы сосредоточены в Саудовской Аравии (около 239 млрд. баррелей). Но это совсем не много! Если исходить из потребностей США, то с учетом их роста этих запасов только Америке хватит лет на тридцать. Всего в странах-членах ОПЕК разведанные запасы составляют свыше 700 млрд. баррелей, это опять-таки, исходя из потребностей мировой экономики, 30-летний запас.

В остальных странах мира также есть некоторые запасы, и оценить их трудно, так как статистика не везде достоверна, но они суммарно явно меньше.

Тем самым, суммарно разведанных запасов нефти, даже при нынешнем уровне потребления, миру хватит на 40–50 лет. В исторических масштабах — немного. В человеческом (скорость смены поколений) и экономическом (срок службы некоторых основных фондов и сооружений) измерениях это уже наше время. Что произойдет потом? Грядет полная смена жизненного уклада наиболее развитых (они же и наиболее энергопотребляющие) стран мира. Представьте себе американца без автомашины! И это, видимо, неизбежно. Оставим "атомные автомобили" ненаучным фантастам, да и "мирный термояд" — пора это трезво признать — не получился. То, что не удалось сделать за пятьдесят лет при значительной концентрации сил и средств, сейчас, при меньших ресурсах, скорее всего, недостижимо. Кроме того, даже в случае открытия новых источников энергии это будут также невозобновляемые источники, и если их доступность не будет ограничена, то возможности планеты по утилизации получающегося тепла небезграничны.

Что же касается динамики изменения уровней энергопотребления, то некоторые данные имеются в справочниках "Всемирного совета по энергии" ("World Energy Council"), где приводится прогноз на 30-летнюю перспективу. Эта методика прошла апробацию временем, и в прошедшие 20 лет дала хорошую степень совпадения с действительностью (прогноз потребления базируется на динамике открытия новых месторождений). Она констатирует выход уровня мирового энергопотребления в настоящее время на горизонтальный участок после столетий непрерывного роста. Затем неизбежен спад, который станет явным примерно через 20 лет. До этого момента поддержание уровня будет обеспечиваться за счет месторождений Каспия и Африки.

Запад много говорит о "технотронном обществе", в котором основным предметом потребления становится информация. Это так, нельзя отрицать, что рынок информации и телекоммуникаций огромен и дорогостоящ, но и от маленьких радостей жизни — потребления материальных ресурсов — западный мир не отказывается. Он их, так сказать, гармонично сочетает.

Простые, незамысловатые вещи: нефть, газ, тепло- и электроэнергия, продовольствие, алюминий, сталь, бумага, — поглощаются западным потребителем как бы походя, без отрыва от экрана компьютера, но в объемах, которые и не снились остальному миру. Один американец потребляет природных ресурсов по целому ряду позиций примерно как несколько десятков индийцев, а потребление энергоносителей на душу населения в теплой Западной Европе выше, чем в самой холодной стране мира. Бумаги, алюминия, минеральных удобрений американцы и немцы расходуют в десятки раз больше, чем русские.

Для того чтобы мир плавно перешел в безгазовую и безнефтяную эпоху, необходимо, чтобы кривая потребления невозобновляемых ресурсов уже сейчас загнулась книзу, хотя бы как у нас, в России. Но это в американские и западноевропейские планы пока не входит, все экономические механизмы общества "современного", т. е. западного типа рассчитаны на постоянный рост производства и потребления. А ведь норвежского и алжирского газа хватит Западной Европе всего на 10–15 лет. Да и у нас "газовая пауза" подходит к концу, в российской перспективе — и самой ближайшей — переход на низкосортные угли Подмосковного бассейна. Готовы ли мы к этому?

Так вот, полный слом всего, что связано с безоглядным растранжириванием природных ресурсов и что составляет суть "западного образа жизни", будет восприниматься всем миром как катастрофа невиданных масштабов, пусть даже такая "перестройка" не будет сопровождаться гуманитарной катастрофой. И такой Апокалипсис для всех нас, жителей умеренных и холодных широт, обязательно наступит, неизвестно только когда. То, что будет катастрофой для США и Западной Европы, для нас, с холодным климатом и зависимым от жидкого топлива сельским хозяйством, будет катастрофой в квадрате.

Пусть даже то, что происходит сейчас, пока еще не первый звонок и даже не генеральная репетиция, хотя и связано с нефтью, но некоторое влияние все меньшей доступности природных ресурсов, возможно, имеет место.

 

2. КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ РЕСУРСНЫЙ КРИЗИС В РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКЕ

Сейчас в мире происходит то, что уже воспринимается многими как серьезный кризис, чреватый еще большими опасностями. Растут цены на нефть — "черное золото", "кровь цивилизации", растут, не проявляя никакой склонности к падению, причем они не просто высоки, а слишком высоки. Да есть ли этому предел? Кстати, рост цен на некоторые виды топлива, более "прозаичные" (отопительный мазут), начался в США даже на год раньше, чем на бензин, но остался незамеченным.

Дело не только в росте цен на нефть, дело в нелогичности происходящего, в том, что эти цены явно и значительно превышают себестоимость. Сколько мы слышали, что себестоимость нефти в Кувейте и Саудовской Аравии — меньше 4 долл.? А действительно, насколько цена нефти превышает себестоимость, и не слишком ли жирно живут шейхи?

Есть методологическая проблема определения себестоимости природных ресурсов. Если учитывать только эксплуатационные расходы, возмещение расходов на разведку и обустройство используемых месторождений и амортизацию основных фондов (в т. ч. инфраструктуры), то среднемировая себестоимость барреля нефти будет равна примерно 5–6 долл. Но в этом случае среднемировые цены даже в периоды резкого падения (как в 1998-99 годах — около 10 и даже до 8 долл.) обеспечивают нефтяным компаниям несуразно высокую норму прибыли. Ведь закон средней нормы прибыли Маркса, хоть и молчаливо, но принят и среди теоретиков, и среди практиков. Все виды бизнеса должны быть примерно равны по прибыльности, в противном случае в высокоприбыльные отрасли устремляется капитал из низкоприбыльных, и ситуация выравнивается.

Но, если считать "основными фондами" не только буровые и трубопроводы, а и запасы нефти, хотя бы в разведанных и освоенных месторождениях, если учитывать затраты на "восстановление ресурсной базы", то, как показало недавнее исследование "Goldman & Sachs", проведенное на материале последних 15 лет, себестоимость барреля нефти достигает 16 долл. Оказалось, что мировые цены лишь ненамного превышают себестоимость, рассчитанную по такой методике. Те нефтедобытчики, которые в погоне за прибылью не закладывали в цену стоимость обустройства новых месторождений взамен выбывающих, давно ушли с рынка (это грозит и России как нефтепроизводителю).

Конечно, само понятие "восстановление ресурсной базы" несколько лукаво: сожженная нефть не восстанавливается, и как бы ни были обширны "кладовые Солнца", они рано или поздно опустеют.

В среднесрочной перспективе, несомненно, мировые цены на нефть будут расти. Этот рост не обязательно вызовет рост прибылей производителей сырья. Цена определяется себестоимостью добычи нефти, включая затраты на воспроизводство разведанных запасов, а эта составляющая будет непрерывно расти вследствие вовлечения в оборот все более труднодоступных месторождений. Ведь в связи с исчерпанием обустроенных месторождений нефтеразведчики проникают во все более трудные горно-геологические и географические зоны, и затраты на возобновление ресурсной базы неуклонно растут. Значит, рост мировых цен на нефть обусловлен объективно. В современных условиях цена вряд ли вернется к "нормальной" — 16 долл. за баррель, вокруг которой колебались мировые цены за последние 15 лет. Нынешние "пиковые" 36 долл. вызовут снижение потребления, спроса и возврат к "марксовому" уровню, определяемому себестоимостью и нормой прибыли. Поэтому цена в 20–22 долл. к весне 2001 года в принципе вполне реалистична. Но необходимо учитывать, что трубы, электроэнергия и т. д. подорожают также — нет продукта, в цену которого не вошла бы стоимость нефти, и новый уровень себестоимости добычи нефти будет определяться новыми ценами на промышленное оборудование и ту же энергию. А если цена будет выше, то и рост издержек будет быстрее.

Таким образом, хотя мировые цены и колеблются, но средние цены не могут выйти из коридора между себестоимостью (иначе добыча прекратится) и себестоимостью плюс тот уровень сверхприбыли, который вызывает нездоровый интерес "регулирующих органов" мировой экономики и конкурирующих отраслей.

Интересно, что если вышеописанный механизм определения цен на нефть реально сложился (а он, видимо, сложился), то он также стихийно будет стимулировать переход к энергосберегающим технологиям. (Нельзя не отметить, что в любом случае Россия находится в невыгодном положении: затраты и на эксплуатацию, и на разведку и обустройство, и на транспортировку у нас выше, а баррель нашей нефти марки Urals хуже по качеству и, поэтому на 1–2, а то и на 5 долл. дешевле, чем стандартная марка Brent. Нам не следует слишком сильно радоваться повышению нефтяных цен, ведь от них зависят и издержки почти любой производственной деятельности, в том числе и самой нефтедобычи. А эти издержки у нас выше, чем среднемировые).

Да, но почему современная (осень 2000 года) цена нефти явно выше "правильной"? Здесь, видимо, сказываются те самые отклонения от истинно рыночных условий, которые мы привыкли ассоциировать с реальным рынком, который всегда кем-то "контролируется". Считается, что все в мире продается почти по себестоимости, с небольшой прибылью, по норме. Стоит "задрать" цену, и покупатель уходит к другому продавцу или сокращает свое потребление. Так говорил Маркс, а нынешние экономисты, хоть и побаиваются произносить вслух это имя, утверждают примерно то же. Но и Маркс говорил, что не все так просто…

На мировом рынке кое-какие товары, а именно высокотехнологические, продаются, по сути, только у одного продавца или у сплоченной группы продавцов. Это — развитые страны Запада. Кроме рыночной прибыли (отражающей реальный прибавочный продукт) существует еще и сверхприбыль, которая, фигурально выражаясь, является рентой особого рода, взимаемой с участников рынка его, рынка, хозяевами. Ее смысл иногда затушевывается — говорят о "монополистическом" или "олигополистическом" ценообразовании, о "технологической ренте". Действительно, современный Запад хорошо живет во многом благодаря монополии на технологически передовую продукцию, и цена такой продукции явно заключает в себе сверхприбыль. Но если бы Запад был в первую голову только "мировой лабораторией", а не "мировым жандармом", то несомненно микропроцессоры и операционные системы стоили бы несколько дешевле (контроль над массовым сознанием также относится к "технологически передовой продукции").

То есть по крайней мере последние пятнадцать лет цена на продукцию "политически угнетенных" участников мирового рынка (производителей сырья) определялась рыночным методом, а "развитые страны" цены на свою высокотехнологичную продукцию назначали несколько выше "естественной" рыночной. Впрочем, понятие "ножницы цен" известно с прошлого века, когда именно так Англия торговала со своими колониями промышленной продукцией (тогда "высокотехнологичным продуктом" был текстиль).

Таким образом, нынешний топливный кризис можно рассматривать не только как некую сезонную флюктуацию. Нынешний кризис — просто очередная проба сил для стоящих по обе стороны мирового прилавка. Возможно, это очередная попытка сырьевых монополистов повернуть "ножницы цен" остриями от себя, или хотя бы компенсировать потери 1998 года. Пока получается — только страны ОПЕК и только в 2000 году получат на нынешнем повышении не менее 100 млрд. долл..

Но маловероятно, что это получится навсегда. И дело не только в возможности силового давления (в форме закулисного выкручивания рук, например, некоторых действий с банковскими счетами стран-членов ОПЕК). Кстати, такое давление может быть вполне результативно — почти во всех странах ОПЕК нефтяная отрасль национализирована и находится под контролем правительств.

Дело в том, что повышение нефтяных цен обязательно вызовет и уже вызывает "встречную волну" подорожания практически всех товаров и услуг, в том числе и высокотехнологичных. И как Запад не может обойтись без нефтяного наркотика, так и Бахрейн не обойдется без Интернета.

Теории поведения мирового рынка в подобных ситуациях не существует, но складывается впечатление, что даже при солидарном поведении группы продавцов тот, кто контролирует рынок в целом, вполне может парировать вызов, выставив встречные "ценовые иски". Но такая "игра на повышение" цен должна привести к росту цен и, по сути, к обесценению самой сильной мировой валюты — доллара. Ведь долларов в мире становится все больше.

Падение доллара относительно других валют, конечно, повлечет за собой массу последствий и кардинально изменит лицо мира, но кто и что потеряет? Не будет ли это малым Апокалипсисом для Америки и всего мира?

 

3. ДОЛЛАРОВЫЙ КРИЗИС

Роль американских финансов двояка. С одной стороны, они обслуживают функционирование американской экономики — крупнейшей экономики мира, хотя и составляющей ныне в отличие от послевоенной ситуации не половину, а менее одной пятой от мировой.

С другой стороны, именно на долларе базируется мировая финансовая система — другой мировой валюты пока нет. И здесь, если рассматривать США как эмитента, есть проблемы: из-за огромного отрицательного сальдо американская экономика ежегодно вбрасывает в мировую сотни миллиардов долларов, по сути, ничем не обеспеченных,

Говорят, что американская экономика накануне краха, что американцы плохие экономисты, что в мире полно долларов, не обеспеченных американской продукцией, а американская экономика — мыльный пузырь и карточный домик. Но, с другой стороны, вывезенные из США доллары работают, ими расплачиваются при покупках, в них хранят сбережения, так что Америка вроде бы уже и не нужна. А если иностранцы не хотят свои доллары тратить, то могут их инвестировать, вложить в какую-нибудь американскую фирму. Согласно "лозаннскому" и некоторым другим рейтингам США уже много лет на первом месте по инвестиционной привлекательности. Сам процесс обращения к американским биржам максимально облегчен, а электронные биржи, по сути, для того и существуют, чтобы иностранные инвесторы могли свои доллары, полученные от продажи ресурсов в Америку, вложить в ту же Америку.

При этом наиболее привлекательны для инвесторов самые "дикорастущие" фирмы, компьютерные и телекоммуникационные. Но, удивительно, именно они и упали в апреле нынешнего года чуть ли не на четверть.

На примере последних событий с резким удешевлением так называемых "хайтековских" корпоративных акций (то есть акций компьютерных фирм) хорошо видно, что американцы ведут правильную политику. Сколько ни говорят, что накопленные в мире доллары способны обрушить американский рынок — все-таки это не совсем так. Так просто эти доллары использовать в Америке затруднительно. Их можно использовать только для спекулятивных финансовых игр, в которых американцы явно переигрывают "иностранных инвесторов". Конечно, трудно определить национальную принадлежность тех долларов, которые сгорели при обесценении акций "Microsoft" и "Cisco", но, похоже, произошла "стерилизация денежной массы", принадлежавшей именно иностранным владельцам. Сами же эти фирмы продолжают работать как ни в чем ни бывало.

Американцы пока неплохо контролируют мировую экономику. Что бы ни происходило в мире, американцы извлекают из этого выгоду. Их валюта имеет хождение по всему свету, и обеспечивается не американскими товарами, а товарами, имеющими самое разное происхождение. Вспомните, когда вы последний раз покупали товар американского происхождения (не азиатского, а именно американского). А ведь платим мы за азиатские одежду и электронику в конечном счете долларами. Да что азиатские товары! Пока российская нефть продается на мировом рынке за доллары, американский доллар обеспечивается в том числе и русской нефтью.

Тем не менее у этих неясных слухов о надвигающейся на экономику США волне кризиса есть и источники "оттуда". Этому, казалось бы, противоречат высказывания политиков разной ориентации: так, даже в предвыборных речах республиканцев утверждается, что "Америка на подъеме", хотя они и не склонны хвалить итоги правления "команды Клинтона", и, если бы положение в экономике было угрожающим, об этом не преминули бы заявить.

А как же в действительности — не на подъеме? Американская экономика растет, она производит все больше и больше (в долларовом исчислении). Правда, товаров и услуг в США ввозится гораздо больше, чем вывозится (разница между экспортом и импортом достигает сотен миллиардов долларов ежегодно, приближаясь к половине триллиона). Но те, кто продает свои товары в Америку, не остаются внакладе — они вкладывают полученные доллары опять-таки в американскую экономику, покупая акции американских фирм, тем самым увеличивая их стоимость и стоимость национального богатства США в целом.

Вот тут мы и подходим к той самой проблеме, о которой говорилось в начале. В отличие от политиков, известные финансисты предупреждают о надвигающемся кризисе в экономике США. Можно ли воспринять их предостережения скептически, если среди них… Алан Гринспен, глава Федеральной резервной системы США (аналог Центробанка)? И не он один. Еще в 1998 году беспокойство переоцененностью фондового рынка высказывал и матерый тигр финансовых джунглей Джордж Сорос.

Но сначала попробуем представить, что будет, если в США действительно разразится финансовый кризис, одним из проявлений которого будет обесценение доллара.

Оказывается, хотя ослабление национальной валюты приведет к снижению жизненного уровня населения США, не все для Америки будет выглядеть плохо.

Так, США, кроме всего прочего, крупнейший должник, причем американское государство должно как внешним заемщикам, так и собственным гражданам. Дискуссия о допустимости крупного национального долга идет в кругах экономистов и финансистов весь послевоенный период, и уже давно возобладало довольно циничное мнение. Суть его в том, что в тяжелой ситуации, то есть при истребовании долгов, США всегда может самостоятельно обесценить свою валюту, ведь долг номинирован в долларах. Конечно, это не обрадует собственных держателей государственных облигаций и т. д., но это выход из ситуации. Обесценение доллара обезопасит США и от вероятного наплыва долларов из Азии и Европы, зарубежные владельцы долларов не смогут на них "скупить Америку".

Естественно, падение доллара несколько облегчит положение и других должников, в частности, России, хотя и коснется это только тех долгов, которые номинированы в долларах. Долги в йенах и, главное, в марках будут жить своей жизнью. К тому же для нас это облегчение будет "виртуальным" — и сейчас-то мы должны с таким "запасом", что сумма долга в ближайшей перспективе будет уже вполне сравнима с балансовой стоимостью ликвидных экспортных продуктов — нефти и газа, причем долги неуклонно растут, а балансовые запасы снижаются. Вряд ли мы сможем отдать наши долги полностью, независимо от того, упадет доллар или нет.

 

4. ФОНДОВЫЙ АПОКАЛИПСИС

Современная экономика в развитых странах почти явно делится на два сектора. Один — реальный. И в США добывают уголь, плавят сталь, ткут шелк, рубят лес, и немало. К моменту распада Союза такой материальной продукции там делали не меньше, чем у нас, а кое в чем превосходили в десятки раз — по бумаге, химволокнам, автомобилям. В целом по материальным позициям — ненамного, хотя в денежном исчислении ВВП США превосходил наш в несколько раз. В Соединенных Штатах очень развит сектор услуг, торговля, но во многом превосходство достигалось за счет "высокотехнологического", в какой-то степени "нематериального" сектора экономики.

Правильно ли говорить, что компьютеры или радиоэлектроника нематериальны? Отчасти так это и есть, их цена во многом определяется не реальной потребностью, а текучими, изменчивыми пристрастиями и настроениями.

Какова цена двухкассетника пятилетней давности? Он почти ничего не стоит. А новый — стоил немало. Какова цена операционной системы Windows-95 сейчас и два года назад? Даже смешно спрашивать, сейчас ее цена близка к нулю. За что же платил покупатель? Не за механизм или даже потребительские качества, а за новизну — нечто нематериальное, неуловимое. Цена современной бытовой техники во многом обусловлена требованиями моды и престижа, а не ее потребительскими достоинствами. По сути, дело не только в техническом прогрессе, хотя производство микропроцессоров действительно является вершиной современной технологии. И в высокотехнологичной сфере экономики огромную роль играет психологическая составляющая спроса, во многом формируемая технологиями управления поведением. Покупая бутылку прохладительного напитка, жевательную резинку, бульонный кубик, потребитель лишь на несколько процентов оплачивает сам продукт, остальное он платит за ту рекламу, на основании которой принял решение о покупке. Отчасти подобное происходит и с "высокотехнологичной продукцией". Рисуемая СМИ виртуальная картинка "технотронного мира" является той же рекламой.

А потребительский спрос на продукцию отражается и на фондовом рынке: и там пользуются спросом и растут в цене акции тех компаний, которые обеспечивают хорошую норму прибыли, чья продукция хорошо продается. Что естественно.

Самый успешный, самый прибыльный миф из арсенала управления сознанием — это миф о том, что Запад питается "святым духом технотронной эры". Нет — он питается вполне материальными ресурсами, расплачиваясь за них иллюзиями, которые почти вещественны. Но что будет, если иллюзии потеряют свою привлекательность?

То, что можно съесть или из чего можно сделать что-то материальное, сохранит свою ценность независимо от моды. Но по некоторым причинам в развитых странах Запада экономика "реального сектора" не особенно выгодна: при высокой цене рабочей силы издержки производства существенно выше, чем в странах "третьего мира", и производство в значительной степени перемещается туда. В вышеупомянутом предупреждении Алана Гринспена говорилось не о некоем беспричинном катаклизме, а о снижении рентабельности "реального сектора" в начале 2000 года. Надо сказать, что продекларированное Клинтоном повышение минимальной почасовой оплаты труда только усугубит ситуацию — производственные издержки в "реальном секторе" возрастут. (Это означает, что в американской экономике, возможно, сейчас идут типологически сходные с российскими процессы — износ основных фондов в реальном производстве не возмещается, поскольку у американского производителя остался единственный резерв поддержания рентабельности — не платить в амортизационные фонды).

Поэтому вложения в последние годы, в том числе и из-за рубежа, шли не в "реальный сектор". Наиболее резко росли акции "хай-тековских", высокотехнологичных корпораций — производителей программного обеспечения, сетевых услуг и т. д. Иногда говорят, что реально этот сектор ничего не стоит: дескать, исчезни завтра Интернет, и в реальной жизни ничего не изменится, как и при пропаже игровых приставок "Бонза". Это не совсем так, потребность человека в информации относится к базовым потребностям, наравне с потребностью в пище, и "новые технологии" имеют реальную цену. Но какую? Скорее, дело в том, что их фонды оказались переоценены просто в силу всеобщего убеждения в огромной выгодности новых направлений в технике. Ведь в истории бывали случаи, когда чрезмерно росла цена на акции и реальных, неэлектронных, предприятий, или даже на акции предприятий, которые вообще ничего не производили. Отечественные примеры тому у всех на слуху.

Ведь что будут представлять собой активы фирмы "Microsoft", если, не дай Бог, придется их распродавать на торгах? Это всего лишь, по сути, коллектив программистов. Программный фонд компании что-то стоит, но через два-три года старые программы не стоят почти ничего. Чего же там дорогого? Главным образом — авторские права, которые оборачиваются при продаже лазерного диска с продукцией "Microsoft" сотней долларов против 70 рублей, но в "пиратском" варианте. И пока США обеспечивают всей своей мощью соблюдение прав "Microsoft" по всему миру, эта корпорация богата.

Тем не менее, сейчас уже очевидно, что "Microsoft" кое-чего стоит, но не столько, сколько казалось раньше. Да это уже и не секрет: в апрельский "черный вторник" суммарная цена "Microsoft" упала на несколько десятков миллиардов долларов, из которых глава корпорации Билл Гейтс потерял около 15.

Для нас это огромная сумма, но дело в том, что эти миллиарды — не "живые" деньги. Это оценочная стоимость акций, почти все богатство Билла Гейтса из них и состоит. Гейтс не очень и расстроился, он и сам неоднократно отмечал, что акции "Microsoft" сильно переоценены.

Ситуация "раздутого", переоцененного рынка может существовать долго, но не вечно.

Вот поэтому-то и серьезные аналитики, и практические работники в сфере экономики и финансов Запада уверенно прогнозируют обвал фондового рынка. Они считают, что рано или поздно процесс "сброса" переоцененных акций компаний "виртуального сектора" скажется на рынке и приведет к падению цены на них. Вряд ли это голословные утверждения, неужели такие люди беспричинно рискуют своим авторитетом?

Когда это случится? Сроки варьируются, но из ближайших временных маркеров наиболее вероятен ноябрь 2000 года. В это время публикуются отчеты фирм об их финансовой деятельности, и на их основании многие владельцы акций могут начать их продавать. Потом начнется (если начнется) лавинообразный процесс обесценения акций некоторых компаний до уровня их реальной стоимости. Но вот пострадает ли при этом "реальный сектор"? Скорее всего, не пострадает. Даже наоборот, любое падение жизненного уровня и реальной зарплаты в США объективно повысит конкурентоспособность американских производств. Ведь основной козырь иностранных конкурентов из стран "третьего мира" — это дешевая рабочая сила.

Так что же получается, что наступающий кризис ничего, по сути, и не сделает? Несколько "усохнут" вложения иностранных инвесторов в виртуальную экономику США, и все? Такая ситуация не является только отрицательной даже для биржевых брокеров, хотя кто-то из них и разорится. Сорос отмечал, что ныне действующие операторы рынка — люди молодые и не знают, как действовать на "падающем" рынке. Но в принципе даже на падающем ("медвежьем") рынке операторы могут действовать успешно.

Наступающий Апокалипсис не принесет США как стране катастрофических последствий. В случае падения фондового рынка виртуальные капиталы во многом просто "сгорят", не успев "перетечь" в другие сектора рынка.

В самих США в случае обвала фондового рынка произойдет цепочка банкротств держателей акций, купленных в кредит, и кредитных организаций, выделивших эти кредиты (весьма распространенная практика, когда с заимодавцами расплачиваются прибылью, получаемой за счет роста курса акций). Да и доллар, как инструмент финансового рынка, неизбежно потеряет часть своей притягательности, что вызовет в мире снижение интереса к нему, и, как следствие, падение курса доллара по отношению к другим валютам.

Будет ли российским владельцам долларовых сбережений в этом случае плохо? Да. А нам всем вместе — не слишком. Ведь мы все вместе должны миру по тысяче долларов каждый, и сможем расплатиться меньшим количеством природных ресурсов, которыми мы и платим свои долги. Но все-таки крайне маловероятно, что доллар уступит свою роль мировой валюты. "Заместителей" его в этой роли пока не наблюдается. Те, кто при появлении евро сгоряча перевел свои валютные резервы в эту валюту, много потеряли из-за ее падения.

Тем не менее, высказываются "опасения", что если внимание крупных инвесторов обратится в сторону "реального сектора", некоторые из них могут оперативно вывести средства с западного фондового рынка и вложить их в те сырьевые производства России, которые пока не дождались "инвесторов". При этом, пока в мире доступны более дешевые в разработке источники сырья, наши рудники будут законсервированы. Стоит ли говорить, что такая перспектива для нас не слишком радостна? Наш народ в этом случае еще несколько лет не будет востребован даже в качестве дешевой рабочей силы. Но такую возможность все-таки не стоит переоценивать, ведь средства инвесторов обычно перемещаются в поисках немедленной прибыли. Именно так в условиях азиатского экономического кризиса 1997 года деньги оказалось выгоднее и надежнее помещать не в акции азиатских фабрик и заводов, а в государственные облигации США (что и привело, кстати, к резкому увеличению приходной части государственного бюджета США). В целом нельзя не сказать: да, наши внутрироссийские проблемы обострялись год от года при сильном долларе. Но ничто не говорит, что при ослаблении доллара они будут решаться автоматически. При всей "завязанности" нас с мировой экономикой корень наших проблем заключается в собственной политике, и доллар, сильный или слабый, тут ни при чем.

 

5. МАЛЫЙ РОССИЙСКИЙ АПОКАЛИПСИС

Более десяти лет базисом политики и экономической теории в России были упования на иностранные инвестиции. Эта жажда не исчезла и сейчас, и все нынешние и ожидаемые события в мире рассматриваются именно под углом скорого и бурного притока иностранных инвестиций.

Для постороннего наблюдателя такое поведение кажется не совсем нормальным — срок в 10 лет вполне достаточен, чтобы прийти к простейшим умозаключениям. Не будет иностранных инвестиций в российскую экономику, и причины этого сейчас уже даже не важны. Российская экономика настолько непривлекательна для иностранного инвестора, что, несмотря на полную свободу и вопреки опасениям части нашего общества, иностранцы не кинулись скупать российские промышленные предприятия, а попытки выплатить часть долгов акциями лучших предприятий ("принудительная продажа") встречаются Западом в штыки. Мы все должны будем делать сами, и за все — сами платить.

Причины нашей неконкурентоспособности и инвестиционной непривлекательности очевидны, их много: объективные (высокие производственные издержки вследствие чрезмерного расхода энергоносителей и транспортных издержек, иная, отличная от "среднемировой" структура производственного сектора) и субъективные, связанные с менталитетом и общественными традициями. Причем субъективная составляющая еще менее поддается компенсации, чем объективная. Для понимания ситуации было бы вполне достаточно простого здравого смысла, если бы не сильнейший прессинг как извне, так и изнутри психики среднего постсоветского гражданина.

Надежды на автоматическое разрешение инвестиционного кризиса за счет кризиса фондового рынка в США, как и давно муссируемые эпохальные, но никому не нужные прожекты, вызваны все той же, неутоленной и неутолимой в принципе жаждой. Нет, даже в случае полного краха фондовой биржи США сами фонды — производственные и технологические — там останутся, как останутся Западу незамерзающие и чрезвычайно дешевые морские коммуникации. Это касается и магистрали Восток-Запад. Конечно, существование Транссибирской магистрали жизненно важно для нашего государства, и ее надо поддерживать. Конечно, ее полная загрузка транзитными грузами нам выгодна, но надежды на иностранного инвестора призрачны. Над проектом дамокловым мечом висят низкие цены морских перевозок: из Японии в Европу стандартный 30-футовый контейнер доставляется морем всего за 1200 долл., а средний контейнеровоз берет на борт несколько тысяч контейнеров, заменяя несколько десятков железнодорожных составов. Можно ли конкурировать? Тут нужен точный расчет, а не эмоции.

Совершенно независимо от того, что происходит с экономикой окружающего мира, мы, если захотим вести себя разумно, будем вынуждены решать три задачи: адаптироваться к постепенному истощению природных ресурсов, развивать собственное производство, чтобы занять рабочие руки, и бороться с утечкой производственного капитала из страны. Также совершенно независимо от того, какими будут превалирующие в нашем обществе механизмы, распределительными или рыночными, для решения этих трех задач придется: ограничивать потребление ресурсов (акцизами или распределением), снижать доступность иностранных товаров для нашего потребителя (таможенными тарифами и др. процедурами) и ограничивать вывоз капитала (государственным контролем над банковскими и внешнеторговыми операциями). Легко видеть, что в результате всех этих мер произойдет снижение потребления, на первом этапе, возможно, резкое. Как и при любом изменении жизненного уклада, в обществе будут группы, которые потеряют от такого изменения больше других — в абсолютном или относительном исчислении. Поэтому такое изменение будет обязательно сопровождаться сопротивлением этих групп. Здесь и потребуется то, что называется "политической волей".

 

6. ЧЕМ ПЛОХА ДОРОГАЯ НЕФТЬ ДЛЯ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ

Пока толстый сохнет, худой сдохнет

Восторги по поводу резкого подорожания нефти маскируют стыдливо умалчиваемую истину: нефть, экспортируемая из России, уже не российская. Это нефть экспортеров — хотя и при всех ограничениях и квотах. Непосредственно в российский бюджет попадают только налоги с прибыли нефте-, газо- и прочих экспортеров. Такая ситуация нормальна для многих стран. Для других, где нефтегазовый комплекс национализирован, она была бы ненормальна.

Рост цен на нефть привел в 2000 году к увеличению валютной выручки, 75 % которой выкупается Центробанком. Валютные резервы растут, но какой ценой? Какими рублями государство платит? Естественно, излишними, непредусмотренными ранее никакими бюджетами. А куда они деваются? В стране растет денежная масса. Эти рубли давят на потребительский рынок. Конечно, некоторое время можно закрывать глаза на очевидное, но рост цен несколько превышает объявляемые проценты инфляции, а декларируемый рост производства опять-таки сводится просто к росту цен на продукцию нефтегазового комплекса.

Цены растут. Излишняя денежная масса могла бы быть погашена дополнительными объемами товаров, но есть ли они? С рынка продолжается вытеснение отечественного производителя, не защищенного протекционистской политикой. Для продолжения импорта рубли используются импортерами для конвертации в иностранную валюту.

Таким образом, рост цен на продукцию российского экспорта сопровождается инфляционными процессами и ростом спроса на иностранную валюту, что может привести к росту курса доллара. Возможна парадоксальная ситуация, когда при падении доллара у нас в стране он будет расти — за счет еще более быстрого падения рубля.

Таким образом, дополнительная выручка 2000 года просто "утечет сквозь пальцы", продлив на некоторое время нынешнее состояние экономики, но не решив существенных ее проблем. Основные из них: износ основных фондов, отсутствие инвестиций в расширение производства или хотя бы реинвестиций в существующее, — так пока и не нашли адекватной реакции у тех, кто управляет экономикой.

Ситуация "денежного навеса" над экономикой при условии свободного колебания курса уже однажды привела к "черному вторнику" — к немалому удивлению тогдашних экономистов. Силовое же удержание завышенного курса рубля (мягкий вариант "валютного коридора") быстро приведет к исчерпанию валютных резервов.

 

7. НЕИЗБЕЖНЫЕ МЕРЫ

В валютно-финансовой сфере, поскольку невозможно прекратить практику накачки рублевой массы за счет выкупа 75 % валютной выручки, необходимы меры по использованию этой рублевой массы на инвестиционные цели.

Желательно избежать конвертации внешних долгов, номинированных в долларах, в другие валюты и особенно в материальные ценности. Во внутриэкономической деятельности параллельно с развитием рыночных отношений, гарантируемых сильной юридической системой, необходимы действия, направленные на защиту собственного производителя и сохранение производственного капитала. Среди этих мер обязательно должны присутствовать:

— более жесткая система тарифов и пошлин, направленная на защиту собственного производителя (близкая к Таможенному тарифу 1893 года);

— снижение доступности иностранных товаров и услуг для собственного потребителя, другие меры по расширению внутреннего производства (в Южной Корее покупатель иномарки проходил внеочередную налоговую проверку; во многих странах турфирмы на одну путевку за рубеж должны привлекать в страну одного иностранного туриста);

— ограничение потребления ресурсов (акцизами и др. рыночными механизмами или распределением), стимулирование перехода от газа и нефти к другим источникам. Это возможно только путем постановки нефтегазопроизводителей в жесткие условия хозяйственной деятельности с обязательным восполнением амортизационных фондов и ресурсной базы. Рост цен на нефть и газ приведет, соответственно, к большей привлекательности иных источников энергии;

— ограничение вывоза капитала: в денежной форме (усиление контроля над банковскими и внешнеторговыми операциями); в материальной форме (усложнение вывоза сырья и энергии); производственного капитала (обязательное восполнение амортизационных фондов); образовательной форме (переход в системе высшего и специального образования к платному обучению с предоставлением кредита).

Отсутствие таких мер приведет к углублению инвестиционного кризиса и приведет к тому, что в последующие фазы общемирового ресурсного кризиса наша страна попадет в еще более тяжелом состоянии.