По иронии судьбы вслед за временем правления Петра, одного из самых ярких мужчин на российском троне, воина, обладавшего спартанскими качествами, наступила эпоха царствия женщин. После смерти Императора в 1725 году, в течение оставшейся части восемнадцатого века Россией правили одна за другой четыре императрицы. Две из них были исключительны: дочь Петра, Елизавета, и принцесса небольшого немецкого герцогства, которую называли в России Екатериной Великой. За пятьдесят пять лет царствования эти две женщины с абсолютно непохожими вкусами и темпераментами, действуя совершенно по-разному, заложили основу для будущего расцвета русской культуры, пришедшегося на девятнадцатый век.

Именно Елизавета, дочь Петра, возродила в стране характерный для русских стиль расточительности и роскоши. Это случилось не сразу. После смерти Петра России пришлось шестнадцать лет ожидать наступления пышного века Елизаветы.

Петр подарил своей избраннице Екатерине чудесный деревянный дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском. Там 18 декабря 1709 года, на следующий день по возвращении Петра в Москву после одержанной им блестящей победы над шведами под Полтавой, родилась Елизавета. Царь был так счастлив, что отложил торжественное вступление русских войск в Москву и отправился посмотреть на свою дочь. Впервые Елизавета участвовала в торжественной церемонии в двухлетнем возрасте. Произошло это в день свадьбы родителей, и Елизавета исполняла роль крошечной, розовенькой подружки невесты. Она было дитем любви, и ее обожали всю жизнь. Родители любили дочь до безумия, она росла в тепле и ласке. Вместе с русской и карельской нянями Елизавету воспитывали французские гувернантки, благодаря чему она хорошо говорила по-французски и научилась западным манерам. Но Елизавета оставалась страстно привязанной к России: всю жизнь она отдавала предпочтение русским народным традициям и обычаям, была искренне благочестива и предана церкви.

Елизавета росла веселой и очаровательной девушкой с ярко-голубыми глазами, «беззаботными, как у птички», у нее были роскошные золотисто-каштановые волосы. К двенадцати годам она уже оформилась и отличалась привлекательной фигурой. Несмотря на красоту, Елизавета была ребенком неизбалованным и чрезвычайно подвижным, любила разыгрывать различные роли на маскарадах, устраиваемых Петром. На приемах Елизавета выглядела восхитительно. В ее волосах сверкали драгоценные камни, а на спину ей прикрепляли два маленьких крылышка из цветного прозрачного материала, натянутого на китовый ус, — знак того, что принцесса еще не достигла совершеннолетия. Она была радостью и гордостью Петра. И он мечтал, чтобы в будущем дочь стала, по меньшей мере, королевой Франции.

Французы, окинув практичным и проницательным взором претенденток на роль невесты для их юного короля Людовика XV, пришли к выводу, что пятнадцатилетняя Елизавета и впрямь была одной из самых очаровательных принцесс Европы. Но когда Елизавете исполнилось восемнадцать, ее отодвинули в списке претенденток на второе место. Французы высокомерно полагали, что не может быть и речи о выборе в супруги потомку Короля-Солнца незаконнорожденной дочери крестьянки. Впрочем, это было удачей для Елизаветы, так как скорее всего она была бы несчастна в среде французского двора, отличавшегося изысканностью манер и педантичностью в соблюдении этикета. Елизавета была по натуре слишком русской.

К тому времени, когда девочке исполнилось шестнадцать, обожающий ее отец умер. В семнадцать Елизавета была помолвлена с голштейн-готторпским принцем Карлом-Августом, но вскоре он, незадолго до их свадьбы, скончался от оспы. Через год ушла из жизни ее любимая мать, а затем и единственная сестра. В восемнадцать лет Елизавета совершенно неожиданно осталась одинокой.

Ее одиннадцатилетний племянник, сын несчастного царевича Алексея и внук Петра Великого, был провозглашен Императором Петром II. Бабушка нового правителя Евдокия, первая жена Петра I, удаленная им в монастырь, с триумфом возвратилась в Москву. Елизавета стала представлять угрозу как возможная претендентка на трон, и с ней решили поступить так же, как в свое время с ее отцом, — отправить подальше от двора в пригород Москвы. Там, как и Петр, она была предоставлена самой себе, и вскоре все поняли, что беспокоиться, в общем-то, не о чем. Елизавета и не помышляла о захвате власти, ее привлекали лишь веселые забавы и удовольствия. Она проводила время в играх, танцах, распевала песни с крестьянскими девушками и скакала верхом по полям. Со временем Елизавета стала прекрасной наездницей. Юный Петр II ненавидел Санкт-Петербург. «Что я должен делать, — восклицал он, — там, где нет ничего, кроме соленой воды?» Двор возвратился обратно в Москву. Прекрасная темпераментная принцесса и стройный юный царь вместе резвились, мчась во весь опор по красивым окрестностям, стреляли зверей в лесах и принимали участие в соколиной охоте. Но в четырнадцать лет, в день намеченной свадьбы с княжной Долгорукой, Петр умер от оспы. Снова при выборе государя предпочтение было отдано не Елизавете, а племяннице Петра Великого — Анне, угрюмой и жестокой женщине, окружившей себя иностранцами.

Анна Иоанновна была ревнива, но Елизавета оставалась всегда нежной, дружелюбной и осторожной в своих поступках, стараясь не вызвать у кого-либо ощущение, что она претендует на трон. Елизавета была украшением двора и притягивала к себе все взоры. Испанский посол писал о ней с восхищением: «Глаза ее пылали, как пламя, шея ее белоснежна, а фигура — необыкновенна!» Елизавета любила танцевать, править тройкой, мчаться верхом сломя голову. Она постоянно навещала солдат и офицеров Преображенского полка в казармах, крестила детей гвардейцев и осыпала их подарками. Когда Елизавета выросла, в глазах окружающих она стала героиней, похожей на Золушку из сказки. Люди любили ее за щедрость, яркую красоту, но более всего — за ее глубоко русский характер.

В народе ходили слухи о любовных романах Елизаветы. Мужчины обожали ее за женственность и живость. Она отвечала им взаимностью. Елизавета с одинаковой радостью проводила время в обществе конюха и вельможи. Однажды в 1731 году двадцатидвухлетняя Елизавета, присутствуя на службе в дворцовой церкви, неожиданно услышала великолепный голос нового певчего. Она попросила представить ей талантливого новичка. Он оказался черноволосым юношей высокого роста, с покрытым бронзовым загаром лицом и выразительными темными глазами поэта. Этого украинца звали Алексеем Разумовским. Он был родом из семьи простого казацкого пастуха, жившего в небольшом хуторе севернее Киева. Алексей был мечтателем, и отец постоянно сердился на сына, стремившегося к чтению книг. Однажды отец напился, что, впрочем, случалось нередко, и в очередной раз застал сына за чтением. В ярости отец бросил в него топор, который чудом не задел голову ребенка. После этого мальчик сбежал из дома и стал жить у деревенского священника. Благодаря прекрасному голосу Алексей вскоре стал лучшим певчим в церковном хоре. Как-то раз мимо проезжал посланец двора; услышав голос певчего, он решил взять мальчика в придворную капеллу. И там, когда Алексею исполнилось двадцать три года, он встретил Елизавету. Вскоре после того дня она назначила Алексея в собственный штат музыкантом, играющим на бандуре. В дальнейшем темпераментная Елизавета иногда ненадолго увлекалась и другими мужчинами, но ее сердце, однажды отданное этому человеку, оставалось верным ему. Алексей и Елизавета были преданы друг другу всю жизнь. Это была история подлинной любви крестьянина и принцессы — вариант, противоположный ситуации с Петром и Екатериной.

В 1740 году угрюмая Императрица Анна Иоанновна умерла. Годы ее правления не отличались яркими событиями или потрясениями. И опять в вопросах власти Елизавету обошли. На этот раз трон достался трехмесячному Иоанну VI, племяннику Анны Иоанновны, в котором почти не было русской крови. Но теперь Елизавету поддержала гвардия и ее, как истинную дочь Петра Великого, возвели на трон. На утренней заре вместе со своими друзьями и сторонниками-гвардейцами она отправилась по Невскому проспекту во дворец, где разбудила мать Иоанна со словами: «Вставай сестрица, пора подниматься». Елизавета была провозглашена Императрицей. Крошечного Иоанна и его семью удалили в ссылку Елизавета отказалась убить своих соперников. Она сдержала гнев гвардейцев по отношению к иностранцам, захватившим власть, но маленькому Иоанну предстояла трагическая судьба, подобная участи Железной маски на русский лад. Иоанна заточили в тюрьму, где он провел много лет в полном одиночестве. Даже его охранникам не разрешалось разговаривать с мальчиком. Ум Иоанна помрачился.

Анна Иоанновна в годы царствования окружала себя иностранцами. Ее фаворитом и ближайшим советником был курляндский немец Бирон, вызывавший всеобщую ненависть. После десятилетия немецкого засилья Елизавета вернула Россию русским. К радости своих соотечественников, она уволила иностранцев, занимавших высокие посты в правительстве, и назначила взамен им русских министров.

По характеру Елизавета была порывистым, добрым и щедрым человеком. В самом начале правления она издала указ, запрещавший смертную казнь, но ее советники не одобрили введение в действие такого закона. В результате она на протяжении всех лет своего правления смягчала каждый вынесенный смертный приговор. Елизавета обеспечила военных теплым обмундированием, и это помогло сохранить здоровье многим солдатам во время войны. Она даже предложила свою помощь жертвам землетрясения в Португалии, хотя Россия в то время не имела дипломатических отношений с этой страной. Будучи чрезвычайно романтичной особой, Императрица становилась крестной матерью огромного числа детей, для которых она устраивала веселые праздники. Она часто уговаривала родителей, противившихся браку своих детей, дать им на то благословение, а невестам дарила в таких случаях приданое.

Елизавета совсем не любила читать, она считала, что это вредно для глаз и вряд ли заглядывала в какие-нибудь книги, кроме церковных, напечатанных особо крупным шрифтом. Ее сановникам стоило большого труда ознакомить ее с государственными бумагами; она часто не спала ночи напролет, болтая и сплетничая со своими фрейлинами, щекотавшими ей пятки, чтобы она не задремала. В постель Императрица обычно отправлялась к семи утра. Она часто оставляла письма без ответа, в том числе и два, написанных от руки самим Людовиком XV. Но, возможно, это объяснялось тем, что будучи настоящей женщиной, она не могла забыть, как когда-то ее признали недостойной его руки. Безумно любившая удовольствия и развлечения, Елизавета вполне проницательно судила о людях. Она свободно говорила по-французски, знала немецкий и итальянский. Она взяла за правило обращаться к послам на их родном языке. Елизавета подобрала грамотных советников, представлявших различные группировки при дворе, и благодаря своему очарованию и доброму отношению к людям ей удавалось заставить и тех, и других успешно работать вместе. Завоевав сердца многих мужчин, Елизавета наслаждалась непрерывными удовольствиями, которые она обожала, и предавалась им с безграничной страстью, как это могла делать лишь дочь неуемного Петра Великого.

При дворе, которым управляла красивая расточительная Императрица, царили истинно русские великолепие и роскошь. Грандиозные балы с участием более четырехсот пар давались иногда по два раза в неделю. В Петербурге устраивались самые различные маскарады. У Елизаветы были очень красивые ноги, и она этим чрезвычайно гордилась. Она повелела проводить маскарады, которые назвала Метаморфозами; на них мужчинам полагалось приходить в женских платьях, а женщинам — в мужской одежде. В память о своем отце Елизавета часто появлялась на таких праздниках в костюме голландского матроса. Летом при дворе занимались охотой и выезжали на пикники. Яхты и шлюпки, украшенные флагами, скользили под парусами между островами невской дельты, и во главе такой «флотилии» шли суда с музыкантами. Все, бывало, высаживались на одном из островов, чтобы отдохнуть и подкрепиться, и здесь устанавливались качели и карусели. Зимой придворные развлекались гонками на санях и катанием с крутых ледяных гор, что русские особенно любили. Рассказывали, что однажды холодной зимней ночью Елизавета приказала распахнуть окна дворца и залить водой полы. Когда вода застыла, все приглашенные смогли кататься на коньках по длинным галереям.

Благодаря фавориту Императрицы, Алексею Разумовскому, украинские кушанья и музыка неожиданно стали модными при дворе. В костюме украинки, с волосами, украшенными цветами и яркими разноцветными лентами, Елизавета исполняла с ним зажигательные русские и украинские пляски. Екатерина Великая, авторитетный ценитель мужской красоты, писала об Алексее: «Он был одним из самых статных и красивых мужчин, каких я видела на своем веку». Хотя неопровержимых доказательств не существует, многие верили, что Алексей и Елизавета поженились 14 ноября 1742 года, в год коронации Императрицы. Ходили слухи, что у них родились шестеро детей, но все они умерли.

Алексей Разумовский, без сомнения, был одним из самых замечательных фаворитов, известных истории. Он был благороден, щедр и настолько мудр, что никогда не вмешивался в политику или придворные интриги. Он обладал единственным недостатком, который можно было поставить ему в вину — характерной для русских привычкой время от времени напиваться до беспамятства. Алексей был глубоко верующим, он жертвовал огромные суммы церкви, поощрял строительство новых храмов и на свои средства отправлял проповедников в Сибирь и на Кавказ. Считается, что именно он послал на русский север миссионеров, которые преуспели в выполнении поручения и сумели обратить в православную веру 360 000 человек. Благодаря любви Алексея к музыке и его одаренности, он стал первым известным меценатом литераторов, музыкантов и художников. Разумовский необычайно щедро помогал своим родственникам. Его брат Кирилл, который был младше Алексея на девятнадцать лет, получил прекрасное образование в России и в Европе и стал гетманом Украины. Кирилл обладал огромным состоянием и слыл утонченным гурманом. Он отправлялся в свои украинские владения с шестью поварами, среди которых был великий француз Баридо.

Братья Разумовские были настолько гостеприимны, что всегда держали дом открытым как для богачей, так и для бедняков. Екатерина Великая написала в своих воспоминаниях: «Я не знаю других людей, которые, будучи в фаворе при дворе, оставались бы столь любимы всеми, как эти два брата. Богатства и почести так и не вскружили им голов, окружавшая их роскошь со всеми сопутствующими ей обстоятельствами не испортила их сердец. Они оставались хладнокровными и здравомыслящими в самом центре сети интриг».

Интерес Алексея Разумовского к музыке и щедрость в покровительстве этой сфере искусства унаследовал его племянник Андрей Разумовский, который был назначен послом в Вену в годы правления Александра I. Андрей, обаятельный и высокообразованный человек, построил собственный дворец в Вене. В его художественном собрании было много работ Кановы, а в оранжерее — прекрасная коллекция редких растений, известная во всей Европе. Андрей был одаренным музыкантом и содержал на собственные средства лучший в Европе струнный квартет, музыканты которого получали от дипломата пожизненную пенсию. Разумовский брал уроки у Гайдна и иногда играл партию второй скрипки в своем квартете. Его связывали дружеские отношения с Людвигом Ван Бетховеном, и русский дипломат не только помогал ему материально, но и в любое время дня и ночи предоставлял свой струнный квартет в полное распоряжение композитора. В знак благодарности преданный Разумовскому Бетховен в 1808 году посвятил своему покровителю Квартеты (опус 59). В первую часть первого квартета, по предложению Андрея, Бетховен вставил рондо на русскую тему. Композитор посвятил Андрею Разумовскому также Пятую и Шестую симфонии.

В Елизавете прекрасно уживались любовь к роскоши, стремление к уюту и естественность, столь свойственная русскому характеру. Она умела наслаждаться жизнью, неудержимо и всецело отдаваясь удовольствиям, не размышляя и не зная осторожности. Также, как ее отец, Елизавета обладала горячим нравом, и, впадая в гнев, изливала все земные проклятья на головы несчастных. Но после завершения бури она вполне была способна признать свои ошибки. Императрица любила поесть и ничуть не беспокоилась о своей фигуре. Она с удовольствием лакомилась перигорскими паштетами и трюфелями, которые ей присылали российские послы из Франции, но часто обескураживала своего эльзасского повара, заказывая любимые ею простые и обильные русские кушанья, — щи, блины, соленую свинину с луком, которые она запивала квасом. Ей нравилось готовить такие блюда для себя и Разумовского на маленькой кухне Монплезира. Иногда она приглашала иностранных послов и все готовила сама.

Императрица, как и многие русские, любила природу и путешествия. Сегодня мы восхищаемся величественными каменными дворцами Елизаветы, но на самом деле она никогда не жила в них. Строительство парадных резиденций было завершено только в самом конце ее царствования. Елизавета предпочитала жить в пригородах, особенно в Подмосковье, и проводила большую часть времени вне Петербурга, подобно кочевникам. Как и Петр I, ее отец, она всегда была в пути, передвигаясь из одного места в другое с головокружительной скоростью.

Раз в три года весь двор переезжал в Москву — 24 000 человек со всеми пожитками и 19 000 лошадей, сменяемых в пути. Елизавета не раз совершала паломничество в монастыри и святые места. В соответствии с русской традицией, она любила делать это пешком, но за день могла пройти лишь два-три километра, и поэтому расстояние до Троицкого монастыря, находившегося в сорока пяти километрах от Москвы, ей приходилось преодолевать в течение всего лета. Двор попросту жил в палатках, разбивая лагерь на своем пути.

Для своих нескончаемых путешествий Елизавета держала десятки саней и карет. Одна из карет была выполнена художником Буше; она была золоченой с панелями, украшенными херувимами и цветами. Ее в 1757 году заказал в Париже Разумовский. В коллекции экипажей Императрицы были также зимние сани ярко-красного цвета, обитые серебром и отделанные изнутри мехом куницы, с шелковыми подушечками и полостью из такого же мягкого серебристо-серого меха.

Большие сани Императрицы напоминали передвижные комнаты. В них были двери, окна, печи и кровати, и такой экипаж тащили двенадцать лошадей. Если Елизавета предпринимала путешествие между Москвой и Санкт-Петербургом, то дорогу (длиной в семь с лишним сотен километров) перед этим выравнивали и утрамбовывали. Выносливых и крепких русских лошадей в течение четырех недель перед поездкой кормили только овсом. В дороге лошадей перепрягали молниеносно, используя специально сконструированную упряжь. Иностранцы всегда жаловались, что русские возницы гонят лошадей с бешеной скоростью. Елизавета же очень любила быструю езду и только поторапливала в пути кучера. В обычной ситуации путешественники преодолевали расстояние между этими двумя городами приблизительно за неделю. Рассказывали, что Елизавета умудрялась это сделать за двадцать четыре часа.

Чтобы обеспечить Елизавете удобства и удовлетворить ее страсть к перемене мест, деревянные дворцы, как в сказке, появлялись и исчезали с поразительной скоростью. Даже у русских, привыкших быстро сооружать деревянные постройки, перехватывало дыхание от некоторых рассказов. Однажды Елизавета решила, что комнаты кремлевских дворцов слишком темны и неуютны; ей захотелось создать что-нибудь более яркое. Несколько сотен плотников с петербургских верфей были отправлены в Москву. Когда они прибыли на место, архитектор уже имел план постройки. Работу начали на утренней заре и продолжали ее весь день и всю ночь при свете факелов. Через сутки новые апартаменты Императрицы были готовы. Некоторые из таких дворцов быстро строились, но уже через несколько недель погибали в огне пожаров. Иногда они возводились так быстро, что случались несчастья. Екатерина Великая описала в своих воспоминаниях, как однажды во время ее пребывания при дворе Елизаветы неожиданно среди ночи деревянный дом, построенный на заледеневшем грунте, осел на несколько метров. Екатерину успели вытащить за считанные секунды до того, как стены полностью обрушились. Екатерина также рассказывала, как во время пребывания Императрицы Елизаветы со двором во временном лагере рядом с Ораниенбаумом внезапно налетел шторм. Елизавета оставалась на месте, абсолютно не обеспокоившись случившимся; она не испугалась даже тогда, когда резкие порывы ветра задули факелы и ливень промочил всех до нитки. Вместе с тем рожденная на немецкой земле Екатерина, отказывавшаяся от еды, побывавшей в дождевой воде, была сильно взволнована. Такие контрасты возникали постоянно: то, что русские находили нормальным или даже забавным, шокировало привередливых иностранцев. Мадам де Сталь, анализируя свойства русского характера, довольно проницательно заметила: «Русские стремятся к великолепию, а не к повседневному комфорту. Когда им не удается жить в роскоши, они обходятся без самого необходимого. В России не существует комфорта в английском смысле этого слова… Когда им не достает поэзии в богатстве, русские пьют медовуху, лежат на досках, днем и ночью мчатся в открытых колясках, нисколько не сожалея о роскоши, к которой привыкли».

Век Елизаветы был временем ярких красок и позолоты, веселья и расточительности. Однако постоянная тяга Императрицы к балам и развлечениям соседствовала в ней с истинной любовью к музыке, живописи и театру. Благодаря восхитительным капризам Елизаветы, ее щедрости и страстному желанию смотреть спектакли, в России родились опера, балет и театр.

И Елизавета, и Разумовский глубоко любили музыку, и годы правления Елизаветы часто называют «песенным веком». Со дня ее восшествия на престол, напоминавшего торжественное провозглашение Императора в Риме, песня ворвалась в придворную жизнь. Елизавета с молодых лет собирала народные песни и даже сочинила мелодию, которой дали название «В селе Покровское» и включили ее в первый песенный сборник, составленный в России. Ко дню коронации Елизаветы в Москве на берегу Яузы был построен оперный театр на пять тысяч мест.

Чтобы доставить удовольствие Алексею Разумовскому, Императрица пригласила в Россию итальянских и немецких певцов и украинский хор, с которым они выступали. В придворном хоре в основном пели украинцы. Способных хористов учили в России и в Италии, посылали в Болонью и в Венецию. После возвращения из-за границы многие из них становились видными музыкантами. В годы правления Елизаветы придворным хором руководили два выходца с Украины. Дмитрий Бортнянский, родившийся в елизаветинское время, стал при Екатерине самым знаменитым российским музыкантом, и в созданных им произведениях замечательно соединились итальянские и русские музыкальные стили.

Во времена правления Анны Иоанновны один из российских послов, услышав произведения неаполитанского композитора Франческо Арайи, пригласил его в Петербург руководителем вновь открываемого театра итальянской оперы, в труппу которого входило семьдесят певцов. При Елизавете еще большее число итальянцев приезжали в Россию, и среди них прекрасные тенора и мужские сопрано. Гастролеры не желали тратить деньги на переезд большого числа простых хористов, и постановщики приглашали для выступлений русских певцов. Опера стала весьма популярной. При дворе оперные спектакли шли раз в неделю и давались также по особо важным случаям. Чтобы в зале не было свободных мест, Елизавета безжалостно взимала штраф в размере пятидесяти рублей с каждого, кто был приглашен и не явился на представление. Именно такое решение мог бы, видимо, принять и ее отец.

В 1757 году в Петербург приехал из Италии первый независимый импресарио Джованни Локателли. Он снял в аренду оперный театр в Летнем саду, и назвал его Итальянским Вольным театром, чтобы отличить его от того, который разрешалось посещать только придворным. Билеты в Итальянский театр были доступны любому. Аристократы могли снять ложу за триста рублей в год, с обязательством украшать ее по собственному усмотрению кружевами и картинами. Елизавета помогла Локателли, предоставив ему субсидию, и сама часто посещала инкогнито представления в Оперном доме.

Большое число итальянских опер было переведено на русский, и в Петербурге с успехом шли их постановки. В 1751 году состоялась премьера первой оперы, сочиненной на основе русского либретто Федора Волкова, сына богатого ярославского купца, торговца кожей. Молодым человеком Волков приехал в Петербург и здесь впервые в жизни услышал оперу. Оставшись под большим впечатлением от увиденного, он поспешил домой в Ярославль и там построил театр на тысячу зрителей. Волков собрал собственную труппу и, выполняя одновременно роли автора, актера, постановщика, декоратора и плотника, взялся за дело. Естественно, Елизавета узнала об этом предприимчивом молодом человеке и его труппе и повелела привезти Волкова и его брата в Петербург. Всей труппе предоставили прекрасные костюмы и предложили сыграть при дворе комедию с музыкальными интерлюдиями. В конце концов вся труппа переехала в Петербург. Двое актеров из театра Волкова впоследствии стали знаменитыми мастерами сцены. Дмитриевского, сына священника, отправили учиться за границу, в Париж и Лондон, у величайших актеров того времени, среди которых был знаменитый Гаррик. Второй артист, Яков Шумский, прежде ярославский цирюльник, который блестяще исполнял комические роли, был принят в Кадетский корпус, где был свой театр. Александр Сумароков переводил французские пьесы и писал собственные на русском языке, и их ставили кадеты. Сумароков был также первым русским театральным критиком.

Каждую неделю театр кадетского корпуса с участием офицеров давал при дворе представления. Елизавета вникала во все мелочи. По приказу Императрицы кадетам шили дорогие костюмы, и иногда Елизавета приходила за кулисы, чтобы помочь актерам одеться и наложить грим. Однажды дело дошло до того, что она одолжила кадетам, исполнявшим женские роли, свои драгоценности.

В 1756 году был открыт Русский для представления трагедий и комедий театр — первый государственный публичный театр в России. «Все прилично одетые лица» допускались в театр бесплатно, и места распределялись в соответствии с положением зрителей. К 1760 году в репертуаре театра были десятки пьес на русском языке. В столице давали представления также французские, немецкие и итальянские труппы.

Всю свою жизнь Елизавета любила танец больше, чем все другие виды искусства, так как именно в нем в полной мере выражался ее неукротимый характер. Один из очевидцев писал, что Императрица была «лучшей танцовщицей своего времени», и что она, давала пример двору, как нужно правильно и грациозно танцевать».

Танцы при русском дворе стали обычным занятием в жизни столицы со времен Петра Великого. Первыми учителями танцев стали взятые в плен офицеры шведской армии, которых предприимчивый Царь, в характерной для него манере, заставил поступить на российскую службу. На ассамблеях огромный Петр и его Екатерина часто танцевали вместе, поражая всех вдохновенной грацией и мастерством.

В 1734 году Императрица Анна Иоанновна для организации более грандиозных и изысканных празднеств пригласила в Петербург французского учителя танцев Жана Батиста Ланде, чтобы он обучил кадетов танцевать на дворцовых приемах, и в 1736 году Ланде поставил свой первый балет, в котором принимали участие сто учеников Шляхетского кадетского корпуса. Талантливость русских сразу стала ясна хореографу. Ланде заявил, что нигде в Европе он не видел, чтобы менуэт танцевали с такой грацией. Он также отметил любовь простого русского народа к танцу и подал прошение о заведении своей постоянной труппы. Отобрав двенадцать мальчиков и девочек — все они были детьми дворцовых служителей простого звания — он основал школу с трехгодичной программой обучения для подготовки солистов балета. Школа расположилась в верхних комнатах старого Зимнего дворца, где жили также Ланде с супругой.

В годы правления Елизаветы Ланде значительно расширил сферу своей деятельности. Он был назначен придворным maitre de ballet, и под его руководством балетная школа превратилась в постоянное учреждение, заложившее основу Императорской школы танца, которой предстояло стать известной всему миру. Ко дню коронации Елизаветы Ланде и его ученики исполнили балет в новом театре, построенном в Москве по приказу Императрицы. Хореографом спектакля был Антонио Фоссано, лучший итальянский танцовщик того времени. Он прибыл в Санкт-Петербург в годы правления Анны Иоанновны, и именно ему довелось обучать танцам Елизавету.

Ко времени смерти Ланде, наступившей в 1748 году, его ученики достигли высокой степени мастерства в новом виде искусства. Елизавета обратилась к австрийской императрице Марии Терезии с просьбой, чтобы Франц Гильфердинг фон Вевен, имевший репутацию хореографа-новатора, приехал в Россию «усовершенствовать балет и добавить новые элементы в его постановку». Гильфердинг немедленно принял приглашение и в дальнейшем оказал огромное влияние на развитие русского балета, показав в Санкт-Петербурге такие новые элементы танца, как entrechat quatre и пируэт.

Со времени правления Петра Великого многое изменилось. Больше русским не нужно было искать таланты в Европе. Иноземные художники и артисты устремились в Санкт-Петербург, привлеченные блеском двора и необычайно щедрой царственной покровительницей, так высоко ценившей их дарования.

При дворе Елизаветы в череде непрерывных балов и маскарадов каждый старался затмить всех остальных. Это было время шелестящих, расшитых серебром и золотом платьев, время роскошных мехов и перьев — и более всего — время драгоценностей. В годы правления Елизаветы ювелирное искусство достигло невероятных высот: сабли для парадов, пудреницы, браслеты, серьги и аграфы, ордена, табакерки, бутылочки для ароматических настоев — все было роскошно украшено драгоценными камнями и переливчатыми бриллиантами.

Благодаря Алексею Разумовскому стали модными алмазные пряжки на обуви и мужских поясах, а также сверкающие бриллиантами эполеты с золотой бахромой, украшавшие широкие мужские плечи. В день бракосочетания Екатерины II и Петра III один из аристократов появился в костюме, на спинке которого красовалось вышитое дерево с ветвями и листьями из бриллиантов. Придворные дамы были просто увешаны драгоценностями и никогда не покидали дома, не надев ювелирные украшения. Женщины появлялись в свете в вечерних туалетах с полуобнаженными спинами, с множеством алмазных шпилек в волосах, эгретами и великолепными серьгами. К платьям ловко прикрепляли бриллиантовые подвески. Украшения часто выполнялись в виде гарнитуров; диадемы, браслеты и серьги составляли комплект, отличавшийся единством стиля. Табакерки стали предметом всеобщего увлечения и превратились в особый вид искусства. В России восемнадцатого столетия их украшали фантастическими, причудливыми завитушками, напоминавшими обрамление дверных проемов во дворцах. У одного из аристократов были разные табакерки на каждый день в году. Елизавета однажды подарила Разумовскому табакерку из золота. Ее крышка была украшена огромным сверкающим желтоватым алмазом, олицетворявшим солнце, расходящиеся бриллиантовые лучи которого освещали изображение женщины, напоминавшей Императрицу, в платье с глубоким вырезом.

Со времени правления Елизаветы в Россию стали приезжать ювелиры из многих европейских стран. Некоторые из них начинали работать подмастерьями, а затем оставались здесь на всю свою жизнь, выполняя заказы необъятного русского рынка. Не было другой страны в Европе, где с таким восхищением относились к ювелирному искусству и понимали его столь глубоко. В уникальных творениях непревзойденной красоты с ярко сверкавшими каменьями отразилось тепло души и удаль русской натуры.

Это был период широчайшего использования ярких, в стиле России, цветных драгоценных камней, которые нравились Елизавете — красных рубинов, зеленых изумрудов, темно-синих сапфиров в сочетании с алмазами. Любовь русских к природе и цветам, выразившаяся в многокрасочной росписи стен кремлевских дворцов и церквей, теперь проявилась в пышном украшении сверкающими драгоценными камнями белоснежных плеч и изящных локонов. К корсажам блестящих шелковых платьев прикрепляли вместо натуральных цветов букеты из многочисленных драгоценных каменьев самых разных оттенков, формы и характера. Крошечные мушки, пчелки из драгоценных камней или цветы размещали среди изящных зеленых эмалевых листьев, и они были выполнены столь искусно, что цветы слегка колыхались и казалось, что слышался шелест листьев. Женщины носили броши, диадемы и серьги в форме тюльпанов, роз и нарциссов, бриллиантовые эгретки, напоминавшие пышные сверкающие фонтаны. Подвески из драгоценных камней покачивались при малейшем движении, отражая свет, падавший на них при всяком кокетливом повороте головы. Ювелиры успешно находили новые способы, как заставить лучи света, преломляясь, отражать прозрачную глубину кристаллов, и придавать бриллиантам особый блеск с помощью окрашенной в разные тона подложки, добиваясь розовых и желтоватых оттенков. (Многие не могли себе позволить покупку подлинных драгоценностей, но это не имело большого значения. Ювелиры были настолько искусны и они добились столь совершенной имитации драгоценных камней, что распознать подделку было почти невозможно.)

В годы правления Елизаветы многие из таких украшений изготавливали из драгоценностей, хранившихся в фамильных сокровищницах. Драгоценные камни продолжали поступать в Россию с Востока, но Петр I организовал поиск отечественных месторождений цветных минералов. В петровское время были обнаружены яшма, малахит, лазурит, горный хрусталь, сердолик, агат и халцедон. К концу восемнадцатого века на Урале открыли месторождение превосходных аметистов с изысканным глубоко насыщенным цветом, и вскоре они стали знамениты по всей Европе. Впоследствии для удовлетворения возраставшего спроса на минералы и драгоценные камни были учреждены регулярные экспедиции на Урал. В период с 1820 по 1850 год там обнаружились сказочные богатства. Были открыты огромные залежи изумрудов, топазов, рубинов, хризолита и александрита, и благодаря этим запасам драгоценных камней Россия стала богатейшей страной мира.

* * *

Петру, желавшему создать в Петербурге фарфоровый завод, так и не удалось реализовать свою идею. В связи с тем, что Императрица Елизавета очень любила торжественные приемы и обеды, кажется вполне естественным, что она решила претворить в жизнь мечту отца. В 1744 году на работу в Россию был приглашен Христофор Гунгер, профессиональный немецкий художник по фарфору, который в то время жил в Стокгольме. Не скупясь на расходы, Елизавета снарядила в Китай караван, приказав любым способом выведать у китайцев ценный секрет изготовления фарфора. Русский офицер вместе с сопровождавшим его американским серебряных дел мастером сумели подкупить китайского гончара за тысячу рублей, пообещавшего показать им рецептурную книгу и продемонстрировать свое умение. Очевидно, в перевод закралась ошибка, так как после возвращения посланцев в Петербург никто не смог сделать фарфор по этому рецепту. Немецкий мастер был в отчаянии. За три года работы в России он изготовил лишь штук пять чашек, и все они оказались негодными. Затеянное предприятие казалось безнадежным.

Гунгер был очень скрытным. Возможно, у него имелись на это серьезные основания, так как он и сам знал не так-то много. Вопреки своему желанию, Гунгер был вынужден открыть приемы своего мастерства юному русскому помощнику, Дмитрию Виноградову. Виноградов, сын священника, получив образование в Москве и за границей, собирался стать маркшейдером. Он взялся наладить дело. Ему необходимо было всему научиться и изготовить фарфор самому. На заводе Виноградов подбирал нужные краски, ремонтировал печи, проводил эксперименты, меняя температуру нагрева, и наконец изобрел состав фарфорового теста. В 1751 году, накануне именин Императрицы Елизаветы, к которым Виноградов должен был показать первые результаты, он, возможно, слишком нервничая, напился, и держался с большим трудом. Однако уже через год после такого сомнительного начала он и его помощник стали настолько искусными мастерами, что сумели сделать прекрасные фигурки и блюда из фарфора. Елизаветинский фарфор свеж и ярок. Цветы изящной формы, гирлянды роз и вишни украшают вазы и корзиночки. В 1753 году Виноградов начал изготавливать красивые эмалевые табакерки, которые Елизавета в качестве подарков посылала за границу.

В 1758 году был принят на работу мастер из Мейсена Жан Готфрид Мюллер. С его помощью удалось добиться того, что русский фарфор вскоре начал соперничать с мейсенским. К 1762 году в России уже было двенадцать фарфоровых заводов; в девятнадцатом веке их стало пятьдесят, и на них производились фарфоровые изделия, одни из лучших в Европе.

Друг Виноградова Михаил Ломоносов был величайшим интеллектуалом елизаветинской эпохи. В области термодинамики и физической химии он, знаменитый ученый и мыслитель, опередил свое время на десятилетия. В 1736 году по указу Сената в Санкт-Петербург перевели из Москвы двадцать лучших учеников Славяно-греко-латинской академии. Среди них был двадцатипятилетний крестьянский сын Михаил Ломоносов. Впоследствии его послали для продолжения учебы в Германию, где он получил прекрасную научную подготовку. Ломоносов возвратился в Россию и стал заниматься и наукой, и литературой. Он изучал звезды, работая в маленькой обсерватории, находившейся в петровской Кунсткамере, и первым начал проводить эксперименты в области физической химии. Вместе с коллегой он повторил опыты с электричеством своего современника Бенджамина Франклина. Они сконструировали «громовую машину», которая позволяла во время грозы накапливать электрические заряды в бутылках, и их машина поразила все петербургское общество.

Ломоносов был не только блестящим ученым, но также и поэтом, прозаиком, драматургом и историком. Он занимался историей России и помог Вольтеру собрать материалы для биографии Петра Великого, которую задумал написать французский философ. Глубоко интересуясь вопросами создания высших учебных заведений, Ломоносов вместе с графом Иваном Шуваловым принимал активное участие в основании в 1755 году Московского университета.

Ломоносов горячо любил Россию и русский язык, в котором он видел «великолепие испанского, живость французского, твердость немецкого, нежность итальянского и высокую степень выразительности латинского и греческого».

Он написал грамматику русского языка, служившую до 1830-х годов основным учебником. Он также сочинил немало патриотических од. Благодаря этим работам, Ломоносов считается основоположником русской литературной речи и человеком, определившим национальные языковые формы следующего века.

К сожалению, двор елизаветинского времени, любивший развлечения, слишком мало ценил таланты этого великого человека. Научный гений Ломоносова так и не был признан современниками, и результаты его исследований оставались неопубликованными. При жизни он был прежде всего известен как создатель мозаичной мастерской в старом дворце Меншикова в Ораниенбауме, первого учреждения такого рода. В последние годы положение ученого еще более осложнилось из-за многочисленных недоброжелателей, он начал пить и вскоре умер, в 1765 году, через несколько лет после вступления на престол Екатерины II, оставив огромное число работ, многие из которых не были востребованы до начала двадцатого века.

* * *

Гораздо более счастливо сложилась судьба Франческо Бартоломео Растрелли, выдающегося архитектора времен Императрицы Елизаветы. Правительница и художник легко находили общий язык. Елизавета не только понимала зодчего, но и предоставила ему полную свободу, позволившую Растрелли проявить свою гениальность. Франческо Бартоломео Растрелли служил придворным архитектором Императрицы в течение двадцати лет, начиная с момента коронации Елизаветы в 1742 году и до ее смерти. Архитектор и его ученики спроектировали практически все самые знаменитые здания середины восемнадцатого века как в самой столице, так и в ее окрестностях.

Растрелли родился в Париже и в шестнадцатилетнем возрасте приехал в Россию вместе со своим отцом, Карло Бартоломео Растрелли, итальянским художником и скульптором, которого нанял на службу племянник энергичного генерала Лефорта — коммерции советник Ж. Лефорт. Растрелли-отец выполнил несколько бюстов прославленных деятелей петровского времени, а также восковую фигуру в натуральную величину самого великого царя. Он передал любовь к скульптуре и своему сыну. Младший Растрелли впоследствии использовал для украшения фасадов и крыш построенных им зданий эффектные скульптурные фигуры в полный рост. С того момента, как Растрелли приехал в Россию, он практически не покидал эту страну и лишь дважды ездил за границу для завершения своего художественного образования. В юные годы он тщательно изучал построенные в Москве церкви, а также окружавшие город монастыри. Зодчий путешествовал по всей России и проводил долгое время в Новгороде, Пскове и Владимире, впитывая особенности их архитектурного облика. Русский стиль стал ему настолько близок, что он мог без особых усилий спроектировать пятиглавый собор.

Так как Императрица Елизавета любила все русское, она предложила Растрелли при создании его архитектурных проектов обращаться к допетровскому периоду и порекомендовала зодчему изучить особенности постройки церквей и зданий в стиле московского барокко, созданных в годы правления ее дедушки — Царя Алексея Михайловича. Елизавета издала также указ о том, что при строительстве новых церквей нужно взять за образец московский Успенский собор. Растрелли использовал подобную архитектурную форму в проектах своих наиболее элегантных барочных соборов. Творчески переработав идеи Елизаветы, гениальный мастер создал нечто новое в архитектуре России восемнадцатого века, что можно назвать «елизаветинским барокко», — стиль, ярко выразивший атмосферу великолепного сказочного двора, королевой которого была Елизавета.

В зданиях, возведенных Растрелли, чувствуется влияние архитектуры Парижа и Вены, однако его творения нельзя назвать «европейскими», как это ошибочно делают многие исследователи. Суть растреллиевских дворцов и особая пышность их отделки воспринимаются как чисто русские; во всем мире нет ничего похожего на них. Здания Растрелли приметны благодаря их внушительным размерам, — весьма существенной для русских характеристике, так как, сознательно или бессознательно, в глубине души они ощущают необъятность просторов страны, протяженной и нескончаемой. Кажется, что этим безграничным ошеломляющим пространствам человек может противопоставить лишь грандиозность зданий. У русских Растрелли перенял также умение создавать поразительные эффекты, располагая множество одинаковых по размерам и форме окон в одну линию.

Здания Растрелли поражают своей протяженностью, а не устремленностью ввысь; возможно, зодчий испытывал те же чувства, что и русский поэт, писавший:

Долгие линии низких массивных зданий Растрелли не противоречат, а скорее гармонируют с открытым пространством бескрайнего неба и протяженностью равнин, столь характерных для России.

Выбор строительных материалов определялся особенностями местности, на которой Растрелли возводил свои строения. В Петербурге весьма трудно достать камень, но при этом в изобилии имеются древесина, прекрасный кирпич и алебастр. Растрелли виртуозно использовал эти простые материалы. Стены его зданий белили, а затем покрывали яркими красками. Его любимыми цветами были те же, что предпочитала Елизавета — оранжевый, розовый, фисташковый, изумрудно-зеленый, бирюзовый, на которых контрастно выделялись белые колонны, серебристые карнизы и золотые купола. Творения Растрелли, как и ярко раскрашенные деревянные дома на севере, особенно красивы зимой. Покрытые снегом, они представляют волшебное зрелище.

Растрелли воспитал множество одаренных учеников, среди которых особенно выделяются князь Дмитрий Ухтомский, основавший в Москве архитектурную школу и оказавший влияние на целую группу архитекторов, а также Савва Чевакинский, работавший с Растрелли в Петербурге. Чевакинский — автор ярко голубого, оттененного белой лепниной собора Николы Морского. Среди великолепных зданий Петербурга, спроектированных Растрелли, можно назвать Строгановский дворец, который первоначально был окрашен в оранжевый с белым; бирюзовый Аничков дворец, перестроенный им для Алексея Разумовского, и бело-голубой пятиглавый Смольный собор, который хорошо виден из любой точки города. Признанный многими шедевром в творчестве зодчего, Смольный был задуман как целый комплекс зданий — монастырь, где Елизавета собиралась провести свои последние годы жизни. Модель Смольного собора показывает, как тщательно Растрелли прорабатывал силуэт, пытаясь создать ансамбль, напоминающий о великолепных монастырях средневековой России. Множество серебристых куполов и башенок, раскрашенных в белый и голубой цвета, производили, по замыслу Растрелли, впечатление множества церквей, возвышавшихся над неприступными стенами старинных монастырей. Ансамбль так и не был закончен; только сам Смольный собор, эскизы, планы и модель монастырского комплекса пережили время.

Растрелли расширил дворец в Петергофе и, усмирив свою фантазию, отказался от свойственных его творчеству причудливых украшений, чтобы не нарушить сдержанный облик здания, спроектированного Леблоном. К основному объему дворца Растрелли добавил два крыла, завершенных павильонами с золотыми куполами, церковью и «корпусом под гербом». Были сделаны несколько новых фонтанов, украшенных фигурами и орнаментами, и весь дворец перекрасили в темно-розовый, любимый цвет Елизаветы. Растрелли заново оформил залы дворца, использовав резную скульптуру и изысканные узоры из позолоченных деревянных и бронзовых завитков. Он обогатил декор Картинного зала, «кабинета мод и граций», в котором были размещены 368 портретов очаровательных женщин кисти итальянского художника Ротари, приехавшего в Россию в 1756 году.

Для Елизаветы Растрелли спроектировал два гигантских новых дворца: Екатерининский, названный в честь ее матери, в Царском Селе и огромный Зимний дворец в Санкт Петербурге.

История создания Екатерининского дворца связана с тем, что жена Петра Первого Екатерина задумала сделать сюрприз своему супругу, построив загородный дом втайне от Государя. Хотя Петр всегда предпочитал жить неподалеку от воды, она выбрала спокойное поросшее лесами место с серебрящимися в лунном свете болотами приблизительно в двадцати четырех километрах на юго-восток от Петербурга. В течение двух лет, когда Петр отсутствовал, она строила там небольшой загородный дом и разбивала сад. Затем Екатерина пригласила Петра отправиться верхом на прогулку и, к большому удивлению Царя, перед ним открылся вид на постройку в том месте, где он совсем этого не ожидал. Легенда рассказывает, что Царь был в восхищении и обнял жену со словами: «Никогда меня моя Катерина не обманывала и не высказывала ложного мнения. Я думаю, что ей хотелось показать мне, что вокруг Петербурга есть прекрасные окрестности, которые стоят того, чтобы их украшать, хотя рядом там и нет воды».

Никто не знает точно, было ли так в действительности, но известно, что с 1708 года эти места принадлежали Екатерине. Здесь было построено двухэтажное деревянное здание длиною около пятидесяти метров с шестнадцатью комнатами на каждом из этажей. Все помещения были спроектированы и убраны в голландском стиле. После смерти Петра I имя этой местности Саарское Село (от финского слова «возвышенность») было изменено на Царское Село. Екатерина оставила эту усадьбу своей дочери Елизавете, которая еще в годы юности, когда ее финансовые возможности были весьма ограничены, наняла архитектора Земцова сделать ремонт во дворце и художественно оформить сады.

В 1752 году Растрелли приступил к реконструкции дворца. Елизавета настаивала, чтобы зодчий, насколько возможно, сохранил уже существовавшее здание. Растрелли увеличил общий объем дворца, добавив к нему крылья. Он спроектировал огромное трехэтажное здание протяженностью почти в 300 метров, фасадом своим обращенное в парк. Пять позолоченных куполов венчали северо-восточную угловую часть дворца, который архитектор приказал покрасить в ярко-голубой и фисташковый цвета, усилив их тон белой отделкой. Огромные атланты, размещенные вдоль фасада, поддерживали на своих плечах колонны верхних этажей. Позолоченные статуи кариатид стояли на балконах с золочеными решетками. Все это выглядело настолько пышно, что крестьяне верили, будто крыша и вся отделка были на самом деле сделаны из чистого золота.

Под руководством Растрелли и Чевакинского все ведущие декораторы того времени, как русские, так и иностранные, работали над убранством великолепных залов, следовавших один за другим в роскошной анфиладе. Дверные проемы анфилады обрамлены прекрасными узорами, выполненными резчиками по дереву, использовавшими для своей работы мягкую древесину липы, пропитанную маслом. В уникальной Янтарной комнате были выставлены шкатулки, коробочки и шахматные фигуры; даже стулья и столы — все в этом зале было выполнено из янтаря. И стены этой комнаты покрывали прозрачные янтарные панели медового цвета. Петр Великий впервые увидел эти панели во дворце Монбижу в Берлине, когда он в 1716 году проезжал через него на пути в Париж Петр уговорил Фридриха Вильгельма I совершить с ним обмен этих панелей на несколько десятков рекрутов, каждый ростом метр восемьдесят сантиметров, для прусского гренадерского полка. Панели лежали не использованными, пока в 1750 году их не обнаружил Растрелли. Для реставрации панелей был нанят итальянский мастер, специалист по обработке янтаря. Он работал вместе с русскими подмастерьями пять лет, после чего Растрелли смог отделать стены Янтарной комнаты. Эти бесценные панели были украдены фашистами во время Второй мировой войны и, к несчастью, бесследно исчезли.

Растрелли задумал Большой зал дворца, который благодаря двустороннему освещению должен был стать даже более красивым, чем Зеркальная галерея в Версале. В восемнадцатом веке отделка интерьеров зеркалами стала модной и в России, и во всех императорских дворцах они появились в изобилии. Зеркало было связано со многими суевериями. Раньше московиты считали нужным прятать зеркало в углу, держать завешенным и смотреться в него лишь тогда, когда человек был уверен, что он находится один в комнате. В петровское время зеркала в Россию завозили в больших количествах, и позволение смотреться в них на виду у других стало знаком прогресса и свободы.

Большой зал, или Светлая галерея Растрелли — двусветный зал длиной 47 метров. Огромные, отделанные плиткой голубого и белого цвета печи, по высоте почти достигавшие потолка, стояли в двух концах зала. Простенки между тринадцатью парами дверей и парных им окон полностью покрыты зеркалами, окаймленными сияющими золотом деревянными рамами. В сверкающих зеркалах отражались последние маскарады и приемы Елизаветы.

В регулярных парках голландского стиля прорыли каналы, в которых развели рыб, устроили коттеджи и боскеты. Растрелли спроектировал в этих садах несколько очаровательных павильонов. Среди них особенно выделялся небольшой павильон Эрмитаж. Павильон был выкрашен в белый и голубой цвета, увенчан золотым куполом и окружен каналом, берега которого облицевали черным и белым мрамором. В этом пруду плавали золотые рыбки. Внутри павильона был установлен сложный механизм, и с помощью него пять обеденных столов исчезали под полом, опускаясь прямо на кухню, так что тридцать пять человек можно было обслужить без присутствия назойливых слуг. Когда гости хотели танцевать, столы убирали и заменяли секциями паркета, и таким образом банкетный зал превращался в танцевальный. Самым очаровательным из всех павильонов парка был маленький бревенчатый охотничий домик, названный Монбижу, выкрашенный в цвет морской волны и отделанный белыми колоннами, а внутри убранный прекрасными картинами с изображениями животных. К сожалению, большинство этих причудливых павильонов впоследствии, когда при изменении вкусов они перестали отвечать духу времени, были разрушены. Но самое удивительное то, что колоссальный ансамбль Царского Села создавался в течение всего пяти лет.

Величайшим творением Растрелли стал грандиозный Зимний дворец в Петербурге. Ему предшествовали четыре других Зимних дворца российских императоров, первые два из которых, простые по внешнему виду здания, были спроектированы Трезини. Растрелли построил третий Зимний дворец для Анны Иоанновны и четвертый — временный деревянный дворец для Елизаветы. В июле 1754 года архитектор начал работать над проектом нового постоянного дворца на набережной Невы. Несмотря на то, что возведенное по проекту Растрелли здание было не таким высоким, как Екатерининский дворец, оно превосходило его по объему. Одним из своих фасадов, выходившим на Неву, дворец обращен к Петропавловской крепости. В нем насчитывается 1050 комнат, 1786 окон и 117 лестниц. Растрелли спроектировал для приемов и балов гигантские залы, в которых могли разместиться одновременно несколько тысяч человек. Эти залы украшали огромные деревянные двери высотой более 10 метров, отделанные позолотой. Проект зодчего был столь грандиозным, что строительство дворца не было завершено до 1817 года. Растрелли удалось добиться замечательного эффекта: столь массивный дворец бирюзового цвета с белыми колоннами и серебристыми рамами окон, отражение которого мерцает в водах Невы, кажется воздушным и как бы плывущим по реке.

Елизавете не суждено было в полной мере насладиться жизнью в этих двух прекрасных дворцах. Она умерла на Рождество 1761 года. Организм пятидесятидвухлетней Императрицы был изношен, она была слишком тучной из-за своей неумеренной любви к вкусной пище и хмельным напиткам. Ходили слухи, что в гардеробе Елизаветы осталось пятнадцать тысяч платьев, многие из которых она ни разу не надевала.

Со смертью Императрицы Елизаветы Растрелли лишился высокой покровительницы и его вскоре вовсе отстранили от дел. Но как это ни поразительно, менее чем за двадцать лет зодчий спроектировал двенадцать княжеских и императорских дворцов и руководил оформлением их интерьеров. Он создал также сотни павильонов и небольших садовых построек, два прекрасных храма — Андреевский собор в Киеве и Смольный собор в Петербурге. О последних годах жизни архитектора известно мало. Он провел несколько лет в Италии и Германии, но его неудержимо тянуло в Петербург, и вернувшись туда, домой, он умер в 1771 году, всеми забытый и почти нищий.

В начале восемнадцатого века Москве уже было шестьсот лет, и ее население насчитывало 150 000 человек. В год смерти Императрицы Елизаветы Петербургу еще не было и шестидесяти, но в нем было практически столько же жителей. Растрелли изменил суровый голландский вид города, каким он был в свои ранние годы, и даровал Петербургу богатство своего воображения и фантазии. Вместе с обожаемой Императрицей он создал новый облик, стиль — эпоху.

Преданный и любящий Елизавету Алексей Разумовский был рядом с Императрицей в день ее кончины. И после смерти своей благодетельницы он оставался верным ее памяти. Через несколько лет, когда Екатерине Великой пришлось обдумывать, не выйти ли ей замуж за своего фаворита Григория Орлова, она отправила канцлера, графа Михаила Воронцова к Разумовскому с приказанием выяснить, действительно ли тот состоял с Елизаветой в браке. Екатерина хотела хитростью выманить тайну, пообещав даровать Разумовскому титул императорского высочества и считать его супругом царствовавшей особы в случае, если он откроет правду и позволит ей изучить документы. Когда все это было предложено Алексею, он ничего не ответил, пересек комнату и достал из запиравшейся на замок шкатулки черного дерева пакет с бумагами, обернутый в розовый шелк. Он внимательно прочитал документы в полной тишине. Затем Алексей поцеловал бумаги, перекрестился и бросил их в огонь. Взволнованный, он повернулся к Воронцову со словами: «Я всегда был лишь самым верным рабом покойной Императрицы. Теперь Вы видите сами, что никаких документов у меня нет».