Для Алонсо этот год не задался с самого начала. Присутствие Андреса в Акапулько было для него невыносимо. Это и понятно. Несмотря на безупречную фигуру и костюм с иголочки, несмотря на моложавое лицо и приятные манеры Алонсо, Андрес всегда пользовался в обществе большей популярностью. Стоило Андресу войти в комнату и сказать хоть слово, как все присутствующие тут же начинали виться вокруг него. Для детей он был настоящим героем, для гостей — душой компании, хозяином дома и, наконец, моим мужем.

Однажды вечером, когда я решила отправиться в Пье-де-ла-Куэсту, чтобы погреться на солнышке, Кихано не захотел нас сопровождать. Когда мы вернулись, Лусина сказала, что ему пришлось срочно уехать на съемки. Она передала мне записку, которая гласила:

«Я уезжаю. Полагаю, ты понимаешь, в чем дело. Тем не менее, я тебя люблю. Алонсо».

За ужином Андрес отпускал бесконечные шутки по поводу «красавчика», который так удачно нас покинул и оставил, наконец, в кругу семьи. Дети дружно смеялись над его шутками, даже я порой улыбалась.

В первый вечер я чувствовала себя виноватой перед Алонсо, но уже следующую ночь провела в спальне Андреса. Дети никак не ожидали, что к концу года мы не только помиримся, но и станем целоваться у всех на глазах, словно юные влюбленные.

В Мехико мы вернулись почти к середине января. Я не искала встреч с Кихано. Меня забавляли истерики Андреса, и я охотно поддерживала его выпады против Тюфяка, а также помогла смириться с тем, что следующим кандидатом на выборы неизбежно станет Сьенфуэгос.

В начале февраля мы вернулись в Пуэблу, где как раз вступил в должность новый губернатор, которого проталкивал на этот пост Андрес. В Пуэбле Андрес по-прежнему пользовался авторитетом; он очень любил вспоминать о прежних временах и тех почестях, которые ему оказывали. Здесь он чувствовал себя так спокойно и уверенно, что даже забыл о своих обязанностях советника президента. У меня тоже не было ни малейшего желания возвращаться в Мехико и делить с ним огромный тамошний дом, пустой и мрачный после того, как дети уезжали в школу в сопровождении Лусины.

Андрес неотвратимо старел; то у него начинала болеть ступня, на другой день — колено. По вечерам он неустанно пил бренди, а по утрам — чай с черным лимоном. Я бы его пожалела, если бы сад и комната с папоротником так остро не напоминали мне о Карлосе.

Лилия навещала меня каждый день, рассказывала последние новости, и мы без устали смеялись. Иногда приходили в гости подруги. Моника работала, как проклятая, и порой у нее хватало сил лишь на то, чтобы поцеловать меня и удалиться. Зато Пепа могла просиживать у меня в саду целыми вечерами, свидания в квартирке возле рынка сделали ее безмятежной и немногословной. А еще рядом снова была моя сестра Барбара — мой ангел-хранитель. Даже куда лучше, чем любой ангел, потому что она меня не осуждала, а лишь смеялась до упаду вместе со мной или, напротив, горько плакала. Она, так же как и я, без малейших усилий кидалась из безудержного веселья в глубокое горе.

Она была со мной в тот день, когда Андрес, вернувшись домой, почувствовал себя плохо. Он приехал из Теуакана, где ему устроили пышный прием. Один из тех, на котором его окружали местные бюрократы, всячески его ублажавшие, поскольку от него зависели. В тот день его сопровождал новый губернатор штата, мэр Пуэблы и, конечно же, мэр Теуакана, где Андреса объявили чуть ли национальным героем.

Около пяти часов вечера за дверью послышался шум мотора.

— Уже вернулся, — сказала я. — Одно мучение с ним, Барбара. Теперь снова будет изводить меня, перечисляя свои бесконечные заслуги перед родиной.

Во время завтрака он без устали вспоминал, как рабочие устраивали стычки друг с другом, когда он только вступил в должность губернатора, как во время его правления строили дороги и школы, а закончил недовольным тоном.

— Я намерен сказать им об этом. Я не собираюсь вновь претендовать на пост губернатора, моя работа в этом качестве закончена. Хочу предстать в роли сына Пуэблы, истинного гражданина и человека с пылким сердцем. Что ты об этом думаешь? Почему ты молчишь, Каталина? Зачем, по-твоему, ты вообще нужна?

В охватившем его в последнее время безумии он назначил меня личным секретарем и желал, чтобы я вводила его в курс дел. Я протянула ему бумагу с его речью, ткнула в какой-то абзац и прочитала вслух:

— Я всегда буду служить вам, здесь и в других местах, как официальное лицо и просто как гражданин. Я прошу вас отбросить обиды, и мы как братья вместе возьмемся за дело и преодолеем все трудности, как те люди, которые делали революцию, провозгласив четкую социальную программу, и теперь, чтобы спасти дело революции, мы снова должны бороться. У меня нет никаких личных амбиций, я уже исполнил свой долг губернатора, но лишь хочу добиться спокойствия и прогресса для нашего любимого штата.

Когда я закончила читать, он сказал:

— Я в тебе не ошибся. Ты действительно умна, прямо как мужчина, и за это я прощаю твои похождения. Да и трахаться с тобой — одно удовольствие. Ты самая лучшая из всех моих сучек, моя старушка.

Прежде чем пойти спать, он потребовал приготовить ему чай и предложил мне тоже выпить чашку. Я медленно выпила свой чай, ожидая, когда меня охватит неизбежное чувство эйфории, которую всегда вызывал этот напиток.

Матильда не спешила возвращаться на кухню. Поставив на стол поднос с чаем, она смотрела, как мы его пьем, а затем сказала Андресу:

— Простите, генерал, что вмешиваюсь не в свое дело, но вы слишком часто принимаете эти травы. Боюсь, это может быть вредно.

— Мне уже ничто не в силах повредить, — ответил он. — Если бы от этих трав мог быть какой-то вред, я бы уже помер. Эти травы — единственное, что еще как-то помогает снять усталость.

— Но в конечном счете они вас погубят. Я же вижу, что вам с каждым днем становится все хуже.

— Но тому причиной вовсе не травы, Матильда, — ответил Андрес, прежде чем сделать последний глоток. — Только не говори, что ты по-прежнему веришь во всю эту чушь! Взгляни, какой цветущий вид у моей жены, а ведь она тоже пьет этот чай.