Олег Воробьев был в недоумении. Ему назначила встречу… теща. Один бог знает, что понадобилось Ангелине Степановне от ненавистного зятя, и почему об этом нельзя было поговорить по телефону или, на худой конец, дома, во время очередного визита к внукам.

Встречу теща назначила в итальянском ресторане на проспекте Мира. Что было довольно странно, если учесть, что жили они по соседству в Царицыно.

Мать Алисы, как всегда, выглядела стильно в темно-сером брючном костюме в широкую полоску и, конечно, уже сделала заказ по принципу «несите все самое дорогое, что у вас есть».

– Здравствуй, дорогой зять, – протянула она с привычной издевкой.

Олег решил не поддаваться на провокации до тех пор, пока это будет возможно.

– Ангелина Степановна, вы, кажется, о чем-то хотели со мной поговорить? Я вас слушаю.

– Да уж, хотела, – фыркнула теща. – Ну что ж, не буду тянуть кота за хвост. Я все знаю.

Сказала, как в колодец прыгнула. Очевидно, по тещиному сценарию, после этих слов небеса должны были разверзнуться, ударить гром и молнии. Но Олег решительно не понимал, о чем говорит мать жены. Она же продолжала держать паузу и смотреть на зятя. Победоносно и выжидательно.

– Может быть, объясните? – спокойно предложил Олег.

– Я все знаю, и уже очень давно, – повторила теща.

Олег начал злиться.

– Ангелина Степановна, у вас всего два варианта: либо вы делитесь своим таинственным знанием со мной, либо я оплачиваю счет и иду домой к жене и детям.

– Ты сейчас имеешь в виду Алису и мальчиков или Олю с Марусей? – невинным тоном поинтересовалась теща.

И вот тут случилось. И небеса разверзлись, и гром ударил. Прямо Олегу по голове.

– Что… Но… Откуда вы знаете?

Ангелина Степановна усмехнулась и стала рассказывать:

– Когда-то очень давно я работала вместе с Олиной мамой. Потом появились все эти социальные сети. Я попросила Артема, он помог мне зарегистрироваться и пользоваться научил. Ну вот, мы с Риточкой, Олиной мамой, друг друга и нашли. А потом в парке встретились, и давай друг другу фотографии показывать. А у нее, представляешь, внучка есть, Маруся. Хорошенькая такая девочка, волосы русые кольцами, глазки голубые. И вот мне Рита показывает фотографию, где ее внучка со своим папой. А папа, этот, ты опять же не поверишь, стоит в той Спартаковской футболке, которую ему мои внуки на Новый год подарили.

– Но почему вы…

– Почему я ничего не рассказала Алисе?

– Я, Олеженька, не такая стерва, как ты обо мне думаешь. И, прожив жизнь, знаю, как много счастливых семей держится на лжи. У меня, Олег, трое внуков. И если Алиса тебя выгонит, отца им не заменит никто. Даже герой-Еремин не заменит, хоть он и любит мою дочь сильнее, чем ты.

– А я, можно подумать, ее не люблю!

– Знаю, что любишь, а то бы сам ушел.

– Так я не пойму одного, – немного пришел в себя Олег. – Почему вы именно сейчас решили обнародовать мою тайну? Хотите меня шантажировать? И что Вам надо?

– На самом деле немного. Хочу, чтобы ты понял: я молчу до тех пор, пока счастлива моя дочь. В последнее время она слишком часто ходит заплаканная.

– Ангелина Степановна, дорогая. Если бы вы проводили свое расследование более тщательно, то вы бы, конечно, знали, что с Олей мы расстались еще два года назад. Это был банальный служебный роман, от которого, ну так уж вышло, родился ребенок. Оле было почти тридцать, и она даже слышать об аборте не захотела. И сама настояла на том, чтобы записать девочку на свою фамилию. Не хотела возни с разрешениями от отца на выезд заграницу. Но дочь свою я не бросил, уж извините. И материально помогаю, и в зоопарк вожу. Все как положено, в общем. Это я вам к тому рассказываю, чтоб вы понимали: наши нынешние проблемы с Алисой никак не связаны с Олей и моей дочерью.

– Ну, согласись, три года – это уже не служебный роман называется, а другая семья. Это во-первых. А во-вторых, мой дорогой, я ставлю тебя перед элементарным выбором: либо ты начинаешь вести себя пристойно, даришь жене цветы раз в неделю и ночуешь дома, либо я обо всем рассказываю дочери, и Алиса с тобой разводится. Ее характер ты знаешь.

– Да Ангелина Степановна, вы поймите, у наших ссор есть веская причина. Наша Алиса просто помешалась на четвертом ребенке, а я ведь и так тро… четверых содержу. – тещин взгляд по-прежнему был полон стали. – Нет, ну еще одного туда-сюда, но она же собралась беременеть методом ЭКО, иначе у нас не получается из-за ее труб.

– Вы же сделали операцию!

– Да, но профессор сразу предупредил, что метод экспериментальный, и успех не гарантирован. Вот, похоже проходимость не восстановилась. А значит, остается только искусственное оплодотворение. Но при этом методе подсаживают обычно сразу несколько эмбрионов, а значит, и детей может получиться больше одного. Я понимаю, когда на это идут бесплодные пары. Но ведь мы-то и так многодетная семья.

– Так если ты, идиот, детей больше не хочешь, зачем ты ей в прошлый Новый год сказал, что мечтаешь о дочке?

– Просто тогда мы как раз с Олей приняли решение расстаться, и мне нужно было как-то снова переключиться на семью, понимаете? Я тосковал по Маруське. Думал, увижу жену с новым малышом на руках, и все как-то сгладится, забудется. Особенно, если родится девочка. Я же не знал, что дойдет до операций и зачатия в пробирке.

– Значит так. Мне все равно, каким способом вы будете делать детей. И станете ли рожать вообще – это ваше дело. Но если моя дочь не прекратит рыдать по ночам, если ты не перестанешь подавать дурной пример мальчишкам, пропадая невесть где по ночам… я выдам все твои грязные тайны. Ты меня понял, любимый зять?

Олег кивнул.

– Понял, понял…

А что ему еще оставалось?

* * *

Небольшая одноместная палата, в которую перевезли Лесю из родового зала, к утру была залита кровью. Разрывы были очень серьезными, как внешние, так и внутренние. Теперь стало ясно, откуда взялась нестерпимая боль – это рвались ткани. Таисия Владимировна долго шила ее, а пожилой доктор ей ассистировал. Задача у них была не из простых – настолько значительные повреждения и такой серьезный отек, как выяснилось, встречаются редко. Малышка основательно протаранила маму плечом. Зато избежала наложения щипцов на головку. Этим инструментом обычно тянут застрявших младенцев и порой это, увы, отражается на их умственных способностях в будущем. К счастью, маленькая Ксюша сумела выбраться сама. И Леся была этому очень рада.

Серж и Ксюша не были родственниками, указанными в контракте и потому в палату их не пустили. Но контрактное отделение располагалось на первом этаже, на окнах не было решеток, а значит, молодым мамам можно было общаться сколько угодно и с кем угодно.

Протвинские пришли навестить ее на следующий день, и Леся, согнувшись, подошла к окну.

Серж протянул ей роскошный букет.

– Поздравляем!!! – закричала Ксения. – Она не удержалась и купила-таки целую связку воздушных шариков.

Леся привязала их к оконной ручке так, чтобы все это великолепие развевалась за окном.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Ксюша.

– Если честно, не очень здорово, – призналась Леся. – Вчера я была абсолютно уверена, что не выживу. Малышка оказалась очень крупной для моей комплекции, да еще и застряла в плечах. Но я все равно очень счастлива. Вы бы видели, какая она красивая!

– А как назвала-то?

– Да подожди, как назвала, дай человеку оклематься, – одернул Серж жену. – Ей не до имени сейчас.

– Ну почему же, – улыбнулась Леся. – Имя я как раз уже придумала. – Ее зовут Ксения.

У Ксюши на глазах выступили слезы.

– Ты серьезно?

– Ну да. Понимаешь, когда я ее только родила, лежала и думала, кому мне хочется об этом сообщить, кто бы за меня порадовался. И получилось, что только ты и твой муж.

– Значит, будет еще одна «юбочка из плюша», – усмехнулся Серж, и Ксюша его ущипнула.

* * *

Олег пришел с работы необычно рано. На этот раз он не стал заходить с друзьями в бар и не поехал навещать Марусю. Ровно в шесть часов вечера выключил компьютер, убрал папки в стол и поехал домой. Алиса уже успела забыть, когда муж в последний раз возвращался с работы вовремя. Разумеется, он не забыл купить цветы. Ее любимые пионы.

– Сегодня какой-то праздник, о котором я не помню? – с легкой иронией осведомилась жена.

– Пока нет, но этот день вполне может стать для нас праздником. Если ты еще не передумала… Я согласен на ЭКО. Пусть наша дочь будет из пробирки. Пускай. Лишь бы была такой же красоткой, как ее мама.

Алиса решительно ничего не понимала.

– С чего вдруг такая перемена? Ты же был категорически против!

– Был против, а теперь изменил свое мнение. Надоело ждать и смотреть, как ты мучаешься. И мы ругаемся все время из-за этого.

– То есть ты в самом деле готов отправиться в клинику, пройти все обследования и сдать сперму в стаканчик? – все еще не верила Алиса.

– Всегда готов, – Олег изобразил пионерское приветствие.

– А если у нас родится четвертый мальчик?

– Ну, мы же уже решили – отдадим его в хоккей!

Алиса счастливо и громко рассмеялась. Ну и пусть черная полоса была долгой. Они все равно пришли к пониманию. И вот теперь все снова будет хорошо.

* * *

Вопреки заверениям Таисии Владимировны, боли у Леси не проходили, а с каждым днем только усиливались. Отек немного спал, но все медсестры, которые делали ей компрессы и обрабатывали раны, неизменно приходили в ужас, увидев ее швы. Некоторые даже крестились. А ведь они видели здесь всякое.

Передвигаться было тяжело, но все-таки приходилось. Отделение хоть и платное, но менять белье требовалось самостоятельно. И Леся тихонько, согнувшись и хватаясь за стены, выползала в коридор.

Легче становилось лишь тогда, когда приносили на кормление маленькую Ксюшу. Леся не могла на нее насмотреться и каждые пять минут проверяла, дышит ли малышка.

В роддоме практиковалось совместное пребывание матери и ребенка, и если бы была на то воля Леси, она бы вообще не расставалась с дочерью. Но Таисия Владимировна категорически запретила медсестрам оставлять Ксюшу на ночь – состояние матери было еще слишком тяжелым.

На третий день большинство молодых мам уже собираются домой, но в случае с Лесей об этом не могло быть и речи. Она держалась только на обезболивающих уколах и капельницах, которые ей ставили дважды в сутки.

От жары вены спрятались, и медсестры подолгу не могли в них попасть. В итоге все руки у Леси были в синяках.

На пятый день пребывания в роддоме, к вечеру, в палату вместе с Таисией Владимировной заглянула полноватая голубоглазая женщина средних лет. Леся узнала в ней главврача роддома – видела фотографию на сайте.

– Как вы себя чувствуете? – озабоченно поинтересовалась главврач.

Леся подробно объяснила, что и где болит.

– Но отек спал процентов на восемьдесят! – похвасталась Таисия Владимировна.

Главврач отмахнулась от нее, осмотрела разрывы, и резюмировала:

– Ну что, придется снимать швы.

– Еще им просто не время зажить, надо посмотреть на них через пару месяцев, а лучше через четыре…

– Несите инструменты, я сказала.

Пара почти безболезненных взмахов большими хирургическими ножницами и вот уже главврач выдернула нитку.

– Вот, Таисия Владимировна, посмотрите сюда. Это что тут у вас, дырочка?

– Ну и что же, это ничего…

– Таисия Владимировна!!! Можно вас на минутку?!

Они вышли за дверь, и Леся обратилась в слух.

Главврач тихо ругалась:

– Вы что, не понимаете, что она так ни ходить, ни рожать не сможет? – сумела разобрать женщина. – А если они разойдутся? Что будет?

Таисия Владимировна отвечала громко, и, по всей видимости, больше для Леси:

– Ну и что же! Ну и что же… Ничего страшного.

На следующий день Лесю отвели в смотровой кабинет и, несмотря на ее вопли, заставили взгромоздиться на кресло.

Главврач наживую снимала ей швы, и было видно, что она старается делать это быстро и безболезненно, но Лесе было больно настолько, что она тихонько выла.

– Вы чувствуете запах? – спросила главврач.

– Чувствую, – вынуждена была согласиться Таисия Владимировна.

– У вас нагноение в двух местах, – сказала она Лесе. – Хорошо, что сейчас обнаружили, а не дома.

Молоденькая медсестра, которая привела ее в кабинет и должна была вести обратно, вздрагивала, видя, что с ней делают.

Первых два часа в палате болело с прежней силой, но потом боль понемногу стихла, и Леся вдруг осознала, что без швов ей гораздо легче, чем с ними.

Вечером заглянула Таисия Владимировна.

– Ну что, завтра зашьем тебя по-новой! – заявила она.

Леся аж вздрогнула.

– Там хоть обезболивают?

– А то!

– Слава Богу… А что мне потом дома делать? Есть какие-нибудь обезболивающие, которые можно кормящим? Я вдвоем с дочкой жить планирую, да еще в другом городе. Если прихватит, помочь некому.

Взгляд Таисии Владимировны неожиданно потеплел.

– Я выпишу вам таблетки. Я хорошо знаю, что такое боль. Сама мучаюсь от сильнейших болей в суставах. Просто живу на обезболивающих.

Все мгновенно встало на свои места. Выходит, вовсе она не Злая фея. Просто страдает от чудовищной боли. Что ж, от этого, пожалуй, еще не так озвереешь.

Потом в палату зашла та самая молоденькая сестричка, которая водила ее на снятие швов.

– Вам сделать обезболивающий укол?

– Нет, спасибо. Сегодня я могу терпеть. Все-таки, это не очень хорошо для грудного вскармливания.

– Как можете терпеть? После всего, что с вами сегодня делали наши уважаемые врачи?

– Самой странно. Видимо, такие были швы, что без них лучше.

– Ну, тогда спокойной вам ночи! Если что вызывайте меня, я вам укольчик сделаю.

В палате, по счастью, имелась кнопка вызова медсестры.

Перед сном ей позвонила Ксюша узнать, как дела, и Леся все ей выложила. Просто потому, что надо было с кем-то поделиться.

– Это бардак какой-то! – бушевала подруга. – Неужели нельзя было сразу все сделать нормально? Почему они не провели последнее УЗИ? Может, тогда бы знали, что ребенок большой, и сделали бы кесарево!

– Что ты, это счастье, что не сделали! Представляешь, если бы сейчас внутри живота все гноилось?

– Ничего не понимаю! Вроде бы приличный роддом. Да и рожала ты по контракту…

– Вполне возможно, что без контракта меня бы просто выписали и все. Лечись потом, как хочешь.

Леся не стала вдаваться в подробности и объяснять, как она сочувствует больному врачу. Она непременно расскажет Ксюше всю эту историю. Но как-нибудь потом.

– Вообще, конечно, надо бы в суд на них подать, – сокрушалась Ксения. – Сейчас надо добиться, чтобы они хотя бы во второй раз зашили нормально. Во сколько они завтра назначили?

– В одиннадцать.

– Это отлично. Я часам к девяти туда Сержа зашлю. Он их быстро построит.

– Что ты, не надо… Мне неудобно…

– Это нормально. Сама же сказала, что у тебя никого кроме нас нет. Ну а мы тебя в обиду не дадим.

Серж действительно довольно быстро пришел к взаимопониманию с сотрудниками роддома. Он сказал, что если у них нет хорошего специалиста, то можно пригласить из другой больницы, и он оплатит этот выезд. И вообще, полностью операцию. И просто так готов дать денег кому надо, лишь бы все это уже, наконец, закончилось, и Лесю выписали.

Как ни странно, ему отказали. Сказали, что по контракту и без того заплачено достаточно, и все сделают в лучшем виде. А по роддому, разумеется, поползли слухи, что Серж и есть настоящий отец Лесиной дочки.

Леся очень боялась снова ложиться на операционный стол. Без швов она чувствовала себя вполне сносно, но ей объяснили, что так оставлять нельзя – во-первых, в этом случае гарантировано смещение органов, во-вторых, будут проблемы с интимной жизнью. Честно говоря, сейчас Леся и представить не могла, что у нее когда-нибудь снова будет эта самая интимная жизнь.

Ее уложили на операционный стол, и Таисия Владимировна начала демонстративно готовить инструменты. Леся заметила краем глаза того самого пожилого доктора, который сумел успокоить ее во время родов. Эх, лучше бы он шил!

– Ну, где уже этот анестезиолог! – ругалась Таисия Владимировна. – Нам родзал на час дали!

– Он сейчас на сложном кесаревом был, – ответила молоденькая медсестра.

Прошло еще минуты две. Потом старый доктор встал, подошел к столу и скомандовал:

– Давайте новокаин!

Ксюша скорчилась от предчувствия новой боли. Почему-то казалось, что под местной анестезией ей этого не выдержать.

И в этот момент в родовой зал вошел запыхавшийся анестезиолог Вадим Федорович.

– Я прошу прощения за опоздание, – улыбнулся он Лесе сквозь усы.

Дал общий наркоз, и через полминуты она уже спала. И снились Лесе теплые моря, золотой песок, кокосовые пальмы. Дальние страны, в которых она не была. Да и вряд ли когда-нибудь будет.

* * *

Алиса целую неделю изучала сайты московских ЭКО-клиник, читала отзывы о врачах, и в итоге решила просто обратиться туда же, где делали ЭКО Сорины. Ведь у них с первой попытки все получилось! Она даже позвонила Ане и узнала имя и отчество врача, который сделал успешную подсадку.

– А я там обязательно нужен, на приеме? – поинтересовался Олег.

– Я так понимаю, не обязательно. Но думаю, тебе сходить как раз стоит, чтобы прояснить все насчет этого метода. Задашь доктору свои вопросы и будешь все знать. А то я с ума сойду, если ты не прекратишь переживать, что пробирки перепутают, а я заболею раком.

Врач, которую так хвалила Аня Сорина, оказалась совсем молоденькой женщиной. На вид ей нельзя было дать и тридцати. Максимум двадцать восемь. Кроме того, она была настоящей восточной красавицей с большими темно-карими глазами, тонкими чертами лица и густой копной темных волос. Но Аня была от Камиллы Булатовны просто в восторге, да и на форуме о докторе Абдулаевой отзывались как о грамотном и очень опытном специалисте. Никто и словом не обмолвился, что врач так молода. В конце концов, решила Алиса, кто сказал, что хороший врач обязательно должен быть седым? Тем более, ЭКО в нашей стране – молодое направление. Наверняка не все опытные доктора спешат переучиваться, и тут появляется шанс у молодых. Ведь с каждым годом бесплодных пар, увы, становится все больше, а значит, растет число клиник ЭКО. Кстати, об этом надо будет разузнать поподробнее – Саша через шесть лет закончит школу. Врач-репродуктолог – чем плохая профессия? Может быть, обсудить это с сыном?

– Как давно вы не можете зачать? – поинтересовалась Камилла Булатовна.

– Уже полтора года, – ответила Алиса. – правда, из них несколько месяцев я принимала противозачаточные – после операции по восстановлению проходимости труб.

– Тогда получается не слишком большой срок, – заметила репродуктолог.

– Дело в том, что у меня серьезные проблемы с трубами. Вероятно, они непроходимы.

И Алиса рассказала историю о перевязке труб во время кесарева и о последовавшей за этим операции.

– Ну что ж, трубный фактор действительно является абсолютным показанием к ЭКО. Кстати, именно с этим фактором, как правило, бывают самые лучшие результаты. Я много слышала о Тучкове. Он талантливый врач, но все-таки не волшебник. Такие операции далеко не всегда бывают успешными.

– Он нас об этом предупреждал. Скажите, а каков шанс, что ЭКО будет успешным с первого раза?

– По последним данным, в нашей клинике вероятность наступления беременности с первого раза составляет сорок три процента.

– А что вообще представляет собой сам процесс? Я немного почитала об этом в интернете, но хотелось бы услышать от вас. Возможно, есть какие-то различия.

Алиса едва заметно скосила глаза в сторону мужа, дескать, это ему требуется разъяснить. Олег в этот момент сосредоточил свое внимание на самодельной вазочке, явно подаренной одной из благодарных пациенток и усиленно делал вид, что «я тут не причем, это она меня затащила».

– Конечно, – улыбнувшись, кивнула Камилла Булатовна. – Сначала вы и ваш супруг сдадите анализы, чтобы мы могли выявить дополнительные факторы, которые мешают вам забеременеть или же наоборот, убедиться, что дело исключительно в трубах. Потом вам нужно будет пройти курс уколов в живот. В результате этого курса у вас созреет не одна, а сразу несколько яйцеклеток. Под общим наркозом мы сделаем пункцию – достанем их из ваших яичников. В тот же день ваш муж сдаст сперму. Далее и сперму, и яйцеклетки поместим в пробирку. Там произойдет оплодотворение и получится несколько эмбрионов. Они будут развиваться, а мы будем наблюдать, и решим, на какой день подсаживать ваших деток. На третий или на пятый.

– А на какой все-таки лучше? – поинтересовалась Алиса.

– Все индивидуально. Если клетки растут хорошо, значит, им подходит искусственная среда, мы обычно наблюдаем до пятого дня. Тогда проще выявить наиболее сильные эмбрионы. Ведь часть к тому времени, как правило, останавливается в развитии. А если растут плохо, стараемся подсадить на третий день. Ведь если эмбрион замер в пробирке, это еще не значит, что он нежизнеспособен. Вполне возможно, ему просто не подходит среда, а в маме он бы выжил.

– Значит, третий день хорош тем, что эмбрионы скорее оказываются в самых благоприятных условиях, а пятый тем, что можно выявить самых сильных.

– Спасибо. Вы так здорово объяснили, что картинка, наконец, сложилась. Когда мы можем приступить.

– Да хоть прямо сейчас. Но для начала мне нужно задать несколько вопросов. Доктор Абдуллаева достала чистый бланк и принялась собирать анамнез.

– Сколько у вас было беременностей?

– Три.

– А родов?

– Столько же. Три сына.

– Так вы многодетные родители? – улыбнулась Камилла Булатовна.

– Да, – впервые подал голос Олег. – Но теперь хочется еще и дочку.

* * *

Ксюша всей душой переживала за Лесю и была тронута до слез, узнав, что та назвала ребенка ее именем. Странно, но при всем при этом она и понятия не имела, как там дела у Маши. Лучшая подруга, между тем, была уже на девятом месяце.

Это похоже на то, как рушатся отношения с любимым мужчиной: сначала ты переживаешь и плачешь, мечтаешь, чтобы он во что бы то ни стало одумался и вернулся. Но потом вдруг понимаешь, что не нужен он тебе после всего этого. Что не свет клином. Не оценил – и не надо. И бывший любимый неотвратимо становится в этот момент даже более далеким, чем люди изначально посторонние. Дружба, настоящая дружба, во многом похожа на любовь.

Ксюша даже не знала, кто у Маши с Игорем будет – мальчик или девочка. Ей было настолько все равно, что даже мучила совесть. Должно быть, только из-за этих угрызений, да еще немного от скуки, ведь Леся задерживалась в роддоме… но скорее всего потому, что на этом настоял Серж, она набрала Машкин номер.

Общаться по телефону с каждым разом становилось все сложнее, уж больно натянутыми выходили эти разговоры, поэтому Ксюша сразу предложила:

– Приезжай в гости, уже так давно не виделись!

Машка неожиданно охотно откликнулась на это приглашение. Должно быть, и впрямь соскучилась. Ну а как иначе – ведь они всю жизнь были вместе.

На следующий день она прямо с утра стала ждать Машку. Чтобы ждать было веселее, против обыкновения, она отыскала у мужа коллекционный виски, в холодильнике – бутылку кока-коллы и тщательно все это перемешала в бокале с толстым донышком. Черт возьми, а ведь она со всем этим планированием не пила крепкий алкоголь уже больше года. Надо же когда-то отдыхать!

Она забралась с ногами на барную стойку, врубила на всю катушку музыку и принялась ждать беременную подругу. За распитием третьего «ожидательного» бокала ее застукал Серж.

– А что это ты делаешь, а, малыш?

– Машку жду.

– Это понятно. А виски зачем?

– Ой, не надо! Я же тебя не спрашиваю, зачем ты пиво пьешь через день!

– Я ничего не говорю, но ведь тебе потом плохо будет.

– Да как ты не понимаешь?! – она заглянула мужу в глаза, и в ее глазах стояли слезы. – Она сейчас приедет и опять начнет хвастаться своей беременностью!

– Ну и что! А ты не реагируй на это. Веди себя с ней так, как будто она не беременна. Как раньше. Как ни в чем не бывало.

– А если она будет сама поднимать эти темы? – Ксюша заинтересовалась предложенной тактикой и даже отодвинула бокал.

– Ну, тогда помни, что ты, в отличие от нее, живешь в трехэтажном доме с бассейном. И дети у тебя в конце концов будут. И вот когда они родятся, у них будет все – отдельные светлые комнаты с окнами в сад, лучшие врачи и учителя. А когда они вырастут, они будут учиться в любом вузе, в той стране мира, где только пожелают. Я вообще не понимаю, малыш, почему ты комплексуешь.

Пока она его слушала, Серж одним махом допил виски.

Ксюша молчала с полминуты, а потом спокойным и каким-то отстраненным тоном произнесла:

– Но у нее в животике пинается малыш. А мой ребенок так и не родился.

Она потянулась к бутылкам и снова смешала себе коктейль. Серж поморщился, но не стал ей препятствовать.

– Я решила. Я буду демонстративно пить виски. Пусть она облизывается! – натянуто улыбнувшись, сказала Ксюша.

Серж вздохнул.

Машка приехала через полчаса. Пришлось Ксюше слезать со стойки и идти встречать гостью. Они расположились в дальнем углу сада, под раскидистой яблоней. Именно здесь Ксюша разместила ротанговый столик и два таких же кресла со светлыми подушками. Листва была настолько густой, что даже во время дождя мебель не намокала.

Машка рассказывала про новую квартиру, видимо тоже не знала, о чем еще говорить. Раньше темы находились как-то сами собой, им хорошо было даже просто сидеть рядом. Говорили обо всем на свете, думали вслух, озвучивая каждую мысль, которая приходила в голову.

– А я вот недавно наконец-то закончила оформлять окна, – поддержала тему интерьера Ксюша. – Никогда не думала, что это целая история – шторы, тюль, ламбрекены. Столько всего нужно учитывать – цвет обоев, фактуру пола, мебель…

– Ага, я тоже никак шторы подрубить не могу.

– Тебе проще.

– Это почему это?

– Потому что у тебя всего два окна – на кухне и в комнате, – спокойно, но твердо ответила Ксюша.

Машка обиженно поджала губы. Но Ксюша уже не могла остановиться. Хоть она и пыталась, следуя совету мужа, смотреть на подругу поверх живота, получалось плохо.

– Как там ваша ипотека?

– Мы уже пятьсот тысяч выплатили, – язвительным тоном сообщила подруга.

– Это много. Но я так понимаю, вы когда полностью выплатите, вы тут же ее продадите и двушку в ипотеку возьмете, да? – не осталась в долгу Ксюша.

Она почти победила. Подруга замялась и едва не плакала. В глубине души Ксюша ненавидела себя за такую победу, но ничего не могла с собой поделать.

– У нас ведь один Игорь работает. Я до полутора лет точно буду с ребенком сидеть, да и потом, честно говоря, хотела бы воспитанием заниматься. В кружки разные водить.

– Ага, а Игорь будет на себе ипотеку тянуть годами! Это, конечно, не мое дело, но знаешь, в моей системе координат это называется предательством.

Маша кивнула, с трудом сдерживая слезы. Наконец-то это случилось. Негатив вырвался наружу, прорвав прочную оболочку взаимного уважения.

– Но ведь когда он подписывал документы по кредиту, уже было известно, что я беременна.

– Но платить-то все равно ему одному!

– Мне этот вопрос задавали на работе. Как так, у нас ипотека, а я ухожу в декрет. Я сказала, что уверена в этом человеке. Когда я выходила замуж, твердо знала, что на Игоря можно положиться.

– Но зачем же такого хорошего человека ставить в такие адские условия?! Не проще ли сначала встать на ноги, а потом заводить детей? – виски давал о себе знать, и Ксюшу отчаянно несло.

– В нашем случае встать на ноги – это к сорока годам, – вздохнула Маша. – Просто разные стартовые возможности. А как у вас с зачатием?

Удар ниже пояса. Похоже, Машка просто устала отбиваться. Но Ксюша была готова.

– Да никак. Мы хотим сначала дом до ума довести и сад, а уж потом рожать.

– То есть вы сейчас не планируете? – изумилась подруга.

– Нет, – не моргнув глазом, соврала Ксюша. – Я как-то посмотрела на многих своих знакомых, и что-то не хочется мне в пустом доме рожать. К тому же, надо сперва на новую работу выйти, чтобы когда я уйду в декрет…

– …Уйти с хорошей должности, – закончила за нее Маша.

– Да нет. Чтобы когда я уйду с работы, зарабатывать удаленно хотя бы тысяч пятьдесят. И не сидеть на шее у мужа!

– Интересно, как ты собираешься удаленно лечить детей?

– Можно, например, быть консультантом на сайте любого крупного производителя детских товаров. Было бы желание вносить свой вклад в семейный бюджет, а уж работа найдется!

– А ты думаешь, вклад может быть только материальным? Мы же не в роскоши росли! Не зря говорят – давайте детям в два раза меньше денег и в два раза больше внимания.

– Не вижу, что плохого, если дети будут расти в полностью обставленном доме с ухоженным садом.

– Дай бог… – сказала Маша и это прозвучало как «попробуй сначала забеременей». – Может, чаю попьем с тортиком, который я привезла.

Они пошли в столовую и долго пили чай с тортом. И снова не могли найти такой темы, которая была бы интересна обеим и ни одну из них не обижала. В конце концов, на помощь пришел Серж. Он сел между ними за стол и стал увлеченно рассказывать какие-то бородатые байки про хитрых строителей из ближнего зарубежья и туповатого прораба. Он врал, что эта история произошла в его фирме и делал вид, что увлечен рассказом, а они – что внимательно слушают. Наконец это нелепое чаепитие подошло к концу, и Маша засобиралась домой. Серж попросил Геннадия отвезти ее в Реутов, а Ксюша все же нашла в себе силы спросить:

– А кто у тебя будет?

Машка подняла на нее усталые глаза.

– Мальчик. Имя еще не придумали.

* * *

Леся очнулась оттого, что почувствовала боль. В последнее время это чувство стало для нее почти привычным. Болело постоянно, когда-то больше, а когда-то меньше. Должно быть, поэтому время тянулось бесконечно долго. Ей казалось, что прошла вечность, а на самом деле – всего восемь дней.

Вот и сейчас: мозг еще не отошел от наркоза, а боль уже невыносима.

Перед глазами все плыло и кружилось, реальность буквально захлестывала. Спустя пару минут удалось как следует сосредоточиться и понять, что она лежит на каталке в коридоре, перед дверью того самого родзала, где ее перешивали, а в самом родзале медсестры пьют чай и обсуждают служебный роман какого-то молодого доктора.

Язык тоже пока не слушался хозяйку, но Леся постаралась говорить как можно громче:

– Эй, а я с кем?

Кто-то открыл дверь, и она услышала совсем рядом низкий женский голос:

– Очнулась, кумушка?

– Очень болит. Но мозг еще спит, – проговорила Леся заплетающимся языком.

– Мозг у нее еще спит! Ну, помолчи тогда. Не боись, не бросим.

И снова ушла чаевничать.

Леся не помнила, сколько еще лежала в коридоре. Потом ее, наконец, перевезли в палату. Ясность сознания вернулась, но до самого вечера мучила боль. Легче стало, когда принесли маленькую Ксюшу.

Тут Леся забыла и про сами швы, и про то, как сильно они болят, и лихо соскочила с кровати.

Малышку, как всегда, привезли из детского отделения туго запеленатой. Местные медсестры полагали, что «упакованные» дети лучше спят. Самой Ксюше, правда, пеленки были явно не по душе, и она извивалась ужом, пытаясь из них выбраться. Леся подумала, что больше всего эти казенные пеленки похожи на смирительные рубашки для умалишенных. Когда, когда уже их с дочкой выпустят из этого комфортабельного гетто?

Она развернула Ксюшу и приложила к груди. Малышка сладко зачмокала, мгновенно вцепившись в розовый сосок. Леся подумала, что ради этого счастья можно вытерпеть все, что угодно.

Их выписали только через три дня. Приехали Протвинские, и медсестры дружно решили, что Серж ей все-таки не любовник. А брат. Ксюша снимала выписку на камеру и надарила ей целый мешок одежды для дочки. И даже Геннадий, смущаясь, преподнес розовый комбинезон лично от себя.

На улице стояла июльская жара. И жизнь несмотря ни на что, была прекрасна.