© Владимир Маталасов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

 

Найдёнушка

Было это очень и очень давно. Тогда не было ещё ни машин ни поездов, ни самолётов ни ракет, ни радио ни телевизоров, и тем более – компьютеров. В ту пору, в дальних землях, где всё живое ветру внемлет, жили себе да поживали молодой лесник со своею молодой женой. Добротно срубленная избушка их из дубового тёса стояла на самом краю леса, у обочины просёлочной дороги.

Много ли, мало ли прошло времени, и вот, как-то поутру, на самой зорьке, родилась у них маленькая доченька.

– Ты только посмотри, муженёк, – радостно воскликнула молодая жена, – какое красивое у нашей доченьки родимое пятнышко за правым ушком!

– Эх, твоя правда! – удивляется муж. – Ну прямо вылитый «крестик»!..

Покрестили родители дитя у местного попа, дали имя и дальше стали заниматься своими делами. Молодой лесник за лесом ухаживает, бережёт от воров стережёт. Жена в избе порядок да чистоту наводит, еду готовит, ребёночка нянчит.

Так они и жили себе поживали в житейских заботах, радости да согласии. Но не долго длилось их счастье. Однажды, ненастным днём, явился со своей шайкой разбойник Кучум Бучум и увёл к себе в рабство лесника с его женой, а ребёночка оставил на произвол судьбы. Решил: какая от него польза, только морока одна.

На другой день проезжала мимо избушки цыганская кибитка. Старая цыганка Зара услыхала детский плач, заглянула в избу и увидела на полу маленького, голенького ребёночка.

– Ах ты боже ж мой! – воскликнула она, поднимая девочку с пола и прижимая к груди. – И куда только родители смотрят! Да как же это угораздило тебя, милая, упасть с кроватки-то?

А ребёночек всё плачет-надрывается, слезами заливается, никак не может остановиться. Стала звать родителей. Никто не отзывается. Что делать? Посоветовалась со старым цыганом, мужем своим.

– Ну, раз такое дело, – молвил Шаро Баро, – давай заберём девочку с собой, а там посмотрим, как быть дальше.

На том и порешили. Привезли к себе домой, и… стала с той поры маленькая девочка жить да поживать в цыганском таборе. Так как никто не знал её имени, то назвали девочку Найдёнушкой…

Прошёл год, другой, третий, а за ними ещё семь лет. Всем хороша да ладна вышла Найдёнушка. Личико свеже да румяно, глазки огромные, глубокие – что синь небесная, кудри густые – что звездопад ночной. Одна лишь беда: хроменькой да горбатенькой уродилася. Видать сказались последствия падения девочки с кроватки, когда Кучум Бучум взял её родителей в полон. По этой причине местные детишки стали дразнить её Горбулечкой-хромулечкой. Однако Найдёнушка была незлобивой, доброй и всё прощала своим цыганским сверстникам. А когда наступала ночка, она тихо плакала-горевала и молча жаловалась самой себе на судьбу свою:

– Отчего я такая несчастная да горемычная уродилася? Нет у меня ни маменьки, ни папеньки. Некому и пожалеть-то меня, бедную.

– Не горюй, не печалься, милая, – стал успокаивать девочку старый цыган-конокрад Чубчулай, когда она как-то раз осталась с ним наедине, в ночном. – Всё образуется, всё станет на свои места. Дай только срок. И вот ещё что скажу тебе. Голос свыше подсказывает мне, что близок тот час, когда ты обретёшь саму себя и впоследствии станешь самой счастливой на этом свете. Только надо уметь сильно верить, надеяться и ждать.

Сказав это, Чубчулай замолчал. Сидел он на земле, подобрав под себя ноги и, подкидывая хворост в костёр, готовый вот-вот погаснуть, в глубокой задумчивости смотрел куда-то вверх. Сполохи дальних зарниц бороздили звёздное небо, бросая таинственные, сказочные по своей красоте блики на погрузившуюся в дремоту природу. Отблески костра выхватывали из темноты ночи неподвижные силуэты стреноженных коней на фоне призрачных очертаний цыганских шатров и кибиток.

– А ты вздремни, милая, поспи чуток, – словно выходя из забытья, наконец-то вымолвил Чубчулай. – Поди ж ты, уморилась-умаялась, видать, с малыми цыганчатами. Не дают они тебе, бедолашной, прохода: дразнятся, обзываются. Но ты не обращай внимания. Что с них возьмёшь. Ведь глупенькие, несмышленые. Кнута моего ещё не пробовали. Ничего, скоро всё изменится к лучшему.

С этими словами он уложил Найдёнушку на одну половинку своего кожушка, другой половинкой прикрыл, а под голову подложил свиток сермяжный.

– Спи! – сказал Чубчулай, а сам погрузился в раздумье глубокое.

 

Дивный сон

Заснула Найдёнушка, и снится ей небывалый, дивный сон. Идёт будто бы она ночной дорогой куда глаза глядят. Тихо, холодно, страшно. Филин в лесу кричит, только глаза блестят. Небо звёздным бисером усыпано. Вдруг, над головой её, пролетела яркая звёздочка и упала где-то впереди, прямо на дорогу. Идёт она себе дальше и видит: стоит на её пути, посреди самой дороги, седой Старец в сияющей блёстками хламиде, со светящимся посохом в руке и манит пальцем к себе. Испугалась тут Найдёнушка, затряслась как былинка, а Старец и говорит:

– Не бойся, девочка. Я тебе ничего худого не сделаю. Подойди ко мне поближе.

– Вы кто, дедушка? – дрожащим голосом молвила Найдёнушка, с большой опаской подходя к странному незнакомцу.

– Я пришёл поведать тебе, милое дитя моё, обо всём том, что тебе неизвестно и обо всём том, что ждёт тебя ещё впереди. Так вот, слушай меня внимательно. Родилась ты десять лет назад в семье молодого лесника и его молодой жены. Родилась на рассвете, на самой зорьке, и по этой причине родители назвали тебя Зоряночкой. Но пришёл разбойник Кучум Бучум со своими сатрапами и увёл батюшку с матушкой в рабство, оставив тебя один на один с неизвестностью в пустой избе. Ты родилась на славу очень живой, подвижной, а потому и упала с кроваточки на пол, с которого тебя и подобрала на следующий день цыганка Зара, заслышав детский плач. С той поры Шаро Баро и Зара стали для тебя вторыми родителями. Убогонькой же ты оказалась по причине падения с кроватки.

Так, ты – Зоряночка, и воспитывалась в доброй, сердобольной цыганской семье, которой надо отдать должное за любовь, за всё то хорошее, что она сделала для тебя в твои десять лет.

Старец замолчал и пристально посмотрел Зоряночке в глаза. Седую копну волос его, взятую сзади ленточкой в пучок, окружённую едва приметным нимбом, нежно шевелил лёгкий степной ветерок.

– Это всё то, что было с тобой до сих пор, – продолжал странный незнакомец. – Теперь всё то, что будет. А ждёт тебя впереди, милая, немало испытаний, которые должна ты пройти с честью и достоинством. В награду же за это обретёшь ты Серебряную Птицу. И явится к тебе на ней ни кто иной, как добрый молодец, который полюбит тебя. Что станется дале, сама узнаешь.

Сказав всё это, Старец достал из бокового кармана длинной хламиды какой-то предмет и протянул его Зоряночке.

– Возьми, это тебе!

Девочка послушно приняла подношение. Предметом этим оказалась маленькая шкатулка, легко разместившаяся на её ладошке.

– Открой её! – молвил Старец.

Следуя совету незнакомца, девочка приоткрыла крышку шкатулки. На самом дне её, в сиянии звёзд, она увидела несколько маленьких зёрнышек, а поверх них – небольшое пёрышко и перстенёк с изумрудным камушком.

– То всё тебе, милая, – пояснил Старец. – Зёрнышки – это семена добра. Пёрышко исполнит любое твоё, но всего лишь одно, заветное желание. Стоит только сказать:

и вслух произнести его. Оно тут же и исполнится, а пёрышко исчезнет навсегда. Перстенёк же сослужит тебе добрую службу и поможет отыскать своё счастье в лице юноши – добра молодца. Как всё это произойдёт, Богу одному известно, но произойдёт обязательно.

Тут Старец умолк. Глаза его светились лаской и добротой. Полы хламиды, едва касаясь земли, издавали тихие, мелодичные звуки журчанья ручья. Стать его, похожая на волшебное изваяние, мерно подрагивала в свете лунных бликов.

– Вот, пожалуй, и всё, что должен был сказать тебе, – наконец-то нарушил он молчание. – А теперь ступай себе с Богом! – и он коснулся рукой плечика Зоряночки.

От этого прикосновения девочка вдруг почувствовала во всём теле какую-то необыкновенную лёгкость. Горбик пропал, а хромота куда только девалась. Тут Старец неслышно стукнул посохом о землю. Видение тут же и исчезло, и… девочка проснулась.

 

Зоряночка остаётся в цыганском таборе

Небо уже начинало заниматься зарёй. В поле застрекотали кузнечики. Из берёзовой рощи доносились прерывистые, призывные трели соловья. Дурманящий запах трав, казалось, обволакивал природу и всё живое, находящееся в ней. Мир постепенно просыпался.

Первым делом, что почувствовала проснувшаяся девочка, так это какой-то твёрдый предмет в своём кулачке. Ещё лёжа под кожушком, она разжала пальчики. На ладошке её красовалась маленькая шкатулка. Открыв крышечку, она увидела на самом дне её несколько зёрнышек, маленькое пёрышко и перстенёк с изумрудным камушком. От такой неожиданности девочка тут же вскочила на ноги: значит сон-то был вещий!

– Дядюшка Чубчулай, дядюшка Чубчулай! – радостно воскликнула она, обращая взор свой в сторону цыгана-конокрада, застывшего на земле в неизменной позе турецкого султана. – Боже мой! Радость-то какая!

Девочка прыгала и заливалась радостным смехом, словно малое дитя, а Чубчулай в большом смущении и недоумении, широко раскрыв глаза свои, смотрел на неё и ничего не понимал. Однако, в скором времени, с великим содроганием во всём теле, он приметил, что девочка внешне сильно изменилась: куда только подевались и горбик её и хромота. Чубчулай быстро поднялся с земли.

– Да что это с тобой, Найдёнушка? – пребывая в наивысшей степени растерянности, спросил он. – Что случилось, дитя моё? Отчего светишься ты как ясно солнышко?

– И никакая я не Найдёнушка, а – Зоряночка! – радостно танцуя вокруг давно погасшего костра, сообщила она старому цыгану своим звонким, заливистым голосочком.

Немного погодя, остыв от радостного возбуждения, она увлечённо стала передавать ему содержание своего сна. Тот только молчал и одобрительно покачивал головой.

– Какие только чудеса не случаются на этом свете! – вымолвил Чубчулай, разглядывая со всех сторон свою собеседницу. – До чего ж хороша ты стала, Зоряночка: пуще прежнего. Навряд ли теперь сыщется тот человек, который не будет завидовать твоей красе…

В скором времени небывалая новость разнеслась по всему табору. По этому случаю был устроен пир горой с песнями да плясками, с шутками да прибаутками. Веселились весь день и всю ночь. А поутру следующего дня был созван совет старейшин, на котором решили: не место Зоряночке в цыганском таборе. Уж больно хороша собой: стройна, красива да белолица. Не цыганская, вольная, кочевая жизнь подстать ей, а такая, которая предписана ей свыше. Но так как девочка ещё мала и не приспособлена к взрослой жизни, то пусть поживёт пока ещё лет пяток в таборе, а там видно будет. На том и порешили.

И стала Зоряночка дальше жить да поживать в цыганском таборе. Добрая, работящая, она снискала любовь и уважение среди своего окружения. Помогает всем по хозяйству: и обед приготовит, и постирает, и коня стреножит, и деточек чужих, малых понянчит. В свободное от работы время забавляется в разные игры со сверстниками. А какова рукодельница, певунья да плясунья. Ну просто цены ей нет. Когда же поручают пасти на лужку козочек да овечек, то вся живность собирается вокруг неё: бабочки, стрекозы, кузнечики, сверчки, птички, кошечки, собачки. Одно умиление, да и только…

 

Шаро Баро отвозит Зоряночку в город

Так, незаметно, год за годом, и пролетели пять лет. За это время Зоряночка успела превратиться в пятнадцатилетнюю девушку. Цыганские одежды и наряды только подчёркивали небывалую, необыкновенную красоту её.

Но вот пришло время и наступила пора расставания Зоряночки с близкими ей людьми. Всем табором, со слезами на глазах, с заунывными песнями провожали они её в дальний путь. Ребята, сверстники девушки, тихо вздыхали в сторонке и очень сожалели, что никому из них она так и не достанется. А ведь какая красавица, какая работящая. Вот бы ведь кому-то из них всем жёнам жена была. Да ничего не поделаешь: судьба!

Шаро Баро запряг коня в кибитку.

– Прощайте все! – со слезами на глазах молвила Зоряночка. – Прощайте, милые! Я вас очень люблю и никогда не забуду, буду всегда помнить и молиться за всех вас. Даст Бог, ещё свидимся.

С этими словами кибитка, управляемая Шаро Буро, медленно двинулась по пыльной просёлочной дороге, сопровождаемая крикливой, разноголосой гурьбой ребятишек и прощальным лаем собак. Взрослое же население цыганского табора долго ещё стояло и смотрело вслед удалявшейся повозке.

Путь её был не далёк и не близок – в небольшой городок, – туда, где по предварительному уговору старого цыгана с богатеньким богатеем Вавилой Зоряночке предстояло поступить к последнему в услужение, в качестве прислужницы. А у Вавилы того была жена Пелагея, сынок Балдадур, да дочка Вереда. Что муж, что дети – одна сатана. Жадные, завистливые. Одна только Пелагея сердобольная, да добросердечная, за что в семье её никто не любил. Да и была-то она Вавиле чуть ли не десятой женой на седьмом киселе. А всех прежних своих жён он своим поведением раньше времени в могилу уложил.

Ну, привёз старый цыган Зоряночку в дом Вавилы, распрощался с ней, благословил и отправился в обратный путь.

Для жилья хозяин отвёл ей маленькую коморочку на самом чердаке трёхэтажных, тёсаных хором своих. С этого часу приступила Зоряночка к исполнению возложенных на неё обязанностей. И еду готовит, и всю семью хозяина обстирывает, за чистотой и порядком в доме следит, подневольным мастеровым хозяина в их работе помогает. А мастерили они разные детские игрушки да побрякушки. Вавила же потом ездил по городу и собственноручно продавал их маленьким детишкам. Теперь это дело он перепоручил Зоряночке, строго-настрого наказав, на каждый день, не возвращаться домой с непроданным товаром. У него-то самого последнее время продажа шла ой как из рук вон плохо.

Теперь же дела у Вавилы пошли в гору так быстро, что он даже не успевал денежки считать. Распродажа товара Зоряночкой шла очень успешно, чему Вавила был до чрезвычайности доволен. Через неделю её уже знал и полюбил весь город за доброту, отзывчивость и красоту необыкновенную.

А ещё, для пущего заработка, хозяин заставил Зоряночку петь и играть на скрипке, которую ей подарил когда-то в цыганском таборе Шаро Баро, обучив игре на ней. Поэтому в свободное от распродажи и домашних работ время девушка шла на городскую площадь, где своей игрой и пением собирала вокруг себя почти всё население города. От её звонкого, небесного голосочка на подоконниках городских квартир и в палисадниках распускались цветы, а на звучание скрипки сбегалась и слеталась вся городская живность.

Только Балдадур да Вереда не рады такому обстоятельству. Уж больно завистливыми оказались и никак не могли смириться с мыслью: как это так, что какой-то там замухрышке столько чести да внимания оказывается.

– А чем мы хуже? – оба жаловались отцу. – Подумаешь! Какая-то там Зорянка-содержанка, а всё туда же. Почему нас никто не любит, а ей такая честь? И почему до сих пор она в цыганских нарядах ходит? Она же наша прислуга. Вот пусть и одевается соответственно своему положению.

 

Вереда выкидывает изумрудный камушек от перстенька Зоряночки

Следуя наговорам и наветам своих детей, Вавила обрядил Зоряночку в холопские одежды. Но и это не помогло: народ пуще прежнего полюбил девушку за её великотерпение и добрый нрав. Когда же шла она по городской мостовой, стуча по ней своими деревянными башмачками, окна всех домов приветливо распахивались настежь. Длинное, поношенное, с чужого плеча платьице её, множество раз стиранное и залатанное, приобретало вдруг неописуемо привлекательный вид, приковывая к себе внимание прохожих, особенно – молодых парней.

Однажды, когда Зоряночка, стоя у раскрытого окошка, коротала время, в каморку к ней явилась Вереда и стала расспрашивать, мол, откуда она, кто её родители и, вообще, чем она занималась все пятнадцать лет. Ничего не утаивая, Зоряночка поведала ей о своём прошлом, по доброте души своей рассказав и историю, приключившуюся с ней во сне: о Старце, о добром молодце на Серебряной Птице и, конечно же, о шкатулке.

– А где она эта твоя шкатулка? – полюбопытствовала Вереда.

– Да вот же она! – сказала Зоряночка, вынимая её из-под подушки на лежанке.

– Дай посмотреть! – с загоревшимися вдруг от любопытства глазами, попросила хозяйская дочь.

Добрая, доверчивая душа протянула ей шкатулку.

– Пожалуйста!

Вереда чуть ли не вырвала её из рук девушки. Открыв крышку, она первым делом извлекла из шкатулки перстенёк и, не обращая внимания на остальное её содержимое, вновь передала шкатулку в руки владелицы.

– Ой, какой красивый перстенёк! – с жадно загоревшимися глазами воскликнула Вереда, покручивая его перед глазами и любуясь сиянием изумрудного камушка. – Отдай мне его.

– Я не могу этого сделать! – произнесла Зоряночка, забирая перстенёк назад и одевая его на свой пальчик. – Это подарок, которым я не вольна распоряжаться.

– Ах, ты так?! – завопила Вереда, пытаясь сорвать перстенёк с пальца Зоряночки.

Однако это ей не удалось, но изумрудный камушек всё же остался у неё в руке.

– На, получай! – пронзительно взвизгнула она и выбросила его через открытое оконце коморки. – Пусть же он не достаётся никому!

– Что же ты наделала! – в отчаянии горько заплакала Зоряночка. – За что ты меня так, что я тебе плохого сделала?

Как не искала Зоряночка на пыльной мостовой изумрудный камушек от перстенька, но найти так и не смогла…

 

Молодой царевич идёт в народ

Так уж случилось, что в ту пору в город прибыл какой-то, никому не известный, добрый молодец. Всем хорош собой: статен, умён, скромен, красив, доброжелателен. Но никто даже и заподозрить-то не мог, что этот молодой человек в одеянии и с манерами простолюдина никто иной, как наследник царского престола. Ничем не выделялся он из толпы горожан.

А всё дело было в том, что Царевич с детства не был приучен к безделью, чему постарался поспособствовать его отец – человек строгих правил. Он полагал, что прежде чем сыну взойти на престол, ему необходимо пожить в самой гуще народа, познать нужды своих верноподданных, пожить их чаяниями и переживаниями, не чуждаться никакого труда – ни умственного, ни физического, браться за любую, даже самую грязную работу.

Когда царевичу исполнилось 15 лет, отец наказал ему пойти в народ, обойти все города и веси царства, познать нелёгкий труд простых людей. Вот уже как год прошёл с той поры. Царский сын и землю пахал, и подмастерьём в городах работал, и в кабаках мужикам водку разливал да подносил. Был он и портным, и плотником, и чистильщиком сапог. В общем, кем только не работал юноша, и жил, собственно говоря, тем, чем зарабатывал: умом своим и руками.

К этому времени царевич успел обойти пешком почти всё царство, и вот, уже почитай как два дня, пребывал в городе. На временное поселение устроился он к старому старьёвщику Еремею. Домик хоть и плохонький, покосившийся, но жить можно. Да и сам хозяин его – добродушный старик, до разговоров охочий, со своим учёным вороном Каркушей, пришёлся по душе юноше. Дабы лишний раз не искать себе работу и тем самым не приковывать к себе постороннего внимания, напросился он к старьёвщику напарником. Тот согласился. Стали они оба ходить по городу и за гроши покупать у населения никому не нужные старые вещи. Третьим был ослик, запряжённый в маленькую двухколёсную повозку.

– Люди добрые! Старьё-ё, тряпьё-ё, ненужные ве-ещи покупаю! – громкогласно и призывно извещал старьёвщик. – Зло и дё-ёшево! Выноси-и, не стесня-яйся, моими заботами забавля-яйся.

 

Юноша находит на мостовой изумрудный камушек

В один из погожих, солнечных дней, когда проходили они возле дома Вавилы, царевичу вдруг ударил в глаза тоненький, искрящийся, разноцветный лучик света. Исходил он прямо из-под самых ног юноши от какого-то светящегося предмета, застрявшего между камнями мостовой. Он наклонился и поднял его. Предметом тем оказался изумрудный камушек небесной красоты. По его филигранной огранке юноша сразу догадался, что камушек этот принадлежит перстню, но был, видимо, по какой-то причине утерян его владельцем. О своей находке юноша сообщил Еремею. Тот покрутил его на солнышке, полюбовался, крякнул и передал царевичу назад.

– Красивый камушек, ничего не скажешь! – вымолвил старьёвщик. – Только где ж теперь сыскать-то его хозяина? Но поверьте моему жизненному опыту, молодой человек: камушек этот не иначе как от женского перстенька, с пальчика молоденькой, красивой девушки.

Юноша внимательно выслушал старьёвщика, пожал плечами, спрятал находку в карман, и оба продолжили свой путь.

Ближе к обеду заглянули в корчму. Народу оказалось в ней не так уж и много: двое каких-то пьянчужек, местный извозчик и городской разносчик сплетен Шурваляй. Не успели ещё Еремей с юношей усесться за стол и заказать обед, как он тут же подсел к ним.

– Вы слышали новость? – с широко раскрытыми глазами на беззубом лице обратился он к вновь прибывшим. – Прислужница Вавилы, того, умом тронулась, – и он покрутил пальцем возле виска.

– Да что ж ты такое балабонишь, душа твоя поганая! Это ты уже давно умом тронулся, – возмутился старьёвщик. – Чтоб язык твой отсох! Тебе ли говорить об этом божественном создании. Ишь чего придумал!

– Да вы только послушайте, – не унимался Шурваляй. – Ничего я и не придумал. Это с лёгкой руки Вереды, дочки Вавилы, пошла такая молва по городу. Служанка-то их, Зоряночка, камушек от перстенька своего потеряла. Она сама рассказывала Вереде, что перстенёк тот необыкновенный, и что поможет он ей отыскать своего суженого, который прилетит к ней на Серебряной Птице. Теперь она по ночам стоит у раскрытого окна своей каморки, что на самом верху, и вслух бредит своей Серебряной Птицей. Вереда тому свидетельница, она-то уж не обманет.

– Да вы оба с ней – два сапога пара: сплетни мастера разносить, – возмутился Еремей. – На большее вас и не хватает. А ну, прочь с моих глаз! – и он замахнулся на Шурваляя бутылкой с вином.

– На кого, на кого, а на тебя-то управу найду! – злобно пригрозил тот, отпрянув в сторону и боязливо выскользнув в раскрытую дверь.

В это самое время до слуха посетителей корчмы донеслись шум улицы, людской толпы и звучание какой-то необыкновенно красивой, но очень грустной песенки.

– Это Зоряночка! – подал из-за стола голос извозчик.

– А как поёт, красавица! – похвалил один из пьяниц

– Да-а! Прямо душа разрывается, – поддержал его собутыльник.

 

Царевич впервые увидал Зоряночку и крепко полюбил её.

Все, кто был в корчме, сразу же поспешили на выход и мигом оказались в людской толпе, собравшейся на городской площади. Юноша со старьёвщиком пробрались в самый её центр и очутились почти лицом к лицу с девушкой. При одном только лишь взгляде на неё, юноша сразу же воспылал к ней сильной, страстной любовью. Её игра на скрипке и пение завораживали и уносили куда-то в дали поднебесные. А пела она о любимом, о несбывшихся мечтах и где-то затерявшемся счастье. Песенка была до того печальной, грустной и трогательной, что, казалось, плакало всё живое и неживое в округе. Даже распустившиеся было бутоны цветов, и те поникли своими нежными лепестками.

Юноша сразу же понял всё: это его судьба. Но открываться не торопился. Прежде чем признаться девушке в любви, он должен был узнать об ответных её чувствах. А это должно произойти тогда, когда он своими руками, с помощью верных друзей, построит Серебряную Птицу, прилетит к Зоряночке и попросит её руки. Да и поставить в известность своих батюшку с матушкой надобно было бы, испросить их милости и дозволения на бракосочетание, если девушка – когда время на то придёт, – даст на то согласие своё. Ежели родители на то не согласятся, он и так проживёт, благо, что есть голова и руки, всё остальное приложится. На том и порешил.

В тот же день, ближе к вечеру, юноша пешком покинул город и через тридцать дней воротился в Царь-град.

– Ну, рассказывай, сынок, где был, что видел, чем занимался, чем живёт-дышит народ мой верноподданный? – первым делом спросил царь-отец у сына.

Тот без излишней утайки поведал тому о результатах своего хождения в народ. Рассказал он ему и о Зоряночке, о том, что полюбил девушку пылко, нежно, страстно, что жить не может без неё.

– Хоть роду она незнатного, бедного, а какая красавица, какая рукодельница да мастерица на все руки, если б ты только знал! – похвалил он девушку.

Потом испросил у него и матушки согласия на бракосочетание с девушкой. Царь молча выслушал сына и сказал:

– Коль полюбил, противиться не станем. А хорошая молодая хозяйка ой как нужна в моём царстве. Ведь наш с матушкой век не долог: стары мы уже. Ничего, что бедная. Зато вижу, что красой, добротой да умом богатая: знать Бог не обделил. Чего же ещё больше надобно. Бери Зоряночку в жёны, коли и она тебя полюбит. Вот и весь мой сказ.

– Она непременно полюбит меня, отец, – взволнованно произнёс юноша. – Только для этого надо построить мне Серебряную Птицу, на которой должен прилететь к ней и испросить руки моей возлюбленной. Но на её постройку уйдёт ровно год.

– Вот и отлично! – промолвил царь. – Это как раз и будет поводом для испытания твоей суженой на верность и преданность своей мечте. А теперь прими моё с матушкой благословение на бракосочетание и дела благие во имя отечества нашего. Приступай к работе, строй свою Серебряную Птицу.

Ровно через месяц царевич изготовил чертежи, созвал всех своих друзей и лучших мастеров Царь-града и… работа закипела.

 

В город приезжает бродячий цирк

А Зоряночка тем временем, как и прежде, коротала время своё за домашними делами да заботами по хозяйскому дому Вавилы. Теперь её за любую провинность, по наущению Балдадура и Вереды, хозяин запирал в чулан.

– Пусть маленько посидит, подумает! – говаривал в этих случаях Вавила. – А то – ишь ты, взяла себе в моду – камушек изумрудный, Серебряную Птицу какую-то ей подавай. Совсем девка рихнулась, по ночам бредит незнамо чем. Все-то её жалеют, все-то её обхаживают. А не я ли кормлю, пою, одеваю её, неблагодарную.

Однако и здесь Зоряночка не была одинокой. К ней тут же спешила в утеху всякая чуланно-подкоморочная тварь: мышки, сверчки, тараканы и даже домашний, вечно голодный и ободранный кот Мурлыка, мирно уживавшиеся под одной крышей.

Но были у Зоряночки и счастливые минуты, в особенности когда ей приходилось встречаться и разговаривать со старьёвщиком Еремеем.

– Не горюй, девица, не печалься, милая. Всё хорошее сбудется, а плохое забудется, – увещевал он её каждый раз при встрече, дабы вселить надежду и веру в непременную сбыточность её благородной мечты. – Поверь мне на слово. Я слов на ветер не бросаю.

А он-то знал что говорил – этот мудрый, добрый старик. И до того вселил он в Зоряночку чувство веры в дела свои, что она просто воспрянула духом и вновь расцвела как тот мак полевой. Куда только подевалась тоска-кручина. И решила девушка во что бы то ни стало, несмотря ни на что, добиться цели и воплотить мечту свою в жизнь: отыскать родителей своих и дождаться суженого на Серебряной Птице…

Так уж случилось, что однажды через город проезжал бродячий цирк. К началу представления народу собралось видимо невидимо. Особенно радовались малые дети. Да вот беда: заболела маленькая канатоходка Глория, и некем было её заменить. Народ заволновался. Как это так: деньги заплачены, а самого интересного и не покажут. Пусть возвращают деньги назад. Что делать? Директор цирка ломал голову, проклиная всё на свете. Но тут перед ним предстала Зоряночка.

– Дяденька! – обратилась она к нему. – А можно мне попробовать?

– Ты кто такая, девочка? – вмиг оживился директор, которого звали Триадором. – Ведь этому делу надо учиться ни год и не два.

А всё дело было в том, что когда Зоряночка жила в цыганском таборе, рядом с ним протекал широкий и глубокий ручей. Тогда, по её просьбе, через него Шаро Баро был протянут верёвочный канат, и Зоряночка без труда научилась переходить по нему с одного берега ручья на другой. Вот как раз об этом она и рассказала Триадору.

– Ну что ж, давай попробуем, – тяжело вздохнув, согласился тот, всё ещё не веря в свалившуюся на него удачу. – Только ты уж смотри, не подведи меня и моих друзей.

– Не подведу, дяденька Триадор, – обрадовалась Зоряночка.

И представление началось. Каких только тут забавных номеров не было: учёные собачка Гава, гусь Щипунчик, кот Варфоломей с хрюшкой Хевроньей выделывали такие кренделя, что все со смеху покатывались. Фокусник Фирмандэль творил чудеса, вынимая из чужих карманов предметы, не принадлежавшие зрителям, а из своих, наоборот, то, что принадлежало им. В перерывах между номерами всех веселил клоун Петрушка. Вот весело-то было!

Но вот настал черёд выхода Зоряночки.

– А сейчас перед вами выступит ваша всеобщая любимица Зоряночка.! – провозгласил ведущий цирковой программы Крюшон. – Итак, друзья, смотрите!

На площади воцарилась полная тишина. И вдруг, на одном из концов каната, натянутого через всю городскую площадь на двадцатиметровой высоте, возник хрупкий, эфирный силуэт Зоряночки. В одной руке держала она скрипку, в другой – смычок. Смело ступив на край каната, она медленно, но уверенно зашагала по нему. Затаив дыхание, задрав головы вверх, публика с великим содроганием сердца смотрела на её смертельный номер. А девушка, продолжая движение по канату, вскинула к подбородку скрипку и подняла смычок. И тут затихшую площадь огласили мелодичные звуки скрипичной музыки и пения. Пела Зоряночка о том, как прекрасен мир: о цветах и бабочках, о доброте людской, о светлых мечтах и необыкновенной, любви двух пылких сердец.

Где-то на середине пути, откуда не возьмись, вдруг возник порыв ветра. Зоряночка пошатнулась. Толпа невольно ахнула. Однако, сумев сохранить равновесие, девушка продолжала свой путь, сопровождая его пением и игрой на скрипке.

Но вот номер завершился, и публика взорвалась аплодисментами.

– Браво! – скандировала толпа. – Браво нашей Зоряночке!

Вверх летели головные уборы и всё то, что могло быть подброшенным вверх.

Не рады такому обстоятельству остались только Вавила с Балдадуром и Вередой. Одна лишь из них Пелагея радовалась в душе успеху Зоряночки, но не показывала виду, иначе бы и ей не сладко пришлось.

На радостях восторженная публика не преминула подбросить в воздух и всех участников циркового представления. При этом гусь Щипунчик с испуга чуть не улетел в края заморские: его едва поймали. Собачка Гава успела укусить за палец не принимавшего участия в торжествах Вавилу. Кот Варфоломей ни с того ни с сего ощетинился вдруг на Балдадура. Хевронья, хрюкнув два раза, юркнула под подол Вереды, отчего та с испугу запричитала и заголосила не своим голосом, на никому неведомом языке. Ведь зверушки на расстоянии чувствуют кто есть кто. Ну и по заслугам плохим людям, чтобы неповадно было им обижать хороших людей.

По настоятельной просьбе жителей города цирк и на другой день продолжил своё представление. На этот раз люд съехался со всей округи и весей. Успех превзошёл все ожидания. За два дня циркачи заработали столько денег, сколько не зарабатывали за все двенадцать с половиной месяцев.

 

Фокусник Фирмандэль выручает Зоряночку

Взяли тут Вавилу да его детей завидки: это ж, мол, надо сколько денег «подарила» их неблагодарная прислужница каким-то там циркачам. Хоть бы из того копейку домой принесла, так нет же. И стали глумиться, издеваться над Зоряночкой.

– Вместо того, чтобы обязанности свои по дому исполнять, так она – нет, поди ж ты, концерты, видите ли, всем свои устраивает, чужим людям деньги за так зарабатывает. Да где ж видано такое, – бранятся хозяин и его дети, а потом взяли, да и заперли девушку в чулан. – Посиди денёк-другой в чулане-то, может чуточку и образумишься.

Сидит Зоряночка в чулане, горюет, думу горькую думает. Тут к ней кот Мурлыка пролез через дверную дырку, умостился у неё на коленях и стал что-то там мурлыкать. Девушка хорошо понимала язык зверей и поведала ему об участи своей печальной. Но не зря же Мурлыка был умным котом. Выслушав Зоряночку, он тут же задал стрекача из хозяйского дома и стрелой примчался к участникам бродячего цирка. Те уже собирали свой нехитрый скарб, чтобы на другой день тронуться в путь. Через кота Варфоломея Мурлыка сообщил артистам о печальной участи Зоряночки.

– Ну что ж! Надо выручать девушку, – было принято всеобщее решение.

Уладить дело вызвался фокусник Фирмандэль. Со словами: «Доверьтесь мне, друзья! Это дело я обстряпаю наилучшим образом», он покинул цирковую стоянку и направился к дому Вавилы.

Тот встретил его недружелюбно.

– За чем пожаловал – голытьба шутовская?

– Мил человек! – начал Фирмандэль. – Ослобони Зоряночку-то. Пошто держишь её в чулане? Аль провинилась?

– Не твоё дело, шут гороховый! – взбеленился тут Вавила. – Проваливай по добру по здорову, не то слуг своих позову.

– Да не горячись ты, хозяин, – дружелюбно вымолвил фокусник. – Ведь не за так прошу, а за выкуп.

У хозяина хищно загорелись глаза.

– У тебя денег таких не хватит, бессребреник, – с презрительной усмешкой на устах пробубнил он. – Одни дыры в карманах, а всё туда же. Убирайся с глаз моих долой!

– А что вы скажете на это? – Тут Фирмандэль произвёл рукой в воздухе какой-то хитроумный пасс и в пальцах его очутилась огромная пачка денег.

Вавила так и присел от неожиданности. Он было протянул к ним руку, да не тут-то было: фокусник быстро спрятал свою руку за спину.

– Э-э! Так не пойдёт! – улыбнулся он. – Сначала товар, а потом уж деньги.

Дрожащими от волнения руками Вавила быстро открыл дверной замок чулана и выпустил из него пленницу.

– Давай деньги! – прохрипел он сдавленным голосом.

– Сейчас! – сказал Фирмандэль. – Только пускай сначала Зоряночка соберёт все свои пожитки.

Хозяин с большой неохотой согласился, не отрывая хищного, жадного взгляда от денег, маячивших перед самым его носом в руке фокусника. Зоряночка быстро поднялась в свою коморку, забрала шкатулку и скрипку со смычком и предстала пред глазами хозяина и гостя.

– Ты готова, милая? – обратился к ней Фирмандэль, на что прозвучал утвердительный ответ. – Тогда – с Богом! – произнёс он, передавая пачку денег хозяину дома и увлекая девушку за собой на улицу.

Вавила с такой жадностью схватил деньги, что чуть было руку не оторвал фокуснику, и стал их считать, поочерёдно запихивая и рассовывая в глубокие карманы своих штанов. Считал он очень долго.

– Это ж целое состояние! – в изнеможении брякнувшись в кресло и вытирая градом катившийся со лба пот, радостно простонал Вавила. – Вот повезло так повезло!

Он не в силах был осмыслить вдруг свалившегося на него счастья.

– Пелаге-е-ея! – на радостях позвал он жену. – Балдаду-ур! Вереда-а! – не преминул позвать и детей. – Счастье-то какое нам привалило! – трясясь от возбуждения, сообщил он собравшимся домочадцам. – Смотрите! – и стал вываливать на стол содержимое карманов.

Но преждевременной оказалась радость жадного Вавилы: на стол, вместо денег, полетели скомканные колоды игральных карт. Хозяина чуть не хватил удар. Глаза его налились кровью.

– Обманули! – диким голосом завопил он. – Разорили!.. Ограбили!.. Убили!.. Караул!.. На по-о-мо-ощь!..

С бранью и криком помчался он к Главному Полицейскому города – Живоглоту, который тут же снарядил погоню за «обманщиками и ворами».

 

Зоряночка вместе с бродячим цирком покидает город

А бродячий цирк уже успел покинуть пределы города и мчался на всех парах по пыльной просёлочной дороге, спасаясь от неизбежного преследования. Повозка тряслась и подскакивала на каждой ухабине. Окрестности оглашались голосами артистов и цирковой живности.

Вдали показалось облако пыли, поднимаемое обувью полицейских.

– Они нас догоняют! – донеслось из повозки. – Скорей, скорей гони, Крюшон! – поторапливал Триадор.

Однако, преследователи, обутые в «скороходы», быстро нагнали артистов бродячего цирка.

– Стой! – приказал Живоглот. – Именем Царя нашего батюшки приказываю остановиться и следовать за нами! – торжественно потребовал Главный Полицейский города, преграждая путь беглецам.

– В чём же наша провина, премногоуважаемый господин Живоглот? – спросил Триадор, слезая с повозки.

– Вы нарушили Закон, украв у всеми нами почитаемого Вавилы все его денежные доходы и сбережения, – прозвучало в ответ, – а посему являетесь жуликами и злодеями, которым место в тюрьме.

– Но мы ничего не крали у него! – попытался было возразить фокусник Фирмандэль. – Мы просто взяли у него то, что ему не принадлежит по праву, а именно – девушку Зоряночку.

– Ничего не знаю! – грозно вымолвил Главный Полицейский. – Поворачивайте назад и следуйте за мной.

Тут вдруг Зоряночка, спрыгнувшая с повозки, вспомнила о содержимом своей шкатулки.

– Они ни в чём не виноваты, – заступилась она за своих друзей, незаметно вынула из неё одно из зёрнышек добра и бросила его на землю.

Лица всей своры полицейских во главе с её предводителем в одно мгновение просветлели и стали добрыми. По обеим обочинам дороги распустились хризантемы и пионы небывалой красоты. Девушка быстро собрала целую охапку цветов и раздала каждому из преследователей по нескольку цветочков. На глазах каждого из полицейских заблестели слёзы признательности и умиления.

– Приносим вам, господа, свои глубочайшие извинения за наши бестактность и несдержанность, – с откровенным чувством огромной вины в голосе и на лице вымолвил Живоглот. – Мы больше не будем!

– Да-да, мы больше не будем! – повисло в воздухе разноголосицей, исходившей от смущённых и пристыженных преследователей.

– Ну вот и договорились, – вымолвил Триадор, будучи весьма изумлён такой переменой их настроения и поведения. – Ступайте себе с Богом, и да простит он вам все грехи ваши.

– Слушай мою команду! – рявкнул Живоглот своим подчинённым, когда те, освободившись от «скороходов» и перекинув их через плечо, выстроились в колонну. – Назад, в полицейское управление, строевым, с песней, шаго-о-ом марш! – и, оставляя за собой густые клубы пыли, рождаемые босыми ногами, полицейские стали браво удаляться восвояси.

 

Кучум Бучум, Страхиндея, и прочие напасти

А бродячий цирк поехал себе дальше. Высоко в небе солнышко припекает, кузнечики в травке стрекочут. Решили остановиться – чтобы немного передохнуть, – у края самого леса, в тени вековых вязов и дубов. Но не успели ещё толком расположиться, как налетел вдруг на них Кучум Бучум со своей разбойничьей шайкой и давай всё раскидывать-разбрасывать, ломать да крушить. Ему стало известно, что цирк успел заработать в городе за неполные два дня огромную кучу денег.

– Где деньги? – рявкнул главный разбойник. – Живо признавайтесь, не то быстро отправлю кое-кого из вас на корм собакам, – пригрозил Кучум Бучум, дико вращая глазами и неподвижным взглядом уставившись на директора цирка Триадора.

Но и тут Зоряночкой было незаметно ото всех брошено на землю зёрнышко добра. Ужасное выражение лица Кучум Бучума вмиг сменилось на добродушное и даже – ласковое. То же самое произошло и с остальными разбойничками. Девушка попросила всех оставить её наедине с главным разбойником.

– Скажите мне пожалуйста, Кучум Бучум: где мои маменька с папенькой? – спросила она, и напомнила ему стародавнюю историю.

– Э-э, милая, чего вспомнила! – почёсывая грязную, лохматую, давно не чёсаную шевелюру, вздохнул он. – Да ведь когда это было! Родителей твоих продал я тогда в рабство шаху заморскому Кулдык Булдык-бею. Ох и лют же он, скажу я тебе, что зверь тот. Что меня касается, каюсь, матушка, за грехи свои: много люду простому зла принёс, много душ загубил, а посему и кару должен нести нешуточную, Божию, – и он залился горючими слезами.

Жалко стало Зоряночке злодея. Она попросила его починить и привести в порядок всё, что было сломано и разбросано его шайкой во время налёта; извиниться перед артистами и дать честное слово, что все разбойники станут хорошими, честными, добропорядочными людьми и только лишь после этого удалиться с глаз долой, куда-нибудь подальше.

Поведала Зоряночка друзьям о своём разговоре с Кучум Бучумом. Те выслушали и посоветовали ей немедленно отправляться в страну заморскую на поиски своих родителей.

– Только как же мне найти их, если ни они, ни я не знаем в лицо друг друга? – закручинилась тут девушка

– Ничего, Зоряночка, – стала успокаивать канатоходка Глория. – Даст Бог найдёшь своих родителей. Он всё видит, и помогает хорошим людям.

На том и порешили. Три дня и три ночи ехали они к морю. На четвёртый приехали, дали на дорогу денег, посадили на корабль и отправили в путь дальний.

Месяц прошёл как девушка плывёт на корабле, а земли всё не видно. Вдруг, откуда ни возьмись, показался на горизонте какой-то корабль. Когда он подплыл ближе, все увидели на чёрном его флаге нарисованный белый череп со скрещенными костями.

– Морские разбойники! – раздался истошный, отчаянный крик вперёдсмотрящего.

Вся команда корабля забегала, засуетилась. Однако пираты в скором времени захватили судно, на котором плыла девушка. Их предводительница – грозная повелительница морей и океанов Страхиндея распорядилась всех, кто был на корабле, кроме девушки, кинуть в пучину вод морских.

– Ты кто такая и куда путь свой держишь? – грозно спросила Страхиндея Зоряночку. – Отвечай!

Не таясь, девушка поведала, что хочет отыскать своих родителей, которые в плену у Кулдык Булдык-бея. Сжалилась тут предводительница над Зоряночкой.

– Знакомая личность, – усмехнулась она недоброй улыбкой. – Уж какая я злая, а он меня перещеголял: лютый, что зверь, душегуб… А что это у тебя там в кармане топорщится? – вдруг спросила она.

– Это подарок одного хорошего человека, – с замиранием сердца вымолвила девушка.

– А ну покажи!

Зоряночка вынула из кармана шкатулку и прижала её к сердцу.

– Дай сюда! – приказала Страхиндея.

Со слезами на глазах девушка выполнила её приказание.

– Ха-ха-ха! – рассмеялась предводительница пиратов, разглядывая на своей ладони содержимое шкатулки. – Что же это за подарок такой: какие-то зёрнышки, перстенёк без камушка. Да-а! Видать этот твой хороший человек скуповат на подарки, – и она со смехом выкинула за борт шкатулку со всем её содержимым.

Тут девушка горько заплакала.

– Вот глупенькая! – удивляется Страхиндея. – Плачет из-за всякой ерунды. Хватит слёзы понапрасну лить! – топнула она ногой. – Вижу, у тебя скрипка. А ну сыграй что-нибудь.

Делать нечего. Стала играть Зоряночка на скрипке, да так жалостливо, что все пираты заплакали.

– Хватит! – спохватилась тут предводительница. – Ты своей игрой моих разбойничков скоро в монахов превратишь. В общем так! Довезу тебя до берегов края заморского, которым правит Кулдык Булдык-бей, а там поступай, как знаешь.

А потом Страхиндея приказала всем веселиться. Из трюмов были извлечены бочонки с ромом и начался пьяный разбойный разгул. Пили и гуляли два дня, а на третий достигли заморских берегов. Зоряночку ссадили на берег, а сами уплыли дальше разбойничать на морях-океанах.

 

Зоряночка в плену у Кулдык Булдык-бея

Присела девушка на бережку, пригорюнилась. А сильно кручинилась Зоряночка о пропавшей по воле Страхиндеи шкатулке с её содержимым. Сидит, слёзы горькие катятся ручьём. Достала из кармана платочек. Глядь, а из него и пёрышко вылетело. Знать случайно выпало из шкатулки и затерялось в кармане. Обрадовалась тут девушка и воздала хвалу Боженьке. Берёт тогда она это пёрышко, подкидывает вверх и молвит:

Ветер подхватил пёрышко и унёс за синие горы, а в руке Зоряночки вдруг очутилась заветная шкатулка со всем её содержимым. Обрадовалась тут девушка, поблагодарила Всевышнего и тронулась в путь. Долго ли, коротко ли шла она под палящими лучами солнца, только наконец добралась до владений шаха Кулдык Булдык-бея. Грозная стража тут же схватила девушку и представила пред очи своего повелителя.

– Зачем явилось ко мне, дитя неразумное? – вопрошал он громовым голосом. – Где это видано, где это слыхано, чтобы вот так, не боясь, явиться ко мне. Передо мною трепещут даже сильные мира сего, а тут какая-то пигалица по собственному желанию ко мне сама в рабыни пожаловала. Что тебе надобно от меня, отвечай?

Девушка рассказала, зачем пожаловала к нему. Тот только рассмеялся.

– Да знаешь ли ты, глупое создание, сколько у меня народу на работах подневольных томится? Видимо-невидимо. Если б даже и захотел, где я отыщу твоих родителей. Да и они тебя навряд ли узнают. Ведь сколько времени прошло с той поры, когда ты была ещё в пелёнках.

И повелел шах своим слугам отвести девушку на работу, к своим рабам.

– Вот дурёха-то! – смеётся он. – Ведь надо же, сама напросилась. Пускай теперь сама на себя пеняет.

И привели Зоряночку слуги в край пустынный, где одни лишь камни да песок. А там наро-оду, что муравьёв в муравейнике. Одни мужчины разбивают камни, другие на руках их относят к строящемуся дворцу невиданных размеров, вершина которого теряется где-то в облаках. Женщины воду им подносят в больших глиняных сосудах, еду варят.

Узрела всё это девушка, закручинилась. «Да как же мне среди стольких людей родителей своих сыскать?» – с горечью подумалось ей, и занялась Зоряночка слезами горючими.

– О чём кручина-печаль твоя, дитя милое? – спросила какая-то сердобольная женщина. – Отчего ты так плачешь, слезами умываешься?

– Да как же мне не плакать, тётенька, – отвечала девушка, – если не суждено мне отыскать своих папеньку с маменькой, – и рассказала всю свою историю от начала до конца.

И разнеслась тут весть среди всего люда подневольного о том, что какая-то девушка из далёкого далёка ищет своих родителей. У многих грудные детки остались когда-то сиротами по воле разбойников. Стали тогда тайком от надзирателей приходить к Зоряночке женщины, чтобы узнать, не их ли это дитя.

 

Зоряночка находит маменьку с папенькой и освобождает пленников

Спустя тридцать два дня и один день к девушке подошла худая, измождённая, ещё не совсем старая женщина, одетая в лохмотья. Густую, седую копну волос её тихо шевелил ветер, а большие, синие глаза, смотревшие из-под чёрных бровей, горели неувядающей надеждой. При виде её у девушки вдруг защемило сердце.

– Ох и тяжек же ты непосильный труд подневольный! – как бы разговаривая сама с собой, изнурённым голосом произнесла женщина, в изнеможении опускаясь на камень. – Откуда ты, и как сюда попала?

Как только девушка поведала женщине о себе, та вдруг встрепенулась, быстро встала и подошла к рассказчице.

– Мою доченьку тоже звали Зоряночкой, – пристально глядя в глаза девушке, молвила женщина, – но у неё за правым ушком было родимое пятно, похожее на крестик. Есть ли оно у тебя?

– Не знаю! – в глубоком смущении ответила девушка.

Да и откуда ей было знать, если пряди золотистых волос её – сколько она помнила себя, – всегда были распущены и прикрывали ушки, а зеркальцами она никогда не пользовалась.

– А можно мне посмотреть? – сгорая от нетерпения, попросила женщина и, не ожидая ответа, заглянула за правое ушко девушки.

– Доченька моя, Зоряночка! – тихо заплакала женщина, принимая её в материнские объятия. – Наконец-то Всевышний услышал меня и смилостивился.

– Маменька, милая! – зарыдала девушка, опустив голову на плечо матери. – Ужель это вы? Боже мой! Счастье-то какое! Как долго ждала я этой встречи. Теперь ничто нас не разлучит с вами, – молвила девушка, спросив: «А жив ли, здоров мой папенька?»

Та указала ей в сторону каменоломен.

– Да жив, жив твой папенька. Камни таскает да дворец строит. Только уж очень плох стал, слаб, сил никаких нет. Боюсь, как бы чего не сталось с ним.

– Ну как бы там ни было, маменька, теперь мы снова все вместе, – молвила Зоряночка, – и теперь уж точно знаю, как надобно нам поступить дальше.

– Что ты надумала, дитя моё драгоценное? – с нескрываемым испугом в больших глазах осведомилась женщина.

– Положитесь на меня, маменька, – успокоила девушка. – Всё обернётся как нельзя лучше. Это уж я вам точно обещаю.

– Эй вы, лодыри! – повис в воздухе громовой окрик надзирателя. – Хватит бездельничать! Давно моя плеть не хаживала по вашим спинам. Вот я вам! – и он замахнулся на матушку Зоряночки.

– Не сметь! – выступила вперёд Зоряночка и на лету перехватила руку надзирателя.

Тот от неожиданности даже присел, а девушка приказным голосом вдруг потребовала:

– Желаю, чтобы меня отвели к вашему повелителю – шаху Кулдык Булдык-бею, и – немедленно, иначе вашей дальнейшей судьбе даже бездомный, шелудивый пёс не позавидует.

Испугался надзиратель – знать какая-то пособница повелителя, – и отвёл Зоряночку в его покои.

– Да как ты посмела тревожить меня, негодная, в часы отдыха и забав моих? – рассердился шах и грозно топнул ногой. – Вот позову сейчас своих изуверов, то-то наплачешься кровавыми слезами. Охра-ана! – зарычал он.

– К вашим услугам, высокочтимый наш повелитель! – словно из-под земли выросли рядом с Зоряночкой фигуры трёх душегубов.

– Немедленно схватить и посадить эту негодную девчонку в яму со львами! – приказал шах.

Те уже готовы были привести приказ своего начальника в исполнение, как действия их были остановлены решительным жестом руки девушки.

– Не торопитесь, многоуважаемый, сажать меня в яму со львами, – спокойным голосом молвила она. – Я ещё не всё успела вам показать.

Тут Кулдык Булдык-бей подал знак своим слугам остановиться.

– Ну что ещё? – сгорая от любопытства, спросил он.

– А вот что!

Девушка извлекла из кармана видавшего виды платьица шкатулку, открыла её, вынула одно из зёрнышек, покоившихся на её дне, и бросила его на землю. И тут вдруг всё пространство озарилось красочными цветами неземных тонов. Откуда-то из глубины поднебесья понеслись зачаровывающие, захватывающие душу звуки нежной мелодии, сопровождаемые звучанием хрустальных колокольчиков. Защебетали райские птички в саду. Повсюду распустились неимоверной красоты цветы.

Вдруг, ни с того ни с сего, шах упал перед Зоряночкой на колени и стал просить у неё прощение за все свои прегрешения – злодеяния и мучения, которые успел он за всю свою жизнь принести людям. Всё его окружение, последовав примеру своего повелителя, так же пало ниц пред смелой девушкой.

– Мы больше не будем! – запричитали они в один голос со слезами раскаяния на глазах. – Теперь мы всегда будем очень хорошими.

– Если это так, – молвила Зоряночка, обращаясь к Кулдык Булдык-бею, – то прошу вас немедленно освободить весь подневольный люд, снарядить корабли и развезти бывших невольников по их родным местам: городам и весям.

– Слушаюсь и повинуюсь! – всё ещё на коленях, многократно прикладываясь лбом к каменному полу, молвил повелитель.

Воля Зоряночки была немедленно исполнена: невольники милостиво отпущены; корабли стояли в гавани, готовые развезти их по домам. Ещё через час владения шаха полностью опустели от невольного люда. А тут явился и батюшка девушки. Радостной была их встреча: матушка уже успела поведать ему о привалившем вдруг счастье.

– Теперь, когда мы снова все вместе, – растроганно молвил он после обоюдных объятий, – нам не страшны любые испытания, откуда бы они не исходили. Ничто и никто не в силах будет нас разъединить.

Спустя какое-то время корабль уже вёз Зоряночку с её родителями к родным берегам, которых они и достигли ровно через месяц.

 

Зоряночка возвращается вместе с родителями домой, но всё равно остаётся наедине со своей тоской-печалью

Наконец-то воротились домой. Избушка их давно уж покосилась и местами даже обвалилась. Делать нечего. Но и оставаться на прежнем месте не хотелось: уж больно горьки были воспоминания о прошлом. Решили покинуть старое место и построить дом на новом, где-нибудь в другом конце царства-государства. Так и сделали. Подыскали подходящее место, подальше от прежнего. Батюшка Зоряночки смастерил новую избу и стали они жить себе поживать, горя не знать.

Да вот только у Зоряночки сердце не на месте. Днём по хозяйству занимается, а по вечерам грусть-тоска находит. Выйдет бывало в поле и всё смотрит, смотрит куда-то вдаль, думу горькую думает. Наденет перстенёк на свой пальчик, да толку-то что: нет камушка, а значит и не суждено дождаться ей того молодца на Серебряной Птице, о котором Старец вещал…

А тем временем царевич успел уже построить невиданных размеров сказочную Птицу и отправиться на ней по воздуху со своими верными друзьями к Зоряночке. Прилетели они в город, опустились прямо на городскую площадь. Стал юноша расспрашивать его жителей, где можно отыскать девушку. Но никто не знал о её судьбе с той поры, как покинула она город вместе с бродячим цирком.

– А ты, добрый молодец, брось клич по всему царству! – посоветовал ему хороший старый знакомый – старьёвщик Еремей. – Пусть к тебе явятся все те девушки, у которых когда-то, по разным причинам, в перстеньках камушки были утеряны. Та девушка, к перстеньку которой камушек твой придётся впору, и будет той девушкой Зоряночкой. А не получится, разошли своих друзей-гонцов в разные концы царства. Может и повезёт.

Послушался юноша Еремея, бросил клич и… стали являться к нему девицы, одна за другой, с перстеньками без камушков. В одних из них они и вправду были утеряны, в других преднамеренно вынуты. Да всё не то. Изумрудный камушек не подошёл ни к одному из перстеньков. Даже дочь Вавилы Вереда попыталась выковырять из своего перстенька камушек. Хитрость её была тут же раскрыта. Да и не признал юноша в ней своей Зоряночки, и выгнал прочь.

– Тоже мне жених какой нашёлся, – огрызнулась Вереда. – Лапотник! Да я себе в тыщу раз лучше найду, не то что этот проходимец.

Пришлось отправить юноше своих друзей в разные города и веси царства государева. Передал он им камушек изумрудный от перстенька, строго-настрого наказал не потерять его и беречь пуще зеницы ока, перекрестил и отправил в путь-дорогу. День проходит, другой, третий… Наконец воротились гонцы. Нет нигде Зоряночки, говорят, и всё тут. Куда могла подеваться? Пригорюнился юноша.

– Раз уж такое дело, – говорит ему старьёвщик Еремей, – давай-ка подключим к поискам моего ворона Каркушу. Он у меня учёный, всё понимает. А Зоряночку он помнит хорошо.

Так и сделали. Наказал Еремей своему ворону облететь всё царство и попытаться отыскать девушку. А коль увидишь, говорит, сразу же возвращайся.

– Даст Бог, – в то же время утешает он юношу, – отыщется твоя Зоряночка. Вот тогда уж попируем. Не может быть такого, чтобы не отыскалась. Ты только верь.

И стал ворон облетать всё царство. Долго он это делал, покуда где-то ближе к вечеру зоркий глаз его не заприметил какую-то девушку, одиноко стоявшую на краю поля и печально глядевшую в синь небесную. В ней он сразу признал Зоряночку, обрадовался, покружил над ней и полетел к своему хозяину.

Принёс Каркуша радостную весть домой. Счастью юноши не было конца. Радовалось и всё его окружение. А как ликовало население города, прознав о том, что Зоряночка жива и здорова, и что в скором времени все увидят её. Она же сама к тому времени ни о чём не догадывалась и не подозревала.

 

Царевич и Зоряночка

На следующий день, как и обычно, управившись с домашними делами, отойдя от хлопот-забот мирских, пошла Зоряночка во поле чистое. Как и всегда, полная надежд на исполнение мечты своей, стояла она, смотрела вдаль – не появится ли её Серебряная Птица, – и просила Всевышнего помочь ей. Вокруг неё верные друзья – бабочки, стрекозы, кузнечики, разные там жучки-червячки порхают, ползают, сочувствуют, успокаивают.

А батюшка с матушкой сидели в это время у окна и молча смотрели на одинокую фигурку своей дочки. Уж очень переживали они за неё: как бы чего не сталось. Совсем уж извелась их Зоряночка: ни ест, ни пьёт, совсем исхудала. Чем бы утешить.

Вдруг девушка увидела летящего в её сторону чёрного ворона. Вот он подлетел и стал кружить над ней.

– Кар-р-р-..! Кар-р-р-..! – хрипло закаркал старый ворон. – Кар-р-р-..!

Так как девушка хорошо понимала языки птиц и зверей, то сразу же поняла и то, о чём прокаркал ей Каркуша. А поведал он ей о том, что вслед за ним летит большая птица, и с минуты на минуту надо ждать гостей.

Встрепенулась тут девица, лицом изменилась. На щеках загорелся и заиграл яркий румянец, а глаза засверкали что жемчуг бесценный. Протянула руки свои в сторону, откуда прилетел ворон, и… на горизонте вдруг показалась Серебряная Птица. В лучах вечернего солнца она казалась необычной и сказочной. Металлический корпус её отливал серебром. Двигалась она по воздуху словно живое существо – медленно, с помощью больших машущих крыльев, на высоте орлиного полёта.

Чем ближе она подлетала, тем чаще билось сердечко Зоряночки. Вот уже слышны стали звуки взмахов стальных крыльев огромной птицы. Вот она уже остановилась и зависла прямо над головой девушки и медленно стала опускаться. Потом из кабины, что была прямо под самой птицей, по верёвочной лестнице стал спускаться какой-то юноша. Сердце девушки, затрепетавшее пуще прежнего, тут же ей подсказало, что это её долгожданный суженый. Соскочил он на землю, подошёл к Зоряночке, вынул из кармана камушек изумрудный, приставил к перстеньку: всё совпадало. Укрепил он его, обнял девушку за плечи и поцеловал. Тут вдруг перед взором девушки возникло видение Старца. Он перекрестил её, улыбнулся, хитро подмигнул и… видение тут же исчезло, оставшись никем незамеченным, кроме Зоряночки.

К влюблённым уже спешили, со стороны избушки, батюшка с матушкой, а по верёвочной лестнице, один за другим, спускались друзья юноши. А тут, как по мановению волшебной палочки, вдруг, нежданно-негаданно, оказались проездом и цыганский табор, и бродячий цирк. Ну надо же было такому случиться. Вот весело-то было!

Начинало смеркаться. Отец Зоряночки пригласил всех в дом, а кому места не хватило, расположились рядом, прямо на лужку. Весь вечер и всю ночь напролёт пели и плясали цыгане. В лучах прожекторов Серебряной Птицы артисты бродячего цирка показывали свои номера и смешили всех. Друзья юноши поздравляли и его и Зоряночку с её родителями. Только теперь девушка узнала, что суженый её ни кто иной, как сам царевич.

Наступило раннее утро. С первыми лучами солнца посадил он свою суженую вместе с её папенькой и маменькой в кабину Серебряной Птицы и дал команду друзьям своим трогаться в путь-дорогу, в Царь-град.

Летят они над городами и весями, над лесами да полями, над реками да озёрами, а Зоряночка сверху знай себе разбрасывает на землю из своей шкатулки семена добра. Куда упадут они, там люди горя не знают, живут в любви да согласии. Всё вокруг начинает цвести пышным цветом, а небо так и переливается радужным сиянием. И над всем этим – волшебное марево, а ещё выше – Путеводная Звезда.

Тут снизошла на царство такая благодать, что превратилось оно в Счастливую Страну без войн и междоусобиц, без злобы и вражды, без лжи, зависти и лени. Все стали сёстрами да братьями.

Созвал царь со всего царства своего гостей, и был устроен пир горой по поводу бракосочетания Царевича и Зоряночки.

И меня, разумеется, не забыли пригласить, когда пришлось как-то раз проезжать, ненароком, через царские владения – именуемые ныне Счастливой Страной, – по срочным, неотложным делам своим. Всех видел, со всеми за руку здоровался, по-дружески по плечу похлопывал, с Каркушей успели перекинуться парой слов.

А когда дело до вина дошло, то – скрывать не стану, – и вино пил, и по усам текло, да прямо в рот: ни капельки не пролил. В общем, впечатлений – на всю оставшуюся жизнь.

Одна только вот беда: отдохнул, погостил, попировал, а как только уехал, так и дорогу туда забыл. Всё вспоминал, вспоминал, до сих пор вспомнить не могу; всё искал, искал, да так и не нашёл. Где теперь она – эта Счастливая Страна? Где та дорога в неё? Думал, что Путеводная Звезда укажет мне путь. Да куда там! С той поры её почему-то всё время закрывают то облака, то тучки.

Но унывать не приходится. Впереди ждут дальнейшие поиски. Может и повезёт, а может и найдётся какой-нибудь мудрец, который и укажет путь в эту самую Счастливую Страну. Посмотрим! А может кто-либо из Вас, уважаемый читатель, подскажет?

КОНЕЦ