В приюте живет маленький мальчик трех лет — это Николае, сын Аурелии. Без помощи полицейских и социальных работников Дании эта обаятельная мордашка прозябала бы сейчас в каком-нибудь детском доме. Его маме Аурелии было двадцать два года, когда она на время разлучилась с ним. Она жила на юге Румынии, в деревне возле Констанцы, на берегу Черного моря, где одна воспитывала своего сына после развода с мужем-алкоголиком. Безработная Аурелия встретила цыганку, которая пообещала найти ей работу за границей:

— Мой муж трудится в строительной отрасли в Дании. Поезжай к нему. Он найдет тебе там высокооплачиваемую работу. Вам с сыном будет на что жить.

— Даже не знаю… Кто позаботится о Николае?

— Тебе некому его оставить?

— Нет. Моя мать… пьет.

— Нет проблем. Оставь своего сына у меня, пока не подзаработаешь немного денег. Будешь присылать мне по 300 евро в месяц на его содержание.

— Вы правда это сделаете? Спасибо вам!

Не спрашивайте меня, как эта женщина могла оставить своего сына незнакомке. Наверняка у нее были большие финансовые трудности. Как бы то ни было, Аурелия отправилась в Данию, где муж-сутенер быстро ввел ее в курс дела:

— Если хочешь снова увидеть своего сына, делай, что тебе говорят. И учти, тебе придется работать больше, чем остальным, чтобы твой сын не умер с голоду.

Аурелия оказалась в ловушке. Эти люди завладели самым дорогим, что у нее было; выбора не оставалось. Через месяц позвонила жена торговца:

— Я не получила 300 евро. На что должна растить твоего сына?

— Я все отдала вашему мужу, он сказал, что отправит вам деньги.

— Ты должна отдавать деньги не ему. Отныне присылай 300 евро мне напрямую почтовым переводом.

Для Аурелии жизнь превратилась в кошмар. Сутенер считал, что она зарабатывает слишком мало, а сумма, которую она откладывает для своего сына, слишком велика. Чтобы заставить работать больше, он постоянно избивал ее. Однажды его жена приехала в Данию навестить его. Аурелия, полная надежды, бросилась к ней:

— Где Николае? Вы не привезли его с собой?

— Твой сын? Он в надежном месте у моей матери.

— В Констанце?

— Нет… кое-где на севере Румынии.

— Вы не имели права!

— Но это так, дорогуша, придется тебе с этим смириться.

— Когда я с ним увижусь?

— Не думай об этом. Лучше работай, если хочешь когда-нибудь снова его увидеть.

В тот день Аурелия поняла, что могут пройти долгие годы, прежде чем она снова обнимет своего сына. Решение было принято за одну минуту. На следующий день Аурелия сбежала и пришла в полицейский участок. Она бы вернулась в Румынию, но ей необходимо было знать, где находится Николае. Чтобы отыскать его, нужна была помощь. Полиция приняла заявление и передала женщину на попечение одной местной неправительственной организации, а также связалась с румынской полицией, попросив установить местонахождение ребенка. В Дании, в отличие от Румынии, жертвам секс-трафика помогают без всяких условий: им предоставляют медицинскую, социальную, юридическую и финансовую помощь независимо от того, соглашаются они давать показания в суде или нет. Там, впрочем, как и в Италии, считают, что жертва, которую ни к чему не принуждают, быстрее согласится на сотрудничество. Датская полиция даже утверждает, что с момента принятия этого закона количество судебных процессов по делам секс-графика выросло на 80 %!

Проблема в том, что информационные запросы, направленные Интерполом и датской полицией, остались без ответа. Как обычно причиной стал румынский бюрократизм, где дела, передающиеся из отдела в отдел, в итоге теряются где-то в глубинах перегруженных административных служб. Запрос, пришедший из какой-либо иностранной организации должен пройти множество инстанций, прежде чем будет рассмотрен. Это одна из причин, по которой на сегодняшний день сотрудничество Румынии с остальной Европой не сдвинулось с мертвой точки. Аурелия поселилась в датском приюте в декабре 2008 года. В июле она по-прежнему ничего не знала о своем сыне, несмотря на многочисленные запросы Интерпола. В данный момент ее дело, наверное, погребено под кипой ста пятидесяти других дел в каком-нибудь кабинете Бухареста.

В начале лета 2009 года мне позвонила Анка, социальная работница приюта Аурелии, решив, что у меня больше шансов отыскать мальчика. Информация, которой она располагала, была скудной: Николае изначально находился у цыганки возле Констанцы, но она утверждала, что отправила ребенка к своей матери на север Румынии. Я попытала счастья, позвонив в полицию Констанцы, где у меня был один знакомый офицер. Этот полицейский, на удивление, оказался в курсе дела. Он даже выразил свое недовольство:

— Похоже, эта девица забыла вам сказать, что она приезжала сюда и забрала своего сына.

— Что?

— Да. Она вам об этом не сказала? Приехала в марте и сразу же покинула страну.

— Хорошо, спасибо.

Аурелия обманула датскую полицию — уму непостижимо! Я тут же перезвонила Анке.

— Аурелия забрала своего ребенка! Он должен быть в Дании!

— Не может быть! Когда это произошло?

— В марте.

— Яна, это невозможно. Аурелия попала к нам в декабре и с тех пор не покидала приют.

Кто-то говорил неправду, это было очевидно. По всей видимости, у торговцев были связи в полиции. Я снова сняла трубку, чтобы позвонить своему полицейскому в Констанце.

— Послушайте, Аурелия не забирала своего сына. Вы можете проверить в Интерполе: она не покидала Данию.

— Не знаю, что вам сказать…

— Ну что ж, послезавтра я приеду в Констанцу. Я сама встречусь с этой цыганкой. А также поговорю с вашим коллегой, который вас информировал, чтобы проверить всю эту историю с матерью, живущей на севере Румынии.

Как ни странно, полицейский сам перезвонил мне на следующий день.

— Яна, представляете? Мы только что нашли мальчика, кто-то бросил его на улице! Можете подъехать забрать?

Таким образом, мои подозрения подтвердились. Коррумпированные полицейские наверняка предупредили торговцев, что больше не могут их прикрывать. Позже я узнала, что мать цыганки умерла три или четыре года назад… Когда я забирала маленького Николае в приюте Констанцы, он был очень напуган.

— Николае, меня зовут Яна. Я отвезу тебя в твой новый дом. Скоро приедет твоя мама.

— Нет, я не хочу туда ехать!

Николае все время плакал. Неизвестно, как с ним обращались торговцы. Сомневаюсь, что они были очень нежными. Ему понадобится время, чтобы прийти в себя. Через две недели в аэропорту Бухареста я встречала Аурелию. Вернувшись в приют, мы позвали малыша:

— Николае, твоя мама здесь!

Он отказывался смотреть на мать, опустив взгляд на ботинки, и все время повторял: «Нет, нет, нет…» Лишь через несколько месяцев Николае наконец поцеловал ее и начал снова называть «мамой», а также играть с подарками, которые она ему привезла. Их отношения постепенно наладились. В датском приюте с Аурелией обращались очень хорошо. У нее даже осталось немного денег из помощи, которую она там получила. В Дании, Италии и Германии правительство субсидирует негосударственные организации, чтобы они помогали жертвам, гарантируя при этом их независимость. Система работает очень хорошо. Почему Румыния не может взять с них пример?

Коррупция является настоящим бедствием в Румынии. Как румынская полиция могла ответить Интерполу, что мать забрала своего ребенка? Почему Интерпол ни на секунду не усомнился в правдивости ответа? Чтобы облегчить обмен информацией между странами в рамках подобных расследований, необходимо создавать соответствующие службы, проводить больше международных семинаров. Как раз на одном из таких совещаний, проходившем в Германии, прокурор упомянул об одном сотруднике румынского посольства, вовлеченном в дело, связанное с секс-трафиком в Германии. Мои немецкие коллеги были в шоке, отказываясь в это верить. Коррупция в Румынии наводит страх на всю Европу. К тому же она затрудняет легальное сотрудничество в случаях международных расследований.

А ведь подобное взаимодействие просто необходимо. Могу навскидку сказать, что 70 % девочек, побывавших в моем приюте, эксплуатировались за пределами нашей страны. Многим пришлось давать свидетельские показания в той стране, куда их отправляли работать. Каждый год я сопровождаю девочек на суд в Данию, Италию, Англию и даже в Люксембург. В случае с Германией все иначе: свидетелю необязательно приезжать на место, он может дать показания в письменном виде из Румынии. Учитывая растущее число торговцев, судебных процессов ведется по-прежнему очень мало.

Страны назначения должны принимать более активное участие в борьбе с секс-трафиком и чаще предъявлять обвинение торговцам. Ни одна из моих девочек, например, ни разу не была в суде Испании, тогда как это одна из основных стран, куда попадают проданные за границу румынки. В Испании, так же как во Франции и Великобритании, помощь жертвам, сопровождаемая видом на жительство, который часто ограничивается сроком процедуры, оказывается только в случае предоставления ими свидетельских показаний или подачи жалобы на сутенеров или подпольные организации. Девочки, которые уже никому не доверяют, не решаются подать жалобу, тем паче, что пресловутый вид на жительство предоставляется очень редко. На деле первостепенное значение имеет борьба с нелегальной иммиграцией, как например во Франции, откуда девушек без документов отправляют на родину целыми чартерами. Пока Румыния не вошла в Шенгенское пространство, Европа требовала от нашего правительства заняться проблемой цыган с тем, чтобы снизить подпольную иммиграцию. С тех пор были попытки интегрировать их в общество, отправить в школу их детей. Но это не сработало. Сегодня страны в массовом порядке высылают цыган за пределы государства, расписываясь, таким образом, в невозможности урегулировать эту проблему на своей территории. Но так вместе с водой можно выплеснуть и ребенка! Поскольку среди высылаемых лиц наверняка есть и торговцы, и их жертвы. Первых следует передавать в руки полиции. А жертв необходимо защищать и призывать свидетельствовать против своих сутенеров. В Румынии мафиозные структуры встречают высланных девушек у трапа самолета и тут же отправляют в другую страну. Даже Италия, где от проституток не требуют свидетельских показаний в обмен на помощь и поддержку, все чаще высылает из страны девушек без документов, не вникая в их историю.

В итоге большинство румынских торговцев, бороздящих просторы Европы в целях поддержания своего трафика, арестовываются в Румынии, где вернувшиеся девушки подают на них в суд. Впрочем, это редко бывают главари организаций: те предпочитают дергать за ниточки, находясь в другой стране. В результате судебное разбирательство происходит у нас, и Европа считает, что мы сами должны стирать свое грязное белье. Но это неправильно! Мне очень не нравится, что Брюссель, который содействовал организации Румынского национального агентства по борьбе с торговлей людьми и созданию базы данных жертв трафика, ни разу не проверил результаты и используемые методы работы, слепо принимая на веру информацию, передаваемую Агентством. В Италии и Нидерландах подобные базы не содержат никакой личной информации. Там девушки чувствуют себя более защищенными и охотнее дают свидетельские показания…

Некоторые общественные деятели призывают запретить проституцию или, наоборот, легализовать ее, чтобы сократить секс-трафик. Но это мало что изменит. В странах, где традиционная проституция разрешена и даже частично регламентируется, развиваются формы невидимой проституции в клубах и на частных квартирах, которые более выгодны для трафика и делают девушек еще незащищеннее: в четырех стенах избивать проститутку гораздо проще, чем на улице. Такое скрытое сутенерство развивается также в Голландии и Германии, где проституция легализована. Часто приводят в пример Швецию, где торговля иностранными женщинами была сведена почти на нет после упразднения проституции в 1999 году. Норвегия и Исландия тут же последовали ее примеру. Но при этом почему-то умалчивается о том, что теперь из Швеции клиенты регулярно ездят на пароме в датские бордели. Я хочу сказать, что не всегда можно оценить побочный ущерб в результате применения подобных мер. Проститутка, решившая подать жалобу на жестокого клиента, откажется от своей затеи из страха потерять остальных клиентов. Иначе говоря, если наказывать тех, кто платит за секс, это приведет к еще более жестокому обращению с проститутками. Я также признаю, что следует наказывать за сексуальные отношения с несовершеннолетними, но как доказать, что клиент знал о возрасте девочки? Как взять его с поличным? Осматривать все машины? Когда наконец полиция начнет проверять подлинность документов, которые предъявляет девушка, утверждая, что она совершеннолетняя?

В общем, идеальной модели для подражания не существует. Но что нужно делать обязательно, так это четко разграничивать добровольную проституцию и сексуальную эксплуатацию женщин против их воли. Запретить приставание к прохожим? Наказывать клиента? Почему бы нет? Но в любом случае эти меры не смогут заменить общей политики, направленной против торговли людьми. Вместо того чтобы до бесконечности спорить о достоинствах шведской модели по отношению к итальянской, лучше сконцентрироваться на самих торговцах. Прежде всего посадив их под арест. А до этого еще далеко, учитывая отсутствие взаимодействия между странами-поставщиками и странами-получателями девушек. Некоторые службы национальной полиции, как например в Нидерландах или Великобритании, работают рука об руку со своими соседями, но ситуация обстоит так далеко не везде. Необходимо срочно согласовать законодательные системы стран, членов Евросоюза, чтобы учредить модель сотрудничества, которая облегчила бы обмен информацией и обеспечивала совместные расследования. У Европейской комиссии есть для этого все необходимые средства, не хватает лишь желания. Она предпочитает решать проблему, перечисляя по 5 евро то одной, то другой неправительственной организации. Если эти разрозненные акции не будут так или иначе централизованы, это ни к чему не приведет.

И наконец, невозможно говорить о судебных разбирательствах по делам торговцев, не упомянув о сроках их наказания. Осужденный в Дании мужчина, эксплуатировавший Аурелию, мать Николае, получил всего полтора года тюремного заключения. Помню, как прокурор, очень милая женщина, радостно сообщила нам эту хорошую новость. Полтора года… Если бы Аурелия знала, что он так легко отделается, она бы даже не села в самолет, чтобы отправиться в суд. Полицейский, сопровождавший нас, лишь пожал плечами с видом фаталиста.

— Да, это так: один год, если вы продаете женщину; десять лет, если воруете деньги у государства.

В целом сроки наказания, назначаемые торговцам, в Европе очень занижены: в среднем три года, если основываться на моем опыте работы с девочками из приюта. Это просто недопустимо, и здесь необходимы группы лоббирования, готовые кричать об этом в полный голос. Рабовладелец заслуживает того, чтобы провести десять, двадцать, пятьдесят лет за решеткой! Самый длительный тюремный срок, назначенный в судебном разбирательстве с участием одной из моих девочек, составил девять лет. Речь шла о неком Лекуле, суд над которым состоялся в Италии — там судьи комбинируют различные действующие законы. Насилие, преступление против несовершеннолетних, сексуальные злоупотребления, сутенерство, эксплуатация… Зачем выбирать тот или иной пункт обвинения? Возьмите все, суммируйте максимальное наказание по каждому из них и умножьте количество полученных лет на количество эксплуатируемых девочек! Именно так Пужа, мерзкий торговец, осужденный заочно в 1998 году, был приговорен к семнадцати годам тюремного заключения. Но для начала его следовало бы поймать…

Даже тюрьма является недостаточным наказанием, когда остаются мафиозные связи этих преступников. Всем известно: торговцы очень часто продолжают вести свой бизнес прямо из камеры. Эти люди работают семьями: их жены, братья, кузены принимают эстафету. Единственный способ помешать им наносить вред — перекрыть кислород: без денег не будет и девочек, а значит, и экспортировать станет нечего. В суде им назначают немалые штрафы, но обвиняемые оказываются неплатежеспособными: все их имущество записано на третьих лиц. Ну и что? Блокируйте банковские счета, конфискуйте машины, наложите арест на недвижимость, даже если они записаны на родственников! У цыган жены всегда являются соучастницами: супруга торговца считает деньги в доме, а его любовница занимается проституцией на улице, получая вознаграждение за то, что следит за другими девочками и поддерживает порядок.

Конфискованные деньги следует отдавать жертвам. В течение долгого времени ни один адвокат не осмеливался потребовать компенсацию ущерба, опасаясь сыграть на руку защитникам торговца. Адвокаты обвиняемого тут же использовали это, чтобы скомпрометировать свидетеля:

— Ваша честь, очевидно, что эта девушка лжет! Вы же видите, что ею движет лишь жажда наживы!

Тем не менее в течение последних лет жертвы секс-трафика начинают просить финансовую компенсацию за нанесенный вред. Разве искалеченная жизнь является недостаточным поводом для этого? На сегодняшний день ни одна из моих девочек не получила ни сантима, но я слышала, что в Германии жертва секс-трафика сумела выиграть дело. В этой стране правительство субсидирует организации, помогающие возвращаться на родину иностранным проституткам, за счет крупных штрафов, присуждаемых сутенерам. Это пока немного, но начало положено. Конечно, сумму ущерба оценить довольно сложно. Лично я взяла бы за основу деньги, заработанные торговцами на продаже девочек. Исходя из того, что одна девочка за ночь может переспать с десятком мужчин за пятьдесят евро с каждого и что она работает семь дней в неделю, конечную сумму подсчитать несложно… Сексуальный трафик является одним из наиболее рентабельных видов торговли: рабочая сила практически бесплатна, особенно если ее набирают в этой же стране, легка в содержании, пригодна для жилья в грязных лачугах, заброшенных вагонах или даже в картонных коробках; может быть многократно использована и заменена по желанию, и риски при этом, даже с учетом взяток, минимальны. Если вычесть расходы сутенера на аренду квартиры, пищу, охрану и взятки полицейским, доход все равно огромен. С четырьмя девочками торговец может зарабатывать более 10 000 евро в неделю! Эти люди богаты, пусть все это знают, даже если речь идет о небольших семейных предприятиях! На улицах Румынии таких легко можно узнать по массивным золотым кольцам, которыми унизаны их пальцы…

Можно даже пойти дальше и наказывать торговца, одновременно возмещая убытки его жертве: я слышала, что в Италии правительство конфисковало оливковые рощи, принадлежащие мафиози, чтобы дать работу его бывшим жертвам. Почему бы не сделать то же самое с торговцами «живым товаром»?

Сегодня Николае — прелестный, всегда сияющий малыш. Аурелия зарабатывает на жизнь мытьем машин. Скоро она покинет приют и поселится с сыном в квартире, но ее зарплата, разумеется, не позволит им жить на широкую ногу. Если бы она получила хоть какую-нибудь финансовую компенсацию, ее жизнь стала бы намного легче. Учитывая все, что ей пришлось пережить, вряд ли это можно будет считать роскошью.