Глава 1

Октябрь 1918 года

— Ребекка Грейс, если ты не поторопишься, мы опоздаем на лекцию! — Мама воздержалась от крика, хотя звук ее голоса без труда вознесся вверх по лестнице и проник в мою спальню. В конце концов, леди не к лицу повышать голос.

— Иду, мама! — Я прикрепила булавкой широкополую шляпу, прикрыв свои светло-каштановые волосы, и старалась рассмотреть себя в крошечном зеркале, висящем на стене. Шляпа была, конечно, не последней модели, но вполне сойдет. По крайней мере, для Даунингтона в штате Оклахома.

Я побежала вниз по лестнице, благодаря маму за то, что она разрешила мне носить юбки чуть выше лодыжек. Опомнившись на последней ступеньке, я уменьшила темп и вовсе остановилась перевести дыхание, прежде чем выйти на улицу к ожидавшим меня родителям.

Несмотря на волнение, я заставила себя идти медленно, с достоинством, подобающим молодой женщине, которой недавно исполнилось девятнадцать.

Взбираясь на заднее сиденье двуколки, я бросила взгляд на сарай, в котором стоял старый «форд» моего брата, и подавила вздох сожаления.

— Мы могли бы воспользоваться автомобилем Уилла, мама. И приехать эффектно, как миссис Тэкер.

Мама фыркнула, выразив свое неодобрение, хотя я и так знала, что, по ее убеждению, по всем вопросам, касающимся поведения в обществе и культуры, к миссис Тэкер следует прислушиваться в последнюю очередь.

— Ее муж настаивает, чтобы она ездила на том автомобиле, а она наверняка предпочла бы тихую и надежную повозку.

Я сжала губы крепче, силясь удержать комментарий, тем временем папа стегнул лошадь, и мы тронулись вперед. Я сомневалась, что миссис Тэкер присуща сдержанность, которую мама приписывала ей. Миссис Тэкер жила в современном мире, далеком от сельскохозяйственных угодий Оклахомы. Если бы ее муж не стал владельцем местного банка, она никогда бы не решила поселиться в Даунингтоне. Я была уверена в этом.

— Я рассчитываю на твою помощь сегодня, Ребекка Грейс! Жители придут на лекцию, чтобы получить благотворное воздействие на свои умы. А мы — члены женского сообщества Даунингтона — должны выполнить свой долг и помочь им в этом.

— Да, мама. — Я рылась в своей сумочке, пытаясь скрыть улыбку, расплывающуюся у меня на устах.

Мама, может быть, и была обеспокоена чьим-то развитием и интеллектом, но мои намерения были вовсе не столь благородны. Сегодня вечером я лишь хотела убедиться, что Артур Сэмсон понял мое намерение выбраться из этого городка и увидеть мир. Вместе с ним.

* * *

Папа высадил нас у парадного входа в здание школы. Из каждого окна лился свет, разгоняя сгустившуюся над заливом тьму.

Мотор большого автомобиля лениво урчал неподалеку, но я не могла разглядеть, кто сидит за рулем — Артур или мистер Тэкер, поэтому проследовала за мамой внутрь.

— Хвала Небесам, вы здесь, Маргарет! — Миссис Тэкер подплыла к маме, затянутыми в перчатки руками приобняла ее за плечи, и на мгновение их щеки коснулись в приветствии. Затем миссис Тэкер отстранилась.

— Вскоре все начнут съезжаться!

Мама поставила сумочку на одно из сидений первого ряда.

— Чем я могу помочь?

— В данный момент ничем. Мы будем встречать прибывающих, возможно, будем показывать, где сесть. Конечно, я представлю доктора Уитмора.

Я отвлеклась от их разговора. Мне было не под силу проявлять такой же энтузиазм, предвкушая лекцию профессора богословия.

Дверь вновь открылась. Вошедший человек нес два папоротника в горшках, и хотя они закрывали его лицо, я знала — это Артур. Больше никто в городе не носил таких высоких ботинок и коричневую солдатскую форму.

— Поставь их впереди, — велела миссис Тэкер племяннику. — По одному с каждой стороны от трибуны.

Я пристально следила за тем, как Артур шел по проходу, восхищаясь его решительной походкой и сильными руками. Он расставил растения, как было велено.

— Прекрасно, — отметила миссис Тэкер. — А теперь подойди и поздоровайся с миссис Хэндрикс и мисс Ребеккой.

Молодой человек повернулся к нам, снял шляпу, и на его губах появилась легкая улыбка. Загорелая кожа лица выгодно оттеняла блестящие белые зубы и волосы пшеничного цвета.

— Очень рад видеть вас вновь, миссис Хэндрикс, мисс Ребекка.

Я выпрямилась и улыбнулась в ответ. Голоса, раздавшиеся у двери, увлекли маму и миссис Тэкер к входу: прибыли еще три члена женского сообщества, и дамы обменивались приветствиями. Тем временем Артур стал возле меня.

Когда он смотрел мне в глаза, у меня внутри все таяло, как масло на горячем бисквите. Это продолжалось с того самого момента, как мы встретились, почти три недели назад, когда он приехал в Даунингтон навестить своих тетю и дядю. Он не был похож ни на одного юношу из тех, кого я знала. Он не бороздил грязные поля. Он парил над ними.

Выпускник колледжа. Летчик, устремленный ввысь! Ему принадлежал весь мир!

Тот факт, что он обратил внимание на такую деревенщину, как я, кружил мне голову и заставлял сердце сильнее биться в груди.

Молодой человек не отводил от меня взгляда, несмотря на то, что зал наполнялся людьми. Я желала, чтобы этот миг длился вечно! Но момент был, увы, не самый подходящий. Сцепив пальцы, я подумала о том, что нас могут услышать. Поэтому наклонилась к нему и спросила:

— Вы уже знаете, где будете сидеть, мистер Сэмсон?

Он тоже наклонился и подмигнул мне:

— Я надеялся, мы вместе получим удовольствие от поиска места. — Он глянул на выход и вновь посмотрел на меня. Его намек был совершенно ясен.

Я закусила нижнюю губу и посмотрела на маму. Она стояла по одну сторону входа, миссис Тэкер по другую. Другие женщины носились по кругу, провожая гостей к пустым креслам. Никто не обращал на нас никакого внимания.

Артур взял меня под руку и повел в дальний угол зала. В полумраке его мягкий голос обволакивал меня, будто шелковая шаль, которую мне прислала тетя Адабель на школьный выпускной.

— Ну а ты? — спросил он приглушенным голосом с мягким тембром. — Ты тоже предвкушаешь прослушать лекцию этим вечером?

Я потупилась и нервно хихикнула, а губы Артура вновь изогнулись в усмешке. Он зашептал:

— Садись возле меня на ступеньках около входа. Это наш последний шанс поговорить. Утром я уезжаю в Техас.

В это мгновение миссис Тэкер выплыла на середину зала, мама следовала за ней. Прежде чем миссис Тэкер успела обернуться и обозреть собравшихся, мы с Артуром скользнули за дверь и очутились в вечерних сумерках.

* * *

Я села на среднюю из трех ступеньку крыльца школы, расправила юбку и спрятала ноги под подол. Артур прошел по двору и закурил сигарету. Воцарившуюся тишину нарушали лишь доносившиеся звуки голосов. Затем раздались аплодисменты. К тому моменту, как началась монотонная речь, молодой человек уже докурил и затушил тлеющий окурок носком ботинка, сел возле меня и откинулся немного назад, опершись на локти.

— В это же время на следующей неделе я уже буду в самолете! — Он поднял голову вверх, будто уже смотрел на себя, летящего в небе. — Сначала я буду летать над Техасом, затем над Францией… Или Германией…

Я тоже подняла глаза и вместе с ним посмотрела на небо, думая о том, как много раз я загадывала желание, увидев первую вечернюю звезду. Теперь я верила, что Бог указывал мне путь, и я молилась о том, чтобы пройти его вместе с Артуром.

— Как бы мне хотелось полетать вместе с тобой!

— Правда? — Артур выпрямился и посмотрел на меня своими смеющимися глазами. — А разве тебе не будет страшно?

Я покачала головой, вспоминая, сколько часов, дней и лет я жаждала освободиться от домашней работы, ухода за садом и скотом. Освободиться от обжигающего маминого взгляда и острого языка. С тех самых пор, как я окончила школу, я мечтала покинуть этот аккуратный скучный городок.

— Я хочу увидеть новые места, делать что-то иное! Я хочу жить жизнью, в которой будет нечто куда большее, чем просто садоводство, сбор урожая и домашняя работа. Я хочу, чтобы у меня была жизнь, которая стоит того, чтобы ее прожить!

— Я мог бы научить тебя летать на аэроплане! — предложил он.

Звезды подмигнули мне с небес. Я подняла голову и попыталась представить, как это — самой воспарить над землей. В животе все перевернулось.

— Может быть, сначала научишь меня водить автомобиль, прежде чем мы примемся за самолет? — предложила я.

Наш смех сливался, словно мед с горячим чаем. И был так же сладок.

Артур повернулся ко мне.

— Мы могли бы делать многие захватывающие вещи, Ребекка. Вместе — ты и я.

Я прижала руки к животу. Он что, и вправду так считает? Неужели он станет теми крыльями, с помощью которых мне удастся воспарить над Даунингтоном?

Его обычно томный голос стал вдруг очень резким.

— Ты не похожа ни на одну из девушек, которых я встречал раньше. Ты мечтаешь по-крупному! Мне это нравится!

Я прижала руки к животу еще сильнее. Действительно ли он подразумевал именно то, о чем я подумала?

Он взял мои ладони в свои.

— После того как я разберусь с немцами, я вернусь за тобой. Мы будем жить в Далласе, или в Нью-Йорке, или где-нибудь в Европе.

Я втянула ночной воздух, закрыла глаза и на мгновение представила, что все мои мечты сбываются.

— Ты будешь героем войны — награжденным летчиком-асом. А я буду завсегдатаем клуба, названного в мою честь, и моя фотография будет каждую неделю в газете! — Где-то в глубине глаз начали собираться слезы, но я отказывалась плакать, даже от счастья!

Мои глаза вновь открылись, пока его пальцы переплетались с моими.

— Скажи, что ты не разыгрываешь меня, Артур! Скажи, что все это — правда!

Взяв меня за подбородок, он заглянул мне в лицо.

— Я бы не говорил этого, если бы действительно не думал так, Ребекка!

Он придвинулся ближе. Я с трудом глотнула, его лицо было в нескольких миллиметрах от моего, его дыхание обдавало жаром мою щеку. Мои глаза были плотно закрыты.

Его руки опустились на мою талию, прежде чем меня ожег огонь его губ. Это не было похоже ни на что, о чем я мечтала или испытывала прежде. Прошли секунды — или это были минуты? Казалось, прошла вечность, но она промчалась как мгновение! Когда он отстранился, я напомнила себе, что необходимо вновь дышать!

Он обнял меня одной рукой за плечи так непринужденно, будто делал это уже сотни раз.

Я вздрогнула, а затем опустила голову ему на грудь, как раз под подбородком.

Так мы и сидели, в тишине обдумывая свои мечты, пока из зала не донесся звук взорвавшихся аплодисментов.

Артур помог мне подняться. Мы на цыпочках вошли в зал и захлопали вместе с остальными. Как мы и предполагали, никто не заметил, что нас не было все это время.

После того как все ушли, мы с Артуром помогли маме и миссис Тэкер привести зал в порядок.

— Ребекка Грейс! — позвала меня мама из дальнего конца зала, уже повесив сумочку на руку.

— Кажется, мы уже уезжаем, — повернувшись к Артуру, сказала я шепотом, дерущим горло.

Он сжал мою руку и отпустил.

— Не забывай писать мне! — Его дыхание щекотало мне ухо.

Мама остановилась возле нас, не забыв надеть на лицо дежурную улыбку.

— Я слышала, вы скоро покидаете нас, мистер Сэмсон?

— Да, мэм!

— Будьте там осторожнее! — Они посмотрели друг на друга. — Я надеюсь, вы приедете навестить нас, как только сможете?

Улыбка, которую он послал в мою сторону, заставила меня затрепетать с головы до пят.

— Да, таково мое намерение, миссис Хэндрикс!

Мама не отводила от него взгляда, несмотря на то что ее слова были адресованы уже мне.

— Попрощайся, Ребекка! — Она кивнула и повела меня к двери, будто мы не могли остаться больше ни на мгновение! Она что, всегда будет относиться ко мне как к ребенку?

— До свидания, миссис Тэкер, мистер Сэмсон. — Я смущенно посмотрела на них, прежде чем перевести взгляд на Артура. Наши глаза встретились и задержались, прощаясь.

Затем я поспешно сбежала по ступенькам и забралась в ожидавшую повозку. Папа натянул вожжи, и мы тронулись. Я выглянула из повозки, обернулась, чтобы попрощаться еще раз. Но Артура нигде не было видно. Мое сердце уже разрывалось от разлуки.

 

Глава 2

Через два дня после того, как поезд увез Артура на военную базу Кэмп-Дик в Техасе, сладкий аромат выпечки, доносившийся из кухни, заставил мои ноздри затрепетать. Я плотнее запахнула шаль, обдумывая, как же поступить — помочь маме на кухне или и дальше бродить по веранде. Я вздохнула и посмотрела на свои руки. Мама всегда говорила, что, если чем-то занять руки, это позволит быстрее скоротать время. Но что она на самом деле знала об этом? Она познакомилась с отцом здесь, в Даунингтоне, откуда была и сама родом, они недолго встречались, а затем поженились.

Но все-таки мне следует чем-то заняться, чтобы как-то отвлечься, иначе я сойду с ума, думая об Артуре.

Прежде чем я дошла до кухни, раздался стук в боковую дверь. Я остановилась в прихожей.

— Добро пожаловать, мистер Грейвз. — Мама говорила тем медовым голосом, который она приберегала для всех моих потенциальных женихов.

Барни Грейвз пробормотал что-то в ответ. Потом раздался звук его тяжелых шагов по полу. Затем будто опустили что-то тяжелое. Мамина бакалея из его магазина.

Послышался звук открывающейся духовки. Меня накрыл ошеломляющий запах корицы, но он больше не манил меня. Только не с этим мужчиной там.

Меня пробрала дрожь, когда я представила себе постное лицо Барни, заросшее буйными бакенбардами. Ему по меньшей мере тридцать! Почему, ради всего святого, мама считала его отличной партией?!

— Ребекка Грейс! — Голос матери снес меня обратно на веранду. Я прислонилась к стене, молясь, чтобы она не вышла меня искать. Но мама знала меня слишком хорошо. Прежде чем я закончила молить Всевышнего, она появилась.

— Вот ты где! Проводи мистера Грейвза к машине.

Мои плечи поникли. Мама придвинулась ближе, голос ее был едва слышен.

— Я знаю, ты сохнешь по молодому мистеру Сэмсону, но мой совет в поисках мужа такой же, как и в приготовлении пирога: лучше всего иметь ингредиенты сразу на два пирога, вдруг первый не удастся.

Конечно, она была права, но я не сомневалась в Артуре. Разве его обещания были не столь же значимыми, как и помолвка? После того как закончится эта ужасная война, мы с ним поженимся и с головой окунемся в самые разнообразные приключения.

А пока не было никакого смысла ссориться с мамой. Я приклеила на лицо улыбку и последовала за ней, обреченная покоряться.

— Мама сказала, вы уже уезжаете, мистер Грейвз. — Я обвила пальцами его локоть и повела мужчину через двор. О чем же с ним заговорить?

— Вы, наверное, так гордитесь, что теперь и ваше имя стоит рядом с именем вашего отца! Магазин Грейвза и сына! Звучит так престижно! — На самом деле я считала, что Грейвз — крайне неблагозвучное имя. И я никогда не назвала бы свой бизнес таким именем.

Его застенчивый взгляд зажегся надеждой, когда я посмотрела на него.

— Да, мисс Ребекка, я и вправду крайне доволен.

— Так и должно быть! Это такое достижение для такого молодого человека, как вы! — Я опустила ресницы, пока он пробормотал что-то в ответ, смысла слов я не уловила.

Он уселся в новенький автомобиль и умчался. Я отступила чуть назад, укрываясь от облака пыли, которое подняли колеса. Я испытала чувство непонятной вины, как только он скрылся из виду. Когда мой взгляд оторвался от поднявшейся пыли и вознесся ввысь, к голубому небу, я вновь помолилась о жизни, ведущей к неведомому, которую предпочла бы проживаемой здесь, в грязи Оклахомы.

Старые качели, свисающие с огромного дуба, поскрипывали на ветру. Я села на гладкое деревянное сиденье и оттолкнулась ногами, как делала и прежде много раз, будучи ребенком.

Слишком рано было ждать первого письма от Артура. Но я подсчитала, что все-таки оно придет вскоре. Что он напишет — слова любви или просто расскажет о том, как их тренируют на базе? Я прислонилась к закаленной погодой веревке, на которую крепились качели. Если бы я только знала, сколько еще пройдет времени, прежде чем мы наконец будем вместе.

— Ребекка Грейс! — Голос мамы звучал медово, как и прежде, будто она еще не осознала, что мистер Грейвз уже уехал.

— Да, мама! — Я встала и остановила качели, увидев, что мама вышла на крыльцо.

Ее взгляд окинул окрестности в поисках автомобиля, звук мотора которого еще был слышен со стороны дороги.

— Иди помоги мне с ужином. — Теперь тон был резким.

— Да, мама! — Я прошла по ковру из сухих листьев, вновь надеясь когда-нибудь освободиться от утомительных ежедневных обязанностей: приготовления пищи, уборки, собирания яиц…

Когда я зашла на кухню, поднимающийся жар окутал меня, как шерстяное покрывало теплым летним днем. Мама вытерла лоб рукавом своего старомодного платья.

— Я все подам. Иди подыши свежим воздухом, — предложила я.

Она кивнула и вышла на улицу.

Часом позже отец сел за грубо сколоченный стол на кухне есть своего жареного цыпленка. Несмотря на то что мама все пыталась придать нам некую внешнюю благопристойность, мы были самыми обыкновенными фермерами. Цыпленок был наш, из переполненного курятника. Мама собственноручно свернула ему шею сегодня утром. Возможно, мы владели фермой, которая приносила дохода больше, чем у других, и выглядела ухоженной рабами, как в старые времена, но именно тяжелый труд родителей сделал ее такой благополучной.

Отец жевал цыпленка, закрыв глаза, будто вознося птицу в тот момент на небеса. И я думаю, так оно и было. Постный вторник всегда откладывал угрюмый отпечаток на настроение отца, несмотря на то что он поддерживал политику Гувера по оказанию гуманитарной помощи воюющим странам. Проглотив первый кусочек, отец откинулся на стуле, будто желая поделиться чем-то засевшим в памяти, прежде чем та наполнится новыми переживаниями.

— Это, случайно, не Барни Грейвз приезжал? — Он подмигнул мне, а я попыталась подмигнуть в ответ.

— Он приезжал буквально на минуту. Увидеться с Ребеккой Грейс. — Самодовольный тон матери всегда раздражал меня, как сыпь от прикосновения к ядовитому сумаху.

Я отложила ножку цыпленка и вытерла жирные пальцы о салфетку.

— Он просто доставил мамин заказ из магазина.

— Но он ведь немного задержался, не так ли? Это было из-за тебя. — Мама опять направила все внимание на отца. — Я пригласила его поужинать с нами в воскресенье после церкви.

Папа посмотрел на меня, в его глазах застыл вопрос — согласна ли я с этим приглашением?

Я встала и пошла к печке.

— Еще зеленого горошка, папочка? Он сегодня очень вкусный!

Когда я вернулась за стол, папа хитро взглянул на маму. Та сделала вид, что ничего не заметила и ничего не поняла. Я села и начала накалывать вилкой по одной горошине, отправляя их в рот в четкой последовательности.

Тишину за столом нарушал лишь стук вилок о старую оловянную посуду. Вдруг мама вскочила со стула и поспешила к окну.

— Я уверена, к нам кто-то приближается со стороны дороги! — Она всматривалась вдаль, затем выпрямилась и улыбнулась. — Вернулся мистер Грейвз, Ребекка! Будет лучше, если ты немедленно выбежишь на улицу и узнаешь, что ему угодно.

— Да, мама. — Я вышла на улицу, но не спешила. Я думала, он хотел пригласить меня на ганцы или поделиться какими-то сплетнями. Но дело было совсем не в этом. Он протянул мне телеграмму и велел отдать ее отцу.

Попрощался ли он и приподнял ли шляпу в знак почтения? Я не заметила. Я держала в руках клочок бумаги, а мои ноги тряслись, как у новорожденного теленка.

Все знали, что телеграмма предвещает чью-то смерть.

 

Глава 3

Я поплелась обратно в кухню, надеясь прийти в себя, прежде чем услышу худшее.

А что, если это Артур, если это его смерть, несущая конец всем нашим мечтам? Я представила, как плачу на его похоронах, а затем покорно иду по церковному проходу к Барни Грейвзу.

Мама ожидала меня у двери.

— Почему ты не пригласила его войти? — Она вытянула шею посмотреть, что делается у меня за спиной.

В ответ я протянула ей телеграмму. Мамино раскрасневшееся лицо вмиг побледнело, она взяла телеграмму и взглянула на отца.

Потом я подумала про Уилла. Мой брат сражался на Восточном фронте и каждую минуту подвергался опасности. Я тяжело опустилась на ближайший стул. Мама не села и не проронила ни слова. Она вытащила шпильку из тугого пучка волос цвета ореха пекан на затылке и поддела ею конверт.

Я вздрогнула, звук разворачивающейся бумаги резанул мне по сердцу. Мама оставалась невозмутимой. В тот момент я восхищалась ее силой. Намеренная продемонстрировать некую стойкость духа, я выпрямилась, ожидая слов, которые — я была уверена — потрясут меня.

Мама перевела дух, не отрывая взгляда от бумаги, и сказала:

— Это от моей сестры Адабель, она больна. — Ее губы сжались в гримасе.

Мое тело расслабилось. Тетя Адабель. Я видела ее всего два раза в жизни, но на мой выпускной в прошлом году она прислала шаль и коротенькую записку. Впервые я увидела ее, когда мне исполнилось семь или восемь лет. Я помнила мягкие объятия, широкую улыбку, зеленые глаза и гладкую кожу. Она пошла, взяв меня за руку, в курятник собирать яйца и всю дорогу расспрашивала меня. Нравится ли мне школа? Кто мой лучший друг? Хороший ли Уилл старший брат? Что мне нравится больше: играть в куклы или лазить по деревьям? И когда я отвечала, она слушала. В тот день мы нашли двенадцать яиц. Тетя аккуратно обернула каждое, прежде чем уложить в корзину. Я раздумывала — знает ли она, как мама не любит, когда я разбиваю яйца до того, как принести их на кухню?

Но когда сестры стали общаться, тетя Адабель изменилась. Смех застыл у нее на губах, блеск в глазах исчез. С мамой они разговаривали короткими, неловкими фразами. Я не понимала, почему они держатся на расстоянии друг от друга. Я только знала, что мама не одобряла поведения своей сестры.

А с маминым неодобрением шутки были плохи. Но тем не менее какая-то часть меня всегда лелеяла те воспоминания о моей тетке. И они придали мне силы задать вопрос:

— Что мы будем делать, мама?

— Делать? — Искра презрения, прозвучавшая в одном слове, была так сильна, что могла разжечь огонь по всей степи.

Я посмотрела на папу. Он вытер рот салфеткой, встал и отодвинул стул. Тот проскрежетал по полу, будто призывая слушать последовавшие за этим слова.

— Она совсем одна в этом мире, Маргарет. У нее нет никого, кроме нас.

Мама опустила руки в кадку, наполненную водой. Я наблюдала, как она потерла кастрюлю, сполоснула ее и поскребла снова.

Отец стоял, заполняя собой маленькую комнату.

— Я надеюсь, ты поступишь правильно. Все-таки она твоя родственница. — Потом отец сделал три шага, и дверь с москитной сеткой захлопнулась за ним.

Руки мамы замерли. Я задержала дыхание, молясь о безопасности Артура и, конечно же, Уилла. Меня бросило в жар, когда я осознала, что если и придет телеграмма о кончине Артура, то точно не нам, а его матери!

Мама вновь начала мыть посуду, в кадке раздалось позвякивание.

— Я думаю, ты могла бы поехать.

Сначала я не была уверена, что вообще что-то услышала. Может быть, эти слова прозвучали в моей голове — то, что я хотела услышать от мамы? Даже несмотря на то, что мне сейчас девятнадцать, маме не понравится мысль о том, что мне придется путешествовать в одиночку.

Я уставилась на ее застывшие плечи. Ее руки, не переставая, мыли посуду. Да, скорее всего мне просто показалось. Я потянулась через стол, чтобы взять папину тарелку.

— Ты сможешь это сделать, Ребекка?

Мое внимание перескочило на маму.

— Что сделать?

Вытирая руки о фартук, она пожала плечами, что было совершенно не характерно для нее.

— Поехать в Техас и поухаживать за своей тетей.

Техас! Место, где Артур бороздил бескрайнее небо! Дыхание замерло у меня в груди. Только Господь мог заставить маму захотеть послать меня в Техас, к Артуру, и прямо сейчас! Артур был для меня будущим, предназначенным свыше! Происходящее не могло означать ничего иного.

— Поехать самой? — Мой голос чуть дрогнул — то ли от нервов, то ли от возбуждения.

Мама оперлась о комод, скрестила руки на груди и ответила: — Да.

Мне хотелось закричать и пуститься в пляс в знак своего согласия, но я понимала, что мама вряд ли оценит такую бурю эмоций.

— Я постараюсь сделать все возможное, мама.

Ее губы изогнулись в легкой улыбке, будто она одобрила мой ответ, но казалось, она все еще раздумывает, отправлять меня или нет. Я не отвела взгляда. Я хотела дать ей понять, что я уже достаточно взрослая и зрелая, чтобы отправиться в Техас. Я была готова принять этот вызов и изменить привычный жизненный уклад, как поступил мой брат. И если это приключение приведет меня ближе к Артуру, что ж, это к лучшему.

* * *

К вечеру мой чемодан и дорожная сумка стояли у двери, готовые отправиться в предрассветное путешествие на вокзал. Мама говорила напутственные слова и давала рекомендации в дорогу, которые я старалась запомнить, но одно я знала точно — моя остановка Пратер Джанкшен, штат Техас. Мама рассчитывала, что там кто-нибудь сможет мне подсказать, как найти дом тети Адабель.

Я не имела ни малейшего понятия о расстоянии между Пратер Джанкшеном и Далласом, но ведь сейчас поезда везде ходят, не так ли?

А вдруг Артуру удастся нанять повозку с кучером или даже автомобиль и приехать навестить меня? Я была уверена, что у нас все получится.

Спустя долгое время после того, как погасли последние огни, я сошла вниз по ступенькам, стараясь не наступить на скрипящую пятую, и прошла по длинному коридору. На веранде я на ощупь попыталась зажечь фитиль маленького светильника. Наконец он загорелся, образовав небольшой кружочек света.

Октябрьский воздух обдувал мою ночную сорочку, пока я сидела за письменным столом, перо ручки замерло над листом бумаги. На чистый лист капнули чернила, оскверняя его и опережая мою нерешительность.

Я еду к тебе, мой дорогой Артур! Завтра ночью я уже буду в доме моей тети Адабель Уильямс, которая проживает в Пратер Джанкшене, Техас. Пожалуйста, адресуй свои письма ко мне на тетин адрес. Я с огромным нетерпением жду нашей следующей встречи.

Ребекка Грейс Хэндрикс

Твоя любовь навеки,

Прежде чем написать адрес на конверте, я подышала на замерзшие пальцы. Наклеив марку, затушила светильник, в темноте добралась до кухни и положила письмо в сумку. Я отправлю его

завтра утром, по пути. Затем буду ждать. Вскоре Артур найдет меня, напишет письмо или приедет сам.

Аккуратно ступая, я прошла обратно в свою спальню, но не спала. Я провела ночь у окна, опустив подбородок на низкий подоконник и наблюдая за луной, путешествующей по усыпанному звездами небу.

Господь наконец нашел возможность увезти меня из Даунингтона. Не только у Артура выросли новые крылья!

 

Глава 4

В закатном солнце поля отливали оранжевым, поезд замедлил ход, кондуктор объявил остановку в Пратер Джанкшене. Прозвучал свисток, означающий наше прибытие на станцию. Я размышляла, испытала бы мама облегчение, узнав, что ни один незнакомец не пытался завести со мной беседу, или была бы разочарована, что мне не пришлось применить ее совет и положить конец всяким разговорам одним лишь молчаливым взглядом? Хотя я бы так не поступила. Было бы интересно побеседовать с неизвестным мужчиной, который после сошел бы с поезда и исчез из моей жизни. Но возможность так и не представилась.

В открытые окна врывался черный дым. Я кашляла, пока наконец не выбралась на воздух, на платформу. Впервые в жизни я покинула Даунингтон, дом был очень-очень далеко! Мои губы непроизвольно расплылись в улыбке, а ноги хотели пуститься в пляс. Вместо этого они подпрыгнули, когда раздался гудок и поезд поехал дальше.

На юбку дорожного костюма осел пепел. Я стряхнула его, задрала вверх подбородок, готовая к встрече с приключением.

Но с чего же начать?

Никого не было возле железнодорожных путей. Неужели больше никто не сошел с поезда? Я не могла вспомнить. Каблуки моих шнурованных ботинок громко стучали по гладким доскам. Я дошла до маленького здания в конце платформы и заглянула в окна. Пустой зал ожидания напротив пустой кассы.

Я обернулась и окинула взглядом местность за станцией. Несмотря на то что уже были сумерки, я поняла, что Пратер

Джанкшен может предложить еще меньше, чем Даунингтон. Но это не важно. Я поставлю на ноги тетю Адабель, и она поможет мне добраться до Далласа, к Артуру. Тогда и начнется настоящая жизнь!

Я спустилась на две ступеньки и оказалась на изрезанной колеями дороге, которая пересекала пути. Вдруг у моего уха заржала лошадь. Я выпустила из рук чемодан и с визгом отскочила назад — передо мной танцевали копыта! Позади испуганного животного покачивалась пустая повозка.

Я протянула руку и коснулась бархатного носа.

— Вот так… спокойно, хороший мальчик. — Я поглаживала его, пока лошадь не успокоилась.

Вдалеке раздались голоса. Я подняла голову, стараясь рассмотреть говорящих людей, но здание вокзала закрывало мне вид. Наверняка кто-то из них был владельцем этой повозки и лошади. Но становилось все темнее, здания отбрасывали все более глубокую тень, а голоса стали затихать. В воздухе слышалось лишь стрекотание цикад и отдаленное мычание скота.

Приглушенные звуки музыки донеслись из здания, расположенного на главной улице. Свет, льющийся из квадратов его окон, разгонял серые сумерки.

Мысль о том, чтобы постучать в чужую дверь и спросить дорогу, вселяла в меня ужас, поэтому я решила подождать, пока кто-нибудь не придет и не заявит права на лошадь и повозку.

Спускающаяся ночь остудила дневной жар, было приятно тепло, но я все равно дрожала. Подхватив чемодан, я пошла обратно на платформу. Вдруг нога ударилась обо что-то твердое, из-за веса чемодана меня занесло вперед, прямо на доски, устилавшие платформу. Нога подвернулась, и я вскрикнула от боли. Тут меня подхватили сильные руки и поставили на ноги.

— Эй! Нелли! Аккуратнее! — Лица говорившего не было видно — его скрывали поля шляпы.

— Спасибо, сэр.

Я сделала шаг назад, постанывая от боли в лодыжке. Приподняв ушибленную ногу и касаясь земли лишь носком ботинка, я попыталась выпрямиться, балансируя на одной ноге с подобающим достоинством.

— Вы поранились? — Мужчина сдвинул шляпу на затылок, прежде чем придержать меня за локоть.

— Нет, сэр, я справлюсь.

Он внимательно посмотрел на меня, понимая, что не знает, кто стоит перед ним.

— Добро пожаловать в Пратер Джанкшен, мисс…?

Высокомерно вскинув брови, я постаралась скопировать одно из маминых выражений лица, но это было так нелепо, что я засмеялась, он подхватил мой смех.

— Меня зовут Ребекка Хэндрикс, а кто вы?

— Генри Джефрис, шериф. — В знак приветствия мужчина приподнял шляпу и чуть склонил голову.

— Шериф? Как я могла заметить, вы прекрасно встречаете приезжих!

Мне показалось, или он покраснел?

— Может быть, вы сможете мне помочь? Я ищу сестру моей матери — Адабель Уильямс. Я приехала, чтобы ухаживать за ней некоторое время.

Радужное выражение его лица чуть погасло, но я не поняла: мне так просто показалось из-за тусклого освещения, или было что-то еще?..

— Я отвезу вас к ней. У вас есть еще багаж, кроме этого чемодана? — Он оглянулся, прежде чем поднять мой чемодан и направиться к дороге.

— Нет, это все. — Я попыталась последовать за ним, но как только сделала первый шаг, меня пронзила жгучая боль. Я легонько вскрикнула.

— Простите меня. — Шериф вернулся и помог мне спуститься по ступенькам. — Ждите здесь!

Мужчина торопливо прошел мимо лошади и повозки и исчез за зданием, стоящим впереди. Где-то вне поля зрения заработал мотор. Затем к платформе с мерным пыхтением стал приближаться старомодный автомобиль.

Шериф Джефрис выскочил из него, положил багаж на заднее сиденье и открыл дверь, помогая мне забраться в машину.

Мы тронулись вперед, в сумерки. Одной рукой я держала сумочку, а другой придерживала шляпу. Впереди нас по дороге двигались тонкие лучи света.

Однажды я ездила на машине вместе с Барни Грейвзом, у него «форд» модели «Т», вместе с другими пассажирами, конечно же!

Что подумает обо мне мама — я еду одна с незнакомцем! Хотя тут же мелькнула мысль — вряд ли я ей об этом расскажу.

Машину больше не трясло на ухабах. Я перестала придерживать шляпу и посмотрела в сторону, разглядывая своего попутчика. Отлично сшитый костюм, хотя мама бы наверняка недовольно хмыкнула, увидев, какой он помятый. Большие, гладкие руки, крепко держащие руль. Его взгляд был прикован к дороге.

Мы наскочили на колею. Я подпрыгнула на сиденье, шляпа коснулась крыши автомобиля. Я, очевидно, вскрикнула, потому что шериф притормозил.

— С вами все в порядке?

— Все прекрасно! — У меня даже щеки болели, так долго я улыбалась.

Машина вновь набрала скорость. Мне не было видно, как пыль оседает на белую блузку, но я была уверена, это происходит. В доме моей тети мне придется хорошенько ее почистить. А пока что я хотела насладиться поездкой.

— Вы хорошо знакомы с моей тетей? — спросила я.

Прежде чем ответить, шериф заколебался.

— Достаточно хорошо.

Что-то в тоне его голоса пробудило мой интерес.

— А какая она?

На мгновение он повернул ко мне голову, брови сошлись на переносице.

— Разве вы не знаете ее?

— Я встречалась с ней. Но она и моя мать не… — Как бы мне ответить на этот вопрос, не рассказывая ничего дурного про мою маму и ее сестру?

Шериф долго и протяжно свистнул.

— А я все думал, почему не слышал о вас раньше…

Мне стало приятно, что тетя Адабель не рассказала всему городу о наших семейных делах. Я бы не хотела, чтобы кто-то знал об их ссоре с мамой, которую я услышала во время второго и последнего визита к нам тети Адабель.

— Я не понимаю, Адабель, почему ты не хочешь сюда переехать? — вопила мама, будто Адабель было, как и мне, одиннадцать лет.

Мама думала, что я помогаю отцу и Уиллу на южном поле, но я вернулась домой взять прохладного лимонада, услышала голоса и проскользнула под крыльцо. Там я и лежала, на сырой земле, обратившись в слух.

— Я прожила одна вот уже десять лет, Маргарет. Мне нравится. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то указывал мне, что делать!

— Кроме твоих работодателей, конечно!

— Я имею в виду указывать, как жить. Я сама принимаю решения, они просто определяют мой круг обязанностей в их поместьях.

— Но женщине жить одной не подобает!

— Почему? Я вдова, Маргарет. Ты и в этом готова меня обвинить?

— Если бы ты не убежала тогда с тем парнем! В шестнадцать это было еще слишком рано!

— Я любила его! И по-прежнему люблю! — В голосе тети Адабель прозвучала грусть.

Она уехала, больше ни с кем не встречаясь и не попрощавшись. И мама никогда не вспоминала о ее визите. Вообще никогда.

Любила ли тетя Адабель своего мужа так же, как я люблю Артура? Я надеялась, что это так. На самом деле я даже рассчитывала на это. Вглядываясь в темноту, я поинтересовалась у шерифа:

— Тетя Адабель болеет уже давно?

— Нет… — Он ответил так, будто думал, что я и сама знаю ответ на вопрос. Потом он глянул на меня еще раз.

— Она прикована к постели? — Я видела, как его глаза сузились, словно он пытался увидеть что-то, находящееся очень далеко. Я сама прищурилась, но единственное, что было видно, это дорога.

— Там, откуда вы приехали, вы видели больных гриппом?

Я не слышала ни о каких вспышках гриппа в нашем городе, правда, я не уделяла внимания тому, что происходит в жизни окружающих, меня интересовала лишь моя собственная.

Тем не менее я почувствовала облегчение. Я сама никогда не болела гриппом. Неделя в постели или чуть больше — и тетя Адабель будет снова на ногах, разве не так? А после этого я смогу выяснить, как добраться до Артура.

Тишина висела между нами, как кривая фотография.

— Это то, чем тетя болеет? У нее грипп?

— Да, но… — Его губы опять плотно сжались.

— Но что?

Машина замедлила ход. Двухэтажная ферма вырисовалась на темнеющем горизонте.

— Это ее дом?

— Да. — Длинное, неуверенное слово.

Так же неуверенно почувствовала себя и я, прижимая телеграмму к нервно вздымающейся груди. Почему его поведение так меня беспокоило?

Из окон нижнего этажа лился свет. Я отбросила все сомнения. Наверняка шерифу неизвестно истинное положение вещей. Он, скорее всего, представлял болезнь моей тети намного хуже, чем все обстояло на самом деле.

Мы проехали вдоль низкого дощатого забора, который заканчивался во дворе дома, и остановились у задних ворот. Я опустила на землю ноющую ногу и вышла из машины. Боль заставила меня поморщиться, но было терпимо. Я взяла шерифа под руку, и он повел меня к двери, похоже, кухни. Мы вошли в темную комнату, над посудой витал затхлый запах несвежей еды.

— Идите сюда.

Шериф поспешил отвести меня в комнату напротив кухни, в которой горел свет. Тысячи вопросов, чуть не сорвавшись, замерли у меня на губах, при виде девочки со всклокоченными волосами. Ее грязное платье безвольно свисало, а босые ноги стояли на холодном полу. Я отступила назад. Ребенок ухаживает за моей тетей?

— Олли Элизабет, — сказал шериф Джефрис, кладя руку на голову девочки и убирая волосы со лба, чтобы можно было увидеть ее лицо, — это племянница мисс Ады. Она приехала помочь.

Девочка перевела взгляд своих больших глаз на меня, затем посмотрела на мужчину: было очевидно, что она его знает. Она откинула непослушные волосы от лица, прежде чем прошептать в замершее пространство:

— Я сказала мисс Аде, что мистер доктор придет.

— Я уверен, что он сделает все возможное, чтобы добраться сюда. Не волнуйся.

Девочка с серьезным лицом кивнула. Затем она подняла голову и посмотрела на меня еще раз.

— Если ты собираешься остаться, то можешь воспользоваться моей комнатой.

Она прошла мимо нас на цыпочках вперед, по темным ступенькам.

Шериф кивнул мне, чтобы я следовала за ней. На данный момент другого выбора у меня не было.

 

Глава 5

Олли Элизабет провела меня по узкой лестнице. Боль в лодыжке отдавала на каждой ступеньке. Но ботинок не жал, значит, нога не сильно распухла. Когда мы поднялись наверх, девочка открыла первую из двух дверей. Ее петли заскрипели, как колени старика. Ночной воздух задувал в щели между окном и подоконником, запах дров гулял по углам.

Я поежилась, но скорее от тяжелой атмосферы этого места, чем от холодного воздуха. Тонкий луч луны, проникавший через окно, позволял разглядеть кровать у одной стены и комод у противоположной. Простота убранства напомнила мне о родном доме. Я расслабилась, отругав себя за то, что слишком впечатлилась зловещими предчувствиями шерифа Джефриса.

Олли оставалась на том же месте — спиной к открытой двери.

— Это твоя комната? — спросила я.

Девочка подняла одно плечо.

— Я раньше спала здесь, но после того, как папа уехал, Джеймсу нравится, когда мы все вместе. — Она кивком показала на соседнюю дверь и опять откинула прядь волос, которая закрывала ей глаза.

Раньше? Папа? Джеймс? Чего еще я не знала о жизни тети Адабель? Я прикусила губу, не зная, о чем можно спросить этого ребенка. Поэтому я положила руку на ее хрупкое плечико, присела и посмотрела ей в глаза.

— Теперь я здесь, дорогая. Все будет в порядке.

У девочки опустился уголок рта. Она что, не поверила мне?

— Ты иди спать. Я здесь со всем разберусь.

Девочка открыла рот, словно собираясь запротестовать, потом закрыла его и, как испуганный заяц, потрусила в соседнюю комнату.

Я поставила чемодан возле комода и уставилась на стену, разделяющую спальни.

Безусловно, тетя Адабель нуждалась в помощи. Я знала, что могу навести порядок в доме и готовить пищу, но я никогда самостоятельно не брала на себя ответственность за ребенка. На самом деле у меня вообще не было никакого опыта в общении с детьми, кроме младших учеников в школе. Но, кажется, Олли вполне самостоятельна. Очевидно, что до сих пор со всем в доме управлялась она.

Выйдя в коридор, я на ощупь, опираясь о стену, нашла лестницу и сошла вниз. Перед тем как шериф уедет, мне необходимо задать ему несколько вопросов. Выбившиеся кудри щекотали мне лицо, пока я неуверенно шла по направлению к освещенной комнате. Я остановилась и слепо заморгала, выйдя из темноты на яркий свет.

— Вот и она, Адабель! — В голосе шерифа была нежность, которая удивила меня.

Мои глаза привыкли к свету, а нос к ошеломляющему запаху камфары и мяты. Шериф стоял возле кровати и держал маленькую руку моей тети. Я изучала лицо уставившейся на меня из-под кучи стеганых одеял женщины. В ней я не увидела и подобия черт, сохранившихся в моей памяти как лицо тети Адабель. Не было и следа розовых щек и сияющих глаз. Ее кожа плотно обтягивала кости, а вовсе не была мягкой и здоровой, как запомнилось мне.

Я попыталась сдержать вздох, но он вырвался и разнесся в тишине комнаты.

Голова шерифа резко вздернулась. Он уставился на меня, будто по комнате вихрем пронеслись мои панические мысли. Потом он смягчился и показал, что мне следует взять стул и сесть возле кровати. Я сделала так, как он предложил, но была уверена, что, когда я взглянула на него, мои глаза были такими же большими, как кувшинки на глади водоема. Мама никогда не допускала меня в комнату больных. Когда болели папа или Уилл, она всегда ухаживала за ними сама.

Я попросила бы шерифа остаться.

Но он вряд ли сможет. Не на всю ночь. Не без компаньонки в доме.

Он пристально посмотрел на меня.

— Теперь ты в хороших руках, Адабель!

В знак согласия я слегка склонила голову. Я не уверена, что мои руки так уж хороши. Они молоды, неопытны, незрелы. А то, чем болела тетя, совсем не походило на симптомы гриппа, которые я видела раньше. Было очевидно, что тетя Адабель серьезно больна, эти ее запавшие темные глаза, бледное лицо. Я не знала, как ухаживать за такими тяжелыми больными.

Шериф Джефрис лишь кивнул.

— Доктор Ризингер придет снова, как только сможет.

— Спасибо… — раздалось с кровати сквозь хрип. Затем судорожный вдох — и изо рта вырвалось слово «шериф».

Мужчина поднялся. Я последовала его примеру и пошла за ним к двери.

— Вода в тазу, — сказал он мне. — Меняйте холодные компрессы.

— Кто… — Я едва проглотила комок, стоявший в горле. — Кто такая Олли? Я должна и о ней заботиться?

Шериф потер лицо рукой.

— Адабель заботилась об Олли Элизабет, ее братьях и сестре с тех пор, как умерла их мать. Пока их отец воюет с немцами, они нуждаются в ком-то, кто позаботится о них.

Я пыталась осознать сказанное. Братья? Сестра? Разве у них нет родственников?

— Я приеду завтра, хорошо? — Он надел шляпу и ушел прежде, чем ко мне вернулся голос и я могла бы запротестовать.

Наблюдать за внезапно опустевшей после его ухода комнатой было все равно что смотреть, как в колодец опускается веревка и исчезает в небытии, и только звук наполняемого ведра означает, что она достигла дна.

Мой знак о том, что дно достигнуто, пришел в форме еще одного судорожного вздоха, раздавшегося с кровати рядом. Я заставила себя улыбнуться, смотря в лицо больной. Вспомнив про компрессы и холодную воду, я опустила в таз сухую ткань, отжала ее и положила на лоб тети.

— Я думаю, вы не узнали меня, тетя Адабель. Я Ребекка. Моя мама — ваша сестра — послала меня приглядывать за вами. — Звук моего собственного голоса успокоил меня.

Тетю сотряс приступ кашля. Я отступила от кровати, лоскут ткани при этом повис у меня в руках, и подождала, пока кашель не затихнет. Она протянула мне руку. Я подошла к кровати, в животе все похолодело от паники.

— Красивая, — прошептала она.

Что она имела в виду?

— Уже осталось недолго. — Медленные, усталые слова.

— Не волнуйтесь, тетя Адабель! — Я обернула ее горящие щеки холодной тканью. — Теперь я здесь. Скоро вы встанете на ноги. Я обещаю.

Мой голос звучал куда более уверенно, чем я себя чувствовала.

* * *

Я дремала на стуле, временами просыпаясь то ли от тишины, то ли от стонов тети. Каждый раз, стряхивая сон с лица, ставила еще один холодный компресс на голову тети, пылающую от жара.

Наутро кожа тети Адабель стала еще темнее. Или, может быть, свет угасал? Я посмотрела на лампу, стоящую на прикроватном столике, но прозрачная колба показывала, что гам достаточно керосина, и ее пламя сверкало на прикрученном фитиле.

Я приложила еще один мокрый компресс к ее лбу. Коснувшись лица тети, мои пальцы нагрелись, будто я взялась за свежий хлеб прямо из духовки. Если бы только мама позволила мне наблюдать, как она ухаживает за теми, кого любит! Но она никогда не позволяла. Поэтому я продолжила делать то, что подсказал мне шериф.

Он обещал, что приедет доктор. Но когда? Дрожащими руками я попыталась собрать растрепанные волосы, стараясь заправить непослушные пряди в нужные места. Затем я принялась разглаживать переднюю часть юбки: ткань была помятой и выглядела как морщинистые руки старухи.

Мрак за окном начал сереть. Темные пятна, почти фиолетовые, исполосовали пепельные щеки тети. Разве это нормально при гриппе? Изо рта к подбородку потекла темно-красная струйка. Она коснулась верхнего края белого одеяла и окрасила его в кроваво-красный цвет.

Мое сердце практически остановилось. Я вскочила со стула и вытерла ее подбородок, прежде чем отодвинуться подальше от кровати и крови. Несмотря на всю мою неосведомленность, я тем не менее знала, что это не предвещает ничего хорошего. Моя спина коснулась стены. Я сползла на пол, подтянув колени к груди. Судорожные, дрожащие вдохи заполнили комнату. Я очень хотела убежать, послушать вместо этого шелест ветра среди деревьев или бег воды по камням в ручье. Я не ожидала этого! Мне хотелось лишь сбежать с фермы и отправиться на поиски приключений!

Через некоторое время после рассвета ко мне подошла Ол-ли — светлые волосы спутаны, глаза полны слез, которые никак не прольются. Она обняла меня за шею и прижалась щекой к моей голове. На меня снизошло облегчение, как только я ее обняла. Мы обнимались всего лишь мгновение, прежде чем я встала на дрожащие ноги и взяла Олли за руку. Мы пошли обратно к стулу возле кровати. Я посадила Олли к себе на колени. Она дотянулась до руки тети Адабель и держала ее в своих маленьких ладошках. Я вытерла тканью подбородок тети, который был уже весь залит кровью.

Тетя застонала, длинно и протяжно, все ее тело сотрясал кашель, затем пролилось еще много крови на одеяло, на этот раз и из носа. Олли не отшатнулась, когда я наклонилась, чтобы вытереть тетино лицо. Она лишь поднесла к губам ее восковую руку, поцеловала и положила обратно под одеяло.

Сверху раздались приглушенные удары. Я подняла голову, будто могла увидеть сквозь потолок, что там происходит. Облизала сухие губы.

Олли слезла с коленей.

— Я приведу их. — Девочка распрямила плечи. — Вчера вечером я замочила кукурузную кашу. Мама научила меня делать ее до того, как она… До того, как Дженни… — Девочка ушла из комнаты, не добавив больше ни слова, ее маленькое тельце склонилось вперед, как молодое деревце на ветру.

Что я здесь делаю? Здесь должен все взять в свои руки кто-то другой! Мама. Врач. Шериф. Точно не я.

— Господи, помоги мне! — Шепот моих слов разогнал безмолвие. Слова, которые не должна была услышать Олли, но которые мне необходимо было произнести.

Тетя Адабель силилась дышать, повернув голову ко мне.

— Дети… пожалуйста… — В перерывах между словами из ее рта лилась кровь.

Одна красная капля попала мне на руку. Я уставилась на темно-красное пятно. Кровь тети на моей руке, такая же течет у нас под кожей. Мама бросила свою сестру давным-давно, я не могла поступить так же.

Отбросив с виска слипшиеся от пота темные волосы тети, я наклонилась ниже и задышала ей в ухо, говоря:

— Я позабочусь о них, тетя Адабель! Я обещаю.

Тетя с трудом перевела дыхание.

— Больше некому о них позаботиться! — Она выкашляла еще один поток крови.

Мои глаза наполнились слезами.

— Я не знаю…

— Господь послал тебя! — Ее слова вознеслись вверх, как и ее дух, освободившись от тела, покинул комнату, и воцарилась тишина.

 

Глава 6

Не успела я закрыть глаза тети Адабель и дойти до кухни, как начался дождь. Мне показалось, что это весьма символично — небо плачет слезами, невыплаканными Олли Элизабет. Могу сказать, что она знала о кончине тети, хотя я ничего вслух не говорила. Наблюдение за ее решимостью быть сильной напомнило мне о маме, и мне захотелось зарыдать вместе с небесами.

Войдя в кухню, я увидела двух маленьких мальчиков. Их нетерпеливые личики уже были измазаны кашей. Олли поставила на стол еще одну миску, на этот раз перед стулом, который стоял в конце стола, и я предположила, что это место обычно занимала тетя.

Я должна была сама заняться завтраком, но почувствовала, что девочке необходимо придерживаться ранее заведенного распорядка, поэтому я села. Мальчики уставились на меня широко открытыми глазами, а тем временем их ложки мерно переносились от тарелки ко рту и обратно.

Олли налила патоки поверх бесцветной массы в моей миске.

— Спасибо. — Я сумела взять ложку и воткнуть ее в плотную сладкую массу.

Я бы не пренебрегла этой едой ни за что на свете, но сейчас мне вообще не хотелось есть. Тетя Адабель лежала мертвая в другой комнате. И я понятия не имела, что делать дальше.

Олли осталась стоять возле моего стула. Я наполнила ложку кашей, сунула ее в рот и с усилием протолкнула дальше.

— Это Джеймс и Дэн. — Девочка кивком указала на мальчиков, своих братьев. — Джеймсу только исполнилось шесть, а Дэну четыре летом.

— Очень приятно с вами познакомиться, — ответила я, чувствуя себя крайне глупо.

Они посмотрели друг на друга. Мысли, которыми они обменялись, были понятны мне без слов.

— Это… — Олли запнулась, посмотрев на меня.

— Ребекка, — закончила я за нее.

Вдруг раздался крик. Крик ребенка. У меня все внутри похолодело. Сколько лет младенцу? Он уже может есть? Ходить? Разговаривать?

Олли понеслась вверх по лестнице, Джеймс нахмурился, и Дэн тут же повторил выражение лица брата.

Я не знала, что им сказать. Мне не приходилось разговаривать с маленькими мальчиками. И уж тем более с теми, которые лишились матери и той, кто занял ее место. Как мне сказать им, что мисс Ада умерла? Понимают ли они в полной мере значение слова «умерла»?

По телу прошел озноб. Я прижала руки к лицу и предложила мальчикам подложить еще топлива в печь.

Джеймс и Дэн слезли со скамьи.

— Ты берешь два полена, а я три, — решил Джеймс.

— Я могу и три принести! — Дэн заторопился за братом, его лицо горело нетерпением.

Когда они появились снова, их маленькие ручки были полны поленьев. Дровяная печь? Дома мы пользовались углем, есть ли разница? Пока я подошла ближе, Джеймс засунул поленья в печь и закрыл решетку.

Мое беспокойство быстро переросло в удовлетворение, по крайней мере, если смотреть на печь снаружи.

Шесть горелок и чайник или кофейник, греющийся сзади. Теплая полка и резервуар для горячей воды — больше и новее, чем у мамы. Я смогу с этим справиться, даже несмотря на то, что топливо другое. Может быть, дровяная печь понравится мне так сильно, что я попрошу Артура приобрести такую же для нашего дома.

Вернулась Олли, держа на руках круглолицую малышку с золотистыми волосами.

— Ой! — Я взяла похожего на ангелочка ребенка на руки.

По моей оценке, ей было семь или восемь месяцев от роду. Ребенок взял меня за палец и поднес к своему розовому ротику.

— Как зовут это милое дитя?

— Дженни.

Я покачала малышку с ямочками на щечках взад-вперед. Она засмеялась и захлопала в ладоши. Я прижалась к ее щеке и вдохнула запах хлопковой одежды, согретой солнцем. В следующее мгновение она повернула распростертые руки к сестре, вдруг осознав, что я была незнакомкой.

— А она разве тоже ест кукурузную кашу? — спросила я.

Олли наклонила голову и ответила:

— Конечно.

Мои щеки запылали. Мне следовало это знать.

— Я приготовлю ей завтрак.

— Только немного. — Олли подвинула высокий стул к столу и усадила на него сестру. — И никакой патоки, только немного молока.

Я кивнула и принялась за работу, но когда я достала кувшин молока из испарительного охладителя, остановилась. Молоко! Его дает корова…

Я пыталась скрыть волнение в голосе:

— Олли, дорогая, у вас есть корова?

— Да, мэм. Старый Боб. — Она взяла миску из моих рук и принялась кормить сестру.

— Боб? — Может быть, она неправильно поняла мой вопрос?

— Джеймс назвал ее так, когда был еще маленьким. Он не знал, что молоко дают только коровы-девочки.

— Ясно. — Мой лоб разгладился. Интересно, это дом моей тети или этих детей? Тетя Адабель приняла их или сама сюда переехала? Мне очень нужно было получить ответы на некоторые вопросы.

Сняв с крючка у двери в коридоре большую шаль, я накинула ее на голову и плечи. Единственное, в чем я была сейчас уверена, это в том, что корову нужно доить. Каждый день. Два раза в день! Я предположила, что кто-то другой выполнял эту задачу ранее, но если они знали о моем приезде, то наверняка оставили эту работу мне. Я приготовилась выйти в грязный из-за дождя двор.

— А можно мы тоже пойдем? — Джеймс заглянул мне в глаза. — Мисс Ада всегда разрешала нам помочь.

Рядом закивал Дэн. Как я могла не согласиться? Они пока не знали, что мисс Ада уже улетела на небеса.

— Олли, позаботься о Дженни. — Я раскрыла полы шали, мальчики стали у моих ног, и мы вышли под стену дождя. Мы прошли мимо ворот и сада так быстро, как только могли передвигаться ноги малышей.

Мычание Старого Боба становилось все громче. Я подхватила Дэна на руки и пронесла его весь небольшой остаток пути.

К тому времени как мы открыли ворота хлева, наша одежда вся вымокла.

Отчаянный зов коровы поощрил меня двигаться вперед. Я умела доить. Я делала это с тех пор, как стала чуть старше Олли. Я взяла ведро у стены, а возле стойла нашла стул.

Старый Боб посмотрела на меня благодарными глазами, когда я начала ее доить равномерными движениями. С каждой струей молока, бьющейся о ведро, у меня в голове рождались вопросы. Какое отношение моя тетя имела к этой семье? Как умерла мать этих детей? Когда вернется их отец?

Наконец я выдоила последнее молоко, похлопала корову по бедру и встала.

Передо мной открылась картина всего хлева. Стойла для лошадей — несколько штук, пустых. С другого конца — двойные двери.

Вдруг ржание прорубило воздух.

— Что там?

Джеймс и Дэн перестали играть в догонялки, щеки раскраснелись, они едва переводили дух.

Наконец Джеймсу удалось проронить несколько слов.

— Том и Хак, это наши мулы.

— И Дэнди! — добавил Дэн.

— Дэнди — это папина лошадь.

Папина лошадь.

— Значит, это ферма вашего отца?

Джеймс кивнул, Дэн присоединился к брату.

На один вопрос получен ответ, осталась еще тысяча.

На улице прогремел гром. Я завела мулов и лошадь в пустые стойла. Чтобы пуститься в обратный путь домой под дождем, вновь накрыла детей шалью. У мальчиков после похода в хлев с одежды все еще капала вода. Ну да ладно. Они все равно пойдут под дождем, и им уже не страшно.

Я позволила им бежать вперед, хотя и сама не сильно отставала.

— Ждите на крыльце! — закричала я, увидев, как они промчались в ворота и побежали к дому.

Затем я заметила лошадь, покрытую попоной и привязанную к забору.

Я поставила ведро с молоком на крыльцо и прошла мимо мальчиков.

— Снимите мокрую одежду и бегите наверх переодеваться! — крикнула я им, пока подол моей мокрой шали шлепал по крыльцу.

На полу я увидела мокрые следы и пошла за ними, хотя было и так ясно, куда они ведут — в спальню тети Адабель.

Мужчина в темном костюме стоял у кровати. Олли выглядывала из-за него, Дженни тихо лежала у нее на руках. Я взяла ребенка на руки, пока мужчина — доктор, как я поняла по черному саквояжу, который он принес, — повернулся. Олли бросилась ему на грудь. Седые усы мужчины дрогнули, рыдания девочки взорвали неестественную тишину.

Я заморгала, прогоняя набежавшие слезы. Слезы горя и облегчения. Доктор бросил на меня взгляд из-под кустистых бровей, а затем перенес все внимание на Олли.

— Успокойся, деточка. — Он опустился на колени. Олли положила голову ему на плечо и обвила руками шею. — Мисс Ада больше не болеет. Помнишь, ты же хотела, чтобы она не болела. — Он мягко выговаривал слова, и было ясно, что его родина где-то за пределами берегов Америки.

Олли покачала головой, когда он поднял ее на руки. Я убаюкивала Дженни. Взгляд мужчины скользнул мимо меня и остановился в дверях. Я обернулась. Там стояли Джеймс и Дэн, голышом, ничего не стесняясь. Их глаза были широко распахнуты, в лицах ни кровинки.

Мои щеки запылали.

— Оденьтесь, мальчики! — Я вытолкала их из комнаты, став в проеме двери и закрыв вход. Они побежали наверх. Закусив губу, я повернулась к пожилому мужчине.

Он уже поставил Олли на пол.

— Если ты пойдешь и присмотришь за малышами, — сказал он ей, — то мы здесь займемся делами.

Девочка кивнула и забрала у меня Дженни. Я отступила от прохода. Еще раз задержав взгляд на фигуре в постели, Олли присоединилась к хаосу, царившему наверху.

Мужчина кивнул мне, когда Олли ушла.

— Шериф сказал мне, что вы приехали.

— Да, но слишком поздно. — Я глянула на восковое лицо тети Адабель, лицо, которое напоминало мне о кукле, которую папа подарил мне на мой десятый день рождения.

— Здесь уже ничего нельзя было сделать. Испанка убивает тяжело и быстро. Но, по крайней мере, вы сможете позаботиться о детях.

— Дети. — Я почувствовала, как мое лицо нахмурилось. — Я так понимаю, это ферма их отца?

Мужчина поднял холодную руку тети Адабель и аккуратно положил ее на грудь.

— Френк Грешем. Его жена Клара умерла при родах.

— Дженни. — Мой шепот был едва слышен из-за топанья наверху.

— Френка уже отправили во Францию. Адабель переехала сюда. Она помогала им по хозяйству с тех пор, как они все были еще крошками, все трое. Относилась к ним как к своей семье, которой у нее не было.

Я нахмурилась, но не от неловкости, а от грусти. У тети никого не было, потому что мама отказалась общаться с ней. Как мама могла допустить, чтобы все дошло до такого?

Топот наверху немного успокоился, тишина заглушала мои вопросы.

— Я думаю, вы, наверное, захотите ее обрядить. — Слова доктора прервали мои размышления, и от них у меня пересохло во рту. Неужели он думал, что я знаю, как это делать? Разве в городе не было женщин — друзей тети Адабель, — которые лучше справились бы с этой задачей?

Доктор вышел из комнаты. Я последовала за ним, закрыв за собой дверь.

— У вас не будет времени для того, чтобы тело полежало, как положено. Нам нужно похоронить ее. Наверное, найдется несколько человек, которые смогут отставить свои ежедневные дела и прийти на похороны.

Я не знала, что беспокоит меня больше: то, что он прочел мои мысли, или его намек на то, что тетя Адабель была не единственным заболевшим человеком с летальным исходом.

Я знала, что грипп может сразить старых и молодых, тех, кто уже болел чем-то другим, но моя тетя не соответствовала этому описанию.

— Кто-нибудь приедет за ней? — Из моего горла вырвался хрип.

Доктор почесал за ухом, взъерошив прядь волос, которая не пожелала потом лечь ровно.

— Завтра утром. Рано. Вы сможете всех приготовить?

— Да. — Но смогу ли я действительно подготовить женщину к похоронам? Затем мне в голову пришла еще более ужасная мысль. Как я смогу подготовить детей к этому зрелищу?

— Наверное, детям следует присутствовать… — Я рассчитывала словами прогнать страх, надеясь получить крохотную отсрочку.

Он ответил ворчанием, которое я восприняла как согласие.

— О них больше некому позаботиться. У всех в округе есть собственные дети, требующие внимания. — Промелькнуло ли и на его лице выражение страха?

Я сцепила пальцы изо всех сил, собираясь с мужеством.

— Мы будем готовы.

Прежде чем он вновь заговорил, взгляд его глаз стал строже.

— И не будет прощания в церкви или в здании школы. Я бы не хотел, чтобы инфекция распространялась.

Его слова упали тяжело и глубоко, будто валун свалился в водоем. Затем он открыл заднюю дверь, чтобы уйти.

— Подождите. — Я последовала за ним на крыльцо, под ноги мне попалась мокрая одежда мальчиков. — Вы сможете, пожалуйста, послать телеграмму моей матери? Маргарет Хэндрикс из Даунингтона, Оклахома. Вы сможете рассказать ей, что произошло?

Его плечи поникли, будто я нагрузила его еще и двадцатикилограммовым мешком муки, наряду с его обычной поклажей. Но он не колебался, записал всю информацию себе в блокнот, а затем забрался в повозку.

Я стояла во дворе, скрестив руки на груди.

Утром мы похороним сестру моей матери. К завтрашнему вечеру я надеюсь получить весточку от мамы. Она скажет мне, что делать дальше.

 

Глава 7

Следующее утро прошло не так, как я себе представляла. Но разве все могло пройти гладко? Вокруг меня суетилось четверо детей, жаждущих внимания взрослого, а на меня тяжелым бременем давила неопределенность с похоронами моей тети.

— Мы можем увидеть мисс Аду? — спросил Джеймс.

— Не сейчас.

Дэн повернул ручку двери, ведущую в спальню.

— Нет! — крикнула я, напугав Дженни до слез. Подлетела к Дэну и отогнала малыша — у него аж пятки сверкнули.

Взгляд широко распахнутых глаз Джеймса пробил брешь в моем намерении быть сильной.

— Олли, раздай всем кукурузную кашу. Мальчики, садитесь и ешьте! — Я усадила Дэна на скамью и придвинула ее ближе к столу.

Все повиновались. Когда они выскребали из мисок последние крохи, на заднем крыльце раздались тяжелые шаги.

Я сняла фартук и вытерла Дженни лицо.

— Олли, отведи всех наверх.

Как только топанье затихло, я открыла кухонную дверь. Со шляпы одного из мужчин капала вода. За ним было еще двое, а между ними стоял гроб. Старые мужчины. Я подумала, что молодые, наверное, ушли на войну.

— Вы пришли сюда за… ней? — Слова застряли у меня в горле, как ложка в переваренной каше.

Мужчина кивнул.

— Мистер Криншоу просил передать, что заедет за всеми вами на автомобиле.

— Мистер Криншоу?

— Он владелец магазина в городе. Хотя не знаю, сможет ли его новомодный автомобиль пройти через эту грязь.

Я выдохнула, хотя даже не заметила, как задержала дыхание. Мистер Криншоу с автомобилем. Нам не придется ехать вместе с телом тети Адабель.

Мужчины зашли в дом. Я не могла вынести зрелища, когда пустой гроб вносили в дом, а затем выносили уже с телом, поэтому я торопливо поднялась наверх и помогла детям одеться в их лучшие воскресные костюмы. Тем временем снизу доносились глухие удары, стуки, затем мужчины понесли свою грустную ношу через черный ход.

Чуть позже скрип лошадиной сбруи подозвал меня к окну. Я увидела, как фургон тронулся, простой деревянный короб стоял в нем, лошади месили грязь, размытую водой.

— Вскоре приедет мистер Криншоу. — Я заговорила скорее, чтобы заполнить тишину, нежели сказать что-то детям. — На своей машине.

В глазах малышей загорелись искорки, и тоска по мисс Аде тут же развеялась. Мальчики понеслись вниз по ступенькам и припали к окну возле крыльца, выглядывая автомобиль. Рядом в комнате раньше лежала их опекунша. К счастью, мужчины, выносившие ее из дома, закрыли за собой дверь.

Когда раздался гудок рожка, ознаменовав собой прибытие мистера Криншоу, Джеймс и Дэн поспешили во двор. Олли, Дженни и я вышли на парадное крыльцо и увидели долговязого человека, похожего на чучело, державшего на длинных руках мальчиков. Над его головой был раскрыт зонтик, поэтому хотя бы на некоторое время ребята оставались сухими и чистыми.

— Мистер Криншоу?

— Да, мисс. — Он развернулся и пошел вперед. Его длинным ногам нужно было сделать всего несколько шагов, чтобы дойти до машины. Олли промчалась под дождем и забралась на заднее сиденье рядом с мальчиками.

Я села вместе с малышкой на переднее сиденье возле мистера Криншоу. Колеса сначала забуксовали в грязи, но вскоре мы тронулись вперед. Я смотрела прямо перед собой, размышляя о том, где находится кладбище, кто там будет и привезет ли мистер Криншоу нас обратно.

И я беспокоилась о детях. Я знала, что Дженни пребывает в блаженном неведении, а Олли, напротив, угнетена болезненной потерей. Она объяснила братьям про мисс Аду вчера. По крайней мере, она мне так сказала. Я ожидала, что меня забросают вопросами про небеса, смерть и похороны, но не услышала ни одного. Насколько они все понимали? Меньше года назад умерла их мать. Понимали ли Джеймс и Дэн, что мисс Ада уже никогда не вернется?

Автомобиль повело, и он заскользил по грунтовой дороге. Я ухватилась на край сиденья одной рукой, удерживая другой Дженни. Наконец мы проехали мимо железнодорожной станции и повернули на главную улицу.

Разве только день прошел с тех пор, как я приехала? Та девушка, которая вчера сошла с поезда, была так не похожа на меня сегодняшнюю…

Сейчас мне удалось разглядеть больше, чем в день приезда, несмотря на завесу дождя. На большой вывеске было написано «Галантерея Криншоу».

Рядом с магазином нашего немногословного водителя стояли другие здания, но я не удосужилась прочитать название каждого. За скромными витринами промелькнули несколько домов. Потом городок закончился, началась открытая местность с нетронутой землей, на ней располагалась церковь с белым шпилем, а с другой стороны было кладбище, все в каменных надгробиях.

Мистер Криншоу припарковался близко к белому заборчику, огораживающему святую землю, и заглушил мотор. Он протянул мне зонтик, а сам взял еще один. Дождь усилился, будто подстегивая нас еще быстрее бежать к свежевырытой могиле. Джеймс и Дэн старались вести себя достойно. Мы с Олли держали их за воротники рубашек, пытаясь заставить стоять под зонтиками. У ямы находился мужчина. Его лицо напомнило мне папину собаку, всю в складках, с вечно грустной мордой. В руках он держал черную книгу, и я предположила, что это Библия.

Возле него на земле стоял гроб, его свежевыструганные края уже были измазаны землей. Я попыталась представить, как тетя Адабель мирно лежит внутри — чистая и холодная. Не та тетя, которую я видела на смертном одре, а та, которую я помнила с детства. С мягкими кудрявыми волосами и смеющимися глазами.

Олли, наверное, думала о том же. Она просунула свою ладошку в мою.

— Мама всегда говорила, что, когда идет дождь, спится лучше всего.

Я сжала ее руку и попыталась выдавить скупую улыбку, но боковым зрением следила за Джеймсом, который навис над ямой, наклонившись вниз. Дэн пробрался вперед, чтобы присоединиться к брату. Оба стояли теперь вне досягаемости моего зонтика, волосы прилипли к головам, одежда облепила маленькие фигурки. Я передала Дженни в руки Олли и пошла к ребятам. Черная грязь набилась в ботинки и сочилась от лодыжки вниз. Я потрясла ногой, подошла к Дэну и привлекла его ближе к своей юбке. Он схватился за ткань своими пухленькими пальчиками, как я и хотела. Затем я положила руку на плечо Джеймса, привлекая малыша к себе. Оба мальчика стояли теперь наполовину скрытые от дождя моим зонтом.

Я не слышала слов проповедника. Вместо этого мой взгляд блуждал по моим маленьким подопечным. Я подумала об их отце-солдате. Он не увидел рождения дочери и не присутствовал при последнем вздохе жены. И теперь их друг, которому доверили заботиться о детях, тоже покинул их, оставив детей на мое неопытное попечение. На меня — совершенно незнакомого человека! Я ему напишу. Успокою, рассказав о положении вещей в семье и доме.

Зазвонил церковный колокол. Повернув голову на звук, я увидела еще три могильных холмика. Секунду я не могла дышать. В таком маленьком городке, где большинство мужчин ушли на войну, сразу четыре свежие могилы — это нечто из ряда вон выходящее.

У моих ног крутился Джеймс. Сложив ладошки лодочкой, он подставил их под веснушчатый нос. Через бледные пальцы просачивалась красная жидкость. Мне понадобилось мгновение, чтобы осознать, что это кровь.

Кровь!

В горле стала подниматься горечь, когда я достала носовой платок из рукава и попыталась вытереть кровь. Но она все капала.

Олли отдала мне Дженни. Я держала ребенка и зонтик, и стояла неловко, чувствуя боль в лодыжке. Дэн потянул меня за юбку, и под его весом я чуть было не осела назад на сырую землю.

— Все в порядке, Джеймс. — Олли спокойно подняла край своего белого платья и вытерла брату нос.

— Он же не заболел, правда?

Мой взгляд остановился на одном из мужчин, которые приехали на повозке. Ему было плевать на дождь.

— Нет, — ответила я, надеясь, что звук моего голоса хлестнул его так же резко, как и пощечина, хотя его слова зародили во мне сомнения.

— У него иногда из носа идет кровь, — сообщила нам Олли, потом, найдя на платье чистое место, опять вытерла брату нос.

Дэн начал плакать, спрятав голову в полах моей юбки, но я заставляла себя стоять ровно.

Раз за разом Олли пятнала свое платье кровью брата. Ее новое белое платье пропиталось дождем, грязью и кровью. Это платье, рассказала она мне, сшила мисс Ада и закончила как раз перед тем, как грипп приковал ее к постели.

Проповедник сказал «аминь». Из носа Джеймса перестала идти кровь. Я наконец выдохнула и хотела как можно скорее отвезти детей домой, не дожидаясь новых происшествий.

Мужчины подсунули под гроб две веревки, по одной с каждого конца, готовясь опустить его в землю. Взявшись за веревки руками в перчатках, четверо мужчин позволили гробу опускаться под собственным весом. Веревки медленно скользили в их ладонях. Дождь барабанил по полям их шляп. Но вдруг — то ли намокли перчатки, то ли веревки, то ли дерево намокло, а может, просто кто-то не удержал — деревянный гроб соскользнул с веревок и приземлился на дно ямы с мягким глухим стуком.

Дэн сделал шаг вперед, всматриваясь в могилу мисс Ады.

— Ой, — сказал малыш, — он упал.

Я закрыла глаза и молилась, чтобы крик, звучавший в моей голове, не вырвался наружу.

— Да, дорогой. — А что еще мне было ответить?

Олли отвела братьев от края могилы, боясь, как я подумала, что они тоже могут свалиться вниз головой. Я поблагодарила проповедника и мужчин так, как ожидала бы от меня мама. Тем временем Олли вела мальчиков к машине. Уже никто и не вспоминал о зонтике. Может быть, дождь смоет комки грязи с их одежды. Держа Дженни на руках, я постояла еще немного у края могилы. Полные лопаты мокрой земли шмякались о деревянную крышку гроба — могилу засыпали. Я поторопилась уйти, жалея, что не могу закрыть уши руками.

Потом, несмотря на шум дождя, я услышала тоненький голосок Джеймса.

— Мисс Ада улетела на небеса и будет теперь с мамой, да, Олли?

— Да, Джеймс. Мама и мисс Ада теперь на небесах, а папа во Франции. Но папа скоро вернется домой. А пока я о тебе позабочусь, не переживай.

Джеймс смотрел на меня, в уголках рта трепетала улыбка. Я пыталась придать лицу бодрое выражение, но пока грязь засасывала мои ботинки, я думала о тете, лежащей на дне ямы. И благодарила Бога, что дождь скрыл от детей мои слезы.

 

Глава 8

Я тешила себя надеждой, что после гудка последнего поезда в дом бодрым шагом войдет мама. Но этого не произошло. И никто не принес телеграмму от нее. Вскоре наступило ничем не заполненное воскресенье.

У меня ломило все тело. Сотни раз за утро я ощупывала щеки, лоб, затылок, проверяя, не поднялась ли температура. Кроме холода, мои пальцы ничего не ощущали, не было никакого неестественного жара.

Нам нужно было заняться чем-то спокойным и мирным.

— У вас есть какие-нибудь книги, которые мы можем почитать? — спросила я.

Олли кивнула и пошла к полке в углу. Тем временем я зажгла камин.

Я была уверена, что у них есть Библия, это было бы весьма уместное чтение на данный момент, но надеялась, что девочка принесет книгу, в которой будет изложена увлекательная история, способная поглотить внимание малышей на некоторое время.

В камине сначала разгорелся небольшой огонь, а затем уже большие языки пламени начали лизать бревна. Я несколько минут постояла возле камина, грея руки, прежде чем умоститься на диване. Дети подбежали и устроились рядом. Олли протянула мне книгу, в ней где-то на трети лежала закладка — полоска красного шелка.

— Мисс Ада читала ее нам, — сказала Олли. — Раньше.

Раньше, до того. Так много сказано в одном слове. До того, как мисс Ада заболела. До того, как умерла. Раньше. Иногда очень хорошо вернуться назад.

Я пробежала пальцами по тисненными золотом буквам обложки и улыбнулась. «Хайди».

— Мама читала ее мне, когда мне было столько же, сколько и тебе. — Я обратилась к Джеймсу. — И моему брату тоже.

— А где твой брат? — спросил он, внезапно заинтересовавшись.

— Во Франции, как и твой папа.

— А он знаком с папочкой? — спросил Дэн.

— Нет, не думаю. — Но я улыбнулась, представив отца этих детей — Френка? — который вдруг повстречался с моим братом, Уиллом. А что, если они познакомились? Стали друзьями?

— Теперь сидите тихо и дайте Бекке почитать нам. — Олли протянула книгу и вытащила палец Джеймса из похожего на розу ротика Дженни.

Огонь в камине потрескивал, нагревая комнату. Дженни уснула, лежа укутанная на полу, а история Хайди вытеснила печальные мысли у всех собравшихся. Огонь начал угасать. Мы читали, пока мой желудок громко не заурчал.

Джеймс выпрямился.

— Я тоже голоден!

В заднюю дверь негромко постучали, и этот звук окончательно разрушил нашу мирную картину.

Джеймс поспешно выбежал из комнаты. Я пошла за ним, переступив через спящую Дженни.

— Зачем вы приехали, шериф? Мы не сделали ничего плохого! — Из кухни доносился важный голос Джеймса.

Когда я вошла, шериф ерошил на голове мальчика непослушные завитушки.

— Рад это слышать, сынок. — При взгляде на меня глаза шерифа сразу померкли. — Как вы?

— Все в порядке. — От его простого вопроса у меня из живота начала подниматься нервная дрожь.

Он посмотрел на Джеймса, и я облегченно вздохнула. Ну конечно! Он услышал вчера, что у Джеймса пошла носом кровь, и приехал нас проведать. Ему сказал мистер Криншоу.

— Да все в порядке, правда. — Я видела, как он мнет в руках шляпу. — Могу ли я предложить вам кофе?

Шериф кивнул и сел, перебросив ногу через кухонную скамью, шляпа опустилась на пустое место рядом. Он отбросил назад влажные волосы, заложил руки за голову и откинулся на сиденье. Меня опять обуяла неуверенность. Мне было вполне достаточно проблем с детьми. И мрачный, подавленный шериф мне был совсем не нужен.

Кофейник стоял на подогревающейся полке у задней части плиты, но огонь едва горел и тепла было мало, а оставшийся с утра кофе уже загустел. Не могла же я его вылить! Мама всегда говорила, что выбрасывать еду — это грех. Я потрясла кофейник, перемешивая его содержимое. Судя по всему, шериф вряд ли это заметил. Густая жидкость вылилась в чашку, и я понесла ее к столу.

Не взглянув на меня, он поднес чашку к губам и отхлебнул безо всякого недовольства.

— Мы никогда не думали, что это дойдет аж сюда. — Он держал чашку обеими руками, хотя я знала, что она совсем не греет его пальцы.

— Не думали, что это дойдет?

Я посмотрела на Джеймса, потом нагнулась и прошептала ему на ухо:

— Позволь мне поговорить наедине с шерифом Джефрисом.

Джеймс поспешно вышел. Я подвинула стул и села во главе стола.

— Никогда не встречал прежде такого гриппа. — Он достал газету из кармана и подвинул ее ко мне по столу. — Взял вашу почту из почтового ящика. Думаю, у вас вчера не было времени об этом подумать.

«Даллас морнинг ньюз». У меня внутри все запело от счастья! Даллас должен быть неподалеку, если здесь получали городскую газету. Я попыталась сдержать радость в голосе.

— Газета приходит ежедневно?

Мужчина кивнул, допивая остатки кофе.

— Френку нравилось быть в курсе происходящего и не ограничиваться только местной газетой. — Он поставил чашку на стол. — Наверное, я лучше пойду.

Мы оба встали, при этом я украдкой посматривала на газету, мечтая жадно впиться в строки и прочитать о городе, где я вскоре буду, о городе, где жил Артур.

— Я буду навещать вас так часто, как только смогу, — добавил он.

— Спасибо. — Я погладила газету, словно стараясь убедиться в том, что она все еще будет ждать меня, после того как я провожу шерифа к дверям.

Его ботинки протопали к входу, шляпа мялась в руке. Мне было его жаль, но я не знала почему. Вдруг из глубины дома раздался вопль.

— Мне нужно… — Я жестом показала, что мне надо идти на шум.

— Я понимаю. — Он нахлобучил шляпу на голову и поспешил через двор.

— Подождите! — Я выбежала наружу, не обращая внимания на холод, дождь и грязь. — Вы можете сказать, послал ли доктор телеграмму моей матери?

Он уже поставил ногу на подножку автомобиля и, обернувшись, посмотрел на меня.

— Я не знаю, но выясню. — Шериф завел мотор и уехал, а меня звал в дом все нарастающий плач.

— Дэн сел на нее. — Олли укачивала на руках малышку.

— Сел на нее? — Я посмотрела на Дэна.

— Я хотел понять — она такая же мягкая, как и диван?

Я прижала руки ко рту, но смех рвался наружу и раздавалось фырканье. Я сжала губы. Плотно. Я молчала, пока ко мне не вернулось самообладание. Потом уперла руки в бока и попыталась подражать строгости мамы.

— Ты не должен был садиться на сестру.

Дэн, понурив голову, ушел. Джеймс последовал за братом.

— Я дам Дженни чайный бисквит. Все будет в порядке. — Олли вынесла сестру из комнаты.

Я упала на ближайший стул, безвольно раскинув от усталости в стороны ноги и руки. Я думала, что пребывание в Пратер Джанкшене подарит мне несколько недель, чтобы составить план, как добраться до Далласа, к Артуру, к совершенно новой жизни. И я надеялась, что моя тетя поможет мне. Все сложилось совершенно не так, как я ожидала. Но я по-прежнему верила, что Бог послал меня сюда по какой-то причине.

Единственная причина, которую я сейчас могла предположить, это, конечно, Артур.

Тут пришел Дэн, залез мне на колени, спрятал голову на груди и свернулся клубочком. Я вздохнула и обняла теплое тельце. Я не знала, как долго пробуду в Пратер Джанкшене с детьми, но мне точно не придется скучать.

* * *

Усталость сморила детей этим вечером раньше обычного. Троих, уже спящих, я отнесла наверх на руках. Олли едва-едва сумела взобраться по ступенькам самостоятельно.

Тело мое мечтало об отдыхе, но разум желал бодрствовать. Тлеющие угольки догорали в камине, освещая мой путь к декоративной лампе, стоявшей на столе в центре комнаты. Я подкрутила фитиль, и яркий свет озарил не только комнату, но и сирень, изображенную на абажуре, и газету, лежащую на столе.

Взяв газету в руки, я села на обитый тканью стул как можно ближе к столу, чтобы просмотреть страницу за страницей. Военные новости, сельскохозяйственные, местные. Потом я дошла до коротких сообщений об испанке. Все больше вспышек болезни в Далласе. Будьте осторожны, чтобы не заболеть. Больничные койки переполнены. Уровень смертности растет. И Кэмп-Дик на карантине.

Я выпрямилась, мое сердце билось с такой силой, как копыта лошади бьют по твердой земле. Я должна написать Артуру и убедиться, что он здоров.

Я обвела взглядом квадратную комнату. Нет никакого бюро, в котором могли бы храниться перо и бумага. Я зажгла маленький светильник и, освещая путь, пошла на кухню. Начала искать в ящиках высокого уилсоновского кухонного шкафа. Опять ничего.

Вернувшись в коридор, я остановилась перед закрытой дверью спальни, расположенной внизу. Спальня тети Адабель. Возможно, это было ее святилище, скрывающее женщину от каждодневной суеты маленьких ножек, ее убежище долгими вечерами. Здесь она могла писать письма отцу детей или читать его письма детям. Но я все еще не избавилась от тех ощущений, когда касалась ледяных рук тети, вдевала их в ее лучшее платье, застегивала туфли… По-прежнему ли был слышен в комнате ее шепот? Могла ли я нарушить этот покой?

Несмотря на мои колебания, беспокойство об Артуре требовало выхода. Я положила руку на ручку двери, втянула воздух и замерла. Закрыв глаза, я открыла дверь, одновременно переводя дух. Мне понадобилось мгновение, прежде чем я набралась смелости и открыла глаза. Маленькая лампа в моей руке излучала свет, разгонявший тьму.

По комнате гулял пронизывающий ветер, он рвался внутрь через окна, распахнутые настежь для проветривания. От холода я задрожала, поставила лампу на угловой стол. Открылся вид на всю комнату. Кровать, с которой сняли абсолютно все, готовая, чтобы ее вновь застелили. На умывальном столике пустой фарфоровый таз. Кресло-качалка, стоящее теперь по другую сторону кровати, возле комода. Мебель в другом углу состояла из полок для книг, закрытых стеклянными дверцами, и письменного стола с ящиками.

Оконные рамы никак не хотели становиться на место, но я наконец смогла их закрыть и оставить бушующий ветер снаружи. Все еще дрожа, я придвинула к столу стул с прямой спинкой, стоявший у книжного шкафа, откинула крышку бюро и начала рыться во всех ящиках и углублениях.

Писчая бумага. Конверты. Перо и чернила. Я так жадно схватила их, будто это был сам Артур, а не средства общения с ним. Затем я пересмотрела связанные стопкой конверты, лежащие в нижнем отделении. Я взяла их в руки, позабыв обо всем на свете. Я с трудом сглотнула, не в силах оторвать взгляда от размашистой надписи на конверте: Адабель Уильямс, Пратер Джанкшен, Техас, США.

От Френка Грешема? У меня внутри все сжалось, когда я бросила взгляд на дверь. Но там никого не было, чтобы недоумевать, почему я читаю письма, не предназначенные мне. Мне нужно знать их содержание. Этот человек вернется, и окажется, что он вдовец с четырьмя детьми и фермой только на его попечении.

Если он вообще вернется.

Возможно, он ранен. Возможно, уже сел на корабль, идущий домой. Мне прочитать первое письмо или последнее? Я развязала стопку писем и позволила им разлечься на столе, как в мелком ручье растекается галька.

Я вытащила один конверт из середины и достала письмо.

Пробежала глазами его содержание. Не очень длинное, просто хорошее письмо. Одно из писем, посвященное благодарностям моей тете за ее заботу, указания детям, но нежности было мало. Письмо такого рода я ожидала бы от своего отца.

Помня о решимости написать Френку, я отодвинула в сторону конверты и достала чистый лист бумаги.

Уважаемый мистер Грешем!

Ребекка Грейс Хэндрикс.

Меня зовут Ребекка Хэндрикс, я племянница Адабель Уильямс. Я сожалею, что именно мне приходится сообщить вам о болезни и безвременной кончине моей тети два дня назад. Незадолго до своей смерти тетя послала за мной, прося о помощи. Я не знала, что она присматривает за вашими детьми, но я пообещала ей, что останусь с ними, по крайней мере до тех пор, пока не будут улажены все формальности. У вас будут для нас какие-либо указания?

Еще раз приношу вам свои извинения за плохие новости. Я понимаю, что вам и самому пришлось несладко с того времени, как вы высадились во Франции.

Искренне ваша,

Я вложила письмо в конверт и скопировала адрес с его письма моей тете. Отложив готовый к отправке конверт, я написала письмо маме, сообщив ей, что останусь с детьми Грешема, пока не получу новостей от их отца. Или от Артура.

Наконец мои руки занялись тем, чем хотели с самого начала, — письмом к Артуру.

Улыбка появилась у меня на устах, как только я представила все письма, которые получу в ближайшие месяцы, — бессвязные любовные послания, которые завоюют мое сердце. Я была уверена. А когда закончится война, мы с Артуром полетим куда-то в неизведанное будущее, будем жить в Далласе, или Нью-Йорке, или, может быть, в Европе. Передо мной мелькали картинки, как в кино, сопровождаемые нежной игрой фортепиано…

Мое перо скрипело по бумаге. Неистовые мольбы, желающие Артуру благополучия. Тяжелые слова о смерти тети Адабель и похоронах. Полные смеха описания детей. Слова обожания, обращенные к возлюбленному.

Приезжай ко мне скорее… Я умоляла вновь и вновь, затем написала свое имя и размашисто подписалась.

К тому времени как я закончила письмо и, подождав, пока высохнут чернила, положила его в конверт, я уже мечтала о том, чтобы пришел сон и увлек меня в свои объятия. Я шла по лестнице, едва переставляя уставшие ноги, говоря себе, что мама скоро напишет, пришлет письмо или телеграмму. Как только она узнает, как сложились обстоятельства, она сразу же приедет на помощь. И как только я смогу убедить ее и Артура, что Господь привел меня в Техас, чтобы ускорить наступление нашего совместного будущего, мы с Артуром начнем новую жизнь, предназначенную нам Всевышним. И жизнь эта начнется в мире, куда большем, чем выбрали для себя мама и тетя Адабель.

 

Глава 9

На следующее утро, как только солнце выглянуло из-за туч, мы с детьми пошли во двор по мягкой земле. Мы подоили Старого Боба, покормили кур и завели мулов и лошадь в хлев после того, как наполнили их кормушки. Но мы недолго оставались на скотном дворе. День был солнечным, и я решила воспользоваться этим и постирать вещи.

Я заполнила одну оловянную ванну рубашками, штанами, юбками и платьями. Наша одежда плавала в воде, которая постепенно становилась коричневой. Тем временем я закатала рукава старого ситцевого платья, привезенного специально для такой тяжелой работы, которое я достала со дна своего чемодана. На печь я поставила тяжелый чайник и стала разжигать огонь, добавляя газеты, и ту, что читала вчера, пока языки пламени не стали лизать большие поленья. Мы с детьми, сменяя друг друга, заполняли котел водой из цистерны, нося ее ведрами.

Солнце пекло мне шею и плечи, пока я терла одежду о доску, а потом каждую вещь протянула через пресс для отжима белья. Воздух наполнили взрывы смеха. Я распрямилась и посмотрела в бесконечную синеву у меня над головой.

Карантин означал, что Артур не мог больше летать? Или он мог быть в небе в эту самую минуту? В газете я прочитала историю о том, как самолет совершил аварийную посадку прямо у кого-то в саду. Как только пилоты выбрались из машины, семья пригласила их на ужин.

А что, если Артур упадет с неба? Он выживет, получив лишь несколько ссадин и синяков? Над моей головой лениво кружил ястреб, и я помолилась, чтобы крылья Артура летали так же уверенно. И если уж он и совершит аварийную посадку в чьем-то дворе, то пусть это будет мой!

Когда солнце было уже в зените, я вымыла детям ноги, перепачканные в грязи, затем вытерла рукой мокрый лоб. Выстиранная одежда лежала в корзине, ожидая, пока я смогу ее развесить. Я не думала, что можно выполнять тяжелую работу и при этом присматривать за детьми.

— Я думаю, вам всем днем нужно вздремнуть.

В ответ все, кроме Дженни, застонали. Она захлопала в ладоши, наморщила носик, улыбнувшись от уха до уха. Разумеется, она ничего поняла, но тем не менее это помогло справиться с остальными детьми.

Спешно подав ланч из традиционной кукурузной каши с патокой, я сказала себе, что позже необходимо обследовать подвал и приготовить что-то другое. Отправив детей спать, я достала из корзины всю мокрую одежду и развешивала ее до ломоты в плечах, пока все вещи не заколыхались на ветру. Несмотря на усталость, руки и ноги двигались с какой-то нервной энергией, как у лошади перед забегом.

Всю жизнь в День независимости, четвертого июля, я любовалась блестящими гнедыми скакунами и серыми в яблоках лошадьми, которые мчались по необработанному полю за Даунингтоном. Я видела, как они стояли, пританцовывая на старте, нетерпеливо ожидая команды. Наблюдала, как при звуке выстрела они трогались и бежали к финишной прямой. Мой старт начерчен сейчас передо мною — я жду телеграммы от мамы или письма Артура, зовущего меня к себе, они и будут звуком выстрела, который отправит меня вперед к цели. И поле, по которому я побегу, будет наполнено задачами, более прекрасными, чем чистка стойла, стирка белья или свадьба в сельском саду. Но до этого я сдержу свое обещание и буду заботиться здесь обо всех и обо всем.

Использовав последнюю прищепку, я пошла на кухню. Я нашла полмешка муки, сахар и несколько консервных банок в шкафу. И, конечно, полный мешок кукурузной муки. Я посмотрела на пустой сад перед домом. В подвале я надеялась обнаружить овощи, заготовленные на зиму. Если это так, то в ближайшее время у нас на столе появится разнообразие.

Я зажгла маленький фонарь и толкнула тяжелую деревянную дверь, ведущую вглубь земли. Сказать по правде, я ненавидела подвалы. Если, конечно, не играешь в прятки. Большая дверь, открывшись, ударилась о стену. Подняв фонарь повыше, я спустилась вниз. Вдоль стен шли грубо сколоченные полки. Я подкрутила фитиль, чтобы стало светлее, и заглянула в первую корзину, килограммов на пятнадцать. Зеленая фасоль. Бочка около полки наполнена картофелем. Тыква. Лук. Репа. Немного гороха и початки кукурузы. С деревянных стропил свисали пучки трав.

Набрав полные пригоршни зеленой фасоли и картофеля, я сложила их в подол фартука, как в сумку для сокровищ. Выбравшись на свет, я потушила фонарь. Мысль о фасоли и картофеле, приготовленном с солониной, которую я ранее заметила на кухне, заставила меня проголодаться, и я рысью понеслась на кухню.

Вдруг мое внимание привлек громкий сигнал автомобиля. Машина шерифа Джефриса проехала по траве к дому. Мое сердце затрепетало. Я никогда не думала, что приезд шерифа вызовет в моей душе волнение, но поймала себя на мысли, что ожидала его визита с нетерпением. Я подняла руку, чтобы приветственно помахать, забыв, что обеими руками держу фартук с овощами. Фасоль и картофель рассыпались по крыльцу. Я отряхнула грязь с фартука и пошла встречать гостя.

— Где дети?

— Спят. По крайней мере, я надеюсь.

Его губы изогнулись в улыбке, пока он доставал что-то из кармана.

— Это вам. — Он протянул мне телеграмму.

Мое сердце радостно забилось, пока я не прочитала слова, напечатанные на бумаге.

Мама заболела. Оставайся на месте. Скоро напишу.

С любовью, папа.

Мои ноги сами сделали несколько шагов, пока я еще раз перечитала строки. Мама заболела? Насколько серьезно? Чем — испанкой?

Я тяжело опустилась на край крыльца и прислонила голову к столбу, который поддерживал крышу.

Я еще раз поднесла к глазам телеграмму и заставила себе ее перечитать.

— Что случилось? — Кадык шерифа качнулся, а шляпа привычно закрутилась у него в руках.

— Моя мама заболела. — Произнеся слова вслух, я осознала, что они стали реальностью. В уголках глаз застыли слезы. Я не могла на него смотреть.

— Что вы сказали?

Я посмотрела ему в глаза.

— Я беспокоюсь о ней.

Его глаза сузились.

— А разве ваш отец не позаботится о жене?

— Конечно, позаботится. Но, может быть… — Я снова посмотрела на черные буквы на белой бумаге. Папа велел оставаться здесь. Но разве я не была нужна маме?

— Вы же не собираетесь бросить этих детей, правда? Разве не из-за них вы приехали сюда?

Моя голова дернулась в его сторону.

— Да я даже не знала о них, пока не приехала сюда! Я думала, что тетя Адабель быстро поправится. Я думала… — Я махнула рукой и закрыла глаза. — Не важно, что я думала.

— Но вы же останетесь. Не так ли? — Голос сорвался, лицо застыло.

Паника, ясно как день.

Собрав всю волю в кулак, я отбросила сомнения и вновь обрела твердость.

— Разве здесь, в округе, некому позаботиться о детях, пока не вернется их отец?

Голова шерифа качнулась, потом еще раз, и еще. Как качели, которые раскачали и некому остановить.

— Не думаю. На всех сейчас, помимо ежедневных хлопот и обязанностей, лежит бремя войны и гриппа. А что будет со скотом Френка? Вы не можете вот так все бросить и уехать.

— Это не моя ответственность. — Я глубже вдохнула и выпрямилась как можно сильнее. Но все равно мне пришлось откинуть голову назад, чтобы взглянуть в лицо шерифа.

Он хлопнул шляпой по бедру.

— Я ожидал, что любой родственник Адабель поступит так же, как и она, и выполнит свой христианский долг.

Меня передернуло. Как он смеет предполагать, что я менее христианка, чем моя тетя? Мои кулаки сжались, а губы плотно сомкнулись. Кивнув головой, я приказала телу расслабиться и сделать вид, будто все в порядке.

— Конечно, я останусь и позабочусь о детях, по крайней мере до тех пор, пока их отец не примет иного решения. — Или пока папа не велит мне приехать домой. Или Артур не позовет меня в жены.

Я поднялась по ступенькам, не обращая внимания на рассыпанные картофель и фасоль.

— А теперь извините, мне нужно готовить обед для этих драгоценных детей.

Шериф нахлобучил шляпу, его лицо пылало.

— Я приеду, как только смогу. Но сейчас практически в каждом доме испанка. У доктора от перегрузки глаза лезут на лоб. Я пытаюсь ему помочь.

Я заметила, как по боковому крыльцу крадется Олли Элизабет. Наконец она села в углу. Выражение лица шерифа смягчилось. Он полез в карман и достал мятных леденцов.

— Возьми себе и угости остальных. — Он протянул конфеты девочке, прежде чем забраться в машину и уехать.

От раздражения мне хотелось заорать и затопать ногами. Но я воздержалась. В любом случае я не собираюсь оставаться в этом доме на многие месяцы. Я также отказывалась провести остаток жизни на любой другой ферме. Мне уже девятнадцать лет. Разве я не способна принимать решения? Жить жизнью, о которой мечтала?

Я посмотрела на дорогу, ведущую к железнодорожной станции. Мои мечты были так же близко, как облако пыли, двигающееся от горизонта. Если Артур не может приехать ко мне, я сама поеду к нему. В конце концов, независимо от обстоятельств, Пратер Джанкшен намного ближе к нему, чем Даунингтон.

Мое внимание обратилось к Олли. Она стояла, уставившись в мою сторону, склонив голову и сощурив глаза.

— Ты спала? — спросила я.

Она не ответила.

— А другие уже тоже не спят?

— Пока спят. — Олли лизнула конфету. — Мисс Ада и мама никогда бы не заставили меня лечь спать вместе с малышами.

— Правда? — Я собрала фасоль и картофель обратно в фартук.

Олли пососала конфету некоторое время, прежде чем ответить:

— Да.

Демонстративное неповиновение в ее голосе раздражало меня. Я открыла было рот, чтобы возмутиться, но затем заставила себя промолчать. Девять лет! Ей всего лишь девять, напомнила я себе. Я села возле девочки. Она отодвинулась в самый дальний угол. Я подумала о том, как много она услышала из нашего разговора с шерифом. За нами раздался топот маленьких ножек. Джеймс умудрился притащить с собой Дженни. Даже не хочу знать как.

Олли протянула каждому по мятному леденцу. У всех на лицах появились улыбки с такой скоростью, как после грозы появляется радуга.

Я занесла овощи в дом и начала соскабливать с них грязь, думая о маме. Я должна была догадаться, что что-то не так. Мама ответила бы на телеграмму немедленно. А что же Артур? Он должен был уже получить мое первое письмо, которое я послала еще до того, как села на поезд, идущий в Техас. Может быть, и он тоже ответил бы на него, если бы мог?

Взглянув на детей, все еще стоявших на крыльце, я побежала к почтовому ящику, находившемуся за въездными воротами. Я не слышала, чтобы кто-то приезжал или уезжал, кроме шерифа Джефриса, но я ведь некоторое время была в подвале.

Мое письмо к Артуру исчезло. Вместо него лежали «Даллас морнинг ньюз» и журнал по фермерству. Я еще раз заглянула в ящик. Ничего.

— Можно я отнесу их в дом? — спросил Джеймс, протянув руки. Я отдала ему газету и журнал. Он подбежал к дому, взобрался по ступенькам, за ним хлопнула дверь с москитной сеткой.

Мою юбку потянула маленькая ручка.

— Я голоден, Бекка! — На меня уставилось липкое от конфеты личико Дэна.

Я вздохнула и повела его в дом. Пока Господь не пошлет меня в другое место, я сделаю все, что могу, для этих детей.

 

Глава 10

Наступила среда, и мне стало казаться, что я скоро сойду с ума от беспокойства. В почтовом ящике не было никаких писем. Даже газеты не было. Никто не приезжал нарушить наше уединение. Неужели мы были единственными живыми в этом городе?

Мы закончили с завтраком и утренними хлопотами. Я знала, что мне следует убрать в доме, но вместо это я пошла играть в прятки с детьми в саду. Нам бы не помешало кое-что из магазина. Например, овсянка. Но где мне взять деньги, чтобы что-то купить?

Я поискала в кухне, но никаких наличных не нашла. Может быть, тетя хранила деньги в спальне? Я поискала в бюро, в комоде, но по-прежнему ничего не нашла. Затем я заглянула в сумочку, висящую на крючке за дверью. Не знаю, чья она была — тети Адабель или Клары Грешем, да это было и не важно.

Результатом моих поисков стал лишь помятый носовой платок. Его тоже нужно постирать. Я тряхнула его, и на пол выпала банкнота! Я нагнулась, чтобы поднять ее и разгладить. Пять долларов!

Спасибо тебе, Господи!

Я прижала ее к груди, прежде чем поднять окно и высунуться наружу.

— Поехали в город! — крикнула я.

Джеймс и Дэн загикали и заулюлюкали.

Когда я встретилась с Олли на кухне, она искоса взглянула на меня.

— Ты впряжешь Дэнди в повозку?

— Да, я могу. — Обычно лошадь впрягали папа или Уилл, но я знала, как это делать. Я остановилась на мгновение, размышляя. Мне бы хотелось, чтобы поездка в город заняла всю вторую половину дня. — Правда, на дворе такой прекрасный день, почему бы нам не пройтись?

Олли удивленно подняла брови. Она посмотрела на Дженни у себя на руках, а потом снова на меня.

— Я понесу ее, не беспокойся. — Я действительно забыла про малышку. Начну ли я когда-нибудь продумывать свои действия, прежде чем их озвучивать?

До полудня мы быстро пообедали. После того как все было убрано, я повела свой маленький выводок по грунтовой дороге, ведущей в город. Хотя в воздухе витала легкая, как кружево моей нижней юбки, прохлада, солнце припекало наши головы и шеи, пока мы шли. Мальчики все время бегали — то к тому дереву, то к этому камню. Дженни хлопала в ладоши, когда над нашими головами пролетала птица. Олли пыталась поначалу сама нести сестру, но продержалась недолго, несмотря на всю решимость, и затем неохотно передала ее мне. Дженни крутилась и вертелась, дергая пухленькими ножками, так ей хотелось побегать вместе с остальными.

У меня уже опускались руки и занемела спина. Когда впереди показалась железнодорожная платформа, я вздохнула с облегчением, как после освежающей субботней ванны. Хотя по моему лицу уже стекали струйки пота, мои шаги ускорились, дети тоже пошли быстрее.

— Мы практически пришли, малышка.

Дженни мне беззубо улыбнулась, и я поцеловала ее в курносый носик. Да, все будет хорошо.

Мальчики направились к деревянным ступенькам, ведущим к магазину мистера Криншоу. Джеймс толкнул дверь, но она не поддалась. Он повернулся ко мне, глаза расширились от удивления. Он толкнул еще раз, со всей силы, даже щеки покраснели. Дверь не шелохнулась.

Олли покачала головой.

— Раньше мистер Криншоу никогда не закрывался, кроме как по воскресеньям. Ты уверена, что сегодня не воскресенье?

— Конечно, уверена.

Про себя я начала считать дни с похорон тети Адабель. Сегодня точно не воскресенье. Но весь город будто вымер. Я знала, что в будний день большинство фермеров не поедут в город, но чтобы вообще не было никого? Это не могло быть нормой даже для такого маленького городка, как Пратер Джанкшен.

— Он, наверное, уехал кому-то что-то доставить. Я уверена, он вернется через несколько минут.

Я села на ступеньки магазина, примостив Дженни на коленях, и начала изучать город, который видела лишь мельком. По бокам грунтовой дороги стояли дома с широкими фасадами, наружная обшивка у всех окрашена в серый цвет. Вдоль обеих сторон дороги тянулся дощатый тротуар. Прищурившись из-за солнца, бьющего в глаза, я стала читать вывески над дверями заведений дальше по улице.

На углу стояло кирпичное здание местного банка. Возле него располагалась контора шерифа, рядом было что-то похожее на адвокатское бюро, чья вывеска виднелась в следующем большом окне. Я встала, чтобы посмотреть, что расположено рядом с магазином мистера Криншоу. Почта, парикмахерская, а что это за салун там ниже?

За зданиями дорога сворачивала на север. Через улицу дома, которые я заметила по пути к церкви, стояли тихие и безмолвные. Не сушилось на веревках белье, не плакали младенцы, не играли на улице дети. Я вернулась и опять села возле магазина. Олли присоединилась ко мне, пока мальчики бегали, поднимая пыль перед немыми витринами.

У меня все внутри сжалось. Где же все?

— Я могу вам помочь? — раздался сзади смутно знакомый голос.

Вскочив на ноги, я прижала Дженни к груди.

Проповедник, с еще более угрюмым, чем я запомнила, лицом, смотрел на меня покрасневшими воспаленными глазами.

Я облизнула губы.

— Мы пришли… — А зачем мы пришли? — Мы пришли кое-что купить у мистера Криншоу.

Его губы раздвинулись в улыбке, но глаза оставались застывшими.

— Его нет, он помогает доктору навещать больных. — Он обвел взглядом всех пятерых. — Из вас кто-либо болен?

— Нет, сэр! — Я увидела, как дети в подтверждение моих слов отрицательно замотали головами. — Я жду письмо. Даже два. Вчера в нашем почтовом ящике ничего не было. Я решила сама зайти на почту. — Оглянувшись, я посмотрела на почту — двери закрыты, ставни опущены.

— Мистер Джемисон управляет почтой, но он слег, заболел гриппом. Миссис Криншоу взяла пока на себя его обязанности. Я думаю, сейчас она дома.

Олли взяла меня за руку и потянула по направлению к первому маленькому дому, расположенному за галантерейным магазином.

— Это дом моей подруги Милдред. — Редкая улыбка озарила лицо девочки.

— Спасибо, — крикнула я проповеднику, который пошел в противоположную сторону.

Через мгновение мы стояли перед дверью дома Криншоу. Олли постучала, затем я. Мальчики отбивали чечетку. Но никто не выходил. Я уже решила было вернуться к магазину и ждать там, как дверь приоткрылась. Появилась женщина с бледным лицом и всклокоченными волосами.

— Да? — Казалось, одно это слово забрало у нее все дыхание.

Я отступила назад, прижав к себе Олли и радуясь, что что-то во дворе отвлекло внимание мальчиков.

— Пожалуйста, мэм, мы ищем мистера Криншоу.

Она кивнула один раз.

Я нервно задышала.

— Я Ребекка Хэндрикс, племянница Адабель Уильямс. Я жду письма от моего папы. — И от Артура, добавила я про себя.

Миссис Криншоу прислонилась к двери и начала сползать на пол. Я передала Дженни в руки Олли, у которой расширились от ужаса глаза: женщина уже стояла на коленях.

— Олли! — Я старалась придать голосу твердость и не дать панике вырваться наружу. — Забери остальных и ждите меня возле магазина мистера Криншоу.

— Но…

Я стиснула зубы.

— Просто иди!

Фыркнув, девочка отправилась к братьям.

— Пойдемте!

Мне следовало сделать ей замечание за то, что она так рявкнула на братьев, но подъем миссис Криншоу занял все мое внимание.

Как только женщина начала судорожно ловить ртом воздух, слезы стали наворачиваться у меня на глаза. Когда я была возле тети Адабель, я не знала всего, поэтому не боялась. Но сейчас я знала! И мне не хотелось подхватить грипп от этой женщины, но и оставить ее лежащей на полу я тоже не могла.

Я положила ее руку себе на плечи и, поддерживая женщину за талию, начала ее поднимать. Появилась маленькая девочка, босая, в ночной рубашке, с пылающими щеками. Милдред, предположила я.

— Иди ложись в кровать, дорогая, я маму сейчас тоже уложу. — Девочка послушалась.

Я практически отнесла ее мать в комнату, уложила на кровать и накрыла одеялом. В глазах больной застыла благодарность.

— Я подожду вашего мужа в магазине. Думаю, он скоро вернется.

Она закрыла глаза. Я медленно вышла из комнаты и стремглав бросилась прочь из дома. На полпути к магазину я остановилась. Статья в газете призывала как можно чаще мыть руки и держаться подальше от людей с симптомами испанки. Я зашла за угол последнего дома, за которым город кончался, и подумала о том, имею ли я сейчас право находиться с детьми. А что, если один из них заболеет? Они ведь все были в доме, когда болела тетя Адабель. Как и я. Может быть, Бог хранит нас…

Мистер Криншоу вышел из магазина.

Я поискала глазами малышей.

— Ваша жена… — Я оглянулась через плечо и вытерла руки о юбку. — Ваша жена очень больна. Я уложила ее в постель. Я не знала, что еще сделать.

Дженни протянула ко мне ручки, Дэн схватился за юбку.

Мистер Криншоу положил мне руку на плечо и открыл рот, но так ничего и не смог сказать. На мгновение он наклонил голову, прежде чем его увлажнившиеся глаза встретились с моими. Его грудь вздымалась, будто он втягивал целый вагон воздуха. Потом он опустил руку и посмотрел на свой дом:

— Идите домой, мисс Хэндрикс. Для вас всех сейчас это лучшее место. — Он закрыл дверь в магазин, спустился по ступенькам и пошел к своему дому.

Моя грудь разрывалась от теснившихся в ней страхов. Одно дело — прочитать о заболевании в газете, и совсем другое — наблюдать воочию, как испанка «оккупирует» город, дом за домом. При этой мысли у меня подогнулись колени. Я практически тащила детей, чтобы они не отставали от меня, пока мы шли домой.

Когда впереди замаячил наш почтовый ящик, я побежала. Жадными руками обыскала все внутри. Пальцы нащупали бумагу. Письмо! Оно лежало сверху на газете, письмо, которое я ждала — из дома.

Но с этим придется повременить. Срочно была нужна горячая вода. И мыло. Я не могу рисковать. Я сама тщательно, три раза, вымыла руки и заставила детей сделать это как следует. Потом я пошла в комнату тети Адабель и заперлась там, откинув в сторону воспоминания о ее бездыханном теле. Мне нужно было побыть в месте, где мне никто не помешает, а Олли и носа сюда не покажет. Не сейчас.

Я села на голый пружинный матрас и вскрыла письмо папы шпилькой для волос. Я никогда прежде не видела, чтобы папа что-либо писал. Обычно мама занималась всей перепиской.

Ребекка,

Мама смертельно больна.

Письмо упало мне на колени, у меня затряслись руки от слов, которые я прочитала и которые надеялась никогда не услышать. Неужели Господь заберет маму так же, как он забрал тетю Адабель? Вытерев щеки, я заставила себя прочитать письмо папы до конца.

Она тяжело восприняла новости о кончине Адабель, но, я думаю, была рада, что ты была с ней в тот момент. Береги себя и детей подальше от болезни.

папа.

Люблю тебя,

Я подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Заболела ли бы мама так же сильно, если бы я осталась дома? Может быть, мама скрывала от папы свою болезнь слишком долго? Это было очень на нее похоже. Но я бы заметила! Я бы сказала ей…

Нет, я не смогла бы ей ничего сказать. Мама — это мама. Она не послушалась бы моего совета. А сейчас я уже не могу ей помочь. Я могу помочь лишь этим детям и самой себе.

Я раскрыла оконные створки, оперлась руками о подоконник и помолилась:

— Пожалуйста, пусть мама выздоровеет и пусть с Уиллом все будет в порядке. Укажи мне путь, как добраться к Артуру. Дай мне сил!

На этом слова закончились, больше мне сказать было нечего. Бог действительно слышит такие простые молитвы?

Из окна я увидела, как Джеймс и Дэн стали рядом у дальнего забора.

— Вперед! — Джеймс скомандовал и помчался раньше брата, оба устремились к крыльцу. Джеймс прибежал первым.

Дэн упал на влажную траву и забился в истерике.

— О Господи всемогущий! — Уже через мгновение я оказалась на улице и стала поднимать Дэна с земли. Он отказывался встать на ноги, по его обветренным щечкам все текли и текли слезы.

— Пойдем! — В моем голосе прозвучала та же твердость, которую я обычно слышала в мамином. Я постаралась смягчиться, но была не в настроении сейчас нянчиться с детьми.

Поставив Дэна на скамью возле кухонного стола, я уже была готова его отругать. Он икал, пытаясь справиться со всхлипами, и вытер нос рукавом.

Мое сердце растаяло. Ребенок потерял маму и мисс Аду, возможно, он даже не помнит своего отца. Я вытерла его лицо руками, стирая пот, слезы и грязь.

— Мне жаль, что ты не прибежал первым. — Я еще раз вытерла ему личико, прежде чем заключить малыша в объятия.

— Ты должна была его как следует наказать. Папа поступил бы именно так. — На меня уставились холодные глаза Олли. Я смотрела на нее, пока она не отвела взгляд и не уткнулась, побежденная, в пол.

Я понизила голос практически до шепота.

— Почему бы тебе не отрезать для нас всех по ломтю кукурузного хлеба и не полить их патокой?

Девочка вновь воинственно вскинула голову, готовая сопротивляться, но не успела — у Дэна, тут же освободившегося от моих объятий, настроение сразу изменилось в противоположную сторону.

— Ты дашь мне что-нибудь поесть, Олли? — Он засунул в рот большой палец.

Олли вытащила палец брата изо рта и притянула малыша к себе. По ее лицу пробежало выражение ревнивой женщины.

— Конечно, Дэнни!

* * *

В ту ночь Олли Элизабет долго не ложилась спать. Между нами повисла тишина, нарушаемая лишь ночными звуками, доносившимися из едва приоткрытого окна. Девочка потеряла мать и теперь обижалась на меня. Я это понимала. Но пока одна часть меня хотела ее приголубить, другая, та, что выросла в мамином доме, хотела отправить ее спать без ужина. В ком она нуждалась больше, в матери или подруге? Если бы мне кто-нибудь подсказал, что делать.

Я начала думать, что же сказать.

— Наверное, школа скоро начнется? Тебе бы этого хотелось?

Олли пожала плечами и откинула прядь волос, упавшую на шею.

— Тебе нравится школа?

Девочка свернулась калачиком на диване.

Я глубоко вдохнула, понимая, что нужно наладить контакт с этим ребенком, который взвалил на себя ношу женщины.

— Я знаю, ты сейчас очень скучаешь по папе, я тоже по своему скучаю.

Она подтянула колени ближе к подбородку, засунула в рот прядь волос, пожевала ее, затем откинула волосы обратно на спину.

— А по маме ты разве не скучаешь?

У меня в горле застрял ком.

— Конечно, скучаю. Мой папа прислал мне весточку, что она сейчас больна. Я бы очень хотела ей помочь.

— У нее грипп?

— Думаю, да. — Я подошла, чтобы сесть рядом. — А чем ты и твоя мама занимались по вечерам, когда скучали по папе? После того, как его отправили во Францию?

Девочка помолчала, обводя взглядом комнату.

— Иногда мама читала мне книгу или газету. Рассказывала мне истории о себе и папе, когда они были молодыми. А еще мы читали папины письма. Мисс Ада нам тоже зачитывала его письма. Но, по-моему, новых пока не приходило.

Я покусала ноготь на большом пальце, затем подошла к каминной полке, на которой стояли часы, отбивающие каждый час над угасающим пламенем.

— Может быть, мы тоже сможем что-то похожее делать. Ты могла бы рассказать мне истории, услышанные от мамы, просто чтобы не забывать.

Девочка пожала плечами и подтянула колени еще ближе к груди. Я снова села рядом с ней, сложила руки на коленях и попыталась улыбнуться, хотя боялась, что выйдет скорее гримаса.

— Мы обе волнуемся, не так ли? Ты о своем папе. Я о маме и о брате, который воюет во Франции. Может, мы сможем друг другу помочь?

Олли продолжала молчать. Вдруг ее глаза загорелись:

— Мы можем за них помолиться!

— Да, Олли Элизабет, это мы, конечно, можем сделать. — От стыда у меня внутри все сжалось. Я сама должна была это предложить! Часы пробили девять вечера и освободили меня от груза вины. — Дорогая, может быть, тебе уже пора спать?

Олли сползла с дивана. Я взяла ее за плечи и развернула в сторону коридора.

— Уже становится прохладно, ты же не хочешь забо… — Я проглотила слово и легонько подтолкнула девочку. — Иди, милая, увидимся утром.

Она поколебалась мгновение, затем развернулась и, прежде чем убежать, поцеловала меня в щеку.

Я прижала руку к щеке, все еще теплой от ее дыхания. Каждый раз, когда я думала, что уже ничто меня не удивит, что-то все-таки удивляло.

 

Глава 11

Меня разбудил детский крик. За ним последовал глухой стук. Через окно еще и не думал просачиваться утренний свет. Я прижала руки к колотящемуся сердцу. Снова вопль, затем рыдания. Я кубарем скатилась с кровати.

На пороге детской спальни меня встретил Джеймс, вытирая слезы вместе с остатками сна. Я взяла его на руки, прижала голову к своему плечу, прежде чем разглядеть в темноте остальных. Тени зашевелились. Олли села на кровати и заморгала. Я успокоила их и закрыла дверь, укачивая шестилетнего ребенка, как младенца. Еще один кошмар. Уже третий, после того как похоронили мисс Аду.

Из троих детей Джеймс, казалось, переживает больше всех, но я не знала, что именно сильнее ранило его — смерть мамы или мисс Ады. Да, он с легкостью вырывался из рук, бежал играть с братом и забывал… Но потом вспоминал, и боль утраты так накрывала его, что он не мог сдерживать ее внутри. Как сейчас.

— Я здесь, Джеймс, Бекка здесь. — Я все качала его, чтобы убаюкать, и пыталась представить, каково ребенку расти без мамы и папы. Мне его чувства были отчасти знакомы: моя мама сильно больна, а папа так далеко. Я пригладила малышу волосы. Я могла справиться с собственными переживаниями, но что я могла сделать для этого мальчишки, которому казалось, что он проваливается в черную дыру, в которой исчезла мисс Ада?

— Баю-баюшки-баю, — начала я бормотать колыбельную, потом слова четко оформились в моей голове и сами стали слетать с губ. — Не ложися на краю…

Джеймс задремал. Я поняла, что, скорее всего, он полностью и не проснулся. Его вес придавил меня. Я закрыла глаза, прислонила голову к стене и присела.

Ночной воздух легко продувал мою фланелевую сорочку и холодил тело.

— Пойдем, малыш, — прошептала я. — Нам обоим нужно поспать.

Я с трудом поднялась и прошла в соседнюю комнату, где положила мою маленькую ношу на кровать. Затем я свернулась возле него клубочком, обняла маленькое тельце и помолилась, чтобы никому из нас не снились плохие сны.

* * *

Через несколько часов я опять тщательно мыла руки в тазу на кухне. Кожа вся горела, но лишь с тех пор, как я переступила порог дома Криншоу, смысл газетных статей стал мне абсолютно ясен. Держитесь подальше от толпы. Держитесь подальше от тех, кто заболел. Прикрывайте рот. Мойте руки.

Было безрассудством вести детей в город. Но больше я не буду поступать так необдуманно. Я защищу этих детей от гриппа и буду так же стараться, как и их отец, защищая мир от жестоких немцев. Ради памяти о тете Адабель я позабочусь об этих детях, доме и ферме. Когда Френк вернется домой, я с чувством исполненного долга смогу наконец уйти вперед, в новую жизнь!

Мы покончили с завтраком и домашними обязанностями. Я села, чтобы подумать о том, как мы проводим дни. Нам нужен план. Олли и Джеймс стояли около меня, Дэн перекладывал в углу поленья, Дженни сидела у меня в ногах, увлеченная тряпичной куклой.

Я провела вертикальную линию на листе бумаги, с одной стороны я написала ВНУТРИ, а с другой — СНАРУЖИ.

— Так, посмотрим. У нас есть Старый Боб. — Ия написала в колонке «снаружи»: корова — доить утром и вечером. — Теперь куры. — Кормить кур и собирать яйца.

Я пожевала карандаш.

— Есть свинарник, но свиньи нет.

— Свинья потерялась в лесу, когда забивали скот, — ответила Олли.

— Папа сказал, что она там ест желуди, — сказал Джеймс, положив локти на стол и умостив подбородок на ладошках.

— Как нам вернуть свинью обратно?

Ответом мне были два пустых взгляда и недоуменно поднятые плечи. Я вздохнула и продолжила.

— Надо кормить лошадь и мулов и очищать их стойла. А сад нужно подготовить к зиме.

— Звучит все правильно.

Выражение сосредоточенности на лице Олли напомнило мне о маме. Я быстро помолилась про себя о ее выздоровлении и вернулась к списку.

— Внутри — мы должны стирать вещи, убирать дом. Поддерживать огонь в каминах, наполнять лампы керосином и подкручивать фитили. Проветривать и заправлять кровати. И мы должны следить, чтобы ткань вокруг испарителя всегда была влажной, иначе наше молоко нагреется и испортится.

— А еще нужно запасаться дровами из леса и приносить воду, — добавил Джеймс. — Это моя обязанность. — Малыш гордо выпрямился.

— И моя! — Дэн подал голос со своего места на полу.

— А еще нужно заботиться о малышке, готовить еду и… — Олли повернулась ко мне. — Бекка, а ты все это делала раньше?

— Конечно, — ответила я. Добавив про себя, что никогда не делала все сразу, да еще и безо всякой помощи. И никогда в присутствии детей, мешающих под ногами. — Не переживай, я знаю, что делать.

— Мисс Ада никогда не составляла себе такой список. — Олли указывала на черные буквы на белой бумаге. — И мама тоже.

Я закусила нижнюю губу. Я нуждалась в помощи Олли. Мне было необходимо, чтобы она поверила в меня и была на моей стороне. Я отбросила в сторону всю свою неуверенность.

— Я составила этот список для вас всех. Я просто хотела убедиться, что и вы знаете свои каждодневные обязанности.

Олли наморщила носик и посмотрела на меня так, будто видела меня насквозь и разгадала мой блеф.

Мой пристальный взгляд дрогнул, я посмотрела в окно, желая обрести уверенность. Пожалуй, большое количество свежего воздуха поможет мне.

— Если мы собираемся заботиться об этой ферме, то я хочу увидеть не только скотный двор. Кто мне все покажет?

Раздался рой голосов.

Я засмеялась, впервые по-настоящему засмеялась с тех пор, как приехала. И это было приятно. Даже очень.

Я взяла Дженни на руки и пошла к двери, дети толпой двинулись за мной, как овечки на пастбище.

Мы с легкостью пробирались через редкий лес и вдоль быстро бегущего ручья.

— Папа иногда разрешал мне собирать хлопок, — сказал Джеймс, выпятив маленькую грудь.

— И мне тоже! — добавил Дэн. Джеймс, нахмурившись, посмотрел в сторону брата, а Олли тем временем неодобрительно, по-взрослому, фыркнула.

Я осмотрела голые поля и вспомнила тяжелую черную грязь, которая липла к ботинкам во время последнего дождя. И хотя я узнала пустые семенные коробочки хлопка, а значит, урожай был собран, я понятия не имела, что следует делать дальше.

— А ваш папа сажает в основном хлопок?

На этот раз ответила Олли:

— Конечно, хлопок — это то, что приносит наличные. Идемте сюда. — Девочка указала на поля, которые выглядели более знакомо. — Здесь он сажает пшеницу, но в основном на корм животным. — Ее голос понизился до шепота: — По крайней мере, мама всегда так говорила.

Я взяла девочку за руку и легонько сжала ее, надеясь, что таким образом смогу выразить свое сочувствие, то, которое не могу высказать словами. Я смотрела на поля, осознавая, что ничего не знаю о процессе выращивания хлопка. Очень мало фермеров в Даунингтоне занимались хлопком. Мой папа и остальные фермеры, насколько я знала, выращивали зерно. Густые ряды зеленых стеблей, рождающих толстые желтые колосья.

Затем мне пришла в голову мысль: а как, ради всего святого, тетя Адабель сумела собрать урожай и пшеницы, и хлопка, отвезти все на мельницу и к хлопкоочистительным машинам, и все это с четырьмя детьми на руках?! Нанимала ли она помощников? Или все делала сама? От этой мысли меня бросило в дрожь. Мама забилась бы в судорогах, если бы узнала, что послала меня в то место, где леди должна была сама под палящим солнцем вручную собирать хлопок.

С того места, где мы стояли, — в дальнем конце поля под паром, я разглядела небольшой домик, через трубу на его крыше вырывался дымок.

— Кто там живет? — спросила я.

— Это дом семьи Лэтхэм. Брат Лэтхэм — проповедник.

А, это мужчина с грустным, как у старого пса, лицом. Что ж, по крайней мере, у нас есть соседи. Но чувство некоторого облегчения было недолгим — пока перед строением не остановилась знакомая лошадь и повозка. Доктор с потрепанным от усталости лицом практически вбежал в их дом. Я отвернулась, меня охватили страх и жалость. У них тоже грипп? Я содрогнулась.

— Пойдемте обратно в дом. — Я повела детей в обратный путь. Они подчинились, но всю дорогу о чем-то говорили. Я не прислушивалась и не разобрала ни слова. Я все оглядывалась назад, думая о том, что рядом бушует испанка.

 

Глава 12

После завтрака в субботу утром я слонялась без дела, мои нервы были натянуты, как хлопковая нить на прялке. Я все еще не получила никаких вестей от Артура. Может быть, он заболел?

— Послушай, Бекка… — Шейка Дэна вытянулась, он к чему-то прислушивался.

— Я не слышу…

— Кто-то приехал! — Джеймс забежал на кухню и сразу же умчался. Все остальные стремглав понеслись за ним, как уцелевшие после кораблекрушения и заметившие судно на горизонте.

«Форд» шерифа Джефриса остановился у забора, мотор заглох. Шериф вылез из-за руля и стряхнул пыль с одежды.

— Подумал, что вам не помешает помощь…

Дети рысью сбежали с крыльца. Шериф поднял Дэна в воздух, но не сводил глаз с моего лица.

Я закусила губу, следя за Дженни, которая испачкала рукав моей чистой блузки наполовину съеденным чайным пирогом. Я вздохнула. Может быть, мне сшить фартук пошире?

Я пересадила Дженни на другую руку. Несмотря на все мои переживания по поводу Артура и мамы, при виде шерифа у меня поднялось настроение.

— Нужна ли нам помощь? Хм… — игриво воскликнула я. — Так, дайте мне подумать. Не знаю, бродят ли тут какие-нибудь преступники, которых следует поймать и водворить в тюрьму. Мальчики, вы видели кого-то похожего поблизости?

Дэн и Джеймс захихикали, шериф тоже заулыбался, снимая шляпу и начиная вертеть ее в руках.

— Ну, в любом случае, думаю, вам не повредит передышка от хлопот по ферме. Я полагаю, что такой девушке, как вы, нелегко обо всем заботиться.

Я расправила плечи, задрала подбородок, мое хорошее настроение немного померкло.

— Я прекрасно справляюсь, спасибо.

Он извиняюще поднял руки.

— Я иного и в мыслях не держал. Просто решил предложить помочь по-соседски.

Я пристально посмотрела в его горящие глаза, пытаясь определить, что же я должна чувствовать, польщена я или оскорблена? Но, в отличие от мамы, я никогда не умела злиться долго.

Поэтому я послала ему улыбку:

— Вы закончите работу в хлеву, а я обещаю обильный обед взамен.

— С удовольствием. — Он поклонился и нахлобучил шляпу.

Теперь пришла моя очередь покраснеть. Помощь — это прекрасно, как и компания, но неужели я почувствовала нечто большее в его учтивых манерах? За обедом надо повести разговор так, чтобы упомянуть про Артура. Чтобы сразу стало ясно — мое будущее предопределено!

Тут заплакала Дженни, требуя моего внимания.

— Я поменяю ей пеленки, — сказала Олли, забирая малышку у меня с рук, пока я пыталась очистить свой рукав.

Вдруг мои пальцы заледенели от ужаса. О чем я только думала?! Я пригласила неженатого мужчину поужинать со мной без компаньонки! Не просто о чем-то поговорить, а разделить трапезу! Да, с нами будут дети, но что, если Артур об этом узнает? Или мама?

Мои щеки пылали. Я прижала к ним ладони, пытаясь унять жар. Отменить свое приглашение я не могу. В отчаянии я обводила взглядом двор. И тут мелькнула идея! Пикник! Я ведь могу разложить одеяло прямо здесь, в саду! Чтобы всем с дороги было видно. Да, это будет наиболее правильным. И при этом с элементом приключения! Я никогда не была на пикнике в октябре!

— Олли?

Ее голос донесся с кухни.

Я пошла туда, засунула руки в таз с водой для умывания и как следует их потерла.

— Олли, на обед мы устроим пикник. Под большим дубом, что растет на переднем дворе.

Девочка сморщила нос.

— Пикник устаивают летом и идут к ручью.

— А у нас будет осенний пикник, здесь, дома. И мне нужна твоя помощь.

Олли вытерла Дженни лицо кухонным полотенцем и что-то пробормотала себе под нос.

У меня в груди начала нарастать буря, готовая вырваться наружу гневом.

— Что ты сказала?

— Ничего! — Олли бросила на меня угрюмый взгляд и вышла из кухни с сестрой на руках.

* * *

В качестве гуманитарной помощи воюющим странам в субботу был отказ от свинины, поэтому я не могла израсходовать оставшуюся солонину сегодня на обед. Однако мысль о том, чтобы пойти свернуть шею цыпленку и ощипать его, привела меня в глубокое уныние. В те дни, когда на столе не было мяса, мама обычно пекла пирог с овощами, поэтому я поступила так же. А из последних фиников, найденных в подвале, я приготовила пудинг — прекрасный десерт.

Когда в середине дня я сидела спиной к дереву и моя тарелка была уже пуста, шериф все еще работал вилкой. Несмотря на то что овощной пирог был не совсем традиционным блюдом для пикника, похоже, он был совсем не против отведать его.

Дети заняли себя, играя в салочки, воздух звенел от их смеха. Только Дженни сидела на покрывале с нами, все пытаясь уползти подальше, чтобы я ее не достала.

— Ну что ж, расскажите мне, шериф, что представитель закона делает сейчас в таком сонном городке?

— Работы не так мало, как вам кажется, мисс Хэндрикс, — ответил он, вытирая рот салфеткой и отставляя в сторону пустую тарелку.

— Пожалуйста, зовите меня Ребеккой, — улыбнулась я в ответ.

— Ребекка, — кивнул он и сделал большой глоток сладкого чая. — Местная молодежь не дает мне скучать.

— Молодежь?

— Достаточно взрослые, чтобы все понимать, и при этом все еще молодые, чтобы выкидывать фокусы. В основном всякое озорство.

Я усадила Дженни себе на колени и позволила ей хлопать моими ладонями.

— Например?

Шериф хохотнул, Дженни скопировала его. Затем мужчина засмеялся во весь голос и покачал головой, обретая дар речи.

— На самом деле смеяться особо не о чем, но они на подпитии пытались поставить дворовые туалеты на крышу амбара.

Мои брови полезли на лоб, а рот приоткрылся в изумлении.

— А что, это вообще осуществимо?

— Они нашли способ.

Представив все это действо, я захихикала.

— А что еще?

Шериф чуть успокоился.

— Раскрасили корову мистера Дугана в черную и белую полоску. Звучит вполне невинно, но корова серьезно заболела. Родители проказников заставили их работать и оплатить лекарства доктора Ризингера, чтобы корова поправилась.

— Вот это да! Кто бы мог подумать!

В разговоре повисла пауза. Невдалеке шумели и хохотали дети.

— Значит, вы так и собираетесь прожить всю жизнь, нося звезду шерифа на груди и ограждая Пратер Джанкшен от вандалов?

Мужчина походил вокруг, набивая под покрывало опавшую листву. На меня он не смотрел. Вместо этого он уставился на дорогу, ведущую от дома.

— Наверное. — Он вздохнул и пожал плечами.

Были ли у шерифа мечты, идущие дальше жизни в этом городке? Может быть, между нами есть нечто общее?

Я откашлялась, тем временем Дженни перегнулась через мою ногу и начала щипать побуревшую траву.

— А чем бы вы предпочли заниматься?

Его глаза лишь на мгновение встретились с моими.

— Стать техасским рейнджером!

Я почувствовала, что он никогда прежде никому об этом не говорил. И возможно, уже пожалел, что поделился этим со мной. Он повернулся к моим подопечным и посмотрел на них с задумчивой улыбкой.

— Клара любила наблюдать, когда они вот так резвятся. И Адабель любила. Они были такие разные, но обе очень любили этих детей.

Пришла моя очередь немного нахмуриться. Я же сказала, что я позабочусь о них. Но смогу ли я их полюбить?

— Скажите, шериф, а как далеко отсюда находится Даллас?

Шериф надул щеки и протяжно выдохнул.

— Больше часа езды на машине. Чуть меньше на поезде, даже включая время на все остановки. А почему вы спрашиваете? Хотите отправиться в поездку? — Его глаза сузились.

Джеймс, Дэн и Олли, едва переводя дух, упали на одеяло. Джеймс и Дэн взяли по последнему куску пирога и затолкали в рот.

— У меня есть друг в Далласе. Я просто поинтересовалась.

— Какой друг, Бекка? — спросил Джеймс, изо рта посыпались крошки пирога.

— Сначала дожуй, а потом уже говори, Джеймс. — Сжав губы, я поморщилась — я так походила на маму.

Джеймс с трудом проглотил кусок. Затем вытер крошки рукавом.

— Я ее знаю?

Я засмеялась, а тем временем Дэн умостился около меня. Я защекотала его, и, пока он хихикал, у меня было время подумать над ответом. Говоря, я уставилась на макушку малыша.

— Нет. Мой друг — авиатор. По крайней мере, учится летать.

Из-под ресниц я боковым зрением наблюдала за шерифом и увидела, как его брови поднялись и быстро опустились.

— Кэмп-Дик? — спросил он.

— Совершенно верно. — Я полностью развернулась к нему. — Я жду письма, оно может прийти в любой момент. Мы… строим планы.

— Ясно. — Шериф встал, разогнул длинные ноги, надел шляпу. — Спасибо за обед. Угощение было прекрасным.

Я отстранила Дэна, усадила Дженни на покрывало и встала, стряхивая с юбки случайный листок.

— Спасибо за всю вашу помощь сегодня, шериф.

Джеймс вскочил и побежал, сверкая пятками, к воротам. Мы с Олли неодобрительно покачали головами, глядя друг на друга. Никогда не знаешь, что может прийти ему в голову.

Мальчик стоял на цыпочках, выглядывая через низкий забор, и качался взад-вперед.

— Он здесь! Он здесь!

Мое сердце подпрыгнуло.

— Кто здесь? — А вдруг Артур нашел меня?

Я взяла на руки кричащую, встревоженную Дженни, прижала ее к своему бьющемуся сердцу и пересохшими от нетерпения губами спросила еще раз:

— Кто, Джеймс? Кто там?

К воротам я подошла, практически задыхаясь. Выбившаяся прядь волос упала на глаза, закрыв мне обзор. Я передала Дженни Джеймсу и заправила волосы. Не думаю, что мне нужно было добавить еще больше краски на щеки — от нетерпения они просто пылали.

Прижав руки к груди, я попыталась принять вид, достойный молодой леди, в которую влюбился Артур.

Облако пыли двигалось к нам, сопровождаемое унылым стуком колес, а затем показалась и лошадь, подошедшая к нашим воротам.

— Как поживаете, мисс? — Бочкообразный мужчина посмотрел вниз, кивнул каждому из нас, прежде чем спешиться. Затем все его внимание обратилось на шерифа, он издал гортанный смешок, из-за которого мешок, висящий у него через плечо, заколыхался.

— Так вот почему ты не против привозить почту в такую даль все это время?!

Шериф покраснел как помидор. А мои брови от удивления поползли вверх.

Шериф сорвал с головы шляпу, и она быстро закрутилась у него в руках, пока он собирался с мыслями.

— Так получилось, что на этой неделе я освобождался раньше и ездил навещать семью Лэтхэм. Знал, что буду проезжать мимо, поэтому и решил сэкономить твое время.

Крупный мужчина повернулся к своей неоседланной лошади, не скрывая веселья на круглом, раскрасневшемся лице.

— Сэм Кулпепер, мисс. Привез вашу почту.

Он протянул мне помятую газету, я взяла ее, попутно пытаясь осознать, что, хотя Артур не приехал ко мне, вместо него являлся шериф Джефрис. Иногда и без моего ведома.

Мистер Кулпепер коснулся шляпы пальцами.

— Конечно, я благодарен шерифу за помощь на этой неделе. Нехорошо, когда почта задерживается, но сейчас так много людей болеет, а остальные их выхаживают. Я могу сегодня опять опоздать. Прошу прощения.

— Конечно, — промямлила я, — я понимаю.

Почтальон подтянул вожжи у рта лошади. Я рассматривала газету в руках: моя единственная постоянная связь с миром за пределами этой фермы.

— Все по-прежнему плохо, я имею в виду в городе? — Я искоса посмотрела на шерифа. Он не рвался поделиться со мной этой информацией. Правда, я и не спрашивала.

— Все уж точно не хорошо! Вчера похоронили еще троих. — Мужчина посмотрел на детей и сказал тише: — Отец и сын умерли один за другим в течение часа.

Я глубоко вдохнула и почувствовала непреодолимое желание немедленно вымыть руки.

Он покачал своей большой головой.

— Кто-то говорит, что это Божье наказание. А кто-то считает, что это немцы делают, чтобы мы умирали, не вставая с постели. Так или иначе, ничего не поделаешь, остается только молиться.

Я кивнула, думая о маме и миссис Криншоу.

— Мне пора ехать. У меня еще много писем, и их нужно развезти до темноты.

Внезапно у меня на глаза навернулись слезы, пальцы разжались, и листы газеты разлетелись по углам сада. Как бы я хотела, чтобы это бедствие закончилось, мама выздоровела, а Артур послал за мной! Я хотела, чтобы Френк вернулся домой к своим детям, и я могла продолжить жить своей жизнью.

— Вы в порядке, мисс?

Я попыталась вернуться в настоящее.

— Да, в порядке. — Я и сама не верила в то, что говорила. — Спасибо, мистер Кулпепер.

Я отступила на шаг, зайдя за забор.

— Спасибо еще раз, шериф, за всю вашу помощь.

— Всегда пожалуйста, для меня это было в радость.

Но, судя по тону шерифа, никакого удовольствия от сегодняшнего дня он вообще не получил. Подождав, пока мистер Кулпепер взберется на повозку и уедет, он завел мотор и укатил. Мне очень не хотелось обижать чувства шерифа, но при этом я не могла допустить недопонимания между нами. Моя судьба была далеко за пределами этого ленивого городка. С Артуром.

Он выехал за ворота и растворился вдали. Я повернулась к дому. Дэн вцепился в мою юбку, чтобы я взяла его на руки. Дженни веселилась у Джеймса на руках, потому что Олли играла с ней в «ку-ку».

Все вернулось на круги своя, я не могла уйти сейчас, у меня не было выбора — эти дети нуждались во мне. У них больше никого не было.

Я раскрыла газету. Конверт, лежащий внутри, заставил мое сердце вновь учащенно забиться. Артур не приехал, но он написал.

 

Глава 13

Я проснулась оттого, что замерзла. В нашу часть Техаса пришла зима, хотя я знала, что еще обязательно будут теплые деньки. Я не стала одеваться, а вместо этого спустилась вниз, держа одежду в руке. Под ногами был ледяной пол. Я терпеть не могла, когда ноги мерзнут.

Зайдя в спальню внизу, я просмотрела ящики комода. Кому принадлежали эти вещи — тете Адабель или жене Френка? Мурашки пробежали у меня по спине, но я решила, что это не важно. Достав пару вязаных носков, я натянула их на заледеневшие ноги. Потом прошла на цыпочках на кухню, пошевелила тлеющие угли, добавила несколько поленьев и поставила вариться овсянку.

Сегодня воскресенье, священный день отдохновения, и он ничем не заполнен. Писем не принесут, и, скорее всего, никто не приедет. Артур написал, что в Кэмп-Дике карантин, но, к моему большому облегчению, он здоров. Некоторое время он точно не сможет приехать меня навестить.

Детям нужно будет чем-то заняться, чтобы заполнить сегодняшний день. Что-нибудь веселое, но так, чтобы не забывать о том, что сегодня священный день отдохновения. Я вспомнила о Библии, стоящей на полке. Мы могли бы почитать про Иону и кита, Даниила и льва и разыграть эти библейские предания вместе. Улыбка расплылась было по моему лицу, но тут же исчезла.

Мама была бы в ужасе от разыгрывания чего-либо в воскресенье. Но, в конце концов, это же библейские легенды. Я уверена, что Господь одобрил бы это, даже если бы мама и была против.

Я сделала глоток кофе и подумала о маме. Ей лучше или хуже? Неизвестность меня убивала. Конечно, я противилась той жесткой узде, в какой она меня держала, но при этом я не хотела, чтобы она умерла. Если бы только она разрешила отцу провести телефон к нам в дом. Тогда мы могли бы перемолвиться словечком. Правда, тогда и в этом доме должен быть телефон. Нет нужды плакать о том, чего не может быть. Поэтому я вновь попросила Господа не забирать маму, как Он забрал ее сестру.

Шипение на печи прервало мою молитву. Я увидела, как кипящая каша выливается из кастрюли. Подскочив, я сняла кастрюлю с горелки и, застонав, поставила ее на стол.

Снаружи раздалось звяканье сбруи. Открыв дверь, я выбежала на крыльцо. И только потом вспомнила, что стою в одной нижней рубашке.

— Доброе утро! — поздоровался проповедник и отвел взгляд.

Взвизгнув, я вбежала обратно в дом и захлопнула дверь, сердце колотилось в груди. Я не знала, чего хочу: засмеяться или заплакать, услышав, как повозка укатится со двора. Вместо этого я услышала, как кто-то поднялся на крыльцо.

Я побежала наверх, перескакивая через две ступеньки, сорвала ночную сорочку, влезла в ежедневное рабочее платье, надела обувь, зашнуровав только верх, чтобы ботинки не хлопали, как крылья цыплят в курятнике.

Появилась Олли, потирающая сонные глаза.

— Одевайся, дорогая, по-моему, у нас гости.

— Кто?

— Проповедник. — Я прошла мимо нее и практически слетела вниз по ступенькам.

Взявшись рукой за дверную ручку, я остановилась. Я не причесалась!

Я пробежалась пальцами по волосам, разделив их на две части, затем собрала волосы в пучок и завязала концы, надеясь, что они не распадутся без шпильки, хотя бы некоторое время. Может быть, теперь, когда я живу сама, я смогу коротко постричься…

Я глубоко вдохнула. Нос защекотали запахи крепкого кофе и сгоревшей овсянки. Веди себя достойно, сказала я себе. Ты женщина, не ребенок! Я открыла входную дверь и оглянулась. Нигде не было видно ожидающего проповедника.

Невдалеке тихо ржала лошадь, поэтому я поняла, что он никуда не уехал. Раздраженно фыркнув, я вернулась на кухню, чтобы убрать. И вскоре на огне уже вновь в кастрюле готовилась овсянка, а на теплой полке стоял полный кофейник. Проповедник — мужчина с двойным подбородком — постучал в кухонную дверь и протянул мне молоко. Я дала его Олли.

— Кофе? — предложила я.

Он покачал головой, его глаза бегали.

— Мы не могли бы выйти наружу?

Я вышла с ним за дверь. Несмотря на полноту, он резво прошел на крыльцо, тянувшееся вдоль всей восточной части дома. Ветер трепал его черное пальто, он снял шляпу и поприветствовал меня более подобающе, отвесив легкий поклон. И тут меня ударила, как молния в ночи, мысль — а вдруг он принес какие-то страшные вести? Я чуть отодвинулась, опершись на спинку стула.

— Что-то случилось? — спросила я, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Я брат Лэтхэм. — Он протянул загрубевшую от работы руку и сопроводил это застенчивой улыбкой. — Простите, что застал вас врасплох. Я хотел бы нанести сегодня несколько визитов, поскольку нет никаких мероприятий. А ваш дом ближе всего к моему.

Я облегченно выдохнула, пожимая ему руку. По крайней мере, он не считает меня плохой христианкой, после того как увидел в ночной сорочке. Я указала на соседний стул. Он сел.

— Меня зовут Ребекка Хэндрикс, — сказала я, уставившись на свои руки, смущенная собственной неловкостью, — хотя вы наверняка и так это знаете.

Он кивнул.

— Простите, что в тот день в городе я была не слишком дружелюбной. — Я вздрогнула, подумав, какой уничижительный взгляд послала бы мне мама, если бы узнала о моей невнимательности, даже в той тяжелой ситуации.

Взмахом руки он отмел мои извинения.

— Не думай об этом, дитя.

Я вспомнила, что видела перед домом проповедника коляску доктора, когда мы ходили осматривать угодья фермы. Должна ли я спросить про его семью? А что, если у него нет хороших новостей?

Брат Лэтхэм наклонился вперед, положив локти на колени. Мозолистые руки и обветренное лицо говорили о том, что он не только проповедник, но еще и фермер. Тянет, по сути, две лямки, да еще и болезнь в доме.

— Вы, конечно, не слышали, как много жителей заболело за последнее время. — Он вздохнул. — Но это к лучшему.

Я практически прервала его рассказом о том, что я знаю, но прежде чем я перевела дух, он продолжил:

— Наша маленькая община уже потеряла несколько членов, в том числе и из семей-основателей. Больше всего нам не хватает вашей тети. Она была всем хорошим другом. И мы молимся о Френке, конечно. Как он, должно быть, переживает эти ужасные новости!

Я кивнула, по-прежнему разглядывая свои руки.

— Не могу себе и представить, что он чувствует, зная, что его дети совсем одни.

Я вскинула голову.

— Я имею в виду… Ну… — Брат Лэтхэм позволил ветру унести произнесенные слова вдаль, а сам уставился на меня своими несчастными глазами, в которых читалось очевидное беспокойство.

— Очень мило с вашей стороны, что вы волнуетесь о нас, брат Лэтхэм. — Я постаралась принять чрезвычайно благопристойную позу, сложив руки на коленях и считая пальцы. Затем я глубоко вдохнула.

— Я останусь и некоторое время позабочусь о детях. — Я посмотрела на него, надеясь, что мое чувство неловкости очевидно ему. — Я обещала тете.

Он коротко кивнул, будто одобрял мой план, но по его глазам было видно, что он согласился только потому, что другого выбора не было.

— У вас есть все, что вам нужно?

— Думаю, да. — С каждым произнесенным словом моя уверенность росла. — У нас есть овощи из сада, молоко дает Старый Боб, яйца от нескольких кур, и в цистерне после дождя полно воды. Я нашла муку, сахар, много крупы. Я уверена, мы продержимся, пока…

Пока что? Пока мама не выздоровеет? Пока отец детей не вернется домой? Пока Артур не женится на мне?

Проповедник хлопнул мясистыми руками по коленям и поднялся.

Я тоже встала.

— Спасибо, что заехали.

Его голова качнулась, а с ней задрожал и подбородок.

— Могу ли я вам сегодня еще чем-то помочь?

Вопрос застал меня врасплох.

— А разве вам сегодня больше никого не надо навестить?

— А что толку от моего визита, если я уеду, не предложив помощи? Это все равно что сказать: «Преисполнись!» — вместо того чтобы дать голодному кусок хлеба.

Его слова, конечно, имели смысл, но мне было сложно представить, как у нас дома преподобный Хадлстон, засучив рукава, доит корову или чистит стойло, и неважно, насколько это необходимо. Его куда легче представить сидящим на крыльце с тонкой фарфоровой чашкой в руках.

Я хотела запротестовать, убедить, что со всем справлюсь сама, но потом посмотрела на свои плохо зашнурованные ботинки, и моя решимость поколебалась.

— Спасибо вам большое за сегодняшнюю помощь. Я обещаю: как только нам что-то понадобится, я сразу же пошлю за вами.

Дети столпились у входной двери, прижав лица к москитной сетке.

— Моя жена заскочит к вам, как только ей станет лучше. Она помогает медсестре на выездах и местным. В любом случае, если мы понадобимся вам раньше, то Олли и Джеймс знают дорогу к нашему дому. — Мужчина посмотрел на старших детей. Они утвердительно кивнули.

Он подошел к своей повозке и забрался на сиденье.

— Френк правильно придумал высылать свою зарплату Адабель, поэтому вскрывайте все приходящие от него письма.

Я облегченно выдохнула. Военная зарплата! Я об этом не подумала. И сколько нам еще ждать следующего перевода?

 

Глава 14

В пятницу утром я вышла во двор, залитый росой, наказав Олли присматривать за младшими детьми. Мне лучше всего думалось, когда я доила молоко и прижималась щекой к теплому боку коровы.

Старый Боб обмахивала меня хвостом. Я погладила ее по носу, прежде чем поставить стул. Мои руки доили, и ритмичные движения, такие же знакомые, как жарка цыпленка или мытье пола, оставляли мой разум ничем не занятым.

Нам вскоре нужно будет кое-что купить. Вчера я перерыла все письма от Френка, лежащие в столе, и ничего не нашла.

Но пока я искала, я перечитала все письма, одно за другим. В основном это были скупые слова горюющего человека, который не знал, как же ему общаться со своими детьми. Я нашла одно старое письмо к Кларе, написанное до того, как он сел на корабль, идущий во Францию: слова нежности и радости по поводу предстоящего рождения ребенка разрывали мне сердце.

Если в аналогичной ситуации папа или Уилл — или Артур — напишут письмо, в нем будут такие же радостные слова? Я не могла себе этого представить. Я сказала себе, что характер Френка — это вообще не моя забота. Мне сейчас нужно было заверение Артура в том, что моя жизнь не будет катиться по заранее намеченной колее, как мул, вспахивающий борозду по бесконечной полосе дерна.

Ведро наполнилось пеной теплого молока. Я проворковала корове несколько ласковых слов и принесла ей вилами свежего сена. Запах хлева напоминал о доме. Как бы мне хотелось, чтобы мама была здесь! Она бы точно знала, что делать дальше.

Я вернулась обратно в дом и обнаружила, что там все по-прежнему. Джеймс подкрался ко мне, и его ладошка скользнула в мою. Олли вытирала полотенцем последнюю чистую тарелку. Затем она закашлялась.

Не сильно, но все равно стало тревожно. Я содрогнулась, вспомнив пурпурное лицо тети Адабель. И кровь… Я повела Джеймса к тазу для умывания, позвала остальных, погрузила их грязные руки в воду и терла их снова и снова мылом.

Что бы ни случилось, я позабочусь, чтобы никто не заболел.

* * *

Спустя час раздался удар грома. Дождевые капли забарабанили по стеклу, эхом отражаясь у меня в ушах, напомнив о размытой дождем могиле тети Адабель. Неужели маму постигнет та же участь?

В кухню вошел Дэн, с его одежды и волос капала вода, оставляя пятна на чистом полу.

— Идет дождь, — провозгласил он.

Я взяла сухую тряпку.

— Иди переоденься, молодой человек.

Он убежал, а я тем временем присела, чтобы вытереть его следы.

Грохот. Падение. Удар. Крик.

Я выбежала в коридор. Дэн лежал у подножия лестницы, среди груды деревянных балок, из его головы сочилась кровь.

— О Господи Всемогущий! — Я почти упала в обморок, а желудок чуть было не выбросил наружу все содержимое. — Олли!

Девочка уже стояла возле меня.

— Намочи полотенце и принеси мне.

Ее как ветром сдуло. Я опустилась на колени возле кричащего ребенка. Рядом стоял Джеймс, слезы ручьем лились по его лицу.

— Я просто хотел, чтобы он поторопился.

Я отмахнулась от него. Тут пришла Олли, с полотенца на пол текла вода. Я отжала его прямо на пол, скрутила и прижала к глубокой ране. Кровь промочила ткань насквозь.

— Принеси мне еще одно. — Я пыталась говорить спокойно, но чувствовала в этот момент что угодно, кроме спокойствия.

После того как я сменила еще три полотенца, кровь наконец удалось остановить. Дэн тихонько поскуливал. Слезы Джеймса высохли, в коридор выползла Дженни, чтобы добавить всеобщего волнения. Я прислонила голову к стене, мое чистое платье было все заляпано кровью. Если я закрою глаза, это все исчезнет?

Я так плотно сжала веки, что темнота стала всепоглощающей. Но когда я вновь отрыла глаза, ничего не изменилось. Я наклонилась над Дэном.

— Позволь мне посмотреть, милый.

Малыш вскрикнул, когда я убрала волосы с раны. Я тоже хотела закричать. Закричать или чтобы меня стошнило: я не знала, чего хочу больше. Нужно ли в этом случае вызвать врача? Мама бы знала.

Я просунула руку Дэну под колени, другой поддерживала его за голову и отнесла на кухню.

— Олли, принеси одеяло и постели его около печки.

Мои руки ослабели, пока я ждала. Наконец я уложила малыша. Олли прижала полотенце к ране, из которой сочилась кровь.

В хлеву стояла повозка и лошадь, но сколько понадобится времени, чтобы впрячь лошадь трясущимися руками? И даже если я смогу это сделать и доеду до города — будет ли доктор дома? Я знала, что он продолжает навещать больных гриппом. Будет ли у него время заниматься нами?

Слезы полились по моим щекам. Мне хотелось заорать на тетю Адабель за то, что она умерла, на маму за то, что заболела, на Артура за то, что он был на карантине. Но больше всего мне хотелось наорать на Френка — отца Дэна — за то, что он так далеко, за океаном.

Я спрятала лицо в ладонях. Даже Бог покинул нас, я была уверена. Но мысль о том, что этот шустрый маленький мальчик может лечь в грязную яму в земле, пришпорила меня с такой же силой, как ковбой пришпоривает лошадь, пуская ее в галоп.

— Я поеду за помощью. Меняй полотенца у Дэна на голове. Дай Дженни немного теплого молока, и пусть Джеймс уложит ее. Я вернусь как можно скорее.

Распахнув дверь, я рванулась сквозь ливень быстрее, чем кто-либо мог успеть запротестовать. Уже возле ворот мой ботинок завяз в черной грязи. Я высвободила ногу и сделала следующий шаг, потом еще один. И еще… Мне пришло на ум воспользоваться помощью, которую предлагал брат Лэтхэм, но я была уверена — Дэну нужен врач. Поэтому я потащилась в город.

К тому времени, как я добралась до дома доктора Ризингера и постучалась в дверь, меня всю трясло, как былинку на ветру. Еще в дороге я пришла к решению: за детьми должен следить кто-то другой. Как только Дэн получит необходимую помощь, я упакую свои вещи и поеду в Даллас к Артуру. Я могу взять для этого деньги, которые я нашла в сумке. Позже Артур вернет их Френку Грешему. Я сниму комнату, подожду, пока у Артура на базе закончится карантин, и буду умолять его жениться на мне. Сейчас! Как только я приняла решение, мне стало легче.

До тех пор, пока доктор Ризингер не открыл дверь.

— Уходи, дитя! — прохрипел он. Худое лицо, под глазами залегли фиолетовые тени. — Я больше не смогу вам помочь.

 

Глава 15

Я просунула ногу в дверной проем.

— Что вы имеете в виду? — Я видела лишь часть его изможденного лица.

— То, что сказал, дитя. Я тоже заболел гриппом. Уходи. И позаботься о себе как сможешь!

— Ноя пришла не из-за гриппа! Дэн упал с лестницы и разбил голову, у него идет кровь.

Мужчина с трудом отрицательно качнул головой.

— Промойте рану как следует, зашейте края, если нужно. — Тяжелый вздох. — Подождите здесь, я вынесу вам йод, чтобы прижечь.

Он толкал дверь, пока не отодвинул мою ногу, и крепко запер за собой. Я топталась на маленьком крыльце. Мне нужно возвращаться к Дэну. Меня и так уже слишком долго нет. Небо все выплакивало слезы, но дождь уменьшился, и через пелену дождя уже возможно было хоть что-то разглядеть.

Дверь открылась. Трясущимися пальцами доктор всунул мне в руку пузырек. Дверь закрылась быстрее, чем я смогла вымолвить слова благодарности или опасения.

Я опять погрузилась в поток грязи, идущий через весь город, и поплелась назад, поскальзываясь почти на каждом шагу. Вся покрытая грязью, я наконец добралась до двора, потом до кухонной двери, попросила покрывало и смену одежды. Сначала принесли покрывало.

— После твоего ухода кровь остановилась, — сказала Ол-ли. — Я там замочила полотенца. — Она показала на ведро, стоящее на крыльце.

— Ты все сделала правильно, дорогая. Теперь последи за мальчиками, пока я переоденусь. — Я вышла, чтобы обойти дом с другой стороны и стать на боковом крыльце. Меня было видно только из окна спальни второго этажа. Эта комната пустовала, а дверь была заперта. Прижавшись к дому, я стащила с себя платье и нижнее белье. Обернулась в чистое покрывало. Несмотря на холод, оказаться в сухом было очень приятно. Я немного наклонилась вперед, собрала волосы и выжала их. По доскам побежали ручейки воды.

— Прекрасный день, не правда ли! — За восклицанием последовал громовой смех мистера Кулпепера.

Я сильнее вжалась в стену дома, как можно плотнее запахивая покрывало на груди. Одна голая нога пыталась накрыть вторую. Обнаженные руки было некуда спрятать. Как долго он там стоит? Что он увидел? Я застонала, отказываясь даже краем глаза посмотреть на дорогу.

Добродушный сдавленный смех почтальона растворился на расстоянии.

Меня видели обнаженной, прикрытой лишь старым покрывалом! А еще следовало ухаживать за головой Дэна. Но вдруг я осознала, что означает приезд мистера Кулпепера: нам пришло письмо! По лицу покатились слезы, затем я засмеялась, не в силах удержаться.

— С тобой все в порядке? — Олли протянула мне сухое белье и то, что скорее всего было ситцевым рабочим платьем ее матери.

— Все нормально. — Одеваясь, я все еще смеялась. Неважно, как сильно я стараюсь. Я никогда не стану леди, которой мама мечтала меня воспитать.

Я еще раз осмотрела голову Дэна. Теперь рана выглядела не так ужасно, как прежде.

— Джеймс, побеги и забери нашу почту. Только, ради Бога, возьми зонт!

Мальчик пошел к двери. Я и не надеялась, что он вернется сухим. Я просто хотела его отослать, пока буду прижигать рану Дэна йодом.

— Возьми Олли за руку и сожми так сильно, как сможешь! Будет немножко больно!

Я задержала дыхание и капнула лекарством на рану. Дэн завизжал, как мартовский кот, которому прищемили хвост колесом фургона. На долю секунды я подняла глаза и увидела, как Джеймс замер на пороге кухни — в лице ни кровинки. Конверты посыпались у него из рук — он стремглав выбежал прочь.

— Джеймс! — За мальчиком последовал лишь звук моего голоса, но ноги остались на месте, я не могла ничего сделать, не закончив с Дэном.

Дэн хныкал. Я вытерла руки, утерла слезы малышу и пошла к двери искать Джеймса. Затем под ногами зашелестела бумага, я наклонилась и подняла письмо. Мои руки дрожали, пока я искала остальные разлетевшиеся конверты. Мои поиски сокровищ увенчались еще двумя находками. Я потасовала их, как игральные карты. Одно от папы, одно от Френка и одно от Артура!

— Подержи их, — передала я письма Олли.

— Письмо от папочки! — Ее крик все звенел у меня в ушах, пока я шла к двери, стараясь одной рукой придерживать чистую юбку, чтобы подол не измазался в грязи, а другой рукой держать зонтик.

Если бы я знала Джеймса раньше, то сразу бы поняла, что он спрятался в стоге сена и наружу торчала лишь его попа.

Я присвистнула, зайдя в хлев, и сморщила нос при запахе сырого сена и удобрения.

— Выходи, где бы ты ни был! — Я пропела это так, будто мы с ним играли в прятки.

Конечно же, в стогу сена мелькнула пухленькая ножка. Я схватила ее и вытащила наружу малыша. Его грязное лицо было все в слезах.

— Он умер? — спросил мальчик, его верхняя губа дрожала.

Я обняла его, положив его руки себе на талию. Хотя ему и не требовалась помощь, чтобы повиснуть на мне.

— Ему теперь гораздо лучше, Джеймс.

— Я так рад, что не убил его. — Его вопль заполнил сарай. Услышав его, начали подвывать Старый Боб и мулы.

Я едва сдержалась, чтобы не хихикнуть, откидывая его голову чуть назад.

— Пойдем, увидишь, насколько с ним все в порядке.

Он пару раз моргнул, рассматривая меня и будто взвешивая правоту моих слов. Затем медленная улыбка осветила его лицо. Я подтолкнула его, легонько шлепнув по попке. Другого поощрения не требовалось. Его маленькие ножки так вгрызались в грязь, что он тонул в ней по колено, пока не добрался до дома.

* * *

— Сейчас, Ребекка! Прочти его сейчас! — Олли тянула меня в гостиную, Джеймс скакал возле нее, Дэн тащился сзади, будто у него ноги болели, а не голова.

— Тихо, а то разбудите ребенка. — Я отпустила руку Олли, взяла Дэна за руку и усадила его в углу дивана, а потом открыла конверт и достала из него письмо.

Что-то выпало из конверта и приземлилось на пол. Олли встала, чтобы поднять листок.

— Смотри! Это папочка! — Она держала пальцами фотографию.

— Дай мне посмотреть! — Джеймс попытался выхватить ее. Олли подняла руку повыше, чтобы он не достал, и села возле меня. Дэн наклонился, Джеймс стал позади дивана, опираясь для равновесия о мои плечи.

Размытое фото. Трое мужчин в форме стоят у моста, лица так далеко от фотоаппарата, что видны не четко. Но они все выглядели молодыми. По возрасту скорее как Уилл, нежели как Барни Грейвз. У меня в ушах застучало.

— А кто из них ваш папочка?

Олли показала пальцем. Тот, который посередине, с торжественным лицом. Он обнимал за плечи своих товарищей.

— Ты уверена, Олли?

Джеймс перелез через меня, прижался к сестре, прищурившись, будто пытаясь запомнить мужчину с фотографии. Дэн в замешательстве моргал.

Я открыла листок бумаги и сделала глубокий вдох. Дети притихли. Я пропустила приветствие, адресованное тете.

Олли Элизабет, хорошо относись к мисс Аде. Я ожидаю, что ты будешь ей помогать, и не будь слишком строга к братьям. Позаботься о Дженни. Я молюсь, что ты вырастешь и превратишься в такую же хорошую женщину, какой была твоя мама.

Джеймс, не пытайся сам колоть дрова. Последний раз ты до полусмерти напугал мисс Аду. Разреши это сделать кому-то другому. Тебе помогут. Настоящий мужчина знает, когда можно позволить принять чужую помощь.

Дэн, я рассчитываю на тебя, ты должен вырасти большим и сильным, чтобы помогать мне сеять следующей весной. Ты и твой брат будете мне очень нужны.

Моя Дженни, я не могу дождаться встречи с тобой. Ты, наверное, уже так выросла! Но, пожалуйста, расти не слишком быстро, я еще хочу успеть покачать тебя на руках.

Я услышала, как Олли засопела и опустила голову мне на колени. Я нежно погладила ее по голове, но не смогла на нее посмотреть. У меня самой в глазах стояли слезы. Поэтому я положила письмо и фотографию обратно в конверт и откашлялась.

— Давайте спать. У нас был тяжелый день.

Никто не протестовал, даже не заикнулся. Их молчаливая скорбь тронула меня. Я шла за детьми наверх, думая об этом человеке. Его слова были так кратки и лаконичны, но тем не менее в них проскальзывала удивительная нежность. Его трогательные строки, адресованные детям, даже дочери, которую он не знал! Мне нужно было понять Френка Грешема, отца этих детей. Я должна знать, что с ними станет после того, как Артур увезет меня.

* * *

Посреди ночи я прокралась вниз. Я не могла заснуть после того, как прочла свои письма. Слова отца жгли меня.

Она вне опасности. Но врач сказал, что грипп ослабил ее. Возможно, она уже никогда не будет прежней.

Что именно папочка имел в виду, говоря «ослабела»? Я никогда бы не применила это слово в отношении мамы. Я не могла ее представить кем-то иным, кроме… мамы!

Я открыла дверь в спальню, зажгла лампу и разложила письма, которые пришли сегодня, перед собой на столе. Еще раз пробежала папино.

Ты собираешься оставаться с этими детьми, пока не вернется их отец?

Во мне поднялись гнев и чувство вины. Я была уверена — Господь прислал меня сюда. И тетя Адабель так говорила. Я обещала ей, что позабочусь о них. Я даже шерифу и проповеднику сказала, что останусь. Но мне хотелось уехать. Я хотела быть с Артуром. Я желала испытать приключения, жить более захватывающей жизнью.

Мои пальцы коснулись подписи Артура: росчерк пера под нарисованным самолетом. Он не просил меня приехать к нему. Вообще не упомянул о встрече со мной. Просто в подробностях описал, как ему скучно на карантине.

Френк может не вернуться домой еще многие месяцы и даже годы. А что, если он вообще не вернется? Я поднесла письмо Френка ближе к свету, чтобы разглядеть дату — сверху было написано 11 октября. Он написал эти строки три недели назад, когда моя тетя все еще ходила по земле. Безусловно, сейчас он уже знает о смерти тети. Он напишет кому-то, кого знает, — мужчине или женщине, и попросит их помочь. Разве не так?

Я смочила перо в чернилах и выплеснула все, что накопилось на сердце, на бумагу.

Ты нужен мне, Артур! Мне отчаянно хочется увидеть твое лицо!

И слова потекли, отчаянные, наболевшие. Я писала, пока они не закончились. Притянув лампу ближе, я перечитала свое письмо. И тут же смяла его, скатала в шарик и бросила на пол. Затем достала чистый лист. Но правильные слова не приходили. Только жалобные пустые слова, которые мог бы написать избалованный ребенок.

Может, не стоит пока писать Артуру? Как только закончится карантин в Кэмп-Дике, он сразу же приедет. Я была уверена. Он не упомянул об этом, чтобы не давать напрасной надежды. Или он просто намеревался сделать мне сюрприз.

Но если я не могу писать Артуру, то кому-то уж точно могу. Практически без моего участия рука сама вывела адрес Френка Грешема. Я рассказала про похороны тети Адабель, про то, как Дэн поранился, про ночные кошмары Джеймса. Я спросила, что делать со скотом, полями и садом в преддверии зимы. Я заверила его, что дети здоровы. Наконец я положила письмо в конверт. Но до завтра оно не окажется на почте. Пока оно пересечет океан, пройдет несколько недель. А что, если Артур приедет ко мне до того, как Френк ответит?

Я представляла одну ситуацию за другой, но, что бы ни случилось, как бы ни развернулись события, я твердо знала, что не смогу покинуть детей, не убедившись, что их отец на расстоянии руки от ребят.

 

Глава 16

Через два дня после того, как почтальон забрал мое письмо к Френку, я развернулась на кухне с мукой и пекарским порошком, замешивая тесто для выпечки. Сложить, размять, сложить, размять. И так снова и снова.

Все свое раздражение я вкладывала в тесто, и оно становилось все эластичнее.

Вдруг в кухонную дверь кто-то постучал. У меня душа ушла в пятки, и я еле перевела дух. Сотни раз мама месила тесто, несмотря на то что мы врывались в кухню и отвлекали ее от этого занятия.

Крепко сбитая женщина открыла дверь и улыбнулась, приподняв клетчатую ткань, прикрывавшую корзину, чтобы показать ее содержимое.

— Я подумала, вдруг вы захотите конфет?

Я вытерла руки о фартук, прежде чем принять предложение незнакомки.

— Большое вам спасибо.

— Я Ирен Лэтхэм. Думаю, вы знакомы с моим мужем.

— Да, мэм. Он говорил, что вы помогаете навещать больных.

Я отступила назад, стараясь к ней не приближаться.

Женщина пожала плечами.

— Я делаю, что могу. Для многих этого оказалось недостаточно. Некоторые умерли слишком быстро, как твоя тетя. — Ее глаза увлажнились. — Я скучаю по Адабель. Она была хорошим другом. Но меня утешает, что мы с ней встретимся снова. — Ее взгляд обратился к небесам.

Похоже, она вполне искренне выражает дружбу, это не показательная демонстрация жалости.

Женщина мне сразу понравилась, и в ту же секунду я пожалела, что у меня было так мало времени узнать тетю Ада-бель. Я уверена, мы стали бы с ней друзьями, не только родственниками.

— Пожалуйста, присаживайтесь. — Я вынула из корзины пирог с золотистой корочкой, прежде чем поставить кофейник на огонь.

— А где дети? — Миссис Лэтхэм огляделась вокруг.

— Олли в сарае, показывает детям чайную церемонию. Дженни спит. — Я виновато улыбнулась. — Мне нужно было немного тишины и покоя.

— Ну конечно! — Ее смех разнесся по кухне, она похлопала меня по руке. — Такая молодая особа, как ты, не привыкла возиться с кучей детей, цепляющихся за юбку целыми днями. — Ее глаза озорно поблескивали, полные губы улыбались. — Хотя в твоем возрасте у меня было уже двое своих. Но, по крайней мере, ты не скучаешь. Я слышала, шериф был очень внимателен.

Я залилась румянцем и отвернулась, чтобы налить кофе. Как и в Даунингтоне, здесь все знали друг про друга всё. Но знали ли они, что я хочу уехать отсюда?

Я поставила на стол чашки с кофе, решив проигнорировать ее замечание.

— Когда я приехала ухаживать за тетей Адабель, я не знала, что у нее на попечении четверо детей. У меня до этого не было опыта общения с детьми. Кажется, каждый день, пока я здесь, у нас что-то случается. — Я тяжело опустилась на лавку возле стола.

— Расскажи мне, что произошло. — Миссис Лэтхэм поднесла чашку к губам, в глазах — искреннее беспокойство.

Поэтому я рассказала ей о том, как Дэн разбил голову, о приходе мистера Кулпепера в то время, когда я переодевалась на крыльце, и даже о том, как ее муж застал меня врасплох и лицезрел в ночной сорочке.

Когда я закончила свое повествование, миссис Лэтхэм два раза моргнула, губы ее искривились, и… она расхохоталась, откинув голову назад!

Я уставилась в свою чашку, не уверенная поначалу, как должна отреагировать. Но уже через мгновение я обнаружила, что смеюсь вместе с ней. Ох, как же это было приятно! Не просто смеяться, а смеяться с кем-то! Артур умел насмешить меня, и мне этого недоставало.

— С этими мальчиками непросто. — Миссис Лэтхэм вытерла слезы и покачала головой. — Но, по крайней мере, Олли Элизабет помогает. Я говорила твоей тете, что у нее поистине ангельское терпение.

Я была не вполне согласна с ней в характеристике Олли, но решила это не обсуждать. Мне хотелось как можно больше узнать об этих детях и об этой семье.

— Вы можете мне рассказать немного об их матери?

Лицо миссис Лэтхэм стало серьезным. Она отхлебнула кофе, глаза прожигали дыры в кухонном столе.

— Простите, я не должна была…

Миссис Лэтхэм потянулась и взяла меня за руку.

— Нет, должна. Это время испытаний. Для всех. Так много потерь, столько горя! — Она сжала мою руку и отпустила ее, придвинув ко мне свою пустую чашку.

— Еще кофе?

— Да, пожалуйста.

Благодарная за возможность отвлечься, я не торопилась. К тому времени как я обернулась с полной чашкой, миссис Лэтхэм уже была готова рассказывать дальше.

— Клара всегда была болезненной. Честно говоря, я вообще удивляюсь, что она смогла пережить трое родов. Все ее дети рождались крупными. Но она не противилась очередной беременности: она любила детей и хотела иметь их столько, сколько могла. Адабель приехала им помогать, когда Клара еще только ожидала рождения Олли. У Клары не было сил заниматься приготовлением пищи, домашней работой и ребенком одновременно.

У меня перехватило дыхание. Потом я с трудом выдохнула. Тетя Адабель была с этими детьми задолго до их рождения и смерти матери. Как же тяжела была для них ее кончина!

Миссис Лэтхэм снова заулыбалась, в уголках ее глаз мелькнула радость.

— Адабель любила этот дом и этих детей. Она посадила цветы, ухаживала за ними. И за садом. И все это помимо домашней работы, ухода за детьми и заботе о Кларе.

Я открыла было рот, чтобы спросить о Френке, но его дети уже ломились в дверь. Джеймс бросился в объятия миссис Лэтхэм с таким восторгом, что я ощутила ревностный укол в сердце. Это удивило меня. Я должна была бы радоваться, что он привязан к другой женщине, но почему-то это больно резануло меня.

Она поприветствовала каждого ребенка, заглянула в их лица, погладила носики, пощипала щечки. Их открытые улыбки сказали мне, что они давно и хорошо ее знают, но мои руки нервно сжимались, а в животе все подпрыгивало, как у старого быка, на которого сел ковбой.

— Ну что, доставляете мисс Ребекке много хлопот?

Джеймс уставился в пол, Олли отвела глаза. Только Дэн смело ответил.

— Видите мою голову? — Он отодвинул волосы от шрама. — Уже практически зажило.

Миссис Лэтхэм снова засмеялась.

— Надеюсь, что так. — Она допила кофе и встала со скамьи.

— Разве вам уже пора? — Я услышала отчаяние в собственном голосе, мольбу ребенка, но мне было все равно. Хотя я й позавидовала ее легкости в общении с детьми, я поняла, как соскучилась по разговорам с женщиной.

Она подняла свою пустую корзину.

— Дома еще так много дел, что я, к сожалению, не могу дольше гостить. Но я скоро опять приеду. Я обещаю.

Свист и ржание лошади донеслись до меня.

— Мой муж. Как всегда, вовремя. — Миссис Лэтхэм устремилась к двери куда более грациозно, чем я могла ожидать от такой дородной женщины.

Я последовала за ней. На крыльце стоял брат Лэтхэм. Он подал ей руку и помог спуститься по ступенькам, будто она была особой королевских кровей.

Как только она ступила на землю, он повернулся ко мне.

— Кажется, опасность миновала. Доктор говорит, что за последнюю неделю новых вспышек болезни не было.

— Как сам доктор? — спросила я.

У брата Лэтхэма скривился уголок рта.

— Мы не знаем наверняка, что его свалило — истощение или грипп. — Брат Лэтхэм помог жене забраться в повозку, затем залез сам. — Увидимся завтра в церкви. А школа откроется в понедельник.

Миссис Лэтхэм перегнулась через мужа.

— Как вы смотрите, если мы завтра заедем за вами около десяти?

Церковь, школа — наконец-то что-то нормальное!

* * *

О, как это было прекрасно — вновь оказаться среди людей в обители Бога! И хотя кладбище находилось рядом с церковью, было видно, что страх, охвативший город, исчезал, пока мы пели гимны и слушали, как брат Лэтхэм молится Небесам. Я поняла, что во время своей проповеди он попытался сказать то, о чем не успевал говорить во время ускоренных похорон. Он описал нас, как временных жителей этого мира и истинных горожан Нового Иерусалима. Он говорил об особняках, выстроенных на золотых мостовых, и о том, что там никто не плачет. Я пыталась представить там мою тетю, поющую с ангелами, с вечно играющей на лице улыбкой, созерцающую трон Господа.

Но, несмотря на то, сколь красиво и мирно он описывал ту жизнь, мне не захотелось уйти туда в скором времени. Я должна сначала прожить свою жизнь. Свою жизнь с Артуром. И когда мы склонили головы для молитвы, я, лелея свои мысли, просила Бога позаботиться о маме, Уилле и привести Артура как можно быстрее ко мне.

* * *

В перерыве между службами женщины разложили на земле обед. Мне было неловко оттого, что миссис Лэтхэм не сказала мне тоже что-то принести. Но она лишь похлопала меня по руке, засмеялась и сказала, что у меня будет еще миллион возможностей помочь.

Когда дети и мужчины наелись, женщины расселись за дощатым столом погреться на теплом полуденном солнце. Голоса молодых и пожилых женщин сливались в общем гуле. Было очевидно, что всем не хватало общения с друзьями во время борьбы с испанкой.

— Расскажи мне о себе, — попросила миссис Лэтхэм.

Казалось, ей действительно интересно. Поэтому я рассказала ей о болезни мамы, о папиной ферме, о Даунингтоне и о моем брате-солдате.

В ее глазах зажглись лукавые искорки.

— Ну а твой жених? Он уже дома или еще воюет?

— Нет, он не дома. — Я склонила голову, совсем как школьница-скромница.

Она задала про Артура еще кучу вопросов. Я рассказала о его мечтах летать и жить в большом городе, а также о его блестящих волосах цвета пшеницы, веселых голубых глазах и лице, которое практически всегда озаряла улыбка. Я остановилась прежде, чем перейти к его губам и рассказать о том, как они прижимались к моим. И что каждую ночь, когда я ложусь спать, я все еще чувствую их тепло. Но, думаю, она и так все поняла. Когда она подняла брови и засмеялась, я отвела взгляд — конечно же, она видела меня насквозь.

Я решила сменить тему и поговорить о Френке Грешеме.

— Почему он уехал воевать? В его возрасте было бы естественно остаться дома. Особенно с такой болезненной женой и маленькими детьми.

Она жестом показала, чтобы мы вместе встали из-за стола, что я и сделала. Мы собирали ее тарелки и остатки еды, чтобы сыновья погрузили все обратно на телегу.

— Он не так стар, как ты думаешь, — сказала она. — Они с Кларой приехали сюда еще совсем юными и уже женатыми. Кроме того…

За нами кто-то кашлянул. Мы обе обернулись. Шериф Джефрис мял шляпу в руках. Он кивнул миссис Лэтхэм, а затем посмотрел на меня.

— Вы не хотели бы прогуляться перед вечерней службой, Ребекка?

Я посмотрела мимо него, на детей, играющих в догонялки, затем на младенцев, в том числе на Дженни, которая спала на покрывале в тени под присмотром седовласой женщины.

— Думаю, мне лучше остаться здесь поблизости. Возле детей.

— Да, конечно, дети… — Его щеки стыдливо вспыхнули, словно он вообще забыл о том, почему я здесь. — Тогда в другой раз. — Он нахлобучил шляпу и ушел, не дав мне возможности ответить.

Я посмотрела на миссис Лэтхэм. От ее лучистого взгляда на сердце потеплело.

— Миссис Лэтхэм, я…

Она потрепала меня по руке.

— Зови меня Ирен, дорогая. Ты уже достаточно взрослая, и мы с тобой друзья, не так ли?

Я прижала руки к груди, на глаза навернулись слезы. Друзья! У меня действительно появился здесь друг, и он старше меня. И это — даже больше, чем забота о детях — позволило мне почувствовать себя по-настоящему взрослой.

— Спасибо… Ирен.

 

Глава 17

— Перестань, Дэн! Не расчесывай!

Голос Олли из кухни донесся до меня, когда в понедельник утром я спускалась по лестнице с кучей белья для стирки.

Рана на голове Дэна уже почти зажила, но он постоянно расчесывал ее, срывая подсохшую корочку, и убедить его не делать этого было очень сложно.

— Не указывай мне, что делать! — проорал Дэн в ответ.

Затем послышалась возня и раздался крик.

— Нет, пусти его! — По всей видимости, в перепалку вступил Джеймс.

— Если ты не будешь меня слушаться, Бог пошлет тебя в плохое место, к дьяволу.

Я вошла в кухню и, бросив охапку белья, схватила Олли за руку.

— Ты ему не мать.

Джеймс показал сестре язык. Дотянувшись до Джеймса свободной рукой, я отвела обоих братьев наверх — их крики и завывания разносились по всему дому. И пока Джеймс извивался и корчился на моей только что застеленной кровати, я отослала Олли в детскую, надеть школьную форму. Вернувшись к вопящему Дэну, я приласкала его и крошку Дженни, пока их слезы не превратились в улыбки.

Когда Олли с развевающимися косами наконец выбежала из дома, торопясь в школу, я, с одной стороны, почувствовала облегчение, а с другой — грусть. Интересно, мама так же себя чувствовала, когда посадила меня на поезд почти три недели назад? Думаю, да. Ей, наверное, было еще грустнее. Ведь она знала, что я не вернусь днем, чтобы сесть за стол выпить стакан молока, и не расскажу ей, как прошел мой день…

У меня, увы, не было времени, чтобы поразмышлять о странных материнских чувствах. Впереди меня ждал день, полный хозяйственных хлопот. Я собрала белье и пошла вслед за мальчиками во двор.

* * *

Когда днем я достала конверт из почтового ящика, то сразу узнала почерк Френка. Но адресат, начертанный на конверте, заставил меня замереть.

Ребекка Хэндрикс, Пратер Джанкшен, Техас.

От изумления у меня приоткрылся рот. Перевернув конверт, я уставилась на клапан. Как хорошо, что Олли еще не вернулась из школы! Я вскрыла конверт шпилькой для волос. Когда я доставала письмо, бумага дрожала у меня в руках. Я прислонилась к толстому стволу дуба, с которого уже облетели практически все листья.

Мисс Хэндрикс!

Френк Грешем.

Я получил сообщение о том, что Адабель Уильямс отправилась на Небеса, и о том, что вы остались с моими детьми. Я знаю, что это не ваша обязанность, но, судя по тому, что я слышал, выбора у вас не было. Спасибо за вашу христианскую доброту и помощь тем, кто в ней нуждается.

Передайте Олли Элизабет, что я надеюсь на нее. Держите мальчиков в узде, если понадобится — с хлыстом. Пожалуйста, напишите мне, как они поживают. Так несправедливо по отношению к ним, что они потеряли и свою маму, и мисс Аду, когда отца не было рядом, чтобы утешить их. И все-таки я считаю, что на все Божья воля, как бы это ни было тяжело.

Я не знаю, как долго вы намереваетесь оставаться, но, если сможете задержаться, пока я не вернусь домой, буду вам очень благодарен. Если вам что-либо понадобится, обратитесь к Джорджу и Ирен Лэтхэм.

Искренне ваш,

Я выдохнула и еще раз перечитала письмо. К моему облегчению, он, казалось, заботится и о детях, и о моем здесь пребывании. Разве я могу отказать в его просьбе? Артур пока не дал мне никакой уверенности, что он женится на мне перед своим отъездом в Европу. Если я останусь здесь, то, возможно, смогу увидеть его еще хотя бы раз, перед тем как он сядет на корабль. Да и жить здесь, будучи главной, много лучше, чем вернуться к моей прежней жизни в Даунингтоне.

* * *

Олли вплыла во двор, когда я заканчивала развешивать белье. Малыши спали наверху, и я хотела, чтобы их дневной сон не был нарушен.

— Ты не разложишь эти полотенца и вещи на кустах, чтобы они просохли? — попросила я.

Девочка взяла корзину и пошла к боковому забору. Очень старательно и аккуратно она разложила каждую вещь так, чтобы та полностью продувалась ветром, пока нет солнца. Встряхнув юбку своего клетчатого рабочего платья, я повесила его на веревку и прошла по двору, чтобы помочь девочке.

— Мама всегда разрешала мне это делать, и мисс Ада тоже. — Олли разложила и разровняла каждое кухонное полотенце на колючем кустарнике. — Я помогала мисс Аде ухаживать за мамой до того, как у нее появилась Дженни. — Она разгладила края каждого полотенца, чтобы они лежали в ряд друг за другом.

Я решила ей не мешать.

— Когда мисс Ада заболела, она сказала мне, что я должна быстро повзрослеть. Я несколько дней не ходила в школу. Я думала, это весело — быть старшей. — Когда она повернулась ко мне, в ее серьезных глазах затаился страх. По щекам текли слезы, но она даже не замечала их.

Мое сердце будто сжало железной рукой, и из его глубин поднялось столько сострадания, что я и не подозревала.

— О, детка, мне так жаль…

Она бросилась мне в объятия, обхватила за талию, ее плечи содрогались от рыданий.

— Мне жаль, что я накричала на Дэна. Мне так жаль, что я не смогла спасти маму и мисс Аду.

Я взяла ее лицо в ладони.

— Это не твоя вина. Ты слышишь меня, Олли Элизабет? Это не твоя вина, что мама умерла. И мисс Ада. Это было… Так было предначертано судьбой.

Она зарылась мне в плечо и продолжала всхлипывать. Мне хотелось присоединиться к ней, а не говорить банальности, ведь моя мама, хотя и оставалась на этом свете, судя по папиным письмам, одной ногой была уже в другом.

Господи, помоги мне!

Я опустилась на колени возле девочки, вытерла слезы и помолилась, стараясь подобрать нужные слова.

— Смерть приходит ко всем нам, Олли. Мисс Ада знала об этом, и твоя мама тоже. И папа об этом знает. Он видит ее каждый день. Но Господь всегда с нами, приглядывает за нами, помогает нам. Я знаю!

— Откуда? Разве ты можешь увидеть Бога?

Уставившись куда-то за плечо девочки, я раздумывала о том, как выразить то, что я знала наверняка. Я подумала об Ирен, о ее глазах, излучающих свет, вопреки всем смертям, которые она видела в своей конгрегации и общине. И слова пришли сами, возникнув где-то в глубине души.

— Я знаю, потому что каждое утро, что бы ни случилось, встает солнце. Потому что дождь поливает посевы. Рождаются дети. Я знаю, что, даже несмотря на то, что приходит смерть, мы продолжаем жить.

Слова терзали мое сердце, как колючая проволока, разрывающая плоть. Утешили бы они меня, если бы мама умерла? Или Артур? Или Уилл? Смогла бы Олли вынести все, если бы смерть унесла и ее отца?

Жизни нас обеих движутся сейчас по долгому неведомому нам пути, и мы должны довериться Богу, чтобы он указал нам будущее. А пока что в наших силах стараться поддерживать друг друга.

* * *

На этой же неделе, спустя несколько дней, пришло письмо от Артура. Разговоры о предстоящем мире повергли его в уныние, ведь он так мечтал сразиться с немецкими летчиками-асами. Но меня эти новости радовали: если война скоро кончится, то Френк вернется домой, а значит, мы с Артуром сможем наконец жить собственной жизнью.

В воскресенье Ирен не пришла в церковь.

— Ей нездоровится, — услышала я от ее старшей дочери Нолы Джин.

И внимание ко мне шерифа Джефриса весь день раздражало меня. Это было все равно что сидеть на веранде с Барни Грейвзом. Приятный мужчина, но тот, кто хочет от меня большего, чем я могу дать.

На следующей неделе в понедельник распахнулась дверь черного хода и ворвалась Ирен. Ее круглое лицо раскраснелось, как печка, и дышала она шумно и прерывисто, словно паровоз. В ее руках была газета.

— Она закончилась! — прохрипела она, пока я вела ее к стулу в гостиную. — Она закончилась, сегодня рано утром!

Неужели это правда? Я выхватила газету из ее рук. Как только я увидела заголовок спецвыпуска «Джанкшен сентинел», я издала радостный возглас.

— Война закончилась! — Я станцевала джигу, прежде чем обнять свою новую подругу.

Ее трясло от смеха.

— Слава Богу! Хвалите Господа!

Дженни вцепилась в мою юбку — на ее маленьком личике застыла паника. Я подхватила ее на руки.

— Война закончилась, Дженни! Наши мужчины едут домой! — Я поставила ее на пол и танцевала с малышкой по комнате.

Появились Джеймс и Дэн. Перебивая и перекрикивая друг друга, они пытались узнать, что произошло.

— Война закончилась.

Прошло несколько секунд, прежде чем в их глазах зажглось понимание.

— Папочка едет домой! Папочка едет домой!

Дети взялись за руки и с восторгом кружились по комнате, пока не устали и не сели.

Артур выполнит свой долг, так и не покинув американской земли. Френк начнет свое путешествие домой, как и мой брат.

Больше никаких ограничений в еде в поддержку экономики воюющих стран, больше никаких списков погибших и пострадавших. Больше никто не будет похоронен в далеких могилах.

Услышав стук в дверь, мы все повернулись.

— Вы не против, если я присоединюсь к вашему празднованию? — улыбнулся шериф Джефрис, шляпа привычно вертелась у него в руках. Его волосы были зачесаны назад и пахли одеколоном.

Я подняла газету.

— Действительно, почему бы нам не отпраздновать это событие вместе? Приходите на ужин. Я сверну шеи парочке цыплят, как мы только что поступили с кайзером и его армией.

— Ты уверена? — Ирен поднялась, ее дыхание наконец выровнялось.

— Конечно! — Я покружила Дженни, потом усадила ее на пол и пошла к курятнику.

До меня донесся голос шерифа:

— Эта девушка так полна жизни!

* * *

Аромат жарящегося цыпленка распространился по всем уголкам дома, усиливая ощущение праздника. Цыпленок, пирог и тыквенная каша наполнили наши желудки, в то время как наши души упивались новостями об окончании войны. В комнате стоял гул голосов, каждый пытался переговорить другого и рассказать, что слышал.

За столом напротив меня сидел шериф. У него красивые глаза. И довольно привлекательное лицо, на которое приятно смотреть. Однажды он станет весьма достойным мужем для какой-то девушки. И хорошим отцом для ее детей. Заметив, как я разглядываю его, Джеймс и Дэн начали взволнованно шушукаться.

Шериф взглянул на меня, и я ответила ему улыбкой, выказывая свою признательность и молясь, чтобы он не придал этому большего значения, чем я намеревалась показать. Мое сердце принадлежало Артуру.

К тому времени как Лэтхэмы и шериф собрались уходить, моя спина болела, а на кухне не осталось ни одной чистой тарелки или кастрюли — вся посуда была грязной и стояла либо на столе, либо в тазу для мытья. Ирен и ее дочери предложили помощь, но я видела, как они устали. И хотела доказать, в первую очередь себе, что могу справиться с домашними обязанностями.

Правда, я разрешила старшим мальчикам Лэтхэмов наносить воды перед уходом. За ночь тарелки откиснут. Хотя по утрам у нас, как всегда, будет много других забот. Ведь наступит еще один день, наполненный домашними хлопотами, — но сейчас, когда воцарился мир, он казался последним, и все вокруг, казалось, замерло… Я не могла дождаться следующего дня, чтобы узнать, что же приготовил для меня этот новый мир!

 

Глава 18

Я встала рано утром в счастливом расположении духа из-за мыслей о мире. И, прежде чем позволить себе сделать первый глоток кофе, я заставила себя перемыть всю грязную посуду и принести еще воды. Наконец, усевшись на веранде с теплой кружкой в руках, я решила насладиться чтением вчерашней газеты и познакомиться не только с кричащими заголовками, но и со всем ее содержанием.

Свежий ветерок трепал мои волосы, пока я просматривала страницу за страницей. Затем мне на глаза попался заголовок на тринадцатой странице:

Среда, празднование Дня Далласа на Лав-Филд: все приготовлено для встречи команды «Флайинг Фролик».

Я вскочила на ноги, пролив горячий кофе себе на юбку, и продолжила чтение. День авиационного шоу и зрелищ для общественности, объединенный с празднованием окончания войны!

Будут пущены специальные трамваи, чтобы обеспечить проезд в Хайланд-парк, а оттуда за небольшую плату будут перевозить зрителей дальше, на Лав-Филд.

Конечно же, в этом будут участвовать и пилоты из Кэмп-Дик, не так ли? Но, чтобы поехать на поезде в Даллас, понадобятся деньги. Кроме того, нужно будет оплатить проезд до Лав-Филд, плюс плата за вход на празднование. И еда. Нужно будет купить еду. Или Артур угостит меня обедом?

В голове у меня закружились мысли о предстоящих хлопотах: одежда, расписание поездов, на кого оставить детей. Я должна телеграфировать Артуру и сообщить ему, как меня найти. Или рискнуть и сделать ему сюрприз?

Не важно. У меня впереди целый день, чтобы все продумать. Я быстро допила остывающий кофе. Мне нужно доделать все домашние дела, а затем принять ванну и вымыть волосы. Идя обратно в дом, я практически парила. Мои ноги едва касались земли, а на лице расплывалась улыбка. Если бы я могла восторженно крикнуть, не разбудив детей, то обязательно сделала бы это.

Правда, мой самоконтроль особого значения не имел: не успела я дойти до кухни и сделать себе еще чашку кофе, как три пары ног уже спускались по лестнице.

Организация моего приключения должна подождать.

* * *

На следующий день еще до рассвета я на цыпочках сошла вниз. Я вовсю зевала, да и тело сопротивлялось столь раннему подъему, несмотря на радостное возбуждение. План был составлен, хотя у меня не хватило времени поехать в город и отправить телеграмму Артуру. Оставалось лишь верить, что я найду его на воздушном представлении. Я молилась об этом. Господь показал мне, что предназначил Артура для меня, и я была уверена, что получу ответ на свои молитвы.

В конце концов, Он и так облегчил мне путь: ведь Ирен согласилась на один день присмотреть за детьми, хотя в ее глазах застыл вопрос, на который мне не хотелось отвечать. Мне нужно было, чтобы она повела себя как мой друг, а не как мать. Она послала мне улыбку, предостерегающую улыбку, но сказала ехать и пожелала хорошо провести время.

Ее лицо было так открыто и доверчиво, что заставило меня почувствовать вину. Я сомневалась, что она на самом деле одобряет мое путешествие в Даллас в одиночку. Но я приняла решение и была намерена от него не отступать.

* * *

Когда я открыла дверь в комнату тети Адабель, мое внимание приковало зеркало на умывальном столике: на полочке стоял флакон французских духов. Его прислал Френк, еще не зная, что жена умерла? Колеблясь лишь мгновение, я вытащила пробку из тяжелого стеклянного флакона. Комната наполнилась сладостным ароматом тысячи цветов. Я нанесла по капельке духов на кожу за ушами и посмотрела в зеркало. На меня уставились карие глаза. Мои светло-каштановые волосы из-под шляпки были едва видны. Осталось пару раз ущипнуть себя за щеки — и они сразу зарумянились. Повернувшись из стороны в сторону, я пришла к выводу, что выгляжу вполне презентабельно. Я похлопала ладонью под подбородком, мне захотелось одновременно расплакаться и засмеяться. Сегодня я увижу Артура! Но сначала нужно прибыть вовремя на станцию.

Я заторопилась обратно в коридор и выглянула за дверь. Нола Джин Лэтхэм как раз шла через двор, тонкие руки и ноги выглядывали из-под слишком маленького платья.

Увидев меня, она пошла быстрее.

— Мама послала меня. — Она поднялась на веранду. — Я отведу малышей к нам домой, а потом мы с Олли пойдем вместе в школу.

Я стояла, пританцовывая от нетерпения.

— Звучит прекрасно, Нола Джин. Передай мою благодарность своей матери.

Она кивнула, зашла в дом, поднялась по лестнице и скрылась из виду. Я проскочила в кухню, завернула оставшийся кусок пирога в чистую ткань и положила его в сумку. Будет чем перекусить, пока я доберусь до «Флайинг Фролик».

На кухню заглянули Джеймс и Олли. Джеймс тер заспанные глаза, затем принюхался и, подмигнув мне со своего места на скамье, сказал:

— Ух ты! Ты пахнешь, как мама, Бекка! — Его глаза сузились, а носик сморщился от недоумения. — А куда ты едешь?

Олли повернула голову в мою сторону. Дэн подбежал к столу, более бодрый, чем брат.

— Нола Джин разбудила и Дженни.

— Да, я знаю. Помнишь, Джеймс, я говорила тебе вчера вечером, что еду сегодня в Даллас.

Глаза Олли превратились в щелочки.

— Я забыл. — Джеймс опустил голову на стол. — Нола Джин приготовит мне завтрак?

— Да.

В эту минуту вошла девочка, у нее на руках была Дженни. — Ведите себя хорошо с Нолой Джин и миссис Лэтхэм.

У Джеймса задрожала нижняя губа, Дэн кивнул и засунул палец в рот. Я погладила мальчиков по щекам, Джеймс прильнул к моей руке.

— Когда ты вернешься?

У меня в горле стал ком. Дженни протянула ко мне ручки. Я увильнула от нее, поцеловала в лобик и пошла к двери.

Дженни закричала и начала вырываться, пока Нола не опустила ее на пол. Малышка взвизгнула и поползла за мной, личико ее покраснело, но она не плакала. Она набрала побольше воздуха, закричала, потом отдышалась и закричала снова.

Олли вышла за Дженни на крыльцо. Я торопилась к воротам. Часть меня хотела побежать обратно, заключить крошку в объятия и крепко прижать к себе. Но еще большая часть меня хотела уйти. Сейчас!

Я посмотрела на дорогу, затем оглянулась на Олли и Дженни, Джеймса и Дэна, которые стояли на крыльце. У всех — выражение замешательства на лице, терзающее мою и без того израненную душу.

Если я могла о них заботиться, то это под силу кому угодно, сказала я себе. Нола Джин прекрасно справится. Я заставила себя идти вперед. Дженни снова закричала. Я закрыла глаза и побежала.

* * *

Когда поезд тронулся, сердце мое сжалось, словно мокрая юбка в руках прачки. Как я могла оставить Дженни в таком состоянии? Я закрыла глаза. Из темноты тут же проступило лицо Джеймса, полное тоски и страха, преследовавшее меня… Но это небольшое путешествие явно к лучшему. Детям не нужно еще сильнее привязываться ко мне. Они должны быть готовы радушно принять кого-либо, кто позаботится о них после моего отъезда. Ирен, или миссис Криншоу, или, быть может, новую жену Френка. Это совершенно в порядке вещей — снова жениться.

Я зевнула, прислонив голову к окну, и спустя некоторое время под мерное постукивание колес и покачивание поезда заснула.

Мне снилось, что мы с Артуром летим на его самолете где-то очень высоко. С неба мир казался совсем иным. Маленьким, незаметным. И меня беспокоило, что мир таковым и ощущался. Когда от волнения я проснулась, то была разочарована, что поездка в моем сне не оправдала моих надежд. Хотя это было именно то приключение, к которому я так стремилась!

Поезд практически опустел — все вышли на станции Юнион в Далласе. Здание вокзала было огромным, несколько поездов двигались одновременно в противоположных направлениях. Люди мчались мимо, на каждом лице застыла улыбка, все смеялись. Война закончилась. И сегодня Даллас это отпразднует. Растворившись в праздничной толпе, я забыла о ферме, детях и их отце. Я даже позабыла папины слова о том, что мама выздоровела, и о том, что ее выздоровление прошло не очень успешно.

Все мои мысли были заняты поиском Артура. Но как пробраться на «Фролик»? Заметив мужчину в форме и позабыв о маминых указаниях не говорить с незнакомцами, я подошла прямо к военному, улыбаясь до ушей.

— Простите, вы не подскажете, как мне попасть на Лав Филд, а затем на «Флайинг Фролик»?

Его глаза осмотрели меня от макушки до пят. Я отступила на шаг, плотнее запахивая пальто.

— Я тоже туда направляюсь, красотка. Может быть, поедем вместе?

— Я… — Мое сердце забилось, я с трудом сглотнула. — Не знаю… сэр.

Он взял мою руку и положил себе на предплечье.

— Капитан Дентон, мисс. Позвольте мне сопроводить вас туда. Будет нехорошо позволить вам в одиночку бродить по улицам Далласа, не так ли? — Его широкая улыбка не развеяла моих опасений, но я разрешила ему отвести себя к билетной кассе.

— Я думала, туда не ходят поезда, разве нам не нужен трамвай?

Капитан Дентон покачал головой.

— Сегодня пустили специальный поезд на Лав-Филд. Сорок три цента за билет туда и обратно.

Я посмотрела на мужчину за кассой. Он утвердительно кивнул.

— Ну что ж, хорошо. Мне подходит. — Так оно и было: на поезде все более знакомо и безопасно.

Я протянула деньги за билет, деньги, которые, я знала, Френк послал домой своей семье. Но сейчас я не хотела об этом беспокоиться. Кроме того, я же не потратила все пять долларов. Кассир послал нас в киоск, где я также могла приобрести входной билет на «Фролик». Это еще пятьдесят центов. Я закусила губу и помолилась, чтобы оставшихся денег хватило нам с детьми дотянуть до возвращения Френка домой.

Капитан Дентон сопроводил меня на платформу. С нами поезда ожидали еще сотни людей, по крайней мере, так казалось. Когда раздался гудок приближающегося паровоза, толпа продвинулась вперед: все хотели зайти в вагон первыми. Придерживая за руку, капитан Дентон провел меня через толчею, занял мне место у окна, а сам сел у прохода.

Затем он тихонько присвистнул.

— Это нечто, не так ли? Никогда не думал, что так много людей захотят посмотреть шоу.

На моих губах заиграла нервная улыбка.

— Да, и я тоже.

Мужчина откинулся на сиденье и положил ногу на ногу.

— Вы из Далласа, мисс…?

Мои пальцы вцепились в сумочку.

— Хэндрикс. И нет, я не из Далласа. Я из Оклахомы, но сейчас остановилась… неподалеку. — Я облизала пересохшие губы. — Я приехала навестить своего… нареченного. Он учится в Кэмп-Дике. — Я плотно закрыла рот, раздумывая, не слишком ли много я рассказала.

— Я знаю практически всех на базе. Кто этот ваш нареченный?

Я щелкала застежкой сумочки, рассматривая лицо капитана Дентона. У него были светлые волосы, а карие глаза казались теплыми, даже дружелюбными.

— Артур. Артур Сэмсон, из Тайлера.

Капитан поднял брови.

— Что? — Я взяла его за руку. — Что вы знаете? Пожалуйста, скажите мне, умоляю!

Его лицо преобразилось, теперь он улыбался. Похлопав меня по руке, он сказал:

— Не волнуйтесь! Я уверен, он будет счастлив вас видеть! Я с облегчением откинулась на спинку сиденья. Артур будет рад видеть меня. Конечно, как же иначе. Поэтому я и приехала.

 

Глава 19

Я думала, что Юнион-стейшен была запружена людьми, но, что такое настоящая толпа, я поняла лишь на взлетном поле.

Капитан Дентон провел меня через ворота. Я расстегнула пальто, боясь, что сомлею до того, как найду Артура. Несмотря на многолюдную толпу и палящее солнце, я была рада, что прохладный ноябрьский воздух овевает мою кожу.

Мы продолжали двигаться через толпу, я вертела головой во все стороны и все крепче прижимала к себе сумочку. Так много солдат. Так много лиц. А что, если мне не удастся найти Артура?

— Не волнуйтесь! Я найду его для вас. — Голос капитана возносился над общим гулом.

— Я никогда в жизни не видела столько людей! — Приподнявшись на цыпочки, я пыталась все лучше разглядеть.

Капитан Дентон, фыркая, вел меня к трибунам.

— Сидите здесь и наслаждайтесь шоу. Я найду вашего мистера Сэмсона. — Он усадил меня и исчез в противоположном направлении.

Спустя совсем немного времени я сняла пальто и положила его себе на колени. Моя кожа горела от нетерпения. Скоро Ар-тур будет со мной! Я увижу его лицо, услышу его голос. Конечно, мы не сможем обняться на публике. Но наши глаза будут держать друг друга в объятиях. А когда он заговорит, его слова обнимут меня так же крепко, как и руки.

Над головой с шумом пролетали самолеты, заглушая мои мечты.

Мужчина, сидящий передо мной, наклонился к жене.

— «Дженни», их так называют — «Дженни».

Подняв глаза к небу, я охала и ахала вместе с толпой, пока пилоты выполняли разные трюки в воздухе: закручивали петлю, летели задом наперед, выстраивались в строгую линию, устремленную к земле, а затем неожиданно взмывали в небо. Я прижала руку к трепещущему сердцу. Ничего подобного увиденному этим утром я и вообразить себе не могла. А Артур делает такие же трюки?

Воздушная акробатика продолжалась еще некоторое время. Когда шоу начало подходить к концу, у меня свело живот и все мои страхи вернулись. А что, если капитан Дентон не найдет Артура? А что, если он не придет за мной?

Я повертела головой, выискивая знакомое лицо. Конечно, их было всего два: капитан Дентон или Артур.

И не увидела ни одного. Скамьи рядом начали пустеть, все только и говорили что об обеде — шведском столе. Я сидела уже почти в одиночестве, покусывая ноготь.

Затем на некотором расстоянии от меня поднялась рука. Я встала, ожидая увидеть знакомое лицо. И тут в поредевшей толпе мне на глаза попалась широкая улыбка шерифа Джефриса.

Я села обратно на деревянную скамью. Что он подумает обо мне: я бросила детей и одна поехала в Даллас. Я повертела головой в разные стороны в поисках путей к отступлению. Но он уже вырос передо мной, и у меня не оставалось выбора, кроме как узнать его.

— Не представляла, что можно вас здесь встретить. — Я поджала ноги под себя.

— Великолепно, не правда ли? — Он задрал голову, и его шея стала удивительно длинной. — Просто невероятно, что вытворяют эти ребята.

Я кивнула и вдруг заметила двух подходящих к нам мужчин в форме. Двое знакомых мужчин! Мое сердце, казалось, перестало биться.

Артур!

Форма подчеркивала его худобу. Он так похудел, с тех пор как приехал сюда? Или он был болен и не говорил мне? Я всматривалась в его лицо, ища признаки истощения, но он выглядел бодро и энергично, как и всегда. Я подскочила, в руках зажав пальто и сумочку, и, как только я оперлась о твердую землю, мои ноги наконец перестали дрожать.

Артур остановился вне пределов моей досягаемости. Я хотела броситься ему в объятия, но, несмотря на все необдуманные поступки, совершенные мною сегодня, я, конечно, не могла забыться до такой степени.

— Ребекка. — Глаза Артура не встретились с моими. Его взгляд блуждал по земле, по небу, за мной, передо мной, не задерживаясь на чем-либо надолго.

Я сделала шаг вперед.

— Артур, дорогой!

У шерифа Джефриса рот открылся от изумления. И конечно, его шляпа тут же завертелась у него в руках.

Артур глянул на капитана Дентона.

— Гм… Мы, пожалуй, уже пойдем. — Капитан Дентон повернулся к шерифу. — Позвольте показать вам, какое освещение предполагается после наступления темноты.

Капитан Дентон увел шерифа, но тот, прежде чем позволить себя увести, бросил на Артура долгий тяжелый взгляд. Затем мы остались одни. Или практически одни. Еще несколько людей сновали по трибунам.

Артур подошел ближе.

— Что ты здесь делаешь? — Его приглушенный голос звучал обвинительно.

— Я… я… — Это были не те слова, которые он должен был произнести.

Он закатил глаза и посмотрел вдаль. Затем схватил меня за руку и повел мимо трибун, подальше от всех.

— Дорогой, — я погладила его по щеке. — Я волновалась.

Он отшатнулся, будто я ударила его.

— Послушай. — Он откинул прядь волос пшеничного цвета со лба. — Я не знаю, как сказать тебе, поэтому скажу прямо. — Он глубоко вдохнул и наконец посмотрел мне в глаза. — Я обручен.

Мои губы сложились в улыбку.

— Я знаю, со мной.

И вдруг я поняла, что он говорит не обо мне! Ведь на самом деле мы не были обручены. Пока нет. У меня перехватило дыхание.

Его руки дрожали, пока он прикуривал сигарету. Потом он зажал ее губами. А я уставилась на ее красный кончик. Вокруг нас вился дымок. Глаза, в которых раньше для меня был заключен весь мир, сейчас избегали меня.

— Лили — медсестра. Во время карантина она была все время рядом.

Он еще несколько раз затянулся, затем затушил окурок ботинком.

— Мне жаль, Ребекка, я не хотел тебя обидеть. Я думал, ты забыла обо мне.

— Забыла? — Я наконец глубоко вдохнула и почувствовала, как в груди заклокотал гнев, собираясь, как тучи во время грозы. — Как я могла забыть те дни в Даунингтоне? Как я могла забыть о твоих обещаниях? А письма, которые ты мне писал?! Забыть! Ты сказал моей матери, что намереваешься вернуться за мной. Ты обещал!

Выражение его лица не изменилось, ни один мускул не дрогнул, будто он действительно не помнил тех разговоров, которые я повторяла про себя сотни раз.

Я сделала шаг назад, внутри меня клокотала буря.

— Ты… ты…

Я не знала достаточно страшных слов, чтобы назвать его. Меня накрыла волна унижения, оно жгло мне лицо. Я ему не нужна! И, наверное, никогда не была нужна. Все мои мечты о будущем тут же оказались похоронены.

Мои ноги подкашивались.

— Все в порядке? — раздался рядом голос шерифа Джефриса.

Я прикусила щеку изнутри, чтобы не расплакаться, и начала возиться, надевая пальто. Обойдя меня вокруг, шериф помог мне.

Мой взгляд остановился на точке в небе, где-то над головой шерифа.

— Проводите меня к поезду, шериф Джефрис, я хотела бы вернуться на Юнион-стейшен.

Думаю, он кивнул, так как начал идти. Я прошла с ним до ворот, через которые я входила с капитаном Дентоном. Артур плелся за нами. Затем мы втроем стояли на платформе, вина Артура была ясно написана на его мальчишеском лице.

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем подъехал поезд, из него вышли ликующие пассажиры. Я зашла в вагон, отдернув локоть от протянутой для поддержки руки Артура. Шериф провел меня к сиденью, но я смотрела не на него, а вперед, только вперед. Поезд быстро набирал скорость. Короткая поездка — и я снова буду на Юнион-стейшен. А оттуда вернусь в Пратер Джанкшен.

Но на самом деле я хотела бы поехать домой. Чтобы мама обняла меня, пока я буду выплакивать свою историю. Но я не могла поехать домой. И мама все еще не совсем здорова, а потому не может приехать ко мне.

Несмотря на то что за последние несколько недель я очень повзрослела — я чувствовала это, — мне захотелось вновь стать ребенком. Хотя я знала, что это невозможно. Я обещала позаботиться о детях Френка и Клары Грешем. И Френк рассчитывает, что я сдержу свое слово.

— Ребекка? — Добрый, но совсем не желанный голос шерифа.

Я сжала губы крепче, намеренная не расплакаться. Только не здесь. Не сейчас. Кроме того, я боялась, что если начну — не смогу остановиться.

* * *

Поезда, который увезет нас обратно в Пратер Джанкшен, мы прождали три часа.

— Вы голодны? — спросил шериф Джефрис.

Взглянув ему в лицо, я сразу же отвернулась. Слишком много жалости. Я покачала головой. Он вздохнул, затем ушел поесть.

Потом вернулся и сел возле меня.

— Пожалуйста, шериф, возвращайтесь на «Фролик». — Я смотрела в его сторону, но не на него. — Я могу доехать сама.

Он провел платком по губам.

— Я достаточно увидел на сегодня. Я провожу вас домой, мне не в тягость.

Я открыла было рот, чтобы вновь запротестовать: Пратер Джанкшен не мой дом. И никогда им не станет. Но что толку? Так мы и сидели в тишине, а я все прокручивала в голове детали романа с Артуром, снова и снова. Что я сделала неправильно? Когда я неверно трактовала его намерения? Жизнь не подготовила меня к этой боли утраты.

Конечно, смерть тети Адабель была неожиданной и шокирующей, но она болела. Кроме того, я знала и других умерших. Я помнила Эми Джонс из начальной школы. Мы вместе играли на каникулах. Ее гладкие черные косы гипнотизировали меня, как и ее смеющиеся карие глаза, и ее звонкий хрустальный смех. Эми утонула в ручье, когда пошла набрать воды. Ей было всего девять лет. Потом был Джон, скорее мой друг, нежели Уилла, его боднул в голову старый мул. И конечно, ребята, погибшие на войне.

Смерть не удивляла меня, она не удивляла никого из знакомых мне людей. Но я не могла осознать измены. Все мужчины, которых я встречала в своей жизни, держали свое слово. Артур говорил, что любит меня. Любил ли он? У меня перед глазами мелькали все его письма, одно за другим. По крайней мере, он просил меня ждать его. И подписывал он свои письма ко мне «со всей любовью». Или это была всего лишь шаблонная финальная фраза?

Боль росла во мне, поднимаясь от пальцев ног все выше и наполняя живот, грудь, словно дождевая вода, капля за каплей наполняющая цистерну. Скоро тоска начнет душить меня, и мне придется дать ей выход. Но не сейчас. Только не сейчас.

* * *

День перевалил уже далеко на вторую половину, когда мы наконец вышли из поезда в Пратер Джанкшене.

Шериф Джефрис нежно взял меня за руку.

— Позвольте отвести вас домой, Ребекка.

Я заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Я очень благодарна вам за ваше дружеское участие. Правда. Но мне необходимо пройтись. Мне нужно какое-то время побыть одной.

Нахмурившись, он кивнул и отступил. А я пошла вперед, в сгущающиеся сумерки. Это напомнило мне о первом вечере здесь, вечере приезда, когда я направлялась туда, где, как я считала, находится дом моей тети. В ту ночь я не ожидала трагедии, которую мне предстояло пережить.

Теперь мне было все равно, таилась ли в темноте какая-либо опасность. Кому какое дело, если со мной что-то случится? Артур был для меня потерян, он улетел в будущее, в котором мне нет места. Он сделал куда больше, чем просто убил мои мечты о романтике и приключениях. Он приковал меня к этому месту, к жизни, которой я не желала.

По моим щекам полились слезы. Я не хотела плакать, просто их так много накопилось, что они полились сами. Я повесила сумочку на руку и наблюдала, как ее тень колышется по земле, пока луна играла в прятки с облаками. Почти два доллара из денег Френка — денег, предназначенных его семье, — потрачены на причуду глупышки. Думаю, папа вышлет мне денег, если я попрошу. Но как я объясню ему, что натворила?

А что скажет мама? Как она воспримет новости об Артуре? Конечно, по ее мнению, Барни Грейвз все еще ждал меня, как те дополнительные ингредиенты на второй пирог, если уж первый не удался.

Я плотнее запахнула пальто — с ушедшим дневным светом ушло и тепло. Дорога сворачивала. Я подняла голову, ожидая увидеть темный, мрачный дом. Вместо этого из окна гостиной лился свет. У меня все внутри сжалось. Я никого не хотела сейчас видеть. Может быть, мне поспать на сеновале, чтобы избежать разговоров до утра? Будто в ответ на мои слова с севера подул ветер и напомнил, что на календаре ноябрь. Несмотря на пальто, сон вне дома не будет приятным опытом.

Ноги сами понесли меня через ворота, по дорожке, по ступенькам крыльца и по кругу к задней двери. Каблуки стучали по доскам, но никто не встречал меня у кухонной двери.

Я поставила сумку на стол и пошла в гостиную, направляясь к горящему свету. Мои шаги замедлились. С вешалки в коридоре я сняла зонтик и держала его перед собой на случай защиты.

Кто бы ни сидел там, в кругу света, он слышал мои шаги и даже, наверное, как мое сердце бьется в груди. Повернув за угол, я остановилась на ярком свету. Олли лежала на диване, завернувшись в одеяло, и, моргая, смотрела на меня. Я опустила зонтик.

— Почему ты не спишь? И где Нола Джин?

Раздражение, страх и боль слились, сделав мои слова резкими и осуждающими.

Девочка села.

— Нола Джин решила уйти домой после того, как подоила Старого Боба. Ей не хотелось возвращаться домой в темноте.

О чем только думала эта девочка, оставив четверых маленьких детей одних? Я завтра скажу ей пару слов.

Олли встала с дивана, но не подошла ко мне.

— Я сказала ей, что ты скоро будешь дома. Кроме того, Дженни проплакала практически весь день.

Неудивительно, что Нола Джин захотела уйти. Я не винила ее. Я и сама хотела бы растаять, растекшись лужей на полу. И тут я почувствовала, как из глаз моих вновь полились слезы, щедро орошая мои щеки. Я избегала взгляда Олли, расправляя кружевную салфетку на маленьком столике около дивана.

— Я уже дома, дорогая, иди спать.

Она колебалась, будто хотела чуть больше от меня, но мне нечего было ей дать. Мне нужно было время, чтобы подумать. Время и тишина. А с рассветом у меня точно не будет ни того, ни другого.

Я затушила лампу и пошла за девочкой наверх. У меня зуб на зуб не попадал, когда я надевала ночную фланелевую сорочку и укутывалась одеялами. А наконец согревшись, я подумала, достаточно ли тепло укрыты дети? Иногда во сне Дэн сбрасывает одеяло. Мои голые ноги коснулись холодного пола. Я глубоко вдохнула и поспешила в соседнюю спальню.

Конечно же, нога Дэна свешивалась с кровати, не прикрытая и лоскутком ткани. Я подтолкнула его ближе к брату. Он повернулся к нему, и нога исчезла под одеялом. Я заткнула одеяло под матрас.

Пригладив светлые волосы на голове мальчика, я увидела место, которое выстригала вокруг раны. Нужно будет утром его осмотреть и убедиться, что все хорошо заживает. И, наверное, надо и остальные волосы подстричь, чтобы голова выглядела аккуратно. Я здесь уже практически месяц, и стрижка не помешает обоим мальчикам.

Мои ноги окоченели. На цыпочках я прошла в свою комнату и забралась в кровать. От тепла не осталось и следа. Я натянула одеяло на голову и свернулась калачиком. Так было лучше. Чувство холода сейчас полностью соответствовало моим мыслям и настроению. Оно напоминало мне, что у меня нет никого, кто согрел бы мое сердце и постель.

 

Глава 20

Открыть глаза следующим утром было все равно что дверь в погреб при сильном ветре. Натянув одеяло на голову, я отвернулась к стене. Я не могла делать вид, будто мое сердце не разбито и не растоптано.

Тем не менее я сделала именно так. Стиснув зубы, я справилась со всеми утренними обязанностями, хотя у меня было чувство, будто я пробираюсь сквозь плотный туман. Больная, умирающая тетя Адабель заботилась об этих детях до тех пор, пока уже не могла оторвать голову от подушки. А у меня всего-навсего сердце разбито и мечты погибли. Могу ли я сделать меньше, чем она, даже если мое будущее кажется мне сейчас таким же безжизненным, как и голые ветви старого дуба во дворе?

В субботу утром я услышала, как по дороге едет фургон. Прежде чем я заставила себя встать и выйти посмотреть, кто приехал, Ирен уже стояла возле меня.

— Мы подумали, что вам придется по душе поездка в город, — сказала она, снимая косынку и открывая свое круглое, как яблочко, лицо.

Старшие дети кричали «ура», а Дженни хлопала пухленькими ладошками и морщила носик. Ирен взяла у меня из рук кухонное полотенце.

— Поторопись! Я помогу детям собраться.

Я улетела в свою комнату, радуясь, что у меня есть чистая одежда, в которую можно переодеться, и что я успела справиться со всей рутинной работой по дому на рассвете. Пока я не схватила свою сумочку и не подошла к двери, я и не вспомнила, что не отправила письма на прошлой неделе: одно папе, другое Френку.

У меня внутри все дрожало, когда я обдумывала слова, которые писала мужчине, чья жена мирно лежала в могиле, а совершенно незнакомая ему девушка заботилась о его детях. Я, конечно, не стала рассказывать о своем разбитом сердце, просто уверила, что у нас все в порядке, что дети ждут его возвращения, и что я останусь с ними до его приезда.

Положив письма в сумочку, я забралась на заднее сиденье переполненного фургона.

— Иди сюда! — Ирен придвинулась ближе к мужу и похлопала по месту рядом с собой на передней скамье. Беула, ее младшая дочь, спокойно сидела у нее на коленях.

Я пробиралась через весь фургон с такой осторожностью, будто шла сквозь шиповник, опасаясь, как бы не наступить на маленькие ножки.

— Ты хорошо повеселилась в Далласе, Ребекка? — Задумчивый вопрос Нолы Джин заставил всех угомониться.

— Расскажи нам об этом, — раздался голос еще одного ребенка Лэтхэмов.

Пока я усаживалась, из горла вырвался вибрирующий звук, который, я надеялась, примут за смех.

— Там было больше людей, чем я видела за всю свою жизнь.

— Хочу услышать рассказ про самолеты! — попросил младший мальчик Лэтхэмов.

Ирен тронула мужа за руку, он свистнул, и лошади тронулись, я покачнулась и схватилась за сиденье. Дети повизгивали сзади. Ирен взяла меня за руку.

— Я подержу тебя. Я слишком тяжелая, этим лошадям меня не поколебать.

Ирен засмеялась, сзади послышались сдавленные смешки ее старших детей, и даже рот брата Лэтхэма раздвинулся в улыбке. Ирен поцеловала сидящую на коленях дочку в шею, и малышка тоже захихикала — ее смех был похож на смех матери в миниатюре.

Я откинулась на сиденье и возблагодарила Господа за то, что Он наделил Ирен таким даром — все рядом с ней чувствовали себя непринужденно.

* * *

Лошади чуть замедлили ход, въехав в город, где теперь мне уже все было знакомо. Я увидела миссис Криншоу на крыльце своего дома, она приветственно помахала рукой. Этот простой жест приободрил меня. Но когда показался белый шпиль церкви, я бросила взгляд на кладбище, которое покоилось в ее тени, боль стеснила мою грудь, а потом сдавила горло. Как ничтожны мои страдания по сравнению с горем и потерями других!

Лошади брата Лэтхэма остановились, пританцовывая. Дети вышли из фургона, брат Лэтхэм привязал лошадей и протянул мне руку. Затем повернулся к жене, взял с ее колен малышку, обнял жену за талию свободной рукой, приподнял и опустил на землю. Они долго смотрели друг другу в глаза, и это было проявлением столь сильной любви, что мне пришлось отвернуться.

У меня было такое чувство, что в груди вот-вот что-то лопнет. Каковы мои шансы найти подобную любовь? Теперь они казались мне весьма зыбкими.

Я подняла голову, подставив лицо слабым лучам солнца. Я думала, Артур — это ответ на мои молитвы. Я думала, Господь проложил нам путь, чтобы быть вместе. И что теперь? Безусловно, Господь имел на меня куда большие планы, чем обрекать на заботу о четверых детях, оставшихся без матери где-то на задворках Техаса. Я обхватила себя руками и глубоко вдохнула. Потянуло запахом увядающей травы.

— Думаю, у тебя есть какие-то дела, — пропела Ирен.

— Да, мэм. — Я похлопала по сумке. — Мне нужно в магазин, на почту. И нужно зайти в банк, наверное.

— Правильно. — Она поставила дочку на ноги. Малышка потопала к Ноле Джин, раскрывшей ей объятия. Ирен наблюдала за ребенком с обожанием, а обращалась при этом ко мне: — Я оставлю тебя заниматься делами, если только тебе не нужна моя помощь.

— Все будет в порядке.

Она перевела на меня тот же любящий взгляд.

— Конечно, ты справишься. — Ее слова означали куда больше, чем один день похода за покупками.

— Встретимся здесь около полудня. Я привезла все для пикника, — добавила она, помахав мне на прощанье.

Прохладный ветер донес детские голоса. Я повертела головой, но нигде их не увидела — ни Олли, ни Джеймса, Дэна и Дженни. Ирен кивнула на квадратное здание перед церковью.

— Они на площадке перед школой. Нола Джин присмотрит за ними.

Я сделала глубокий и протяжный вдох, наслаждаясь запахом свободы. Когда я пошла по мощеному тротуару, мои ботинки стучали так же, как и дома. Этот звук напомнил мне о походах в магазин с мамой и о прогулках с Артуром. На мгновение влага затуманила мой взор. Я тосковала по Артуру, но куда как больше, наверное, по своим надеждам на то, что скоро все мои мечты сбудутся.

Сначала я зашла в бакалейный магазин и направилась прямо к стеклянному сосуду, наполненному мятными палочками. Я куплю их всем детям, чтобы грызли по пути домой. Небольшая благодарность семье Лэтхэмов за их доброту.

Меня встретил мистер Криншоу, его лицо было не таким измученным, как в прошлый раз.

Мы постояли в тишине, я осматривала магазин, пока наконец не откашлялась и не выложила мелкие монеты на прилавок.

— Мне, пожалуйста, дюжину мятных палочек. — Пока он наполнял коричневый бумажный пакет, я подумала, что нам наверняка нужно много всего прочего, но списка я не составила и наличных было слишком мало.

Забрав свою маленькую покупку, я пошла на почту, располагавшуюся по соседству. Все стены внутри были заставлены полками с почтой, ожидавшей, чтобы ее рассортировали и разнесли по домам в городе и по фермерским усадьбам.

— Мне нужно это отправить, — сказала я мужчине за стойкой. Он просмотрел мои письма и согласно кивнул.

Затем он вытащил из ящика пакет и протянул мне.

— Вам повезло, мистер Кулпепер сегодня еще не заходил на почту. У вас есть что забрать, несмотря на то, что ваша газета еще не пришла.

Я уставилась на журнал, который он вложил мне в руки.

— «Идеи для дома и сада», — прочла я вслух.

— М-да. Подписка на него всегда была гордостью для нас.

Я пробежала пальцами по обложке. Мама тоже выписывала этот журнал. Ей нравился раздел по обустройству дома. Мне почему-то казалось, что тете Адабель, напротив, нравилась часть про сад. Я начала понимать, что это как раз и отражало суть сестер — они были как две стороны одной медали, так же отличались друг от друга, хотя были при этом частями единого целого.

— А вот и ваши письма.

Я оторвалась от журнала и взяла конверты. Казалось, мое сердце остановилось. На одном конверте был мамин почерк, немного дрожащий, но вполне узнаваемый. А другое письмо было написано рукой Артура, перепутать было невозможно.

В животе все сжалось, я выбежала за дверь и упала на скамью в конце дорожки.

Положив журнал на колени, я вложила письмо Артура между страницами. Я не могла читать его посреди города. Мне нужно было особое место, знакомое и уединенное. Этим требованиям подходил лишь дом моей тети.

Я распечатала мамино письмо. Но не успела я прочитать ее традиционное приветствие, как на улице раздался крик:

— Папа, быстрее! Джеймс упал в старый колодец!

Джеймс?! Мой Джеймс?

Подхватив юбки, хотя они и так уже давно не касались земли, я побежала за остальными, направляясь к школьному двору. С каждой минутой бега я молилась, чтобы это был не мой Джеймс. Мне нужно увидеть своего малыша, узнать, что с ним все в порядке. Мое сердце опасалось худшего.

Пробегая мимо церковного двора, я старалась не думать о Кларе и тете Адабель, чтобы не почувствовать их недовольства из-за того, что плохо следила за детьми. Задыхаясь, я подбежала к собравшейся толпе, протолкалась к центру. Брат Лэтхэм лежал на земле, всматриваясь в глубокий колодец.

— Он там в порядке. Не провалился на дно, застрял. Принесите веревку. — Когда он оглянулся, его глаза встретились с моими.

Я стала на колени у края колодца, который был накрыт теперь уже сломанными досками.

— Джеймс, это я, Ребекка!

— Прости меня, — послышался сквозь всхлипывания тоненький голосок.

Я наклонилась еще ниже, к самому краю.

— Я здесь, малыш, не бойся. Брат Лэтхэм вытащит тебя.

У меня за спиной раздался плач. Я повернулась, стоя по-прежнему на коленях. Олли прижала Дэна к себе, испугавшись, что он полезет в колодец спасать брата. Кого-то не хватало. Я не могла понять кого.

Затем поняла!

— Где малышка? — заорала я. Пока я поднималась с колен, меня уже всю колотило. Схватив Олли за плечи, я затрясла ее. — Где Дженни?

У нее задрожали губы, и по грязному лицу полились слезы.

— Где…

На мое плечо опустилась рука.

— Она здесь, Ребекка. Ее держит Нола Джин. — Лицо Ирен было спокойным, будто она не понимала, что мы пытаемся спасти маленького мальчика из темной ямы.

Темной ямы! Я опять поползла к колодцу, за спиной хныкала Олли, запуская мое чувство вины по замкнутому кругу в пучину, в какой-то водоворот. Я поговорю с девочкой позже. Сейчас мне нужно помочь Джеймсу.

Я опустила голову в яму.

— Я не оставлю тебя, малыш, обещаю.

В ответ доносился лишь голосистый плач.

 

Глава 21

Операцию по спасению мальчика возглавил шериф. В его лице не было ни кровинки, и он крайне редко смотрел в мою сторону. К тому моменту, как мужчины достали наконец Джеймса из глубин земли, время обеда давно прошло, но до ужина было еще далеко. Правда, казалось, что малыш пробыл в той яме много часов. На самом деле он был уже достаточно крупным, чтобы не провалиться глубоко. Из толпы донеслись радостные крики, как только ребенка вытянули на солнечный свет. Я отпустила Олли и Дэна и взяла Джеймса на руки.

— Деточка, — прижалась я щекой к его щеке, — с тобой все в порядке? Где больно? — Я расплакалась, хотя думала, что выплакала уже все слезы, стоя у старого колодца.

Кто-то забрал мальчика из моих рук. Шериф. Он держал Джеймса на руках, пока доктор Ризингер осматривал поцарапанные и все в синяках ноги и руки, а после голову и глаза. Затем шериф вернул Джеймса в мои объятия с сочувствующей улыбкой.

Джеймс припал головой к моему плечу, я чувствовала его горячее дыхание на своей шее.

— Там было темно!

— Да, дорогой. — Я похлопала его по спине. — Знаю, что темно. Ты был храбрым мальчиком.

— И холодно!

Я крепче обхватила его руками, пытаясь согреть холодное тельце.

Мальчик поднял голову и заглянул мне в глаза, водя грязными пальцами по моему лицу.

— Было очень интересно, но я рад, что ты меня вытащила. — Малыш опять склонил головку мне на плечо.

У меня опять чуть было не полились слезы, пока я не увидела кивка Ирен. Она взяла за руку одного из своих детей и пошла к фургону. Я поняла, что мы должны сделать так же. Я повернулась к Олли и Дэну, Дженни была между ними.

— Поехали домой. — Я взяла Джеймса за руку, Дженни на руки. Олли и Дэна я бы тоже взяла за руки, если бы у меня их было больше, как у паука. Но мне помог шериф Джефрис, он тихо шел за нами, помогая дойти до фургона.

На этот раз я сидела сзади, у меня на коленях Дженни, Джеймс прикорнул сбоку, Дэн стоял за мной, обнимая меня за шею, Олли сидела рядом, ее юбка накрывала мою. Когда мы тронулись, я беззвучно сказала «спасибо» шерифу.

К тому времени как мы подъехали к воротам, у меня все тело болело так, будто я целый день в одиночку стирала огромные стеганые одеяла. Я сползла вниз, распрямила спину и приготовилась взять Дженни на руки. Тут Джеймс закричал, чтобы я взяла его за руку. Я подхватила малышку и взяла мальчика за руку.

Ирен наклонилась к мужу:

— Ну вот, все прибыли в целости и сохранности.

Я надеялась, что моя слабая улыбка передаст хотя бы каплю моей благодарности, которая росла как луна перед полнолунием во время осеннего равноденствия.

Лэтхэмы уехали, а мы поплелись к дому. Нам нужно было принять ванну, но я не могла заставить себя наполнить бадью, нагреть воду, да еще и запачкать кучу полотенец.

Я положила сумочку на стол, удивляясь, как я не потеряла ее во всей этой кутерьме. И тут я вспомнила про мои письма — от мамы и от Артура.

— Где мои письма?

У Олли округлились глаза.

— Я не видела никаких писем.

Я начала перерывать сумку, выплескивая свой страх криками:

— Где эти письма? Я должна их найти!

Их не было, ни одного.

Олли отступила от меня на шаг, Джеймс придвинулся ближе. Я потерла лоб. Куда я их положила? Так я сидела, потом побежала к школьному двору. Я зажмурилась, стиснула зубы и скомандовала себе вспомнить. Но ничего не вышло. В памяти всплыл только образ Джеймса в темной дыре.

Я упала на ближайший стул, чуть не ударив при этом Джеймса головой. И тут на скамье я увидела журнал. Глубокий вдох изменил мой голос.

— Откуда ты взяла журнал, Олли?

Девочка скривилась. Что это — сосредоточенность, смущение? У меня не было никаких сил над этим задумываться.

— Я не знаю. — Словам вторило отрицательное покачивание головой. — Я не помню. Кто-то дал его мне, когда мы уезжали. Я не знаю. — Девочка опустилась на пол и разрыдалась.

Мне хотелось поступить так же.

«Помоги мне! Помоги мне! Помоги мне!» — звучало у меня в голове, пока я пыталась взять себя в руки. Письма должны где-то быть. Если кто-то подумал поднять журнал и отдать нам, то и про письма подумал. Правда, их могло просто унести ветром, пока никто не видел…

Я почувствовала, что вот-вот закричу. Мама дала бы мне пощечину, чтобы я успокоилась, но мамы здесь нет. Нравится мне это или нет, но я здесь старшая. Я сцепила челюсти и попыталась удержать бушующее во мне торнадо эмоций.

У Джеймса оттопырилась и задрожала нижняя губа, я подтянула его к себе и усадила на колени, но он начал изворачиваться, чтобы вырваться. Олли плакала, сидя на полу, к ее воплям присоединилась Дженни. Я боялась, что и Дэн тоже скоро зарыдает.

Я отодвинула драгоценный журнал тети Адабель. Он соскользнул со скамьи и упал на пол.

Олли вскрикнула:

— Ребекка! Смотри!

Из журнала выпали два конверта.

Опустившись на колени, я собрала их как драгоценности, вдруг вспомнив, что я сама положила их туда!

— Господь нашел их! — пискнул Джеймс, стоявший за мной.

— Что?

— Господь нашел их. Я помолился, и Он нашел их.

Я уставилась на мальчика.

— Ты помолился?

Олли стояла возле брата, положив руку ему на плечо.

— Как мама учила нас. Ничто не является слишком большим или слишком ничтожным для молитвы. Мама и мисс Ада молились обо всем.

У меня открылся рот, затем закрылся. Верь так просто, как дитя, — пришли на ум строки. Так ли это?

Я встала, прижав письма к груди.

— Давайте все ложиться спать.

Олли удивленно посмотрела на меня. Ее плач сменился возмущением.

— Но мы же еще не ужинали!

Я зажмурилась, но не заорала, хотя мне очень этого хотелось. Я ответила спокойно, правда, в моих словах не было слащавой просьбы.

— Тогда сами приготовьте себе ужин, а я иду спать!

Я вихрем унеслась наверх со своими письмами, с одной стороны, испытывая вину за то, что оставила девятилетнюю девочку с таким заданием, а с другой — чувствуя облегчение, что никто из детей не последовал за мной.

 

Глава 22

На следующее утро я сожгла письмо Артура. Его жалкие слова оправдания не облегчили мою боль. Мамино же письмо я, напротив, перечитала еще раз при свете дня. Она сообщала, что чувствует себя уже гораздо лучше и что было много шума из ничего. Она скоро совсем придет в себя и снова будет крутиться по хозяйству. Не считаю ли я, что пора отправляться домой и оставить детей на попечение другого опекуна? Барни Грейвз, упомянула она, скучает по мне.

Все звучало вполне в мамином духе. Но я обещала тете Адабель, Френку и шерифу Джефрису позаботиться о детях, и к чему бы ни подталкивала и ни призывала меня мама, я не нарушу своего слова.

Я снова посмотрела на письмо. Написано дрожащей рукой, на полях чернильные пятна. Обычно все мамины письма очень аккуратны. Похоже, папа все-таки не преувеличивал опасности ее болезни.

Я положила письмо в ящик с одеждой. Я напишу ответ позже и дам ей знать, по-доброму, но твердо, что теперь я могу сама принимать решения и что я намерена выполнить свой долг по отношению к этим детям. Про Артура я не буду ей рассказывать. Пока не буду.

* * *

Несколько вечеров спустя я грызла конец карандаша, пытаясь составить список необходимых запасов на зиму. Хлеб из кукурузной муки перестал казаться слишком однообразным, когда я нашла маслобойку и сделала масло. Я даже выдавила кремообразную массу в формочку и выложила причудливую букву «С».

Но нам нужны марки. И дети хотели собрать рождественскую посылку для своего отца. Мне было жаль потратить последние наличные, но я полагала, что нам удастся купить несколько пустяков для Френка: расческу, зубную пасту, жвачки, шоколадки, крем для бритья, шнурки. Кроме того, скоро День Благодарения. А за ним и Рождество. Мне нужны деньги до праздников, иначе у детей не будет подарков.

Бах! Ба-бах! И хором все закричали!

Я бросила карандаш и побежала наверх, перескакивая через две ступеньки. Сердце билось быстрее, чем паровой двигатель, горло жаждало выпустить мой собственный вопль. Но это был не обычный ночной кошмар Джеймса. В лунном свете на меня уставилась пара глаз-бусинок. Глаза-бусинки принадлежали шипящему опоссуму.

В открытое окно, впускающее теплый вечерний воздух, попала ветка старого вяза, растущего около дома. Всего лишь короткий прыжок с ветки — и хитрое существо оказалось в комнате. А кудахтанье, доносившееся из курятника, говорило мне, что этот мошенник уже побывал там сегодняшним вечером.

Олли собрала детей в самом дальнем углу кровати, возле стены, в бледном свете луны ее расширившиеся от страха глаза сверкали. Комнату заполнили крики Дэна: он сидел, зажмурив глаза, но с распахнутым ртом. Во мне нарастал гнев, словно я курица, желающая защитить своих цыплят в гнезде. Я их не подведу!

С языка уже готовы были сорваться слова, которые я однажды услышала от Уилла, когда папин фургон проехал ему по ногам, но я не осмелилась. Вместо этого я сделала то, чему научили меня мама и дети, — помолилась.

— Господи, удержи это противное создание подальше от детей! И от курочек тоже! — Я прошипела слова прямо на опоссума, надеясь, что они его испугают. Но не тут-то было! Он стоял не шелохнувшись.

Мы уставились друг на друга, каждый раздумывал, кто же сделает первый шаг. Я решила, что это буду я, и взлетела на кровать. Опоссум повернулся ко мне.

Я потянулась к плетеному стулу, схватила его и направила ножки на эту громадную крысу: так делал укротитель львов на виденном мной представлении в цирке, который раскинул шатры несколько лет назад на окраине Даунингтона.

— Убирайся! — Я резко дернула стулом. Опоссум начал пятиться к двери. Я еще раз дернула на него стулом. Он зашипел и опять попятился, но направлялся в сторону коридора.

Когда мы достигли ступенек, этот злюка остановился и, очевидно, решил предпринять последнюю попытку. Он кинулся на меня. Олли заорала из спальни. И тут я ткнула опоссума в грудь ножкой стула.

Могут ли опоссумы удивляться? Этот явно удивился, когда покатился вниз по лестнице, — я за ним. Он скатился к входной двери, потом пробежал через столовую, пересек кухню. Я бежала за ним, по дороге схватив швабру и выметая его из дома, пока у него пятки не засверкали. Думаю, к тому времени он уже и сам был рад убраться. Я захлопнула за ним дверь с такой скоростью, что он едва уберег свой лысый хвост.

Дети сгрудились возле меня, обнимая за ноги и талию. Олли увлажнившимися глазами смотрела на меня в сумеречном свете.

— Ты спасла нам жизнь! — сказала она.

Я усмехнулась, стараясь рассеять ее страх, но ноги мои тряслись, как желе, пока я поглаживала девочку по волосам, спускавшимся до лопаток.

В гостиной все еще горела лампа, разгоняя тьму на кухне, как далекая звезда в безлунную ночь.

— Почему бы нам не поспать в гостиной? — предложила я.

Олли так горячо затрясла головой в знак одобрения, что я испугалась, как бы она не отвалилась. Мы забрали одеяла из спален. Я положила Дженни между спинкой дивана и Олли, а затем всех разместившихся на полу укрыла одеялами. Я даже не потрудилась прикрутить фитиль лампы.

* * *

Первым на следующее утро встал Дэн, вынырнув из груды одеял, как щенок, сразу готовый играть. Я подняла голову и приложила палец к губам, но призывать четырехлетнего малыша к тишине — это пустая затея.

Джеймс поднял голову, моргая, посмотрел на свет и незнакомую комнату. Затем его лицо посветлело. После того как он убрал свою ногу с моих ребер, я смогла снова вдохнуть. Мальчик побежал на кухню.

— Дэн, пошли посмотрим, нет ли там опоссума!

Дэн, конечно же, пошел, предвкушая, как и брат, увидеть существо, вчера напугавшее его до беспамятства. Олли застонала, когда я поднялась. Она обняла сестру, и они лежали вместе. Потирая шею, я поковыляла в коридор. Еще не успела опомниться, как рядом очутился Джеймс.

— Уверен, что смог бы снять его из папиного ружья! — Он посмотрел на меня с самым серьезным видом. Будто ему было не шесть, а пятнадцать.

Я едва удержалась от смеха.

— Ты знаешь, что не разрешается касаться папиного ружья! — Донесся из гостиной полусонный голос Олли.

Я сделала строгое лицо.

— Да, я уверена, что тебе это известно, Джеймс!

Он весь обмяк, осознавая поражение, и убежал.

— Она сказала «нет», — услышала я его голос из кухни и невольно улыбнулась.

— Всего лишь крыса! — Раздался голос младшего брата, затем глухой стук — две попки опустились на пол.

Смех душил меня. Я представила их недовольные маленькие личики — им не разрешили взять папино ружье и погнаться за противным существом. Я прижала руку ко рту, чтобы удержать смех, пока у меня не заболел живот. Взбежала наверх и рассмеялась, прижав к лицу пуховую подушку. У меня даже слезы полились. Я почувствовала себя так же хорошо, как после горячей ванны холодным днем, и поняла, что вчерашнее приключение того стоило.

Я переоделась в одежду, такую же свежую, как и мое отношение ко всему происходящему, и поспешила вниз — к детям.

— Вы не против, если сегодня я подою корову? — Через москитную сетку на двери донесся баритон шерифа Джефриса.

Теперь я тоже услышала призывное мычание Старого Боба.

— Да, конечно, спасибо.

Я стояла у двери и наблюдала, как мужчина идет, пересекая двор. Почему у меня не было чувств к мужчине, который, кажется, всегда появляется вовремя и говорит то, что следует? Мама назвала бы меня глупой за то, что, фигурально выражаясь, эти ингредиенты я не добавила в свое тесто. Думаю, что сейчас этого мужчину она бы поставила перед мистером Грейвзом.

Но сегодня мне было некогда об этом думать, да и не хотелось. Я вернулась на кухню. Олли умывалась, а я начала готовить завтрак. У меня была овсянка, еще я поджарила несколько кукурузных лепешек — потом смажу их патокой — и задумалась, хватит ли того, что останется, на обед и на ужин.

Со двора донесся гомон голосов. Я выглянула за дверь. Джеймс и Дэн сидели на крыльце, поглощенные разговором с шерифом. Об опоссуме уже слагали легенды. По словам Дэна, он чуть было не отгрыз руку младенцу. А по словам Джеймса, он его спугнул. Шериф согласно кивал, слушая и ту, и другую интерпретацию событий, его лицо было столь серьезным, будто они обсуждали цену на хлопок.

Потом он заметил меня и выпрямился, держа в руках крынку с молоком, его щеки порозовели.

— Вы согласитесь позавтракать с нами? — Я больше не задумывалась о том, что у меня не будет при этом компаньонки.

— Буду рад.

Я открыла дверь с москитной сеткой. Все трое вошли. Впервые за время пребывания здесь завтрак предвещал начало хорошего дня.

 

Глава 23

Несмотря на то что наши запасы подходили к концу, я пригласила всю семью Лэтхэмов, состоящую из десяти человек, и шерифа Джефриса на празднование Дня Благодарения. Мне хотелось почувствовать атмосферу праздника, посидеть в большой компании за столом. Как в тот день, когда мы услышали об окончании войны. Я наслаждалась работой и усталостью: так у меня совсем не было времени думать.

В среду перед застольем я раскатала коржи для пирога, почистила тыкву и приготовила начинку. Хотя снаружи воздух был практически зимним, кухня пылала жаром, как летом.

— Мне нужно еще дров для духовки, — прокричала я через открытую дверь, вытирая пот со лба. — И, кто-нибудь, откройте здесь окно!

Джеймс вбежал на кухню, раскрыл руки, и на пол посыпались поленья. Сощурившись, я едва удержалась, чтобы не отругать его.

— Спасибо.

Затем пришел Дэн, держа по полену в каждой руке. Он положил их на груду Джеймса.

— Кто-то идет.

Подложив дров в печь, я выглянула в окно. Вдали по дороге шел худой мужчина, помахивая чемоданом. Это не мог быть Френк. Слишком рано. Но если это не Френк, кто тогда? Страх и волнение, гнев и облегчение смешались, как ягоды в пироге, и я не могла отделить одно от другого. Артур передумал? Приехал извиниться лично? Мне бы этого хотелось?

— Олли, последи за пирогами. — Я выбежала на улицу и пошла по дороге, сердце колотилось, желудок сжался.

Мужчина помахал мне рукой.

— Сестричка!

Все мое беспокойство переросло в восторг.

— Уилл! — Я помчалась по дороге и бросилась брату на шею.

— Ну, полно, будет, не плачь!

— Это ты?! Это и вправду ты! — Мои слезы омывали ему шею, а он поглаживал меня по спине.

Когда я наконец успокоилась и посмотрела на него, брат показался куда более старшим, чем выглядел год назад, отправляясь во Францию. Его глаза окружали морщины, в их глубине затаилась боль. Война изменила его.

Вдруг у меня сдавило горло. Почему брат приехал без всякого предупреждения?

— Мама? — прошептала я. — С ней все…

Уилл улыбнулся и покачал головой, уже более похожий на старшего брата, которого я помнила.

— Ты всегда все видишь в черном свете, Ребекка. Нет, глупая гусыня, мама в порядке. — Он пожал плечами. — По крайней мере, она вне опасности. Хотя еще и не может много работать. Поэтому я решил отпраздновать День Благодарения с тобой.

У меня опустились руки. Уилл всегда был воплощением стабильности. Как толстый дуб, который окружил ветвями наш дом в Даунингтоне. Он всегда помнил о своем долге. Если он не остался дома на праздник, значит, что-то действительно не так.

— Когда ты вернулся домой? И почему мне никто не сообщил? — Я взяла брата за руку. Она была очень худой, даже хрупкой, казалось, мое прикосновение может сломать ее. У меня внутри все оборвалось.

— Я был уже на пути домой, когда объявили об окончании войны.

Остановившись, я заставила и его остановиться.

— Почему, Уилл?

Он уставился вдаль, его глаза сузились, будто он смотрит через океан и видит Францию.

— Я умираю, Ребекка. Они позволили мне умереть дома.

Я замерла и не могла дышать. Билось ли у меня сердце? Дыхание и движение возвратились с волной тошноты, но прежде чем я смогла задать вопрос, Уилл улыбнулся.

— Я слышал, ты стала матерью, фигурально выражаясь. Лучше представь меня. — Брат взял меня за руку и повел вперед, мои ноги подкашивались.

Во дворе и в доме стояла звенящая тишина. После новостей Уилла она казалась весьма подходящей, поэтому прошло несколько минут, прежде чем я поняла, что это ненормально. Не для этого дома. Здесь очень редко было тихо, даже посреди ночи.

— Олли? Джеймс? Дэн?

Ответа не последовало.

— Ты что, уже их потеряла? — Усмешка Уилла немного привела меня в чувство.

— Я не потеряла их, — шикнула я в ответ. — По крайней мере, я так не думаю.

Сначала я пошла к цистерне: всегда боялась, что кто-нибудь из мальчиков свалится в нее, когда полезет «просто посмотреть». Но крышка сидела плотно, да и табурета рядом не было.

Уперев руки в бока, я позвала еще раз. На этот раз откуда-то совсем близко донеслось хихиканье. Я сошла с крыльца, стала на колени и заглянула под него. На меня смотрели, моргая, четыре пары глаз.

— Если вы немедленно не вылезете, придет опоссум и всех вас съест!

Повизгивание от страха и восхищения сопровождалось возней, когда все выбирались из укромного места. Конечно, все перепачкались. Я открыла было рот, чтобы отругать их, как тут до меня донесся запах горелого. Я принюхалась еще раз…

— Мои пироги! — Я рысью помчалась на кухню и открыла духовку. Дом заполнил черный дым. Я начала махать руками и кашлять, затем обернула руку полотенцем и достала из духовки первый пирог. Он был не с золотисто-коричневой корочкой, а похож на лепешку засохшей грязи. Я поставила его на стол и достала второй, он был еще хуже, чем первый.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я буду это есть, — сказал Уилл, снимая Дэна со своих плеч и усаживая его на стул. Дыхание брата было прерывистым. По вискам струился пот.

Я начала охлаждать пироги, поставив формы в воду, и решила подогреть кофе. Это займет мои руки, и я смогу отвернуться, чтобы справиться с раздражением из-за сгоревших пирогов и с шоком из-за новостей Уилла. Я не могла найти в себе силы спросить, от чего он умирает. Пока не могла. Знала только, что заболевание не заразно, иначе он не приехал бы.

Кофе вскипел. Я сняла его с печи и налила чашку Уиллу. Вскоре дети устали от новостей о госте и ушли на улицу наслаждаться последним солнечным теплом. Все, кроме Дженни. Они сидела на коленях Уилла, с любопытством разглядывая его. Думаю, она решила, что это ее папа, — некая необъяснимая детская интуиция, которую никто из нас не мог понять.

Кажется, Уилл был не против. Он держал ее, поглаживал волосы малышки и легонько целовал в носик.

Дочь, которой у него никогда не будет. Мои плечи поникли от этой мысли, но я заставила их вновь распрямиться. Нужно замешивать тесто для новых пирогов. Это позволит мне чем-то заняться и даст время на размышления. Пока я работала, Уилл говорил. О доме, своих друзьях, обо всем, кроме себя самого и войны.

— Ну что, приходится отбиваться от ухажеров палками? — спросил он, покачивая Дженни на колене.

Я нахмурилась, потому что его слова ненамеренно разбередили мою рану.

— Нет.

— А я слышал другое.

Я обернулась.

— Какие у меня здесь ухажеры, по-твоему? Я целыми днями с этими детьми.

— Вы, кажется, неплохо здесь веселитесь. — Он подмигнул, его глаза смеялись.

Мне захотелось стукнуть его скалкой.

— Так что, ты скоро выходишь замуж? Ну же, расскажи!

Я скалкой стукнула по тесту.

— Тебе это мама сказала?

— Да, и говорила об этом весьма уверенно. Какой-то молодой летчик из этих мест или что-то в этом роде. Конечно, она пока не сдалась насчет «дорогого мистера Грейвза».

— Я не выхожу замуж ни за одного из них. — Я демонстративно отнесла нижние коржи пирогов к печке и оставила их подходить в тепле, прежде чем раскатать верхние коржи, чтобы закрыть ими начинку. Я молилась, чтобы в кастрюле осталось достаточно тыквы для начинки и мне хватило для двух пирогов. А если нет, подумала я, то вполне можно будет сделать и один сырный пирог.

— Ясно, значит, у тебя другие планы? — Уилл отхлебнул кофе, поставил его на стол и отодвинул так, чтобы Дженни не могла до него дотянуться.

Я выскребла оставшуюся тыквенную начинку и распределила ее по коржам.

— Да, у меня есть планы. Мама ничего не знает.

Брат посмотрел на меня так, будто не верил в это, как, собственно и я сама.

* * *

Брат Лэтхэм произнес праздничную молитву, затем раздался звон посуды, стали накладывать кушанья, разнесся гул голосов, и еда начала исчезать куда быстрее, чем готовилась. Уилл ел с аппетитом и участвовал в разговоре. Я нет. Я не могла освободиться от мыслей, что мой брат умирает, а все мои мечты развеялись, как дым по ветру.

Мужчины и дети вышли на улицу, как только насытились. Ирен поручила старшим девочкам мыть посуду. Мы с ней вытирали ее, потом расставляли по местам.

— Не хочешь рассказать мне, что произошло? — Глаза Ирен были полны сочувствия, но без надоедливости.

Она передала мне блюдо, уже чистое и вытертое. Я уставилась на него, будто не зная, что с ним делать. Затем я вдохнула запахи кухни: застоялой еды и мыла.

— Мой брат умирает.

Ирен забрала у меня блюдо из рук, чтобы я случайно его не выронила. Она покачала головой и отставила его в сторону.

— Мне очень жаль, дорогая.

Она обняла меня и повела к двери.

— Иди и проведи время с братом. Мы здесь все закончим. — Ее голос был нежен, таким тоном мать говорит со своим новорожденным младенцем.

Я повиновалась. Сначала прошла на задний двор, затем обошла кругом и вернулась к парадному входу. Брат Лэтхэм принес на веранду стул. Уилл и шериф Джефрис сидели в креслах-качалках, пока детвора возилась на лужайке. Уилл выглядел уставшим, тем не менее, когда он наблюдал за играющими и смеющимися детьми, на его устах появлялась улыбка.

Я села на крыльцо перед мужчинами, сложив руки на коленях и глядя на детей, а сама прислушивалась к разговору за спиной.

— Я лишь надеюсь, что произойдет именно то, о чем они говорят. Эта война станет последней, положит конец всем войнам, — раздался хриплый голос Уилла. — Я бы не хотел, чтобы кто-либо из этих малышей прошел через то, через что прошли мы.

Повисла тишина, только что-то неразборчиво пробормотал брат Лэтхэм.

Под Уиллом заскрипело кресло. Он закашлял глубоко и тяжело, весь содрогаясь, как тетя Адабель. Когда Уилл пришел в себя, у меня по спине пробежал озноб.

— Не знаю, что хуже — наблюдать тех несчастных, которые сразу задыхались, или быть приговоренным медленно чахнуть, как я. Эти газы действуют по-разному.

Отравляющие газы. Я читала о них в газетах. Из-за них Уилл умирает? Я слегка повернулась, надеясь, что он продолжит говорить. И он, как мне показалось, специально стал говорить еще более отчетливо, чтобы я услышала и поняла, обращаясь при этом не ко мне.

— Может, я не вовремя надел свой противогаз. Может быть, газы еще были в воздухе, когда я снял противогаз, неправильно рассчитав время их распада. Как бы то ни было, они проникли в мои легкие. И если они не убивают сразу, то провоцируют развитие болезней, которые приканчивают тебя. Таких, как рак.

У меня в горле стал ком. Рак выедает человека иногда месяцами, а иногда годами. Какой удел уготован моему брату?

— Я решил, что если мне суждена скорая встреча с Создателем, то пока стоит наслаждаться жизнью, вместо того чтобы лежать, ожидая смерти.

Может быть, он приехал в правильное место? Этих детей распирало от жизни и энергии.

— Я так полагаю, вы пока не думали увезти мою сестру подальше от этого? — Насмешливый голос Уилла заставил меня живо обернуться: брат смотрел на шерифа.

— Ну… — протянул шериф.

Я послала им обоим сахарную улыбку.

— Буду очень благодарна тебе, старший брат, если ты не будешь вмешиваться в мою жизнь.

Где-то в груди брата Лэтхэма заклокотал смех. Шериф уставился на свою шляпу, вертевшуюся в руках. Губы Уилла искривились в улыбке, веселье пузырилось из легких, поврежденных войной и болезнью. Он вновь выглядел молодым. Полным жизни.

А мое сердце разрывалось от боли.

* * *

На следующее утро, занимаясь неспешными домашними делами, я рассказала Уиллу про Артура, позволив своим слезам пролиться на бок Старого Боба. Уилл ничего не ответил, но я видела, как сжимаются его кулаки от желания наказать мужчину, обидевшего его сестру. Вместо этого я послала его колоть дрова.

— Рассказать маме? — спросила я.

В ответ раздался глухой удар топора. Уилл бросил наколотые дрова в кучу и взялся за следующее бревно. Затем облокотился о топор и посмотрел на меня.

— Я бы пока не говорил. Ей не нужны сейчас… разочарования. — Он еще немного поколебался и добавил: — Хотя она просила меня привезти тебя домой.

— Ясно. И что, ты попытаешься?

Он поднял топор и снова опустил его. Полено раскололось на несколько частей. Брат покачал головой.

— Нет. Пока эти дети нуждаются в тебе больше, чем мать. Любому это понятно.

Я выдохнула: было приятно, что брат на моей стороне.

Когда Уилл больше не мог рук поднять над головой, я повесила топор на крючок, и мы медленно побрели к дому. Пока брат отдыхал, лежа на диване, он развлекал нас историями о воздушных боях, о пересечении океана, о столкновении с британскими солдатами и о том, какой у них смешной акцент.

На закате, пока ужин стоял на плите, я вышла на веранду и, остановившись возле сидящего на стуле Уилла, положила ему руку на плечо. Он накрыл ее своей ладонью. Я улыбнулась.

— Завтра утром мне нужно уезжать. Я расскажу маме, как хорошо ты обо мне заботилась.

Я обняла брата за шею и прижалась к нему щекой.

— Тебе действительно нужно ехать? Останься. Я позабочусь о тебе.

— Я не могу так поступить с мамой, ты же знаешь.

Я обняла его еще крепче, затем кивнула, отстранилась и присела перед ним на корточки, сжав его руки.

— Как мама, Уилл? Только скажи правду.

— Не волнуйся, Ребекка. Она просто… слаба. — Он похлопал меня по руке. — Ты же понимаешь, что, если бы это было не так, я бы здесь не гостил. Есть места, в которых я хочу побывать перед кончиной. Например, Великий Каньон. И Тихий океан. Мой боевой товарищ едет со мной.

— Но…

Брат сжал мою руку.

— Ребекка, я хочу, чтобы ты запомнила меня таким, какой я сейчас. И хочу запомнить тебя в этом месте. Рано или поздно ты получишь то, чего хочешь. Просто будь терпелива.

Я тяжело вздохнула. Разве он знал, чего я хочу? И как он мог знать, получу ли я то, чего хочу? Господь дает умирающим особые знания?

— Откуда ты знаешь? — выдохнула я.

— Потому что я наблюдал за тобой. В каждом твоем движении я вижу, что ты создана для этого.

— Этого?! — фыркнула я.

— Тебе идет эта ферма, дом, дети. Муж, который будет тебя обожать.

Я повернулась на каблуках и встала.

— Но это не то, чего я хочу, Уилл. — Я отвернулась от его взгляда, сплела пальцы. — Я уеду в город. Не знаю, как и когда, но я не хочу зависеть от погоды и сезона. Не пойми меня неправильно, я хочу мужа и детей, собственных детей, одного или двоих. Но это… — Я кивнула в сторону двора позади дома, на курятник, корову, мулов и на поля, раскинувшиеся вдали. — Это не то, чего я хочу. Я хочу приключений, я хочу…

Взгляд брата чуть погас, и я отвела глаза. Вместе с прохладным ветром донеслись радостные детские возгласы. Я подумала о том, не завладели ли Уиллом детские воспоминания так, как они завладели мною. Все было так просто! В те дни я хотела вырасти, уехать и начать жить своей жизнью. Теперь, когда я уже прошла это, я хотела все вернуть вспять.

Уилл откашлялся, встал и посмотрел на меня.

— Мне жаль, Ребекка. Я надеюсь, ты получишь то, чего хочешь. Правда, надеюсь. Но будь осторожна. Если Франция чему-то и научила меня, так это тому, что новый жизненный опыт, о котором мы мечтали, не всегда такой, каким это мы его себе представляли.

Он засунул руки в карманы, сошел вниз по ступенькам и оставил меня решать, послушаться его совета или пропустить мимо ушей.

* * *

На следующее утро мы все набились в машину шерифа и поехали на вокзал. На перроне было немного людей, когда показался поезд. У меня в горле стоял ком. Как я могу попрощаться с братом, если знаю, что, возможно, никогда больше его не увижу!

Уилл прощался с детьми: потрепал их волосы, легонько ущипнул за нос. Когда он дошел до Дженни, его пепельно-серое лицо уже покрылось потом, хотя было совсем не жарко. Я держала малышку на руках и протянула ее ближе к брату, чтобы ему не пришлось наклоняться. Его дрожащая рука коснулась ее щеки. Я передала Дженни Олли, взяла брата под руку и повела его по перрону к вагону поезда.

— Я буду скучать… — Из глаз полились слезы.

Уилл достал платок и вытер мне лицо.

— Не плачь, сестренка. Я примирился с Богом. Я готов.

— Но я не готова, — прошептала я. — Если ты умрешь, я буду совсем одна. Только я и родители.

— Все будет в порядке. Ты всегда была самой сильной из нас всех!

— Правда?

Брат улыбнулся и заглянул мне в глаза.

— Ты даже не представляешь!

Затем он быстро обнял меня и исчез в вагоне. Через окно я наблюдала, как он нашел место для сидения, с противоположной стороны платформы, сел и уставился в окно.

Раздался гудок, паровоз заворчал и тронулся вперед. Я махала, пока последний вагон не исчез из виду, несмотря на то что Уилл ни разу не оглянулся. Только когда поезд растаял в голубой дымке, я заметила, что возле меня стоит шериф Джефрис.

 

Глава 24

Наступил декабрь. Приедет ли Френк домой до Рождества? Думаю, что нет. Кроме Уилла, ни один солдат еще не вернулся в Пратер Джанкшен, хотя газеты предсказывали, что первые ребята приедут домой до конца месяца. Я не знала, что и думать по поводу возвращения Френка домой. Уже прошло практически две недели с получения последнего письма.

Может, он был ранен до окончания военных действий? Или, как Уилл, отравился газами и из-за этого был слишком слаб, чтобы писать или отправиться в путь?

Но однажды я достала письмо из почтового ящика и увидела знакомый почерк Френка.

Мисс Хэндрикс!

Френк Грешем.

Спасибо за ваше письмо и за рассказ о моей семье. После того как я узнал о кончине Адабель, я все еще продолжал получать от нее письма. А затем вообще ничего не приходило. Но, получив ваше письмо, я вновь обрел надежду. Иногда я думаю, что вы ангел, а не человек; вы приехали и стали заботиться о моих детях, моем доме, не имея с нами никаких родственных связей, кроме доброты вашей тети по отношению к нашей семье. Адабель говорила о вас. Вы знаете об этом? Она скучала по вам и вашему брату, ей было неприятно, что она разругалась с сестрой, хотя об этом она никогда не упоминала. Я думаю, что она считала мою семью своей. И нам это было приятно, у нас с Кларой тоже никого не было. Я думаю, она была для детей бабушкой, это определение подходило ей лучше всего.

Извините за пустую болтовню. Наверное, это не совсем то, чего вы ожидаете от письма незнакомца.

На самом деле истинная причина моего письма в том, что вскоре я сяду на корабль, идущий в Штаты. Несколько дней я проведу на военной базе, а затем постараюсь как можно скорее добраться домой. Мне бы не хотелось, чтобы вы жертвовали своей жизнью дольше, чем это необходимо.

Искренне ваш,

Затем я пробежала глазами еще одну страницу письма, которую он посвятил своим детям, и обнаружила слезы на своих щеках. Френк ехал домой! Эта мысль окрылила меня и испугала. Раньше его возвращение домой означало, что я свободна и могу ехать к Артуру. Теперь же я не знала, что это значит. Я лишь знала, что у меня нет никакого желания возвращаться обратно в Даунингтон.

Я уставилась на дату в письме: 18 ноября 1918 года. Быстрый подсчет подсказал мне, что он может приехать в любой момент. Мне нужно составить планы на будущее. И как можно скорее!

* * *

Я прочла письмо Френка детям перед сном и сказала им, что папочка скорее всего уже начал свое путешествие домой. Мальчики выглядели немного смущенными, а глаза Олли засияли, как тысячи звезд на ночном небе. Она села возле меня, когда малыши легли спать. Я откинулась на диване и закрыла глаза, все внутри у меня пищало, как котята в мешке.

— Расскажи, как дела в школе, Олли. — Почувствовав, как она прижалась ко мне, я обняла девочку и притянула ее ближе.

— Гарланд Уинстон вырезал свои инициалы на дереве вместе с инициалами Нолы Джин. Она, конечно, вопила, но, по-моему, ей понравилось.

Я подняла голову и открыла глаза.

— Нола Джин еще недостаточно взрослая, чтобы думать о таких вещах.

Олли пожала плечами.

— Она уже практически взрослая. Ей четырнадцать. Мама вышла замуж за папу, когда была не намного старше Нолы Джин.

Ирен говорила, что Клара и Френк поженились молодыми, но больше ничего не добавила.

— Расскажи мне о своих родителях.

Олли уставилась в дальний угол комнаты и нахмурилась, вспоминая.

— Маме было пятнадцать, когда она встретила папу. Она говорила, что сразу поняла, что выйдет за него. Рассказывала, что было что-то такое в его глазах, глубоко внутри. Что-то, о чем он и сам не знал. Так она рассказывала.

Что-то в его глазах. Я тоже думала, что прочла что-то в глазах Артура. Может быть, я не могу правильно судить о мужчинах, как полагала? Хотя я ведь определила в обхождении шерифа настоящую дружбу, и не ошиблась. А что я увижу в глазах Френка Грешема?

— В любом случае, дома у мамы было полно детей и совсем не было денег. Поэтому, когда папочка сделал ей предложение, она согласилась. Они уехали в тот день, когда ей исполнилось шестнадцать, и больше не возвращались.

— А что сказала ее семья? — Я не могла представить, как выжила бы после лавины маминого гнева, если бы тоже такое сотворила.

Олли пожала плечами.

— Ее братья и сестры разъехались, а ее мама, по-моему, заболела и умерла. Про отца ничего не знаю, она никогда не рассказывала.

Я обдумывала историю Клары и Френка, двух молодых людей, создавших собственную жизнь. Это именно то приключение, которого я так сильно жаждала. Были ли они довольны тем, как сложилась их жизнь?

Олли соскользнула с дивана, подарила мне легкую улыбку и сказала:

— Я, наверное, пойду спать.

Я притянула девочку к себе, поцеловала и отпустила. Но еще долго я не могла заставить себя затушить лампу и подняться наверх.

* * *

Позже ночью я мерила шагами спальню. Туда-сюда. Туда-сюда. С каждым шагом тяжелая коса хлопала меня по спине, как стрелка на домашних часах, отсчитывая каждую минуту. Время от времени меня охватывал озноб, несмотря на то что я была во фланелевой рубашке, а окно было плотно затворено и нигде не дуло.

Френк может приехать завтра. Или на следующей неделе. Практически наверняка в следующем месяце. Я обгрызла ноготь до мяса. Временами останавливалась, вслушивалась в тишину ночи, надеясь, что вдруг раздастся голос Господа, и Он ясно укажет мне путь. Но где-то вдалеке был слышен лишь жалобный крик козодоя.

Я покусала щеку изнутри, пытаясь сдержать слезы отчаяния. Мой приезд сюда был Божьим провидением. Я ни разу в этом не усомнилась. Теперь мне казалось, что Он высмеял все мои мечты: я просила рыбу, а получила змею.

Я упала на кровать, натянула одеяло и подумала, какой совет дала бы мне Ирен, если бы я попросила. На самом деле глупый вопрос. Я и так знаю, что она ответит. Она спросит, говорила ли я об этом с Господом.

Взяв в руки косу, я пожевала ее конец, а затем стала накручивать прядь на указательный палец. Она наверняка посоветует мне быть терпеливой, подождать, пока Господь не укажет мне путь. По крайней мере, я слышала, как она советовала это женщинам в церкви. Тем женщинам, которые тоже потеряли свой путь — из-за эпидемии испанки они овдовели.

Я легла на спину и натянула одеяло на голову, желая, чтобы все мои проблемы просто растворились, а Господь просто перенес меня в другое место, как он сделал с Филиппом после того, как тот окрестил эфиопского евнуха в «Деяниях святых апостолов». Я фыркнула, повернулась на бок и свернулась калачиком. Куда больше шансов, что Артур посадит самолет на хлопковое поле и заберет меня с собой.

Может, мне следует изучать Священное Писание более старательно? Молиться более искренне? Я так много думала и планировала, планировала и думала за прошедший год, что, может быть, Ирен права: мне нужно лишь быть терпеливее и слушать Господа?

Мне вспомнились слова из первого письма Френка: его вера в то, что даже в таком горестном событии, как смерть, у Бога есть планы на лучшее. Я хотела искренне верить этому не только разумом, но и сердцем. Только я никак не могла понять, почему тетя Адабель должна была умереть, мама и Уилл заболеть, а Артур не сдержать своего слова. Но возможно, понимание не имело такого значения, какое я ему придавала. По всей видимости, это было истинное определение веры.

* * *

Возле меня стояла Олли и трясла за плечо; комната была залита солнечным светом.

— Ребекка, вставай, я нигде не могу найти Джеймса.

Я потерла глаза и села, ее слова едва осознавались моим сонным мозгом. Когда же смысл произнесенных слов стал мне ясен, я беззаботно заложила руки за голову.

— Он наверняка в уборной или в хлеву у Старого Боба. Ты же знаешь, он уверен, что может подоить ее сам.

Рот Олли скривился.

— Его там нет, я везде посмотрела.

Я опустила ноги на пол и потерла лицо.

— Я уверена, вы просто разминулись. Ты пошла в одно место, а он был в другом.

— Я так не думаю.

Я похлопала девочку по руке и встала.

— Позволь мне одеться. Я уверена, он появится, как только услышит запах готовящегося завтрака.

Но запах бекона не привлек мальчика. По моему сердцу, цепляясь и царапая, как роза по шпалере, поползло беспокойство. В какую беду он попал на этот раз? Я подала завтрак остальным и попыталась развеять тревогу. Может быть, он залез на сеновал и заснул? Или пошел к ручью? Сам. Я с трудом задышала, мысленно произнося молитву. Пожалуйста, Господи, пусть он будет в порядке.

— Олли, побудь с Дженни. Мы с Дэном идем искать твоего брата.

Девочка настороженно посмотрела на меня, пока вытирала, вернее, пыталась вытереть лицо Дженни, измазанное соусом.

— А как же школа?

— Я уверена, мы вернемся к тому времени, когда тебе нужно будет уходить. — Я взяла Дэна за руку. — Я думаю, твой брат просто играет в прятки.

— Знаешь, я могу и его бекон съесть, — сказал Дэн.

— Я не сомневаюсь в этом, здоровяк, но давай еще подождем. Или нет, пойдем его искать прямо сейчас. Я уверена, ты знаешь все места, где он любит прятаться.

— Пойдем! — Малыш потянул меня. Я пошла за ним, держа его за руку, на моих устах играла улыбка. Видишь? И незачем волноваться. Дэн приведет меня прямо к Джеймсу.

* * *

Два часа спустя Дэн почесывал голову, а я пыталась растереть замерзший нос и вернуть ему чувствительность.

— Ты уверен, что это все места, где можно спрятаться? — спросила я уже в тысячный раз.

— Да, уверен. — Его маленькое личико сморщилось от напряжения.

Во мне начала нарастать тревога, но гнев все отпихивал ее. Где этот мальчишка?! Когда я найду его, то заколочу то место, где он прятался! Мы целое утро потратили на поиски, не говоря уже о том, что Олли не пошла в школу.

Я уставилась вдаль, раздумывая, куда пойти. Несколько сот метров на восток — и мы придем к дому Лэтхэмов. Километр на запад — и мы будем в городе.

— Джеймс! — закричала я так громко, как только могла. — Джеймс Грешем, немедленно иди домой!

А что, если он и так уже дома? Мои плечи поникли. Не важно, какое направление мы выберем. Нужно идти обратно домой и посмотреть, нет ли его там.

— Пойдем, Дэн. — На этот раз я тянула его, он сопротивлялся и все вертел головой.

Но в доме Джеймса не было. Глаза Олли округлились от испуга. Я забрала у нее Дженни, зная, что малышке пора спать, но и Олли нельзя было оставить одну. Теперь нам нужно искать его всем вместе, несмотря на то что все устали.

Я решила сначала идти в город. Там много людей, которые смогут помочь в поисках, если его не будет в городе. Но он должен быть там! Должен! Страх и тревога переплелись в каждом из нас, как пряжа в одеяле.

Я взяла три чайных бисквита, по одному каждому ребенку, поменяла подгузник Дженни, и мы тронулись в путь. Чем выше поднималось солнце, тем дольше казалась дорога. Гнев закипал во мне, как масло в горячей неглубокой сковороде, а в животе урчало от голода. Я закрою его в комнате на неделю, заставлю выполнять дополнительные обязанности, даже помогать на кухне: готовить и мыть посуду! Крепко его свяжу и никогда не отпущу!

Если только смогу его найти…

 

Глава 25

Шериф Джефрис сидел на углу своего стола, а перед ним стояли двое незнакомых мужчин, положив руки в карманы. Разговор прервался, когда он встал и посмотрел в мою сторону.

Как только я увидела его лицо, мой гнев перерос в ужас.

— Мне нужна помощь.

Сделав всего два шага, он оказался возле меня: губы сжаты, в глазах беспокойство. Он нежно положил мне руки на плечи.

— Что случилось?

— Мы нигде не можем найти Джеймса. Мы искали все утро. — В каждом моем слове сквозило отчаянье. Дэн спрятался за мою юбку. Олли и Дженни начали плакать в два голоса. Мне хотелось к ним присоединиться, но я заставила себя оставаться внешне спокойной.

Шериф кивнул.

— Пойдемте со мной. — Он взял меня за руку и повел к магазину мистера Криншоу.

Услышав всего пару слов от шерифа, мистер Криншоу снял фартук и крикнул в подсобку:

— Рут! Джеймс Грешем пропал. Я отправляюсь помогать в поисках.

Прежде чем миссис Криншоу успела выйти из подсобки, трое мужчин в магазине тоже выразили готовность помочь.

— Идите. — Она взяла Дженни у меня из рук. — Я присмотрю за остальными детьми.

Я пошла за мужчинами к концу тротуара. И тут мое внимание привлекло движение в церковном саду. Я всматривалась в пространство, пытаясь отделить неподвижные серые могильные камни от мелькнувшей мимолетной тени.

Шериф Джефрис давал указания мужчинам, собравшимся на улице. Мистер Криншоу вошел в маленький газетный магазин. Я торопливо сошла по ступенькам, прошла мимо мужчин, затем по высокой траве, не сводя глаз с движущейся тени. Тень склонилась над одной из старых могил, дожди уже прибили землю. Я открыла ворота, они заскрипели. На меня с застывшей на лице мукой смотрел Джеймс.

— Я должен был сказать маме, что папочка скоро приедет. — Его губы искривились, лицо сморщилось, и он бросился ко мне с вырвавшимся наружу рыданием.

— Ах, мой малыш! — Я упала на колени и прижалась лицом к его лицу. Он обнял меня за плечи, я гладила его волосы и плакала вместе с ним.

Эти малыши за последние несколько месяцев прошли через многое. Иногда я думала, помнят ли младшие дети свою мать или помнят лишь то, что она была? А теперь отец, которого они не видели больше года, вернется — и все опять изменится. Единственным постоянством, которое они твердо помнили в своих коротких жизнях, являлось, пожалуй, лишь мое присутствие.

Послышались возбужденные голоса. Я поднялась и увидела группу мужчин, идущих в нашем направлении.

— Я нашла его! — Я взяла Джеймса на руки и помахала рукой. — Все в порядке, я нашла его.

Я пошла к ним как можно быстрее. Джеймс обмяк у меня на плече, обхватив руками за шею. К тому времени как я дошла до городских зданий, я задыхалась, а в боку кололо.

Шериф Джефрис взял Джеймса. Я опустила руки и перевела дух.

— Он был на кладбище. — Я глянула на озорное личико. — Навещал маму.

Я выпрямилась, пришла в себя.

— Спасибо за ваше желание помочь, извините, что оторвала вас от работы.

У меня в горле стоял ком, пока мужчины, почтительно коснувшись своих шляп, не разошлись — все, кроме шерифа. Он выглядел так, будто хотел обнять меня, здесь и сейчас.

Теперь мне захотелось убежать. Но я не осмелилась. Вместо этого я взяла Джеймса за руку и повела его обратно к магазину мистера Криншоу. Но шериф Джефрис не отставал ни на шаг.

Когда мы вошли, над дверью зазвенел колокольчик. Дэн бросился в объятия к брату, как тот до этого бросился ко мне.

— Как я вижу, мальчик в целости и сохранности, — улыбнулась миссис Криншоу, стоя у полок с бельем.

— Да, мэм, — ответил вместо меня шериф Джефрис, опять вертя шляпу в руках.

От этого вращения у меня кружилась голова. Я окинула взглядом помещение.

— А где мои девочки?

Миссис Криншоу расправила кружево на большой шпульке.

— Они в моем доме. Я не знала, сколько времени вам понадобится, и, кроме того, по опыту знаю, что управлять и детьми, и магазином одновременно никогда хорошо не получается.

Это было разумно, Дженни наверняка ко всему тянула руки.

— Разве это не мило? — Миссис Криншоу кивнула в сторону мальчиков, которые все еще не отлепились друг от друга.

Мою грудь распирало от нахлынувших чувств, как амбар с кукурузой после сбора урожая. В тот момент я не думала про шерифа, маму, Уилла или Артура. Я только знала: к лучшему или к худшему, но эти дети прочно заняли место в моем сердце, и это место будет болеть, если их не будет рядом. Они нуждались во мне. И каким-то смешным, смущающим, пугающим образом я стала нуждаться в них.

— Я уверена, ты будешь рада, когда мистер Грешем приедет домой. Осмелюсь предположить, что такая молодая, красивая девушка будет рада избавиться от этой ноши и вернуться к вечеринкам и молодым людям. — Вздохнув, женщина села, опустила подбородок на руки и уставилась вдаль. — Хотя я сама в юности не слишком веселилась. Почти все мое время было занято посадкой, рыхлением и сбором хлопка. Но мистер Криншоу спас меня от всего этого. — Затем она повернулась ко мне. — Или, может, ты ждешь возвращения своего солдата? — Она вопросительно подняла брови.

Я расправила плечи.

— Нет. — Я положила руки на плечи мальчиков из-за внезапно возникшего желания их защитить.

Миссис Криншоу пожала плечами.

— Хорошо, но все равно я уверена, ты будешь рада вернуть детей их отцу.

Конечно, я буду рада. А разве нет? И вдруг реальность возвращения Френка домой накрыла меня. Он отберет у меня детей! Я потеряю их, как потеряла уже многих, кого любила.

Из моих глаз полились слезы. Я оттолкнула шерифа и выбежала из магазина. Пробежала мимо кладбища, где лежала тетя Адабель, мимо школьного двора, где Джеймс свалился в старый колодец… Я бежала, пока мои ботинки полностью не покрылись пылью, и упала прямо на землю. Слезы капали на пожелтевшую траву и дорожную грязь. Злые слезы, слезы облегчения, слезы ревности, усталости, смущения, горя и разочарования.

— Зачем? Зачем Ты сделал так, чтобы я их полюбила? — выкрикивала я в небеса.

Но тут в голове раздался голос Ирен, отвечающий на этот вопрос. Сердце человека создает путь, но именно Господь направляет его шаги. Иногда Господь уводит нас от наших планов, направляя к Его собственным.

Я подумала о планах тети Адабель, о планах Уилла, даже Френка и Клары. Их планы на жизнь воплотились не так, как они того ожидали. Уилл это принял и решил прожить остаток дней как можно лучше. А что будет делать Френк? Он захочет, чтобы я ушла в ту же минуту, как он приедет? Без предупреждения, без возможности приготовиться? Он вцепится в своих детей или, напротив, будет держать их на расстоянии? Он будет жить один или сразу же примется за поиски новой жены? А если он женится, полюбит ли она его семью?

О Господи! Помоги мне понять, как поступить!

Я тихонько всхлипывала, а сердце мое выкрикивало молитвы, которые губы не могли произнести.

Сверху донеслось жужжание. Я подняла голову — по безоблачному небу летел аэроплан, его крылья поддерживал лишь воздух. Сидя на земле, я подтянула колени к груди и наблюдала, как он парит. Когда аэроплан Артура взмывает в небо, откуда ему знать, что он не упадет?

Он не знает. Просто доверяет аэроплану — тот будет лететь, потому что создан для этого. Того же хочет от меня и Господь? Просто верить, что Он поддержит меня и приведет, куда Он хочет чтобы я пришла?

Я не отрывала взгляда от неба.

Я хочу идти Твоим путем, Господи, что бы это ни значило и куда бы Ты ни привел!

 

Глава 26

Два дня спустя гул голосов во дворе заставил меня пулей подлететь к заледеневшему окну. Я протерла дырочку на стекле: двое мужчин в комбинезонах исчезли за сараем, в котором находилась свинья.

— Что происходит? — Кто рыскает по нашей собственности, не поговорив вначале со мной? Гнев поднимался во мне, как тесто в кадке на теплой кухне, пока я мчалась к сараю.

Повернув за угол, я наткнулась на чью-то спину. На меня что-то плюхнуло, намочив платье. Мужчина в комбинезоне сделал шаг назад и поднял голову.

— Шериф?!

Я никогда прежде не видела его в чем-либо, кроме костюма. Я открыла было рот, но быстренько его закрыла. Тут я заметила почти полное ведро молока в его руке.

Он протянул его мне, а затем засунул руки в карманы, на этот раз оставив шляпу крепко сидящей на голове.

— Вот ваше утреннее молоко. И я привел помощь, чтобы забить свинью.

Я подавила возглас, когда обернулась и увидела огромную кастрюлю, стоящую около разожженного костра. Я посмотрела на шерифа. Когда у нас дома забивали скот, все, что я делала, это готовила ужин для тех, кто пришел помочь. Я никогда не делала зельц, шкварки, не вырезала сало и не готовила мясо для коптильни. Мама все это делала сама.

Еще один мужчина в рабочей одежде подошел к нам.

— Мисс Хэндрикс, — начал шериф вновь официальным тоном, — познакомьтесь с Элаисом Тейтом. Его брат вон там, точит ножи.

Я кивнула мистеру Тейту. Он заложил руки за ремень комбинезона и покачивался на каблуках.

Шериф Джефрис отвел меня в сторону.

— Скоро приедут Лэтхэмы. Каждой семье дайте по куску мяса за их труды, и они будут очень благодарны.

Он заметил панику в моих глазах и засмеялся.

— Женщины обо всем позаботятся. Вам лишь нужно будет всех накормить.

Я вздохнула с облегчением: это я знала, как делать.

* * *

В конце дня шериф не ушел вместе с остальными, он хотел удостовериться, что огонь полностью погас. Я стояла рядом с ним в пальто, дрожа от холода, мое дыхание вырывалось облачками пара, видимыми в темноте только благодаря лунному свету.

— Спасибо вам. — Чувствовать себя обязанной ему было не совсем приятно, но мне очень нравились куски ветчины и бекона в густеющем бульоне.

Мужчина пожал плечами.

— Это сделал бы любой сосед.

— Я думаю, вы чаще и больше поступаете по-соседски, чем все остальные.

Он пошевелил палкой остывающий пепел.

— Мне просто хочется вам помочь.

Я вдохнула холодный ночной воздух с привкусом дыма, и у меня запекло в носу и груди. Хотя та ночь на ступеньках школы Даунингтона с Артуром не была холодной, она была очень похожа на эту. Вдвоем. В темноте. Слова, которые могут означать совершенно разные вещи.

— Спасибо, — повторила я.

Его плечи поднялись и опустились, пока он смотрел вдаль. Я подумала о том, какая у него жизнь: одинокий мужчина в маленьком городке. Семьи нет. В Пратер Джанкшене совсем не было девушек такого возраста, что могли его заинтересовать. Почему он не уедет? На мой взгляд, его здесь ничего не держит.

Он бросил палку на угли.

— Я сделал это!

— Что сделали? — Я плотнее запахнула пальто.

— Подал заявку на работу техасским рейнджером!

Я засунула руки в карманы пальто.

— Поздравляю! Надеюсь, вас примут.

Он подошел ближе, так близко, что я могла увидеть каждую черточку на его лице, несмотря на сгустившуюся тьму.

— Я никогда бы не осмелился, только ради вас.

С трудом сглотнув, я сделала шаг назад. Подальше от его рук и губ. Я не намерена пасть перед мужчиной, которого на самом деле совсем не знаю. Только не снова то же самое! Тем более что, несмотря на все прекрасные качества шерифа, мое сердце не замирало в его присутствии.

— Ребекка? — Из дома раздался голос Олли.

Шериф Джефрис прикоснулся к шляпе, сделал шаг назад и кивнул.

— Увидимся в воскресенье в церкви, Ребекка.

Я смотрела ему вслед, этому шерифу, одетому как фермер. Не он ли причина, по которой Бог привел меня сюда? Может быть, я не разглядела Его плана? Я услышала, как он завел мотор своего автомобиля и захлопнул дверцу. Возможно, он отправится куда-то в большой город, может быть, будет жить жизнью, полной приключений, которых я жаждала. Но сумеет ли мое сердце полюбить его?

Лишь услышав, как машина уехала, я пошла к домашнему теплу.

* * *

На следующее утро подул северный ветер, не просто холодный, а ледяной. Пока он завывал за окнами, я искала убежище от самой себя. У меня было достаточно времени продумать свое будущее, пока я лежала под одеялами перед камином, играла с детьми, читала газеты и журналы.

Потом я услышала звук, который не был похож на шум ветра. Выбравшись из-под одеял, я выглянула в заиндевевшее окно. Перед воротами стоял большой автомобиль, его водителя не было видно за лобовым стеклом.

Мотор покашлял и замер. Водитель вышел из машины.

— Ждите здесь, — сказала я детям и поспешила впустить незнакомца в дом, спасая от пронизывающего ветра. Когда он вошел, вместе с ним залетел и ледяной воздух.

— Артур, — прошептала я, выдохнув так, как не выдыхала уже многие недели.

Моя рука шарила сзади, пытаясь нащупать что-то твердое, для того чтобы опереться и не упасть.

— Привет, Ребекка! — Артур снял перчатки, шляпу. Расстегнул пальто. От его одежды пахло бензином и сигаретами. Запахи отъезда и пребывания смешались воедино.

Пока он клал свои вещи на маленький столик возле ступенек, его взгляд блуждал по коридору, выискивая кого-либо, кто мог нарушить приватность нашего разговора.

— Прости, — произнес он наконец. Он так и не посмотрел на меня, хотя мои глаза уставились прямо на него.

Я с трудом пыталась сглотнуть, но горло пересохло.

— Где твоя невеста?

— Не знаю.

В коридор вбежал Джеймс, кулаки сжаты, лицо пылает яростью.

— Ребекка! Дэн жульничает!

Артур посмотрел мне в глаза. И я почувствовала его страх. Страх в душе бесстрашного летчика.

— Я научила их играть в шашки. — Я сказала это таким тоном, будто поддерживала светскую беседу. Но сама раздумывала над реакцией Артура. Дети его пугают вообще или в данном конкретном случае?

Я положила руку на плечо Джеймса, но не отвела взгляда.

— Иди, Джеймс, и пока прервите игру.

— Но я не хочу! Я выигрываю!

Я стиснула зубы и посчитала до пяти.

— Вы с Дэном можете надеть пальто и выйти на улицу покачаться на качелях.

— На улице слишком холодно, — заныл мальчик в ответ.

Чувствуя нетерпение Артура, я нагнулась к уху Джеймса и прошипела сквозь стиснутые губы:

— Значит, займись чем-нибудь другим, но не ссорься с братом.

Я пыталась говорить ровным, спокойным голосом, а моя рука тем временем сжимала его плечо.

— Так, Джеймс, а теперь мне нужно поговорить с моим… другом. И ты, и Дэн ведите себя прилично.

Джеймс надулся, но все-таки отправился обратно в гостиную. Я прошла мимо Артура и услышала, как он пошел следом. Я подошла к кофейнику, поставила его на горелку и пыталась придумать, чем заполнить неловкую тишину.

Артур стал возле стола. Я жестом показала, чтобы он сел. Когда кофе нагрелся, я разлила по чашкам.

— Ты по-прежнему любишь со сливками?

Он кивнул. Я добавила ложку сливок от Старого Боба и села напротив, приготовившись услышать, что он скажет.

Он выхлебал полчашки кофе, прежде чем заговорил:

— Я приехал узнать, есть ли у нас шанс начать сначала.

Я вздрогнула и перевела дух, его смелость хлестнула меня, словно пощечина.

— Начать сначала? — Я почувствовала, что на мое лицо, словно маска, натянулось мамино. Именно такой надменный взгляд она адресовала тем, кто вел себя с ней недостаточно почтительно. — Твоя невеста разорвала помолвку? — При этом мое сердце екнуло от мысли, что он хочет меня вернуть.

Артур откинулся на стуле, казалось, вновь обретя уверенность. Стал больше похож на того человека, в которого я влюбилась.

— Мы с ней были вместе во время карантина. Я не то чтобы пошел искать другую женщину, — пожал он плечами. — Просто война закончилась, а с ней и моя служба. Мы можем быть вместе куда быстрее, чем надеялись.

— Быть вместе? То есть пожениться? — Что-то в его манерах настораживало меня. Я не могла понять, что именно. Наверное, то, что он вновь стал высокомерным.

И опять его взгляд где-то блуждал.

— В конце концов.

Слова кольнули мне сердце.

— Но ведь ты собирался жениться на ней, разве нет? Ты сказал мне, что вы обручены.

Он уставился на входную дверь.

— У нее не было причин ждать. А у тебя есть… — Он махнул рукой в ту сторону дома, где были дети.

Я застыла.

— Да, в данный момент у меня есть обязанности.

— Значит, нужно подождать, пока ты от них избавишься.

Мои брови взлетели вверх.

— Избавлюсь? Что ты имеешь в виду? Ты говоришь, что не хочешь детей? Или не хочешь именно этих детей?

— У нас впереди своя жизнь, Ребекка! Дети… все усложнят. Их отец скоро вернется, правильно? И затем ты свободна. Кроме того, я не помню, чтобы ты раньше мечтала о детях.

Я пожевала ноготь, раздумывая, как ответить.

— Да, ты прав. Раньше я не мечтала. Но все изменилось. Моя мать заболела, брат умирает, я еще не получила ответа от Фр… отца детей. Но есть и нечто большее.

Я произносила слова, в смысл которых ранее особо не вдумывалась. Хотя они прорастали в земле моего сердца, как зеленые бобы жарким летним днем.

Он открыл и закрыл рот, произнося какие-то слова. Это красивое лицо… И глубокие синие глаза… они привязали меня, как наивного теленка. Но я уже не тот ребенок, которым была когда-то. Я встала, задрала подбородок и посмотрела на него маминым неодобрительным взглядом.

— Я думаю, тебе лучше уйти.

Его глаза сузились: взвешивает шансы, догадалась я. Думает, как долго я смогу сопротивляться. Прошла, казалось, целая вечность, и он встал.

— Да, мне нужно возвращаться.

Я подала ему шляпу и перчатки и нетерпеливо притоптывала ногой, пока Артур надевал пальто. Я и не подумала проводить его до машины или посмотреть, как он доедет до ворот. Как только он переступил порог, я захлопнула за ним дверь.

Войдя в гостиную, я увидела Джеймса и Дэна, сидящих по разные стороны дивана. Я улыбнулась им всем своим естеством.

— Пойдемте, мальчики. Давайте приготовим горячего какао.

Они вскочили, каждый взял меня за руку. Я посмотрела в окно. Машина Артура уже скрылась из виду.

Тем вечером я приготовила себе ванну. Мне было не важно, что на улице слишком холодно и что сегодня не суббота. Я не очень хорошо заботилась о себе с тех пор, как вернулась из Далласа. Но теперь я была полна решимости оставить Артура далеко позади. И двигаться вперед, даже если по-прежнему не знала куда.

Я отклонилась назад, свесив голову над краем оловянной ванны, теплая вода, словно бархат, обволакивала мою кожу. Рядом стояло ведро с дождевой водой для головы, и я не переживала, что оно остудит теплую воду в ванне.

Куском купленного лавандового мыла я потерла каждый сантиметр своей кожи. А потом, совершенно намеренно, стерла Артура из своих мыслей.

 

Глава 27

Чтобы облегчить детям подсчет дней до Рождества, я привязала к балюстраде веревку и навязала на ней ровно столько узлов, сколько осталось дней до 25 декабря. Каждый вечер, перед тем как идти спать, мы развязывали один узел.

День ото дня веревка удлинялась, а мне становилось все больше жаль детей. Не только потому, что это будет их первое Рождество без матери, но и потому, что их отец тоже, скорее всего, не успеет вернуться домой. Их вопросы мучили меня, и не последним был вопрос про Санта-Клауса. Как бы Френк хотел, чтобы я ответила на него?

Кроме того, с каждым проходящим днем я все больше беспокоилась о внезапном приезде Френка в наш маленький мирок. Я хотела, чтобы он взял на себя заботу о детях и отпустил меня воплощать мои мечты.

Ведь так?

* * *

В последнюю субботу перед Рождеством я сама запрягла Дэнди в повозку, и мы все поехали в город. Подняв воротник пальто, я направилась к кирпичному зданию на углу. Последние крохи наличных, которые у нас оставались, испарились, как крошечный пруд горячим летом, несмотря на все мои усилия покупать лишь самое необходимое после фиаско в Далласе. Но я была намерена устроить для детей настоящий праздник, даже если их отца с ними не будет. Я позабочусь, чтобы они получили подарки от его имени.

Я не могла просить Лэтхэмов о помощи, они сами едва справлялись, ведь им нужно было кормить десятерых. Не думаю, что в их доме на Рождество подадут больше, чем просто конфеты и немного фруктов. Но ведь у Френка должны быть деньги в банке, не так ли? Весь его урожай был собран осенью.

Сильный ветер не давал быстро открыть тяжелую дверь, но я все-таки приоткрыла ее достаточно, чтобы мы все смогли проскользнуть внутрь. Тепло окутало меня коконом вместе с запахами полированного дерева и угля с острым привкусом мороза.

Я сняла перчатки, глубоко вдохнула и подошла к окну за стойкой.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — Мужчина за стойкой вытянул шею, чтобы посмотреть, кто еще стоит за мной, наверное, ожидая увидеть моего отца или мужа.

— Мне нужны деньги со счета Френка Грешема.

Щека мужчины дернулась, будто он махнул кончиками своих усов.

— Это довольно необычно, мисс…?

Я расправила плечи.

— Ребекка Хэндрикс. Я забочусь о детях Грешема с той поры, как моя тетя Адабель Уильямс… — Мой тон чуть смягчился: — С октября.

— Пожалуйста, подождите несколько минут.

Я усадила детей на пол, они прислонились к деревянной стойке, которая шла через все помещение банка. Я не думала, что это займет много времени. Несколько минут затягивались. И я заглянула за стойку, но не увидела своего собеседника. Только большую дверь серебряного цвета, крепко затворенную.

— Мисс Хэндрикс?

Я обернулась и увидела рядом мужчину, его глаза весело поблескивали.

— Я был бы рад переговорить с вами в моем кабинете. — Он жестом предложил мне следовать за ним. Я посмотрела на детей взглядом, который должен был означать: «оставайтесь на месте».

Я села на стул, стоящий перед его столом, сердце мое колотилось, а он, напротив, сложив руки замочком, спокойно положил их на стол перед собой. Руки, которые считали деньги, а не возились в земле, чтобы вырастить урожай.

— Я так понимаю, у вас есть вопросы по счету мистера Грешема?

Через матовое стекло двери я оглянулась на детей.

— На самом деле я хочу снять денег. Скоро Рождество, и я хочу устроить праздник для детей.

Мужчина достал пачку бумаг, положил перед собой и нацепил очки на короткий нос.

— Я понимаю, мисс Хэндрикс. К сожалению, мистер Грешем имеет на своем счету лишь номинальное количество средств, оно практически приближается к нулю.

У меня заболел живот. У Френка ничего не было в банке? Но в одном из писем я прочла о том, что он говорил тете Адабель поделить деньги от урожая как обычно. Как поделить? Куда положить?

Я уставилась на свою сумочку, клацая замком. Письма Френка были конкретными и детальными. Он предпочитал, чтобы его семья и дом содержались в порядке. Как и мой отец. И папа всегда для сохранности держал деньги в банке.

— Разве он не присылал домой свою армейскую зарплату? — спросил банкир.

— Я нашла в… доме немного денег. — У меня запылало лицо при воспоминании о том, сколько потратила на свое путешествие в Даллас.

Мужчина откашлялся, очевидно, ему было неловко.

— Учитывая репутацию Френка Грешема, я уверен, мистер Криншоу поможет вам взять в долг продукты.

Я выпрямилась. Какую репутацию? Тратить деньги, которых нет, или жить в долг?

— Спасибо. — Я встала и пожала ему руку. Если Френк не обеспечил своих детей, я позабочусь о них сама. Хотя в моей голове громко звучал папин голос, предостерегающий что-либо покупать в кредит.

* * *

На нашей веревке дома осталось лишь три узла, и мы решили осмотреть все деревья в округе в поисках небольшой ели. Нашли одну, совсем молодое деревце, скорее похожее на ветку.

Но учитывая, что нам с Джеймсом предстояло самостоятельно ее срубить и дотащить до дома, ель была в самый раз.

Ель мы украсили бусинками, нанизанными на нитку. Потом нашли несколько готовых украшений, завернутых в бумагу и лежащих в комоде тети Адабель. Ими украсили ветви.

— Мы можем приготовить на завтрак пирог с корицей? — спросила Олли.

Я заколебалась.

— Мама и тетя Ада всегда его готовили, — прошептала она.

— Конечно, мы можем, — улыбнулась я, а сама при этом раздумывала, есть ли рецепт или мне нужно будет его придумать. Обыскав кухню, я обнаружила под газетой поваренную книгу.

Потом мы пекли и работали всю ночь и большую часть следующего дня — Сочельника. Наконец мы повесили носки для подарков на каминную полку и упали на кровати.

— А я услышу, как придет Санта-Клаус? — спросил Дэн.

Я подоткнула одеяла вокруг малыша и поцеловала его в щеку.

— Не думаю. Вряд ли он придет, пока не будет уверен, что ты уже крепко спишь. — Я пощекотала его за нос.

Малыш засмеялся и закрыл глаза.

— Скажи ему, пусть сейчас приходит, Бекка, я сплю!

Я пошла в свою комнату и еще долго после полуночи через тонкие стены слышала перешептывания детей, но даже когда они затихли, я все равно не могла уснуть. Правильно ли я поступила, купив им подарки? Ворочаясь на кровати, я молилась в надежде, что если Френк не сможет покрыть мои расходы, то у папы найдутся деньги. И только я наконец заснула, уже под утро, как четверо детей стояли возле моей кровати, расталкивая меня и прогоняя сон.

— Позвольте мне спуститься вниз первой, — простонала я из-под одеял. — Я разожгу огонь и позову вас.

— Только не забирай наши подарки! — Выражение лица Дэна говорило мне, что он действительно этого опасается.

Я откинула волосы с его лба.

— Я не посмею!

Набросив на плечи шаль и надев носки, я поторопилась в гостиную. Мои руки тряслись, пока я поджигала щепки, лежащие под толстыми бревнами, специально принесенные для этого утра. Сначала немного подымило, затем разгорелся огонь. Я зажгла два светильника, их свет разогнал мрачность раннего утра. На каминной полке висели носки, в каждом было по апельсиновой и мятной палочке, в каждом по игрушке.

Звук легких шагов по лестнице не оставил мне времени поразмышлять.

— Счастливого Рождества! — Я улыбнулась и присоединилась к всеобщему веселью, несмотря на все вопросы, бушевавшие у меня в голове. Будут ли у Френка деньги, чтобы покрыть расходы на подарки для его детей? Одобрит ли он то, что я купила?

Олли обнимала свою новую куклу. Дэн пытался сложить слова из кубиков. Джеймс собирал конструктор. Дженни, уставившись на плюшевого медвежонка, протягивала ручку, чтобы погладить мех. А у меня перед глазами стояла страница из расходной книги мистера Криншоу.

Френк Грешем: пять долларов сорок три цента.

За пять долларов мы могли бы купить ткань и пошить детям новую одежду — из старой они давно выросли. Или купить консервов и разнообразить наше питание, или патентованных лекарств, чтобы не болеть.

Я прижала руки к вискам, пытаясь остановить лавину мыслей. Увы, это не помогло. Я подумала про обувь, счета от врача, керосин, свечи, мыло, скобяные товары, семена и…

Мне нужно подышать свежим воздухом. Я открыла дверь и вышла на улицу, от каждого выдоха появлялось облачко белого пара. Из нашей печной трубы вырывался дым, наполняя мой нос запахами сгоревшего дерева. Я бродила по веранде, потирая руки, чтобы согреться, в то время как мысли сами, вопреки моему желанию, разбегались в разные стороны: к Артуру, Уиллу, маме, Френку.

Я не знаю, как долго я там пробыла, но достаточно, чтобы руки и ноги перестали что-либо чувствовать.

Вернувшись в гостиную, я согрелась — с шерстяной шалью на плечах и горячим чаем в руках, — меня вновь спасла Ирен.

— Сегодня утром ко мне явился Святой Дух, — сказала Ирен, когда мы сидели на диване, а дети наверху одевались в праздничные одежды. — Мы читали Евангелие от Луки, и Господь сказал мне, что есть еще одно дитя, замерзшее и покинутое, нуждающееся в нас этим рождественским утром. Но я не думала, что Он подразумевал кого-то настолько буквально.

Я пыталась улыбнуться вместе с ней, но мои щеки были неподвижны, как льдинки.

Она положила руку мне на колено.

— Ты скучаешь по маме, так же как и они скучают по своей.

Я кивнула и сделала глоток чая, ромашкового, как я догадалась, подслащенного медом.

— Несколько дней назад я получила от нее письмо, упрекающее меня в том, что я не еду домой на Рождество. Я не люблю разочаровывать маму, но знаю, что было более правильно остаться, даже если она этого не понимает. — Я сделала еще один глоток чая. — Я не думала, что взрослеть — это так сложно.

Ирен похлопала меня по колену.

— Мы с Джорджем совсем захлопотались с подарками для детей. У нас совершенно выскочило из головы, что и тебе нужен кто-то, кто стал бы твоей семьей на праздник. Ты сможешь нас простить?

Я держала чашку на коленях, все еще согревая руки ее теплом. У меня на глаза навернулись слезы благодарности.

Ирен забрала чашку у меня из рук и обняла меня.

— Я послушаю, если ты хочешь выговориться.

Я не думала, что смогу, но рассказала ей и грустную историю об Артуре, и о том, что пыталась быть послушной и следовать указанию Господа, и о своем смущении при словах шерифа, и о страхе при мысли о неминуемом возвращении Френка домой. Я покинула свой дом, уверенная, что Господь благословил меня ехать воплощать мечты. Теперь я не знала, есть ли у меня мечты, которым я могу следовать, и от Господа нет никаких знаков.

Голова Ирен склонилась вперед, будто она прислушивалась к чему-то вдалеке. Может быть, она услышала детскую возню наверху. Может быть, голос Бога.

— Я знаю, что такой молодой девушке будет сложно в это поверить, но однажды я мечтала о совсем иной жизни, нежели у меня есть сейчас.

Хотя она слушала мой рассказ, не проявляя эмоций, ее утверждение шокировало меня и — я точно знала — это было написано у меня на лице.

Ирен хихикнула.

— Сейчас, конечно, по мне не скажешь, но, когда я была молода, у меня было по ухажеру на каждый день недели.

Я улыбнулась.

А Ирен засмеялась громче, ее пышная фигура затряслась, как миска с желе, которое я когда-то ела в доме тети Артура.

— Это правда. Однажды увидев Джорджа Лэтхэма, я не собиралась смотреть на него второй раз. Эти его вечно грустные глаза и не сходящая с лица вселенская скорбь. Господи милостивый, мне хотелось выйти замуж за кого-то видного и богатого. Мужчину, который завалит меня красивыми вещами. За кого-то веселого!

Ее взгляд стал отстраненным.

— Я хотела… Я не знаю, чего я хотела на самом деле. Просто знала, что не его. Но иногда жизнь преподносит сюрпризы. — На ее лице появилась мечтательная улыбка.

— И?.. — поощрила я продолжать.

Она выглядела удивленной, будто забыла, что кто-то еще находится в комнате.

— Понадобилось время. Видишь ли, ему пришлось подождать, пока я действительно уверовала в Бога, а не просто ходила в церковь по воскресеньям потому, что так делали все.

Моя спина застыла.

— Моя любимая сестра умерла от туберкулеза. Ее смерть опустошила меня. Другие ухажеры просто приходили и жалели меня, говорили, что все будет в порядке, или вообще держались в стороне, не зная, что делать. Только Джордж мне действительно помог. Он проявил милосердие Божье. И он не просто произносил слова. Он подкреплял их действием. Потом он показал мне слова утешения в Библии. И чем больше я читала, тем больше понимала, что Богу нужна вся моя жизнь. Вся. Даже мои планы и мечты.

— Значит, Бог сказал вам выйти замуж за брата Лэтхэма?

— Косвенно, да. Но я не могла полюбить Джорджа, пока не полюбила Иисуса.

— Но я уже знаю Бога. Что это значит для меня?

Ирен задержала на мне взгляд.

— Это значит, что когда твоя жизнь принадлежит Богу, тебе она уже не подвластна. Это значит, что иногда твоя жизнь оборачивается не так, как ты планировала. Как сказано в Притчах Соломоновых: Он укажет тебе путь. Но ты должна верить, что Он желает тебе добра и следовать туда, куда Он ведет.

— Он вел меня к Артуру.

— Возможно. Или у Него для тебя было иное предназначение.

— Но я не такая, как вы, или тетя Адабель, или мама. Даже мысль о жизни на ферме невыносима для меня. Я хочу жить среди людей, я жажду приключений. Для этого я была создана. Я знаю, что это так.

Ирен не ответила. Тишину прервал крик Дженни.

Ирен встала.

— Иди по пути, который тебе предназначил Господь. Если ты будешь слышать Его голос и повиноваться Ему, в конце концов все обернется к лучшему. А теперь давайте праздновать Рождество.

Когда в комнату вбежали дети со своими игрушками в руках, я поняла, что Бог не забыл обо мне и я не покинута. Он показал это, послав мне Ирен — Его особый подарок мне на Рождество.

 

Глава 28

Как это часто бывало и дома в Оклахоме, через неделю после Рождества потеплело. Я сидела в кресле-качалке на веранде, рядом со мной стояла корзинка с вышиванием, душа была наполнена неясным нетерпением от наступившего нового года. Может ли быть что-то хуже и страшнее того, через что мы прошли за последние месяцы? Все вели войну с врагом, будь то кайзер или испанский грипп.

Я откинула голову, закрыла глаза, впитывая солнце и звуки играющих детей. Олли прыгала через резинку, напевая песенку, принесенную из школы:

Вдруг голос девочки прервался и она перестала прыгать.

— Кто это? — прошептал Джеймс мне на ухо.

Я посмотрела на дорогу: только тень какой-то фигуры вдалеке. Я снова закрыла глаза.

— Папочка! — От возгласа Олли я аж подпрыгнула.

Она оставила свою резинку и побежала вперед. Я сжала поручень крыльца, увидев, как мужчина, бросив сумку на землю, помчался навстречу Олли и подхватил ее на руки.

Джеймс сбежал по ступенькам, потом остановился, обернулся и посмотрел на меня.

— Давай беги! — подбодрила я его, будто ничего особенного не произошло.

На самом деле мой желудок сжался. За братом мелко семенил Дэн. А мне уже не было чем дышать. Как я оставлю этих детей?

Френк отошлет меня сию же минуту? Мне уже пора собирать свои вещи и прощаться?

Потом я подумала обо всех утратах Френка и о том, как не похоже то, к чему он вернулся, на его семью, которую он оставил. По крайней мере, у нас есть нечто общее: наши потери.

К воротам подходили мальчики: сначала Джеймс, потом Дэн, оба достаточно смущенные встречей с незнакомцем — отцом.

Я взяла Дженни на руки, она явно тоже хотела участвовать. По моим щекам текли слезы, хотя я говорила себе, что причин плакать у меня нет. Френк позаботится о своих детях, а я буду свободна и уеду в большой город, как и хотела.

Мужчина опустился на колени, прижав к себе мальчиков. Затем он поднял голову. Я не могла рассмотреть черты его лица, но почувствовала тоску в пристальном мужском взгляде. Я задержала дыхание, боясь нарушить момент и боясь, что момент разрушит меня.

Расправив плечи, я понесла Дженни к воротам. Мы остановились на полпути — к нам направлялась маленькая семья. Дэн вцепился в одну отцовскую руку, Олли держалась за другую, а впереди вытанцовывал Джеймс.

— Это папочка, Бекка! Папочка! — распевал он снова и снова, пока я слушала, как Дженни с причмокиванием сосет палец. Я перенесла вес Дженни на другую руку.

По лицу Френка пробежали неясные эмоции, его губы подергивались, заходили желваки.

— Вы, должно быть, мисс Хэндрикс?

Меня лишили голоса его глаза — глубокие, как грозовое небо, и такие же яркие, насыщенные.

— Ребекка, — исправил Джеймс. — Она сказала нам называть ее именно так!

Я не разгадала выражения лица Френка. Что это, недовольство? Недоверие? Благодарность? Может быть, это просто усталость и скорбь? Его взгляд скользнул по Дженни, он раскрыл объятия, но она отшатнулась и, крепко обняв меня за шею, начала поскуливать.

— Извините. — Я пыталась улыбнуться.

Он опустил руки. Олли и мальчики вцепились в них. Дженни обернулась еще раз посмотреть на незнакомца, засунув палец в рот. Глаза, как блюдечки.

— Не бойся папочки, Дженни! — Я пыталась развеселить ее, сморщив нос. Она перестала сосать палец и засмеялась, как я и предполагала. Глубоко вздохнув, я шагнула к Френку. Он опять потянулся к дочери, малышка вцепилась в меня, но я отстранила ее и передала в мозолистые отцовские руки.

Она уставилась на него, потом Олли прижалась к папе и улыбнулась, глядя на сестру.

— Это папочка, Дженни, папочка.

Малышка протянула свои маленькие пальчики и потрогала лицо Френка, нежно, робко. И тут так хорошо знакомая всем нам улыбка расцвела на ее личике, как луч света. Я увидела, как у Френка увлажнились глаза, и отвернулась.

— Я думаю, вы голодны, — сказала я, уставившись на закат.

Он откашлялся.

— Да, Ребекка, я проголодался.

* * *

У меня тряслись руки. Френк приехал домой, и я не знала, что это значит для нас. Часть меня радовалась. Потому что Дженни тянулась ко мне, а не к своему отцу. Но в следующий момент я почувствовала вину. Как это ужасно, что твой собственный ребенок не знает тебя. Я посмотрела на Дженни, возящуюся на полу у моих ног.

Через кухонную дверь долетали высокие детские голоса и отвечающий им низкий бас, но слов было не разобрать. В остатки теста для бисквитов я нарезала сало, на сковородке шипел бекон, а в маленькой кастрюльке готовился соус. После того как я поставила пироги в духовку, я отошла назад и обозрела результаты своих трудов. Сытная и горячая еда. Я становлюсь отличной кухаркой!

Я взяла Дженни на руки и пошла к боковому крыльцу, где стояла бочка для воды, сердце мое колотилось. У двери кухни Френк взял из моих рук тяжелое ведро.

— Спасибо, — выдохнула я, когда он поставил ведро на стол без слов. Было видно, что это привычный жест, а не чрезмерная доброта к незнакомке.

Маленькая комната наполнилась запахами бекона и пирогов. Я передала Дженни сестре, обернула руки полотенцем и достала пироги из печи. Все расселись за стол, и гомон за моей спиной нарастал. Олли разложила всем вилки и чашки, тем временем смех Френка заполнил комнату. Настоящий смех, искрящийся радостью. У меня кожа покрылась мурашками, вместо того чтобы согреться. Мужчина, который так смеется, не может быть жестоким. Возможно, он позволит мне остаться. По крайней мере, пока я не определюсь.

— Олли, достань масло из охладителя. — Я наполнила тарелку Френка едой и услышала, как девочка поставила тарелку с маслом на стол.

Френк умолк. Дети тоже притихли.

Я повернулась.

— Что случилось?

Френк сидел, застыв как изваяние, в руке вилка, салфетка заткнута за воротник. Только челюсти его сжимались, да по щекам заходили желваки. Я увидела, что он смотрит на начавшее таять масло. Красиво изогнутая буква «С» на поверхности куска осталась нетронутой.

Я вспомнила, как мама рассказывала мне, что папа вырезал для нее масло в первый год их женитьбы. Френк делал то же самое? Это же такая мелочь. Почему встреча с детьми и домом не вызвала у него таких же эмоций? Дети и дом были куда большей частью его прошлого, чем вырезание в какой-либо форме масла. Может быть, в его случае это означало больше, чем я думала?

Протянув руку к столу, я убрала масло, прежде чем наполнить следующую тарелку. Френк моргнул несколько раз, прежде чем заметил еду, стоящую перед ним. Со своей порцией я села напротив Френка. Он наклонил голову, и мы последовали его примеру.

— О великий и милосердный Боже… — Его голос дрогнул и замолчал.

Я взглянула из-под ресниц. Дети подняли головы, глаза широко раскрыты, они посмотрели на папу, затем друг на друга, потом на меня. Приложив палец к губам, я покачала головой, молясь, чтобы они поступили так же.

Мы ждали. Я думала, не заснул ли Френк. Если еще немного подождем, еда точно остынет. Но тут он глубоко вздохнул.

— Спасибо, Господи, за эту пищу и благослови руки, ее приготовившие. Аминь.

Было такое впечатление, будто он уже помолился Богу — частным порядком, один на один, а нам пересказал лишь последнюю часть разговора. Или ему нужно было время прийти в себя? Как бы то ни было, он заинтриговал меня.

Во время ужина дети болтали о Старом Бобе, цыплятах, шерифе, Лэтхэмах, делах в городе, церкви и школе. Тетя Ада-бель и их мать не были упомянуты в разговорах. И об испанском гриппе мы тоже не говорили. Мы словно бы заключили соглашение забыть об этом или делать вид, будто это ничего не изменило — не только для нас, но и для многих других.

Пока Френк относил детей в кровати, я мыла посуду. Затем я вылила использованную воду под цветы, развесила на кустах кухонные полотенца для просушки и решила посидеть в гостиной, раздумывая, присоединится ли ко мне Френк.

Когда он вошел в комнату и опустился на стул, то казался неуверенным, как гость в собственном доме.

— Вот ваши газеты. — Я протянула ему те, которые еще не использовала для разжигания огня, надеясь, что это поможет ему расслабиться.

Себе я взяла один из тетиных журналов. Зашуршали, переворачиваясь, страницы, мы избегали смотреть друг на друга. Каминные часы громко отсчитывали время, шуршание страниц становилось все тише

Френк откашлялся, и я подняла голову в ожидании. Но он, застенчиво улыбнувшись, вновь углубился в газету. По прошествии часа мы оба перестали читать. Девять вечера.

Мужчина поднялся.

— Спасибо вам, Ребекка.

Я уставилась в пол и пожала плечами. Я редко затруднялась с подбором слов для ответа, но это был именно тот случай: все слова у меня в голове перепутались, как нитки в корзине для шитья.

Френк выдохнул и упер руки в бока.

— Когда я услышал… — Он откашлялся, и между нами вновь повисла тишина, прежде чем он продолжил: — Кажется, мои дети вполне счастливы. Вы даже не представляете, насколько это радостно для меня.

Создалось впечатление, что он еще что-то хочет сказать, но не решается. Он пытался мне намекнуть, что пора уезжать? У меня не было денег купить билет на поезд ни в одном из направлений. Но как я могла ему об этом сообщить?

Он повесил на плечо сумку, лежавшую возле дивана. Меня бросило в жар, пока я наблюдала, как он смотрит на вход в спальню на первом этаже. Я не подумала о том, как нам разместиться для сна. Даже если он будет спать внизу, а я наверху, это все равно неприлично.

— Я посплю возле Старого Боба. Спокойной ночи. — Он кивнул еще раз, прежде чем пошел к задней двери, и я услышала, как она захлопнулась за ним.

Интересно, как долго он захочет спать в хлеву, подумала я.

 

Глава 29

Поутру, надевая английскую блузу и юбку, я прислушивалась к звукам из соседней комнаты: не встали ли дети? Все было тихо, только снизу доносилась какая-то возня. Я опустилась на колени у кровати и попросила у Бога мудрости. Затем сошла вниз.

На кухне я обнаружила Френка, разбивающего яйца на сковородку. Такое зрелище не часто увидишь. Папа и Уилл приходили на кухню лишь поесть. Я повязала фартук, жалея, что не проснулась раньше.

— Это могу сделать я.

Он чуть подвинулся и поставил кофейник на стол.

— Уверена, что приятно наконец быть дома. — Вчера вечером, ложась в кровать, я чувствовала себя отвратительно, зная, что Френк лежит на колючем сене рядом с вонючим скотом. Я даже не позаботилась узнать, было ли у него чем укрыться.

— По сравнению с тем, где я ночевал во Франции, этот сарай просто роскошный. — Он отпил кофе и, казалось, наслаждался им.

Я подумала о том, что пришлось пережить ему и что пережил мой брат.

— Это было ужасно? Я имею в виду войну?

Френк уставился на ободок кружки.

— Самого худшего я не видел. В основном я помогал строить мосты. Парни, воевавшие на передовой в траншеях и окопах, — те видели ужас.

— Мой брат был в окопах, — ответила я, выкладывая яичницу на тарелку, а на сковороду полоски бекона и думая про

Уилла. С тех пор как он уехал, я не получала от него никаких вестей.

— Он уже вернулся? — Френк отхлебнул еще кофе, затем снова налил себе полную чашку.

Я поставила перед ним тарелку с едой.

— Да. — Больше я ничего не могла сказать. Я уже начала оплакивать брата. Отвернувшись к плите, я смахнула слезы с ресниц.

Я услышала, как по полу тащится одеяло, а за ним топот маленьких ножек. Дэн. Когда я повернулась, то увидела, что он уставился на папу, а затем протер глаза.

— Папочка?

Френк посадил сына на колени.

— А ты думал, я тебе приснился?

Дэн кивнул. Френк прижал малыша к груди.

Пришли и другие дети, но они опомнились быстрее. Даже Дженни лишь на мгновение заколебалась, прежде чем пойти на руки к папе.

— Вы готовы ехать в церковь? — спросил он.

Я обернулась, прижав руки к щекам.

— Боже мой, я забыла, что сегодня воскресенье.

Дети захихикали. Все, кроме Джеймса. Он положил свою шестилетнюю ручку на мою и сказал:

— Ничего, Бекка! Мы тебя не оставим.

— Спасибо, Джеймс. — Я отвернулась в плите, пытаясь скрыть смех.

А Френк и не пытался сдержаться, раскаты его хохота заполнили все уголки кухни. Отсмеявшись, он сказал:

— Джордж Лэтхэм писал, что он приезжал сюда практически каждое воскресенье.

— Да. — Я разложила завтрак детям, обдумывая сказанное: Джордж Лэтхэм писал ему про нас.

— Кроме тех дней, когда они закрыли церковь из-за гриппа. — Слова сами вырвались, и я тут же пожалела об этом.

Френк встал, достал из угла оловянный таз.

— Я пойду умоюсь, если вы не против помочь пока детям.

— Да, конечно. — Я наблюдала, как он наливает горячую воду из резервуара. К тому времени как он дойдет до хлева, вода будет уже еле теплой. Но он не жаловался. Он просто вышел, будто жить в собственном хлеву — самое обычное дело.

* * *

Задолго до того, как Френк вывел на улицу повозку с лошадью, зарядил дождь. Я встретила его на крыльце. Лишь пара морщинок пересекала его брюки и пиджак. Они были у него в сумке или он достал их из спальни в доме? Я протянула ему зонтик.

— Подумала, он вам не помешает.

По лицу мужчины растеклась улыбка. Я не знала, как себя чувствовать: польщенной или раздраженной? Он что, думал, мне не хватит учтивости понять, что при дожде нужен зонт?

Он наклонил голову точно так, как это часто делала Олли.

— Ты умеешь управляться с лошадью, Ребекка?

— Конечно. — Наверное, у меня на лице застыло выражение любопытства, потому что он уставился в пол.

— Я подумал, может быть, ты привыкла к автомобилям вместо таких устаревших средств передвижения.

— Нет, мама не разрешала папе приобретать автомобиль. Она всегда говорит, что лошадь и повозка — это именно то, что нужно для ее семьи, и она не собирается становиться чванливой.

Френк отвернулся, но я видела, как он заулыбался, и поймала себя на мысли, что мне захотелось вместе с ним посмеяться над мамой.

— Мы едем? — На крыльцо вылетел Дэн, его рубашка была застегнута вкривь и вкось.

— Ты не против, если я помогу? — Я стала на колени, аккуратно застегнула рубашку и расправила брюки.

— Готовы? — Френк держал зонтик у меня над головой.

— А где…

Джеймс и Дэн пробежали мимо, забираясь в повозку. Олли с Дженни на руках не отставала. Я довольно вздохнула: этот ветреный день начался хорошо.

Было забавно видеть мужчину, сидящего на моей кухне сегодня утром. Хорошо, не на моей кухне. Может быть, мне было забавно быть на кухне, принадлежавшей мужчине. Как бы то ни было, я решила, что хорошо куда-то поехать.

К тому времени как мы приехали к церкви, во дворе уже стояло несколько повозок и автомобилей. Мы поспешили внутрь. Френк вел нас по проходу, дети шли за отцом, я замыкала это маленькое шествие. На каждом шагу Френк останавливался с кем-то поздороваться. Возле третьей церковной скамьи от кафедры проповедника он остановился снова, на сей раз указав нам на пустой ряд.

Олли пошла первой вдоль длинной скамьи. Мальчики последовали за сестрой. Френк стоял в стороне, очевидно приглашая меня сесть. Я почувствовала, как все на нас уставились. Он тоже почувствовал эти взгляды? Мы выглядели как семья, собравшись вот так вместе. Особенно учитывая, что он относился ко мне как к леди, а не как к еще одному ребенку. Поэтому, когда он сел, я умостила между нами Дженни: не нужно давать людям повода чесать языками.

Я посмотрела на Френка. Он выглядел напряженным, все его мышцы натянуты как струна. Я закусила губу. Все будет напоминать ему о ней. Каждое место. Каждая песня, каждый человек. Как он это вынесет? С большим усилием я заставила себя сконцентрироваться на службе. По крайней мере, попыталась. Но в тот день слова брата Лэтхэма не могли завладеть моим вниманием. Вместо этого мой взгляд притягивало лицо Френка.

Тоненькие линии вокруг его глаз были светлее загорелого лица, будто он часами щурился на солнце, пряча в складочках белый цвет. Несмотря на тонкие черты лица, от него веяло силой. Седина не коснулась волос цвета обожженного пня около ручья. Его глаза отливали синевой, когда он смеялся, и оставались серыми, когда нет.

Он был все еще молодым мужчиной, и весьма симпатичным, подумала я. Интересно, сколько вдовушек уже положили на него глаз? Я обвела взглядом паству. Но если какие-то женщины и увлеклись Френком, я не заметила пока никаких признаков. Мой взгляд уперся в шерифа Джефриса. Он смотрел прямо на меня. Я ответила робкой улыбкой.

Затем я увидела, как Френк нахмурился, глядя в мою сторону. У меня запылали щеки, а его внимание опять обратилось к брату Лэтхэму. Я изучала свои руки, чувствуя, что меня осудили. Но почему я должна это чувствовать? Наша дружба с шерифом достойна уважения. Может быть, я неправильно поняла характер Френка по его письмам? Возможно, он был более твердым в своих взглядах о приличном поведении, совсем как мама.

Служба закончилась до того, как я смогла разгадать характер Френка. Он встал, но не сдвинулся с места. Дженни захныкала, поэтому я взяла ее на руки. Френк уставился в окно напротив, выходящее на кладбище.

Солнце высушило его слезы, пока во дворе вместе с остальными бегали старшие дети. Френк застыл. Моя ладонь была тяжелой, как полная кастрюля, когда я опустила ее на его руку.

— Идите, — прошептала я.

Взгляд, полный боли, разрывал мне сердце.

— Пожалуйста, идите, — сказала я снова.

С практически осязаемым горем он сделал шаг в проход, к двери возле органа, ведущей прямо на кладбище. Меня коснулась рука. Я обернулась: мне улыбался шериф Джефрис.

У этого мужчины есть планы кем-то стать. Жить жизнью рейнджера, подальше от домов и полей этого крошечного городка. Смогу я научиться любить его или нет?

Он взял Дженни из моих рук и провел нас к двери.

По крайней мере, я постараюсь.

* * *

Когда Френк вернулся в толпу прихожан, его лицо напомнило мне выражение лица Джеймса, когда я нашла его на могиле матери. Тот же вид мрачного принятия горя, сглаживаемого обстоятельствами. Та же дикая радость при виде остальных любимых, живых членов семьи. Он взял Дженни на руки, впиваясь в нее взглядом так, будто это был последний миг, когда он с ней, и он обязан его запомнить навсегда. Олли, Джеймс и Дэн сгрудились у ног отца, боясь, как я думаю, что он может вновь их покинуть.

— Френк хорошо выглядит, — раздался голос у моего уха. — Когда он вернулся домой?

— Вчера.

— И?..

Я глянула на шерифа, который все еще стоял возле меня. И выдавила улыбку.

— Все в порядке. Скоро все наладится. Вчера вечером он был слишком усталый, поэтому мы рано легли спать. — Кровь прилила к моему лицу. — Конечно, он спал в хлеву, и…

Ирен захохотала, закинув голову. Шериф Джефрис скривился в гримасе, подобной улыбке. Через двор на меня смотрел Френк. Он поднял брови и кивнул в сторону повозки.

— До свидания, Ирен. — Я быстро обняла ее, подумав, увижу ли ее еще раз, перед тем как Френк отошлет меня домой.

Затем я повернулась к шерифу. Вместо прощания он взял меня под локоть.

— Буду счастлив проводить вас домой. — Глаза шерифа умоляли меня сказать «да».

И я знала, что нужно согласиться. Но обнаружила, что хочу побыть снова со своими детьми. Я ведь не знала, как долго мы еще пробудем вместе. Мне не хотелось пропустить эти мгновения.

Мои мысли побежали по кругу, завертелись, как шляпа в руках шерифа.

— Спасибо, я… — Френк уже усадил старших детей в повозку и повернулся ко мне с выражением ожидания на лице. — Думаю, я лучше помогу с детьми.

Его улыбка немного померкла, хотя он явно старался, чтобы этого не было видно. Он провел меня к повозке так, будто мои слова не разочаровали его, и помог забраться на сиденье.

— Хорошо, что ты вернулся, Френк.

Френк кивнул. Шериф коснулся полей шляпы и попятился, не сводя глаз с моего лица. Но крепко сжатые челюсти Френка и прищурившиеся глаза прервали связующий нас взгляд, он шлепнул Дженни мне на колени.

— Если вы закончили свое светское общение, то мы можем наконец ехать домой. — Он залез на повозку с другой стороны и сел.

Я уставилась на его профиль, нахмуренное лицо, на котором совсем недавно видела выражение такой уязвимости. Но в церкви я видела и выражение неодобрения на его лице. Теперь же он казался надменным, почти пренебрежительным. Мои глаза сузились. По какой причине он считает возможным отчитывать меня?

Я крепче сжала Дженни. Она прислонила головку к моей груди. Уголок моего рта приподнялся: Дженни любит меня. И я не думаю, что чувства шерифа Джефриса сильно отличаются от ее.

Может быть, как говорила тетя Адабель, Господь привел меня в это место по какой-то причине. Правда, она оказалась несколько иной, нежели я себе представляла. Лучшей, я была в этом уверена. Генри Джефрис никогда не разобьет сердце девушке.

* * *

Я вымыла посуду после обеда, раздумывая, не пора ли мне уже укладывать вещи. Несмотря на то что наше знакомство прошло успешно, Френк явно не одобряет меня.

Когда я выливала использованную воду, во двор вбежал Джеймс.

— Пойдем, Бекка! Мы будем помогать с лошадкой!

— Не думаю, милый. — Френку явно не понравится мое присутствие. Не думаю, что его благодарность зайдет так далеко, чтобы превратиться в дружбу.

— Пожалуйста! — Джеймс взял меня за руку и потянул. — Ну пожалуйста!

Как я могла отказать этому умоляющему личику? Я сдалась. Он притащил меня за руку к хлеву. Зайдя внутрь, в тень, я вся покрылась мурашками. Мои глаза привыкли к сумеркам. Мальчики и Олли гонялись друг за другом. Судя по всему, «помогать с лошадкой» означало просто быть где-то неподалеку.

Френк чистил лошадь, черную как смоль. Я прислонилась к стойлу и наблюдала. У Френка на лице уже не было того тяжелого выражения. В его глазах, в каждом нежном движении сквозила любовь к Дэнди. Я раздумывала, какой у Френка был взгляд, когда он смотрел на свою жену. По словам Олли и Ирен, они поженились молодыми, но, судя по тому, как скоро он нанял тетю Адабель, он рано понял всю болезненную хрупкость жены. Но ожидал ли он, что потеряет ее так быстро?

— Я купил Дэнди как раз перед началом войны, — донесся до меня мужской голос. — До этого у нас с Кларой был старый пони, чтобы возить повозку, то была первая лошадь, на которую мне удалось скопить денег. Я и мечтать не мог, что когда-нибудь смогу владеть таким конем, как Дэнди.

— Он очень красив. — Я протянула руку и потрепала коня по холке.

Френк теперь стоял рядом со мной, так близко, что я слышала его дыхание. От него пахло землей и тяжелой работой, напоминая мне об отце.

Мне не было видно его лица, но он продолжал говорить.

— Думаю, Клара любила эту лошадь так же сильно, как и я. Она говорила, что Дэнди напоминает ей меня, цветом волос воронового крыла и желанием во всем всегда доминировать. — Он перестал работать щеткой, но лишь на мгновение. Теперь он чистил голову лошади, поглаживая Дэнди по носу и что-то нежно приговаривая.

Когда он снова повернулся ко мне, его глаза были влажными. Он сморгнул слезы, отложив щетку. Все произошло так быстро, что я подумала, не показалось ли мне, что он плакал? В следующее мгновение он уже подхватил Дэна на руки, подбросил его в воздух, поймал и снова подбросил.

Дэн повизгивал.

— Еще, папочка, еще!

Джеймс кинулся отцу на руки.

— И меня, и меня тоже!

Хлев заполнил густой смех Френка, но он покрывал его горе так же плохо, как и тонкий слой снега побуревшую траву. Его мир, как и мой, перевернулся с ног на голову. Я думаю, мы оба раздумывали о том, что будет дальше. Я чувствовала смятение в душе, но теперь это чувство было не столь острым, как утром. Сейчас оно было больше похоже на сострадание.

* * *

Вечером я обнаружила Френка в гостиной. Он сидел, закрыв глаза, откинувшись на стуле, положив ноги на маленькую скамеечку. Ветер раскачивал верхушки деревьев, и я содрогнулась при мысли о том, как его пронизывающие порывы гуляют по хлеву. Френк, скорее всего, хотел, чтобы я уехала, и он смог наконец ночевать в доме.

Он поднял голову и открыл глаза. Казалось, и горе, и осуждение немного уменьшились. Он поставил ноги на пол и выпрямился на стуле.

— Я полагаю, в хлеву не так удобно, как вы говорите. — Я села на диван и сложила руки на коленях.

— Это не проблема.

В камине потрескивал огонь, постепенно затухая. Ветер бился о стекла, мы сидели молча.

— Я пожурил Олли за то, что она не помогала мыть посуду сегодня вечером.

Я пожала плечами.

— Она просто маленькая девочка, которая осталась без мамы и очень рада видеть своего отца.

— Да. — Он подошел к огню, поворошил поленья, пока огонь вновь не разгорелся.

— Когда я приехала, она сама обо всем заботилась, поэтому, думаю, и я вполне справлюсь некоторое время без нее. — Некоторое время. Что именно я имела в виду? Я начала обмахиваться журналом.

Мужчина кивнул, но продолжал смотреть на огонь.

Я набрала в легкие побольше воздуха.

— Когда ты хочешь, чтобы я уехала, Френк?

Он повернул голову.

— Уехала?

Казалось, он в панике. И тем не менее сегодня он был… его было сложно понять.

— Я просто думал… — Он заложил руки за спину. — Конечно. Тебе нужно ехать. Я понимаю. Мы справимся.

Он начал ходить взад-вперед по комнате. Остановился перед часами.

— Но дети привыкли к тебе. Я бы очень не хотел, чтобы сейчас они переживали еще одну потерю…

Я аж подпрыгнула, внезапно испытав горячее желание быть понятой им.

— Я вполне могу остаться на некоторое время. Правда. Я… — Больше я ничего не смогла добавить, сама не знаю почему.

По его лицу растеклось облегчение, усмирив смятение и в моей душе. Я сказала Господу, что останусь здесь, пока Он не укажет мне, что делать дальше. И намеревалась заниматься именно этим, если Френк позволит мне.

— Я не хочу давить. Я знаю, ты пробыла здесь уже три месяца. — Его лицо напомнило Джеймса, когда он провел рукой по темным волосам и выдохнул: — Я не уверен, что справлюсь сам. Пока не смогу. Но если ты согласишься остаться ненадолго, хотя бы до весенней посевной, я буду очень признателен.

Я пыталась придать некую чопорность своей улыбке и не слишком быстро сдаться. Поэтому о своем решении я уведомила лишь кивком. И помолилась Богу, чтобы он убедил мое сердце принять шерифа, пока Френк не отослал меня домой.

 

Глава 30

В понедельник шериф заехал на минутку доставить почту и сказал, что мистер Кулпепер скоро вернется к своим обязанностям. Во вторник шериф зашел в магазин мистера Криншоу, где я делала покупки за деньги, которые Френк привез домой. А затем, в среду, шериф приехал к нам просто потому, что хотел меня увидеть. Во всяком случае он так сказал.

Я не собиралась совершать прежних ошибок: предполагать больше того, что действительно было сказано. Пока что я проводила время с шерифом и доверяла Господу направлять меня. Это все равно что летом наблюдать, как зреют сливы, становятся пурпурными, затем наступает идеальный момент, чтобы сорвать брызжущий соком сладкий фрукт и положить его в рот. И мама бы это одобрила. Я была уверена.

Олли закончила мыть посуду, я переоделась в лучшее воскресное платье. Когда я зашла на кухню, шляпа выплясывала в руках шерифа, а на его устах играла натянутая улыбка.

С другой стороны на меня уставился Френк, как будто я была чучелом на кукурузном поле. Не важно. Я застегнула пальто и направила все свое внимание шерифу.

— Поехали, мистер Джефрис?

Он надел шляпу и протянул мне руку, чтобы провести к машине.

— Не ждите меня, — сказала я оставшимся, — я вполне могу вернуться сама.

Я не ждала ответа.

* * *

Мы тряслись по дорогам, изрытым колеями, ехали по тропам, предназначенным для коров, особо ничего не было видно, опускались сумерки, подернутые чернилами ночи. Шериф говорил о Пратер Джанкшене и о техасских рейнджерах, о своих мечтах иметь дом и семью. У меня внутри все сжималось: с одной стороны, я бы хотела, чтобы он предложил мне окунуться во все приключения вместе с ним, но при этом желая, чтобы пока он не выказывал своих намерений открыто и прямо.

— Знаете, Ребекка, с первого мгновения…

— Как вы думаете, вы сумели бы научить меня водить машину?

Шериф ударил по тормозам, мы остановились. Мужчина уставился на меня, лишь луна и передние фары подсвечивали его лицо.

— Что?

— Водить машину. Вы сможете меня научить?

Он почесал голову, чуть приподняв шляпу.

— Не думаю, что это хорошая идея для девочки…

— Я не девочка, шериф, а женщина. И женщины водят автомобили. По крайней мере, некоторые из них. Я видела в журналах.

— Но все-таки… — Он покачал головой.

Я придвинулась ближе.

— Пожалуйста!

Он нахмурился, затем сдвинул шляпу обратно.

— Хорошо, но только один раз.

Взвизгнув, я поменялась с ним местами и положила руки на руль, внимательно слушая его указания.

Я отпустила тормоз и нажала на газ. Мы тронулись. Я засмеялась, вперив взгляд в полосу света впереди, указывающую путь. Чем храбрее я становилась, тем быстрее ехала, трясясь по грязи, избитым колеям, иногда по траве.

Первый раз в жизни я почувствовала себя совершенно свободной. Я держала руль, я решала, куда следовать, и мне хотелось ехать вперед и вперед и никогда не останавливаться. Наполненная ликованием, я посмотрела на шерифа. У мужчины по-прежнему были сжаты губы, но он привыкнет к этому, я была уверена. Он планирует стать техасским рейнджером, в конце концов! Он должен понять мою жажду приключений.

Я не успела узнать, так ли это, как впереди засиял огнями дом Френка Грешема. И я поняла: предаться приключениям с шерифом означает оставить Грешемов в прошлом. Эта мысль сжала мое сердце, как слишком узкие туфли сжимают ноги. Как я смогу жить без милого личика Джеймса и раздражающих выходок четырехлетнего Дэна, застенчивой улыбки Олли и беззубой усмешки Дженни?

Мы подъезжали к забору, а мои мысли все еще были заняты мучительными раздумьями.

— Сбросьте скорость. — Шериф Джефрис положил руку на руль.

— Это я могу! — Я дернулась в противоположном направлении. Белые столбики забора, поблескивающие в лунном свете, оказались ближе и крупнее. Я не попала ногой по педали тормоза. Забор затрещал, одна фара погасла. Мотор заглох.

Шериф Джефрис практически сидел со мной на одном сиденье, крепко надавив на тормоз.

Я подняла голову. Неясная фигура поднялась со стула, стоящего на веранде, и пошла по направлению к нам.

Френк.

Я открыла дверцу и стала на трясущиеся ноги, распрямляя свою шляпку. Шериф осматривал машину. Френк не сводил с меня глаз. Я отказывалась отвернуться от его укоризненного взгляда.

— Мне так жаль, шериф. Надеюсь, я ничего не сломала.

— Только мой забор, — проворчал Френк.

Я подарила ему свою самую кокетливую улыбку.

— Но ведь все можно починить, правда?

Шериф откашлялся. Я повернулась к нему.

— Спасибо вам за поездку. — Когда я начала произносить все как мама?

— Мне тоже было… приятно. Увидимся в воскресенье?

Я глянула на Френка, затем на шерифа.

— Конечно, и простите за машину.

— Да ничего страшного. По крайней мере, особо ничего. — Он завел машину и задом выехал со двора.

Дальше по дороге мотор задребезжал. Я вздрогнула — такого звука раньше не было. К счастью, скоро звук замер вдали, остались лишь звуки ночи и раздражение Френка.

— Что вы делали? — спросил Френк в темноте.

— Водила машину, а на что это было похоже?

— На хаос. Я буду благодарен, если впредь ты не будешь водить машину возле моих заборов.

И он ушел к дому, затем остановился, обернулся и добавил:

— Но я рад, что ты не ушиблась.

Я пнула пучок прошлогодней травы, втоптала его в грязь, уголок моего рта дергался. Конечно, он был рад: ему еще некоторое время понадобится нянька для детей и работница.

* * *

В воскресенье в церкви я сидела между мальчиками, обняв обоих. По обе стороны Френка сидели его дочери, их щеки рдели от отцовского внимания. Я оглянулась в поисках шерифа. Ирен уже начала наигрывать первые аккорды гимна на маленьком органе. Только тогда шериф зашел внутрь, сел сзади и примостил шляпу на коленях. Я повернулась, довольная, сконцентрировав все внимание на службе.

После завершающего гимна, я застегнула пуговицы у Джеймса и Дэна. Френк одел девочек. Тут Ирен схватила меня за руку, ее щеки горели, как угли в печи, а глаза сверкали, как натертые стекла.

— Я приглашаю вас всех к нам сегодня на обед.

Я вспомнила, какой у них маленький дом и как мало посуды стоит в кухонном шкафу.

— Не стоит…

— Мы будем очень рады! — Френк уставился на меня, его слова прозвучали одновременно с моими.

Я замерла. Как можно быть таким эгоистом? У них просто нет достаточно места для всех нас. А я приготовила пирог с цыпленком, его золотистая корочка так и просилась, чтобы ее подогрели и съели!

Френк покачивал Дженни на одной руке, а другой жонглировал большой Библией.

— Как я и сказал, мы будем счастливы присоединиться к вам и вместе пообедать.

Я бросила взгляд в дальнюю часть церкви. Шериф разговаривал с семьей Криншоу.

— Шерифа я тоже пригласила, — отметила Ирен.

Я улыбалась, пока Ирен переводила взгляд с Френка на меня и обратно на Френка.

— Поехали сразу же. У меня уже и ветчина готова. — Ирен забрала сборник гимнов, Библию и сумочку.

Вздохнув, я повела мальчиков к двери. Не то чтобы я не ценила этого приглашения. Или то, что и шерифа пригласили на обед. По правде говоря, я не знаю, почему слова Ирен вызвали мое недовольство. Единственным объяснением было, пожалуй, то, что сердце мое отказывалось следовать курсом, который голова считала самым благоразумным.

Забравшись в повозку и усадив Дженни себе на колени, я опять подумала о маме, о ее постоянных вопросах: когда же я наконец вернусь домой. Я воображала, что мама поощрит мое желание остаться, если узнает о шерифе и его внимании. Но хотела ли я уже сообщить ей об этом?

Глубокий голос Френка пробормотал что-то в ответ на вопрос кого-то из мальчиков.

Нет, пока я не могу ей рассказать. Пока не готова.

Я опустила голову, и моя щека коснулась щечки Дженни. Я вновь помолилась, чтобы Господь указал мне Его путь. Не мамин, не мой, не Ирен, а Его!

Ужасающая мысль. И тем не менее именно она подарила мне чарующее ощущение свободы, которое я почувствовала, ведя машину шерифа сквозь темноту ночи.

 

Глава 31

Дом Ирен оказался очень тесным, как я и предполагала, но было не похоже, что ее это беспокоит. Она дала указание дочерям накрывать на стол, пока сама заканчивала приготовление пищи.

— Детям мы подадим обед на веранде, — сказала она мне.

— Хорошо, тогда я сейчас их одену. — Но задача оказалась легкой лишь на словах.

— Я не хочу надевать пальто, — заявил Дэн, скрестив руки на груди.

— Но на улице холодно.

Он топнул ножкой, подчеркивая свою решимость.

Я сделала глубокий вдох.

— Либо ты наденешь пальто, либо останешься голодным! — Я тоже скрестила руки на груди.

С веранды донесся голос Френка.

— Что там у вас за проблема?

Я протянула пальто Дэна.

— Он должен надеть его, если пойдет обедать на улицу.

— Почему?

Теперь мне захотелось топнуть ногой!

— Потому что там холодно!

Френк пожал плечами.

— Если он замерзнет, то вернется в дом и оденется. — Френк взял пальто из моих рук и аккуратно подтолкнул сына. — Иди, Дэн.

Малыш ускакал, но не так быстро, чтобы я не могла заметить на его личике торжествующую улыбку. У меня сжались кулаки.

— Как ты посмел?! — прошипела я.

— Что именно? — Френк выглядел так, словно действительно не понимал.

Я расправила плечи. Возможно, я не знаю многого о том, как заботиться о маленьких детях, но я точно не хотела ухаживать за больными детьми.

— Я не хочу, чтобы они простудились!

Он улыбнулся, будто я рассказала анекдот, вместо того чтобы обратить внимание на то, как серьезно я отношусь к этому вопросу.

— С ними все будет в порядке, Ребекка.

— А если нет, то, я так понимаю, ты о них позаботишься? — Уголком глаза я увидела, как в дверь заходят шериф Джефрис и брат Лэтхэм. Шериф нахмурился.

— С ними все будет в порядке, они не такие болезненные, как… — Его лицо сморщилось, и он отвернулся.

Как Клара, он это практически сказал. Ее дети и его. Какая-то часть меня хотела его обнять. Но другая часть…

Большим усилием воли я понизила голос, пытаясь успокоиться.

— Дети были на моей ответственности, и я считаю, что имею право думать о том, что с ними может произойти. — Я повернулась, чтобы выйти из комнаты, мой гнев клокотал, как долго кипящий чайник.

— …Сама еще ребенок, — донеслось до меня бормотание Френка.

— У нас было все прекрасно, пока ты не вернулся домой!

Его брови взлетели, а рот приоткрылся. Я не стала ждать,

пока он опомнится от шока и ответит. Я отвернулась, юбка хлопнула меня по ногам.

Тон его голоса смягчился, а слова остановили меня.

— Я думаю, тебе нужно доверять мне в этом, Ребекка. Я никогда не предложу ничего, что может навредить моим детям.

Я это знала, правда знала. Я сжала губы, пытаясь удержать рвущиеся слезы. Лишь тогда я заметила Олли в углу, ее верхняя губа дрожала. Она ее прикусила.

У меня чуть сердце не провалилось в пятки. Почему моя забота выплескивает наверх все мои худшие качества?

Шериф Джефрис надел шляпу и взял меня под локоть.

— Почему бы нам немного не прогуляться перед обедом?

Я кивнула и позволила ему меня увести.

Когда я прошла мимо Олли, ее губы скривились, лицо покраснело, жаля меня, как струи дождя в холодный день.

Шериф Джефрис торопливо вел меня к выходу. Я споткнулась, он поддержал меня. Опять. Как и в день моего приезда на платформе. Всегда рядом, когда я нуждаюсь в нем. Почему мое сердце не хочет увлечься им?

* * *

Мы прошли по тропинке до ручья, без пальто. Френк был прав. Днем потеплело сильнее, чем я думала. На этот раз говорила я, а шериф слушал. Но вместо того, чтобы обсуждать свои мечты о приключениях, я болтала про детей.

Казалось, он был не против. Полная противоположность Артуру. На самом деле, подумала я, если бы Френк решил снова жениться, а детей оставить мне, я уверена, шериф не возражал бы. Поэтому, пока мы прогуливались, я улыбалась ему, пытаясь заставить себя чувствовать ту же радость, что и в присутствии Артура. Но сердце мое не билось сильнее, а грудь не сжималась от желания ощутить его прикосновение.

Когда мы приблизились к дому, я заметила на поясе кобуру с пистолетом, выглядывающую из-под пиджака.

— Вы всегда носите с собой пистолет?

— В основном, да. Никогда не знаешь, что может случиться.

— Возможно, вас вызовут на банковское ограбление или на поиски похитителя скота?

Он улыбнулся.

— Да, что-то вроде этого.

Я когда-то читала про Перл Харт, известную женщину, грабившую почтовые дилижансы. Интересно, как это — чувствовать на талии кобуру с пистолетом?

— Можно, я примерю?

— Мой пояс с кобурой?

Я кивнула, меня охватило чувство, похожее на рождественское предвкушение чего-то интересного.

— Ну что ж, я думаю, в этом нет ничего страшного. — Он отстегнул пояс и протянул его мне. — Тем не менее будьте осторожны.

Пояс оказался более тяжелым, чем я думала, но я вполне была в состоянии его удержать. Жизнь, проведенная с чугунными горшками и кастрюлями, сделала девичьи руки сильными. Застегнув пояс вокруг талии, я раздумывала, кого же я воображала: бандитку или работника правопорядка?

— Вижу, вы уже пришли, — раздался голос Френка.

Я наклонила голову, чтобы скрыть свою ухмылку, задавшись вопросом, почему раздражение этого человека приносит мне такую радость. Возможно, потому что он считал себя неким авторитетом для меня? А может быть, я хотела, чтобы он знал: мне не нужна вторая мамочка.

— Обед подан, — позвала нас с крыльца Ирен.

Я расстегнула кобуру, которая затерялась в складках моего платья. Шериф Джефрис взял ее из моих рук и застегнул вокруг своей талии. Его щеки пылали, как летний закат, когда мы вошли в дом.

Когда все расселись за столом, шериф оказался справа от меня, Френк напротив. Я расслабилась, пока Нола Джин расспрашивала меня про Оклахому.

— Ты имеешь в виду, что там совсем нет хлопка?

— Нет, хлопок есть. Просто мы его не выращиваем. Папа выращивает в основном зерно.

Девочка посмотрела на маму.

— Зерно легче собирать, чем хлопок.

— Я тоже так думаю, — ответила я, — хотя я никогда его не собирала раньше. Я вижу, здесь его многие выращивают и помногу.

Нола Джин фыркнула, затем извинилась.

— Как я считаю, даже слишком много.

— Будь благодарна посевам хлопка, Нола Джин. — Ирен ножом намазала масло на кукурузный хлеб. — Благодаря им ты одета и у тебя есть кров.

Нола Джин вздохнула:

— Если бы только не было так много работы…

Френк наклонил голову, чтобы скрыть улыбку.

— Может быть, ты не всегда будешь жить на хлопковой ферме, Нола Джин. — Сказав это, я уставилась на Френка, сама не знаю почему. Может, потому что не могла посмотреть на шерифа, который сидел возле меня. Может быть, потому что намеревалась дать понять Френку, что не собираюсь оставаться здесь навсегда. А может, просто хотела это сказать вслух, чтобы напомнить самой себе. — Возможно, ты выйдешь замуж за мужчину, который увезет тебя в другое место. Куда-то, где все новое и увлекательное.

Нола Джин вилкой месила в тарелке картофель.

— Не думаю, что это произойдет, мисс Ребекка.

— Ну а что вас всех привело в эти края? — Я адресовала вопрос Ирен, но знала, что ответит брат Лэтхэм. И возможно, Френк как-то прольет свет на свою историю.

Брат Лэтхэм откусил еще кусок ветчины и прожевал его, прежде чем ответить.

— Прерии Техаса с черноземом очень подходят для выращивания чего-либо. Особенно хлопка.

— Чернозем? Так называется эта ужасная черная грязь?

Он ухмыльнулся.

— В основном, да. Но это плодородная почва. Она тяжела для обработки, как человеком, так и мулом, но в трудностях есть и приятные моменты. Мы больше не живем в Эдемском саду.

Это сравнение развеселило меня: сравнивать Эдемский сад и прерии Техаса! Одно место пышное, зеленое и холмистое, другое — плоское, и пока все, что я видела, совершенно бесцветное. Может быть, поэтому Клара и тетя Адабель развели так много цветов вокруг дома? Чтобы они напоминали им про Эдемский сад?

— Моя семья жила в этих местах еще с тех времен, когда шла война между штатами, — продолжал проповедник. — Френк был одним из обычных переселенцев, привез сюда жену, работал на строительстве железной дороги, затем купил свой участок.

— На железной дороге? — Я посмотрела на Френка. Я ничего про это не знала.

Он отодвинул пустую тарелку, и тут по дому разнесся плач Дженни. Его челюсти сжались. Мужчина вытер рот и встал.

— Спасибо за еще один хороший вечер и прекрасный ужин, но нам пора идти.

Шериф Джефрис тоже вскочил на ноги.

— Если вы не против, я привезу Ребекку домой.

Френк остановился, посмотрел на меня, потом в сторону.

— Я думаю, вы должны спрашивать ее, а не меня.

Шериф опустил руку на спинку моего стула.

— Ребекка?

Ирен подперла руками подбородок. Мой взгляд искал ее глаза, умоляя сказать, что делать, и при этом не желая ее совета — все одновременно.

— Конечно. — Я встала из-за стола и слегка улыбнулась. — Но сначала я помогу убрать со стола.

Ирен махнула рукой, отметая мое предложение, будто назойливую муху.

— Не беспокойся об этом. Иди!

Френк, дети, шериф и я вышли наружу.

Я помогла детям сесть в повозку с Френком, проинструктировав их держать Дженни и вести себя хорошо. Дэнди тронулся, и мне очень захотелось к ним присоединиться.

— Можно, я снова сяду за руль? — спросила я, когда они исчезли вдали.

— Не думаю, что это хорошая мысль. — Шериф взял меня под руку и повел к машине.

— Почему нет? — Я зашла вперед, чтобы смотреть ему в лицо. — На этот раз я буду осторожна. Кроме того, сейчас светло.

Он покачал головой и открыл для меня дверь пассажирского сиденья.

— Мне это не нравится. Я предпочту прокатить вас сам.

Я начала протестовать, но все равно забралась внутрь. Когда он сел рядом, я прокричала, стараясь перекрыть рев мотора.

— Значит, вы предпочитаете, чтобы я не водила машину или женщины вообще?

Он не ответил, лишь смотрел вперед, крепко вцепившись в руль. Я хотела заставить его посмотреть на меня, поговорить. Но потом, скрестив руки на груди, просто уставилась в окно. Может быть, в конце концов, это не тот мужчина, которого Господь предназначил для меня.

 

Глава 32

— Джеймс! Мне нужна твоя помощь, — проговорил Френк на следующий день с повелительными нотками в голосе. Но Джеймс и с места не сдвинулся.

— Я хочу остаться с Беккой и Дженни. — Он выставил вперед верхнюю губу и поднял плечи.

— Ты им пока не нужен. Пойдем. — Рычание в голосе Френка стало более грозным.

Джеймс вылетел из комнаты. Френк постарался не отставать от него, затем остановился, положил руки на бедра и тяжело задышал.

Он не смотрел на меня. Он просто взял Дэна за руку и вышел за дверь. Я улыбнулась. Я могла помочь. Если бы он попросил меня, я смогла бы убедить Джеймса присоединиться к ним. Но он не попросил. Он не думал, что я знаю, как обходиться с его детьми. По крайней мере, обходиться так, как он этого хотел. Да, думаю, мое отношение к ним было больше похоже на обращение его жены или тети Адабель.

Выражение лица Джеймса говорило мне, что я права. Кажется, именно он больше всех страдал без матери. И в какой-то, пусть малой, степени я заняла ее место.

С Дженни на руках я пошла по ступенькам наверх, в поисках моего малыша. Я покажу Френку, что знаю, как обращаться с детьми.

— Джеймс?

Из-под кровати показались голова и плечи. Я села рядом на пол, держа Дженни на руках.

— Ты будешь там сидеть весь день?

— Нет. — Он чуть отодвинулся назад, выставив лишь голову. — Но я хочу остаться здесь с тобой.

— Ты отличный помощник. — Я взяла его за подбородок. Малыш подался вперед. — И твоему папе тоже нужна помощь.

— У него есть Дэн.

— Да, но Дэн еще маленький. Он не может сделать так много, как шестилетний мальчик. А ну-ка, дай я посмотрю, какой ты сильный.

Малыш вылез из-под кровати и встал на ноги. Он поднял большой сундук и опустил его на пол, будто это капля дождя. Мне в нос и глаза полетела пыль.

— Вот видишь? Им нужна твоя помощь с тяжелой работой.

— Но я могу помочь тебе.

— Это правда. И я позову тебя, если мне понадобится помощь.

Он сморщил носик и повернулся к окну.

— Такой солнечной день, я бы так хотела поработать на улице, — добавила я, стараясь подтолкнуть его к принятию нужного мне решения.

— Ладно, хорошо. Если ты считаешь, что прямо сейчас я тебе не понадоблюсь.

Я встала с Дженни на руках.

— Мы справимся. Беги, найди папу и брата.

Мальчик убежал, его лицо расплывалось в улыбке. Возможно, я не проводила много времени около матерей и детей, изучая их поведение, эмоции, но я хорошо знала, что могло бы мотивировать меня. И это было прямо противоположно тому, что сделали бы мама или Френк.

Удовлетворенная, я вела Дженни по ступенькам перед собой, держа ее за обе ручки, ее пальчики крепко держались за мои руки. Пока мы убирали в доме, с улицы через открытые окна доносился мальчишеский смех. Джеймс с отцом, то есть именно там, где он и должен был быть. Но что будет дальше с моим малышом, если я оставлю его наедине с Френком? Или того хуже — с новой матерью?

Я не хотела об этом думать. Поэтому положила Дженни в ее колыбельку и прогулялась к почтовому ящику. Внутри лежали газета и письмо — я сразу узнала мамин почерк. Я решила не писать ей о том, что Френк вернулся. Пока еще рано. Она бы настаивала, чтобы я немедленно вернулась домой. А сейчас это было последнее место, куда бы я хотела поехать. Она по-прежнему думала обо мне как о ребенке, не приспособленном к жизни, хотя при этом считала уже достаточно взрослой, чтобы выйти замуж за Барни Грейвза.

Взбодрившись чашкой крепкого кофе, я открыла письмо, благодарная, что мама находилась на расстоянии дня пути поезда. Две страницы в основном ни о чем. Пока не дошло до обычного указания возвращаться домой.

Солдаты возвращаются из Франции каждый день. Когда тот мужчина приедет, просто собери вещи и поезжай домой. Думаю, вскоре нас навестит мистер Сэмсон. Пусть об этих детях заботится кто-то другой.

Обдумывая ее слова, я вспоминала проповеди, которые она читала мне во время всего взросления: подай чашку воды во имя Иисуса, дети страдают, чтобы приблизиться к Богу… Справедливость маминых указаний я посчитала весьма сомнительной, хотя она и предложила спасение от загадочного характера Френка.

Я держала чашку с кофе в руках, и мне хотелось видеть сквозь стены, как мальчики и папа работают. Я представила, как Френк своими большими руками берет маленькие ручки сыновей, учит их, направляет. Я не могла представить его выкрикивающим приказы или сидящим, пока дети работают.

— Бекка! Бекка! Быстро иди сюда! Дэн упал с сеновала, плачет и зовет тебя.

Кофе разлилось по маминому письму, стул упал на пол.

— Останься здесь и последи за Дженни, — велела я Джеймсу и выбежала за дверь.

О Господи, пожалуйста, только не Дэн!

Я вбежала в двери амбара и упала на колени возле четырехлетнего малыша с гримасой боли на лице. Я убрала волосы с его глаз.

— Тише, миленький, скажи, где болит, скажи Бекке.

Ответа не последовало, только всхлипы.

Я обвела взглядом помещение, вместе со страхом во мне вскипал гнев. Где Френк? Где он?!

Я взяла мальчика на руки и прижала его к себе. Он закричал. Я ослабила объятия.

— Френк! — заорала я, и крик эхом пронесся по постройке. — Френк!

Я попыталась встать, но вес Дэна не давал мне этого сделать.

— Френк!

— Что? — рявкнул он, войдя.

— Нам нужно ему помочь. — На этот раз я встала и пошла к мужчине с диким взглядом.

— А что, по-твоему, я делал? Я запрягал повозку! Я везу его к доктору.

Я заморгала на свету.

— Но ты оставил его одного!

Френк протянул руки, его лицо было бледнее обычного.

— Дай его мне, я отвезу его в город, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Он пошел вперед, с каждым шагом Дэн плакал все сильнее. Я торопливо шла за ними.

— Ты не можешь управлять повозкой с ребенком на руках.

Френк сцепил зубы, когда Дэн заорал еще сильнее.

Я взобралась на сиденье и потянулась за мальчиком.

— Поехали!

— Кому-то нужно остаться с детьми.

— Скоро придет Олли. Все будет в порядке. А теперь дай его мне.

Он положил сына мне на руки и сел рядом.

— Остановись возле дома, мы предупредим Джеймса.

Френк еще сильнее стиснул губы, но сделал как я предложила. Затем он натянул вожжи, и Дэнди покатил нас в город.

Пока мы ехали, я отказывалась на него смотреть. Вместо этого я утерла лицо Дэна и шептала ему на ушко ласковые слова, пока он не перестал плакать. Когда мы подъехали к дому доктора, я передала его в руки отца и наблюдала, как они исчезли внутри.

Я неистово молила Господа исцелить Дэна и не покидать Френка. Когда он забирал малыша из моих рук, на его лице было написано такое отчаяние, что оно немедленно растворило последнюю крупицу раздражения во мне. Я сомневаюсь, что он когда-либо одобрит мои мысли и поступки, но я могу больше никогда не сомневаться в том, насколько сильно он любит своих детей.

* * *

Когда часом позже мы вернулись на ферму, у меня все внутри дрожало от тревоги: все ли в порядке с домом и детьми? Последнее, что мне нужно было сейчас: «Я же тебе говорил!» — от Френка. Когда мы подъехали ко двору, я задержала дыхание. Повозка остановилась. Ножки Дэна коснулись земли, демонстрируя храбрость, его вывихнутая рука покоилась на перевязи. Доктор считал, что он быстро поправится.

Я отказалась ждать, пока Френк поможет мне слезть, хотя я двигалась не так энергично, как Дэн. Задержавшись на крыльце, я прислушалась к детскому смеху внутри, пока Френк поехал в хлев распрячь лошадь. Только он тронулся, как открылась москитная сетка на двери.

— Ужин готов, — проговорила Олли и закрыла ее обратно.

Френк вздохнул.

— Ты была права, у Олли все под контролем.

— Да, она удивительная девочка. — Я робко улыбнулась и прочитала в его глазах невысказанную благодарность.

* * *

Когда мы помыли посуду и уложили детей, я присела на ступеньках крыльца возле кухонной двери. Боль и усталость после пережитого, казалось, просочились в самые кости. Я откинулась на локтях и посмотрела в вечернее небо. Неужели прошел всего месяц с момента последнего визита Артура? И два месяца с тех пор, как он растоптал мои мечты?

В темнеющих сумерках, отливавших голубизной, еще просачивались краски заката: оранжевый и розовый. А как выглядит закат с самолета? Цвета более насыщенные или менее заметные? Или всем этим можно наслаждаться во всей полноте, лишь твердо стоя на земле?

Послышался звук шагов Френка: он вошел во двор с ведром молока в руке. Я поежилась и начала подниматься.

— Не вставай, — сказал он.

Я снова села. Он поставил молоко на крыльцо.

— Мне этого не хватало. — Он опустился на широкую ступеньку ниже меня и сложил руки, опершись локтями о колени. — Мы с Кларой сидели здесь практически каждую ночь, кроме тех, что были слишком холодны, после того, как уложим детей. Просто сидели и наслаждались. — При последнем слове его голос надломился.

Я начала возиться со шнурками на ботинках, не зная, как он отнесется к тому, что я стала очевидцем его горя. Я наблюдала, как тает день, рассматривала вымощенную камнями дорожку, которая вела в амбар и к сараям.

Раздавался треск сверчков, куры кудахтали, усаживаясь на насест, Старый Боб выдала протяжное «му». Острый аромат удобрения донеся с легким дуновением ветра.

Френк поерзал на ступеньке, откашлялся.

Я сделала попытку завести разговор:

— Вы здесь все прекрасно обустроили!

Он глубоко вздохнул и кивнул.

— Это все, о чем Клара и я мечтали. Растить скот, зерновые и детей. Тяжелая, но честная работа. Я не могу себе представить лучшей жизни.

— Брат Лэтхэм говорил что-то про деньги, заработанные на строительстве железной дороги. — Я прикусила губу, вспомнив инцидент, случившийся между нами в тот день, когда мы обедали в доме проповедника.

Мужчина сорвал сорняк и начал обрывать листочки со стебля, пока говорил:

— Сразу после того, как мы поженились, я устроился туда работать. Оказалось, что я быстро схватываю, как все устроено, как лучше строить и где. — Он пожал плечами. — За эту ферму было заплачено деньгами, которые я там заработал. Мы не хотели ничего брать в кредит.

Мои щеки запылали. Он пока не упоминал о пяти долларах на счету в магазине Криншоу. Он знал о них?

— Именно поэтому я был нужен армии.

Нужен? Он не убежал в поисках приключений, не пожелал отсрочить исполнение долга. Его пригласили на службу. И, согласившись, он пропустил прощание с женой. У меня сжалось горло, когда я представила всю боль такого решения.

— А что ты сейчас намерен делать?

— Продолжать жить дальше. Господь дает нам мечты о том, какой может быть наша жизнь, но Он нам ничего не гарантирует. Просто просит нам довериться Ему при всяких изменениях.

Френк встал, протянул мне руку, чтобы помочь подняться, выражение скорби на его лице делало его старше на вид.

— Кроме того, у меня есть ты, чтобы позаботиться обо всем некоторое время.

Мои пальцы немного задержались в его мозолистой руке, и по всему телу у меня побежали мурашки. Я наклонила голову и поспешила на кухню. Забрав со стола мамино письмо, я решила, что пока не время ей сообщать, что Френк вернулся. Пока рано.

 

Глава 33

— Подумал, вам не помешает компания. — В двери кухни стоял шериф Джефрис, как обычно, вертя шляпу в руках.

Интересно то, что он прибыл буквально через несколько минут после ухода Френка помочь соседям чинить забор.

Запястьем я откинула выбившийся локон, надеясь, что мука с рук не испачкает мне лицо.

— Я только что поставила пирог в духовку. Приглашаю вас остаться.

Шериф опустился на сиденье возле кухонного стола, пристроив шляпу на колене. Я повернулась к ведру с водой и опустила в прохладную воду руки. Часть меня, отчаянно нуждающаяся в друге, была очень рада видеть шерифа. Но та часть, которая обдумывала будущее, затрепетала. Могла ли я осмелиться поступить как Френк и доверить Богу внести изменения в мои мечты?

Я вытерла руки полотенцем и отогнала от себя мысли об огнях большого города, вечерах в театре и покупке собственного автомобиля. Пока что мне есть чем заняться. Чтобы приготовиться, пирогу понадобится по крайней мере час. Потом ему нужно будет остыть. А за это время мы с шерифом сможем насладиться дружеской беседой.

— Что привело вас к нам сегодня? — Я насыпала в кофейник кофе и поставила его греться на плиту.

— Ничего особенного. Помогал вытаскивать из канавы гоночную машину. Кто-то из Таррелла проездом.

Пока он рассказывал историю в подробностях, я смеялась. Мне стало комфортно, пока мы разговаривали о ежедневных делах, никто из нас не упоминал о неловкой ситуации в воскресенье.

Когда я налила нам по чашке кофе, кухонная дверь отворилась настежь.

— Хорошо пахнет, Бекка! — Джеймс взобрался на скамью у стола и сел, покачивая ногами, положив подбородок на руки. Дэн в точности повторил каждое движение брата.

Я не могла не рассмеяться.

— Ну что, мальчики, хотите по стакану молока?

Оба кивнули. Потом я услышала, как наверху закричала Дженни. Когда я спустилась с малышкой, шериф сидел, болтая с мальчиками и Олли, которая вернулась из школы.

— Скоро поспеет пирог. — Я поставила Дженни на пол, она держалась за скамью. — Мы можем все съесть по кусочку, и у нас еще останется на ужин.

Дэн взглянул на меня с удивлением.

— Даже Дженни? Она еще так мала!

Мы все посмотрели на девочку. Она переступала ножками, держась за скамью, пока не дошла до стула шерифа. На розовых деснах уже белели два первых зуба. Она засмеялась, будто поняла, что мы говорим о ней.

Затем скамья закончилась. Малышка сделала два шага и шлепнулась на пол.

На мгновение все замолчали, затем Дэн рассмеялся:

— Дженни ходила!

Олли взвизгнула и подбежала к сестре.

— Дженни! Ты ходила!

Меня переполняла гордость, и я присоединилась к всеобщему веселью.

— Что за собрание? — В дверях стоял Френк, лицо уставшее, одежда грязная, но глаза веселые от нашей радости, даже несмотря на то, что он не знал ее причины.

— Папочка! Дженни ходила! Сама! Смотри! — Олли продемонстрировала. Я захлопала в ладоши. Затем посмотрела на Френка. Горе исказило его лицо.

Ни слова не сказав, он вышел за дверь.

* * *

К тому времени как я достала из духовки пирог с заварным кремом, Френк вернулся. Но, несмотря на все прилагаемые им усилия, в его глазах ясно читались скорбь и желание разделить этот момент с матерью ребенка, а не со мной или шерифом.

— Есть новости из дома? — Шериф сидел рядом со мной, его вопрос отвлек меня от проблем семьи, собравшейся за столом.

— Особо никаких. — Я вонзила вилку в пирог и поднесла ее ко рту, пока Френк разговаривал с детьми. — Мама пошла на поправку. Уилл уехал на машине в путешествие по стране.

Шериф Джефрис кинул. Глянул на Френка, затем повернулся ко мне.

— Значит, в ближайшее время вы не собираетесь ехать домой?

— Нет. — У меня внутри все сжалось, я отложила вилку и отставила тарелку.

— Ты больше не будешь есть, Бекка? — спросил Джеймс. — А то я могу доесть.

Френк посмотрел на мою тарелку, затем на меня, на шерифа.

Я избегала его взгляда.

— Поделись с братом. Еще кому-нибудь добавить кофе? — Встав, я улыбнулась обоим мужчинам и пошла за кофейником. Глубоко внутри пульсировала боль, сама не знаю почему. Но я продолжала играть роль радушной хозяйки, наполняла чашки кофе, болтала ни о чем, пока наконец шериф не поднялся, чтобы уйти.

Мы прошли до его автомобиля, оставив позади гомон кухни. У линии горизонта скучились облака, словно готовый к сбору урожая хлопок.

— Можно, я вновь вас навещу? Вечером в субботу? — Он посмотрел в сторону дома.

— Навестить? Нас?

— Вас, Ребекка, навестить вас.

Визит субботним вечером. У меня пересохло во рту, а сердце забилось быстрее. Я должна отважиться на что-то большее, чем дружба? Я не могла позволить себе долго раздумывать, поэтому я посмотрела на него и ответила:

— Это будет замечательно… Генри. — Почему, произнося его имя, я почувствовала себя предательницей? — Я приготовлю еще один пирог. Или торт. Или еще что-нибудь.

Улыбаясь, шериф надел шляпу.

— С удовольствием.

Он завел мотор, помахал мне, прежде чем сесть за руль. Я помахала в ответ. Когда он скрылся из виду, я вздохнула, повернулась и… налетела прямо на Френка.

Положив руки мне на плечи, он успокоил меня и одновременно ошеломил.

— Он приедет снова?

Я кивнула.

— В субботу вечером. — Я смутилась. — Это ничего? — Я не могла посмотреть Френку в лицо.

— Если это то, чего ты хочешь. — Он кивнул в сторону удаляющегося автомобиля, задумчивость в его голосе приободрила меня.

Брови мои взлетели вверх, но взгляд скользнул в сторону дома. Я колебалась, будучи неуверенной в ответе, а потому нуждалась в уединении, чтобы подумать. Обойдя мужчину, я направилась к дому.

— Начну готовить ужин, на тот случай если кто-нибудь проголодается.

* * *

Ночью я лежала в кровати, мысленно перебирая образы, будто фотографии. Барни Грейвз, Артур, шериф Джефрис, Френк. Дети. Я прокручивала в голове истории с различным ходом событий, но всякий раз окончание неизменно вызывало во мне сожаление, будто я испекла прекрасный пирог, но забыла подсластить начинку.

Я натянула одеяло на плечи и уставилась в стену. Мама посоветовала бы тот вариант, который вернее всего, но разве можно в жизни что-либо знать наверняка? Ирен посоветовала бы быть осторожнее и не проглядеть то, что поначалу казалось наименее удачным выбором. Однако мне сейчас почему-то каждый открывающийся передо мной путь казался подпорченным некой приземленностью.

Я повернулась на другой бок, уставившись в темноту комнаты. Что, Господи? Что Ты хочешь, чтобы я сделала?

Как обычно, в ответ тишина. Никакого указания направления. Даже намека на мысль. Никакого ощущения. Я могла сама сделать выбор, но пока что все, что я выбирала, не приносило добра. Я опять представила золотистые волосы Артура, которые треплет легкий бриз, вспомнила, как с его губ срываются болезненные слова про обручение. Почему, несмотря ни на что, мысль о нем все еще заставляла волноваться мое сердце?

Откинув одеяло, я задрожала от холода. Я не вылила остатки кофе, может быть, чашечка напитка поможет мне отвлечься от моих мыслей? Носки на ногах приглушали мои шаги, пока я шла мимо гостиной, предварительно укутавшись в одеяло. Затем я двинулась на кухню. Нашла лампу, пальцы не слушались, и я не могла зажечь спичку. Сквозь окно светила серебристая луна. Этого достаточно.

Я пошевелила дрова в печке, добавила пару новых поленьев, и огонь разгорелся с новой силой. Я достала из охладителя последний кусок пирога. Он был много большим, чем я обычно съедала, но это неважно, мне нужно как-то успокоиться.

Поставив на стол тарелку с пирогом и положив вилку, я потрогала кофейник. Почти готов. За спиной скрипнула дверь, я обернулась, прижав руку к бьющемуся сердцу.

— Я так понимаю, нам пришло в голову одно и то же, — с прохода прозвучал голос Френка.

— Да, наверное. — Я плотнее укуталась в одеяло, думая о том, что нужно уйти, и при этом желая остаться.

— Заходи, кофе практически готов.

Я услышала, как Френк вошел. Он сел на стул с противоположной стороны стола.

— Поделишься? — Он кивнул в сторону пирога, лежащего на тарелке.

— Да, разрежь его пополам, нам обоим хватит. — Я подтолкнула тарелку к нему, услышала, как металл коснулся металла, затем тарелку толкнули обратно.

Я услышала стук вилки с его стороны. Затем я почувствовала запах кофе — передо мной уже стояла полная чашка.

— Спасибо. — Вилка скользнула в сливочный заварной крем. Глоток кофе растворил сладость у меня во рту, приятное тепло потекло вниз.

— Прости меня, я был не прав.

Я откусила еще кусочек пирога, сделала еще глоток кофе.

— Тебе не за что извиняться. — Тем не менее я раздумывала, что же он имел в виду. Еще три укуса, и пирог закончился — вилка стукнулась о пустую тарелку.

— Меня не касается, как ты собираешься распорядиться собственной жизнью.

— Да, не касается. — Я взяла чашку и поднесла ее ко рту.

— Но ты не против, если я спрошу, какие все-таки у тебя планы?

Неуверенность сквозила в его голосе. Он боялся услышать мой ответ или боялся, что не сможет удержаться, чтобы его не прокомментировать? Я откашлялась, почувствовав себя крайне неуютно, даже несмотря на то, что ночь скрывала выражение наших лиц. Тем не менее какая-то часть меня очень хотела выговориться. И возможно, Френк поймет меня. Он потерял свою любовь, хотя часть его мечты и уцелела.

— Я не знаю наверняка. Сначала я считала, что Бог указал мне путь очень четко, но сейчас я уже не уверена в этом.

Тишина заполнила дом. Затем его стул скрипнул.

Я глубоко вдохнула.

— Я всю жизнь прожила на ферме, но всегда мечтала жить в другом месте. В каком-нибудь большом городе, где много людей вокруг и происходит много событий. Мой брат Уилл увидел мир, сделал что-то важное. Как сделал ты. Я тоже хочу, чтобы у меня была такая же возможность!

По-прежнему тишина.

— Мир так быстро меняется, я не хочу это пропустить.

Послышался звук его шагов.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Все зависит от того, что именно ты считаешь важным.

Я пожала плечами.

— То же, что и остальные: что-то большое и вечное.

Тень Френка теперь накрыла кухонный шкаф.

— Для меня уход за фермой и воспитание моих детей — это самые важные вещи на свете. И Клара считала так же. Поэтому мы решили, что я должен поехать во Францию. Чтобы мир стал более безопасным для них.

У меня внутри все сжалось. Возможно, полуночное перекусывание не такая уж хорошая идея. Я отставила стул.

— Пожалуй, я пойду спать. Дети рано встают.

— Я буду молиться за тебя, Ребекка, — где-то совсем близко прозвучал его голос. Я чувствовала тепло его тела, запах свежего сена от его одежды. Он взял тарелку из моих рук.

— Я все уберу.

Я кивнула, хотя сомневалась, что он увидел мой ответ. Я взлетела вверх по ступенькам, упала на кровать и натянула одеяло. Мне захотелось, чтобы новый день наступил как можно скорее!

 

Глава 34

Сообщение от мамы про смерть Уилла пришло в понедельник. После неловкого субботнего вечера, который я провела с шерифом в гостиной Френка, после тихого воскресенья с Френком и детьми.

Слезы бежали по моим щекам, пока я читала письмо. Мама передала лишь то, что знала, без особых подробностей. Он умер, как и хотел — до последнего дня наслаждаясь жизнью. Его друг написал, что в Монтане, когда силы уже совсем покинули его, за ним ухаживала какая-то женщина. Они похоронили его у подножия горы возле источника. Уилл уехал из Даунинггона и увидел мир. По крайней мере, он видел больше, чем я. Решусь ли я, как он, обменять долгую, но такую знакомую жизнь, на пусть короткую, но полную приключений? Несколько месяцев назад я без колебаний ответила бы утвердительно, но сейчас я уже не была так уверена.

— Что случилось? — Передо мной стояла Ирен, в ее голосе сквозило сочувствие.

Уголком фартука я вытерла лицо.

— Уилл. Он… умер.

— Ах, моя дорогая! — Ирен провела меня к дивану и прижала к себе. — Поплачь! Погоревать нужно, тебе станет легче.

Ее слова надломили что-то во мне, и, будто бочка с водой перелилась, слезы хлынули рекой. Тяжесть сдавила грудь, голова и глаза болели, но я не могла перестать рыдать. Ирен оставила меня на некоторое время, а я, свернувшись на диване клубочком, продолжала горестно всхлипывать.

Послышался звук шагов: кто-то вошел в комнату, затем вышел. Я почувствовала запах свежевымытых волос Дженни, когда она прижалась ко мне. Я обняла ее, пока она не начала извиваться, чтобы я ее отпустила.

— Очень тяжело прощаться. — Ирен протянула мне чашку теплого чая, до меня донесся его сладкий аромат. — Я знаю, каково тебе сейчас. Помнишь?

Меня так поразила ее грустная улыбка, что пришлось отвернуться. Конечно, я помнила: ее сестра. Туберкулез. Я дотянулась до руки Ирен и крепко сжала ее.

— Спасибо.

— Я буду молиться за тебя, Ребекка, за твоих родителей. Но я заскочила лишь на минуту, мне нужно идти домой. Хочешь, я пришлю Нолу Джин, чтобы помочь?

Я покачала головой.

— Все в порядке. Мне просто нужно к этому привыкнуть, вот и все.

Ирен глянула в сторону амбара.

— Помни, что ему тоже нужно время, чтобы ко всему привыкнуть.

Я глубоко вдохнула и посмотрела женщине в глаза.

— Он любил свою жену.

Она коснулась рукой моей щеки, вздохнула и убрала руку.

— Ему было тяжело наблюдать, как она мучается.

— Поэтому он уехал на войну.

— Нет, не поэтому. Он уехал, потому что в нем нуждались, даже несмотря на то, что понимал — его дети могут осиротеть. Но этот мужчина верит в Бога сильнее многих других. И он знал, что это его долг.

Слова Ирен были созвучны всему тому, что я слышала от Френка на ту же тему. Я вспомнила его первое письмо ко мне и слова о том, что Богу виднее, даже если речь идет о смерти его жены и жизни его детей. Его вера пристыдила меня.

Ирен собралась уходить, но на полпути обернулась.

— Если я тебе понадоблюсь, знай — я рядом.

Я кивнула, еще раз преисполнившись благодарности, что Господь послал мне такого друга.

* * *

Не прошло и часа, как Олли вбежала в кухню, обняла меня и крепко сжала. Затем посмотрела на меня полными слез глазами.

— Папочка сказал мне, я тоже буду скучать по Уиллу, Ребекка!

У меня сперло дыхание. Френк сказал ей? Стоило ли это делать? Разве девочка пережила недостаточно горя, чтобы еще и моему сочувствовать?

— Ирен встретила меня по пути домой. — Френк прислонился к дверному косяку, заслонив полуденное солнце. — Мне очень жаль. — Морщины на его лице казались глубже, будто за шестьдесят минут он постарел на шесть лет. Что ж, это еще одно напоминание о его собственном горе. Эмоции сменялись на его лице слишком быстро, я не успела их распознать.

— Спасибо. — Я не знала, что еще сказать.

— Я могу это сделать, если хочешь. — Он кивнул в сторону ужина, стоящего на плите, а сам не отводил от меня взгляда. У меня внутри все перевернулось, щеки запылали.

— Ребекка! — Шериф Джефрис разрушил чары. Он пересек комнату и взял мои руки в свои. — Мне так жаль Уилла! — Быстро глянул на Френка. — Почему бы нам не прокатиться? Это пойдет вам на пользу.

Френк больше не смотрел на меня. Он просто занял мое место у плиты.

— Иди!

Я сняла фартук, откинула волосы назад. Но что-то во мне сопротивлялось и не хотело оставлять Френка. Не сейчас.

Правда, глаза шерифа умоляли меня. И отказаться мне показалось неправильным. Я покусала губу, в последний раз бросила взгляд на Френка, желая, чтобы он прочел «прости» в моих глазах. Но он не отвернулся от своего занятия.

Он полагал, что мое пребывание в доме поможет ему, однако, возможно, я лишь доставляла ему еще больше боли.

* * *

Двумя днями позже гудок автомобиля привлек мое внимание задолго до того, как появился сам автомобиль с открытым верхом. Я побежала к забору, желая просто с кем-то нормально поговорить.

С тех пор как я узнала о смерти Уилла, мы с Френком избегали друг друга, каждый, будто коконом, был окутан собственным горем. За мной топала Дженни. Наконец она схватила меня за юбку, чтобы удержаться на ногах.

Мистер Кулпепер выдержал изумленный взгляд и заулыбался.

— Решил дать своей лошадке отдых. Что вы думаете?

Я провела рукой по краю дверцы.

— Я думаю, это прекрасно, мистер Кулпепер. Вы теперь не будете доставлять позавчерашнюю почту, не так ли?

От смеха его живот заколыхался,

— Не знаю, не знаю, но ездить все равно веселее! — Он полез в карман пиджака. — Вам телеграмма, мисс Ребекка!

Вся моя радость испарилась, руки прижались к животу. Я едва ворочала языком во рту, через силу протянула руку к конверту. Наконец пальцы послушались меня.

— Спасибо, мистер Кулпепер. — Наши глаза встретились. Он первым отвернулся.

— Как поживаешь, Френк? — закричал он. — Веди малышей, пусть посмотрят на мою новую игрушку!

Взгляд Френка встретился с моим, из глубин его голубых глаз сверкало сострадание. Я выдохнула и пошла к большому пекану. Опершись спиной на его ствол, я открыла конверт и достала листок бумаги.

Мама соскучилась. Мы приезжаем завтра.

Отец.

Я прочла благодарственную молитву. С мамой все было в порядке. Затем до меня дошел смысл папиных слов. Они будут здесь завтра! Я оттолкнулась от дерева и пошла вперед.

Кто-то взял меня за локоть. От неожиданности я вскрикнула и подняла глаза. На лице Френка читалось беспокойство так же ясно, как и чернила на бумаге.

— Что случилось? — Он наклонил голову, глаза сощурились.

— Мама… — прохрипела я, как старая лягушка.

Его лицо напряглось, выражая сочувствие.

Я глубоко вдохнула плотный холодный воздух и выдохнула его медленно и протяжно.

— Она и папа прибывают завтра.

— Твои родители приезжают?

— Здесь так написано. — Я прочла телеграмму. — Наверное, мама соскучилась по мне.

— Ты просила их приехать? — Это прозвучало как обвинение.

— Нет. — И, кстати, почему нет? Мы только что потеряли моего брата. Разве это так ужасно — пригласить их приехать?

Френк топтался передо мной, что-то бормотал, зарывая ладони в волосы.

— Просто, это несколько… странно. Я имею в виду, мы оба здесь, и… — Он пожал плечами.

Я уперла руки в бока.

— Раньше было не похоже, чтобы тебя это беспокоило. Кроме того, у нас не та ситуация, когда кто-либо из нас имеет намерения по отношению друг к другу. — Даже если его прикосновение прожигало меня, как удар молнии.

— Нет никаких намерений. — Он стоял очень ровно. — Я просто не хотел бы, чтобы они неправильно трактовали наши последние договоренности.

— Ты предполагаешь, что они едут, чтобы заставить тебя жениться на мне? — Я рассмеялась. — Не переживай. У меня совершенно другие планы.

— Да, ты это очень ясно дала понять. — Он наклонил ко мне голову, наши взгляды встретились и начали безмолвно бороться.

Ах, если бы мы воевали на одной стороне!

* * *

— Но я не хочу идти спать, Бекка! — Визгливый голос Дэна заставил меня скривиться, будто я отхлебнула кислого лимонада.

Френк и Джеймс еще не вернулись после дойки Старого Боба. Олли стояла на кухне, вытирая посуду. Дженни уже мирно спала в колыбели наверху.

— Пойдем, малыш!

— Я не твой малыш! Ты не можешь меня заставить! — Он свел брови и сжал кулаки.

— Еще как могу! — Я подняла его, мальчик отчаянно вырывался.

— Что ты с ним делаешь? — Олли преградила мой выход из кухни.

— Я несу его спать!

Ее глаза сузились.

— Ты не его мать, знаешь ли.

Как часто я говорила ей эти слова за прошедшие несколько недель? И она осмелилась бросить их мне в лицо?

— Ты тоже! — Я поставила Дэна на пол, но крепко держала за руку.

Глаза Олли вспыхнули.

— Когда ты едешь домой, Ребекка?

— Олли Элизабет! — Френк стоял в дверях, рядом с ним Джеймс.

Олли побледнела.

— Но, папочка, она…

— Иди ложись спать! Мы поговорим об этом утром!

Олли вылетела из комнаты, ведя Дэна за собой. Джеймс взял

меня за руку. Я присела около него.

— Ты же никуда не уедешь, правда? — У него дрожали губы.

— Нет. — Я провела рукой по его светлым кудрям. — Я не оставлю тебя, мой сладкий, обещаю.

Он бросился мне на шею, чуть было не свалив на землю.

Слезы мешали мне говорить.

— Пойдем, я тебя уложу.

Он кивнул, я вынесла мальчика из комнаты, даже не посмотрев на его отца. Мое сердце не выдержало бы осознания того, на чьей стороне Френк — Олли или Джеймса.

 

Глава 35

— Я понравлюсь твоей маме? — уже в сотый раз спросил у меня Джеймс.

Моя пол, я уверяла его снова и снова, что да, обязательно понравишься, хотя каждый раз, когда я это говорила, у меня стучало сердце. Кто знает, что может подумать мама? У меня внутри все переворачивалось, дыхание учащалось. Поэтому я трудилась еще усерднее.

Во второй половине дня я шла по подъездной дорожке, истрепав кружево на платке до неузнаваемости. Френк оставался в поле, вне пределов моей видимости.

— Подготовка почвы перед посадкой, — сказал он мне.

За месяц до реального срока!

Что мама скажет, когда увидит его здесь? И как Френк отреагирует, когда поймет, что я не сообщила о его приезде родителям? Я попыталась перестать думать об этой головоломке и сконцентрировалась на детях. Только бы мальчики не запачкались до приезда мамы. Она должна увидеть их в самом лучшем виде!

Подувший ветер донес звук подъезжающего автомобиля. Я облокотилась на забор. Дэн удерживал всем своим маленьким телом калитку открытой. Олли взяла меня за руку, пока Джеймс шептал:

— Они здесь! Они приехали!

Волнение в голосе мальчика отдавалось в моем сердце. Я жадно вдыхала свежий воздух, навесив на лицо улыбку. Я не знала, как мама будет выглядеть после борьбы с испанкой, но приготовила себя к худшему. Папа выскочил из автомобиля еще до того, как мистер Кулпепер успел его остановить. Он протянул руку маме. Она выставила ногу из авто и встала на порыжевшую траву.

Мама. Бледнее, худее и, наверное, мягче, чем обычно. Что повиляло на нее — грипп или потеря сына?

Она раскрыла объятия, и я побежала ей навстречу, по щекам текли слезы. Она обняла меня, затем отстранила и сказала:

— Дай мне рассмотреть мою девочку.

Теперь я уже улыбалась по-настоящему, чуть отставив назад плечи, чтобы она не сделала мне замечания стоять ровнее.

— Ты выглядишь хорошо. — Она склонила голову вправо. — Наверное, более взросло. — Затем вздохнула и посмотрела в сторону.

На крыльце стоял папа, держа в руке старый чемодан.

— Быстро холодает, давай проведем маму в дом.

Джеймс потянул маму за рукав. Ее брови взлетели вверх, и я знала, что этот взгляд выражает неодобрение. Затем Джеймс сложил руку, как джентльмен, готовый проводить даму к дому. Я задержала дыхание. Мамино выражение лица не изменилось в ту же секунду, но она чуть подобрела. С легкой улыбкой она оперлась о локоток Джеймса. Я закрыла глаза и быстро прочитала молитву облегчения.

Одного благополучно представили, осталось еще трое.

Папа поцеловал меня в щеку, когда я поравнялась с ним.

Мама вошла в двери.

— Какой милый маленький домик!

Маленький домик? Мне хотелось засмеяться. Этот дом был никак не меньше нашего дома в Даунингтоне. Но я решила ничего не комментировать.

— Ну что ж, Ребекка, почему бы тебе не представить меня встречающей стороне?

Я положила руку на голову Джеймса.

— С Джеймсом ты уже знакома.

Мама в знак признания склонила голову.

— Это Дэн. — Я подтолкнула малыша вперед.

— Мне четыре года! — Он протянул ладошку, а затем зажал большой палец другой рукой.

Олли суетилась, удерживая перед собой руками Дженни.

Я положила руку на голову Олли.

— Это Олли Элизабет и маленькая Дженни.

— Красивые девочки. — Мамины слова прозвучали приглушенно и неестественно. Я посмотрела на ее лицо: оно посерело, у меня внутри все сжалось. Мама оперлась о папину руку.

— У тебя был долгий день, мама. Может быть, ты отдохнешь перед ужином?

Мама отмахнулась.

— Конечно, мы поужинаем. Мы очень проголодались. Когда поезд едет, невозможно съесть ни кусочка.

Папа скривился. Он выглядел старше, чем я помнила, и худее.

— Джеймс, возьми чемоданы и отнеси их в комнату твоей матери. Олли, помоги мне накрыть на стол. Дэн, присмотри за Дженни.

Я посмотрела на мамино выражение лица: одобряет ли она то, как я управляюсь с детьми? Кажется, она не обращала внимания. Вместо этого она рылась в своей сумочке и хмурилась.

Ну и ладно. Она устала. Кроме того, мне не нужно слышать от нее, что я хорошо справилась. Я и сама это знала. На кухне я открыла духовку, и по комнате распространился запах ветчины с хрустящей сахарной корочкой. Картофель уже был готов, лишь ждал, пока из него сделают пюре, посолят, поперчат и добавят масло. Достав из духовки ветчину, я сразу поставила в печь бисквиты.

— Ребекка! — раздался рядом мамин голос.

Затем звук открывающейся кухонной двери.

Я обернулась. Мама и Френк уставились друг на друга, оба покраснели.

— Кто это? — практически прошептала мама.

Черты Френка заострились, казалось, они были вытесаны из камня.

— Френк Грешем. — Он посмотрел на меня, затем на маму. — Я полагаю, вы миссис Хэндрикс?

Мама обратила на меня взгляд своих разгневанных глаз.

— Я так понимаю, вы знаете, кто я, но не могу сказать, что имею такое же удовольствие!

Я отступила назад, не желая быть пойманной и призванной к ответу за создавшееся недоразумение.

— Ай-яй-яй! — Я обожгла кожу о раскаленный противень. Схватилась за руку.

Возле меня стояли мама и Френк, каждый что-то кричал мне в ухо, пока по всей руке разливалась боль.

— Маргарет! Ребекка! — Вбежал отец.

Мама и Френк отступили, папа провел меня к стулу, а я все кричала от боли.

— Нам нужны яйца и чистый хлопок. — Как обычно, мама взяла ситуацию в свои руки.

— У меня здесь есть масло и мука! — Это Френк.

— Да мы не пирог собираемся печь, а лечить ожог!

— Я это понимаю. Масло, затем мука. Моя мама всегда так делала.

— Очень больно! — Я прислонилась к папиному плечу.

— Знаю, деточка! Дай мне посмотреть. — Он раскрыл мою ладонь и посмотрел на ожог посередине.

Френк подошел первым. Он взял мою руку, я вскрикнула.

— Тише, тише, — нежно прошептал он.

— Позвольте мне это сделать. — Мама пальцами взяла немного масла как раз в том месте, где я снова выложила букву «С», и приложила его к ожогу.

— Теперь идите и позвольте мне закончить. — Мама села рядом.

Папа вывел Френка из кухни, пока мама обертывала чистой тканью мою ладонь и завязывала концы.

— Спасибо, мама. — Я поцеловала ее в щеку.

Несколько мгновений спустя пришел папа и увел ее.

— Пойдем отдохнем немного, Маргарет. — Затем он посмотрел на меня. — Ужин подождет.

Я кивнула. Затем подошел Френк, его глаза были скорее серыми, нежели голубыми.

— Прости меня. — Я крепче завязала концы перевязки.

Он растерянно посмотрел на меня.

— За что? Ты же не намеренно обожгла себя.

— Нет. — Теперь я ослабила повязку. — Дело не в этом. Прости, что не сказала маме, что ты вернулся домой.

— Что? — Его голос повысился, затем упал, будто он вспомнил, что не стоит кричать.

— Мама не знала, что ты вернулся. — Я стиснула зубы, наблюдая, как он вскочил и забегал по комнате, вцепившись в волосы. Он выдохнул, затем пригвоздил меня взглядом к месту.

— И когда же ты намеревалась сообщить ей о моем присутствии в моем собственном доме, прошу заметить?!

— Этого я еще не решила. Кроме того, она уже знает. — Я встала, чуть застонав. Он подбежал ко мне, на его лице проявилось некое нежное мальчишеское выражение.

Я сжала губы, пытаясь удержать рвущийся наружу смех.

— Думаю, нам следует закончить приготовление ужина.

Он покачал головой и пропустил меня к плите. Несмотря на то что мужчина изо всех сил старался это скрыть, было видно, что он тоже улыбается.

* * *

Пока папа благословлял еду, я помолилась про себя, прося Господа послать мне терпения в отношениях с мамой, а ей — со мной. Затем голоса стали тише, приборы стучали о тарелки, еда поглощалась. Я все наполняла и наполняла стаканы водой, молоком и кофе.

Чуть позже отец откинулся на стуле и похлопал себя по животу.

— Это был отличный ужин, девочка! — После хорошего ужина отец всегда преисполнялся благодушия.

Я посмотрела на Френка. Он тоже считал, что ужин мне удался? Мне было непонятно выражение его лица.

Мама поднесла салфетку к углам рта. Я заметила, что она едва притронулась к еде, хотя говорила, что голодна и во время всего путешествия ничего не ела.

Я пыталась встретиться глазами с отцом и задать ему молчаливый вопрос, но он не смотрел — или не желал смотреть — в мою сторону.

— Разве детям не пора спать? — спросила мама.

Френк крепче сжал вилку и выдохнул.

— Я думаю, они вполне еще могут посидеть, мама, — ответила я по возможности нейтрально. — Еще даже солнце не село. И, кроме того, сегодня особый повод.

Мамины брови поднялись, сначала она глянула на Френка, потом на меня. Я сделала вид, что не заметила, надеясь, что Френк последует моему примеру.

— Джеймс, Олли, сложите тарелки в мойку, — попросила я тихо, чтобы мама не услышала.

Но от мамы ничего невозможно скрыть, даже в ее несколько измененном состоянии.

— Ты хочешь сказать, что позволишь детям самим отнести эти прекрасные фарфоровые тарелки?

«Это фарфор их матери», — хотелось ответить мне. И это для них практически священно. Но я умерила свой гнев.

— Они будут аккуратны. Правда? — спросила я у малышей.

Дети кивнули, внимательно глядя на меня.

— Мама, может быть, папа проводит тебя в гостиную? Мы приберем здесь и присоединимся к вам через несколько минут, правда, Френк?

Никогда раньше я не позволила бы себе предложить маме так поступить. Всегда она говорила, что делать. Я задержала дыхание, ожидая ее реакции. Или ответа Френка.

Папа не дал маме возможности отреагировать. Он взял ее под руку и вывел из комнаты.

Френк взял две тарелки.

— У тебя это хорошо получилось.

— Спасибо. — Я взяла здоровой рукой кувшин, наполовину наполненный молоком.

Френк откашлялся.

— Твоя мать несколько…

— Заботлива? — Я понесла молоко на кухню и поставила его в охладитель.

Он последовал за мной.

— Тебе придется посвятить меня в свои тайны, если мы собираемся пережить этот визит.

— Пережить чей визит? — прискакал Джеймс.

Френк выглядел так, будто его застали за поеданием десерта перед ужином.

— Несите вместе с Олли оставшуюся посуду.

Дети выбежали из кухни.

Я рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой.

Френк смутился, затем улыбнулся и протянул мне посудное полотенце.

— Я помою, а ты вытирай. Мы здесь быстро все приберем. Мы начали работать рука об руку, и это казалось абсолютно правильным.

 

Глава 36

Я никогда в жизни не могла предположить, что один человек может так мешать вести все домашнее хозяйство. Что бы грипп ни сделал с телом мамы, на ее разум он точно не повлиял.

— Ты должна отпустить это платье Олли, оно слишком короткое!

Дженни всхлипывала, держась за мою юбку, я взяла ее на руки.

— Ты портишь этого ребенка! Пусть плачет! Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что это плохо!

«Да ей еще и года нет, мама! И ее мать умерла. Думаю, я вполне могу ее подержать, если она плачет», — кричала я про себя. И хотя мама не могла меня услышать, все равно было приятно ответить.

Я натянула на лицо сладчайшую из всех возможных улыбок. Дженни наблюдала за моим лицом и сделала так же.

— Почему бы тебе не посидеть на веранде, наслаждаясь прекрасным утром, мама?

Мама плотнее запахнула шаль на плечах.

— Здесь слишком холодно. Лучше зайти в дом.

Мне захотелось пройти к задней двери, чтобы насладиться хотя бы несколькими минутами без нее. Но, посмотрев на ступени парадного крыльца, я поняла, что ей будет трудно подняться. Поэтому я подошла к ней, предлагая помощь.

— Я сама справлюсь! — отмахнулась она.

Я отдернула руку, но не ушла. Она поколебалась лишь мгновение. Затем таки оперлась о мою руку, прежде чем подняться. Храня молчание, она прошла через веранду, затем по коридору, мимо гостиной. Отпустив мою руку, она вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Ни благодарности, ни извинений.

По крайней мере, мальчики и мужчины были вне дома.

Я покачала Дженни.

— Пойдем найдем папочку. Думаю, он там, у Старого Боба. — Дженни было все равно, чьего отца я имела в виду, ее или своего.

В сарае пахло лошадью, мулами и навозом. Пыль вращалась в слабых лучах зимнего света, проникающего внутрь сквозь щели между стенными досками. Мое сердце подскочило от предвкушения встречи, но забилось сильнее, когда я не нашла Френка. Ему пришлось уйти еще дальше в поисках покоя?

Возле Старого Боба стоял отец. Он разогнулся после работы.

— Спасибо, папочка. — Я поцеловала его в щеку.

Он улыбнулся в ответ и протянул мне ведро теплого молока.

Но мне не хотелось пока что возвращаться в дом. Я прислонилась к двери, наблюдая, как отец продолжает трудиться. Он привлек к работе и мальчиков. И уделил внимание Дженни — пощекотал ее под подбородком и откинул с пухленького личика светлый локон.

— Папа? — Я поставила молоко на ближайший стул.

Он посмотрел на меня — в его глазах плескалось столько боли! Никогда раньше я не видела ничего подобного.

— Скажи мне, что случилось?

Даже в полумраке было видно, как напряглось его лицо. За всю мою жизнь у меня ни разу не было доверительного разговора с отцом. Но я всегда чувствовала себя ближе к нему, чем к маме. Возможно, я просто не ощущала потребности так сильно стараться угодить ему. Не уверена. Но сейчас я точно знала — нам нужно поговорить.

Папа засунул руки в карманы.

— Твоей маме было тяжело, знаешь ли. Ее очень задело, что твой брат вот так уехал. Она хотела быть с ним до конца, не важно, насколько это было бы тяжело. Ты же знаешь, что ей нездоровилось… с октября.

Он посмотрел на детей, но они не обращали на нас никакого внимания, бегали, играя, из угла в угол.

— Смерть ее сестры была для нее тоже очень болезненной.

Я не ожидала, что папа это скажет. Я начала обкусывать ноготь на пальце. Выплюнув его, я взяла на руки одну из кошек, живущих в сарае, полосатую, и стала поглаживать ее, пока она не замурлыкала.

Мама даже не захотела приехать помочь своей сестре, почему же она скорбела о ее смерти?

— Но мама даже не говорила о ней, по крайней мере, долгое время.

Папа потер шею сзади.

— Когда Адабель покинула Даунингтон, твоя мама очень обиделась. Она не знала мужчину, за которого вышла замуж ее младшая сестра, а ведь после того, как их бросил отец, она чувствовала себя в ответе за нее.

Дженни прошла по сараю, повизгивая от восторга. Я поймала ее и подбросила в воздух. Она засмеялась в моих объятиях. Я поцеловала ее в губы и направила прогуляться к противоположной стене.

— Что ты имеешь в виду? Я никогда не слышала, что их отец бросил.

— Конечно, не слышала. — Он взял вилы и начал набрасывать в кормушку Дэнди свежее сено. Френк, наверное, уехал верхом. — Его уход, она считала, опозорил ее. Когда Адабель убежала с незнакомцем, это тоже стало позором. Потом мы узнали, что ее муж умер. А сама Адабель пошла работать в чужие дома, семьи, заботиться о чужих людях, вместо того чтобы приехать домой к собственной семье.

Он оперся о вилы, положив руку на руку.

— Твоя мать, Ребекка, хорошая женщина, просто очень гордая. Она не любит показывать, когда ей больно. — Его глаза встретились с моими. — Может быть, это похоже на гнев, но на самом деле это боль.

И как бы подводя итог всему вышесказанному, отец произнес:

— А теперь и ее сына не стало.

Я положила руку ему на плечо.

— Но он был и твоим сыном! Ты хочешь сказать, что не чувствуешь того же?

Его лицо на мгновение исказило глубокое страдание, оно укололо меня прямо в сердце, как иголка сквозь тонкий шелк.

— Ты растишь и воспитываешь детей так, как считаешь правильным, и всегда надеешься на лучшее. Но ты не можешь знать, что с ними будет дальше. И ты не можешь изменить того, что случилось. И как бы это ни было больно, жизнь продолжается.

Наверное, это была самая длинная, произнесенная за один раз речь, которую я услышала от отца. Снова и снова прокручивая его слова в уме, я понимала сейчас то, что не смогла бы понять раньше. Бедная мама. Она не хотела, чтобы те, кого она любила, взрослели и принимали собственные решения, жили своей жизнью.

Даже Уилл, который практически всегда делал то, что она хотела, и тот разочаровал ее в самом конце. Может быть теперь, когда я понимаю ее, я смогу быть с ней терпеливее?

* * *

— Хочешь немного молока в чай, мама?

Она давно мне говорила, что так пьют чай англичане. Я не знаю, откуда это было ей известно, но она позволяла мне пить чай с молоком, когда я была еще ребенком: на Рождество Санта-Клаус приносил мне поднос с чаем — настоящий фарфор на подносе, с молочником, все из одного сервиза. Мама сидела рядом со мной, отдыхая от домашней работы. Я надеялась, что мои слова навеют ей воспоминания о тех временах.

— Ты опять будешь печь кукурузный хлеб?

Вчерашнее решение быть терпеливой улетучилось, как утренняя свежесть под гнетом дневной жары. Я поставила перед ней чашку чая и посмотрела на практически пустой мешок пшеничной муки в дальнем углу и на полный мешок кукурузной.

— Да, мама, собираюсь.

— Сегодня тесто было слишком сухим. В следующий раз добавь больше молока.

Я грохнула кастрюлей по противню и ждала, что она меня отругает. Но она не стала этого делать.

— Это звук автомобиля? — Мама торопливо подошла к окну, будто в ожидании приезда ее самого дражайшего друга.

Выглянув в окно, я увидела, как во двор въезжает знакомый «форд», окруженный облаком пыли. Я надеялась, что мое сердце забьется от радости, вместо этого внутри у меня все опустилось. Мама будет приветливой или заморозит его своим безмолвным пристальным взглядом? Любая перспектива пугала меня.

Я вздохнула.

— Это шериф Джефрис.

— Шериф? — воскликнула она в ужасе. — Что он здесь делает?

Я сняла фартук.

— Он друг, вот и все.

Она обернулась, сузив глаза.

— Друг того мужчины или твой?

Прежде чем я смогла ответить, шериф уже стоял в дверях, в его руках вертелась шляпа.

— Ребекка!

Губы мамы изогнулись, выдавая некое подобие поощрения, которого я боялась.

— Шериф Джефрис! — Я заметила разочарование на его лице. Ведь на прошлой неделе я уже называла его Генри. — Пожалуйста, познакомьтесь с моей мамой, Маргарет Хэндрикс.

— Очень приятно познакомиться, миссис Хэндрикс. — Его шляпа завертелась в руках еще быстрее. Я забрала ее и положила на стол.

Его руки начали искать себе какое-то другое занятие.

— Сожалею о вашей утрате, миссис Хэндрикс. Мы все молились о вас.

Мама поджала губы, в их уголках я заметила глубокие морщины. Я ждала, когда она упомянет Уилла, но она этого не сделала. Думаю, она не хотела обсуждать свое горе с кем бы то ни было. Либо ее отвлекало от разговора присутствие Френка.

— Что привело вас сегодня к нам, шериф? — поинтересовалась я, молясь, чтобы это было какое-нибудь дело.

Он покраснел.

— Я приехал пригласить вас прокатиться, Ребекка. — Он посмотрел на маму, ожидая ее одобрения.

Она просияла.

— Обед практически готов, шериф. Почему бы вам не присоединиться к нам? А после ужина мы с удовольствием прокатимся.

Мне захотелось провалиться на месте.

— Да, пожалуйста, оставайтесь.

* * *

Обед и поездка заняли целую вечность, или, по крайней мере, мне так показалось. Солнце уже клонилось к закату, когда шериф высадил маму и меня у центральных ворот усадьбы.

— Спасибо за обед, мэм! — Он приподнял шляпу, благодаря маму, хотя еду готовила я. Затем он обвел меня голодным взглядом, завел мотор и уехал.

— С нетерпением ждем встречи в церкви, шериф! — Мама помахала ему на прощанье.

Я отступила, чтобы не запачкаться в облаке пыли. Бедный Генри. Он не заслуживал тяжкой участи быть веревкой, за которую с разных концов тянут мама и я. Когда мы шли к дому, я раздумывала: мог ли он быть именно тем мужчиной, которого Господь предназначил мне? Маме он понравился, хотя она пока не знала, что его мечты заведут нас куда дальше от нее, чем Пратер Джанкшен.

Безусловно, Генри был более интересным кандидатом, чем уже немолодой Барни Грейвз. Но должна ли я пожертвовать собственным счастьем ради маминого? Было ли это тем проявлением веры, которого Господь ждал от меня?

Я посмотрела на маму. Она нахмурилась, завидев Джеймса, несущегося к нам и тараторящего без остановки:

— Ты видела меня, Бекка? Папочка говорит, что я бегаю быстрее, чем кайзер, улепетывавший от Дяди Сэма!

За Джеймсом следовал Френк, держа за руки младших сына и дочь. Олли шла рядом. Сердце мое заколотилось, как у несущейся галопом лошади, и мне не хотелось унимать этот стук.

 

Глава 37

Мама неподвижно сидела на переднем сиденье повозки задолго до того, как мы с Френком собрали детей в церковь и вышли из дома. Папа сел за вожжи с грустной улыбкой. Его глаза встретились с глазами Френка, и это было похоже на запоздалое рукопожатие. Некая безмолвная, невысказанная вслух договоренность.

Я взобралась на сиденье возле мамы. Френк усадил Дженни мне на руки и пошел назад, к остальным детям, будто и сам был ребенком, а не собственником повозки и хозяином всего имения. Он поставил себя ниже гостей, чтобы избежать маминого язвительного языка. Немногие мужчины поступили бы так же.

Присутствие мамы присмирило во время поездки голоса даже самых маленьких пассажиров. По-моему, и птицы вокруг не осмеливались щебетать. И пока колеса повозки наматывали метры дороги, еще одна часть меня натянулась, как струна.

Жители Пратер Джанкшена стали моими друзьями. Мама будет воротить от них нос или, наоборот, заметит их сильные стороны и еще настойчивее станет толкать меня в объятия шерифа? Я поднесла палец ко рту. Мама аккуратно опустила мою руку.

— Надеюсь, ваш проповедник не слишком затягивает службу, мистер Грешем?

В ответ была тишина.

— Нет, мама, брат Лэтхэм всегда умерен, его проповеди не слишком длинны и не слишком коротки.

Я прикусила нижнюю губу, надеясь, что мой ответ не повлечет за собой комментариев.

— Такой приятный человек, этот шериф! На такого мужчину девушка может положиться. Вы согласны, мистер Грешем?

О Боже, помоги!

Я прикусила щеку изнутри, чтобы не закричать. Я ждала, что Френк что-то ответит, хоть что-нибудь!

Мама повернула голову.

— Разве вы не согласны со мной, мистер…

— Смотри мама, иволга.

— Где? — Она взвизгнула и развернулась, совсем как ребенок.

Я облегченно вздохнула, завидев впереди шпиль церкви.

* * *

В церкви я села между мамой и папой, а дети расположились между отцом и Френком. После службы я не дала маме возможности свободно пообщаться: сразу взяла ее за руку и представила доктору Ризингеру, мистеру и миссис Криншоу и семье Кулпепер. Каждый приветствовал ее не только с добротой, но обязательно высказывал свои соболезнования по поводу кончины ее сестры. Понимала ли она, что Адабель не сделала их размолвку достоянием гласности?

Затем, подхватив маму под руку, папа повел ее к повозке. Френк шел возле меня — и сердце мое колотилось.

— Я пригласил семью Лэтхэмов на обед. У нас достаточно еды на всех?

Я вздохнула.

— Наверное, да. Но было бы лучше, если бы ты предупредил меня заранее.

— Знаю, прости. Я просто не смогу вынести еще один обед с… В смысле, я знаю, что она твоя мать, но…

Я положила руку ему на плечо.

— Тебе не нужно объяснять или извиняться.

Он кивнул, его взгляд блуждал по полям.

Мама даже не попросила проводить ее к могиле сестры.

* * *

Три курицы, зажаренные до золотистой корочки, целая кастрюля пюре с маслом и солью. Кукурузный хлеб, зеленые бобы, приготовленные с беконом. Даже мама не нашла к чему придраться. И поэтому разговор за обеденным столом тек непринужденно и легко.

Насытившись, мужчины отправились во двор.

— Миссис Хэндрикс, почему бы вам не отдохнуть немного? Сегодня был такой насыщенный день. — Ирен проводила маму в гостиную, пока я мыла посуду.

— Как ты? — прошептала она, вернувшись.

Я уже почти ответила дежурное «нормально», будто отчитываясь о школьном уроке, но, увидев выражение лица Ирен, поняла, что она и так прекрасно все знает.

— Ничего, милая, я кое-что знаю про твою маму. Ты же помнишь, мы с твоей тетей дружили. И у меня тоже была мать.

Ее глаза подмигнули мне, будто она прочла все мысли в моей голове с тех пор, как мама приехала к нам.

— Бывало и похуже. — Я опустила намыленную тарелку в воду.

Ирен засмеялась своим заливистым смехом. Я протянула ей сполоснутую тарелку.

— А как Френк? Как он со всем этим справляется? — Она поставила сухую тарелку к остальным.

Я опустила руки в таз с посудой, нащупывая следующую тарелку.

— Хорошо, насколько это вообще возможно.

Она вздохнула и вытерла следующую тарелку.

— Ты уедешь вместе с родителями?

У меня подкосились ноги. Я вцепилась в кухонный стол.

— Я не могу поехать домой с ними, Ирен. Просто не могу.

Она улыбнулась мне такой понимающей улыбкой.

— Иногда Господь просит нас делать то, чего мы не хотим.

Моя спина выпрямилась, ноги стали тверже.

— Он не может просить меня опять вернуться домой. Он привел меня сюда. Я знаю это. — Я отвернулась от нее. — Я должна остаться. Пусть хотя бы на время.

Она подняла стопку чистой посуды.

— Я молюсь о тебе, Ребекка! Никогда не забывай об этом. Пока я вытирала руки, Ирен ушла в столовую. Возможно,

Господь услышит ее молитвы. Потому что мои — я это чувствовала — Он точно не слышит.

* * *

В понедельник перед полуднем Френк въехал во двор. Я последовала за ним до сарая, как сухой фитиль за керосином. Он спешился и привязал Дэнди. Встретив на себе его явно недовольный, недружелюбный взгляд, я закусила губу и отвернулась.

— Ребекка?

— Да, — ответила я, повернувшись. Слишком поспешно повернулась?

Он вывел меня наружу.

— Сегодня днем я ездил в город.

Я задержала дыхание, его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Мистер Криншоу сказал, что ты покупала детям подарки на Рождество. В долг.

Я кивнула, боясь посмотреть в его глаза, которые утратили свою голубизну и потемнели.

Он упер руки в бока — поза обвинителя.

— Почему, ради всего святого, ты просто не заплатила наличными?

Я уставилась на кусочек чайного пирога, присохшего к юбке.

— Потому что было нечем заплатить. В конверты с твоими письмами не были вложены деньги. В банке тоже ничего не было. — Я подняла на него глаза, мне было уже не важно, что я увижу. — Что мне оставалось делать? Пусть дети думают, что Санта-Клаус забыл про них?

Конечно, было еще два доллара, которые я потратила на Даллас, но раздражение скрыло мое смущение. Если я попрошу, мой папа вернет Френку его драгоценные деньги. Я посмотрела на него, ожидая увидеть гнев. Но на его лице были написаны совсем другие эмоции. Удивление? Восхищение?

Он рассмеялся, сначала тихо, а потом во весь голос.

Я покраснела, когда он покачал головой, утирая глаза.

— Я слышал о твоем визите в банк. Ты, безусловно, смышленая.

— Это… хорошо?

Он удивленно моргнул. А потом улыбнулся, причем сначала улыбка коснулась лишь его губ, позже улыбнулись, заискрившись, и глаза.

— Да, думаю, что хорошо.

Я тоже не могла сдержать улыбку, поэтому уставилась на землю.

— Не переживай. — Он положил руку мне на плечо. И я не отодвинулась. — Я сегодня все вернул мистеру Криншоу. Я так понимаю, Адабель не рассказала тебе про жестяную коробочку под половой доской в спальне?

Меня окатила волна облегчения. Деньги лежали там все это время.

Внезапно прискакал Дэн и взял меня за руку.

— Пойдем, Бекка! Папочка и дядя Ллойд ведут нас на рыбалку. Правильно, папа?

— Дядя Ллойд? — Я посмотрела на Френка.

Он пожал плечами.

— Это предложил твой отец.

— Ты идешь с нами, Бекка? — Дэн молитвенно сложил ручки. — Пожалуйста!

— Пожалуйста, Ребекка! — Френк с тем же нетерпением, что и его сын, ждал моего ответа.

Меня охватила эйфория, я чуть ли не воспарила и уже открыла было рот, чтобы ответить «да»…

— Ребекка! — Мамин голос, звучавший из дома, потребовал всего моего внимания. — Ребекка Грейс, куда ты подевалась?!

Когда я вновь посмотрела на Френка, солнечное выражение его лица уже заволокло тучами. Мои руки похолодели, несмотря на жаркое солнце.

— Простите, — прошептала я. И побежала в дом, на зов мамы, ловя себя на мысли, что лучше бы она никогда не приезжала, и ненавидя себя за это.

* * *

Тем вечером в гостиной воздух был раскален, как кухня в августе. Дети уже легли, мама работала над подушечкой для иголок, папа читал газету, Френк уставился в альманах, хотя я не видела, чтобы он перевернул хотя бы одну страницу.

Мне же, напротив, не сиделось на месте. Я развлекалась перелистыванием страниц журнала про садоводство, пока мама не нахмурилась в мою сторону. Затем я стала расхаживать из одного конца комнаты в другой, наконец открыла ставни и вдохнула свежего ночного воздуха.

— Ребекка! Закрой окно!

Я повернулась, но не послушалась.

Мамина подушка для иголок упала ей на колени.

— Ллойд!

— Так хорошо, Маргарет. — Он перевернул станицу и продолжил чтение. — Здесь стало жарковато.

Я заметила в корзине для шитья, стоящей около дивана, штаны Джеймса. Нужно привести их в порядок до воскресенья. Без особого энтузиазма я села за работу. Мама не щебетала на тему женского сообщества или церкви, не рассказывала городские сплетни, как по обыкновению она делала по вечерам в Даунингтоне. Не спрашивала папу про политические и финансовые новости. Это очень не похоже на нее — быть такой молчаливой. Тишина колола мои нервы, как иголка — незащищенные пальцы.

Часы пробили девять. Неужели прошел всего один час? Папа сложил газету и откашлялся.

— Завтра мы едем домой.

Я резко подняла голову, мама тоже. Сообщение папы шокировало ее так же сильно, как и меня, или совсем не произвело впечатления? Я не смогла понять.

— Так скоро? — Слова вырвались еще до того, как я успела их подумать. Я крепче сжала губы.

Мама покрутила в руках свою подушечку.

— И конечно же, ты едешь с нами, Ребекка Грейс!

Слова, которых я ждала, но не хотела слышать. Френк вытянулся как струна. Я положила штаны Джеймса опять в корзину и сказала, пытаясь унять дрожь в голосе:

— Я… я пока не планировала ехать.

— Но ты не можешь оставаться здесь… одна! — Взгляд мамы заметался между Френком и мной. — Это неприлично.

Френк сжал кулаки, в его глазах пылал гнев. Он был похож на кота, приготовившегося к броску.

— Здесь никто так не думает. Ваша дочь заботится о моих детях. Я считаю, что Господь послал ее для их блага.

Я опять подняла голову. Он действительно в это верит?

Мама уставилась на Френка так, будто не видела его раньше. Она была бледной, словно маска, только слегка дрожали губы.

— Тем не менее вы испортили ей репутацию.

— Мама! — воскликнула я.

— Я никоим образом не намеревался обмануть вашу дочь, миссис Хэндрикс! — Его слова рубанули воздух, будто кусок металла.

Я задержала дыхание.

— И я гарантирую, что ваша дочь будет дома до конца марта.

Почти шесть недель. Что он планирует сделать до этого времени? Найти новую жену? Нанять домработницу? Посвятит ли он меня в свои планы или посчитает, что мне не нужно знать, что станет потом с детьми?

— Вы собираетесь планировать за меня мою жизнь? Считаете, мне нечего сказать? — Я вскочила, щеки пылали, руки уперлись в бока.

Папа пересек комнату, взял маму за руку.

— Ты, разумеется, можешь поехать с нами, Ребекка, но, думаю, Френку будет нужна твоя помощь.

— Но… — Мама проглотила слова, взглянув на папу.

— Мы можем доверять Ребекке, она поступит правильно, Маргарет.

— Хорошо, но если она остается, я сама куплю ей билет домой.

Она посмотрела на Френка.

— Вы сможете забрать его на станции, когда в следующий раз поедете в город.

И вдруг мы с Френком остались одни.

Я не могла на него смотреть, боялась, что по выражению моего лица он все поймет. Он узнает, что я не могу поехать домой и выйти замуж за Барни Грейвза. Увидит, что шериф Джефрис так и не вызвал в моей душе большего чувства, чем просто дружба. Поймет, что за последние несколько недель я влюбилась в фермера.

Я тяжело опустилась на диван.

— Так ты остаешься или уезжаешь?

От звука его голоса я задрожала. Я притворилась, что это из-за ночного воздуха, и подбежала к окну. Но рама плохо закрывалась.

Френк потянулся и закрыл окно, затем сел на подлокотник дивана.

— Остаешься или уезжаешь?

Я облизала пересохшие губы, мой взгляд блуждал по комнате, но избегал Френка. Он подошел к камину и пошевелил тлеющие угли. Тени под его глазами будто поддразнивали меня. Доносившиеся из соседней спальни голоса родителей затихли.

Я глубоко вздохнула и устремила взгляд на лицо Френка.

— Я сказала Джеймсу, что пока не уеду. Пока.

* * *

На следующее утро папа достал из кармана деньги и протянул мне пятидолларовую банкноту.

— Вдруг тебе что-то понадобится, девочка. — Он поцеловал меня и помог маме сесть в повозку Лэтхэмов.

Слезы появились и исчезли с моих глаз так же быстро, как лужи высыхают после летнего дождя. Я не могла поступить так, как хотела мама. Я взяла на себя обязательство перед Господом оставаться здесь, пока Он не скажет мне ясно, что я должна уехать. В конце марта, если у меня не будет никаких других вариантов, я вернусь в Даунингтон.

У меня в запасе тридцать девять дней, чтобы понять, как прожить оставшуюся жизнь. Я буду вычеркивать эти дни из календаря, один за другим.

Мне в руку скользнула ладошка Джеймса. Его глаза улыбались. Они были так похожи на глаза его отца, только чуть светлее. Так ясно выражали все свои желания. Как же я смогу когда-нибудь с ними попрощаться?

* * *

Мама действительно купила мне билет, прежде чем уехать. И даже передала его мне с мистером Кулпепером, не ожидая, пока его заберет Френк. Я уставилась на этот билет позже тем же днем, у меня в горле застрял комок.

Я обернулась и увидела стоящего за мной Френка, его глаза тоже были устремлены на билет. И, кажется, именно с того момента он не переставал мне во всем подчиняться.

 

Глава 38

Я вытащила простыню из пресса для отжима белья и положила ее в корзину, чтобы отнести к бельевой веревке и развесить. Стоя возле меня, Френк пропустил через пресс еще одну простыню и потянулся к тазу с бельем за следующей.

— Так ты часто помогал тете Адабель со стиркой? — спросила я, отступая от грязи вокруг таза, образовавшейся из-за расплескавшейся воды.

Удивление на его лице сказало мне все, что я должна была знать. Он кивком указал на корзину у моих ног.

— Это уже можно развешивать?

— Да, — ответила я, склонив голову набок. — Ты хочешь помочь?

— Я могу. — Он вытер руки о джинсы. — Только сначала подброшу еще угля.

Я подняла корзину и пошла к веревкам. Позвала мальчиков и Дженни, которые играли подальше от костра и пресса. Дети появились через мгновение, их щеки раскраснелись от прохладного воздуха. Я послала их в дом, чтобы они немного согрелись, хотя сама решила снять свое пальто, пока работаю.

Затем я обошла дом, поставила корзину на землю и подтянула к себе веревки. Может быть, если я все быстро сделаю, Френк оставит меня одну. Не то чтобы я не наслаждалась его присутствием, наоборот, даже слишком сильно. И из-за этого мне уже не удавалось выкинуть его из головы. Я начала развешивать белье.

Помоги мне, Господи! Помоги мне довериться Твоему плану!

Когда я справилась с половиной белья, появился Френк, от его взгляда у меня в животе бабочки летали и сердце колотилось. Его руки коснулись моих, и по коже побежали мурашки.

— Я так понимаю, в последнее время у тебя не было никаких приключений за рулем. — Он взял одно из платьиц Дженни, оно казалось совсем крошечным в его руках. Он посмотрел на него, вывернул, а затем нахмурился: никак не мог разобраться, какая сторона изнаночная.

— Позволь мне помочь. — Я взяла у него платье, встряхнула его и повесила на веревку. Затем я достала платье Олли.

— Нет, в последнее время я не ездила.

— Ты рассказала своей матери про то происшествие? — Он ухмыльнулся и взялся за рубашку Дэна.

— Нет! — Я засмеялась, потянувшись за следующей вещью. — Она бы этого никогда не поняла.

— Я в этом не сомневаюсь. — Он бросил в мою сторону восхищенный взгляд. — Но ты бы сделала так еще раз, правда?

Я перестала работать и повернулась к нему лицом.

— Да, мне хотелось бы больше ездить за рулем. Самостоятельно. — В уголках моего рта затаилась улыбка. — И конечно, я постараюсь больше не задевать твой забор.

Его глаза сияли от сдерживаемого смеха.

— Да, и спасибо тебе за это!

Отведя взгляд от Френка, я потянулась за следующей вещью.

— А ты никогда не задумывался о покупке автомобиля? У моего брата был «форд». Он купил его перед тем, как уехал служить во Францию. Мама упоминала, что он уехал на нем в свое последнее путешествие. Возможно, он продал его, чтобы оплатить… — Слова застряли у меня в горле, но я подумала, Френк поймет меня.

— Расскажи мне о своем доме.

— О моем доме? — Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, что он имел в виду не это место. Когда я начала воспринимать это место как свой дом? Я едва пришла в себя. — О Даунингтоне?

Он кивнул и продолжил работу.

— На самом деле он мало отличается от Пратер Джанкшена.

— Я думаю, ты скучаешь по своим друзьям там.

— Друзьям?

Он придвинулся еще ближе ко мне, корзина с бельем стояла в самом начале бельевой веревки.

Продвинувшись в сторону крыльца, я села на ступеньку, оставив Френку развесить несколько последних вещей.

— У меня не было там особо близких друзей.

— Правда? Я думал, ты была в самом центре общества.

— У нас в обществе блистала мама, не я. — Я вздохнула. — Я думала, что, если, возможно, перееду в большой город, где больше людей и занятий, жизнь станет более увлекательной. Без мамы, которая всем управляет. Но, похоже, этому не суждено сбыться.

— Я уверен, что ты умеешь ценить любое место, где находишься. — Его глаза встретились с моими, и он не отвел от меня взгляда, даже нагнувшись за корзиной.

На крыльцо выбежал Дэн.

— Мы проголодались! Ребекка, а обед скоро?

Я вскочила на ноги.

— Да, сейчас приготовлю.

Френк стал между мной и сыном.

— Но сначала Дэн вежливо попросит. Ведь правда, Дэн?

Ребенок вздохнул всем телом, его голова, плечи и руки поникли.

— Да, сэр. — Он повернулся ко мне. — Бекка, мы можем, пожалуйста, скоро пообедать? У меня страшно урчит в животе.

Я обошла Френка, подняла Дэна так, чтобы мы могли посмотреть друг другу в лицо.

— Давай подогреем немного кофе для папы, а затем накроем на стол.

Дэн заулыбался. По всему моему телу разлилось тепло. Ах, если бы только я могла убедить себя в том, что это благодаря улыбке Дэна, а не близости его отца.

* * *

В последующие несколько дней Френк часто отлучался из дома по разным делам. Сначала я чувствовала себя более комфортно. Но вслед за этим приходило ощущение одиночества. И страх. Я думала о том, когда Френк намеревается сказать детям, что я уезжаю. Я была уверена, что у него есть какой-то план.

Погода была скорее весенней, чем зимней, хотя по календарю еще царствовал февраль. На моем же собственном календаре осталось всего тридцать четыре дня.

Я вытерла рукой вспотевший от раскаленной печи лоб. Дженни покряхтывала в углу, ее лицо пламенело жаром. Мальчики и Френк, работающие на полях, тоже наверняка вспотели и хотели пить. Холодная вода будет кстати. Затем я увидела два лимона, которые Френк привез из магазина Криншоу. Он говорил, что очень неравнодушен к лимонаду. Я засмеялась — лимонад в феврале? Но в такой теплый день, как сегодня, это казалось вполне приемлемым.

Его приготовление не займет много времени. Вода из цистерны достаточно холодна и безо льда. Я за минуту смешала все ингредиенты. Затем посадила Дженни на одну руку, другой рукой взяла кувшин с лимонадом, а ковшик для питья положила в карман фартука.

Пока мы шли мимо хозяйственных построек к полям, Дженни хлопала в ладоши и смеялась. Ей уже почти год, а она все еще не говорит членораздельно ни одного слова.

— Птичка! Видишь птичку, малышка?

— Ба-ба-ба. — Она показывала пальчиком, еще что-то лепетала, а я делала вид, что все понимаю.

— Папочка, мы идем к твоему папочке.

В ответ опять ничего, малышка лишь покачивалась у меня на руках, и от этого колыхания я с трудом сохраняла равновесие. Я сжала кувшин сильнее, намеренная донести его до цели, не пролив ни капли.

Поля теперь действительно казались к чему-то подготовленными. Совсем не такими, какими я увидела их впервые, когда урожай только был собран. У меня внутри все сжалось от осознания: Френк — фермер. И вел жизнь фермера. Ту жизнь, от которой мне так хотелось убежать.

Я поставила Дженни на землю, но держала ее за руку. Френк и мальчики стояли впереди, нагнув спины, чем-то увлеченные. Задрав подбородок, я пошла вперед. У Френка не было никаких намерений по отношению ко мне, он сказал это до того, как приехали мои родители, и повторил во время их визита.

Френк обернулся и распрямил спину. От его медленной улыбки мне захотелось все бросить и убежать. Я не буду привязана к земле. Я найду жизнь, которая будет иметь значение, жизнь, которая откроет двери приключениям и переменам.

— Кто это пришел! — Френк поднял дочку в воздух, ее смех раздавался вокруг, сжимая мне сердце.

Если Френк не видит в своей жизни места для меня, то я лишусь этих детей.

Я протянула кувшин, лимонад немного пролился на землю.

— Я подумала, может быть, вы все захотите чего-то прохладного попить.

Френк посадил Дженни себе на плечи, позволив ей ниже надвинуть шляпу ему на лоб.

Я протянула ему ковшик. Он пил и удивлялся:

— Лимонад! И отличный на вкус! — Затем отдал половину Джеймсу.

Мальчики выпили свою долю, затем я угостила Дженни. Когда мой кувшин опустел, я взяла девочку за крохотную ручку и сказала:

— Мы пойдем обратно и приготовим обед.

Френк кивнул, эта чуть кривая мальчишеская улыбка почти никогда не покидала его лица. Я закусила губу, уставилась в землю, умоляя свое сердце успокоиться, быть благоразумным, понять, что я не могу желать этого мужчину, не могу хотеть такой жизни. Но, как непослушный ребенок, сердце отказывалось повиноваться. Раздражение, вызванное непослушанием, очень быстро, как слишком много ожидающая от ребенка мать, переросло в гнев.

К тому времени как мы закончили обедать и Френк с мальчиками вновь ушли, я все еще пыталась унять свое волнение. И я знала отличный способ добиться этого — драить полы.

* * *

Олли пришла домой из школы, бросила книги в коридоре и медленно вошла в гостиную.

— Олли?

Ответа не последовало. У меня не было сил бороться с ней. Я положила книги на место и пошла тереть дальний угол столовой. Последняя комната. Я встала на колени и начала оттирать грязь, хотя плечи и руки уже ломило. Но усталость не позволяла моему мозгу думать о других вещах. Например, о мужчине, который любил свою ферму и детей.

Я села на пол, раздумывая, где найти силы приготовить ужин. Может быть, мне поможет Олли?

Дэн появился на пороге, мое сердце обрадовалось малышу, несмотря на всю усталость. Он, казалось, заметно вырос с того времени, как я впервые переступила порог этого дома, четыре месяца назад. Разве это возможно? Я прошла через столовую и обняла мальчика. Шрам на голове уже не был виден под отросшими волосами.

— Олли вся дрожит, Бекка.

— Дрожит? — Я не заметила, чтобы похолодало, хотя сама заработалась и сильно вспотела.

Он вырвался из моих объятий.

— Дрожит под тремя одеялами!

Он протянул ручку с тремя пальцами.

Я потерла лоб. Слава Богу, испанка больше не грозит. Я положу девочку отдельно от всех и намажу ее бальзамом «звездочка». Жаль, что у меня больше не было лимона, чтобы сделать чай с медом и лимоном.

Совершенно бесконтрольно я опять начала грызть ноготь.

— Где папа, Дэн?

Он пожал плечами.

— Сказал, что ему с братом Лэтхэмом нужно куда-то пойти и что он вернется до ужина.

Как раз тогда, когда мне был нужен Френк, его не было! Ладно. Пусть Олли отдыхает. Она скоро поправится.

— Иди с Джеймсом на кухню и поиграйте с Дженни. После того как я позабочусь об Олли, я приготовлю ужин.

Дэн кивнул с торжественностью старика, перед тем как убежать прочь, выкрикивая имена Джеймса и Дженни.

Я нашла Олли в гостиной, на диване, под грудой одеял, ее усталые глаза смотрели сквозь меня. Я приложила руки к ее щекам. Ее кожа пылала, как штамповочная кузница, у меня все сжалось внутри. Я перетащила ее вместе со всеми одеялами в комнату ее матери.

Когда я постелила чистое белье, глаза девочки расширились:

— Я что, умираю?

Я села возле нее на кровати, ругая себя за то, что напугала ее.

— Нет, дорогая. — Я откинула назад волосы, вившиеся надо лбом, и сильнее натянула одеяло. — Я просто хотела уложить тебя в теплую постель как можно удобнее. И подальше от остальных. Мы же не хотим, чтобы они тоже заболели, ведь правда?

Она покачала головой и закрыла глаза.

— Я сейчас приготовлю тебе чаю, и потом ты поспишь. Все будет в порядке, я обещаю.

Девочка робко улыбнулась, свернулась клубочком и отвернулась к стене. Ее улыбка разрывала мне сердце.

* * *

— Где Олли? — Френк сел во главе кухонного стола.

Повернувшись от духовки, я поставила на стол миску с готовыми бобами — их осталось только разложить по тарелкам.

— Она плохо себя чувствует. Если бы ты пришел раньше, то знал бы об этом. — Откуда это взялось? Даже я не уделила Олли достаточно внимания, пока Дэн не сказал мне. Но об этом я Френку не скажу. — Я положила ее в спальне внизу.

Раздался звук отодвигаемого стула, и Френк вышел. Открылась и закрылась дверь спальни. Хотя я не видела его лица в этот момент, мне было совсем нетрудно достаточно живо его себе представить.

Когда он вернулся за стол, от повисшей тишины у меня волосы стали дыбом. Я что-то пропустила? Олли куда хуже, чем я себе представляла? Кукурузный хлеб застрял у меня в горле, перекрыв дыхание. Я взяла свою почти полную тарелку и все выбросила в мусорное ведро. Мне было безразлично, что мама всегда говорила: выбрасывать еду — грех. Если бы я съела еще один кусочек, то он точно сразу оказался бы снаружи.

Я вытерла руки о фартук.

— Я посмотрю, как там Олли.

Прежде чем Френк смог ответить, я вышла из комнаты, у меня внутри все колыхалось, как сливки в маслобойке. Подойдя к Олли, мне показалось, что ей лучше: когда я к ней прикоснулась, она была уже не такой горячей и безжизненной. Я опустилась на стул, стоявший около кровати. На нем я сидела, когда наблюдала за умирающей тетей Адой. От этой мысли я вскочила на ноги. Я плеснула на лицо воды, и на щеках опять заиграл румянец. Я заставила себя двигаться — мимо кровати взад-вперед. Мои нервы были напряжены до предела, и мне не хотелось, чтобы Френк видел меня в таком состоянии.

Френк. Я пробежала рукой по полке с книгами, по столу, за которым сидела, когда читала его первые письма. Вдруг мне стало холодно. Я начала тереть руки, но к тому времени, как в комнату вошел Френк, у меня зубы цокотали так же сильно, как и у Олли.

Он посмотрел на меня, затем на дочь, и достал еще одно одеяло из сундука в углу. К моему удивлению, он положил его мне на плечи.

— Похолодало. Я разжег камин в соседней комнате. Он нагреет и эту комнату.

Я позволила себе немного расслабиться, усевшись на стул. Френк стоял в дверном проеме, пытаясь унять выражение обеспокоенности на лице.

— Мне позвать кого-нибудь?

Я покачала головой, отмечая тот факт, что он спросил моего совета, вместо того чтобы поступить по-своему.

— Пока не нужно. Думаю, с ней будет все в порядке. Ей, кажется, уже лучше. Я посижу ночью возле нее на всякий случай.

Он не хотел оставлять дочь. Я понимала это. Но и в комнате этой он тоже не желал оставаться. Я видела страдание в его глазах, он, вероятно, слишком ясно представлял последние вздохи своей жены на этой кровати.

— Позаботься об остальных, я останусь с Олли.

В конце концов он сдался. И хотя все в доме скоро затихли, я услышала, как он ушел спать в сарай, только далеко за полночь.

 

Глава 39

Тяжелый кашель сотряс все тело Олли. В это же время серп луны, разрезав чернильное небо, озарил его светом. В памяти отчетливо всплыла картина последних натужных вздохов-хрипов тети Адабель… Если кашель усилится, я подогрею воды, и пусть Олли подышит над паром. По крайней мере, этот метод лечения кашля я помнила из собственного детства.

Ночь плавно переходила в день. Моя голова клонилась к груди вопреки моей воли. Я знала, что ночь, проведенная на стуле, не сулит доброго утра, поэтому свернулась клубочком в углу кровати.

Позже, помню, я проснулась — сердце колотится, как паровоз, мчащийся на всех парах. За окнами по-прежнему темно. В доме тихо. Я прислушивалась некоторое время, раздумывая, что могло нарушить мой покой. Наконец я опустила голову и опять закрыла глаза.

Затем Олли застонала, и я пробралась к ней, чувствуя через все одеяла жар ее тела.

— Тише, тише, дорогая, Бекка рядом. — Трясущимися руками я пыталась нащупать спичку и зажечь лампу. Лампа осветила всю комнату. Лицо Олли пылало в лихорадке.

Возле кровати стояла чашка с чаем из ржавого вяза. Я подняла девочке голову и заставила ее сделать несколько глотков. Распахнув на ее груди сорочку, еще раз намазала грудь бальзамом. Резкий запах ментола окончательно разбудил меня.

— Я сейчас вернусь, дорогая. — Дрожа, я раздула угли в печи, приготовила еще чая, взяла бутылку с микстурой от кашля и помолилась. Я не буду паниковать. И звать на помощь тоже не буду. Ночами больным всегда тяжелее, чем днем, при солнечном свете они обычно выглядят значительно лучше.

Я вернулась к Олли со свежим чаем и ложкой с лекарством. Девочка снова заснула. Мне не хотелось ее будить, но, когда я нежно пошевелила ее за плечи, она открыла глаза и я смогла ее напоить.

Присев на край кровати, я погладила девочку по волосам цвета пшеницы. Она прижалась ко мне, как больной ребенок, ища защиты, прижимается к маме. У меня в горле стал комок.

— Все в порядке, малышка. — Я обняла ее, шепча ласковые слова. Забравшись на кровать, я аккуратно накрыла нас обеих одеялом. Едва мои глаза сомкнулись, я провалилась в глубокий сон.

— Кто готовит завтрак? — Джеймс ворвался в спальню.

Я с трудом открыла глаза, Олли застонала.

— Дженни проснулась! — орал Дэн с лестницы.

Накрыв голову рукой, я пыталась сообразить, на чем же сначала сконцентрировать свое внимание.

— Как она? — Френк вошел в спальню с чашкой кофе в руках — холодным, я не сомневалась, — и сел на стул, который я покинула давным-давно.

— Кто займется Дженни? — позвал опять Дэн. Тут я услышала плач малышки.

Лицо Френка выглядело таким же измученным, какой измученной я себя чувствовала. Он спал прошлой ночью? Я опустила ноги в носках на холодный пол.

— Бекка! — Опять Дэн.

— Пусть Олли выпьет еще чаю. — И я ушла.

Быстро приготовила завтрак. Приготовила еду Олли. Холодный обед на скорую руку. Еще чай. Кофе. Минута на кухне, следующая в спальне… В каждой комнате я забывала, что же хотела сделать. Френк не обращал никакого внимания на всю суматоху. Он видел лишь дочку.

Она едва дышала, даже несмотря на то, что была намазана бальзамом, а возле лица постоянно была ингаляция. Она с трудом отрывала голову от подушки, чтобы выпить бульон, который я приготовила из костлявого цыпленка. Френк с нежностью вытирал лицо дочери.

В середине дня я забрала лоскут ткани из его рук и сказала:

— Иди займись мальчиками, ты им тоже нужен.

Он недоуменно заморгал в мою сторону, будто забыл, что у него есть и другие дети. Затем его взгляд прояснился.

— Ты права. Ты останешься с ней?

Я подтолкнула его к коридору.

— Конечно, а ты займись мальчиками и Дженни. Я присмотрю за Олли.

Пока сыновья бурно выражали свой восторг — папа пришел с ними поиграть, во мне росло беспокойство. Мы не справимся, если грядущая ночь окажется хуже, тяжелее предыдущей. Я боялась, что Олли нужен врач. Но доктор Ризингер, хотя и оправился после перенесенного гриппа, стал работать меньше и послал запрос, чтобы в Пратер Джанкшен прислали другого врача. Ирен говорила, что ему пока никого не удалось найти, потому что большинство молодых врачей еще не вернулись из Франции.

Солнце клонилось к закату, через несколько часов совсем стемнеет.

— Френк? — Я надеялась, он услышит, как я зову его, несмотря на возню мальчиков.

Он услышал. И пришел, таща за собой малышей.

Я старалась говорить спокойно, хотя мне хотелось кричать.

— Я думаю, нам нужен врач и, наверное, Ирен.

Пальцы Френка разжались, он выпустил детей. Не говоря ни слова, он сразу же вышел за дверь и растворился в постепенно сгущающихся сумерках. Я смотрела на него из окна, пока он не исчез из виду.

Олли простонала мое имя. Я вернулась к девочке, такой маленькой, лежащей посередине большой кровати.

— Джеймс, отведи младших детей в гостиную и побудьте там.

— Хорошо, но камин почти погас.

Да, конечно. Я торопливо пошла за ним, подложила дров и разожгла огонь. К тому времени как я вернулась к Олли и стала на колени возле кровати, я уже от нетерпения ломала руки.

Пожалуйста, Господи, дорогой Боже! Я вцепилась в одеяло руками и уткнулась лицом в цветные лоскуты. Мы не можем и ее похоронить!

Мальчики и Дженни шумели громче, чем стая собак, гонящая енота. Я шикнула на них и сумела влить в Олли еще немного чая и лекарства, пока она опять не забылась сном. Из соседней комнаты по-прежнему доносились стуки и возня, но, по крайней мере, дети не орали. Через окно в комнату проникали последние лучи солнца.

Казалось, прошла вечность с той поры, как из моего поля зрения исчез Френк. И при этом было чувство, что прошел всего лишь миг. Я думала, может быть, Господь остановил солнце на небе, как он сделал это для Иеговы и сынов Израилевых? Как только эта мысль мелькнула в голове, солнце спряталось за горизонт и все погрузилось во мрак.

Мне нужно было зажечь свет, чтобы отпугнуть тьму. Но чтобы зажечь лампу, нужно было подрезать фитили, а у меня на это не было времени. Обычно эту работу выполняла Олли. Но сейчас моя маленькая помощница лежала без сил в постели.

Я налила керосин в стеклянную колбу, подрезала фитиль и коснулась его горящей спичкой. Лампа ярко разгорелась.

Появился Дэн.

— Думаю, Дженни боится темноты.

Я взяла лампу и пошла в коридор, темнота расступалась перед светом. Джеймс и Дэн повели Дженни на кухню, пока я вспоминала все притчи о том, как Иисус указывал нам путь, разгоняя тьму и привнося свет.

По дороге на кухню я зажгла в коридоре еще одну лампу. Позволила ли я Иисусу указывать мне путь или пыталась зажечь свой собственный свет? Я была не в состоянии всерьез углубиться в размышления на эту тему, но мысли не отпускали меня, вызывая вопросы.

Не совершила ли я ошибки, приняв свой собственный свет за Божий? Возможно. Похоже, я абсолютно неправильно истолковала путь, который мне указывал Господь. Мое сердце пошло по неверному пути. И теперь сердце тосковало по тому, что я считала неверным.

Но все-таки тетя Адабель верила — она говорила об этом на смертном одре, — что именно Господь привел меня сюда. В это самое место.

Я налила молока, нарезала кукурузного хлеба. Дженни скулила, схватившись за мою юбку, и я взяла ее на руки. Приобняв малышку, я услышала голос Ирен в своей голове: «Иногда жизнь преподносит нам сюрпризы».

Мое сердце сжалось, на глаза навернулись слезы. Я привлекла мальчиков поближе и крепко прижала их к себе.

Первым вырвался Дэн.

— Когда вернется папа? Он сказал, что перед сном мы построим из кубиков башню.

— Скоро, Дэн. Он скоро вернется. — Пожалуйста, Боже, пусть он поскорее вернется!

Ответ на мою молитву последовал немедленно — кухонная дверь рывком распахнулась. Френк повесил шляпу на крючок, но она упала на пол. Стянув с рук перчатки, он прикоснулся ко мне.

— Скоро приедет Ирен.

— Что она сказала? — Я крепко вцепилась в его руку, удивленная его прикосновением, жадно впитывая его силу.

— Она уже недалеко, едет на повозке. Я прошел через поле. Так было быстрее.

Я налила горячего кофе и протянула ему чашку. Он насладился первым глотком, затем посмотрел на меня.

— У них был посетитель, я не знаю кто, они с братом Лэтхэ-мом пошли к доктору.

Доктор Ризингер. Жар, кашель, простуда. Кошмар вернулся. Но, по крайней мере, сейчас я встречусь с ним не сама.

* * *

Ирен, Френк и я ухаживали за Олли полночи, пока не приехал доктор Ризингер. Его кожа была тонкой, как пергаментная бумага. Он склонился над кроватью и осмотрел Олли.

Затем собрал нас всех в углу комнаты.

— Я думал, кара минует нас, но я ошибался.

У меня побежали мурашки по телу.

— Что вы имеете в виду?

Его волнистые волосы стали еще белее с тех пор, как мы виделись в последний раз, и торчали во все стороны.

— Испанка. Я достаточно видел, чтобы сразу узнать симптомы.

Я покачала головой и попятилась в коридор.

— У нее не может быть испанки! — Рукой я схватилась за горло, мой шепот стал едва различим. — Эпидемия прошла, в нашем округе ее больше нет!

— Ребекка! — Френк взял меня за плечи. — Доктор здесь, просто позволь ему…

— Он ничего не знает! Он просто глупый старик! Разве ты не видишь? Нам нужен настоящий врач!

Олли застонала. Я оттолкнула Френка и поспешила к кровати.

— Сделайте что-нибудь! Помогите ей! — Мои крики разлетались по комнате, пока Ирен не дала мне пощечину.

Я уставилась на нее в немом изумлении. Затем прозвучал ее голос, спокойный и нежный, как апрельский рассвет.

— Ты должна быть сильной, Ребекка!

Она посмотрела на бледного Френка и перевела взгляд на меня, подняв брови. Потом она обняла меня за талию.

— Почему бы тебе не пойти наверх и не отдохнуть? А мы позаботимся об Олли.

Я начала было всхлипывать, как маленький щенок, которого пнули ногой, но, увидев покрасневшие глаза Френка, устыдилась. Он выглядел так, будто его вот-вот сдует порывом ветра.

— Я буду молчать, обещаю.

— Молодец, девочка, — одобрительно кивнула Ирен. А я, опустившись на колени возле кровати и сложив молитвенно руки, стала просить Бога наказать меня гриппом вместо Олли.

* * *

Две ночи я спала, стоя на коленях у кровати и положив голову на матрас. Когда я проснулась на третий день, сквозь окно пробивался солнечный свет, освещая личико девочки. Доктор Ризингер и Ирен предупреждали меня, что степень серьезности заболевания нам неизвестна, и мы вряд ли узнаем это в ближайшее время. Но пока на лице нет красных точек, остается надежда на благополучный исход.

Я изучила худенькое личико девочки. Бледное от лба до подбородка. Но темных пятен нет. Я заставила себя встать и распрямиться и поплелась на кухню. Ирен и Френк сидели за столом и пили кофе. Ирен и мне налила чашку. Я отхлебнула немного, откинувшись на стуле.

Ирен похлопала меня по руке.

— Она держится.

Я попыталась улыбнуться, но губы не слушались, и я заплакала.

Послышался звук клаксона.

Прежде чем остальные двинулись с места, я выбежала на крыльцо и замахала руками, чтобы приехавшие не поднимали шума.

Из автомобиля мистера Кулпепера выскочил один из старших сыновей Лэтхэмов.

— Скажи маме, пусть быстрее возвращается. Беула заболела, и папа тоже.

Ирен, очевидно, уже стоявшая за мной, помчалась по ступенькам вниз, и единственным проявлением паники была ее поспешность. Она даже сумела помахать нам на прощание, забираясь в автомобиль возле мистера Кулпепера.

Маленькая Беула. Я облизала губы, мокрые от слез, и рукой начала искать колонну на крыльце, поддерживающую крышу. Но моя рука наткнулась на Френка. Он обнял меня, и я спрятала голову у него на груди.

Я казнила себя за то, что отправила Олли в школу, когда она уже заболела испанкой!

 

Глава 40

После объятий Френка я не помнила ничего, пока не обнаружила вдруг, что лежу в кровати, мне одновременно жарко и холодно, в горле першит, а в груди тяжесть. Но мне нужно к Олли! Я откинула одеяла или подумала, что сделала это. Они едва шелохнулись. Я застонала, прикрыв пекущие глаза.

Лоб был весь в испарине. Одежда мокрая. Я пыталась стянуть ее, чтобы поменять, но двигаться было очень больно, и я забылась в дреме. Я видела во сне тени мамы, Уилла, папы и тети Адабель. Артур и шериф Джефрис были видны более четко. И мои милые дети! Где-то вдалеке я увидела Френка, я не видела его лица, только спину, просто знала, что это он.

Наконец мои глаза открылись и уставились в темноту. Я села. Голова раскалывалась от боли.

— Я здесь, Ребекка!

— Кто?

— Френк. — Рука приобняла меня за спину. — Выпей это. — Терпкая жидкость полилась мне в рот. — А теперь спи.

— Но Олли…

— Тише… — Рука погладила мне волосы. — Просто поправляйся.

Я попыталась сконцентрироваться на его лице, но мои глаза не слушались. Поэтому я опустила голову на подушку, снова окунувшись в дремоту.

Люди, которых я любила, и те, кто любили меня, смешались вместе, говоря то, что, я знала, они никогда не скажут. В растерянности я бродила среди них, никто не обращался лично ко мне. Я всех спрашивала, что же мне делать, куда идти, но никто и головы не повернул в мою сторону. Я могла только слушать.

Я вновь проснулась, у меня болела каждая косточка. Был день, и глаза воспринимали все вокруг чуть четче. Никто не сидел на стуле возле моей кровати. Я опять приподнялась и потянулась за чашкой воды, стоящей рядом.

— Позволь мне помочь. — Чашку подняли и поднесли к моим губам руки, куда более сильные, чем мои.

— Спасибо, — сказала я и заплакала, горючие слезы вновь затуманили мне взор.

— Не плачь, Ребекка! Пожалуйста, не плачь. — Голос был похож на голос Френка.

Неужели он столь нежен по отношению ко мне? Наверное, это очередное видение, подумала я и повернулась, чтобы опять провалиться в сон в надежде, что боль, преследующая меня с каждым вздохом, прекратится.

Еще несколько кошмаров. Затем мозг распознал птичек за окном, глаза разглядели солнце, льющееся в окно. Я потянулась под одеялом и вдруг увидела шерифа Джефриса, сидящего на стуле около моей кровати.

Я резко села, вокруг все завертелось. Трясущейся рукой я схватилась за голову, пытаясь унять движение. Шериф склонился надо мной, касаясь моих щек, моего лба. Безо всякого разрешения или смущения.

Закрыв глаза, он откинулся на стуле.

— Ты нас сильно напугала, Ребекка! Ты провела в постели, не вставая, двое суток.

Из спутанного клубка воспоминаний я пыталась извлечь что-то очень важное.

— Олли?!

— Она спрашивала о тебе.

Я перебросила ноги через край кровати, заметив, что вместо ночной сорочки на мне по-прежнему надето платье. Что ж, я сберегла, по крайней мере, хоть часть достоинства.

Шериф помог мне подняться, поддерживая меня.

— Я отведу тебя к ней.

Я пыталась поблагодарить, но не смогла выговорить ни слова. Нужно было сконцентрироваться на ступеньках. Мне нужно добраться к Олли.

Френк спал на стуле возле кровати дочери, опершись локтем о стол и поддерживая голову рукой. Когда мы вошли в комнату, он вскочил.

Его смущенный взгляд шарил по моему лицу, затем глаза сузились: он уставился на шерифа.

— А что, ей уже можно вставать? — Тяжело брошенные слова.

— Лихорадка закончилась. — Тяжеловесный ответ.

Я переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь понять причину враждебности, так накалившей воздух между ними. Меня пробрала дрожь, и лица обоих мужчин смягчились, но я не обратила внимания на их заботу. Мне нужно было узнать, как Олли.

Девочка выглядела невыразимо хрупкой на большой родительской кровати. Бескровное тонкое лицо. У меня внутри все сжалось. Она умерла? Но тут я сообразила, что на ее веках и щеках нет никаких пятен. Вдруг тело малышки сотряслось от глубокого кашля. Я содрогнулась, пытаясь понять ответ на вопрос, чуть не слетевший с моих губ. Протянув руку, Френк потрогал ее лицо и шею. Затем откинулся на стуле.

— У нее по-прежнему все в порядке.

Я закачалась. Френк вскочил и, подхватив меня под руку, поддержал. Затем провел к кровати и заставил лечь возле Олли. Как только туман в моей голове рассеялся, тут же напал, как разъяренная рысь, страх.

— Где мальчики? И Дженни?! Скажи мне! — Я схватилась за Френка.

— С ними все в порядке. Они у Криншоу, болеют, но у них не грипп, точно не грипп.

Я посмотрела на шерифа, он кивнул, один раз.

— Правда? — Мой взгляд уперся в глаза Френку. Он не станет мне лгать. Не сможет.

— Я обещаю.

Я выдохнула и позволила себе расслабиться, лежа на подушке. Затем я вспомнила об Ирен — страшная весть про Беулу и ее поспешный уход.

— Ирен?

Но Френк упорно смотрел только на лицо дочери. Я задержала дыхание. Только не Ирен, пожалуйста, Господи, только не она!

Меня сотряс приступ кашля. Измученные глаза Френка встретились с моими. А шериф Джефрис нашел стакан воды. Я понемногу отпивала, пока кашель не унялся. Я подняла глаза на шерифа. Если Френк не расскажет мне про мою подругу, это придется сделать ему.

— Там доктор. — Шериф тоже отказывался выдержать мой взгляд.

Я встала с кровати, оперлась о его руку.

— Мне нужно к ней. — Несмотря на то что в моих глазах не было слез, голос дрожал. — Отведите меня к ней, пожалуйста.

Его глаза уперлись в пол.

— Пожалуйста… Генри.

Он поднял голову. Я не ожидала увидеть столько нетерпеливого предвкушения в его глазах, но я отмела в сторону всю свою нерешительность. Я должна быть с подругой, как и она была со мной.

Губы шерифа тронула улыбка.

— Возможно, ты захочешь сначала переодеться.

Если бы у меня были силы, я бы бросилась ему на шею.

Френк прошел мимо нас.

— Она никуда не пойдет, пока не поест.

Наблюдая, как мужчина направился в кухню, я не смогла сдержать улыбку.

* * *

К тому времени как я съела немного овсянки и выпила кофе, слегка обмылась и сменила белье и платье, солнце уже было высоко. Я утомилась, и мне пришлось прилечь.

— Идите вместо меня, Генри, пожалуйста. Мне нужно знать, как у них дела.

Наконец он согласился. После того как шериф забрался в машину и уехал, я села возле Олли и наблюдала, как Френк пытается напоить дочь бульоном.

Семь драгоценных дней пробежало, пока Олли, а затем и я боролись с испанкой, которая ранее забрала тетю Адабель. Дни, которые уже никогда не вернуть. Я подсчитала, что осталось всего три недели, прежде чем мне придется сесть на поезд и оставить эту семью.

— Больше не надо, папочка, больше не могу. — Шепот Олли терзал мое сердце.

Френк вытер губы дочери лоскутом ткани, затем ее глаза закрылись, и она мирно заснула.

Я расправила одеяло у девочки под подбородком. Поток слез оросил мои щеки. Я глубоко вдохнула, убрала с лица Олли прядь волос, как я делала это и тете, прижала ладонь к ее щеке, наслаждаясь ее прохладой.

Ужас моей бессменной вахты у смертного одра тети возвратился ко мне с былой силой. У Ирен сейчас та же ситуация или она сама во власти лихорадки, как я и Олли? И как там мама? Она не сможет еще раз победить грипп. А что, если папа заболел? У мамы точно не хватит сил ухаживать за ним.

— О чем ты думаешь? — Голос Френка прозвучал так мягко, что я даже не была уверена, расслышала ли я слова.

Я попыталась улыбнуться, чтобы растопить скорбь, натянувшуюся между нами.

— Думаю про маму, Уилла и Адабель.

Непроизнесенное имя Клары повисло в воздухе. Я посмотрела на Френка.

— Ирен же не умрет, правда?

— Мы можем только молиться. — Он наклонил голову, затем раздался его голос, моливший Бога даровать жизнь нашему другу.

Несмотря на то что слезы застилали мои глаза, я улыбалась, наблюдая, как он молится. Глубокая вера, сильный характер и любовь к окружающим. Есть ли лучший человек?

— Спасибо, — сказала я, когда он закончил. И подумала о том, не показалось ли мне, что его руки дрожали, когда он поправлял одеяло Олли.

* * *

— Ирен не хуже, но вот ребенок… — Шериф Джефрис стоял в дверях и вертел в руках шляпу.

Я встала, несмотря на то что голова кружилась.

— Мне нужно к ней!

Генри взял меня под руку и повел к дивану.

— Думаю, позже ты ей больше понадобишься.

Когда Френк вошел в гостиную и опустился на стул, по его заострившемуся подбородку и глубоким теням под глазами я поняла, что он не знал отдыха все эти дни, ухаживая за дочкой.

— Пожалуйста, Френк, отдохни. Я пригляжу за ней, я обещаю. — Я посмотрела на шерифа. Он был не таким разбитым, как Френк.

— Шериф Дж… Генри останется и поможет мне.

Вопреки моим ожиданиям, Френк не протестовал. Напротив, он послушно вышел из комнаты, сгорбившись, как старик под грузом проблем. У меня все внутри сжалось от желания устремиться за ним. Но я знала, что была ему не нужна. Он относился ко мне просто как к благословению, посланному ему, чтобы следить за детьми в этот час невзгод. Не больше.

Я протянула руку шерифу и заставила свои пересохшие губы растянуться в улыбке.

— Пойдемте, поможете мне ухаживать за моей девочкой.

 

Глава 41

Три дня спустя я вновь стояла на земле, на кладбище возле церкви, холодный ветер обдувал мою юбку, ноги в чулках дрожали. Брат Лэтхэм с бледным лицом застыл у свежевырытой могилы, глаза преисполнены горем.

Плечи Ирен вздрагивали от тихих рыданий. Я взяла ее под руку, и тут от страха у меня на лбу выступила испарина. Вдруг она сомлеет? Я не смогу ее удержать. Как только эта мысль пришла мне в голову, Френк подошел к Ирен с другой стороны и тоже взял ее под руку. Я улыбнулась ему, благодаря, но его лицо осталось бесстрастным, будто он сам скорбел за любимым существом вместо Ирен.

А может, так оно и было. Может быть, эти похороны олицетворяли для него похороны жены.

Брат Лэтхэм несколько раз останавливался во время службы, но все-таки смог довести ее до конца, пропеть завершающую молитву и бросить первую горсть земли на маленький детский гробик Беулы. Я вздрогнула, когда тяжелые комья земли ударились о деревянную обшивку гроба. Все было не так во время прощания с тетей Адабель — тогда шел дождь, и все было покрыто липкой грязью.

Я сжала локоть Ирен, пока она наклонилась, чтобы бросить землю по примеру мужа. И отвернулась, когда из ее руки посыпалась земля, пытаясь заглушить этот звук в себе. Затем вслед за братом Лэтхэмом я повела Ирен в церковь, ей нужно было присесть и отдохнуть, как, впрочем, и мне.

Доктор Ризингер протянул мне руку, пока Френк вел, поддерживая, Ирен. Мы вместе поднялись по ступенькам, и Френк ушел обратно к месту захоронения. В церкви я сняла с Ирен шаль, расстегнула ее пальто и провела к проходу. Она склонила голову. Там нас нашел доктор Ризингер. Он отвел меня в сторону, где нас не могли услышать.

— Ей нужно время восстановиться, телом и душой.

Я кивнула.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь.

Его усы зашевелились.

— А как же остальные, которые тоже нуждаются в твоей заботе?

— Френк позаботится о них.

— Вообще-то его я имел в виду в первую очередь. Он сам ходил по краю болезни, ухаживая за тобой и Олли.

— Он ухаживал за нами… обеими?

Его густые брови медленно задвигались вверх и вниз подобно гусеницам, переползающим через тротуар.

— Да, девочка, а ты что, не знала?

— Но шериф Джефрис… — Туман в моей голове начал потихоньку рассеиваться, и я припоминала Френка у моей кровати, тихие слова, нежные руки. Но я думала, мне все это приснилось.

Доктор покачал головой.

— Шериф смог прийти только в самом конце. Он отвез малышей к Криншоу, но у него были и другие обязанности.

Я закрыла рот, а в голове роилась тысяча мыслей. Френк заботился обо мне? Обо мне и Олли?

— Но как?.. Как он сумел с этим справиться в одиночку?

— Понятия не имею. Но он справился. Лучше, чем многие другие, должен отметить. Не спал, не ел. — Доктор вновь покачал головой. — Не мог позволить себе потерять ни одну из вас.

Ни одну? У меня сжалось горло, а взор застлали слезы. Может ли эго быть правдой?

— Ребекка? — Как древняя старуха, прохрипела Ирен, разрывая мне сердце.

— Я здесь. — Я опустилась на корточки возле нее.

Она накрыла мою руку своей и тяжело вздохнула.

— Спасибо. Я не знаю, как бы справилась без тебя. Нола Джин, конечно, хорошая девочка, но она не понимает. Меня может понять лишь мать.

Мать? Она действительно считает, что я соответствую званию матери? Я чувствовала себя слишком молодой. Такой недостойной перед лицом ее горя. Я ведь еще не дала жизни собственному ребенку и ни одного не потеряла. Правда, видя и переживая страдания Олли, я, разумеется, понимаю куда больше, чем старшеклассница.

Она сжала мою руку и выдавила еще одну улыбку.

— Бог дал и Бог взял. Я по-прежнему славлю имя Божие!

Я сжала губы. Если даже смерть ребенка не поколебала ее веры в истинность этих слов, я тоже смогу поверить, несмотря на то что желание моего сердца говорило об обратном.

* * *

Следующий день я провела в доме Лэтхэмов, надеясь помочь, хотя Нола Джин и сама неплохо справлялась. Я сидела возле Ирен, позволяя говорить ей обо всем, что приходило на ум. Когда воцарялась тишина, я задавала ей вопросы, заставляя ее отвлекаться от боли.

— Расскажи мне о Френке и шерифе Джефрисе. Они относятся друг к другу явно не очень по-дружески.

— Ох, милая, это уже старая история. Но, похоже, ни один из них не забыл. Клара всегда смеялась над ними. Адабель говорила, что они похожи на двух псов, кружащихся вокруг одной миски.

Я засмеялась. Хотя маме не понравилось бы такое сравнение.

— Что произошло?

Ирен вздохнула.

— Это произошло сразу после приезда Клары и Френка сюда. Я думаю, ты об этом все знаешь.

— Олли рассказала мне их историю. — Интересно, знает ли Ирен историю, которую Олли рассказала мне о юном поклоннике Нолы Джин?

Будто прочитав мои мысли, вошла Нола Джин с двумя чашками чая. Ирен подержала дочь за руку, прежде чем отпустить, но Нола Джин не замешкалась. Ирен отхлебнула чаю.

— Клара и Френк, когда приехали, были практически детьми и арендовали комнату в доме Джефриса.

Я подалась вперед: этого я не ожидала.

— Генри был прав по поводу их возраста, они были еще практически школьниками. Но Френк бросил учебу и пошел работать на железную дорогу, чтобы накопить денег и купить ферму. Клара и Генри часто оставались наедине. Клара вызывала симпатию своей хрупкостью. А какому мужчине не хочется быть защитником?

Полная противоположность мне, я слишком практична. Может быть, поэтому мама и пыталась устроить мою жизнь? Она боялась, что я кончу, как тетя Адабель, вдали от дома, заботясь о семьях чужих людей. Я начала грызть ноготь. Думаю, мама была права в своих опасениях.

Ирен отставила чашку и положила голову на спинку стула.

— На самом деле ничего такого не было. Но однажды Френк пришел домой довольно поздно и застал их вдвоем в гостиной, играющих в шашки, если я правильно помню. Он был молод. В гневе он дал Генри в нос. Клара была в ярости.

— И они так и не помирились?

— Генри и Френк придерживались любезного нейтралитета. Когда Френк уехал на войну, Клара и Адабель нуждались в помощи шерифа и всегда получали ее.

Это кое-что прояснило, но не объясняло того, что чувствовала я — в последнее время их вражда явно усилилась.

— Я рада, что ты рассказала мне их историю.

Ирен посмотрела мне прямо в глаза, и у меня возникло ощущение, что она видит меня насквозь.

— Будь осторожна с ними, Ребекка, с ними обоими.

У меня сжалось в животе, а во рту пересохло. Я одним глотком допила остатки чая, жалея, что не могу рассказать Ирен обо всех своих страхах и сомнениях. О Генри. О Френке. О том, как мучаюсь, не понимая собственного сердца. Но сейчас ее собственная ноша была слишком тяжела, а потому я промолчала. Относя пустые чашки на кухню, я поняла, что намеки Ирен испугали и в то же время взволновали меня.

 

Глава 42

В следующее после похорон его младшей дочери воскресенье брат Лэтхэм читал на службе шестую главу Евангелия от Матфея. В моей памяти засела тридцать четвертая строка: «Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы».

Легче сказать, чем сделать. Мои мысли постоянно возвращались ко все уменьшавшемуся количеству дней, а Френк все продолжал отказываться обсудить с детьми вопрос о моем скором отъезде. Я пыталась заставить себя не думать о Френке, Генри и Ирен и о том, как тяжело мне будет покинуть Олли, Джеймса, Дэна и Дженни!

Сердце мое таяло, когда я наблюдала за тем, как с каждым днем меняется Дженни. Моя деточка. По крайней мере, я считала ее своей. И это делало борьбу с волнением еще более сложной. День переходил в ночь. Ночь в день. Каждая птичка взмахом крыльев напоминала мне о том, что Господь заботится обо мне, знает о каждом порыве ветра, указывающем мой путь и меняющем его направление. И Он знал, сколько еще дней мне будут рады в этом доме.

Поэтому, когда несколько дней спустя я услышала шум приближающегося автомобиля, то велела себе не волноваться. Вытерла руки и вышла на боковое крыльцо. У автомобиля был иной звук, нежели у мотора шерифа Джефриса, но кто это мог быть, кроме него? Я молила Бога, чтобы он прояснил мое будущее. Был ли это Его ответ? Что скажет Генри?

— Будь со мной, Господи! — Я взяла на руки Дженни, благодарная, что мальчики «помогали» папе на самом дальнем от дома поле.

Мотор заглох, и автомобиль остановился. Я пощипала щеки, чтобы они порозовели, и вышла во двор, надеясь, что трава заглушит звук моих шагов. Дженни хлопала в ладоши и смеялась. Я прижала ее к себе, и мы обошли дом.

Но я не узнала двухместное авто с откидным верхом, припаркованное у забора, как, впрочем, и человека, сидящего за рулем. Он свистнул и указал на другого мужчину, стоящего у входной двери. Мужчина обернулся.

— Вот ты где! — Артур торопливо спустился по ступеням, пока я застыла от неожиданности.

Он выглядел серьезным, даже торжественным. Его руки раскрылись, чтобы обнять меня, затем опустились.

— Что ты здесь делаешь, Артур? — В моем голосе сквозила скука, я едва узнавала себя. Мое сердце билось совершенно спокойно.

— Я, ммм… — Он посмотрел на своего друга в авто, затем подвинулся ближе и чуть наклонился к моему уху. — Нам нужно поговорить.

— Так говори! — Я пересадила Дженни на другую руку.

Он откашлялся и переступил с ноги на ногу.

— Послушай, Ребекка, я тут думал… — Его взгляд остановился на Дженни, затем он упер его в землю. — Я был слишком резок в отношении детей и всего остального. Мы можем сделать так, что все получится. Я понимаю, что ты нужна этим детям, чтобы позаботиться о них еще некоторое время. — Он склонил голову набок и сощурил глаза. — Но их отец скоро будет дома, правда?

От внезапно возникшего подозрения я вопросительно подняла брови.

— Что случилось, Артур?

Он провел рукой по светлым волосам, они еще больше отросли с момента нашей последней встречи.

— Меня официально уволили. Я подумал, может быть, ты и я… мы могли бы… осуществить вместе все то, о чем говорили?..

Слова, которые я так мечтала услышать, только что сорвались с его языка, но я больше не питала нежных чувств к Артуру. И я прочитала в его глазах много больше, нежели он подозревал. Как однажды, я уверена, Клара прочитала все в глазах Френка. Разница была только в одном: она увидела добро — свое будущее. Я же, напротив, почувствовала опасность в Артуре.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, глядя на него сверху вниз.

Он выглядел смущенным.

— Пожениться, Ребекка. Ты же этого хотела?

Про себя я вскричала, что все, чего я хотела, изменилось, но я не выплеснула наружу свои эмоции, решив для начала по крайней мере убедиться, что он действительно подразумевает то, что говорит.

Я проглотила свой страх и спросила:

— А что случилось с твоей невестой? Ты вообще-то мне этого так и не объяснил.

Он нахлобучил шляпу, глянул на своего друга, ожидавшего в машине.

— Послушай, мне нужно идти. Я взял машину напрокат и все такое… Я скоро вернусь. — Он коснулся губами моей щеки и ушел.

Его друг завел мотор, и они, не оглянувшись, укатили.

Шокированная, я уставилась им вслед. Странность в поведении Артура поразила меня. Возможно, он действительно имел в виду то, что сказал. Может быть, я снова смогу научиться любить его и доверять ему. Но получится ли у меня воскресить мечту, теперь похороненную под давлением моей привязанности к этим детям и их отцу?

Мы пошли к боковому крыльцу, Дженни и я. Я усадила малышку на стул, закрепив ее так, чтобы она не упала, налила сливки в маслобойку и позволила всем моим сомнениям взбивать их, превращая в масло. При этом я напевала популярную песенку о том, что «война уже закончилась», хотя во мне бушевало невиданное сражение, сродни тем, которые пришлось пережить нашим ребятам на фронте. Я следовала своему сердцу, и мои мечты разбились, как стекло о гранит, и не единожды, а дважды. И теперь Артур появился снова. Был ли он планом Господа для меня?

Он разбил мое сердце, так и не объяснив ничего толком про свое предыдущее обручение. Я начала работать с удвоенной силой.

Что скажет мама, если я вновь буду с ним? А Ирен? Френк, я была уверена, будет рад избавиться от меня. А что же шериф Джефрис?

Увы, результатом моих размышлений стали не ответы, а еще больше вопросов. Вопросы и глыба масла под прессом.

* * *

Спустя долгое время после того, как дети пошли спать, я сидела за столом тети Адабель и грызла кончик пера. Моя рука отказывалась писать: «Мама, Артур вернулся».

Давным-давно, когда я была маленькой девочкой, я мечтала о дне своей свадьбы. Я вхожу в нашу маленькую церковь в Даунингтоне, держа под руку папу. Затем он передает меня моему мужу. Мамины розы украшают мои волосы и весь алтарь. После церемонии мы дома едим торт и пьем лимонад, наши друзья и соседи желают нам благополучия. Этот мужчина без лица стоит рядом со мной, держит за руку и прекрасно ладит со всеми. Он без труда вписывается в мой мир, а я в его.

Но я больше не могла представить лицо Артура в этой картинке, как бы сильно я ни старалась. Мысль о его уклончивости в обоих случаях, включая тот день на аэродроме, заставила меня содрогнуться.

Непрошеным возникло лицо Френка. Его горе на кладбище. Любовь, искрившаяся в его глазах, когда он слушал разговоры детей за обеденным столом. Ощущение его руки на моем лбу, когда я лежала в горячке.

Я опустила перо, пытаясь заставить свои мысли не брести по дорогам, ведущим в никуда. Но все равно не могла принудить себя вновь отдаться мыслям об Артуре. Как бы ни было больно это признавать, я позволила своему сердцу быть завлеченным болтливым языком и смазливым личиком. Я думала, что он — воплощение всего хорошего и благородного, но его поступки показали мне, что все с точностью до наоборот. И теперь я знала, что не смогу пожертвовать своей мечтой о хорошем человеке ради обещания приключений.

Неутомимые ноги отнесли меня к окну. Я подняла ставень достаточно, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха и услышать звуки ночи. Птичка зачирикала, другая ответила. Я заметила ярко-красное крыло и поняла, что это пара кардиналов, которые устроили гнездо в раскидистых ветках розы, вьющейся по забору. Они обсуждали свой дом? Детей? Они почирикали еще немного, а потом замолчали.

С тоской столь глубокой, что она удивила меня, я осознала, что пришло мое время вить гнездо, даже если это и означало отложить в сторону так долго вынашиваемые амбициозные планы. Артур больше не вписывался в эту картинку. Я знала, что мое сердце не примет и шерифа Джефриса, несмотря на все его старания.

Я вернулась обратно к столу. В углублении стола передо мной лежали письма Френка. Несколько написанных его жене, больше тете Адабель, парочка мне. Я достала фотографию, которую я когда-то изучала, не зная того, кто на ней изображен. Теперь, благодаря хорошо знакомой улыбке, Френка было легко узнать даже с такого расстояния. Я пробежала пальцами по черно-белому изображению. Если быть честной, то больше всего я хотела именно того, чего, я поклялась, у меня никогда не будет!

И если я не смогу получить то, чего с такой силой и неистовством желало мое сердце, ни на что меньшее я не соглашусь. Я доверюсь Господу, нежели вновь увлекусь очередным смазливым лицом и обещаниями приключений.

Я положила перед собой листок бумаги.

Артур,

Ребекка.

мы не можем быть вместе. Ни сейчас, ни когда-либо потом. Я неуверена, что у нас вообще что-то получилось бы. Пожалуйста, забудь, что мы однажды встретились.

Я подождала, пока чернила высохнут, и еще раз перечитала написанное. Немного жестко, но вполне заслуженно. Я вложила письмо в конверт и в последний раз адресовала его Артуру Сэмсону. Я желала лишь одного: чтобы он получил его так же быстро, как и телеграмму, и чтобы я была уверена, что все закончилось. Но отправить телеграмму — это было бы жестоко, кроме того, это ненужные расходы. Я могу быть терпеливой.

Вернувшись в гостиную, я взяла Библию и читала, пока не начала дремать. Затем я взобралась наверх и стала на колени у кровати.

— Помоги мне быть терпеливой, Боже! Помоги мне довериться Тебе! — Слова закончились. Стоя на коленях в темноте, я поняла, что, отдавая свой путь в руки Господа, я согласилась на путешествие в неизведанное. Благоговейный страх проник в мое сердце.

Может быть, я не так уж жаждала приключений, как полагала.

 

Глава 43

Три дня спустя Дженни заплакала, протестуя, когда я положила ее в колыбель для ежедневного полуденного сна. Ее ручки потянулись ко мне, будто она знала, что мне осталось лишь две недели держать ее.

— Все в порядке, малышка. — Я обняла ее, она успокоилась, но, когда я попыталась снова уложить ее, истерика возобновилась. Без слов, она просто плакала. Если бы только она могла мне сказать, что ее беспокоит!

Но она не могла. Поэтому я взяла ее на руки и легла в детскую кровать.

— Я тоже буду спать, Дженни! — Она успокоилась и, свернувшись калачиком, прижалась ко мне, будто так и надо.

Сквозь щели ставень закрытого окна пробивался солнечный свет, нагревая комнату. Через несколько минут дыхание ребенка стало ровнее. Я расслабилась, и сама начала дремать.

Из сна меня вырвал гудок автомобиля. Я подхватилась, помчалась вниз и распахнула входную дверь, намереваясь немедленно прекратить шум, чтобы не разбудить малышку.

Артур!

У меня сперло дыхание, а страх начал нарастать. Разве он не получил моего письма?

Он стоял около большого гоночного автомобиля, одна рука на клаксоне, нога небрежно заложена за ногу. Прежний Артур, полный чванства. В щеголеватом костюме вместо армейской формы, шляпа сдвинута назад, удовлетворенная улыбка на лице.

— А вот и я! — Он раскрыл объятия.

Я отскочила назад.

— Мы с Дядей Сэмом хорошо расстались! — Он прошел по дорожке и остановился на первой ступеньке крыльца. — Теперь я настоящий гражданский. Мама была так рада, что я женюсь, что купила мне новый автомобиль и костюм!

— Разве… разве ты не получил моего письма? — Мои пальцы крепко переплелись, как и узел в моем животе.

— Да ладно, малышка! Неужели ты думала, что я восприму его всерьез?

— А следовало. Я имела в виду именно то, что написала!

Он поднялся по ступенькам.

— Да ладно тебе! Сегодня День святого Валентина! Ты знаешь, что ты моя избранница, Ребекка!

Скрестив руки на груди, я попятилась к двери.

— Я не знаю этого, Артур. Все, что я знаю: у тебя была невеста, а сейчас ее нет. Ты, кажется, думаешь, что можешь одну девушку поменять на другую так же легко и просто, как сменил военную форму на костюм.

В его глазах промелькнула настороженность, которую я заметила и во время его прошлого визита.

— Но ты должна выйти за меня, Ребекка! Что мама скажет, если я не женюсь?

— Но ведь это не моя проблема, правда?

Его глаза сузились, лицо приняло угрожающее выражение.

— Но она думает, что я женюсь!

Я, не мы!

Родившаяся в моей голове мысль была мягкой, как свежая ириска, и я обдумывала ее так и этак. Затем, склонив голову набок, я посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты рассказал своей маме обо мне или о той девушке? — Мысль оформилась и затвердела, как кусок рафинада. Я сделала шаг ему навстречу. — Ты обещал маме, что скоро женишься, и обязан сдержать обещание? Но невеста покинула тебя, не так ли? Поэтому ты прибежал за мной?

Он отступил назад, рот приоткрылся, глаза широко распахнуты.

Я кивнула в сторону его новой машины.

— Это часть сделки? И одежда тоже? Может быть, и деловое предложение? Я права, Артур, не так ли?

Углом глаза я заметила какое-то движение. Френк подходил к дому сбоку, в руках мяч для бейсбола и перчатка, мальчики снуют у его ног.

— Здравствуйте. — Френк стал рядом и протянул мяч и перчатку безмолвному Джеймсу. — Я полагаю, мы не знакомы.

Мои губы задеревенели, и я с трудом процедила:

— Это Артур Сэмсон. Артур, познакомься, это Френк Грешем.

Артур сощурил глаза, когда Френк приблизился к нему с протянутой рукой.

Он скосил на меня глаза и слегка покраснел.

— А, это отец ребятишек. Очень приятно познакомиться, мистер Грешем.

Он пожал руку Френку.

— Знаю, что Ребекка очень рада вашему возвращению. — Он подошел ко мне, обнял за талию и притянул к себе. — Мы ждали вашего возвращения! Видите ли, мы обручены и собираемся пожениться.

Улыбка Френка погасла, он посмотрел на меня.

— Ты должна была предупредить меня, Ребекка, когда я вернулся домой. Мне неприятно думать, что я заставил мужчину ждать дольше необходимого, прежде чем воссоединиться с невестой.

Сжав губы, я вырвалась из требовательных объятий Артура, желая, чтобы мой взгляд испепелил его.

— Я не обручена с этим человеком. Я ему сказала, что между нами все кончено. Я не знаю, зачем он здесь. У меня с ним нет никаких дел!

Голубые глаза Френка потемнели, когда он посмотрел на Артура.

— Это правда?

— Ну что ж, я… — Артур поправил отвороты пиджака и галстук. — Я не думаю, что она действительно так считает! — Вернулась его прежняя ухмылка, будто они с Френком давно дружат. — Просто размолвка влюбленных.

Его рука вновь требовательно обхватила мою талию. Я попыталась вырваться, но его пальцы ухватились за меня.

— Вы же знаете этих женщин, говорят одно, а подразумевают другое.

Я высвободилась из его хватки, сжав кулаки, грудь высоко вздымалась, как у разъяренного быка.

Френк встал между нами, под рубашкой с закатанными рукавами заходили бугры мускулов.

— Я так не думаю, сынок. Мне кажется, что обычно женщины говорят именно то, что думают. И я не видел, чтобы Ребекка поступала иначе.

Выглянув из-за плеча Френка, я увидела, как кровь отлила от лица Артура, превратив его скорее в алебастровую статую, нежели в живого обычного мужчину. Он попятился назад по дорожке, стукнулся о забор, нашел ворота, затем дверь своей блестящей машины.

— Да, сэр. Возможно, я был не прав, сэр.

Я заулыбалась, наблюдая, как Артур топчется вокруг машины и тянется к дверце.

— Может быть, вам помочь? — По веселым. ноткам в голосе Френка я сразу же догадалась, что в его глазах пляшут искорки смеха.

— Нет, спасибо. — Артур сел за руль, похожий на мальчишку, которого застукали за курением в амбаре. Он завел машину, шины взвизгнули, и автомобиль покатил в сторону города.

Френк вскинул руку на прощание.

— Было действительно приятно познакомиться.

Я стояла рядом со своим защитником, пока поднятое колесами машины Артура облако пыли оседало вокруг нас.

— Надеюсь, я не напугал твоего молодого человека. — Френк смотрел вслед отъезжавшему автомобилю.

— Он не мой молодой человек.

Френк медленно повернулся, подняв брови, будто вопрошая, говорю ли я правду. Моя бравада закончилась так же быстро, как воздух в проколотой шине.

— Я думала, он был таковым, когда-то. Но я давно осознала, что была неправа. — Я заколебалась, внезапно смущенная всей этой историей.

Между нами влез Джеймс.

— Мы уже можем идти играть в мяч, папа?

Френк не сводил с меня взгляда еще несколько мгновений, потом взъерошил волосы на голове сына.

— В любое время, когда ты будешь готов, сынок.

* * *

Следующая суббота была ясной и теплой, будто началась ранняя весна. Тихо напевая, я работала, непрерывно снуя между столом и плитой. Бекон, яйца, бисквиты и соус. Что подвигло меня приготовить такой завтрак?

Френк сел во главе стола, потирая руки.

— Ух ты! Пахнет, как на Рождество!

— Папочка, — воскликнула Олли, — на Рождество пахнет корицей, а не беконом и бисквитами!

Френк засмеялся, заправляя салфетку за ворот рубашки.

— Так и есть, Олли, так и есть! Но, думаю, этот завтрак тоже отлично пахнет!

Дженни взвизгнула и потянулась за бисквитом. Олли вскочила и отодвинула тарелку подальше от сестры. Я поставила на стол новую порцию масла и села. Френк благословил еду и начал накладывать в тарелки сыновьям.

Это казалось таким правильным: все шестеро сидят за одним столом и наслаждаются трапезой. Я поставила локти на стол, уперлась подбородком на руки, сложенные лодочкой, и наблюдала. Френк поднял голову, в его глазах ясно читался невысказанный вопрос: «Что? Что ты на нас так смотришь?»

Я пожала плечами, надеясь, что мои глаза не столь очевидно отражали мои мысли.

Френк отхлебнул кофе, запивая яйца, и откашлялся.

— Я подумал проехаться сегодня в Таррелл.

— Всем проехаться? — Олли практически заорала.

— Да, дорогая, конечно, всем!

Олли повернулась в мою сторону.

— Таррелл, Ребекка! — Ее широко распахнутые глаза сказали мне, что она имела это удовольствие и ранее, и давно желала насладиться им вновь.

— Как тебе это предложение, Ребекка? — Слова Френка заставили всех устремить на меня взгляды. — Ты сможешь всех собрать?

Я отложила вилку в сторону, завтрак вдруг стал комом у меня в животе. Он подразумевает, что это прощальная вечеринка? Может быть, он собирается сообщить детям, что через две недели я сяду на поезд и исчезну из их жизни?

Френк улыбнулся мне и отставил тарелку.

Я тяжело выдохнула и выдавила ответную улыбку.

— Я всех соберу. Олли поможет.

— И я тоже! — Мальчики взревели одновременно.

Хлопнув себя по колену, Френк встал.

— Тогда я быстро управлюсь со своими утренними делами.

Когда он ушел с кухни, я убрала его пустую тарелку и свою — практически полную. Конечно, Таррелл не такой большой город, как Даллас, но, если судить по тому, что я слышала, там намного больше достопримечательностей, нежели в Даунингтоне и Пратер Джанкшене.

Если я обречена прожить всю жизнь в Даунингтоне, то ни за что не упущу эту последнюю возможность развлечься!

* * *

Мы въехали в Таррелл, возглавляемые своенравным Дэнди. Мы были не единственными на лошади — в повозке или, как другие, в фургоне, — но было и довольно много машин, стремглав переезжающих улицу. Дэнди то и дело дергался.

Френк натянул вожжи, держа голову коня покрепче.

— Времена меняются, не так ли?

Я глубоко вдохнула:

— И ты будешь меняться вместе с ними?

— В той части, которая покажется разумной, — пожал плечами Френк. — Некоторые вещи вечны, а некоторые проходят в мгновение ока. Я буду адаптироваться к тем переменам, которые придут навечно, просто мне понадобится время, чтобы понять, какие именно.

Я размышляла о его словах, пока скрип кожаных ремней и цокот копыт переплетался с пыхтением двигателей, а запах бензина смешивался с запахом лошадей и навоза. Раньше я наверняка бы запротестовала, услышав о такой предосторожности в действиях. Сейчас же я раздумывала: а может, в этом больше мудрости, чем в моем бесшабашном стремлении ко всему новому и яркому?

— Конечно, если голосование за новые дороги пройдет успешно, я тоже, возможно, испытаю желание немедленно присоединиться к повальному увлечению автомобилями.

Я мысленно помолилась об успехе выборов и тут же одернула себя. Меня не будет здесь, чтобы насладиться новыми дорогами! Как, впрочем, и автомобилем, который Френк решит купить.

Дэнди продвигался все дальше в центр города. Я вертела головой во все стороны, жаждая увидеть все, что предлагал город. Большой отель, несколько бакалейных магазинов, аптек. Магазины с автозапчастями и тут же, практически рядом, магазины со сбруей. Железнодорожное депо.

— Ой, что это? — Я указала на большое здание впереди, украшенное большими колоннами на входе.

— Библиотека имени Карнеги, — ответил Френк.

— Мама однажды водила меня туда, — прошептала сзади Олли.

Я прикусила губу, растерявшись и не зная, как реагировать на такой ответ. Ведь вот она, правда жизни. У них была мать. Ее помнили Олли, Джеймс и, возможно, Дэн. Я тяжело сглотнула и посмотрела на Френка. На его лице не было какого-то определенного выражения.

— Что ты помнишь про тот визит, дорогая? — спросила я Олли.

— Ряды и ряды книг! И мне все время говорили быть тише!

Я засмеялась. Не смогла сдержаться. Думаю, что и мне мама

делала бы замечания.

Мы приехали на Мострит, Френк повернул Дэнди к почте, и мы выбрались из повозки. Френк посадил Дженни себе на плечи, она хлопала в ладоши и улыбалась. Я взяла Дэна за руку.

Люди толпились возле витрин. Я была уверена, что таращилась, как настоящая деревенщина, пока мы ходили взад-вперед по тротуарам; я едва удерживала вырывающегося Дэна. Мой день в Далласе не был заполнен такими чудесами, только ожиданиями, а затем разочарованием. Но сегодня Олли и Джеймс шли рядом со мной, радостные, с широко распахнутыми от удивления глазами. И я с удовольствием поддержала их энтузиазм.

Наши странствия мы закончили у киоска с газированной водой. Достав платок, я вытерла с наших лиц пот и грязь. Френк заказал три порции, я поделилась с Дженни, Френк с Дэном, а Олли с Джеймсом. Пока мы отдыхали и смеялись, удовлетворение на лице каждого радовало и одновременно сжимало мое сердце.

Джеймс допил последние капли в своем бокале и протяжно выдохнул.

— Ну что, хороший день, сынок?

Джеймс кивнул.

— Семейный день.

Я задержала дыхание и позволила своему взгляду лишь на мгновение остановиться на лице Френка, прежде чем дрожащими пальцами расправить платьице Дженни. А он просто улыбался сыну. Что это означало? Ему нравилась мысль о том, чтобы считать нас семьей? Возможно, наблюдение за счастьем детей всколыхнуло в мужчине ощущение собственного счастья. Я задавила в себе надежду, напомнив, что я была не той женщиной, которую он желал.

Френк хлопнул ладонями по коленям и встал.

— Думаю, нам лучше отправляться в обратный путь, пока солнце не решило, что уже вволю потрудилось и пора в кроватку.

— Папочка, — Дэн взял отца за руку, — ты разве не знаешь, что у солнца нет кроватки?

— Ах… — Лоб Френка нахмурился, когда он посмотрел на поднятое кверху личико сына. — Разве нет?

— Нет! Бекка говорит, что на ночь солнце переходит в другую часть света.

— Вот как! — Френк поднял брови, посмотрев в мою сторону. Почему, ради всего святого, я покраснела и отвернулась?

— Ну что ж, тогда давайте его догонять, пока оно еще здесь!

* * *

Пока Дэнди вез нас домой, дети задремали один за другим. Я молчала, впрочем, как и Френк. Неужели комментарий Джеймса озадачил нас обоих? Эта мысль иглой засела в моем сердце, ответа я не знала. Вместо этого я подумала про маму.

Я не получала от нее ничего с того момента, как она вернулась домой. Я ожидала длинное письмо, описывающее мою детскую глупость и сетующее на то, что я осталась с семьей Френка, но так ничего и не пришло. Ее остановил отец, или она просто не хочет говорить со мной? Имеет ли это для меня сейчас значение?

У нее было собственное мнение по поводу того, на что должно быть похожим мое будущее. Но, несмотря на все ее предложения, я так и не обрела мира, которого жаждала. Хотела она это принимать или нет, но у меня теперь была собственная жизнь. И я должна прожить ее сама, самостоятельно принимая решения. Господь хочет, чтобы я прислушивалась к Нему и повиновалась.

Но дни проходили за днями, и я чувствовала, что боюсь Его указаний. Все больше и больше я раздумывала: а вдруг Он на маминой стороне, и я обречена вернуться домой?

* * *

— Я молилась о тебе, — промолвила Ирен после службы в церкви на следующее утро. На ее лице уже не было прежнего веселья, которое неотлучно сопровождало ее до кончины Беулы. Выражение лица стало серьезным и будто ищущим что-то.

Я поерзала на сиденье, впервые почувствовав себя неуютно в компании подруги.

Ирен села рядом.

— Как дела на ферме?

— Нормально. — Я не могла смотреть ей в глаза, поэтому расправила юбку, скрестила ноги и прижала сумочку к себе.

Она положила свою руку на мою.

— Я все еще молюсь.

Я кивнула, так и не взглянув на нее, мой взгляд остановился на ее руке, пока она не убрала ее.

В конце прохода появился шериф.

— Ребекка?

Чуть встряхнув головой, я согнала меланхолию и послала мужчине свою самую лучезарную улыбку. Он улыбнулся в ответ и, положив мою руку себе на предплечье, проводил из церкви на улицу. Был пасмурный день, скорее зимний, нежели весенний.

— Можно я заеду на этой неделе? — Его жаждущие глаза испугали меня. Я должна сказать ему, что скоро уезжаю.

— Я… да, думаю, это будет неплохо. — А что еще мне оставалось ответить? Пожалуйста, не проси меня дать то, что я не могу. А может быть, я только воображала этот вопрос в его глазах? Может быть, он просто нуждался в друге? Я положила руку ему на плечо. — Пожалуйста, приезжайте, это всегда приятно.

 

Глава 44

Шериф Джефрис постучал в кухонную дверь следующим вечером, после ужина. Его шляпа привычно вертелась в руках, он облизывал губы. Френк и дети перешли в гостиную, пока я налила кофе и села за стол напротив шерифа. Сердце мое безумно колотилось. Уже давно я не чувствовала себя так неуютно в присутствии Генри.

— Я тут думал… — Мужчина уставился в чашку, будто хотел прочесть свои следующие слова на темной поверхности.

Из гостиной донесся низкий смех Френка. Ноги мои хотели вскочить и бежать туда, чтобы немедленно узнать, какие детские проказы вызвали такое восхищение, но я осталась сидеть.

Генри достал бумагу из внутреннего кармана пиджака и положил ее на стол.

— Что это? — Я раскрыла ее, и от написанного у меня перехватило дыхание. — Техасский рейнджер!

Он кивнул, глаза сияли гордостью.

— Это все благодаря тебе, Ребекка!

— Мне? — Я прикусила губу, пытаясь сдержать слезы. Генри будет следовать своей мечте!

— Я никогда не попытался бы, если бы ты не поощрила меня!

Потянувшись через стол, я пожала ему руку, прежде чем осознала, что делаю. Я тут же отдернула руку, будто прикоснулась голыми руками к рукоятке замерзшего водяного насоса.

Но Генри удержал мою ладонь.

— Я люблю тебя, Ребекка! Я думаю, с той самой минуты, как подхватил тебя на станции.

Я задержала дыхание, жалея, что мне придется разочаровать этого мужчину.

— Поехали со мной! Выходи за меня замуж! — Его глаза искрились надеждой.

Я вспомнила урок вождения и ужин в доме Ирен. У Генри Джефриса была тяга к приключениям, но он хотел спокойную, благонадежную жену. Жену, которую следовало баловать и о которой нужно было заботиться, такую, как, например, Клара Грешем. Я не была уверена, что могу стать такой женой, как, впрочем, и покорной дочерью, о которой мечтала мама.

Я высвободила руку, жалея, что никак не смогу смягчить своих слов.

— Я не могу.

Он откинулся назад, будто я ударила его.

— Мы не подходим друг другу, Генри. Мы придем к тому, что станем презирать друг друга. В конце концов.

Он покачал головой.

— Этого не случится, Ребекка. Я сделаю все, что захочешь, и стану тем, кем ты захочешь!

Полная противоположность Артуру! Почтительный, заботливый, говорит, что любит меня!

— В этом-то и проблема, Генри! Ты не должен меняться ради меня. — Почему я не могла испытывать к нему такую же привязанность? Почему Господь обрек меня заботиться о тех, кому и дела не было до меня?

— Все в порядке? — Френк заглянул в кухню и посмотрел на меня. Ох, эти голубые глаза, полные страсти и любви к своей семье.

Я вскочила из-за стола и выбежала на улицу, помчавшись к сараю. Я влетела в помещение, услышала, как Дэнди, Том и Хак валяют дурака в хлеву, как в своем стойле мычит Старый Боб. Подобрав юбки, я взобралась по лестнице на чердак и, всхлипывая, раздумывала: вдруг я только что отвергла свой последний шанс стать счастливой?!

* * *

Подсчитав, что осталось одиннадцать дней, я решила держаться на расстоянии от семьи. Френк ничего не спрашивал. Он просто взял три больших куска кукурузного хлеба, чашку кофе и ушел — в хлев или на поле. Он не потрудился сообщить, куда именно.

Я была рада убежать от него, потому что, как ни журила я свое сердце, оно неизменно учащенно билось в его присутствии. А он уже давно ясно дал понять, что не имеет по отношению ко мне никаких намерений. И теперь я отказала двум достойным молодым людям, у которых были такие намерения! Возможно, он считал меня молодой и глупой. Вероятно, хотел, чтобы я уехала. В конце концов, он же сказал, что мне не нужно вечно заботиться о его детях! Впрочем, я не видела никаких доказательств того, что он собирается вновь жениться и подарить детям мамочку. Что же было у него на уме?

Из-за мыслей, вихрем кружащихся у меня в голове, я то и дело громко стучала кастрюлями и резко отдавала детям приказы. Храбрость теплилась во мне, пока я верила, что вылью на него все мысли в ту же секунду, как он войдет в дверь. Но я знала, как он отреагирует: постоит тихонько, застенчиво улыбнется, будто не хочет никого обидеть, оставит меня закусившей губу и отвернется, делая вид, что не заметил, как румянец заливает мне шею.

Всю неделю я терпела, пока мне не стало казаться, что мое сердце вот-вот выскочит из груди. Что-то должно измениться! И, судя по всему, катализатором этих перемен должна стать я сама!

Утром Олли умчалась в школу, Джеймс и Дэн выбежали за дверь.

— Стоять! — крикнула я.

Их плечи поникли, головы опустились на грудь, когда они вернулись.

— Возьмите Дженни с собой!

— Почему? — спросил Джеймс.

— Потому что я так сказала!

Я привела малышку на крыльцо и вложила ее ручку в руку Джеймса. Мальчик возмущенно фыркнул, но тут Дэн стал на колени возле сестры и посмотрел ей в лицо.

— Ты можешь играть в «плохого парня», хорошо?

Мне хотелось засмеяться и заплакать одновременно, пока я спускала малышку по ступенькам. И все же я хотела, чтобы это бесконечное ожидание закончилось. Мне было нужно, чтобы оно закончилось!

Дети повернули за угол, направляясь к переднему двору. Я побежала в противоположную сторону. В сад, раскинувшийся за домом. В самом дальнем углу на земле, которую Френк приготовил для посадки, я упала на колени и закрыла лицо руками.

— Я так долго ждала, Боже! Что Ты хочешь от меня? — Мое слабое и тоскующее сердце кричало о помощи. Было прохладно, но я не пошевелилась. Я молилась, отчаянно желая, чтобы мне указали путь.

Господь привел меня в это место, к этой семье! Тетя Адабель была уверена в этом, как, впрочем, и я. И до сих пор я верила, что это Он просил меня остаться. Нельзя было, конечно, отрицать и то, что появились, пусть и непрошено, новые стимулы внутри меня.

Я не собиралась мучить ни Генри Джефриса, ни Френка, хотя одному из них я была нужна, а другому — нет. И во мне не было желания и дальше терзать свое сердце, полюбившее этих детей, болью. Но ведь они нуждались во мне? Или мне просто хотелось в это верить?

Чем больше я молилась, тем острее чувствовала, что должно произойти.

— Почему, Господи, когда поступаешь правильно, это так тяжело?

Он не ответил, но Ему все было известно о моих страданиях. Он сам, повинуясь высшей воле, расплатился собственной кровью.

Не заботьтесь о завтрашнем дне…

Глубоко вдохнув, я стряхнула с юбки грязь и пошла обратно в дом — готовить обед.

Я знала, что должна сделать, как бы это ни было мучительно. Пожалуй, прогулка по свежему воздуху пойдет мне на пользу. Я могу спокойно прогуляться в город, не спеша, как в тот день, когда Дэн поранил себе голову. Я смогу насладиться одиночеством, физическим напряжением и последним ароматным зимним воздухом. Когда я приду в город, то пошлю срочную телеграмму, уведомляя родителей, что еду домой.

* * *

Я поставила на стол свиные ребрышки, но не села обедать. Вместо этого я сняла фартук и надела шляпу.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если я отправлюсь в город — у меня есть несколько заданий, которые мне следует выполнить. Я не задержусь надолго.

Френк и мальчики выглядели несколько ошарашенными, но не протестовали. Поэтому я поспешила уйти. Но мое наслаждение прогулкой оказалось куда меньше, чем я пыталась себя убедить.

Написание телеграммы не заняло много времени: «Приезжаю завтра. Ребекка». Больше никаких пояснений не нужно. Незнакомый мне мужчина скопировал текст телеграммы. Хорошо, что никого не было рядом, чтобы полюбопытствовать, какое дело привело меня на почту.

Я достала деньги из бумажника, папины деньги. Вполне достаточно, чтобы оплатить телеграмму и поменять билет. Я собиралась оставшиеся предложить Френку: за Даллас и подарки на Рождество. Или, может быть, я вышлю деньги позже.

Моя нижняя губа чуть-чуть дрожала, и я прикусила ее. Никто не должен видеть моей боли! Уезжая, я оставляла здесь часть себя.

Я слышала ужасные истории про солдат с ампутированными конечностями, которые еще очень долго после операции испытывали в них мучительные боли. То же самое будет и с моим сердцем, оно будет страдать и болеть, тоскуя по Френку и его детям, вне зависимости от того, как долго я не буду их видеть.

Френк сможет нанять новую домработницу, кого-то вроде моей тети. Он сможет вновь жить в своем доме, спать в собственной кровати, находиться с детьми с утра до ночи. Думаю, что и я выживу, хотя сердце мое сейчас — словно старое платье, разорванное мамой на тряпки. Я представляла себя именно таким платьем: когда-то прекрасным, а теперь обреченным вытирать грязь под ногами.

— Побольше бы времени! — прошептала я про себя, пока дорога к дому тянула и одновременно отталкивала меня. — Как бы я хотела, чтобы у меня было больше времени!

Глубокое дыхание немного успокоило меня. Размеренным шагом я приблизилась к магазину мистера Криншоу, остатки отцовских денег были зажаты у меня в руке.

Мистер Криншоу обернулся, когда я вошла.

— Сегодня сами?

Тут я заметила шерифа Джефриса. Он побледнел, нахлобучил шляпу и быстро ушел. Я смотрела ему вслед, пытаясь проглотить, пропихнуть куда-то внутрь, поглубже, всю скопившуюся боль.

— Чем я могу вам помочь? — Дружелюбное лицо мистера Криншоу вернуло меня к реальности.

— Мятные палочки, пожалуйста, и… — Я обвела взглядом полки. — Две расчески, кружевной платок и кружевной нагрудник. — Я выложила оставшиеся банкноты на прилавок. Возможно, эти пустячки смягчат горечь расставания.

Когда мистер Криншоу завернул мои покупки, последняя попытка отсрочить то, что должно случиться, была исчерпана. Тяжелой походкой я шла обратно к ферме Френка Грешема. Идя этим одиноким путем, я позволила своим плечам повиснуть, а ногам вязнуть в пыли.

Вдруг, прервав мои размышления, перед мысленным взором предстало лицо тети Адабель, с багровыми пятнами на бескровном лице. Женщина, которая любила людей, особенно эту семью. Она использовала последний из отпущенных ей вздохов, чтобы поручить их мне.

Господь послал тебя!

Слова, которые и поддержали меня, и в то же время бросили вызов.

Зная, что мама любит меня, я боялась возвращаться вновь под ее покровительственную привязанность. Однако после всех этих месяцев заботы о детях мне стало понятно, что чаще всего действиями мамы руководила именно любовь. И я вдруг подумала, не пришел ли и мой черед — исходя из приобретенного опыта — измениться. Отпустить тех, кого я любила, несмотря на желание держать их как можно ближе. Доверить наше будущее Господу, а не собственным планам.

Дорога повернула, и перед взором предстала ферма. Уже такая знакомая. Теперь каждое окно и крыльцо навевало воспоминания. У меня закололо в груди, но воля была сильна. Когда наступит утро, я сообщу о том, что планирую сесть на поезд, идущий домой. Так будет легче. У детей не будет времени разволноваться. И не будет времени пытаться меня переубедить.

Я со всеми попрощаюсь по-своему, как Уилл. Воспоминания о последних днях с братом, о том, с каким достоинством он принял собственную трагическую судьбу, вызвали во мне чувство гордости. Я хотела быть такой же сильной, как и он.

Обойдя дом, я поднялась по боковому крыльцу и навесила на лицо беззаботную улыбку, прежде чем войти в кухонную дверь.

— Я дома, и принесла подарки!

По полу раздался топот маленьких ножек, личики озарились таким заразительным волнением. С улыбкой, яркой, как солнце, над ними возвышался Френк.

Ах, как бы мне хотелось, чтобы это было моей настоящей жизнью!

* * *

Я собрала свои вещи при свете луны. Вдалеке ухала сова. Ей вторил козодой. Став на колени возле узкого подоконника, я прижала щеку к холодному стеклу. Если бы я знала заранее, что все это случится — что дети незнакомца проложат такой глубокий след в моем сердце, — приехала бы я сюда? Я мечтала совсем не о том, чтобы просто быть женой фермера и матерью. Разве могла я знать, что это станет тем, чего я хочу?! Тем, что мне нужно?!

С той октябрьской ночи, когда я уехала из дома, казалось, прошло много лет. Тогда я была другим человеком. Но я искренне верила, что Господь заботился о каждой мелочи в моей жизни, и я верила, должна верить, что Он предпочитает меня сегодняшнюю мне вчерашней.

Послав небесам последний умоляющий взгляд, я скользнула в кровать, закрыла глаза и позволила мечтам самим осуществиться. У меня больше не было сил молить об этом.

 

Глава 45

Задолго до рассвета я подбросила несколько поленьев в печь и приготовила себе чашку чая вместо кофе. Я еду домой, сказала я себе, пытаясь убедить, что это хорошо. Все в Даунингтоне поднимут вокруг меня шум, как делали это с каждым, кто возвращался после долгого отсутствия.

Горячий чай с медом обволакивал мне горло, не давая слезам вырваться наружу. Я приготовлю обильный завтрак и поставлю готовиться обед. Это будет в последний раз, когда я для всех буду готовить обед.

Я зажмурила глаза, пытаясь избавиться от всех мыслей про «последний раз». Эти переживания я придержу для поезда, буду тешиться ими, пока мимо со свистом будет мчаться целый мир. Незнакомые люди, видя мои слезы, будут недоумевать, но спрашивать не станут. К тому времени, как я приеду в Даунинг-тон, я надену на лицо маску счастья. Навсегда!

— Уже утро? — Олли упала рядом на стул, потирая глаза.

— Да, но очень раннее утро, прости, что разбудила тебя.

— Ты не разбудила. Джеймс пихнул меня. Я думаю, что не могу больше спать с мальчиками! Я уже слишком взрослая, а они слишком шумные.

Я поставила в духовку противень с бисквитами, затем помешала соус и сняла его с огня.

— Не переживай, дорогая. Тебе больше не придется спать с братьями. — Я хотела рукой зажать себе рот, но сдержалась, надеясь, что девочка не поймет мои слова двояко.

Но так и случилось, у нее даже челюсть отвисла.

— Ты имеешь в виду, что я могу переехать к тебе, в твою комнату?

Я повернулась к плите и все помешивала соус вилкой. Я должна была сказать ей правду, но оказалась не готовой. Движения вилкой замедлились. Я собрала мысли, взвесила слова.

— Да, дорогая, ты скоро сможешь въехать в мою комнату.

Девочка довольно взвизгнула, я чуть шикнула на нее, она обняла меня и прижалась щекой.

— Чему ты так радуешься, Олли? — Веселый голос Френка я восприняла так, словно получила удар под дых.

Олли выпустила меня из объятий, она практически парила над полом.

— Ах, папочка! Ребекка говорит, что я могу переехать в ее комнату! Я больше не должна спать в одной кровати с мальчиками!

— Правда?

Я была уверена: Френк ждал, что я посмотрю на него, и он сможет получить ответ на стоявший в его глазах вопрос. Но я не осмелилась повернуться к нему. Он сразу же прочтет по моему лицу все мои намерения, а я пока еще была к этому не готова.

Моя вилка завертелась быстрее. Может быть, мое волнение сделает соус не таким густым.

— Что происходит? — Появились Дэн с Джеймсом.

Так же быстро, как масло тает в горячей духовке, жизнь помчалась дальше.

Я готовила, подавала, ела, жадно впитывая звук каждого голоса, каждый взрыв смеха, поворот головы, откладывая все воспоминания на тот момент, когда они мне понадобятся. Сама я не говорила. И не смотрела на Френка.

Мытье посуды принесло облегчение. Я могла смотреть в окно, а не на семью, пока мои руки были заняты привычной работой. Жестяная тарелка, которую я хотела поставить в сушку, упала на пол. Я подняла ее. Олли глянула на меня и поставила еще одну чистую чашку на полку.

— Я сегодня немного неуклюжа, — попыталась я засмеяться, но это было скорее похоже на нервное хихиканье.

Мне нужно сказать все Френку, прежде чем Олли уйдет в школу. Будет неправильно совсем не попрощаться. Но долгого прощания я просто не вынесу.

— Иди собери книги в школу.

Девочка вскочила с маленькой табуретки и торопливо вышла. Я вытерла руки и глубоко вздохнула. Не о чем волноваться, сказала я себе.

— О Господи! — Это было похоже на молитву, мне казалось, я вот-вот распадусь на части. Господь знал, что мне нужно. Сила, мужество и вера в то, что Он приготовил для меня будущее, которое залечит боль моего сердца.

Знакомой тропинкой я пошла к хлеву. Остановилась на входе, заглянув внутрь темного помещения.

Старый Боб замычала. Я восприняла это как ее прощание.

— Можно с тобой поговорить минутку, Френк?

Он перестал работать.

— Джеймс, Дэн, присмотрите за Дженни.

— Да, сэр! — Оба мальчика отсалютовали.

Длинные ноги Френка быстро вынесли его наружу. Мы обогнули хлев и прошли вдоль стены ближе к свинарнику.

— В чем проблема? — Он слегка нагнулся, облокотившись на изгородь и одной ногой упершись в нижнюю планку.

Я поковыряла зубчатый край ногтя и откашлялась.

— Я еду домой.

— Я знаю. — На лице отразилась… боль. Но это прошло. Наверное, беспокоится о том, что пока не нашел няньку для детей, решила я.

Он откашлялся и поднял ногой столб пыли.

— В конце месяца.

— Нет, сегодня утром. У меня уже есть билет.

Он замер, только на скулах заходили желваки.

Я отступила от него, дотянувшись до небольшого заграждения, закусила губу, ожидая, пока он что-то скажет. Хоть что-нибудь. Но вокруг меня воцарилась тишина. Мне нужно было от нее избавиться.

— Я здесь пробыла достаточно долго. Теперь я это понимаю. Ты должен быть со своей семьей, Френк. Тебе необходимо спать в собственной кровати, находиться среди своих вещей. Дети вновь чувствуют себя уютно с тобой. Кроме того, — вцепившись в ограду, я выпрямилась, — у меня есть собственная жизнь.

Я уставилась вдаль: пусть он думает, что я счастливо устремилась навстречу желанной жизни.

Тишина накаляла воздух между нами, пока его слова не прорезали его, словно вспышка молнии.

— Ты бросаешь нас вот так, просто?

Я подошла, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Всего лишь несколько недель назад ты обещал отослать меня домой, помнишь?

Он засунул руки в карманы и посмотрел на меня так, будто я опоссум, забравшийся в спальню.

— Они потеряли свою мать и Адабель. Теперь они потеряют и тебя. Ты думаешь, они ничего не почувствуют?

Я покачала головой, сердце разрывалось на тысячи кусочков.

— Они маленькие и примут того, кого ты приведешь, так же быстро, как приняли меня.

Мужчина покраснел и пошел к хлеву, затем обернулся, вернулся и ткнул мне в лицо пальцем.

— Давай все выясним до конца! Я не просил тебя уехать! Ты решила так сама!

— Это к лучшему, Френк! Правда, к лучшему! Но… — Я заколебалась. Сила его гнева лишила меня уверенности в том, следует ли мне озвучить свою последнюю просьбу. Мой голос понизился практически до шепота. — Ты попрощаешься с ними за меня?

Он поднял брови, затем, откинув голову назад, презрительно засмеялся.

— Хочешь уехать? Ладно! Я не могу остановить тебя. Но и не собираюсь говорить детям о твоем отъезде! Ты сама скажешь!

Он ушел в хлев, а я потащилась обратно в дом.

— Трус! — шептала я про себя, не будучи уверенной в том, кого из нас подразумеваю.

* * *

Я знала, что должна попрощаться с Олли, прежде чем она уйдет в школу. Эта боль будет быстрой, как перевязка раны. Я должна сказать это сейчас, пока еще не утратила равновесие.

— Олли, — позвала я снизу.

— Да, мэм?

— Ты уже уходишь?

Вместо ответа девочка сбежала по ступенькам, перепрыгнув последние, и скользнула в мои объятия. Я едва поймала ее.

— Ой, ты уже слишком большая, чтобы я тебя так ловила!

Она улыбнулась мне.

— Знаю, но иногда мне так хочется снова быть маленькой!

Я обняла ее и несколько минут подержала в объятиях, потом отстранила и перевязала ленты на концах ее кос.

— Ты выглядишь великолепно, Олли Элизабет!

Я взяла ее за руку и повела к входной двери.

— Веди себя в школе хорошо сегодня! — Моя решимость поколебалась, но я должна была все сказать. Я глубоко вдохнула. — Днем меня здесь уже не будет, Олли. Я уеду в Оклахому, к родителям.

Она склонила голову набок, на ее лице застыло шутливое выражение.

— Когда ты вернешься?

— Я не вернусь. В смысле, я не вернусь, чтобы жить здесь. Возможно, я приеду вас навестить. И ты тоже можешь приезжать ко мне.

Она отняла руку. Уставилась на меня с открытым ртом.

— Но ты нужна нам, Ребекка!

Я покачала головой.

— Нет, не нужна. Твой папа позаботится о тебе, я обещаю.

— Ты не можешь уехать! — Слезы побежали по бледным щекам, голос срывался к истерике. — Ты не можешь бросить нас!

И тут я увидела, как открылась задняя дверь, на сестру уставились Джеймс и Дэн, на их лицах написано недоумение. За ними стоял Френк с Дженни на руках. Мне захотелось провалиться под землю. Все должно было произойти не так! Губы мои задрожали. Я подыскивала слова, чтобы успокоить детей, успокоить саму себя.

Джеймс подошел и обнял сестру, спрятав голову у нее на груди. Я присела перед ними, намеренная сдержать эмоции, но чувствуя, что они выходят из-под контроля. Дети не должны были переживать так, как я.

Я положила руку на голову Джеймса, будто благословляя его.

— До свиданья, мой малыш, я буду скучать по тебе!

— И по мне тоже? — Ко мне подскочил Дэн, за ним топала Дженни.

— И по тебе тоже, Дэн. — Я обняла его, прижалась к малышу, вдохнув особый детский мальчишеский запах, как собака.

Затем я взяла на руки Дженни, поцеловала ее в носик, прежде чем поставить на пол.

Взяв свой чемодан и сумку там, где я их поставила в столовой, я протянула руку Френку. Он не пожал ее на прощание. Я даже не была уверена, что он увидел ее. Он просто уставился на меня с выражением ужаса на лице.

Я выскочила за дверь, прошла через двор и вышла за ворота.

Позади меня раздался общий рев. Мне хотелось бежать, но, пересилив себя, я обернулась. Четверо детей стояли у дороги, плача и вопя, с покрасневшими лицами и умоляющими глазами. Раздался новый взрыв плача, пока я заставляла ноги, налившиеся свинцом, двигаться в сторону города.

И вдруг, перекрывая плач и рев, разнесся голосок Дженни:

— Ма-ма!

Я остановилась, мое сердце перестало биться. Жалобный плач заполнил каждую частичку моего естества.

— Ма-ма!

Пронзительные крики прекратились. Я повернулась. Лицо пораженной Олли сказало мне, что я услышала правильно. Вцепившись в ручку чемодана и стиснув зубы, я пыталась сдержать свой собственный вопль.

Дженни шлепнулась на пухленькие коленки посреди дороги.

— Ма-ма! — Она упала лицом в грязь и заплакала.

Мой взгляд перенесся с малышки на Френка, который стоял на крыльце. Его ужас, казалось, отражал мой собственный. Я полагала, что мой отъезд облегчит его страдания, но, похоже, он лишь умножил их.

Он пошел через двор, не сводя с меня глаз. Он прошел мимо замерших детей, будто они были не более чем деревьями в человеческом лесу, и остановился передо мной, он был так близко, что я чувствовала исходящий от него запах коровы. Подняв голову, я посмотрела ему в лицо.

Сердце громко стучало в груди, хотя я думала, что оно давно перестало биться. Он протянул ко мне руки, но тут же опустил.

— Пожалуйста, Ребекка, пожалуйста, останься! Они нуждаются в тебе! Я говорил тебе об этом!

— Я не могу! — Я покачала головой, мой взор затуманился.

Он поймал слезу у меня на щеке и вытер ее рукой. Я посмотрела на Дженни, все еще в отчаянии лежащую в грязи. Сердце болезненно сжалось от желания пойти к ней, но я не хотела все усугублять. Олли, казалось, прочитала мои мысли. Она подняла сестру, но ее внимание было приковано ко мне.

Я снова посмотрела на Френка.

— Неужели ты не понимаешь? Я возвращаю тебе твою жизнь! Всю жизнь, твой дом, твою семью! — Я почувствовала на губах соленый привкус слез.

Он схватил меня за плечи.

— Да неужели же ты не понимаешь, Ребекка?! Я не могу вернуть свою прежнюю жизнь. Уезжая на войну, я знал, что уже ничего не будет по-прежнему. И так и случилось. Клара умерла. Мне нужно строить новую жизнь! — Он глубоко вдохнул. — И я хочу построить ее с тобой!

— Со мной? Ты хочешь сказать… — Я задержала дыхание, чтобы остановить рвущиеся наружу слова, боясь, что, если произнесу их, они лопнут как мыльный пузырь.

Он улыбнулся, и улыбка разогнала серые тучи в его глазах.

— Выходи за меня замуж!

Раздавшийся вверху свист притянул мой пристальный взгляд к небу. Высоко надо мной кружил ястреб. Вдруг вспомнилась песенка, которую Олли принесла из школы:

Грипп напал, как ястреб на полевых мышей, и изменил течение всей моей жизни. Но он же снял завесу с моих глаз. Я внезапно увидела свое сердце ясно, как собственное отражение на глади водоема. Раньше мои мечты, вместо того чтобы приближать желаемое будущее, лишь уводили меня от того, чего мне не хотелось. Подальше от рутины, от маминых указаний.

Теперь я видела то, чего на самом деле хотело мое сердце: семью, которую я буду любить, холить и лелеять, и дом, который смогу назвать своим. Жизнь, каждый миг которой проживаешь в полную силу. Наслаждение радостью, даже смакование боли, потому что именно это доказывает мое существование на этой земле, а не какой-то возвышенный полет над ней.

Олли сделала шаг нам навстречу, Дженни сидела у нее на руках.

Френк ослабил хватку и заглянул мне в глаза.

— Я ехал домой, боясь одиночества. Оказалось, напрасно, ты была здесь!

Он упер руки в бока и засмеялся.

— Ты иногда меня раздражаешь, Ребекка, в этом нет сомнений. Но ты заставляешь меня чувствовать себя живым! И ты научила мое сердце снова любить. Я никогда бы не подумал, что это может произойти так скоро.

Мой чемодан упал на землю с глухим стуком, но с моих губ не сорвалось ни слова, ни звука. Френк положил ладонь мне на щеку, и я прижалась к ней, закрыв глаза. Подул легкий ветерок, обещая скорую весну. Но на этот раз мне не хотелось отдаться на волю ветра перемен. Теперь мои ноги крепко стояли на твердой земле.

— Мы никогда не будем богатыми или модными, но мы сможем подарить друг другу много любви. — Он подошел ко мне близко-близко.

Мои глаза открылись, радость поднималась вверх от кончиков пальцев на ногах, улыбка заиграла у меня на устах.

— Думаю, большего я не могу и просить! — Сквозь слезы я смеялась, закусив предательски дрожавшую губу. — Разве что собственный автомобиль!

Смех Френка разнесся над прериями.

— Я даже научу тебя водить машину, обещаю!

Он обнял меня и притянул к себе. Дети танцевали вокруг нас, счастливо смеясь. И в тот самый миг, когда губы Френка коснулись моих, я поняла, что на протяжении этой, кажущейся такой обычной, жизни я буду переживать одно приключение за другим!

 

Благодарности

Когда пандемия испанского гриппа пронеслась по стране осенью 1918 года и, в меньшей степени, зимой 1919 года, последствия были куда большими, чем закрытие школ, церквей и переполненные кладбища; эта пандемия изменила судьбы людей. Две мои прабабушки заболели и умерли, оставив после себя мужей и детей. В одну из этих семей приехала племянница, чтобы заботиться о четверых детях (моя бабушка была старшей из той четверки). Отец детей воевал во Франции. После его возвращения домой они поженились. Однако, несмотря на схожие обстоятельства, персонажи моей книги «На крыльях мечты» полностью вымышленные.

В процессе написания этого романа многие помогали мне, иногда на протяжении нескольких лет.

Благодарю спонсоров Девятой ежегодной исторической конференции; доклады Мелиссы Прайсер о судьбах женщин во время Первой мировой войны и доктора Эрика Карлсона об обучении пилотов на Лав-Филд во время Первой мировой войны помогли мне в работе над романом.

Я также в неоплатном долгу перед Лоизой Ленгер и Халом Саймоном из краеведческого музея в Плано, Техас. Также спасибо всем экскурсоводам в этнографической деревне Далласа за то, что уделили мне время и ответили на мои вопросы.

Шарлин Патерсон, спасибо за веру и поддержку этой книги, даже несмотря на то, что ты видела лишь грубые черновики! Твой вклад сделал лучше меня как писательницу, а эту историю много лучше, чем я могла себе представить!

Персонал издательства «Бетани хаус», вы — великолепны! Спасибо за то, что так хорошо делаете свое дело, с вами очень приятно работать!

Шерил, Шери, Мэри, Лесли, Бэт, Бекки, Джил, Андреа, Пола, мама, папа, Дебра, Кирби, Ден, Доун и Билли, ваши молитвы значили для меня куда больше, чем вы можете себе представить! Пусть Господь вечно благословляет вас за вашу верную поддержку!

Мэри ДеМут и Лесли Уилсон, вы укрепляли мои истории и мою веру. Я очень рада, что мы идем этой писательской дорогой вместе!

Робин и Билл, спасибо, что всегда указывали мне на Бога! Вы больше чем друзья, вы — семья.

Я также благодарна моим родителям, Энн и Дону Делп. Как я смогу отблагодарить вас за то, что вы никогда не высмеивали мои мечты? Всегда следили, чтобы у меня были хорошие книги, и всему миру гордо сообщали обо всех моих достижениях! И конечно, за то, что дали мне жизнь в семье, полной таких интересных персонажей!

Элизабет, Аарон, Натан, я так горда, что Господь позволил мне стать вашей мамой! Вы трое значите для меня больше, чем все книги мира! (А вы знаете, как много они для меня значат!) Спасибо за то, что терпеливо мирились со мной в те дни, когда я писала, проводила исследования, и со всей суматохой между ними!

Джефф, наш жизненный путь претерпел множество поворотов, которых мы не ожидали, но я не хотела бы прожить эту жизнь с кем-либо, кроме тебя! Я люблю тебя! (Кроме того, ты великолепный литературный агент!)

Наконец, моему милому Спасителю. Я буду вечно восхвалять Твое имя, Господи. Надеюсь, Ты никогда не будешь стыдиться, что я называю Тебя своим Богом.

 

Об авторе

Анна Матир посвятила много времени написанию коротких историй. Свой первый полноценный рассказ писательница создала лишь в 2001 году благодаря проекту «Новелла месяца». Проект поставил перед автором задачу написать 50 тысяч слов в месяц. С этого момента Анна начала изучать ремесло писателя, посещала конференции для писателей, стала членом группы критиков и практиковалась снова и снова. После этого она написала четыре романа. Трижды ее поощряли, делая финалистом конкурса христианской литературы. Затем она получила заказ на роман «На крыльях мечты».

Анна увлекается историей и историческими романами, эта страсть часто прорывается во время семейного отдыха. К счастью, ее муж разделяет любовь супруги к прошлому. Они с мужем живут возле Далласа, штат Техас, у них трое детей-подростков.

Узнайте больше про автора на