Несмотря на то что наши запасы подходили к концу, я пригласила всю семью Лэтхэмов, состоящую из десяти человек, и шерифа Джефриса на празднование Дня Благодарения. Мне хотелось почувствовать атмосферу праздника, посидеть в большой компании за столом. Как в тот день, когда мы услышали об окончании войны. Я наслаждалась работой и усталостью: так у меня совсем не было времени думать.
В среду перед застольем я раскатала коржи для пирога, почистила тыкву и приготовила начинку. Хотя снаружи воздух был практически зимним, кухня пылала жаром, как летом.
— Мне нужно еще дров для духовки, — прокричала я через открытую дверь, вытирая пот со лба. — И, кто-нибудь, откройте здесь окно!
Джеймс вбежал на кухню, раскрыл руки, и на пол посыпались поленья. Сощурившись, я едва удержалась, чтобы не отругать его.
— Спасибо.
Затем пришел Дэн, держа по полену в каждой руке. Он положил их на груду Джеймса.
— Кто-то идет.
Подложив дров в печь, я выглянула в окно. Вдали по дороге шел худой мужчина, помахивая чемоданом. Это не мог быть Френк. Слишком рано. Но если это не Френк, кто тогда? Страх и волнение, гнев и облегчение смешались, как ягоды в пироге, и я не могла отделить одно от другого. Артур передумал? Приехал извиниться лично? Мне бы этого хотелось?
— Олли, последи за пирогами. — Я выбежала на улицу и пошла по дороге, сердце колотилось, желудок сжался.
Мужчина помахал мне рукой.
— Сестричка!
Все мое беспокойство переросло в восторг.
— Уилл! — Я помчалась по дороге и бросилась брату на шею.
— Ну, полно, будет, не плачь!
— Это ты?! Это и вправду ты! — Мои слезы омывали ему шею, а он поглаживал меня по спине.
Когда я наконец успокоилась и посмотрела на него, брат показался куда более старшим, чем выглядел год назад, отправляясь во Францию. Его глаза окружали морщины, в их глубине затаилась боль. Война изменила его.
Вдруг у меня сдавило горло. Почему брат приехал без всякого предупреждения?
— Мама? — прошептала я. — С ней все…
Уилл улыбнулся и покачал головой, уже более похожий на старшего брата, которого я помнила.
— Ты всегда все видишь в черном свете, Ребекка. Нет, глупая гусыня, мама в порядке. — Он пожал плечами. — По крайней мере, она вне опасности. Хотя еще и не может много работать. Поэтому я решил отпраздновать День Благодарения с тобой.
У меня опустились руки. Уилл всегда был воплощением стабильности. Как толстый дуб, который окружил ветвями наш дом в Даунингтоне. Он всегда помнил о своем долге. Если он не остался дома на праздник, значит, что-то действительно не так.
— Когда ты вернулся домой? И почему мне никто не сообщил? — Я взяла брата за руку. Она была очень худой, даже хрупкой, казалось, мое прикосновение может сломать ее. У меня внутри все оборвалось.
— Я был уже на пути домой, когда объявили об окончании войны.
Остановившись, я заставила и его остановиться.
— Почему, Уилл?
Он уставился вдаль, его глаза сузились, будто он смотрит через океан и видит Францию.
— Я умираю, Ребекка. Они позволили мне умереть дома.
Я замерла и не могла дышать. Билось ли у меня сердце? Дыхание и движение возвратились с волной тошноты, но прежде чем я смогла задать вопрос, Уилл улыбнулся.
— Я слышал, ты стала матерью, фигурально выражаясь. Лучше представь меня. — Брат взял меня за руку и повел вперед, мои ноги подкашивались.
Во дворе и в доме стояла звенящая тишина. После новостей Уилла она казалась весьма подходящей, поэтому прошло несколько минут, прежде чем я поняла, что это ненормально. Не для этого дома. Здесь очень редко было тихо, даже посреди ночи.
— Олли? Джеймс? Дэн?
Ответа не последовало.
— Ты что, уже их потеряла? — Усмешка Уилла немного привела меня в чувство.
— Я не потеряла их, — шикнула я в ответ. — По крайней мере, я так не думаю.
Сначала я пошла к цистерне: всегда боялась, что кто-нибудь из мальчиков свалится в нее, когда полезет «просто посмотреть». Но крышка сидела плотно, да и табурета рядом не было.
Уперев руки в бока, я позвала еще раз. На этот раз откуда-то совсем близко донеслось хихиканье. Я сошла с крыльца, стала на колени и заглянула под него. На меня смотрели, моргая, четыре пары глаз.
— Если вы немедленно не вылезете, придет опоссум и всех вас съест!
Повизгивание от страха и восхищения сопровождалось возней, когда все выбирались из укромного места. Конечно, все перепачкались. Я открыла было рот, чтобы отругать их, как тут до меня донесся запах горелого. Я принюхалась еще раз…
— Мои пироги! — Я рысью помчалась на кухню и открыла духовку. Дом заполнил черный дым. Я начала махать руками и кашлять, затем обернула руку полотенцем и достала из духовки первый пирог. Он был не с золотисто-коричневой корочкой, а похож на лепешку засохшей грязи. Я поставила его на стол и достала второй, он был еще хуже, чем первый.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я буду это есть, — сказал Уилл, снимая Дэна со своих плеч и усаживая его на стул. Дыхание брата было прерывистым. По вискам струился пот.
Я начала охлаждать пироги, поставив формы в воду, и решила подогреть кофе. Это займет мои руки, и я смогу отвернуться, чтобы справиться с раздражением из-за сгоревших пирогов и с шоком из-за новостей Уилла. Я не могла найти в себе силы спросить, от чего он умирает. Пока не могла. Знала только, что заболевание не заразно, иначе он не приехал бы.
Кофе вскипел. Я сняла его с печи и налила чашку Уиллу. Вскоре дети устали от новостей о госте и ушли на улицу наслаждаться последним солнечным теплом. Все, кроме Дженни. Они сидела на коленях Уилла, с любопытством разглядывая его. Думаю, она решила, что это ее папа, — некая необъяснимая детская интуиция, которую никто из нас не мог понять.
Кажется, Уилл был не против. Он держал ее, поглаживал волосы малышки и легонько целовал в носик.
Дочь, которой у него никогда не будет. Мои плечи поникли от этой мысли, но я заставила их вновь распрямиться. Нужно замешивать тесто для новых пирогов. Это позволит мне чем-то заняться и даст время на размышления. Пока я работала, Уилл говорил. О доме, своих друзьях, обо всем, кроме себя самого и войны.
— Ну что, приходится отбиваться от ухажеров палками? — спросил он, покачивая Дженни на колене.
Я нахмурилась, потому что его слова ненамеренно разбередили мою рану.
— Нет.
— А я слышал другое.
Я обернулась.
— Какие у меня здесь ухажеры, по-твоему? Я целыми днями с этими детьми.
— Вы, кажется, неплохо здесь веселитесь. — Он подмигнул, его глаза смеялись.
Мне захотелось стукнуть его скалкой.
— Так что, ты скоро выходишь замуж? Ну же, расскажи!
Я скалкой стукнула по тесту.
— Тебе это мама сказала?
— Да, и говорила об этом весьма уверенно. Какой-то молодой летчик из этих мест или что-то в этом роде. Конечно, она пока не сдалась насчет «дорогого мистера Грейвза».
— Я не выхожу замуж ни за одного из них. — Я демонстративно отнесла нижние коржи пирогов к печке и оставила их подходить в тепле, прежде чем раскатать верхние коржи, чтобы закрыть ими начинку. Я молилась, чтобы в кастрюле осталось достаточно тыквы для начинки и мне хватило для двух пирогов. А если нет, подумала я, то вполне можно будет сделать и один сырный пирог.
— Ясно, значит, у тебя другие планы? — Уилл отхлебнул кофе, поставил его на стол и отодвинул так, чтобы Дженни не могла до него дотянуться.
Я выскребла оставшуюся тыквенную начинку и распределила ее по коржам.
— Да, у меня есть планы. Мама ничего не знает.
Брат посмотрел на меня так, будто не верил в это, как, собственно и я сама.
* * *
Брат Лэтхэм произнес праздничную молитву, затем раздался звон посуды, стали накладывать кушанья, разнесся гул голосов, и еда начала исчезать куда быстрее, чем готовилась. Уилл ел с аппетитом и участвовал в разговоре. Я нет. Я не могла освободиться от мыслей, что мой брат умирает, а все мои мечты развеялись, как дым по ветру.
Мужчины и дети вышли на улицу, как только насытились. Ирен поручила старшим девочкам мыть посуду. Мы с ней вытирали ее, потом расставляли по местам.
— Не хочешь рассказать мне, что произошло? — Глаза Ирен были полны сочувствия, но без надоедливости.
Она передала мне блюдо, уже чистое и вытертое. Я уставилась на него, будто не зная, что с ним делать. Затем я вдохнула запахи кухни: застоялой еды и мыла.
— Мой брат умирает.
Ирен забрала у меня блюдо из рук, чтобы я случайно его не выронила. Она покачала головой и отставила его в сторону.
— Мне очень жаль, дорогая.
Она обняла меня и повела к двери.
— Иди и проведи время с братом. Мы здесь все закончим. — Ее голос был нежен, таким тоном мать говорит со своим новорожденным младенцем.
Я повиновалась. Сначала прошла на задний двор, затем обошла кругом и вернулась к парадному входу. Брат Лэтхэм принес на веранду стул. Уилл и шериф Джефрис сидели в креслах-качалках, пока детвора возилась на лужайке. Уилл выглядел уставшим, тем не менее, когда он наблюдал за играющими и смеющимися детьми, на его устах появлялась улыбка.
Я села на крыльцо перед мужчинами, сложив руки на коленях и глядя на детей, а сама прислушивалась к разговору за спиной.
— Я лишь надеюсь, что произойдет именно то, о чем они говорят. Эта война станет последней, положит конец всем войнам, — раздался хриплый голос Уилла. — Я бы не хотел, чтобы кто-либо из этих малышей прошел через то, через что прошли мы.
Повисла тишина, только что-то неразборчиво пробормотал брат Лэтхэм.
Под Уиллом заскрипело кресло. Он закашлял глубоко и тяжело, весь содрогаясь, как тетя Адабель. Когда Уилл пришел в себя, у меня по спине пробежал озноб.
— Не знаю, что хуже — наблюдать тех несчастных, которые сразу задыхались, или быть приговоренным медленно чахнуть, как я. Эти газы действуют по-разному.
Отравляющие газы. Я читала о них в газетах. Из-за них Уилл умирает? Я слегка повернулась, надеясь, что он продолжит говорить. И он, как мне показалось, специально стал говорить еще более отчетливо, чтобы я услышала и поняла, обращаясь при этом не ко мне.
— Может, я не вовремя надел свой противогаз. Может быть, газы еще были в воздухе, когда я снял противогаз, неправильно рассчитав время их распада. Как бы то ни было, они проникли в мои легкие. И если они не убивают сразу, то провоцируют развитие болезней, которые приканчивают тебя. Таких, как рак.
У меня в горле стал ком. Рак выедает человека иногда месяцами, а иногда годами. Какой удел уготован моему брату?
— Я решил, что если мне суждена скорая встреча с Создателем, то пока стоит наслаждаться жизнью, вместо того чтобы лежать, ожидая смерти.
Может быть, он приехал в правильное место? Этих детей распирало от жизни и энергии.
— Я так полагаю, вы пока не думали увезти мою сестру подальше от этого? — Насмешливый голос Уилла заставил меня живо обернуться: брат смотрел на шерифа.
— Ну… — протянул шериф.
Я послала им обоим сахарную улыбку.
— Буду очень благодарна тебе, старший брат, если ты не будешь вмешиваться в мою жизнь.
Где-то в груди брата Лэтхэма заклокотал смех. Шериф уставился на свою шляпу, вертевшуюся в руках. Губы Уилла искривились в улыбке, веселье пузырилось из легких, поврежденных войной и болезнью. Он вновь выглядел молодым. Полным жизни.
А мое сердце разрывалось от боли.
* * *
На следующее утро, занимаясь неспешными домашними делами, я рассказала Уиллу про Артура, позволив своим слезам пролиться на бок Старого Боба. Уилл ничего не ответил, но я видела, как сжимаются его кулаки от желания наказать мужчину, обидевшего его сестру. Вместо этого я послала его колоть дрова.
— Рассказать маме? — спросила я.
В ответ раздался глухой удар топора. Уилл бросил наколотые дрова в кучу и взялся за следующее бревно. Затем облокотился о топор и посмотрел на меня.
— Я бы пока не говорил. Ей не нужны сейчас… разочарования. — Он еще немного поколебался и добавил: — Хотя она просила меня привезти тебя домой.
— Ясно. И что, ты попытаешься?
Он поднял топор и снова опустил его. Полено раскололось на несколько частей. Брат покачал головой.
— Нет. Пока эти дети нуждаются в тебе больше, чем мать. Любому это понятно.
Я выдохнула: было приятно, что брат на моей стороне.
Когда Уилл больше не мог рук поднять над головой, я повесила топор на крючок, и мы медленно побрели к дому. Пока брат отдыхал, лежа на диване, он развлекал нас историями о воздушных боях, о пересечении океана, о столкновении с британскими солдатами и о том, какой у них смешной акцент.
На закате, пока ужин стоял на плите, я вышла на веранду и, остановившись возле сидящего на стуле Уилла, положила ему руку на плечо. Он накрыл ее своей ладонью. Я улыбнулась.
— Завтра утром мне нужно уезжать. Я расскажу маме, как хорошо ты обо мне заботилась.
Я обняла брата за шею и прижалась к нему щекой.
— Тебе действительно нужно ехать? Останься. Я позабочусь о тебе.
— Я не могу так поступить с мамой, ты же знаешь.
Я обняла его еще крепче, затем кивнула, отстранилась и присела перед ним на корточки, сжав его руки.
— Как мама, Уилл? Только скажи правду.
— Не волнуйся, Ребекка. Она просто… слаба. — Он похлопал меня по руке. — Ты же понимаешь, что, если бы это было не так, я бы здесь не гостил. Есть места, в которых я хочу побывать перед кончиной. Например, Великий Каньон. И Тихий океан. Мой боевой товарищ едет со мной.
— Но…
Брат сжал мою руку.
— Ребекка, я хочу, чтобы ты запомнила меня таким, какой я сейчас. И хочу запомнить тебя в этом месте. Рано или поздно ты получишь то, чего хочешь. Просто будь терпелива.
Я тяжело вздохнула. Разве он знал, чего я хочу? И как он мог знать, получу ли я то, чего хочу? Господь дает умирающим особые знания?
— Откуда ты знаешь? — выдохнула я.
— Потому что я наблюдал за тобой. В каждом твоем движении я вижу, что ты создана для этого.
— Этого?! — фыркнула я.
— Тебе идет эта ферма, дом, дети. Муж, который будет тебя обожать.
Я повернулась на каблуках и встала.
— Но это не то, чего я хочу, Уилл. — Я отвернулась от его взгляда, сплела пальцы. — Я уеду в город. Не знаю, как и когда, но я не хочу зависеть от погоды и сезона. Не пойми меня неправильно, я хочу мужа и детей, собственных детей, одного или двоих. Но это… — Я кивнула в сторону двора позади дома, на курятник, корову, мулов и на поля, раскинувшиеся вдали. — Это не то, чего я хочу. Я хочу приключений, я хочу…
Взгляд брата чуть погас, и я отвела глаза. Вместе с прохладным ветром донеслись радостные детские возгласы. Я подумала о том, не завладели ли Уиллом детские воспоминания так, как они завладели мною. Все было так просто! В те дни я хотела вырасти, уехать и начать жить своей жизнью. Теперь, когда я уже прошла это, я хотела все вернуть вспять.
Уилл откашлялся, встал и посмотрел на меня.
— Мне жаль, Ребекка. Я надеюсь, ты получишь то, чего хочешь. Правда, надеюсь. Но будь осторожна. Если Франция чему-то и научила меня, так это тому, что новый жизненный опыт, о котором мы мечтали, не всегда такой, каким это мы его себе представляли.
Он засунул руки в карманы, сошел вниз по ступенькам и оставил меня решать, послушаться его совета или пропустить мимо ушей.
* * *
На следующее утро мы все набились в машину шерифа и поехали на вокзал. На перроне было немного людей, когда показался поезд. У меня в горле стоял ком. Как я могу попрощаться с братом, если знаю, что, возможно, никогда больше его не увижу!
Уилл прощался с детьми: потрепал их волосы, легонько ущипнул за нос. Когда он дошел до Дженни, его пепельно-серое лицо уже покрылось потом, хотя было совсем не жарко. Я держала малышку на руках и протянула ее ближе к брату, чтобы ему не пришлось наклоняться. Его дрожащая рука коснулась ее щеки. Я передала Дженни Олли, взяла брата под руку и повела его по перрону к вагону поезда.
— Я буду скучать… — Из глаз полились слезы.
Уилл достал платок и вытер мне лицо.
— Не плачь, сестренка. Я примирился с Богом. Я готов.
— Но я не готова, — прошептала я. — Если ты умрешь, я буду совсем одна. Только я и родители.
— Все будет в порядке. Ты всегда была самой сильной из нас всех!
— Правда?
Брат улыбнулся и заглянул мне в глаза.
— Ты даже не представляешь!
Затем он быстро обнял меня и исчез в вагоне. Через окно я наблюдала, как он нашел место для сидения, с противоположной стороны платформы, сел и уставился в окно.
Раздался гудок, паровоз заворчал и тронулся вперед. Я махала, пока последний вагон не исчез из виду, несмотря на то что Уилл ни разу не оглянулся. Только когда поезд растаял в голубой дымке, я заметила, что возле меня стоит шериф Джефрис.