С утра город предстал в совершенно ином свете. Лучи утреннего солнца разогнали серость и наполнили мир красками. Воздух был свежим и прохладным, в нём улавливались первые нотки весны.

Люблю это время. Всегда с нетерпением жду второй половины марта и апрель. В эти месяцы внутри просыпается маленький человечек, который ждёт чудес и верит, что они обязательно случатся. Он пробуждается вместе с природой и пробивается наружу, словно робкий зелёный росток.

Не знаю, было ли дело во внезапном потеплении или в том, что я, наконец, отдохнула, но чувствовала себя значительно лучше. Руки больше не мёрзли, и я с удовольствием подставляла лицо весенним солнечным лучам.

А небо такое высокое и прозрачное…акварельное.

Тамаринд только-только начинал просыпаться. На улицы выползали горожане, спешащие по своим делам, торговцы занимали места за прилавками. Недремлющие турьеры совершали первый обход.

Стараясь не попадаться им на глаза, я двинулась в сторону Южной площади.

В душе соперничали противоречивые чувства. С одной стороны невероятно сильно хотелось увидеть «Белый пион». А с другой — так же сильно не хотелось.

Мысль о том, что сейчас магазинчик, которым когда-то владела наша семья, принадлежит кому-то другому, вызывала тупую боль. Вдруг новый хозяин изменил интерьер? Или, хуже того, — название? Хотя, судя по словам Рады, название осталось прежним. Хоть какой-то плюс.

Магазинчик всегда значил для меня очень много. Это было не просто место, где родители зарабатывали продажей цветов. Светлый, уютный и родной — он являлся настоящим домом. Мама всегда любила цветы. Некоторые из них выращивала сама, сама же создавала красивые композиции. Я вечно путалась под ногами и просила дать какое-нибудь задание. Обычно мама улыбалась, сажала рядом с собой, и мы вместе составляли букеты. А по вечерам собирались дома, размещались в гостиной и папа что-нибудь читал. Обязательно вслух. Мама убаюкивала моего годовалого братишку, а я с интересом слушала звучащие рассказы.

Но даже этот съёмный домик не был нам так дорог, как цветочный магазин. До сих пор помню, как родители постоянно пытались в нём что-то улучшить и переделать. Мама обходила все местные лавки в поисках идеального декора — каждой мелочи уделялось особое внимание.

Эти воспоминания были самыми светлыми. Я боялась увидеть, что место, с которым они связаны, и где я родилась, сейчас может выглядеть совершенно иначе.

Южная площадь была довольно большой — самой крупной в городе. Центральной. Здесь располагалось множество магазинов, значительная часть которых была построена недавно. Как и предполагала — в городе многое изменилось.

Оказавшись на площади, я неспешно побрела по тротуару, осматриваясь по сторонам. От витрин отражался солнечный свет, и казалось, что они ярко горят. Как и многочисленные, разлитые под ногами лужи. Старую парикмахерскую отреставрировали, и теперь она выглядела как сошедшая с картинки. Та же участь постигла и магазин канцелярии. А вот продуктовый закрыли.

Я прошла ещё немного вперёд, и вскоре взгляд зацепился за новенькую вывеску. Если память не изменяла, раньше на этом месте было пусто. Теперь здесь находилось аккуратное двухэтажное здание с белым балкончиком и небольшой летней террасой. Судя по названию на вывеске — кафе.

«Сладости и пряности».

Интересно…и стильно.

Окна были завешаны белыми простынями, и посмотреть, что твориться внутри, не представлялось возможным. Судя по всему, здесь всё ещё вёлся ремонт, и пока кафе не работало.

До «Белого Пиона» осталось пройти всего ничего. Глубоко вдохнув, я собрала волю в кулак и решительно зашагала вперёд. Намерено не смотрела на магазин вплоть до того момента, пока не оказалась прямо перед ним.

Стоило поднять глаза на знакомое здание, выкрашенное в бледно-голубой цвет, как сердце забилось чаще. У крыльца стояла пара клумб, покрытых коркой серого снега…раньше там цвели пионы. У входа — подвесная корзина со «спящим» цветком. Всё тот же медный колокольчик, висящий на двери, и те же белые перилла лестницы.

Я тронула их кончиками пальцев и медленно поднялась по ступенькам. Оказавшись на крыльце, коснулась дверной ручки и замерла. Горло стало шершавым, руки слегла подрагивали.

Мне давно не приходилось так волноваться. Даже когда пробиралась в город, не испытывала подобного. Страх, перемешанный с волнением и щемящим чувством ностальгии. А ещё обидой — на судьбу. Не исчезни родители семь лет назад, моя жизнь сложилась бы совершенно иначе. И я не стояла бы сейчас, одетая в жалкие обноски, испуганная и безнадёжно одинокая.

Негромко скрипнув, дверь пропустила меня внутрь.

Нежные пастельные тона, высокий потолок, светлый паркет, пара кресел, стоящих у окна — то, что отметила первым. Следующее — цветы. Стоило войти, как на меня обрушился восхитительный запах. Свежий, сладкий, пряный, нежный — здесь присутствовал целый спектр ароматов.

Вазы заменили на новые. Букеты в основном составляли дорогие розы, которые доставляли из соседней области. С длинными стеблями, аккуратными листочками и крупными бутонами.

Любимые мамины картины тоже исчезли. Вместо них повесили какие-то натюрморты.

В целом сделанных изменений было достаточно, чтобы превратить милый уютный магазинчик в напыщенно-дорогой. Хотя этих самых изменений было не так много, они сразу бросились в глаза. В то же время я чувствовала, что настоящий дух этого места, который хранит все старые воспоминания, всё ещё находился здесь. Скромный и застенчивый, он словно притаился и лишь на время уступил место роскоши.

— Ты что здесь делаешь? — внезапно вывел меня из задумчивости резкий голос. — Бродяжкам в этом магазине не место!

Из-за прилавка мне навстречу вышла женщина лет пятидесяти на вид. Чопорная и сухая. На худощавой фигуре сидело идеально подогнанное платье…кажется, сшитое на заказ в престижной мастерской. Чуть тронутые сединой волосы были собраны в тугой пучок — так, что не выбивалось не единой пряди.

Насколько мне удалось выяснить, магазин выкупил какой-то мужчина. Значит, эта особа, скорее всего, просто управляющая. Её обращение «бродяжка» было сродни пощёчине. Я инстинктивно выпрямилась и вскинула подбородок. Давно научилась так реагировать на разного рода выпады. Несмотря ни на что, никогда не позволяла себя унижать. Никому.

— Я не могу посмотреть на товар? — голос прозвучал спокойно, за что я мысленно себя похвалила.

Управляющая презрительно сощурилась и отрезала:

— Если не собираешься покупать, нечего и смотреть! Так что на выход! Давай-давай, а то турьеров позову!

Угроза подействовала, и я с силой впилась ногтями в ладони. Если бы не документы, на эти слова не обратила бы и внимания. Но в теперешней ситуации сталкиваться с магами было нельзя.

Несправедливо до такой степени, что хочется что-нибудь разбить! А ещё стыдно — за собственный облик и положение. Отвратительное чувство.

Пока управляющая продолжала сверлить меня взглядом, дверь магазина вновь открылась, и внутрь вошёл невысокий полноватый мужчина. Хотя, чего это я настолько приуменьшила его физические достоинства? Не просто полноватый — круглый как шар! Лысоватый, с маленькими глазками, короткими толстыми пальцами и расплывшимися подбородками. Да, именно подбородками — я насчитала целых три.

При всём этом толстяк имел такой важный и величественный вид, что его самооценке можно было только позавидовать.

— Господин Долье! — вмиг вытянувшись по струнке, приветствовала его управляющая.

Нынешний хозяин магазина лениво скользнул по ней взглядом, затем обратил внимание на недавно привезённые цветы, а после заметил меня. На то, чтобы оценить мою непрезентабельную внешность, ему хватило пары секунд.

Толстяк скривился, словно съел лимон, и недовольно обратился к управляющей:

— Кто её впустил?

В этот момент из смежной комнаты вышла молодая девушка, судя по всему, являющаяся продавщицей. Красивая, ухоженная — видимо, зарплата соответствует теперешнему уровню магазина. Мгновенно сориентировавшись, она заискивающе улыбнулась хозяину и приблизилась, намереваясь меня выпроводить.

Дожидаться, пока она осуществит задуманное, я не стала. Круто развернувшись, стремительно вышла на улицу, попутно слыша возмущение господина Долье. Он продолжал отчитывать управляющую и грозился лишить премиальных, если подобное повторится ещё хоть раз.

Я чувствовала себя раздавленной. По большому счёту мне всегда было безразлично мнение окружающих. Особенно тех, кто не вызывал уважения. Но сейчас вся ситуация была до того неприятной, что на душе скребли кошки. Снова вспомнились моменты из прошлой жизни, и стало совсем тоскливо.

Апофеозом всему стала затормозившая у магазина повозка, окатившая меня грязью с ног до головы. Пока я стояла, ловя ртом воздух, из неё вышла молодая пара. Мужчина снизошёл до скомканных извинений, а его спутница даже не удостоила меня вниманием.

Когда они вошли внутрь, кучер участливо протянул мне белый носовой платок, но я его не взяла. Ничего не видя перед собой, побрела по тротуару, продолжая впиваться ногтями в ладони. Ужасно хотелось заплакать, но я не позволяла себе эту слабость.

Если хочу что-то изменить, раскисать нельзя. Я должна что-то сделать…должна! И начать следует с посещения местного детского приюта. Недавно удалось выяснить, что брат находится именно там. Вот только сумею ли его узнать? В последний раз мы виделись, когда он был младенцем. Да и чтобы поговорить с директором нужно как минимум привести себя в порядок. Иначе даже на порог не пустят. Про документы и говорить нечего…

Пока размышляла подобным образом, чувства немного улеглись. Зато снова проснулось чувство голода. Яблоко и орехи, съеденные накануне, сложно назвать основательным ужином.

Словно в издёвку над моими мучениями, ветер принёс запах свежей выпечки. Рядом с площадью находился небольшой продуктовый рынок и пекарня. Ноги против воли понесли в том направлении, и я оглянуться не успела, как оказалась прямо в гуще толпы.

Все толкались, что-то кричали и пытались торговаться. Один прохожий наступил мне на ногу и даже не заметил. Кажется, я действительно становилась невидимкой.

Увидев на одном из прилавков свежеиспечённый хлеб, замерла, не в силах отвести взгляд. Пышный, румяный, мягкий — он так и манил. Представив его вкус, я сглотнула и вплотную подошла к прилавку. Наверное, впервые в жизни хотела поступить как двуликие. Точнее, лисы. Даже не заметила, как рука сама потянулась к лежащему рядом хлебу.

Он был так близко, а я была так голодна…

— Пожалуйста, — румяный продавец протянул покупательнице завёрнутые в бумагу булочки, — приятного аппетита!

Прозвучавшая реплика заставила меня опомниться.

В этот же миг взгляд продавца обратился в мою сторону, и мужчина на миг замер. Затем его брови сошлись на переносице, а после он завопил:

— Ах ты! Руки прочь от моего хлеба! Воровать вздумала?!

Ещё никогда не хотелось провалиться сквозь землю так, как теперь. Что я там говорила о стыде? Сцена в цветочном магазине не шла ни в какое сравнение с теперешней. Покраснев до корней волос, я опустила глаза и стала спешно проталкиваться сквозь толпу.

— Люди добрые, вы видите, что делается?! Куда только турьеры смотрят?!

Идя, ощущала на себе множество взглядов. Я надеялась дойти до поворота и снова затеряться в толпе, но было поздно. Позади раздался оклик, который на этот раз исходил от мага.

Турьеры. Продавец всё-таки привлёк их внимание.

Поняв, что просто так уйти не удастся, я резко сорвалась на бег.

— Стоять! — нагнало меня требовательное, но слушаться даже не подумала.

Обернувшись, обнаружила, что меня преследуют двое. Турьеры двигались быстро, и расстояние между нами стремительно сокращалось. Я неслась, не различая дороги, и то и дело врезалась в случайных прохожих. Дважды споткнулась о корзины с овощами, за что мне вслед полетела отборная брань. В какой-то момент проснулось шестое чувство, завопившее, что ко мне собираются применить магию. От полетевшей в меня невидимой сети удалось увернуться, но при этом я опрокинула очередную корзину. Картофель покатился по дороге, и краем глаза успела отметить, как продавщица с негодованием всплеснула руками.

А нечего прямо на земле товар расставлять!

Я чувствовала себя несчастной зверюшкой, которую преследуют опытные охотники. Дыхание сбивалось, голова кружилась, и весь мир виделся прыгающим калейдоскопом красок. Лица, голоса, бесчисленные фигуры и силуэты зданий — всё сливалось воедино.

Машинально отметила, что помогать турьерам никто не пробовал. Горожане предпочитали не вмешиваться и не пытались меня задержать. Некоторые даже расступались, освобождая дорогу. Кругом царил ужасный шум, но казалось, что громче всего бьётся мой пульс.

Быстро бегать я умела всегда. Если бы не измождённость, не сомневаюсь, что сумела бы скрыться от преследователей. Но, даже несмотря на моё теперешнее состояние, турьеры неожиданно стали отставать. До заветного поворота осталось бежать совсем немного и, чувствуя близкое спасение, я ускорилась. Главное — покинуть рынок. А там можно затеряться в переулках, слиться с толпой или отсидеться в укромном месте — подворотен много.

Внезапно прямо передо мной мелькнула тень. Не успела понять, что происходит, как наткнулась на невесть откуда взявшуюся преграду. По инерции отшатнувшись, я подняла глаза и наткнулась на внимательный, пробирающий насквозь взгляд.

Меня будто пригвоздили к месту, лишив возможности двигаться. Теперь шестое чувство вопило об усилившейся опасности. Оно буквально повесило предупреждающий красный знак и тут же скрылось, тоже испугавшись представшего передо мной турьера.

То, что это был именно турьер, я поняла сразу. Даже не по характерной форме и исходящей от него силе. Именно по взгляду. Простые люди так не смотрят.

— Далеко собралась? — усмехнулся маг, делая шаг в мою сторону.

Отмерев, я попятилась и уткнулась в очередной прилавок — со специями. Отступать было некуда, и мы оба прекрасно это понимали. Через пару секунд к нам подбежали гнавшиеся за мной турьеры, но приближаться они не стали. Судя по их виду, стоящий передо мной маг был большой шишкой. И эта шишка грозила мне крупными — если не сказать катастрофическими — неприятностями.

Всё происходило словно во сне. Время замедлилось, позволив в считанные доли секунды оценить ситуацию. Я улавливала каждый шорох. Каждое мимолётное движение.

В мыслях стремительно пронеслись все варианты развития событий, и я отвела руку за спину. Решив, что хуже всё равно не будет, незаметно взяла с прилавка горсть красного перца. Вернее, что это именно перец я поняла только в тот момент, когда одним резким движением швырнула его в турьера.

Подул ветер, подхвативший молотую специю и оказавший мне неоценимую услугу. Всего мгновение я наблюдала за тем, как тысячи мельчайших крупинок приближаются к лицу мага.

Наши взгляды снова встретились.

Время вернулось в привычное русло, и, громко кашляя, турьер принялся тереть глаза руками. Не дожидаясь, пока все опомнятся, я сорвалась с места и с сумасшедшей скоростью бросилась прочь. Даже не знаю, откуда только взялись силы — видимо, их придали страх и отчаяние.

Не оглядываясь, задыхаясь, я мчалась по скользкому тротуару, сворачивала из одного переулка в другой. Казалось, мне на пятки наступают турьеры, которые вот-вот настигнут и схватят. Остановить снова никто не пытался. Случайные прохожие шарахались в сторону, встречающиеся собаки заходились в заливистом лае. Эти животные никогда меня не любили. Сколько раз приходилось быть покусанной после попыток погладить «собачку» и не сосчитать. Обычно милые и дружелюбные, дворняжки при моём приближении почему-то щетинились и злобно рычали.

Пребывая во власти собственных чувств, я не заметила, как оказалась практически на окраине города. Здесь стояла пара одиноких зданий, а дальше начинался обрыв. Внизу — небольшая речушка, на которой только тронулся лёд.

Я обхватила себя руками и наклонилась вперёд, пытаясь отдышаться. Холодный воздух обжигал лёгкие, и дыхание превращалось в хрип. Наверное, после такого марафона впервые в жизни свалюсь с ангиной, несмотря на всю выносливость организма.

Ноги подкашивались, и желание рухнуть прямо в снег было невероятно сильным. Но я понимала, что если позволю себе расслабиться, то просто не встану.

Наверное, разумнее было бы затеряться где-то в городе, но вместо этого я стала спускаться вниз. Только оказавшись у кромки воды, упала на колени и, подавшись вперёд, посмотрела на своё отражение. С минуту сидела, не шевелясь, и не в силах оторвать взгляда от собственного лица. Потом нервно засмеялась.

Неужели это я?

Юта-Юта, во что ты превратилась?

Светлые волосы, которые сейчас казались ужасно тусклыми, спутались и висели невнятными паклями. Кожа обветрилась и покраснела, губы потрескались, а на щеке виднелась грязь.

Даже не верилось, что когда-то моя внешность была предметом зависти приютовских девчонок. Это мне доставались многочисленные, сорванные на поле цветы. Это меня купали в бесчисленных комплиментах. Это мне оставляли лучшие порции десертов и провожали от учебного корпуса до комнаты. Это мою сумку таскал на плечах каждый второй, живущий в приюте, мальчишка.

Юта-Юта…

Даже зелёные глаза потускнели и словно выцвели. Некогда яркие и искрящиеся, теперь их застилала проволока тоски. Наверное, странно так думать о самой себе, но девушка, смотрящая на меня из реки, была незнакомкой.

Я опустила руки и, зачерпнув воды, брызнула в лицо. Отёрла грязь, чувствуя, как от холода заходятся пальцы. Здесь, на окраине, так же как и в лесу, вела последние бои зима. Она цеплялась из последних сил, посылала морозный ветер, но с каждым днём становилась всё слабей и слабей. Где-то в небе щебетали птицы, летящие навстречу молодой весне. И в этом щебетании слышалась такая радость, что невольно думалось — может, всё не так и плохо?

С трудом заставив себя подняться, я открыла сумку и достала из неё расчёску. На то, чтобы привести волосы в относительно нормальный вид, потребовалась уйма времени. Пока чистила зубы, думала о том, что всё-таки не стоило так легко отказываться от предложения Рады. Возможно, стоило принять её приглашение и задержаться у ичши хотя бы на пару дней. С другой стороны, я не хотела быть им обузой. Вспоминая Шанту, ощущала, как в душе всё переворачивается. Она была примерно одногодкой Эрика, наверное, поэтому и всколыхнула в душе такие сильные чувства. Бедный мой братишка…интересно, какой он сейчас? Что любит, что нет…чего хочет и чего боится?

Лишнего времени не было, к тому же я опасалась, что меня всё-таки найдут турьеры. То, что удалось от них ускользнуть, было просто чудом, а в постоянное везение я не верила.

Но снова испытать удачу собиралась.

Я решила пойти к приюту и попробовать попасть внутрь. Неизвестно, какие люди там работают, поэтому есть надежда, что всё окажется не настолько страшно, как я представляю.

В последний раз проведя расчёской по волосам и оправив платье, я пошла вдоль берега. Приют находился неподалёку, и мне в очередной раз пришлось задуматься о ведущем меня провидении. Не зря ведь оказалась именно в этих окрестностях?

Уже вскоре я стояла перед светло-серым четырёхэтажным зданием, находящимся близ городской черты. Новенькая краска на стенах и расчищенные во дворе дорожки внушали оптимизм. Похоже, у этого приюта есть богатый покровитель. В том, где жила я, такого не было, но все мы знали, что некоторым детским домам в этом отношении везло.

У ограждения стоял невысокий приземистый дед, буквально клюющий носом. Он уронил голову на грудь и, кажется, даже тихо похрапывал. А ещё казалось, что его пышные седые усы слегка шевелились, добавляя и без того забавному облику нотки комичности.

— Добрый день, — приблизившись, проговорила я, постаравшись придать голосу уверенности.

Меня не услышали и, как следствие, проигнорировали.

— Простите, — произнесла уже громче. — Могу я попасть внутрь?

Сторож смешно сморщил нос, что-то невнятно пробормотал, а после внезапно проснулся. Он посмотрел на меня в недоумении, затем громко прокашлялся и, поправив шапку-ушанку, осведомился:

— Вы, милая, к кому?

Душа буквально запела и расцвела первыми подснежниками. «Милая» звучало гораздо приятнее «бродяжки».

— Мне необходимо попасть внутрь, — повторила с любезной улыбкой. — Я по личному вопросу.

Откровенно говоря, чёткого плана, что делать после того, как окажусь в приюте, не было. Конечно, можно было бы поговорить с директором, но он однозначно спросит документы. Просто бродить по территории бессмысленно, но я решила, что буду решать проблемы постепенно. Главное — оказаться во дворе.

Дед задумался.

— По личному, говорите? Что ж …

Он не договорил, отвлекшись на громкие голоса и шум шагов. Звуки доносились из близлежащего квартала, и, услышав их, я едва не вскрикнула от ужаса. Эти голоса было невозможно не узнать. Они принадлежали турьерам — тем самым двоим, которые преследовали меня на рынке.

Времени на побег не оставалось. Местность здесь была открытая, и я с ужасом сознавала, что не пройдёт и полминуты, как маги меня заметят.

— Прошу, помогите! — отчаянно взмолилась, обращаясь к сторожу. — Пожалуйста! Клянусь, я не сделала ничего плохого!

Дед колебался, переводя взгляд с меня на угол здания, из-за которого вот-вот должны были показаться турьеры. Правда, длилось его замешательство недолго. Сторож махнул рукой, быстро отпер калитку и поманил за собой. Он стремительно подвёл меня к небольшой сторожке и велел войти внутрь. Как только за мной захлопнулась дверь, а дед занял свой прежний пост, к воротам подошли маги. Я не слышала разговора, но в напряжении наблюдала за ними в окно. Слегка отдёрнув занавеску, смотрела на улицу сквозь крошечную щёлочку. Тело сковало напряжением, и я мысленно пообещала, что если удастся выбраться из очередной передряги, совершу как минимум три добрых дела.

Всегда имела такую привычку — мысленно обещать. Так ты словно даёшь высшим силам аванс и покупаешь у них хороший исход. Пускай звучит странно, но обычно действует.

Видимо, в последние сутки эти самые высшие силы были ко мне благосклонны, потому что сработало и в этот раз. Судя по характерным жестам, турьеры спрашивали, не приближалась ли к приюту одна подозрительная особа — то есть, я. Сторож в свою очередь ответил — нет, не приближалась.

Когда маги развернулись и пошли в обратном направлении, я медленно осела на пол. Только сейчас ощутила, насколько меня трясёт. Столько волнений за такое короткое время — определённо, перебор.

Через несколько мгновений в сторожку вошёл мой спаситель. Заметив, что сижу прямо на полу, он тяжело вздохнул и помог переместиться на кровать. Я ожидала, что сторож начнёт меня расспрашивать, но он молчал. По его виду было совершенно невозможно понять, о чём он думает.

Дед плеснул из термоса горячий чай и протянул мне жестяную кружку. Затем всё так же молча взял со стола белый свёрток и, развернув, положил передо мной пару бутербродов. То ли голод, отражающийся в моих глазах, не остался незамеченным, то ли турьеры упомянули хлеб, который якобы собиралась украсть.

Я держалась, когда вышла из «Белого пиона» и когда сидела у реки, а сейчас от неожиданного участия как никогда была близка к тому, чтобы разрыдаться. Словно почувствовав это, сторож присел рядом и, неловко приобняв меня за плечи, велел:

— Поешь. А совсем плохо — так поплачь. Полегчает.

Я бы и рада, вот только понимала, что если дам волю слезам, то просто захлебнусь в собственном море. Когда плачешь от одного, сразу же вспоминается другое — все проблемы обрушиваются разом, цепляясь друг за друга.

От угощения ничего не осталось в считанные минуты. Невольно вспомнилась Рада, угостившая яблоком и орехами. Всё-таки есть ещё в жизни место чему-то ценному и настоящему. Наверное, если бы все окончательно разучились сострадать, мир давно бы разрушился.

— Как тебя так угораздило-то? — всё-таки спросил сторож, наливая чай и себе. — Расскажи, не бойся. Я ж вижу, хорошая ты… только несчастная.

Изучая содержимое чашки, я горько усмехнулась:

— С чего вы взяли, что хорошая?

— Уж сколько я вас, таких, встречал, — хмыкнул дед. — Далеко ходить не надо — вон приют под боком. Все здесь жизнью обиженные.

— Я не обиженная, — возразила, не поднимая взгляда от чашки и запоздало поблагодарила: — Спасибо за помощь. Вы очень много для меня сделали.

На миг задумавшись, я решила рассказать всё, как есть. Мне никогда не было свойственно доверять кому-то с первых минут знакомства, но добрый сторож стал исключением. Уж если он не сдал меня турьерам сразу, то теперь вряд ли изменит своё решение.