На следующее утро я проснулась рано и на кухню пришла одной из первых. Повара двигались несколько заторможено, непрестанно зевали и впервые за всё время походили на сонных мух. Исключение составлял Рэй, который выглядел бодрым и не уставал их подгонять.

Видимо, на всех сказывалось напряжение, вызванное приближением приезда высокопоставленного лица. Хотя, как мне кажется, поварам по этому поводу волноваться вообще не стоило. Можно подумать, мэр от приюта ожидает изысков, присущих дорогим ресторациям.

Я заняла место за полюбившимся столиком, и Рэй тут же поставил передо мной свежеиспечённые блинчики с черничным вареньем.

— Твоя еда, как всегда, изумительна, — искренне похвалила я, попробовав предложенный завтрак.

— Так же, как и ты, — не упустил возможности ответить комплиментом шеф-повар и без перехода поинтересовался. — Как настроение этим прекрасным весенним утром?

— Отличное.

И это была чистая правда. Проснувшись, я почувствовала лёгкость в душе и мыслях. Наверное, это было вызвано сдвигами в отношениях с Эриком и яркими солнечными лучами, заглянувшими ко мне в комнату. Хорошо проснуться от ласкающего лицо солнца. Оно — такой естественный, приятный и совсем не раздражающий будильник.

— Ну что, внучка, к деду сегодня заглянешь? — улыбнувшись, осведомился Рэй.

— Внучатая племянница! — привычно поправили повара, не отрываясь от своих занятий.

Только я хотела ответить согласием, как Тильда неожиданно громыхнула крышкой от кастрюли и раздражённо произнесла:

— Да какая она ему родственница? Неужели в это и, правда, кто-то верит? Все мы прекрасно знаем, что она официально не трудоустроена и только дед Ивар с госпожой Глорисс непонятно почему её прикрывают!

— Тильда! — отдёрнул её Рэй, в голосе которого впервые прозвучали стальные нотки. — Прекращай болтать и займись делом.

Хотя благодаря заступничеству шеф-повара нападок в мой адрес больше не было, неприятный осадок всё равно остался. Вплоть до этого момента я искренне надеялась, что никто не знает о том, какое положение в приюте я занимаю. Хотя, наверное, было глупо предполагать, что никому не известно об истинном положении вещей. Утаить что-то в не таком уж большом коллективе достаточно сложно.

Ближе к концу завтрака, когда я собралась уходить, на кухню внезапно ворвалась Стина. Именно ворвалась! Запыхавшаяся и разлохмаченная, она сотрясала в воздухе свежей газетой и сверкала возбуждёнными глазами.

— Еле-еле первой у почтальона перехватила! — довольно воскликнула она. — Слышали последнюю новость? Хотя, о чём это я…конечно, ещё не слышали! Не поверите, что вчера случилось!

Сонные мухи, то есть повара, вмиг подобрались, навострили уши и даже взбодрились. Узнать новость одними из первых они были явно не прочь. Даже я заинтересовалась — что могло случиться настолько важного?

Потомив нас несколькими секундами молчания, Стина торжественно объявила:

— Прошлым вечером было официально объявлено о выздоровлении престолонаследника! Племянник короля, наконец, исцелился, и все лекари называют его выздоровление настоящим чудом!

Говоря это, Стина ожидала бурной реакции и, в общем-то, её ожидания оправдались. Новость оказалась по-настоящему грандиозной, и все были потрясены. Я тоже удивилась, хотя бурных восторгов по этому поводу не испытала. К своему стыду, политикой, да и вообще масштабными проблемами королевства никогда особо не интересовалась. Как-то не до того было. Но, тем не менее, о неизлечимой болезни престолонаследника слышала.

История правящей королевской семьи была трагичной. Четверо принцев слегли один за другим ещё в юношеском возрасте, а после скончались. Королева не пережила такого удара и вскоре отправилась следом за ними. Последним претендентом на трон оставался племянник короля, и некоторое время все считали, что страшная и странная болезнь его не коснулась. Но около семи лет назад внезапно занемог и он. В отличие от двоюродных братьев, сгоревших всего за год, он держался гораздо дольше. Придворные лекари тщетно пытались его исцелить, и в итоге все, как один сдавались. Говорили, что здесь медицина бессильна. То же касалось и магов, делающих попытки победить неизвестную болезнь.

Некоторое время всё держалось втайне, но буквально пару лет назад информация просочилась в народ. С тех пор каждая уличная собака знала о том, что творится в замке. Тогда верхушки сильно опасались переворота, и жесткие меры в городах были усилены. На патрули отправлялось всё больше и больше турьеров, на высокие должности назначались только хорошо проверенные люди и маги. К счастью, а, для кого-то — сожалению, смены власти так и не произошло.

— Информация точная? — усомнился Рэй. — Не очередная выдумка газетчиков?

Стина в возмущении на него посмотрела и, уперев руки в боки, объявила:

— Можешь поверить, самая что ни на есть точная! Публикация сделана в «Столичном вестнике»!

— Значит, не выдумка…, - задумчиво протянул Рэй. — Даже не верится, что такое возможно.

— Феномен, — довольная произведённым эффектом, Стина улыбнулась и прошествовала к столику.

Сегодня ей предстояло работать во вторую смену, так что она могла позволить себе задержаться на кухне, обсуждая последние новости. А вот мне пришлось уйти — уже и так опаздывала.

Когда уходила, специально бросила быстрый взгляд на Тильду и убедилась в том, что на Стину она реагирует довольно прохладно. Однозначно не так резко, как на меня. В связи с этим в мыслях возникло предположение, которое казалось таким же невероятным, как выздоровление престолонаследника. Может, это именно Тильда дважды раскопала вербену, мне назло? Если так, то это в высшей степени странно. Такое поведение присуще младшим школьникам, но никак не взрослой девушке. Хотя, учитывая то, что никаких доказательств нет, лучше лишний раз себя не накручивать и вообще об этом не думать. Пытаться убеждать повариху в том, что между нами с Рэем ничего нет, я тоже не собиралась. Пускай варится в собственном соку, раз ей так угодно. А у меня и других забот хватает.

Идти в учебный корпус и, особенно, на второй этаж, было волнительно. Слишком свежи в памяти воспоминания о вчерашнем вечере. Я боялась, что директриса может узнать о взломе кабинета, ведь окно осталось приоткрытым. А после каким-то образом вычислить нас с Эриком. Но ничего подобного не произошло, и госпожа Ниаль выглядела и вела себя, как обычно.

— Юта, подожди! — неожиданно нагнал меня после уроков Тим.

Приблизившись, он на несколько мгновений замер, пытаясь отдышаться. Вид ангелочек имел несколько болезненный — лицо бледное, а область вокруг губ отдавала синевой.

— Можно я у тебя уроки сделаю? — робко спросил он, выровняв дыхание.

На меня смотрели до того большие и чистые глаза, что невольно сжалось сердце. Я знала, что над Тимом измывается не только Эрик, но и многие другие одногруппники, но попыток в это вмешиваться не делала. Одно дело пытаться вправить мозги братцу и совсем другое — целой ораве детей.

Единственное, чем целенаправленно занималась — это пыталась внушить Тиму уверенность. В сложившейся ситуации помочь ему мог только он сам. Было трудно, но я видела, что постепенно ангелочек раскрывается. Делает первые шаги по преодолению собственных страхов и комплексов. Сколько пришлось биться, чтобы заставить его обращаться ко мне по имени и на «ты», страшно даже вспоминать. Но цели я всё-таки достигла.

Войдя в комнату, я привычно расположилась на кровати, а Тим сел за стол. Достал из старого потёртого рюкзачка учебник по литературе и принялся учить наизусть стихотворение.

Расслабившись, я слушала звуки его тоненького голоска, и на лице против воли появлялась улыбка. Всегда любила такие произведения — описывающие красоту природы, непритязательные и понятные каждому. Когда, порой, задавали учить труды гениальных, давно почивших умов, не испытывала ничего, кроме скуки. Никогда не питала особой любви к учёбе, но при этом умудрялась оставаться стабильной хорошисткой. Даже не верится, что тот жизненный этап остался далеко позади…

— В небе синем бегут облака, — в третий раз повторил ангелочек, сосредоточившись на произносимых строчках. — Ветер тёплый листья качает. Обласканы солнцем луга и поля…

— Гром вдалеке грозу предвещает, — закончила за него, успев запомнить первое четверостишье.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату, как к себе домой, вошёл Эрик. Не заметив Тима, он стремительно приблизился ко мне и с гордостью продемонстрировал обновки. На нём красовались вещи, которые мы уже видели в адресованной ему посылке.

— А смотри, что ещё покажу, — он достал маленькую коробочку шашек. — Ещё такие же шахматы есть!

Я улыбнулась и собралась ответить, как вдруг зацепилась взглядом на маленькую, неприметную вышивку на нагрудном кармане новой рубашки. Не поверив своим глазам, резко поднялась с кровати и, вплотную приблизившись к Эрику, тронула её кончиками пальцев.

— Ты чего?! — тут же вскинулся брат, отпрянув назад.

Я всё ещё не верила в то, что видела. Внутри всё скрутило в тугой узел, руки задрожали. Вышитую на рубашке эмблему я не могла не узнать. Не может быть…

Не отводя от неё взгляда, сняла с формы свою брошь, которую прятала под воротничком. Так и есть — одинаковые. Переплетающиеся между собой буквы В и Э, соединённые изящным цветком. Объяснение такому совпадению было всего одно: подарок Эрику прислали родители, или родственники.

Просто в голове не укладывается… Как же так? Выходит, они знают, где он находится, и ничего не делают? Ничего?! Не пишут, не приезжают, не забирают из приюта?

В первое мгновение меня затопили обида и злость. Я с силой смяла покрывало на кровати и до боли закусила губу. Эрик смотрел в полнейшем недоумении и совершенно не понимал, что со мной происходит.

Глубоко вдохнув, прикрыла глаза и медленно выдохнула. Нужно успокоиться. В жизни бывает всякое, и обстоятельства так же бывают разные. Может, я и наивная дурочка, но всё равно не верю, что родители нас бросили. Раз всё происходит так, как происходит, значит, на то есть причины.

— А он что здесь делает?! — вывел меня из оцепенения возмущённый возглас Эрика.

Тим сидел, скукожившись на стуле и привычно втянув голову в плечи.

— Уроки учит, — несколько запоздало отозвалась я, вновь посмотрев на вышивку.

Братец подошёл к письменному столу и, бесцеремонно схватив учебник, пробежался глазами по раскрытым страницам.

— Что тут учить-то? — презрительно фыркнул он. — Мямля, у тебя ещё и память короткая?

Эрик поднял руку, намереваясь дать Тиму несильную и в то же время унизительную затрещину, но я успела помешать. Перехватив его за запястье, пристально посмотрела прямо в глаза и потребовала:

— Извинись.

— Ещё чего!

— Извинись, — повторила, продолжая в упор смотреть на брата.

Видимо, вид я имела убедительный, потому как Эрик всё-таки сдался. Мы играли в глазелки не менее полминуты, после чего он не выдержал и первым отвёл взгляд. Но выполнять требование всё-таки не спешил.

— Мы ждём, — твёрдо повторила я, не выпуская его руку.

Братец снова вскипел:

— Да за что извиняться?! Мямля он и есть мямля!

Следом за этим утверждением последовали неизменные и, определённо, любимые ругательства. Я терпеливо ждала, пока боевой запал иссякнет, и Эрик выдохнется. В какой-то момент он начал вырываться, но я продолжила его удерживать, хотя рука начинала болеть. Казалось, ещё пара движений с его стороны, и кисть просто вывихнется.

— Извини! — в сердцах выплюнул Эрик, даже не посмотрев на Тима. — Довольна?!

Вполне довольна. Нет, не так — безумно довольна! Сказать, что братец прогрессирует, это не сказать ровным счётом ничего.

Я тут же его отпустила, и он мгновенно метнулся в сторону выхода.

— Останься, пожалуйста, — негромко произнесла я, сменив тон с приказного на просительный.

Говоря откровенно, даже не надеялась, что Эрик послушает, но он неожиданно удивил. Дойдя до двери, круто развернулся, гневно сверкнул глазищами, после чего с разбегу плюхнулся на кровать. Пару раз стукнул кулаком по подушке, выпуская пар, а затем подмял её под себя и улёгся на живот.

— Стихотворение выучил? — мягко спросила я, присаживаясь на краешек кровати.

Ответом мне было молчание.

— Расскажешь? — поинтересовалось, расценив это, как согласие.

Эрик нахмурился и пробубнил под нос что-то невнятное — кажется, опять те самые ругательства. Ну и пусть! Сквернословие не самый страшный порок, да и отучить всегда успею. Сейчас я одержала пусть маленькую, но всё же победу, и этого вполне достаточно.

Внезапно во взгляде брата, направленном на ангелочка, промелькнул испуг.

— Эй, мямля…

Я резко обернулась и увидела, что тот согнулся пополам и, тяжело дыша, едва не падает со стула.

— Тим, что с тобой?! — подскочив к нему, придержала, не давая сползти на пол. — Эрик, быстро беги за лекарем! Зови воспитателей!

На этот раз брат послушался беспрекословно и уже через пару секунд скрылся за дверью. Ангелочек же выглядел совсем плохо. Бледность, бросившаяся мне в глаза ещё час назад, усилилась, и его лицо походило на белое полотно. Синева вокруг губ тоже проступила чётче, и ко всему прочему Тим задыхался.

— Тим…Тимочка, — севшим голосом позвала я, чувствуя себя абсолютно беспомощной. — Миленький, потерпи, сейчас придёт лекарь…

Из груди мальчика вырвался какой-то невнятный хрип, а его глаза начали закрываться. Я испугалась по-настоящему, но всё, на что была способна — это осторожно положить его на кровать и находиться рядом. Что делать в таких случаях не имела ни малейшего представления и надеялась, что врач успеет вовремя. Боязнь за Тима перемешивалась со злостью на собственную беспомощность. До чего ужасно, когда не знаешь, чем помочь!

— Кто-нибудь, сюда! — крикнула, на секунду выглянув в коридор, после чего вернулась к ангелочку.

Я взяла его за руку и почувствовала, как на запястье быстро-быстро бьётся пульс. Положила руку ему на лоб и ощутила, что он влажный и холодный.

Да где все?! Почему, когда действительно нужна помощь, приют словно вымер!

Повинуясь какому-то не до конца сознаваемому желанию, я прилегла рядом и, обняв Тима, легко коснулась губами его виска. Из груди мальчика по-прежнему вырывались хрипы, которые с каждым вздохом становились всё тише и тише. Мне казалось, что вместе с ними я слышу ноющую, туманящую разом боль. Чувствую, как она тяжёлыми путами сжимает маленькое сердце и, злобно усмехаясь, расползается по всему телу.

Прижав Тима к себе, я прикрыла глаза, и ощущения стали ещё ярче. К ним добавился холод, от которого по коже пробежала дрожь. Хотелось прогнать, растопить его, вытеснить своим теплом.

Представила, что я — солнечный свет, какой бывает поздним маем. Тёплый и ласковый, но одновременно настойчивый. Губы, которые по-прежнему держала у виска ангелочка, внезапно стало показывать. Как и кончики пальцев — там, где они касались его руки. Наше дыхание смешивалось, и теперь его боль стала до того остра, что я буквально её видела.

Перед закрытыми глазами мелькали какие-то неясные образы. Белый свет лился откуда-то сверху, а вокруг кружил хоровод видений. Зелёный луг с цветущими армерией и вереском, высокое небо и припорошенные снегом верхушки гор. Быстрый бег по хвойному лесу, невероятные прыжки, подобные полёту, и дурманящее чувство полной свободы…

Образы менялись и ускользали, не давая себя запомнить. Но они оставляли смутно знакомое, светлое чувство, заполняющее всё моё существо. Погружаясь в него всё больше, я пыталась вытеснить тёмную боль. Совершенно не понимала, что делаю, и нисколько об этом не задумывалась. Интуиция и что-то ещё — странное и неизведанное, руководили мной в этот момент. Противостоять боли было трудно, но постепенно она сдавалась и исчезала под натиском белого света. А когда растворилась окончательно, погас и он.

Вместе с этим пришло осознание того, насколько странно и нереально происходящее. Открыв глаза, я резко села на кровати и посмотрела на лежащего рядом Тима. Увидев порозовевшие щёки и услышав ровное, размеренное дыхание, просто не поверила себе.

На смену странным ощущениям пришла дикая слабость и головокружение. Подозреваю, теперь я походила на бледного призрака, каким до этого времени казался ангелочек.

В коридоре послышался громкий топот, и вскоре в комнату вбежали Эрик, пара воспитателей и облачённый в белый халат мужчина, по-видимому, являющийся лекарем.

— Тим! — воскликнула одна из воспитательниц, всплеснув руками. — Бог мой, опять!

Пока она причитала, лекарь, со свойственным его профессии спокойствием, приблизился к кровати и принялся осматривать ребёнка. Я сидела рядом и, наблюдая за действиями мужчины, заметила, как на его лице проступает озадаченность.

— Он спит, — спустя пару минут констатировал лекарь, в упор на меня посмотрев.

— Спит? — изумлённо переспросила воспитательница, выразив всеобщее замешательство.

Я была ошарашена и полностью разбита. Чем угодно могла поклясться, что Тим страдал от какого-то приступа. Он просто не мог заснуть. Это…ненормально!

— У Тима врождённый порок сердца, — переведя на ребёнка взгляд, произнёс лекарь. — Всё, что я могу, это лишь давать ему небольшую отсрочку. Любое волнение провоцирует приступы, справляться с которыми становится всё сложней.

Я отрицательно замотала головой, не желая верить в услышанное. Ангелочек…этот милый маленький мальчик серьёзно болен? Одна мысль об этом терзала душу и заставляла глаза наполняться слезами. Никогда не отличалась излишней сентиментальностью, но сейчас внутри всё переворачивалось. Как ни парадоксально, одновременно с этим я ощущала и опустошение. Чувствовала себя так, будто из меня выжали все соки.

— Но сейчас он, в самом деле, просто спит, — повторил лекарь, который был удивлён не меньше, чем остальные. — Расскажите, что произошло?

Я во всех подробностях описала случившееся. Не упомянула только о том, что приступ, скорее всего, спровоцировал Эрик. Сейчас брат выглядел ужасно испуганным и топтался на пороге, не решаясь переступить порог комнаты.

Поднявшись с места, лекарь заявил:

— Я заберу мальчика в лазарет. Эту ночь ему лучше провести под присмотром, не исключено, что к утру его состояние может ухудшиться.

— Нет! — неожиданно для самой себя, возразила я.

Не знаю, откуда, но внезапно появилась навязчивая мысль, что Тиму нужно остаться здесь. В этой комнате. Со мной.

Брови лекаря удивлённо поползли вверх.

— Что значит — нет?

— Тим будет ночевать здесь, — произнесла, не веря, что действительно это говорю.

Моим заявлением присутствующие были поражены так же, как и я сама. Но что ещё более поразительное — возражать лекарь почему-то не стал.

Наградив меня долгим, внимательным взглядом, он медленно кивнул каким-то своим мыслям и согласился:

— Хорошо, пусть будет так. При теперешнем состоянии, мальчика лучше лишний раз не беспокоить.

Дав некоторые рекомендации и велев в случае чего идти в лазарет, лекарь удалился. Вслед за ним ушли и воспитательницы, пребывающие в недоумении по поводу моего нежелания отпускать Тима от себя.

— Может, усыновить хочет? — на выходе негромко спросила одна у другой.

— Да ну, — усомнилась та, — кому он, болезненный, надо? Она и сама ещё практически ребёнок…

Когда шум их удаляющихся шагов стих, я обратила внимание на Эрика, который продолжал топтаться на пороге комнаты. Он не знал, куда себя деть и что делать — идти к себе, или задержаться здесь.

Сомнения брата разрешила я.

Встав с кровати, подошла к нему и холодно проронила:

— Молодец, Эрик Риорт, ты добился своего. Ещё пара таких случаев — и станешь виновен в смерти человека.

Эрик вздрогнул, а я продолжила:

— Осознаёшь последствия своих поступков? Хотя бы на миг задумался, к чему всё может привести? Действительно хочешь стать убийцей?

— Я не хотел, — попытался вставить мальчишка. — Не знал, что он…

— Не знал, что он болен? Сильно сомневаюсь.

Судя по несчастному виду, Эрик знал и сейчас чувствовал себя виноватым. Но это осознание было недостаточным. Я знала, что говорю жестокие вещи, но делала это намеренно. Пусть он восьмилетний ребёнок, но уже в этом возрасте нужно понимать и нести ответственность. А лучший способ понять — прочувствовать на себе. Испытать невыносимое, мучающее чувство вины. Это тяжело, больно, но необходимо. Может, хотя бы этот урок заставит брата что-то поменять в своём поведении.

— Я…

— Иди к себе, — отрезала, развернувшись и направившись обратно к кровати. — До завтра.

Было сложно сохранять видимость спокойствия, но мне удалось. Ещё некоторое время постояв на месте, Эрик издал какой-то невнятный звук, напоминающий всхлип, и опрометью бросился вон из комнаты. Дверь за ним захлопнулась особо громко, подведя жирную черту в этом вечере.

Погасив свет, я устроилась на самом краешке кровати и накрыла нас с Тимом одеялом. Посмотрела на ангельское личико и отвела упавшую на лоб золотистую прядь. Сейчас мальчик выглядел особенно беззащитно. Возникла ассоциация с маленьким невинным барашком, являющимся к тому же ужасно несчастным.

А вот кто в таком случае Эрик?

Злой волк?

Нет. Такой же маленький барашек — и, возможно, даже ещё более несчастный.

Проснулась я рано. Как и всегда в последнее время, с первыми лучами солнца. Пробуждение сопровождалось ужасной ломотой в теле из-за неудобной позы, в которой пришлось провести всю ночь. А ещё головной болью и слабостью. Создавалось впечатление, что ночью я не отдыхала, а занималась изматывающей физической работой.

— Юта? — раздался знакомый тоненький голосок, и на меня обратился недоумённый взгляд больших глаз.

Остатки сна окончательно слетели, и я взволнованно всмотрелась ангелочку в лицо. Он выглядел абсолютно здоровым, и от вчерашнего недомогания не осталось и следа.

— Как себя чувствуешь? — спросила, взяв его за руку. — Что-нибудь болит?

Тим прислушался к своим ощущениям, после чего отрицательно помотал головой:

— Ничего.

Я крепко его обняла, и только в этот момент меня затопило невероятным облегчением. Слава богу, всё обошлось! В памяти почему-то всплыла недавно услышанная новость о чудесном исцелении племянника короля. Было бы здорово, если бы и с Тимом произошло то же самое. Раз — и проснулся абсолютно здоровым.

Но, к сожалению, в жизни так не бывает…Престолонаследник, прежде чем победить болезнь, мучился целых семь лет.

— А стихотворение я так и не выучил, — горестно вздохнул ангелочек, протирая кулачками глаза. — Плохую отметку поставят…

Я рассмеялась и заверила, что всё обязательно будет хорошо. Если бы только плохая оценка была самым страшным из возможных кошмаров…

В тот момент, когда я стояла у зеркала, расчёсывая волосы, в дверь постучали. Смирившись с тем, что выделенная мне комната стала походить на проходной двор, я открыла и обнаружила на пороге Эрика.

— Шеф-повар велел передать, — пробубнил он, опуская на стол поднос с завтраком. — С пожеланием приятного аппетита.

Братец бросил быстрый взгляд на Тима и тут же отвёл глаза. Сейчас я испытывала некоторые муки совести за свою вчерашнюю резкость, но, видя, что она произвела эффект, ничуть об этом не жалела.

Заметив, что Рэй предусмотрительно поставил на поднос три тарелки, я предложила:

— Позавтракай с нами.

Колебался Эрик недолго и уже через пару минут наворачивал пышный омлет, запивая его какао. Что меня порадовало, так это перемены в поведении обоих мальчишек. Братец присмирел, чего я ожидала и на что надеялась, а Тим удивил, став вести себя более расковано. Впервые я видела, что он не теряется в присутствии Эрика и не пытается боязливо втянуть голову в плечи. Тим завтракал, не вылезая из постели, и в этот миг как никогда походил на самого настоящего кудрявого ангелочка. А, может, всё-таки барашка.

Ограничившись чаем, я быстро сбегала в душевую и, умывшись, вернулась обратно. Во время моего отсутствия ничего страшного не произошло, и мальчишек я застала в тех же позах, в каких они сидели до моего ухода. Оба сохраняли нейтралитет, что не могло не радовать.

Когда они позавтракали, Эрик отправился в учебный корпус, а я отвела Тима в лазарет. Лекарь ещё раз его осмотрел, после чего явил собой яркий пример полнейшего недоумения, удивления и прочих подобных терминов.

— Здоров… — потрясённо пробормотал лекарь, осев на стул. — Абсолютно здоров…

Когда я попыталась расспросить подробнее, он не обратил на меня ни малейшего внимания. Тут же подозвал медсестру, велев ей подготовить всё необходимое для более тщательного осмотра. Тима было решено оставить в лазарете на пару дней. Но, насколько я поняла, не из-за опасений по поводу его здоровья, а из-за обследования.

Весь день, отмывая полы и окна, я пыталась понять, что же вчера произошло. Вспоминая своё странное состояние, не могла найти ему никакого логичного объяснения. Нелогичного — тоже. Как только пыталась что-то анализировать, так сразу приходила к выводу, что приступ Тима прошёл из-за меня. А как только размышления сворачивали в эту сторону, так я сразу себя отдёргивала. Бред! Быть такого не может!

Или всё-таки…может?