Глава 9
«Последний бой, он трудный самый…»
Май 1905 года, помимо успешного прорыва эскадры Небогатова во Владивосток, ознаменовался и очередной удачей Линевича в боях на суше. Нарастив численность войск до полумиллиона человек, он во время начавшегося 22 мая наступления снова заставил врага отступать. На этот раз японские фланги остались на своих местах, зато армиям Оку, Нодзу и Куроки пришлось отойти за реку Тайцзыхэ. И следующей целью русских определенно должен был стать расположенный на пока еще японском ее берегу Ляоян…
Разумеется, враг старательно «цементировал» свою линию обороны, выгребая все доступные резервы, дабы не допустить перехода пока еще тактических успехов русских в стратегические. От планов высадки на Сахалин японскому военному командованию пришлось отказаться — после прибытия эскадры Небогатова обеспечить перевозку войск под самым носом у противника, снова оказавшегося «в силах тяжких» на морском театре, объективно не представлялось возможным. Да и в Манчжурии пара лишних дивизий сейчас явно была нужнее.
От накачанного корабельным составом по максимуму Тихоокеанского флота в Петербурге теперь тоже ждали активных действий. И отнюдь не таких, как пара небольших (и по степени удаления от Владивостока, и по масштабам причиненного вреда) набегов крейсеров и миноносцев на японские пути снабжения, организованных Скрыдловым в конце апреля — начале мая текущего года. Тем более что по коммуникациям врага по завершении майского наступления русских вот-вот должны были пойти транспорты с новыми людьми и боевыми припасами для потрепанных в сражении японских армий — желанная и законная цель для любого русского военного корабля.
Правда, до того, как двинуть все силы в «последний и решительный» бой, пришлось решить еще ряд целый ряд задач. В их числе были завершение мелкого (а порой и не очень) послепоходного ремонта новоприбывших и окончательная доработка их боекомплекта, пополнение на них запасов угля и провизии, ввод в строй «Богатыря» в последних числах мая, перетасовка кораблей в боевых отрядах и отработка их совместных действий в штабных кабинетах и практических плаваниях.
Кроме того, крейсерским и миноносным отрядам русских пришлось изрядно «почистить» прилегавшие к Владивостоку воды от японских легких и вспомогательных крейсеров и миноносцев, часть которых Того вынужден был вновь перебросить в Гензан для слежения за противником и проведения скрытных минных постановок.
Но с последней задачей у врага не заладилось — водное пространство на своих обычных судоходных путях вдоль 50-саженной изобаты, за которой было возможно «высеивание» тогдашних мин, русские, наученные горьким опытом, теперь стерегли как зеницу ока. В результате попыток прорваться к цели японцы потеряли миноносцы «Сиротака» и «Киджи». А «Одори» и невезучий N 66, до того едва успевший починиться после подрыва на мине, нахватали такое количество русских снарядов, что едва смогли уйти и на месяц угодили в ремонт. Повреждения русских кораблей во всех этих схватках оценивались как «незначительные» и оперативно устранялись ремонтными бригадами. При этом весьма неплохо зарекомендовала себя практика лидирования отечественных миноносцев одним из крейсеров-«камушков», и правда становившихся своего рода краеугольными камнями общей системы огня таких сводных отрядов.
Помимо того, «Россия», «Громобой» и «Баян» подловили и пустили на дно вспомогательный крейсер «Америка-Мару». Уходя от спешивших на выданные им в эфир призывы о помощи кораблей Камимуры, отряд Иессена, тем не менее, успел выловить из воды нескольких членов экипажа своей жертвы. От них штаб Скрыдлова узнал, что главные силы Того продолжают пребывать в районе Корейского пролива, прикрывая основной путь транспортировки войск из Симоносекского пролива в Манчжурию. Собственно, эти сведения и предопределили направление планируемого удара. Как было подытожено командующим флотом на собрании флагманов:
— Думаю, не стоит здесь ничего лишнего изобретать, господа. Собираем все силы в кулак и идем бить врага в его логове. Или же там, где он будет готов с нами встретиться.
Скрыдлов сказал так вполне осознанно, без какого-то франтовства и позерства. Дело было в том, что попыткам потягаться с японским флотом в долгом и вязком позиционном противостоянии препятствовал, в частности, такой фактор, как запасы угля во Владивостоке. Его к июню 1905 года имелось лишь примерно 130 тысяч тонн зарубежных марок (кардиф, ньюкастль, трофейный японский с захваченного «Аллантона» и прочие) и еще около 26 тысяч — местных, из сучанских, дуйских и мгачинских рудников. И это количество почти семь десятков только боевых кораблей, не считая портовых судов, могли поглотить буквально за пару осуществленных по всем правилам боевых выходов. А ведь уголь еще расходовался и просто на стоянке… Да и за «торгашами», доставляющими во Владивосток топливо и прочие припасы, японцы продолжали охотиться с не меньшим рвением, чем русские — за японскими судами снабжения.
Поэтому уже утром 9 июня 1905 года русский флот, завершив последние приготовления, двинулся в сторону Корейского пролива. Состав и диспозиция его сил были следующими.
1-й броненосный отряд вел командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Н. И. Скрыдлов. В него были включены новейшие эскадренные броненосцы «Орел», «Князь Суворов», «Император Александр III», «Слава» и крейсер 2-го ранга «Алмаз» в качестве репетичного судна при флагмане.
2-й броненосный отряд под флагом вице-адмирала П. А. Безобразова составили эскадренные броненосцы «Ретвизан», «Синоп», «Сисой Великий», «Бородино», а также минный крейсер «Абрек».
В 3-й броненосный отряд, возглавляемый вице-адмиралом (новое звание стало наградой за успешный прорыв) А. М. Романовым на «Ростиславе», входили также броненосцы береговой обороны «Адмирал Ушаков», «Адмирал Сенявин», эскадренные броненосцы «Пересвет», «Ослябя», «Двенадцать Апостолов» и приданные отряду минные крейсера «Всадник» и «Гайдамак». А еще одному свежеиспеченному вице-адмиралу, Н. И. Небогатову, достались под командование устаревшие корабли — эскадренные броненосцы «Император Николай I», «Наварин» и броненосные крейсера «Адмирал Нахимов», «Память Азова», «Дмитрий Донской». От прикрепления репетичным судном одного из минных крейсеров Николай Иванович отказался, в принципе справедливо считая свой отряд более крейсерским, нежели в полном смысле этого слова броненосным. Зато он взял себе в помощь три самых «дальнобойных» номерных миноносца — NN 203, 205 и 206.
Над 1-м отрядом крейсеров (броненосные «Баян», «Россия» и «Громобой») начальствовал контр-адмирал К. П. Иессен. А 2-й крейсерский отряд (бронепалубные «Богатырь», «Олег», «Аврора», «Светлана») отдали в подчинение тоже уже примерившему контр-адмиральские погоны Н.О. фон Эссену.
Оба крейсера-«камушка» по опробованной в стычках под Владивостоком схеме возглавили два отряда миноносцев. При этом в 1-й отряд во главе с «Жемчугом» вошли «Бдительный», «Властный», «Громкий», «Грозный», «Громящий», «Завидный» и «Заветный». А «Изумруд» принял под начало миноносцы «Бедовый», «Быстрый», «Буйный», «Бравый», «Блестящий», «Безупречный» и «Бодрый».
Помимо того, чуть поодаль двигались госпитальное судно «Орел» и «Ангара» с «Уралом», взятые в поход в качестве угольного транспорта и эскадренной мастерской соответственно. Оставшиеся же вспомогательные крейсера и номерные миноносцы вместе с подлодками должны были обеспечивать охрану опустевшей владивостокской «квартиры» во время отсутствия ее главных хозяев.
Встреча русских сил с Объединенным флотом японцев под предводительством Х. Того состоялась в полдень 11 июня примерно на полпути между группой островов Мацусима и островом Цусима. Из-за этого в русской исторической литературе состоявшуюся схватку двух флотов поначалу именовали как раз битвой при Мацусиме, тогда как в японской — Цусимским сражением. Со временем общепризнанным стало все же второе название, тем более что под конец дневной артиллерийской дуэли стороны выходили из нее ближе именно к Цусиме.
К удивлению Скрыдлова, на пути от Владивостока к будущему месту схватки на эскадру не пытались напасть многочисленные японские миноносцы, которых русские обоснованно опасались. Сам Того позже довольно логично объяснял это тем, что предпочел приберечь свою миноносную «саранчу» для атак на поврежденные после дневного боя корабли врага с уже изрядно повыбитой артиллерией.
Повод считать, что он нанесет солидный урон противнику именно огнем орудий своих линейных сил, у японского командующего на самом деле имелся. Русские, как уже говорилось, рассчитывали встретить в составе «Тэйкоку кайгун» пять броненосцев и восемь броненосных крейсеров. Но записанного в «живые» «Ясимы» в Первом боевом отряде японцев на самом деле уже не было. Зато при сближении эскадр в его хвосте обнаружились два корабля, которые после лихорадочного листания справочника Джейна были опознаны на русском флагмане как британские броненосцы «Свифтшур» и «Трайомф».
Как позже было установлено разведчиками и зафиксировано историками, англичане все же не стали безропотно терпеть то «унижение», которым был в их глазах условно свободный проход через черноморские проливы трех русских броненосцев. И, раз один из основных геополитических соперников прибегнул к «бесчестным» в понимании лондонских властей действиям, Великобритания сочла себя вправе адекватно ответить на русскую «военную хитрость». Ответ выразился в передаче в конце сентября 1904 года Японии (фактически в кредит, «живых» денег у той уже не было) двух новейших броненосцев, лишь три месяца назад вступивших в строй.
Во время их недолгого плавания под английским флагом «Свифтшур» и «Трайомф» были известны среди моряков под шутливыми кличками «Ваканте» и «Оккупадо» — за надписи на дверях офицерских гальюнов, выполненные на испанском (корабли изначально строились для Чили). И числились в списках флота в качестве броненосцев 2-го класса. Однако на деле это был такой 2-й класс, которому мог позавидовать иной первоклассный броненосец самого Ройял Нэви… Менее чем в 12000 тонн водоизмещения проектантам удалось вместить и 7-дюймовую на большей площади броню корпуса с полным поясом по ватерлинии, и почти 20-узловую скорость, и, главное, чрезвычайно мощное вооружение из четырех 254-мм и четырнадцати 190-мм орудий — причем все они были упрятаны в броневые башни и казематы.
Нужно сказать, враг изрядно постарался, чтобы об этом пополнении как можно дольше не узнали русские. Во избежание малейших информационных утечек «Свифтшур» и «Трайомф» даже шли в Японию не через Суэцкий канал, а вокруг Африки, прибыв к месту назначения в конце марта 1905 года. Во флоте Страны Восходящего солнца они получили имена соответственно «Ики» и «Ивами» и после формирования команд (их собирали в основном из экипажей кораблей 7-го отряда Третьей эскадры и стоящего на приколе «Чиоды») сразу включились в боевую подготовку. Занятно, что задуманные для борьбы с крейсерами типа «Гарибальди», в одном случае они их и правда «победили» — когда заменили собой в составе Первого боевого отряда японского флота принадлежавшие как раз к названному типу «Касугу» и «Ниссин».
И теперь эти непредвиденные «Ики» и «Ивами» вынуждали Скрыдлова спешно перекраивать ранее распланированную систему организации огня первых двух русских броненосных отрядов. А еще надеяться, что отряд Великого князя сможет выдержать удар Камимуры, у которого под началом имелось, оказывается, уже не шесть, а восемь броненосных крейсеров.
Вряд ли стоит поминутно расписывать в рамках данного повествования весь ход главной морской битвы той войны, который к настоящему времени уже не раз и во всех подробностях «препарирован» и военными, и исследователями истории флота. Достаточно сказать лишь, что в силу установок на индивидуальное маневрирование отрядов, причем как с русской, так и с японской стороны, то, что в совокупности именуется Цусимским сражением, практически сразу после открытия в 13.49 огня разбилось на несколько самостоятельных схваток. Причем более-менее классически в пестрой мешанине боя выглядело лишь противостояние отрядов Того и Камимуры с силами Скрыдлова, Безобразова и Романова. Но на то они были и линейные силы, чтобы сражаться, выстроившись друг против друга в кильватерные колонны. Вместе с тем, успехи у разных «компонентов» этих боевых линеек тоже оказались различны.
Того, используя уже наработанный опыт, стремился охватить голову отряда Скрыдлова для сосредоточения на ней огня всего своего отряда. Но теперь русские имели наконец-то в полной мере освоенные машины «бородинцев» и в очередной раз починенную силовую установку «Сисоя». Все это позволило им в первой фазе боя, пока не было серьезных повреждений, уверенно идти на 14–15 узлах против начальных 16–17 у японцев, не дав последним тем самым решающего преимущества в скорости для реализации задуманного.
А еще Скрыдлов, как оказалось, исключительно верно определился с приоритетными целями для стрельбы. Его отряд вел огонь всего по двум кораблям, «Микасе» и «Сикисиме» — но именно они являлись лучшими стрелками среди броненосцев Того и в этой связи были наиболее опасны. Более того, сама по себе расстановка кораблей в отряде Скрыдлова, дававшая на каждую цель по два собственных броненосца с разными типами башен, «путиловскими» и «металлическими», различающимися по скорострельности, позволяла им еще и не путать падения своих и чужих снарядов.
Отряд Безобразова, в свою очередь, просто разобрал «поштучно» все оставшиеся корабли Того и перемогался с ними в индивидуальных дуэлях, не оставляя необстрелянным никого и при этом в принципе не испытывая проблем с контролем авторства попаданий. Ну и, соответственно, вызывал тем самым у своих прямых оппонентов закономерное желание ответить, снижая интенсивность огня по броненосцам Скрыдлова.
Итогом противостояния главных сил для русских стало потопление примерно в 16.50 «Сисоя Великого» — здесь отличился «Ивами», корабль младшего флагмана японского отряда С. Мису. Он же, отлично распорядившись своей артиллерией с самыми современными снарядами, сумел «накидать» столько подводных пробоин шедшему замыкающим «Бородино», что тот около 18.00 был вынужден выйти из боя, дабы просто не перевернуться от ширящихся затоплений. Самым обидным для Безобразова являлось то, что на момент оставления линии «Бородино», исключая дыры в корпусе, был еще вполне боеспособен и сохранял действующей почти всю главную и среднюю артиллерию, но нанести достаточно серьезные повреждения своему обидчику так и не сумел.
Однако если одному из двух японских «новичков» крепко повезло, то второй явил собой обратный пример. Да, «Ики», как и «Ивами», добросовестно, но не слишком удачно — сказалась худшая подготовка его комендоров, большей частью переведенных со старых кораблей 7-го отряда — старался поддерживать огонь по «Синопу» и «Ретвизану». Но два снаряда предпоследнего залпа «Сисоя» буквально отправили «японца» в нокдаун. Один из них сделал подводную пробоину в корме, своротил и намертво заклинил руль и повредил правый вал, из-за чего «Ивами» выбросило из японской колонны на циркуляцию — хорошо хоть еще в сторону от противника. А второй 12-дюймовый бронебойный спустя мгновение пронизал левый верхний носовой каземат 190-мм пушки. Орудие в нем молчало еще почти с самого начала боя, поврежденное прямым попаданием 152-мм снаряда. Из-за этого у тыльной стенки каземата скопилось более двух десятков поданных заранее и не расстрелянных снарядов и зарядов. Их детонация произошла фактически прямо под боевой рубкой «Ики», убив всех, кто находился в ней и на носовом мостике. О том, какие последствия для корабля имел данный факт, будет сказано чуть позднее. Но русским на тот момент хватило и того, что в японской колонне стало на одну посудину меньше.
«Синоп» не блеснул особыми успехами, но добросовестно продержался в линии на протяжении всего боя, стреляя по «Асахи» и «Ивами» и отвлекая на себя часть ответного огня. В конце сражения на нем действовала только носовая башня ГК и по одной 152-мм и 75-мм пушке на стреляющем борту; после прямого попадания 190-мм снаряда в просвет боевой рубки, разворотившего его дополнительную защиту, кораблем управлял старший артиллерийский офицер — все прочие погибли. Однако и противники к тому времени чувствовали себя немногим лучше. Зато полный главный пояс сумел уберечь бывшего «черноморца» от существенных повреждений в районе ватерлинии, в случае с «Сисоем» ставших непосредственной причиной гибели корабля, и позволял уверенно держать назначенную по отряду скорость.
А вот Щенснович на «Ретвизане» смог показать класс. Сначала он хорошенько «расковырял» носовую оконечность «Фудзи». А потом еще и разнес ему кормовую башню, в которой взрыв шести снарядов и восьми полузарядов перекорежил также подбашенные механизмы и лишь чудом не перекинулся на погреба. При этом с затоплениями в носу никак не удавалось справиться (сказывались последствия не слишком качественного военного ремонта после попадания с «Полтавы» в сентябре 1904 года), что вынудило врага примерно к 16.30 вывести «Фудзи» из боя. А реальные опасения, что корабль затонет, так и не добравшись до порта, привели его капитана Мацумото Канау к необходимости выбросить свой броненосец на берег у острова Цусима. Сам же «Ретвизан», хотя и будучи как флагман Безобразова приоритетной целью для противника, благодаря развитому бронированию пострадал сравнительно умеренно. Но от попаданий вездесущих осколков японских снарядов в рубку, легко ранивших адмирала и еще трех человек, не уберегся и он.
Скрыдлову тоже пришлось несладко — Того действительно навострился дирижировать огнем своего отряда и «Орел» к пяти часам вечера превратился фактически в руины. Его корпус и надстройки зияли многочисленными пробоинами, была снесена грот-мачта, имелся крен в 4 градуса на правый борт, корабль с запозданием реагировал на перекладку руля, а отвечать врагу могли лишь пара шестидюймовых башен и несколько 75-миллиметровок. В разных частях броненосца то и дело вспыхивали пожары, но их, к счастью, пока удавалось своевременно тушить — сказывалась проведенная подготовка эскадры к сражению, когда в рамках некоторой разгрузки, особенно необходимой для «бородинцев», с них удалили все лишнее дерево и прочие предметы снабжения, могущие дать пищу огню. А когда на броненосце еще и сбило кормовую трубу, Николаю Илларионовичу, чтобы не тормозить своим увечным кораблем ход русской колонны, пришлось отвалить под ее нестреляющий борт и перебраться на «Алмаз».
Но к тому моменту главную задачу Скрыдлов все же мог считать выполненной — «Орел» с продемонстрированной им потрясающей живучестью слишком долго тянул на себя снаряды японских броненосцев, давая возможность своим собратьям-«бородинцам» вести огонь по врагу практически в тепличных условиях. Впрочем, это вряд ли можно было сказать про шедшего вторым «Князя Суворова» — ему тоже перепадало изрядно, но в отличие от «Орла» он сохранил и обе трубы, и бОльшую часть своих пушек. Зато попадания в «Император Александр III» были лишь спорадическими и мало влияющими на боеспособность. А «Слава» и вовсе оказалась почти не обстрелянной.
В свою очередь, «бородинцы» сумели «вынести» из боевой линии «Микасу» и отправить на дно «Сикисиму». Последней в этот день в принципе не слишком везло — так, в 15.57 уже на 11-м выстреле взорвался снаряд в правом 305-мм орудии носовой башни, после чего башня больше не действовала. А ближе к половине седьмого «Сикисима» просто не сумела пережить нескольких очень уж хорошо легших буквально один за другим залпов пристрелявшихся «Императора Александра III» и «Славы». Русские отчетливо наблюдали ряд попаданий по миделю и в носовую оконечность и большой взрыв в районе носовых казематов среднего калибра, после которых японский броненосец внезапно лег на левый борт и больше уже не выпрямился. В силу скорости затопления и крайне малого числа спасшихся точная причина его гибели до сих пор представляет собой предмет пристального изучения.
«Микаса» также не избежала взрыва собственного снаряда, причем тоже в правом орудии носовой башни. Вернее, взрывов было даже два. Но первый, случившийся еще в 15.49, произошел уже после вылета снаряда из ствола и не причинил серьезных повреждений. Зато второй, в 17.46, полностью вывел и пушку, и саму башню из строя. Но в какой-то мере самым эффективным оказался уже русский 12-дюймовый фугасный снаряд с «Суворова». Этот переснаряженный по новому образцу боеприпас, в 18.18 угодивший в носовой мостик, своей взрывной волной обеспечил Хейхатиро Того, опрометчиво не пожелавшего находиться в боевой рубке, серьезной контузией и потерей сознания. Адмирала смогли привести в чувство лишь спустя девять часов. На тот момент контроль японцев за действиями своих сил уже преимущественно утрачен — равно как и место «Микасы» во главе боевой линии, которое ей, подобно скрыдловскому «Орлу», в 19.35 пришлось временно оставить из-за накопившихся повреждений от русского огня. Вкупе с ранением младшего флагмана Первого отряда С. Мису, произошедшим еще около 16.20, но окончательно подкосившим вице-адмирала лишь к вечеру, это привело и к выходу из контакта с численно превосходящим врагом следом за «Микасой» все еще боеспособных «Асахи» и «Ивами».
Могло показаться странным, что Того поставил против восьми броненосцев Скрыдлова и Безобразова лишь шесть своих кораблей. Но, как пояснял потом сам японский адмирал, его расчет строился на большом числе тяжелых орудий на этой шестерке, которая могла работать на каждый борт 16-ю 305-мм, 8-ю 254-мм и 14-ю 190-мм стволами. Русские же против них имели 32 305-мм пушки на борт, и некоторый перевес у них де-факто был лишь в числе 152-мм орудий — 43 против 26 у японцев. Но вряд ли критичный, как думал перед боем Того, будучи при этом уверенным в низком качестве русских снарядов и превосходстве его собственного боезапаса. О принятых противником мерах по приведению в божеский вид и своей артиллерии (особенно шестидюймовок Канэ с их хронически ломавшимися подъемными механизмами), и особенно того, чем она стреляет, японскому адмиралу к моменту начала Цусимского сражения еще не было известно.
Помимо того, командующий Объединенным флотом не без оснований полагал, что Камимура с его восьмеркой крейсеров быстро расправится с отрядом Великого князя и окажет необходимую помощь уже его собственным силам. Однако и этому ожиданию не суждено было сбыться. Как минимум, сбыться полностью.
Действительно, корабли отряда под предводительством Александра Михайловича, говоря поэтическим языком, вытерпели на себе в тот день основную ярость японского огня. Да, на их стороне было превосходство в могуществе орудий главного калибра над противостоящими им броненосными крейсерами противника (24 десятидюймовки против всего одной пушки того же калибра и 29 восьмидюймовых). Но это лобовое сравнение не учитывало бОльшую скорострельность японских орудий, а также куда более обширные среднекалиберные батареи оппонентов — 54 ствола на борт против всего 20 у русских. К тому же площадь бронирования японских кораблей делала их гораздо лучше приспособленными для эскадренного боя. И именно за врагом в данном конкретном случае было преимущество в скорости, доходившее минимум до 3–4 узлов.
Все плюсы и минусы своего отряда Великий князь осознавал прекрасно — как и то, какую тактику скорее всего применят против него японцы. И единственным приемлемым выходом в сложившейся боевой ситуации Александр Михайлович счел решение пожертвовать наименее ценными боевыми единицами, выведя их в голову своей колонны. Роль «агнцев на заклание» закономерно досталась двум броненосцам береговой обороны. Но и «Ростислав» при этом сохранил позицию флагманского корабля — со своей по-черноморски основательной броней он был, пожалуй, лучшим выбором главного изначального «магнита» для японских снарядов. А пока эти три корабля намеренно подставлялись под массированный огонь врага, замыкающие строй «Пересвет», «Ослябя» и «Двенадцать Апостолов» с их самыми современными, скорострельными и дальнобойными башенными установками должны были постараться выбить у Камимуры как можно больше кораблей. При этом подобно 1-му отряду Скрыдлова расстановка сил в отряде Великого князя позволяла иметь три группы по два корабля для одновременного сосредоточения восьми 254-мм и шести-семи 152-мм орудий по любым трем доступным целям.
Тем не менее, первый раунд в данном конкретном противостоянии закономерно остался за Камимурой. К четырем часам дня сконцентрированный японский огонь буквально сожрал «Ростислав» и «Адмирала Сенявина» и лишь немного не успел «дожевать» «Ушакова». Общее состояние второго и уже последнего в отряде броненосца береговой обороны к тому моменту можно было описать разве что словами «краше в гроб кладут»: изуродованные надстройки, пробоины в не прикрытых броней оконечностях, через которые то и дело вливалась вода, и бушующий на юте пожар, с которым никак не могли справиться аварийные партии. А единственными стреляющими по врагу оставались неведомо каким чудом уцелевшие 75-мм пушка и пара 47-мм скорострелок (эти — скорее уже от отчаяния).
Но «Ушакова», можно сказать, спас положенный под его корму вражеский снаряд, временно заклинивший руль и заставивший корабль описывать циркуляцию. Увы, ее направление оказалось в строну противника, а в завершающем витке, убравшем, наконец, броненосец за остатки русской боевой линии, еще и чуть не привело к столкновению с «Ослябей». Однако при этом бравый кораблик, словно оправдывая начертанную на его борту знаменитую фамилию, еще умудрился на циркуляции выпалить по японцам из двух сохранившихся 152-мм пушек нестрелявшего левого борта, из одной даже попав в «Асаму». Несколько же угодивших в столь удобно подставившуюся цель японских снарядов лишь искорежили надводный борт в корме и спардек, «заглушив» заодно ту самую меткую шестидюймовку — но этим и ограничились.
В отличие от близкого по конструкции «Сисоя», тоже ставшего жертвой Цусимы, «Ростислав» уходил на дно почти без крена, хотя и с изрядным дифферентом на нос. Это позволило «Всаднику» успеть снять с него значительную часть экипажа во главе с вице-адмиралом Романовым. Остатки людей с тонущего броненосца «добирал» «Гайдамак», до того поднявший из воды немногих спасшихся с перевернувшегося «Адмирала Сенявина». Увы, отказ Небогатова от одного из минных крейсеров определенно оказался пророческим…
Александр Михайлович уже был дважды ранен (левая рука потом беспокоила его еще несколько лет, а шрам на виске остался на всю жизнь), но отлеживаться в лазарете отказался и приказал переправить его на «Двенадцать Апостолов». Бой для себя он еще не считал законченным. Тем более что ожесточенная перестрелка с Камимурой отнюдь не была «игрой в одни ворота» и русские моряки под его началом тоже смогли добиться ряда успехов.
Так вышло, что еще одним «козырем в рукаве» Великого князя была, пожалуй, лучшая, чем в среднем по эскадре, квалификация артиллеристов на кораблях его отряда. «Ростислав», к примеру, в свою бытность на Черном море постоянно входил в число отличников по боевой подготовке. Таковым же, по сути, являлся и «Ослябя», где железной рукой рулил суровый и требовательный капитан В. И. Бэр. Комендоры «Ушакова» и «Сенявина» приобрели немалый опыт за долгое время пребывания в Учебном артиллерийском отряде. «Пересвет», хоть в мирное время и не блистал на учениях, успел хлебнуть военного лиха полной ложкой — и его экипаж уже кое-что умел. А на «Двенадцать Апостолов» при комплектовании эскадры были переведены расчеты орудий с «Генерала-адмирала Апраксина», хорошо знакомые и со скорострелками Канэ, и с «электрическими» башнями производства Путиловского завода.
Учитывая изложенное, вряд ли стоило удивляться тому, что «Ростислав» с «Сенявиным» до своей гибели успели крепко потрепать «Идзумо» — жаль лишь, что не до смерти. Но одних только попаданий десятидюймовыми снарядами флагман японского отряда успел получить уже 8 штук, а число убитых и раненых на нем перевалило за полсотни. Тем не менее, свое место в строю он пока еще сохранял.
Зато шедшей второй «Асаме» наконец-то аукнулось и за «Варяг», и за «Победу». Разумеется, тому был причиной отнюдь не единичный снаряд с «Ушакова», хотя и он внес свою лепту. Просто так вышло, что «Асама» хронически ловила недолеты по «Идзумо» — и наловила их аж пять штук, причем четыре из них в корму. Хотя подобная кучность наводила на мысли, что один из русских броненосцев, скорее всего «Адмирал Сенявин», соблазнившись удачной наводкой и игнорируя изначальный приказ, какое-то время бил по этому японскому кораблю вполне осознанно. На «Асаме» дважды выходил из строя рулевой привод, вынуждая крейсер временно покидать колонну для исправления повреждений, корма осела на шесть футов, а вода была даже на средней палубе, доходя почти до пояса. «Ушаковский» же снаряд, разорвавшийся у основания кормовой дымовой трубы и попортивший своими осколками сразу три котла, по сути поставил точку на дальнейшем участии крейсера в сражении, вынудив «японца» примерно в 16.10 окончательно уйти к ближайшей базе для починки. Интересно, что, несмотря на такие повреждения, потери в экипаже «Асамы» оказались сравнительно невелики — 8 убитых и втрое больше раненых.
Еще одной пострадавшей стала «Адзума», из-за своего характерного силуэта с далеко отстоящей третьей трубой показавшаяся в завязке боя очень уж удобной целью паре «Адмирал Ушаков»-«Пересвет». От этих двух кораблей крейсеру досталось 18 снарядов, из них 9 десятидюймовых и 5 шестидюймовых. На «Адзуме» от русского огня еще в 14.47 вышла из строя одна восьмидюймовка в кормовой башне (254-мм снарядом ей погнуло ствол), успев сделать всего 19 выстрелов. А носовую башню в 15.35 заклинило листом брони барбета, сдвинутым вверх и перекошенным от ввинтившейся в стык между плитами бронебойной «болванки». К сожалению, русские снаряды порой «по старой привычке» не взрывались, несмотря на все принятые меры, а иначе эффект от пробития брони рядом с действующим элеватором боезапаса мог быть куда как весомее… Тем не менее, эта башня впоследствии располагала возможностью вести огонь лишь в очень узком, примерно 6–7 градусов, диапазоне курсовых углов, выпустив до конца дня не более двух десятков снарядов.
Помимо того, к 16.30 крейсер лишился двух шестидюймовых пушек и трех 76-миллиметровых, причем взрыв 10-дюймового снаряда убил весь расчет в верхнем кормовом каземате левого борта, а также ранил старшего офицера и еще 8 человек на кормовом мостике. Да и в целом «Адзума» имела наибольшие людские потери среди своих «коллег» — более 60 убитых и раненых. Но, как и «Идзумо», продолжала идти вперед и сражаться.
«Ивате», хоть и не обстреливался в первой фазе боя специально, но порой принимал на себя перелеты по «Адзуме». Тем не менее, все его повреждения (две разбитых каюты в корме, сорванная грузовая стрела на грот-мачте и пробитая дымовая труба) и людские потери (полтора десятка раненых) не влияли сколь-нибудь существенно на боеспособность. В целом лишь случайными и пока не несущими особой угрозы были также единичные попадания в «Якумо» и «Токиву».
А вот «Ниссин» в тот день, можно сказать, «сполна испил чашу скорби». Камимуру по сути подводила излишняя длина боевой линии его отряда, из-за которой ее хвост при всех попытках охвата головы колонны противника продолжал оставаться в зоне надежного действия орудий концевых броненосцев А. М. Романова. И «Двенадцать Апостолов» с «Ослябей» не замедлили воспользоваться этим для расстрела корабля младшего флагмана Х. Симамуры — тем более что расчеты его орудий в этот раз не блистали меткостью ответного огня. Сказывалось то, что в свое время вице-адмирал С. Мису вытребовал бОльшую часть опытных комендоров с «Ниссина» на новейший «Ивами». И, видимо, именно это же объясняло успехи последнего в бою с броненосцами Безобразова.
Не исключено, что один из этих переведенных моряков был прирожденным везунчиком, щедро делившимся удачливостью со своим прежним кораблем. И в его отсутствие на «Ниссин» обрушились все беды мира. В такое легко можно было поверить, когда в 14.40 взорвавшийся в стволе одной из пушек носовой башни снаряд вывел из строя и само это орудие, и башню в целом, и ряд офицеров и нижних чинов на носовом мостике крейсера. При этом гибель артиллерийского офицера Исороку Ямомото, выброшенного взрывом за борт, определенно не шла на пользу точности собственной стрельбы корабля.
Всего в «Ниссин» русской стороной было отмечено семь достоверных попаданий десятидюймовых снарядов, из которых японцы затем подтверждали лишь шесть. Но фатальным для японского крейсера стал выстрел с «Осляби», который сами русские поначалу сочли очень близким недолетом. В действительности же бронебойный 254-мм снаряд, упавший в 15.43 у борта «Ниссина», прошел под нижней кромкой броневого пояса, перемолов конструкции двойного борта и внутренние переборки. И очутился в погребе носовой башни, запасы снарядов в котором были расстреляны едва ли на четверть. В отличие от попавшего в барбет «Адзумы», этот снаряд взорвался…
Последовавшей детонацией боекомплекта «Ниссин» разломило на две части. Носовая затонула почти сразу, а вот корма еще какое-то время держалась на воде, позволив части экипажа спастись — и позже нарисовать точную картину причин гибели крейсера. Тем временем под могучее, исторгнутое матросскими глотками не по приказу, а от чистого сердца «Ура!» «Двенадцать Апостолов» и «Ослябя» уже разворачивали свои стволы в сторону пока еще мало поврежденного «Касуги».
Гибель «Ниссина», конечно, показала, сколь опасным для броненосных крейсеров может стать противостояние с броненосцами, пусть даже и «облегченными». Однако, как бы там ни было, к половине пятого положение отряда Великого князя стоило охарактеризовать как отчаянное — против шести кораблей противника у него оставалось только три своих. Но корректировку в этот расклад внес Иессен…
Изначально в этом бою семь русских крейсеров (не считая корабли Небогатова и «Жемчуг» с «Изумрудом» с их особой задачей) противостояли трем боевым отрядам врага, насчитывавшим дюжину кораблей — Третьему, Четвертому и Шестому. Впрочем, видя, как разделены русские силы, японцы тоже переформировались. И в итоге иессеновским «Баяну», «России» и «Громобою» довелось сражаться с шестью самыми современными японскими бронепалубниками — Третьим отрядом вице-адмирала С. Дэвы («Касаги», «Читосе», «Такасаго», «Отова») и присоединившимся к ним «Цусимой» и «Нийтакой» из состава Четвертого отряда.
Похоже, после боя 1 августа японцы как-то совсем уж пренебрежительно относились к выжившим в нем владивостокским крейсерам типа «Россия», даже вкупе с более совершенным «Баяном». Корабли Дэвы лезли на них столь же бесстрашно, сколь и неосмотрительно, видимо, не зная доподлинно о модернизациях, которые претерпел их противник, и рассчитывая, что численный перевес сыграет свою роль. А, возможно, еще и наделяясь на шесть восьмидюймовых пушек на «собачках» как на главный аргумент против бортовой брони и таких же орудий русских крейсеров.
Увы, этот расчет не оправдался. А Иессену, которого за глаза уже втихую называли «крейсерской погибелью», наконец-то представился шанс доказать, что он может нести беду не только собственным кораблям. И своими последующими действиями он и правда смог полностью дезавуировать данную ему обидную кличку. «Баян», «Россия» и «Громобой» прошли через противников как горячий нож сквозь масло, чуть меньше чем за два часа успев отправить на дно «Такачихо» и «Цусиму». Тяжело поврежденным «Касаги» и «Отове» к компании единственных сравнительно мало пострадавших — «Читосе» и «Нийтаки» — пришлось, пока еще сохранялась такая возможность, убраться для починки в ближайшую удобную бухту у берегов Цусимы. Там они и пробыли до 9 часов утра следующего дня — кроме вынужденного еще подзадержаться «Касаги». Главными потерями Иессена в этом фрагменте боя стали выбитые носовая восьмидюймовка и три 152-мм пушки на «России», одно шестидюймовое орудие на «Громобое», а также ряд поврежденных мелких пушек и несколько близких к ватерлинии пробоин в бортах на всех трех крейсерах. Но все это, как и прочие попадания в русские корабли, пока не представляло для них особой опасности.
Расправившись с силами Дэвы, Карл Петрович ринулся на выручку Великому князю, терпящему жестокий урон от вдвое превосходящего его числом противника. И с прибытием «Баяна», «России» и «Громобоя», которые Иессен к концу пятого часа вывел впереди броненосцев, в голову русской колонны, отряд Александра Михайловича, можно сказать, возродился, словно Феникс из пепла. Камимуре же взять «субститутов» взамен выбитых русским огнем было уже неоткуда…
Прибытие относительно «свежего» подкрепления не могло не сказаться на результатах данной конкретной схватки. Наконец-то у русских «дошли руки» до «Ивате», который словил от «России» и «Громобоя» несколько 203-мм снарядов чуть выше ватерлинии, два пробивших поясную 89-мм броню в носу и одно подводное попадание там же. Из-за крена и начавшихся затоплений (уровень воды в некоторых отделениях доходил до трех-четырех футов) этот крейсер около 18.10 вынужден был временно выйти из боя для заделки пробоин.
По той же причине в 18.54 отряд Камимуры лишился и «Адзумы». Правда, на ней десятидюймовый снаряд с броненосца «Двенадцать Апостолов», ставшего новым кораблем-флагманом остатков отряда Великого князя, проделал подводную дыру в корме. Ее результатом стало затопление отсека подводных минных аппаратов, поступление воды в погреб кормовой башни и машинное отделение через пробоины в переборках и осколки, заклинившие подшипник левого гребного вала, — не самые приятные вещи для их исправления под огнем противника.
А в 19.23 настал черед и «Идзумо». Флагманскому кораблю Камимуры в Цусимском сражении долго везло, но предел есть всему. Для данного японского крейсера он наступил с 203-мм снарядом с «Баяна», который пробил верхнюю и батарейную палубу, пролетел вдоль броневой и через дымоход проник в котельное отделение. Взрыв, почти что ополовинивший котельные мощности корабля и отправивший к Аматерасу два десятка кочегаров, вынудил, наконец, и «Идзумо» оставить поле боя. Следом за ним, не желая оставаться одни против пяти русских кораблей («Пересвет» к тому времени из-за ряда неприятных попаданий в небронированную носовую оконечность тоже на время покинул боевую линию), наладились и три оставшихся броненосных крейсера японцев.
В этом отступлении, пожалуй, не было ничего зазорного. Из всех кораблей Камимуры к тому моменту относительно нормально себя чувствовали лишь «Токива» и «Якумо». Они за весь день получили лишь два и три 203-254-мм, три и пять 152-мм и девять и шесть малокалиберных снарядов соответственно, имели примерно по три десятка убитых и раненых каждый, однако сохранили главную и почти всю среднюю артиллерию и в целом могли бы еще продолжать бой. Но вот на «Касуге», к примеру, действовала только носовая десятидюймовка — оба 203-мм орудия кормовой башни были выведены из строя взрывами в стволах своих же снарядов, случившимися в 17.20 и около 19.00. Носовой мостик снесло, а осколки, попавшие в прорезь боевой рубки, смертельно ранили командира корабля. Всего же на «Касуге» к концу боя имелось 14 убитых и около 80 раненых.
Отряд Романова к концу дневного сражения тоже был изрядно потрепан. На удивление неплохо после шестичасовой канонады выглядел лишь «Двенадцать Апостолов». Но повреждения «Осляби» были уже довольно существенными, а «Пересвета» — откровенно тяжелыми. У Иессена в очередной раз больше всего досталось «России», потерявшей еще одну восьмидюймовку и четыре шестидюймовых пушки. Однако в целом отряд русских броненосных крейсеров пережил обе фазы боя без фатального урона для его боеспособности. Тем более что с Дэвой «Баян», «Россия» и «Громобой» сражались в основном левым бортом, а с Камимурой — правым. А это закономерно привело к «размазыванию» всех попаданий в них на практически вдвое большей площади и, соответственно, к ограниченной результативности таковых.
К сожалению, во многом хуже оказалось положение отряда бронепалубных крейсеров Эссена. Ему в качестве противников достались Шестой боевой отряд М. Того («Сума», «Акаси», «Акицусима», «Идзуми») с приданными ему «Нанивой» и «Такачихо» из Четвертого отряда. И именно последние два корабля, ветераны еще японо-китайской войны 1894–1895 годов, несколькими удачными попаданиями в промежутке между 16.22 и 16.49 смогли «стреножить» «Светлану». Николай Оттович был вынужден активно маневрировать, пытаясь отогнать японцев от едва ковылявшего крейсера-яхты, на котором те сосредоточили весь огонь. Но «Богатырю», «Олегу» и «Авроре» все же остро не хватало по-настоящему тяжелых орудий, как на других отрядах русских кораблей 1-го ранга, чтобы быстро и с гарантией достать врага…
В конце концов Эссен в свирепой атаке все же разогнал противостоящих ему «сынов Ямато», потопив самый «хилый» из крейсеров противника — «Идзуми». Помимо того, получили тяжелые повреждения и вышли из боя «Акаси» и «Нанива», причем последняя — с 8-градусным креном от трех подводных пробоин. «Суме» как флагманскому кораблю тоже досталось, но он, равно как и мало пострадавшие «Акицусима» и «Такачихо», сохранял боеспособность. Тем не менее, оставшись с тремя крейсерами против трех крупных русских бронепалубников, каждый из которых индивидуально превосходил любой из его кораблей, Того-младший предпочел разорвать огневой контакт. Крейсера Эссена хоть и не имели значительных потерь в артиллерии и людях (25 убитых и 71 раненый на всех троих), но из-за ряда пробоин в районе ватерлинии временно были ограничены скоростью в 17,5 узла. И ввиду надвигающихся сумерек вместо преследования примерно равного им по максимальной величине хода противника предпочли заняться спасением команды с тонущей «Светланы», окончательно доломанной японскими снарядами. Последующий детальный подсчет потерь на этом крейсере добавил к общему списку таковых на кораблях Николая Оттовича еще около сотни погибших и раненых.
Возможно, Эссен сожалел о том, что с ним не было еще пары крейсеров — «Жемчуга» и «Изумруда». Кто знает, окажись под его началом не четыре, а шесть кораблей, возможно, «Светлана» и не была бы потеряна. Однако особая миссия, возложенная на отечественных потомков знаменитого «Новика», оказалась не менее важной, чем крейсерские баталии. Так уж вышло, что против двух десятков русских представителей легких сил (считая практически не задействованные в боестолкновениях номерные миноносцы и минные крейсера) японцы имели 20 дестройеров и 40 миноносцев 1-го и 2-го класса. И парировать исходящую от них угрозу можно было только грамотным использованием лучших качеств двух «быстроходных эскадренных разведчиков».
Собственно, примером такового, позже разбиравшимся в военно-морских учебных заведениях всех основных морских держав, стало определение «Жемчуга» и «Изумруда» флагманскими кораблями двух русских миноносных отрядов. Маневрирование сторон перед боем развело эти отряды: «жемчужный» оказался ближе к отряду Великого князя, а «изумрудный» — подле броненосцев Скрыдлова и Безобразова.
Их японские визави тоже сначала держались со стороны нестреляющего борта своих линейных сил — 1-й, 2-й и 3-й отряды истребителей при броненосцах Того, 4-й и 5-й рядом с броненосными крейсерами Камимуры. Миноносцы, приберегаемые врагом для ночных атак, в течение дня располагались подальше от всех артиллерийских баталий (кроме следовавшего с Катаокой 5-го миноносного отряда).
Назначение своих истребителей Того видел в уничтожении остававшихся на плаву поврежденных русских кораблей. И случай выполнить данную функцию представился врагу как минимум дважды, первый раз с «Адмиралом Ушаковым», второй — с «Орлом». Однако реализовать задуманное им помешали как раз обе русских «драгоценности» с их миноносной пристяжью.
Командиры «Жемчуга» и «Изумруда» хорошо помнили мысль, высказанную на совещании штаба Александром Михайловичем по поводу роли их кораблей в бою с вражескими миноносцами:
— Вам, господа, даже не столь важно обязательно их топить. Главное, всю эту «мелочь» проредить как следует. Запарил один, вышел из боя или ход потерял — бей следующего, пусть ваши миноносцы, если есть время, добирают «подранков»! На крепко побитого еще и дружки его отвлекутся — помощь оказать, на буксир взять опять же, чтоб до порта дотащить… То бишь, считайте, не одного, а двоих сразу из дела выведете. А чем меньше их потом ночью по наши души придет — тем спокойнее нам всем будет.
И хотя «играть» им пришлось от обороны и далеко не все прошло так, как «завещал» Великий князь, «камушки» в общем раскладе схватки легких сил действительно удачно противопоставляли нежным корпусам своих противников огневую мощь «стодвадцаток» Канэ.
Впрочем, лучше это получилось у отряда, возглавляемого «Жемчугом» — благодаря ошибке, допущенной Камимурой. Тот поначалу направил против увечного русского броненосца береговой обороны лишь 4-й отряд истребителей при поддержке авизо «Чихайя». Данная попытка оказалась неудачной — «Чихайя», неосторожно пройдя слишком близко от 3-го броненосного отряда русских, получила три 75-мм снаряда с «Пересвета». Ущерб в людях от этих попаданий был невелик — всего четыре раненых. Но вот образовавшаяся в корме подводная пробоина вынудила авизо убраться с поля боя и заниматься ее заделкой до начала следующего дня.
Оставшиеся без поддержки японские дестройеры, в свою очередь, подверглись расстрелу со стороны «Жемчуга» и русских миноносцев. Отчаянный рывок к рубежу пуска торпед завершился гибелью «Асагири» и тяжелым повреждением «Мурасаме», после которого тот вынужден был уйти на базу и уже не вернулся к месту сражения. Два других корабля этого отряда, «Асасио» и «Ариаке», лишь бесцельно расстреляли свои мины с дальних дистанций и тоже отвалили подальше от убийственно плотного огня противника.
Вторая попытка, совершенная уже 5-м отрядом, была не более эффективной, чем первая. В придачу «Жемчугу» с миноносцами «подмогнул огоньком» спешивший на выручку броненосцам Романова отряд Иессена. Поэтому данный боевой эпизод стоил врагу уничтоженного «Сирануи», серьезно поврежденного и вышедшего из боя «Кагеро» и нескольких не столь опасных попаданий 75-мм и 47-мм снарядов в «Муракумо». Кроме того, на остававшихся в строю «Югири» и «Муракумо», успевших вовремя убраться за спины крейсеров Камимуры, теперь оставалось лишь по одной торпеде… У русских в обеих этих сшибках задело самого «лидера» отряда и миноносцы «Властный», «Громкий», «Грозный» и «Громящий», но их людские потери и урон, нанесенный матчасти, в целом были незначительны.
Куда хуже пришлось «Изумруду» и его миноносной компании. Во-первых, Того двинул против «Орла» всю свою дюжину миноносцев разом. Во-вторых, в закипевшую на подступах к раненому броненосцу схватку неожиданно вмешались проходившие поблизости «Читосе» и «Нийтака», на время оторвавшись от задачи по конвоированию пострадавших «Касуги» и «Отовы». С их приходом первоначальный успех русских (потопленный «Икадзучи» и временно выведенный из строя «Оборо») сменился для них уже схваткой за собственное выживание. Увы, удалось это далеко не каждому.
Японский огонь лишил отряд трех миноносцев. «Буйный» погиб почти со всем экипажем, когда практически одновременно взорвались попавшая в его котельное отделение торпеда с «Сазанами» и сдетонировавшая от угодившего в боевую часть осколка мина в собственном носовом аппарате. «Быстрого» своими шестидюймовками достала «Нийтака», но с него хотя бы удалось спасти людей. А вот немногочисленные остатки команды отсеченного от своих и до последнего дравшегося против «Читосе» и трех дестройеров «Бедового» вылавливал из воды уже противник. «Изумруд» палил по вражеским кораблям буквально на расплав стволов, отвлекая внимание на себя, кое-что добавлял и «Орел», когда оппоненты попадали в углы обстрела его немногих уцелевших орудий. Но этого, увы, было слишком мало, чтобы остановить вошедших во вкус японцев…
Отучить японских «собачек» лезть не в свои дела и перевести потенциальный разгром в хотя бы относительное подобие ничьей помог еще один «калика перехожий» — «Бородино». Малость оправившись после выхода из линии от своих опасных, но далеко не смертельных ран, догнать отряд Безобразова он, однако, уже не мог. Зато катящийся в его сторону клубок миноносцев и крейсеров прямо-таки располагал к тому, чтобы вставить в «собачье тявканье» их калибров голос зверя покрупнее.
Попадание в «Акебоно» двенадцатидюймового снаряда — увы, не взорвавшегося, но тем не менее лишившего истребитель одного из котельных отделений и заставившего его уползать на оставшихся котлах к ближайшей японской гавани, — стало при этом первым звоночком. А еще один такой же подарочек, оставивший «Читосе» без кормовой восьмидюймовки и пары 120-мм скорострелок, окончательно дал понять врагу, «чьи в лесу шишки». Резко вспомнившие о своей конвойной миссии крейсера практически сразу же покинули место схватки. Следом за ними устремились и японские миноносцы, к тому моменту, за исключением 1-го отряда, уже расстрелявшие свои торпеды.
Кроме «Икадзучи», «Оборо» и «Акебоно», в течение этого боя различные, но в основном несущественные повреждения у японцев получили «Фубуки», «Араре», «Усугумо», «Касуми» и «Сазанами». Русские, помимо трех погибших миноносцев, имели поврежденными «Бравый», «Бодрый» и «Изумруд», на которых суммарно было около двух десятков убитых и вдвое больше раненых. Больше в дневных стычках этот русский миноносный отряд не участвовал, взяв на себя сопровождение и охрану ковыляющих в направлении заблаговременно назначенного Скрыдловым места рандеву «Орла» и «Бородино».
А вот отряду, возглавляемому «Жемчугом», еще довелось поработать «по профилю». После того, как с приходом крейсеров Иессена была купирована угроза разгрома отряда Великого князя, командир «камушка» П. П. Левицкий решил и сам попытать счастья в охоте на уже малость побитую японскую посуду. Угля на миноносцах, которые по примеру похода Небогатова прошлым днем догружались топливом с «Ангары» и «Урала», хватало, чтобы чувствовать себя не стесненными в маневрах. И кривая военного счастья привела в его руки «Асаму»…
Левицкий, до того успевший еще раз влезть в перестрелку с оставшимися дестройерами Камимуры и еще раз их разогнать, удачно вывел свои миноносцы против поврежденного крейсера врага, когда уже стемнело. Кроме того, верным решением был и заход в атаку с кормовых углов, где артиллерия «Асамы» не могла действовать в полную силу из-за так и не устраненных дифферента и крена. Помог и сам «Жемчуг», для отвлечения внимания от миноносцев выбежавший вперед и с носовых румбов выпустивший по «Асаме» несколько снарядов из 120-мм пушек.
Японцы все же смогли разобраться, откуда исходит реальная угроза, но, увы для них, сделали это слишком поздно. Левицкий приказал не скупиться на торпеды и таковых по «Асаме» было выпущено 11 штук — все, что еще оставалось на миноносцах после дневных схваток с японскими «коллегами». Одна «рыбка», тем не менее, так и не смогла выйти из минного аппарата «Заветного», две затонули, не дойдя до цели, а еще одна была отброшена в сторону потоками воды от винтов крейсера. Из оставшихся семи в цель попали две, но у одной не сработал взрыватель. Тем не менее, «Асаме» хватило и той единственной, которая угодила в корпус напротив машинного отделения, силой своего взрыва вдобавок вызвав разрушение временных заделок образовавшихся ранее пробоин в корме. Остановить начавшееся быстрое затопление японцы так и не смогли. К 22.00 крейсер покоился под водой, а болтавшуюся в шлюпках его команду уже в ночи поднимали на борт вспомогательные крейсера противника. Теперь «Варяг» мог чувствовать себя полностью отмщенным…
Для русских атака тоже не прошла даром — шестидюймовый снаряд снес мостик на «Грозном», доведя общий счет убитых и раненых на этом миноносце до 3 и 12 человек соответственно. Имелись также попадания 76-мм снарядов в «Завидный» и «Громящий» с сопутствующим им ущербом для людей и техники. Но в целом этот раунд определенно остался за кораблями под Андреевским флагом.
Однако самая большая удача в Цусимском сражении выпала все же на долю человека, от которого, откровенно говоря, не ждали великих ратных подвигов. Да и выделенные ему под начало корабли как-то не особо к таковым располагали. Разумеется, мы сейчас ведем речь об Н. И. Небогатове.
Отряд Николая Ивановича, следуя в арьергарде русских главных сил, несколько припозднился к началу сражения. Но это было даже и лучше, потому что на поле боя как раз нарисовалась «дичь», приходившаяся его «старикам» как раз «по зубам». Причем именно такими словами обычно живописали эту историю все к ней причастные. Потому как по свидетельствам людей, бывших вместе с ним на мостике «Императора Николая I», Небогатов, увидев плетущийся к месту схватки 6-й боевой отряд японцев (его «стреноживал» тихоходный «Чин-Иен» с его парадными 14-ю и к этому времени фактическим 11-ю узлами), недобро улыбнулся и пробурчал себе под нос:
— А вот вас-то, голубчики, мы и будем кушать…
Номинально у 6-го отряда Катаоки против Небогатова имелось равное количество кораблей — но это если посчитать с не имевшим особой боевой ценности авизо «Яйеяма». Фактически же ни три архаичных 320-мм орудия на японских бронепалубных крейсерах, стреляющих в лучшем случае раз в десять минут, ни четыре не менее древних 305-мм пушки «Чин-Иена» не были достаточно весомым аргументом в споре с двумя русскими броненосцами и тремя броненосными крейсерами. А сравнивать защиту кораблей и вовсе не имело смысла — здесь преимущество отряда Небогатова было просто подавляющим.
Поэтому, наверное, не стоило удивляться тому, что спустя чуть более двух с половиной часов после первого выстрела с «Императора Николая I», сделанного в 14.41, состояние отряда Катаоки можно было описать словами «полный разгром». Оба русских броненосца обстоятельно разобрались с «Чин-Иеном», отправив его на дно, тогда как «Память Азова» и «Дмитрий Донской» провернули ту же операцию с «Хасидате». А «Адмиралу Нахимову» лишь самую малость не хватило для того, чтобы вдобавок прикончить еще и «Мацусиму», выходившую из боя объятой пламенем пожаров и с изрядным креном. Впрочем, о данном «подранке» не стоило особо кручиниться — на пути к тому месту, где его смогли бы подлатать, переборки старого крейсера начали не выдерживать напора воды. И «Мацусиме», как и броненосцу «Фусо», пришлось выброситься на цусимский берег, отправив за помощью один из двух отряженных ей в сопровождение миноносцев 5-го отряда. Лишь, «Ицукусима», бывшая флагманом Катаоки, смогла избежать серьезных повреждений и вместе с авизо «Яйеяма» и миноносцами «Фукурю» и N 25, с трудом уйдя от кораблей Николая Ивановича, осталась на поле боя. На исходе дня этим кораблям удалось примкнуть к остаткам сводного отряда Того-младшего, к тому моменту стараниями Эссена съежившегося до трех крейсеров. А еще чуть позже оба миноносца Катаоки были откомандированы для ночной охоты на русскую эскадру.
В отряде Небогатова, несмотря на преимущество по всем статьям над попавшимися ему оппонентами, тоже имелись потери и повреждения. «Императору Николаю I» достался единственный попавший в русские корабли в этом фрагменте боя 305-мм снаряд с «Чин-Иена», два шестидюймовых, четыре 120-мм и несколько малокалиберных, убыль в экипаже от которых составила 3 человека убитыми и 21 ранеными. Сам корабль, тем не менее, пострадал незначительно. На «Наварине» двумя снарядами была уничтожена кают-компания, имелась надводная пробоина в носу, но зато обошлось без убитых. Лишь дюжина человек с ранениями обреталась в лазарете. Четыре снаряда, угодившие в «Память Азова», лишили крейсер 2 членов команды, еще 14 было ранено. Кроме того, вышли из строя несколько малокалиберных орудий и левая кормовая 203-мм пушка (к утру следующего дня, однако, ее удалось вновь ввести в действие).
Больше всего японских снарядов, около 20, как оказалось, принял на себя «Адмирал Нахимов». На нем насчитывалось 13 убитых и 34 раненых, были разрушены надстройки, заклинило кормовую установку ГК, еще две могли вращаться только на ручном управлении, подбило также и одну 120-мм пушку… Впрочем, на способности крейсера продолжать бой все это пока не сказывалось. Антиподом «Нахимова» по сути стал «Дмитрий Донской», получивший от японцев всего один снаряд и имевший в экипаже только 8 раненых.
Разобравшись с Катаокой, Небогатов решил двинуться вслед за ушедшими вперед главными силами русской эскадры. Одной из своих главных задач он при этом ставил оказание помощи поврежденным кораблям, которые могли встретиться на его пути. Тем более что рядом с его кораблями в том числе и в этих целях держались оба русских вспомогательных крейсера и госпитальное судно «Орел».
И такую роль Небогатову действительно пришлось выполнять при встрече с покидающими поле боя «Орлом» и «Бородино», сопровождаемыми «Изумрудом» и миноносцами. После кратких переговоров с их командирами, позволивших немного прояснить сложившуюся к тому моменту обстановку, Николай Иванович оставил в помощь этому импровизированному отряду «Адмирала Нахимова», а сам двинулся еще дальше. И спустя некоторое время сигнальщики «Императора Николая I» смогли заметить кое-что крайне интересное…
Этим «кое-чем» был неудачник «Ики», бедовавший с тех самых пор, как снаряд с «Сисоя Великого» разворотил его винто-рулевую группу. Того еще около 17.00, после констатации факта невозможности для этого броненосца починиться собственными средствами и не то что двигаться с эскадрой, а просто держаться прямо на курсе, отрядил ему в помощь авизо «Тацута». Но кораблику водоизмещением менее 900 тонн просто не хватало момента инерции, чтобы стронуть с места 12000-тонную малоуправляемую махину «Ики». Поданные концы рвались уже дважды и на «Тацуте» как раз пытались завести их в третий раз, когда в пределах прямой видимости с мостика авизо нарисовался отряд Небогатова.
Первые же тяжелые снаряды с «Николая» и «Наварина», легшие возле «Тацуты», ясно дали понять капитану Ямагате, что если он останется с «Ики», то Япония рискует лишиться не одного, а двух кораблей. Бросив буксирный трос, авизо рвануло от греха подальше, телеграфируя всем, кто мог слышать, о разворачивающейся трагедии. Но, как назло, помочь увечному броненосцу и пытавшемуся спасти его маленькому авизо в тот конкретный момент оказалось некому…
Отогнав «Тацуту», Небогатов со своими кораблями к 19.15 выстроился «палочкой над „Т“» по носу «Ики» на расстоянии около 30 кабельтовых от цели. Такое расположение давало ему возможность иметь действующей против себя лишь носовую десятидюймовую башню вражеского корабля и не более пары-тройки 190-мм орудий. Сам же он в ответ мог поражать противника из шести 305-мм, четырех 229-мм, трех 203-мм и восемнадцати 120-мм орудий, причем с дальности, дающей шансы на достаточно высокий процент попаданий. Но как раз стрелять почти не понадобилось…
Николай Иванович по действиям «Тацуты» сразу понял, что японский броненосец до сих пор способен передвигаться исключительно на буксире и особой угрозы его отряду представлять не может. И в его голове родилась идея, которая была бы под стать скорее капитанам парусной эпохи, когда абордажи и захваты вражеских кораблей были в порядке вещей. А может, Небогатову еще и хотелось поквитаться за подлые действия против «Решительного» в номинально нейтральном порту — кто знает… Мемуаров, объяснявших его мотивы, адмирал не оставил, а газетчикам интервью на эту тему после боя он давал скупо, без лишних прикрас. Но, как бы там ни было, после первых выстрелов носовой башни «Ики» по «Императору Николаю I», легших изрядно в стороне от цели из-за хаотичного курса «японца», и ответного залпа тяжелых пушек русских кораблей (одно попадание 305-мм снаряда с «Наварина» в грот-мачту, неожиданное для самих его авторов) на флагмане Небогатова взвился сигнал следующего содержания:
«Предлагаю сдаться, в противном случае потоплю артиллерией и торпедами, спасать команду не буду. Даю на размышления 10 минут.».
Семь минут спустя после подъема этого сигнала на «Ики» внешне ничего не происходило. Пушки броненосца, как и орудия русских кораблей, молчали. А вот на кормовом мостике «Ики», где собрались все уцелевшие офицеры, было отнюдь не так спокойно.
Старший механик Маширо Миядзаки, принявший командование броненосцем как очередной по званию после гибели всех предстоящих ему по рангу в боевой рубке и на носовом мостике, буквально рвал на себе волосы, не зная, что делать. Лишь недавно спешно рекрутированный из гражданского флота за свои познания в современных котлах и машинах, но отнюдь не за личную храбрость, он пребывал в отчаянии. Да, против него сейчас имелось всего лишь русское старье — но, черт возьми, их было четыре, причем не стесненных в своих действиях, против его почти неподвижного корабля! Да еще и грамотно зашедших с носа, где артиллерия «Ики» уже была частично выбита… Кроме того, то, как эти русские попали в него первым же залпом, откровенно пугало и вкупе со своей неточной стрельбой наводило на неприятные мысли относительно итога возможной артиллерийской дуэли. И если бы господин Миядзаки знал поговорку «разделать, как Бог черепаху», он наверняка бы подивился ее столь точному соответствию тому, что сейчас готовился проделать противник с его кораблем. Не добавляли душевного спокойствия и мысли об оставшихся в Осаке жене и двух дочках, которым в случае, если русские выполнят свою угрозу утопить корабль со всем экипажем, увидеть отца было бы уже не суждено.
Экстренный военный совет, однако, принес некоторое облегчение мятущейся душе старшего механика. Как оказалось, младшие офицеры, большей частью переведенные на броненосец с канонерок 7-го отряда и бывшие по сути тем, что русские бы назвали «второй сорт — не брак», тоже не рвались в бой против заведомо превосходящего противника. Фанатично настроенных потомков самураев, способных своим примером повлиять на ситуацию, среди них уже не оказалось — все таковые полегли от снаряда «Сисоя Великого». А вот обремененные семьями и, подобно Миядзаки, испытывающие надежду снова встретиться с ними имелись…
И на восьмой минуте отведенного ультиматумом Небогатова времени впервые в этой войне на мачте японского корабля — да еще и корабля 1-го ранга — начал подниматься сигнал о сдаче.
Взятие под контроль вражеского броненосца осуществляли в спешке, даже без спуска катеров для призовых команд — их удалось быстро перекинуть на подошедших прямо к трапам миноносцах. Экипаж «Ики», не мудрствуя лукаво и не деля на офицеров и матросов, загнали в кубрики в носу, выставив возле них усиленную охрану — как и в прочих жизненно важных частях корабля. Уточнив у наскоро допрошенного «исполняющего обязанности капитана» состояние броненосца, пытаться заставить его двигаться самостоятельно не стали. Вместо этого подошедший поближе «Память Азова» взял добычу на буксир. Причем для надежности завели сразу два каната и дополнительно еще трос, обвязанный вокруг бизань-мачты на русском корабле и за брашпиль на японском. Такие предосторожности оказались отнюдь не лишними — хотя у старого броненосного крейсера силенок оказалось поболе, чем у миниатюрного авизо, на непростом обратном пути, пока его не сменил «Урал», менять лопнувшие буксирные концы пришлось еще трижды.
На возню с «Ики» у русских ушло чуть больше часа и выдвинуться к месту сбора отряд смог лишь около половины девятого, когда уже практически стемнело. Для прикрытия ценного трофея от возможных атак Небогатов выстроил свои корабли в особую защитную формацию. При этом «Император Николай I» с миноносцем N 205 шел по его левому борту, «Наварин» и N 206 — по правому, а в арьергарде двигались «Дмитрий Донской» и миноносец N 203.
Между тем к исходу светового дня артиллерийские дуэли уже завершились и корабли обеих сторон стягивались кто к своим базам, кто к назначенной в океане точке рандеву. Впрочем, для русских бой еще не был закончен — Камимурой, оказавшимся главным на время недееспособности Того и Мису, были наконец-то «спущены с поводка» многочисленные японские миноносные отряды.
Русские смогли в основном собрать оставшиеся силы эскадры примерно к половине десятого. Не хватало лишь миноносного отряда во главе с «Жемчугом», слишком далеко убежавшего в погоне за «Асамой». Но с отсутствующего «камушка» уже пришло радио о том, что возглавляемый им отряд тоже поспешает на встречу с основными силами. Как теперь выяснилось уже со всей достоверностью, лишь Небогатов, Иессен и Левицкий обошлись без потерь в дневном бою. При этом из переживших его кораблей были временно образованы следующие боевые соединения:
1-й броненосный под командованием Н. И. Скрыдлова — броненосцы «Князь Суворов», «Император Александр III», «Слава», «Синоп», «Двенадцать Апостолов» (младший флагман А. М. Романов), «Пересвет», «Император Николай I» (младший флагман Н. И. Небогатов), «Наварин»;
2-й броненосный из поврежденных кораблей и их охранения — «Адмирал Нахимов», «Орел», «Память Азова» с «Ики» на буксире, «Бородино», «Адмирал Ушаков», «Дмитрий Донской».
Охранение этих отрядов взяли на себя крейсера «Алмаз» и «Изумруд» и десять остающихся на тот момент в распоряжении Скрыдлова представителей легких сил. «Урал» и «Орел» тем временем приступали к выполнению обязанностей, ради которых, собственно, их и брал с собой Скрыдлов.
А вот у отряда из обладавших хорошим запасом хода и не получивших в бою критических повреждений броненосцев «Ретвизан» (флаг П. А. Безобразова), «Ослябя», броненосных крейсеров «Баян» (флаг К. П. Иессена), «Россия», «Громобой» и бронепалубных «Богатырь» (флаг Н.О. фон Эссена), «Олег» и «Аврора» была еще одна задача. Вместе с «Ангарой» в качестве транспорта снабжения им предстоял выход на японские коммуникации. Ведь, собственно, ради него вся эта эпопея со схватками эскадр «стенка на стенку» и затевалась русским командованием…
Ночь для русских выдалась откровенно непростой. Но она, наверное, была бы еще труднее без очередной ошибки врага. Временно взявший бразды правления в свои руки Камимура после получения сообщений о пленении «Ики» клятвенно пообещал самому себе, что не спустит подобного позора. Обструкция, устроенная ему японским обществом еще за действия владивостокских крейсеров, и дом, сожженный в отместку за упущенный в сентябре прошлого года отряд Эссена, тоже не добавляли взвешенности решениям японского адмирала. Результатом же таковых стал приказ в первую очередь искать, атаковать и во что бы то ни стало пустить на дно «затрофеенный» русскими броненосец. И ввиду данного приказа основным объектом приложения усилий вражеских миноносников стал «инвалидный» 2-й броненосный отряд.
Японские истребители и миноносцы, большей частью успевшие до того, как море объяла ночная мгла, определиться с направлением атаки, буквально кишмя кишели у поврежденных русских кораблей. Последним же из-за своего состояния приходилось двигаться со скоростью не более 9 узлов. И это изрядно сковывало их в возможности уклонения от нападений опасной японской «мелюзги».
Впрочем, далеко не всем японским легким силам довелось в ту ночь оказаться хотя бы рядом с противником. Запоздавшие с выдвижением к месту боя 14-й и 18-й отряды миноносцев так и не смогли найти русскую эскадру, снизив тем самым численность ударной группировки до трех десятков миноносцев и пятнадцати дестройеров (к последним присоединились сумевшие исправить повреждения «Оборо» и «Кагеро»). Но и этого русским хватило, говоря современным языком, по самое «не балуйся»…
Наученные опытом перехода в составе эскадры Небогатова, с вниманием воспринятым и Скрыдловым, русские корабли ночью шли без огней, не включая прожекторы и открывая огонь только в случае совсем уж явной угрозы. И такая тактика приносила свои плоды. Как выяснилось спустя годы, после опубликования и сверки военных архивов обеих сторон конфликта, в нападениях на 1-й и 2-й отряд и их ближнее охранение японцы потеряли потопленными миноносцы N 68, 32, 34, 36 и 35; были тяжело повреждены и вышли из боя «Цубаме», N 72 (этот еще возвращался после починки) и 74; имели повреждения, но остались в строю «Аотака», «Кари», «Фукурю», «Удзура», N 39, 41, 67, 70, 73.
Помимо того, еще два миноносца («Саги» и N 43) в кутерьме боя столкнулись и были вынуждены уйти на базу. Та же участь постигла и дестройеры «Югири» и «Харусаме». От артогня пострадал также истребитель «Синономе». Но больше всего вреда было от «Акацуки-2». Уж неизвестно, есть ли души у кораблей, но, что бы там ее ни заменяло бывшему русскому «Решительному», он в Цусимском сражении определенно действовал на стороне своих бывших хозяев. Иначе, пожалуй, ничем не объяснить тот факт, что от его торпед и снарядов не пострадал ни один русский корабль. Зато его таранный удар миноносец N 69 отправил на дно, а сам «Акацуки-2» — в ближайший порт для ремонта пострадавшей носовой оконечности со свернутым набок форштевнем.
У русских имелись попадания снарядов в миноносец N 203, минный крейсер «Абрек», крейсера «Алмаз» и «Изумруд», но без особого ущерба. Однако около 3.30 ночи, когда основной вал атакующих схлынул и, казалось, можно было уже вздохнуть свободнее, настал час расплаты и для них. Самый конец «собаки» и усталость людей после сражения, видимо, тоже сыграли свою роль. Как бы там ни было, двум японским дестройерам удалось изрядно подравнять счет в свою пользу.
Этими двумя оказались «Асасио» и «Ариаке» — все, что осталось от 4-го отряда истребителей. Примерно в 2.50 с них были замечены вспышки выстрелов, которыми идущий в голове колонны «Адмирал Нахимов» провожал выходящую из атаки очередную партию миноносцев. Командиры дестройеров, определившись с местонахождением цели, терпеливо выждали некоторое время, пока русские снизят бдительность, и одновременно понемногу выдвигались вперед по курсу русского отряда. После дневного боя у «Асасио» и «Ариаке» уже не оставалось торпед, зато хватало решимости выполнить боевую задачу. Имелось для этого и нужное средство — две связки плавучих мин заграждения на каждом (по четыре мины в связке). Раньше враг уже применял такие под Порт-Артуром — вероятно, именно на их счету была гибель «Петропавловска». И в ночь с 9 на 10 июля 1905 года это оружие продолжило свое победное шествие…
Японской паре удалось незамеченными вывалить свой смертоносный груз в трех кабельтовых перед «Адмиралом Нахимовым» — и эффективность их действий превзошла все ожидания. В протянувшееся двумя короткими линиями заграждение угодил не только броненосный крейсер, но и шедший за ним «Орел», после дневного боя испытывавший проблемы с управляемостью и не успевший вовремя среагировать на взрывы у бортов «Нахимова».
Но и удачливые истребители не смогли уйти безнаказанными — высветившее их пламя взрывов дало ориентир русским артиллеристам, и «Ариаке» был буквально растерзан шквалом обрушившегося на него огня. Досталось и «Асасио», но он все же сумел скрыться. Тем не менее, размен одного дестройера на броненосец и броненосный крейсер был однозначно выгоден японцам. «Ариаке» мог чувствовать себя вполне отмщенным…
«Нахимова» смело с водной глади почти сразу — к взрыву мины присоединилась еще и детонация в погребе боезапаса правой бортовой башни. Бросившемуся на помощь «Абреку» удалось спасти с него лишь 39 человек, преимущественно тех, кто находился в момент взрыва на верхней палубе. На «Орле» же две центральные мины в связке взорвались почти одновременно сразу по обоим бортам в районе носового котельного отделения, на примерно равном расстоянии от форштевня. Возможно, если бы не тяжелые повреждения, полученные днем, такой синхронный их подрыв, фактически дававший сразу и затопление, и контрзатопление, даже позволил бы спасти корабль. Но, увы, не в этот раз… Тем не менее, к чести проектантов и строителей «Орла», он продержался на воде еще почти полчаса, дав «Изумруду» и «Алмазу» время для снятия с него всей команды. Заодно удалось выловить и шесть человек из экипажа расстрелянного и затонувшего «Ариаке». От них, собственно, и узнали, кто именно, как и чем столь сильно напакостил русскому отряду.
Чуть иначе — и, к счастью, менее драматично — все сложилось у 1-го броненосного отряда Скрыдлова. Минные силы врага атаковали его не столь активно, как поврежденные русские корабли. К тому же успевшие примкнуть к нему «Жемчуг» с семеркой истребителей изрядно погоняли настырных японских миноносников. Однако примерно в 2.15 ночи размочить счет смогли и они.
В успешной атаке принимали участие 1-й отряд истребителей («Фубуки», «Араре» и «Акацуки-2», не было лишь «Харусаме», столкнувшегося с «Югири») и 1-й же отряд миноносцев (NN 67–70). Но они сработали лишь приманкой, отвлекавшей охранение от еще двух миноносцев — «Фукурю» и N 25 из 5-го отряда, заходивших в это время на русские броненосцы с другого борта.
И когда самодвижущаяся мина с «Фукурю» угодила в «Князя Суворова», многим японцам казалось, что кораблику из состава сил Катаоки удалось отыграться за общее унижение его эскадры. Но… Сравнительно маломощная 356-мм торпеда поразила флагман Скрыдлова, во-первых, в мало пострадавший левый борт, а, во-вторых, практически по миделю, чуть позади средней башни, где имелась противоминная переборка. Последняя выдержала удар — и сработала при этом куда лучше, чем аналогичная защитная структура на «Цесаревиче» в начале войны. Площадь образовавшейся пробоины составила примерно 130 квадратных футов, пара плит поясной брони была вдавлена в корпус на десять дюймов, перебило и смяло шесть шпангоутов — но при этом вода не проникла ни в котельное отделение, ни в расположенные выше отсеки, а принятое ее количество не превысило 200 тонн. И, главное, уцелевшие переборки по периметру пробоины, как выяснилось уже после первых докладов аварийных партий, держались под напором воды вполне надежно и никак не препятствовали броненосцу идти заданным по эскадре ходом.
Еще одна мина с «Фукурю» прошла мимо цели, а сам он, получив два 75-мм и один 47-мм снаряд с русских броненосцев, вынужден был скрыться в ночи вместе со своим ни в кого не попавшим компаньоном. Впрочем, были еще и достижения в действиях отвлекающего отряда, где «Араре» удалось всадить торпеду в «Завидный», вынудив русских спешно снимать с тонущего кораблика остатки экипажа. Помимо того, в артиллерийских перестрелках снаряды угодили в «Жемчуг» (без вреда для команды) и «Заветный» (2 убитых и столько же раненых). У врага, в свою очередь, досталось миноносцам NN 67, 70 и 68, из которых последний от полученных повреждений затонул. Вдобавок случился уже описанный таран миноносца N 69 истребителем «Акацуки-2».
С учетом всех своих достижений и потерь больше отряд Скрыдлова японские миноносцы той ночью не тревожили…
Ну а утром русским стало уже полегче. По крайней мере, столь досадивший эскадре минувшей ночью «москитный флот» врага остался за кормой, и опасаться его как минимум до вечера не стоило. Правда, был еще вопрос с состоянием главных сил Того и их готовностью продолжать битву, особенно в свете «тумана войны», окутывавшего потери противника. Ведь если гибель ряда кораблей русские видели своими глазами, то вопрос с поврежденными крейсерами и «Фудзи» с «Микасой» оставался открытым. И Скрыдлов, у которого теперь имелось уже всего семь более-менее боеспособных броненосцев, два («Бородино» и «Князь Суворов») лишь ограниченно годных к сражению и пять разномастных крейсеров, из которых «Алмаз» мог считаться таковым с большой натяжкой, испытывал по поводу возможной новой встречи с кораблями Того и Камимуры определенный мандраж.
Однако, как говорится, «глаза боятся — а руки делают». Поэтому в ожидании очередной схватки ремонтники с «Урала» буквально зашивались, стараясь помочь наиболее пострадавшим кораблям в исправлении хотя бы самых неотложных повреждений. При этом сам «Урал» сменил «Память Азова» в качестве буксира «Ики», высвобождая пусть старый, но полноценный броненосный крейсер для боя. На плавучий госпиталь «Орел» миноносцы и немногие уцелевшие в дневном бою паровые и минные катера перебрасывали раненых. Попутными рейсами поднятые из воды команды погибших кораблей, насколько можно было, раскидали по эскадре, пополнив образовавшуюся после сражения убыль в людях.
Вся эта суета оказалась не напрасной. Около полудня на горизонте было замечено большое скопление дымов и колокола громкого боя разогнали русских моряков по боевым постам.
Обнаруженные дымы принадлежали тому, что осталось после дневного сражения и спешной починки наименее поврежденных кораблей от японских сил. А оставалось, по правде говоря, не так уж и много — хотя кораблям Скрыдлова могло хватить и этого. Отряд Того, вернувшегося к своим обязанностям, включал в себя «Микасу», «Асахи», «Ивами», временно переведенный из Второй эскадры «Касугу» и авизо «Тацута». За ним следовали четыре броненосных крейсера Камимуры — «Токива», «Якумо», справившиеся с повреждениями «Адзума» и «Ивате», на последний из которых переместился в качестве младшего флагмана Катаока, а также авизо «Яйеяма». Силы Дэвы были временно представлены крейсерами «Читосе», «Нийтака», «Отова» и «Акаси». Несколько отстававший второй отряд бронепалубных крейсеров под командованием Того-младшего состоял из «Сумы», «Такачихо», «Акицусимы» и «Ицукусимы». Чуть в стороне следовало и авизо «Тацута» с одиннадцатью все еще дееспособными дестройерами.
По сумме боевых возможностей японцы в этот раз были объективно сильнее. Помимо того, русских сковывал тихоходный отряд поврежденных кораблей, который нужно было оберегать. Но, к немалому удивлению Скрыдлова, сблизившись с его кораблями примерно до 75 кабельтовых, силы Того отвернули назад, так и не сделав ни единого выстрела. Правда, радиотелеграфисты сообщили, что непосредственно перед этим имел место очень оживленный обмен сообщениями в эфире. Но на тот момент радость от отступления врага как-то затушевала в восприятии офицеров эскадры данный факт.
До Владивостока отряды Скрыдлова добрались спустя двое суток. В контакт с вражескими силами они больше не вступали, хотя на подступах к русской гавани по-прежнему шныряли вражеские миноносцы. Но, увы, без очередных потерь завершить поход не получилось. «Ушакову», на котором окончательно сдали водоотливные средства, пришлось во избежание гибели выброситься на берег острова Стенина. Эвакуация его оттуда грозила стать делом весьма небыстрым. А после того, как спустя несколько дней те самые японские миноносцы, просочившись ночью через немногочисленные силы охранения, всадили в борт броненосца две торпеды, окончательно его разрушившие, она оказалась и вовсе бессмысленной. С корабля лишь демонтировали уцелевшие артиллерию и наиболее ценные приборы и выгрузили остававшийся боезапас, а по завершении боевых действий разобрали на металл.
Между тем своим спасением шедшая во Владивосток часть эскадры была обязана двум вещам. Прежде всего, это была информированность Того о результатах ночных действий собственных миноносцев. Их капитаны, как, впрочем, и командиры многих русских кораблей, рисовали в своих донесениях весьма далекие от реальности картины потерь противника — естественно, в сторону их завышения. Хотя, если сложить все подобные заявления, выходило, что силы Скрыдлова были истреблены как минимум дважды. Тем не менее, успев за время сближения рассмотреть, сколько кораблей остается у русских, командующий японским флотом поневоле принял как минимум часть этих донесений за чистую монету.
Но здесь весьма нежданно для врага подоспел уже фактор номер два — а именно удачный выход на коммуникации противника отряда Безобразова. Если русских «подранков» ночью атаковали все, кому не лень, а отряд Скрыдлова — уже лишь десяток миноносцев и истребителей, то «крейсерский» отряд, сразу после переформирования ушедший в обратном им направлении, враг вниманием своих минных сил полностью обошел.
Не заладилось с его обнаружением и у вражеских вспомогательных крейсеров. Хотя это было еще как сказать… Номинально «Кейджо-Мару» на рассвете смог увидеть русские корабли — но уже после того, как с них на крейсер обрушился град снарядов калибром от 305 до 75 мм. Радиотелеграф пал их жертвой в первую же минуту боя — и о том, куда делись еще два броненосца и семь крейсеров врага, включая один вспомогательный, Того узнал лишь в 12.32. Именно тогда отряд Безобразова подловил, что называется, со спущенными штанами хвост конвоя, транспортирующего на континент очередную японскую дивизию.
Русские сполна воспользовались элементом внезапности. И всласть порезвились среди почти беззащитных целей, отправив на дно четыре парохода и еще один повредив. Японские сухопутные силы недосчитались около половины личного состава дивизии и почти всего ее артиллерийского парка — и было вполне понятным то изрядное количество утонченно-издевательских хокку и танка, которые армейцы впоследствии адресовали офицерам флота. Шедшие в охранении конвоя два вспомогательных крейсера радировали об их действиях с безопасной для себя дистанции — с полноценными боевыми кораблями, да еще в таком количестве, тягаться им было явно не с руки. Ну а русские, завершив свое дело и наблюдая все возрастающую активность вражеских переговоров в эфире, с достоинством, но и не слишком мешкая, удалились. Теперь их путь лежал в обход Японии, через пролив Лаперуза.
Тем временем Того, оставляя в покое отряд Скрыдлова и устремляясь за новыми целями, поступал в принципе вполне разумно. Прошлым днем он на собственной шкуре уяснил, что корабли врага уже отнюдь не столь беззубы, как прежде. И поневоле ожидал от возможной схватки с девяткой русских броненосцев, пусть и частью поврежденных, а частью устаревших, такого уровня собственных потерь, который бы поставил бы под сомнение его последующую возможность совладать еще и с «крейсерским» отрядом противника. Зато над последним у него было явное преимущество. И если справиться с ним — а это минус два броненосца и шесть крейсеров 1-го ранга, — стратегическая инициатива снова перейдет на сторону японцев.
Тем не менее, перехватить отряд Безобразова до ночи Того так и не удалось. А дальше оставалось только ловить его на возможных путях отхода в главную русскую гавань на дальневосточном театре. Японские ремонтники в портах совершили почти невозможное, за пару дней сумев подлатать «Идзумо», «Касаги» и «Наниву». Это дало Того возможность выделить Камимуре пять броненосных крейсеров и четыре лучших бронепалубника («Касаги», «Читосе», «Отова», «Нийтака»), отправив их к проливу Лаперуза. Сам он с тремя броненосцами, «Касугой» и оставшейся шестеркой бронепалубных крейсеров сторожил Сангарский пролив.
Но финальная часть войны России и Японии на море определенно проходила под знаком благосклонности фортуны уже не к Токио, а к Петербургу. И в который уже раз в пользу русских сработала погода. Или, если быть уж совсем точным, непогода.
По пути к проливу Лаперуза кораблям Петра Алексеевича удалось еще немного «пощипать» противника, утопив один американский пароход с военной контрабандой и несколько рыболовецких шхун, а также ангажировав к себе в отряд быстроходный транспорт в восемь тысяч тонн водоизмещения под бельгийским флагом, имевший несчастье везти в Японию уголь. С двумя угольщиками несколько пополнить запасы топлива на подходах к северной оконечности острова Хонсю удалось вдвое быстрее, не привлекая долгой остановкой лишнее внимание потенциальных соглядатаев.
А при форсировании пролива отряду пришлось выдержать короткий, но сильный шторм. И если бы не изрядное опустошение к тому моменту угольных ям, поднявшее корабли из воды, и более-менее прилично заделанные за время пути пробоины в бортах у ватерлинии, русские могли бы недосчитаться еще как минимум «Осляби», а если бы совсем не повезло, то и «России». Зато этот же шторм выгнал из пролива его не слишком мореходных японских сторожей. Как итог, отряд смог миновать пролив без особых препятствий, будучи обнаруженным дозорами противника уже на полпути к заветной цели. Погоня за ним по успокоившемуся морю крейсеров Камимуры завершилась безрезультатно. Русские, все же потрепанные стихией, на тот момент особой скоростью похвастаться не могли — однако японцы, несмотря на экстренный ремонт, тоже были после Цусимского сражения отнюдь не в лучшей своей форме. И 22 июня отряд Безобразова уже бросал якоря в бухте Золотой Рог.
Для обеих сторон наступало время подведения итогов состоявшейся схватки и тщательного зализывания полученных ран…
