Начальный период войны с Японией вышел для Российского императорского флота крайне неудачным. Были безвозвратно потеряны крейсера «Варяг» и «Боярин», минный заградитель «Енисей» и канонерская лодка «Кореец», повреждены и надолго вышли из строя самые современные броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» и крейсер «Паллада», канлодка «Манджур» интернирована в Шанхае.

Приезд в Порт-Артур нового командующего флотом Тихого океана вице-адмирала С. О. Макарова оживил обстановку ненадолго. Уже 31 марта 1904 года гибель флагманского броненосца «Петропавловск» на японской мине оборвала жизнь и Степана Осиповича — наряду с без малого семьюстами душами прочих членов экипажа корабля.

Пожалуй, именно это событие окончательно дало понять российским верхам в Петербурге, что война пошла всерьез и без подкреплений русские дальневосточные силы против японцев не выстоят. На совещании императора с руководством Морского министерства в апреле 1904 года было принято решение о формировании второй Тихоокеанской эскадры, командовать которой назначался контр-адмирал З. П. Рожественский. Но вот вопрос о том, какие именно корабли войдут в состав этой эскадры, оставался открытым.

На Балтике из относительно современных основных боевых единиц имелись в наличии броненосцы «Ослябя», «Сисой Великий», все еще проходящий испытания и переделки по итогам оных новейший «Император Александр III», а также крейсера «Светлана», «Алмаз» и «Аврора». Спешно достраивались броненосцы «Бородино», «Князь Суворов», «Орел» и крейсера «Олег», «Жемчуг» и «Изумруд».

Теоретически можно было рассчитывать и на ресурсы Черноморского флота — броненосцы «Ростислав», «Три Святителя», а также находящиеся в процессе достройки «Князь Потемкин-Таврический» и хотя бы один из двух крейсеров типа «Богатырь». Но именно что теоретически — из-за позиции МИДа, страшившегося возможной реакции Британии на проход русскими боевыми кораблями черноморских проливов, все разговоры на эту тему так до поры, до времени лишь разговорами и оставались. Но здесь с одной идеей выступил Великий князь Александр Михайлович Романов…

Александр Михайлович к тому времени отдал морю уже почти 18 лет своей жизни, дослужившись до чина контр-адмирала и должности младшего флагмана Черноморского флота. Еще в феврале 1904 года именно ему Николай II поручил организовать крейсерскую войну на японских коммуникациях и отвечать за работу «Особого комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования». По сути, в лице Великого князя имело место редкое сосредоточение серьезных профессиональных знаний и навыков, значительных финансовых ресурсов, широких полномочий (в том числе, что немаловажно, права прямого обращения к императору), а также доступа к неприукрашенной информации о русских военных «успехах» и донесениям, обобщающим боевой опыт.

И, видимо, все это вместе взятое (вкупе с присущей характеру Александра Михайловича некоторой авантюрной жилкой) привело в результате к рождению того, что после один из историков окрестил «лучшей комбинацией» Великого князя. А другой летописец с более наукообразным складом ума — «ярким примером высокоэффективного кризис-менеджмента в условиях ограниченности ресурсов».

Будучи принципиальным противником самой идеи высылки еще одной эскадры, как он считал, на верную смерть, Александр Михайлович, однако, не сумел отговорить от нее своего венценосного племянника. Но, видя, что монаршая воля выражена вполне однозначно, князь внес одно неожиданное предложение — а что, если, дабы не гневить Англию, Россия выведет с Черного моря не боевые корабли, а уже исключенные из списков флота невооруженные суда, якобы для опытов с ними на Балтике? Благо, прецеденты такого рода уже не раз имели место — из самого недавнего достаточно было вспомнить проход через проливы строившейся на Охтинской верфи четверки миноносцев-«соколов». Корабли, не имевшие на борту штатного вооружения (а упомянутые «соколы» перегонялись к месту службы именно в таком виде), Турция, может, и без особой радости, но пропускала. Причем как в акваторию Черного моря, так и из нее. Да даже и с пушками на палубах всевозможные стационеры и прочие озадаченные представительскими функциями боевые единицы — в том числе и российские — туда-сюда бегали довольно активно.

На воспоследовавший вопрос Рожественского, какие же корабли Великий князь хочет разоружить и протолкнуть в таком виде через проливы, Александр Михайлович, загадочно улыбнувшись, сказал — «Двенадцать Апостолов» и «Синоп».

На очередной вопрос Рожественского, за каким лядом ему этот антиквариат, подобного которому и в Балтийском флоте полно (и который Зиновий Петрович изначально брать в поход отказывался), Александр Михайлович ответил, что оно-то, может, и антиквариат, да не простой. И кратко, но емко пояснил этот свой тезис, подкрепив его выложенными на стол записями и чертежами.

После вдумчивого ознакомления с бумагами Рожественский крякнул, хмыкнул и нехотя признал — да, в принципе это может сработать. Но только если подрядчики со сроками не напортачат, как обычно у нас в богоспасаемом отечестве бывает. На что Великий князь ответствовал так: ежели выполнить все под его прямым руководством, за средства Особого комитета и без лишнего вмешательства в процесс ГУКиС и МТК — тогда сделают. Благо предварительные договоренности уже есть — и с Путиловским заводом, и с Балтийским, и с прочими предприятиями Санкт-Петербурга, Севастополя и Николаева.

А еще Александр Михайлович с напускной озабоченностью отметил, что стационером в средиземноморском порту Пирей дружественной Греции как-то несообразно партнерским отношениям двух стран прозябает дряхлая канонерка. И, мол, хочется туда отправить чего посолиднее. С крейсерами на Черном море не очень, но вот его «Ростислав» для этой задачи — пожалуй, самое то, что нужно. Благо, турецкий султан уже привык к тому, что именно этот броненосец ходит под вымпелом происходящего из правящей династии младшего флагмана Черноморского флота, и вряд ли рискнет чинить препятствия кораблю с членом императорской фамилии на борту. А уж если вдруг дипломатические нужды заведут «Ростислав» в иные края — значит, была на то острая государственная необходимость.

Присутствовавший на совещании Министр иностранных дел, крепко озадаченный византийским коварством великокняжеских умопостроений, откровенно не нашелся, что на них возразить. По крайней мере, возразить так, чтобы это звучало достаточно убедительно даже для вечно колеблющегося русского императора, в этот раз вполне определенно вставшего на сторону своего двоюродного дяди.

И «вишенкой на торте», оформившей окончательное «да» пропозициям Александра Михайловича, стало его предложение об ускоренном вводе в строй за счет средств Особого комитета несколько отстававшего по срокам готовности от систершипов последнего броненосца-«бородинца» — «Славы». Это особенно понравилось Рожественскому и генерал-адмиралу — тем более что видимая динамика пополнения комитетских фондов внушала стойкую уверенность в возможности реализации всего задуманного.

Посему по получении «карт-бланш» от царственного родственника на осуществление очередных своих инициатив Александр Михайлович без промедления взялся за дело…