Январь 1905 года ознаменовался сразу двумя важными событиями на сухопутном фронте. Сначала в Петербург пришли, наконец, хорошие вести — Линевич в сражении у Сандепу сумел оттеснить войска Оямы и 15 января занял указанный город. Но следом, увы, прибыли и сообщения не столь радостные.

В тот же день 15 января в отчаянно сражающемся в кольце блокады Порт-Артуре во время обстрела форта N 2 из 11-дюймовых гаубиц был тяжело ранен генерал Кондратенко, «душа обороны», как считали многие. И его отсутствие на передовой не замедлило сказаться самым пагубным образом. Преступные приказы об оставлении почти без боя передовых укреплений, отдаваемые пораженцем Фоком, изрядно облегчили врагу овладение ими. В результате уже 24 января после взятия японцами горы Большое Орлиное Гнездо генерал Стессель отдал приказ о сдаче крепости — несмотря на то, что боевых и продовольственных припасов, равно как и людских ресурсов хватало еще минимум на несколько недель интенсивных боевых действий.

К чести моряков, остававшихся в Порт-Артуре, нужно сказать, что они сделали все возможное для того, чтобы их корабли не достались противнику. Так, старые крейсера «Джигит», «Разбойник» и «Забияка» были затоплены в проходе на внешний рейд. Минный транспорт «Амур», использовавшийся после полученных повреждений как база тральщиков, был основательно искорежен взрывами боевых отделений торпед в сухом доке Порт-Артура.

Куда более насыщенными событиями оказались последние дни в крепости для еще нескольких кораблей, включая «Полтаву», которая после боя 14 сентября была насколько возможно отремонтирована. Конечно, без персонала Балтийского завода, пребывающего теперь во Владивостоке, с этим было непросто, но и «пациентов» у портовых рабочих теперь изрядно поубавилось. На броненосце залатали пробоины, включая подводные, но пострадавшие внутренние помещения восстановили лишь минимально. Увы, с одной изрядно поврежденной машиной сделать ничего не смогли, зато по максимуму реанимировали артиллерию — на корабле продолжали действовать три 12-дюймовых и семь 6-дюймовых пушек. И эти орудия до самого конца вносили свою лепту в борьбу с японцами на суше и на море.

Конечно, неприятным фактом стало начало в октябре 1904 года систематических обстрелов из 11-дюймовых орудий внутреннего рейда Порт-Артура. Но на первых порах «Полтава», в распоряжении которой была почти вся акватория последнего, более-менее успешно уклонялась от их снарядов. При этом для защиты корабля от навесных попаданий на палубу насыпали толстый слой шлака, накрыв его полудюймовыми стальными листами. Однако к середине декабря японцами была захвачена гора Высокая, с которой полностью просматривалась вся панорама крепости и порта. Для «Полтавы» в первый же день начала прицельного обстрела порт-артурской гавани это встало в четыре угодивших в корабль 280-мм «чемодана». Один из них, пронзив на своем пути ряд переборок и палубных настилов, был найден невзорвавшимся на жилой палубе. Еще один снаряд сделал подводную пробоину, которую смогли заделать водолазы. Однако было уже понятно, что в сложившихся условиях гибель броненосца — лишь вопрос времени. Причем ближайшего.

Но и сдаваться без боя Успенский не хотел. Тем более что одним фактом своего нахождения в строю героический броненосец продолжал приковывать к Порт-Артуру немалую часть японского флота и тем самым облегчал положение эскадры во Владивостоке. Посему на следующий же день «Полтаву» вывели в бухту Белый Волк, где вокруг нее были установлены противоминные сети и боны.

Выход корабля из-за плохой погоды поначалу остался незамеченным для японцев, и они с утра выпустили по месту его старой стоянки свыше трех сотен 11-дюймовых снарядов. Но уже днем «Полтава» была обнаружена с наблюдательных пунктов на высотах. И адмирал Х. Того, опасаясь возможного прорыва блокады старым броненосцем, который еще в сентябре 1904 года заставил врага крепко себя уважать, решил уничтожить его силами миноносцев, держа свои броненосцы и крейсера к югу от Порт-Артура.

В отражении яростных атак легких сил противника, продлившихся ровно неделю, помимо «Полтавы», принимали участие канонерская лодка «Гиляк» и три последних порт-артурских миноносца — «Смелый», «Статный» и «Сердитый». По их окончании броненосец получил одно прямое попадание торпеды в корму — и еще две взорвались рядом с корпусом в сетевом заграждении, отчего заполнилось водой несколько отсеков правого борта. Торпедного попадания удостоился и «Сердитый», который ранее после повреждения на мине оставшиеся в крепости специалисты Невского завода вместе с рабочими портовых мастерских чудом смогли ввести в строй, использовав часть конструкций от «Разящего». Увы, на повторный полноценный его ремонт времени и средств уже не было.

То же касалось и «Полтавы». Корабль сидел кормой на мели и при этом, по выражению Успенского, «тек, как решето». А крен его, несмотря на затопление отсеков неповрежденного левого борта, доходил до 8 градусов. Пострадал от торпедных попаданий и правый гребной вал.

Впрочем, врагу пришлось изрядно заплатить за достижение такого результата. Двух представителей японского «москитного» флота, миноносцы N 42 и N 53, русским совокупными усилиями удалось отправить на дно, а еще около десятка кораблей противника получили повреждения различной тяжести (некоторые после этого даже не вводились в строй до конца войны).

Имея возможность наблюдать за состоянием броненосца с господствующих высот, японцы сочли его небоеспособным и, не желая больше рисковать своими миноносцами, прекратили атаки. За эту последнюю операцию японского флота под Порт-Артуром адмирал Того получил благодарственный рескрипт от императора.

Тем не менее, после временной заделки пробоин и выпрямления крена «Полтава» снова открыла перекидной огонь по японским позициям. В ответ противник, уже не имевший под Порт-Артуром крупных кораблей, которые ушли на ремонт в Японию, возобновил обстрел корабля из 150-мм орудий и добился десятка попаданий.

Последняя стрельба с «Полтавы» состоялась 23 января, а вечером был получен приказ о затоплении оставшихся на плаву судов в связи с капитуляцией крепости. На следующий день броненосец, несмотря на полученные повреждения и наличие всего 40 человек на борту (все прочие уже давно воевали на сухопутном фронте), был выведен с помощью парохода «Силач» на глубокую воду и затоплен. Перед погружением «Полтава» опрокинулась на правый борт и легла на дно кверху килем на 50-метровой глубине. Рядом с броненосцем нашла свое последнее пристанище и канонерская лодка «Гиляк».

Три небоеспособных из-за повреждений от мин и торпед миноносца — «Сердитый», «Разящий» и «Боевой» — при сдаче Порт-Артура были дополнительно взорваны командами. Зато двум оставшимся на ходу «соколам», «Смелому» и «Статному» удалось прорвать блокаду и интернироваться в Чифу. При этом «Статный» еще и вывез знамена порт-артурских полков, секретные документы и донесения главнокомандующему.

Нужно сказать, что к моменту оставления главными силами Того окружающих Порт-Артур вод японский флот также понес немалые потери — помимо имевших место при атаках на «Полтаву». За них стоило благодарить в основном мины заграждения, в постановке которых Российский императорский флот и особенно его дальневосточная компонента к тому времени изрядно поднаторели, а также «неизбежные на море случайности».

Так, особенно урожайным стали дни с 30 апреля по 4 мая 1904 года. Тогда японцы лишились броненосцев «Хатсусе» и «Ясима», крейсера «Иосино», авизо «Мияко», канонерской лодки «Осима», дестройера «Акацуки» и миноносца N 48. Впрочем, про окончательную потерю «Ясимы» русским было неизвестно, и до самого Цусимского сражения они ожидали встретить его в числе своих противников. А с 15 июня по 9 декабря от мин и навигационных аварий враг недосчитался четырех канонерок («Каймон», «Хей-Иен», «Атаго» и «Сайен»), дестройеров «Хаятори» и «Сиракумо» и миноносца N 51.

Кроме того, хватало ситуаций и не со столь печальными для врага последствиями. Уже после «сентябрьского прорыва» Эссена 10 октября повреждения на мине получил истребитель «Харусаме», 29 октября — еще один истребитель, «Оборо», 24 ноября — миноносец N 66, 27 ноября — броненосец «Асахи», 6 декабря — крейсер «Акаси». Вдобавок истребитель «Инадзума» был торпедирован оставшимся в крепости минным катером с «Ретвизана» в бухте Тахэ 4 ноября. Но все эти корабли впоследствии были отремонтированы и приняли участие в главной морской битве русско-японской войны.

Однако события, долженствующие определить исход конфликта между двумя империями, в то время разворачивались все-таки в других местах. Падение Порт-Артура требовало должного ответа со стороны России, чтобы успокоить мятущееся общественное мнение, в котором вновь в полный голос зазвучали антивоенные нотки. И таковой ответ воспоследовал — причем как на суше, так и на море.

Во-первых, кое-что удалось сделать в Манчжурии. Линевич после своего начального успеха на посту главнокомандующего прекрасно понимал, что в дополнение к уже противостоящим ему японским силам совсем скоро придется иметь дело и с перебрасываемой от Порт-Артура 3-й армией Ноги. И решил упредить ее в развертывании.

Данное им японцам сражение под Мукденом, может, и не стало одной из самых громких «викторий» русского оружия. Но оно, пожалуй, смогло окончательно закрепить в войсках столь нужный им настрой на победу, заданный еще при Сандепу. В ожесточенных встречных боях, продлившихся с 14 февраля по 2 марта 1905 года, русские вынудили 4-ю армию Нодзу отойти к станции Янтай, а 2-ю армию Оку вытолкали за линию рек Шахэ и Тайцзыхэ. У противника смогла отличилась только 5-я армия Кавамуры, сумевшая оттеснить противостоявший ей Цинхэчэнский отряд русских до рубежа Импань-Саньюньюй. Но на нем русские, подтянув резервы, встали намертво и отразили все последующие атаки. Потери японцев за все время сражения составили около 73 тысяч человек убитыми и ранеными, русских — чуть более 56 тысяч.

А 31 марта 1905 года началась последняя в этой войне попытка наступления японцев — уже с участием армии Ноги. Однако русские войска, насчитывавшие к тому времени 497 тысяч человек, выдержали натиск врага, не отдав ни пяди своих позиций. И даже более того, контратакой по левому флангу сами смогли «выпнуть» за реку Тайцзыхэ армию Кавамуры, поквитавшись за ее февральские достижения.

Во-вторых (хотя хронологически именно это событие все же должно было считаться первым), 10 февраля наконец-то отправилась в путь эскадра Небогатова. Теперь, после капитуляции Порт-Артура ей ставилась задача прорываться во Владивосток и, базируясь на него, вместе с остатками 1-й Тихоокеанской эскадры положить конец японскому господству на море. Сил для этого, по мнению ГМШ, уже хватало — Небогатов вел под своим началом 12 эскадренных броненосцев, 2 броненосца береговой обороны, 9 крейсеров (2 броненосных, 5 бронепалубных, один безбронный и один минный), вспомогательный крейсер-аэростатоносец, 3 быстроходных вооруженных «транспорта-крейсера» (из них два с грузом продовольствия и различными боевыми припасами и один, оборудованный как эскадренная мастерская), 12 миноносцев, госпитальное судно «Орел» и буксирный пароход «Русь».

Дополнительно обеспечивали поход этой армады учебное судно «Океан» с 4000 тонн угля, транспорт «Иртыш» и буксирный пароход «Свирь», которые должны были расстаться с эскадрой в Средиземном море. После выхода же из Суэцкого канала обязанность по снабжению ее всем необходимым почти до самого театра военных действий ложилась на зафрахтованные Морским министерством немецкие угольные транспорты и ряд иных специализированных судов (водолеи, рефрижераторы со свежей провизией и т. д.).

Своим составом и окончательным обликом отправляющихся в поход кораблей 2-я Тихоокеанская эскадра во многом была обязана Комитету по усилению флота. На все работы по ее подготовке к плаванию, помимо средств, ассигнованных Минфином на эти цели Морскому министерству, Комитетом было потрачено около семи с половиной миллионов рублей. Еще примерно 530 тысяч рублей были розданы в качестве премий за срочность различным предприятиям — Александр Михайлович держал свое слово. Почти без «призовых» остался разве что Путиловский завод, никак не поспевавший со сдачей башен «Синопа» и «Двенадцати Апостолов» к контрактному сроку. Установить их на положенные места удалось лишь перед самым отправлением эскадры. Доводка же до полностью работоспособного состояния осуществлялась уже в пути, для чего на корабли сопровождения приняли целую когорту специалистов-«путиловцев», снабженных необходимым инструментом, запасными частями и материалами. Впрочем, справиться с этой задачей представителям завода удалось еще до того, как эскадра миновала Суэц. И на борт возвращающегося на Балтику «Океана» они переходили с чувством выполненного долга.

Удивительно, но единственной значимой потерей для эскадры Небогатова за все время ее странствования стала случившаяся спустя всего шесть дней после выхода из Либавы серьезная поломка механизмов на вспомогательном крейсере — «специальном воздухоплавательном разведчике» «Русь». Исправить ее в походных условиях не представлялось возможным, и корабль был отправлен обратно, вернувшись в порт уже 16 февраля. Смешное в этой ситуации нашли разве что записные флотские острословы, разродившиеся такой вот частушкой:

Намек в данном случае был на шедший с эскадрой буксир с тем же названием, что и у покинувшего ее вспомогательного крейсера.

Русское Морское министерство, резонно опасаясь возможных диверсий со стороны противника, приложило немало усилий для обеспечения надежной охраны пути следования 2-й Тихоокеанской эскадры и противодействия японским разведывательным службам. На севере Европы в этих целях оперировал коллежский советник А. М. Гартинг, в районе черноморских проливов — полковник Отдельного корпуса жандармов В. В. Тржецяк, в Суэцком канале и Красном море — действительный статский советник П. В. Максимов, капитан 2-го ранга А. Ф. Шванк, надворный советник М. М. Геденштром и француз Морис Луар, в Индийском океане — коллежский асессор Х. П. Кристи и капитан 2-го ранга А. К. Полис. Немалую долю работы выполняли и местные чины российского МИДа. Именно стараниями всех этих людей и завербованных ими многочисленных агентов удалось не допустить каких-либо происшествий с русскими кораблями. Тем более что Небогатов, памятуя, как ранее отряд Лебедева едва не обстрелял в ночи английскую рыболовную флотилию в районе Доггер-банки, которую с «Камчатки» поначалу приняли за атакующие миноносцы, приказал проложить курс ближе к берегам Голландии для исключения самомалейшей возможности повторения подобного инцидента.

Со своей стороны, одни из наибольших опасений имелись у Небогатова по поводу прохода через Суэцкий канал. Но проведенные Максимовым и Шванком переговоры с его английскими и французскими властями позволили в этот раз избежать любых неприятных случайностей. Более того, администрация канала любезно исключила движение по каналу кораблей всех прочих стран на время прохода им русской эскадры и обеспечила его дополнительную охрану с воды и суши. Ни одного вопроса со стороны управляющих каналом британцев не прозвучало даже по поводу следующих в составе эскадры трех черноморских броненосцев. Причина подобной покладистости представителей Туманного Альбиона в этих землях выяснилась, увы, уже позднее…

С прохождением Суэцкого канала, хватило, однако, чисто технических вопросов. Строительная перегрузка, из-за которой осадка почти всех броненосцев эскадры в нормальном грузу превышала установленный в канале лимит в 26 футов, потребовала их основательной разгрузки. А разница в углублении носом и кормой — еще и перемещения либо опять же снятия отдельных грузов для обеспечения посадки на ровный киль. Броненосцы типа «Бородино», к примеру, смогли протиснуться сквозь фарватер канала лишь с минимумом угля (не свыше 150–200 тонн), переданными на транспорты шлюпками и частично выгруженным боезапасом.

Не обошлось здесь и без одной весьма занятной оказии. 23 марта Небогатов наблюдал с берега, куда он сошел для утрясания очередных технических вопросов с представителями администрации канала, за выгрузкой снарядов с «Бородино». И невольно обратил внимание на закрытые деревянными пробками отверстия для взрывателей — на кораблях в походе последние во избежание неприятностей хранились отдельно. В результате между командующим эскадрой и командиром броненосца П. И. Серебренниковым состоялся такой короткий диалог:

— А что это за новшество Вы тут выдумали, Петр Иосифович? Ужель боитесь, что убегут «потрошка» из этих «поросят»?

— Да кабы так, Ваше превосходительство, то было б не страшно. Дальше бомбового погреба все одно не уйдут, — усмехнувшись, оценил адмиральскую шутку командир «Бородино». — Нет, «заглушки» сии для иного предназначены. Пироксилин-то в наших снарядах горазд влагу набирать. А сейчас, сами видите, еще и через такие места курс держим, где с влажностью совсем беда. И как после подобного вояжа эти «поросята» с их отсыревшими потрохами взрываться будут?

Небогатов от сказанного Серебренниковым на некоторое время впал в задумчивость, но уже к вечеру после спешно созванного совещания с эскадренными артиллеристами приказал распространить «бородинское» новшество на все корабли. И несколько дней свободные от вахт члены их команд были заняты изготовлением таких пробок из специально закупленных запасов дерева. Однако, к сожалению, уже к середине апреля на эскадре был получен секретный циркуляр из ГМШ о том, чем закончились опыты с отечественными снарядами во Владивостоке. И содержащиеся в нем сведения о принципиальной ущербности боезапаса русских кораблей изрядно снизили ценность организованных работ по его сбережению.

Вообще же нужно отметить, что в походе Небогатов и его младшие флагманы в целом времени не теряли и всячески подтягивали уровень боеготовности вверенных им сил. По части артиллерии на 2-й Тихоокеанской эскадре внедряли те же новшества, что уже опробовали на 1-й, вроде стрельбы на дальние дистанции, пристрелки залпами и тренировок на повышение темпа огня. За последнее особенно ратовал Фелькерзам, незадолго до отплытия ознакомившийся с брошюрой полковника В. И. Алексеева «Скорость стрельбы» и всецело проникшийся ее идеями. Хотя были у этих идей и противники, аргументировавшие свою позицию тем, что при повышенном расходе снарядов не хватит на длительное сражение. К сожалению, внезапная кончина Дмитрия Густавовича 11 мая 1905 года после перенесенного месяцем ранее инсульта не позволила ему довести до конца сие благое начинание.

Кстати, после первых стрельб на дистанции 40–60 кабельтовых, давших изрядный разброс снарядов по расстоянию, самое серьезное внимание было обращено на выверку и сличение дальномеров. И на очередной тренировке, состоявшейся 21 апреля, получили уже весьма недурственные результаты с очень даже приличным процентом попаданий. А по израсходовании практических чугунных снарядов Небогатов разрешил пустить на тренировочные нужды фугасные, запас которых имелся на транспортах. При этом, переосмыслив владивостокский опыт, для учебных стрельб отобрали наиболее проблемные партии взрывателей — образованию пробоин в щитах и, соответственно, оценке реальной результативности огня их вероятное несрабатывание помехой не являлось.

Увы, старых надежных взрывателей для оснащения ими фугасов на эскадре не имелось. Но зато удалось по примеру 1-й эскадры начать их переснаряжение бездымным порохом. По предложению уже Великого князя Александра Михайловича новое содержимое для снарядов брали… из их же зарядов. А точнее, снова из их дополнительного запаса на транспортных судах. Из 105 килограмм одного 305-мм заряда, к примеру, выходила начинка для примерно полутора десятков фугасных снарядов того же калибра.

Практиковались в своем деле не только артиллеристы, но и рулевые со штурманами. Так, уже после прохождения Гибралтара эскадра постоянно шла ночью, выключив ходовые огни и палубное освещение, с одними лишь кильватерными огнями. Совершенствовали навыки трюмные команды, «притираясь» к подведомственной машинерии на новых кораблях или поддерживая ее нормальную работу в долгом походе на «ветеранах» эскадры. Особое внимание механики уделяли снижению расхода угля, считая это крайне важным в преддверии близящегося прорыва к Владивостоку, когда эскадра пойдет уже без обширной «свиты» пароходов-снабженцев. На броненосцах береговой обороны, к примеру, его потребление при движении экономическим ходом удалось сократить с первоначальных 36–42 тонн в сутки до 32.

Немало сил приложил Небогатов для создания на эскадре нормального психологического климата и, в частности, искоренения «мордобоя». Нарушителей данной установки, как правило, заключали под арест с приставлением часового, а двое наиболее рьяных «дантистов» решениями специально созывавшихся судов и вовсе были списаны с кораблей и отправлены обратно в Россию.

Последняя стоянка, на которой перед финальным рывком насколько можно тщательно перебрали механизмы и пополнили запасы, имела место у берегов Аннама в бухте Ван-Фонг и завершилась 5 мая. А «крайняя» погрузка угля состоялась уже почти на траверзе южной оконечности острова Кюсю, после чего эскадру покинули все угольные транспорты и прочие тихоходные суда снабжения.

Идти во Владивосток на собрании флагманов эскадры решено было через Сангарский пролив. Изначально составленный штабом эскадры план похода через более отдаленный пролив Лаперуза был отвергнут по причине «прожорливости» главных механизмов новейших броненосцев типа «Бородино». Несмотря на все усилия машинистов и кочегаров, дальность их плавания экономическим ходом с близким к полному запасом угля в 1250 тонн не превышала 2500 миль. Да и включенные в эскадру черноморские корабли, как и броненосцы береговой обороны, тоже вообще-то недалеко ушли от этого значения. Еще меньше был запас хода миноносцев — и поэтому их, разбитых на «смены» по четыре корабля, на части пути поочередно вели на буксирах «Русь» и все три эскадренных транспорта. А с учетом необходимости сбережения резерва топлива на движение полными ходами при возможной встрече с противником это ограничивало доступные варианты лишь Цусимским и Сангарским проливами.

Но по донесениям разведки, которые в итоге вполне подтвердились, Того со всеми своими силами ждал русских как раз на кратчайшем пути — у острова Цусима. А Небогатов видел своей главной задачей доставить вверенные ему корабли командующему флотом Тихого океана Скрыдлову, а не ввязываться в драку со всем японским Объединенным флотом с ходу после длительного и непростого плавания. И к тому же с проблемным, как выяснилось, боекомплектом орудий. Поэтому проход через Сангарский пролив был признан в сложившихся условиях наиболее оптимальным вариантом. Да и опыт Владивостокского отряда крейсеров, во время своего тихоокеанского похода дважды без особых проблем форсировавших этот пролив, к такому решению весьма располагал.

Между тем противник в ожидании эскадры Небогатова в основном занимался охраной войсковых перевозок в Корейском проливе и следил за тем, чтобы из Владивостока не вышли для действий на коммуникациях остатки 1-й Тихоокеанской эскадры. Про выставленное в этих целях «блокирующее» минное заграждение, на котором подорвался «Владимир Мономах», уже говорилось выше. Правда, в последующем столь близко подходить к русскому порту враг уже опасался — особенно к апрелю-маю 1905 года, когда, наконец, начались постоянные дежурства подводных лодок на дальних подступах к крепости. Боязнь субмарин, как известно, преследовала в ту войну обе стороны. Но у японцев, в отличие от русских, для этого действительно имелся повод — особенно после замеченной у берегов Кореи «Касатки» и попытки атаки «Сомом» двух японских миноносцев в бухте Преображения 29 апреля.

Кроме того, японские крейсера, в том числе и броненосные, поочередно привлекались в это время к борьбе с морскими перевозками в интересах противной стороны, идущими через северные проливы. Однако это не помешало в свое время отряду Лебедева просочиться мимо «Адзумы» и ее присных. Но так везло не всем — «Асама», к примеру, смогла-таки перехватить два парохода, на 4126 и 3160 брутто-регистровых тонн, с грузом фуража и угля соответственно. А «Ивате» чуть позже добавил к ним еще один, на 2597 брт.

И, конечно, Того, пользуясь тем, что остатки главных сил противника на дальневосточном театре погрязли в ремонтах и модернизациях, также старался максимально «довести до кондиции» свои корабли. Особенно это было нужно тем из них, что входили в состав сил, блокировавших Порт-Артур, базируясь на острова Эллиот, и уже почти год не получали в этой связи полноценного ремонта — как остававшиеся у русской крепости почти до самой ее капитуляции «Микаса», «Сикисима», «Касуга» и «Ниссин». Но падение Порт-Артура и во многом вынужденная пассивность оставшихся у Скрыдлова крупных боевых единиц позволили с конца января до середины апреля 1905 года перебывать в доках и у портовых стенок Сасебо практически всему Объединенному флоту.

Японцы тоже осмысливали полученный в ходе войны опыт и, помимо ремонтно-восстановительных работ, вносили в конструкцию кораблей те или иные изменения. Так, например, на броненосцах и броненосных крейсерах сняли боевые марсы и сигнальные семафоры, установили новые радиоантенны и заменили изношенные орудия, увеличив при этом на треть боезапас главного и среднего калибра, большую часть которого теперь составляли фугасные снаряды. На части кораблей появились новые телескопические прицелы для шестидюймовок и дальномеры.

Уменьшили и количество малополезных, как выяснилось, 47-мм пушек — а на «Якумо» и «Адзуме» от них избавились совсем, заменив соответственно восьмью и четырьмя дополнительными трехдюймовками. Правда, на том же «Якумо» еще после встречи со снарядом «Севастополя» сократилась в числе главная артиллерия — починить его кормовую башню противник так и не смог. В итоге японцам пришлось ее демонтировать, заменив одной палубной восьмидюймовкой со щитом и импровизированным броневым бруствером по периметру орудийной площадки. Бортовой залп главного калибра «немца» теперь был урезан на четверть, делая его самым слабым из японских кораблей линии.

В свете приближения к зоне боевых действий 2-й Тихоокеанской эскадры на кораблях Объединенного флота, все главные силы к тому моменту были сосредоточены в Корейском проливе, проводилась интенсивная боевая подготовка. 22 апреля и 2 мая состоялись большие артиллерийские учения с боевыми и стволиковыми стрельбами, а также тренировками с использованием прибора Скотта. По завершении всех этих мероприятий Небогатова ожидали на его наиболее вероятном с точки зрения Того пути 4 эскадренных броненосца, 8 броненосных крейсеров, 1 устаревший броненосец («Чин-Иен»), 15 бронепалубных крейсеров, 3 авизо и 20 дестройеров — не считая целой оравы миноносцев и вспомогательных крейсеров. А также «кое-чего» еще в количестве двух единиц, что тоже усиленно готовилось к встрече с русскими и о чем последние пока не догадывались.

И… все это ожидание оказалось напрасным. Небогатов вел свою эскадру сторожко, двигаясь тремя компактными кильватерными колоннами (броненосцы и часть крейсеров по краям, транспорты в центре), «рассыпав» вокруг дозоры из оставшихся крейсеров и миноносцев и уходя от сближения с любым подозрительным дымом. А двух самых настырных в попытках сблизиться с русскими кораблями «нейтралов» под английским и голландским флагами пригласив совместно прогуляться до Сангар — причем с обещанием оплатить издержки за вынужденный крюк. Отказывать просьбе, подкрепленной дулами орудий, желающих не нашлось. Но так везло не всем встречным — один японский пароход с военными грузами и три рыболовецкие шхуны были без затей отправлены на дно. Посему неудивительно, что появление четырех десятков русских кораблей в Сангарском проливе утром 16 мая 1905 года стало для врага сюрпризом — и весьма неприятным…

При последней «большой» бункеровке с учетом протяженности предстоящего финального отрезка пути топливо брали с большим перегрузом. Тем не менее, за пару дней до форсирования пролива на самое слабое в плане автономности звено эскадры — миноносцы — во время их буксировки все же потребовалось перекинуть с транспортов по два десятка тонн кардифа. Зато теперь Небогатова ничто особо не сдерживало от финального рывка.

В пролив русские корабли входили на 13-14-узловой скорости, пятью параллельными колоннами, держась ближе к южному берегу — для избегания наиболее быстрой части встречного проливного течения и чтобы не подставиться под береговые батареи крепости Хакодате. В крайней левой колонне, со стороны наиболее вероятного появления противника уже в Японском море, шли самые сильные корабли — 1-й броненосный отряд и «Олег» с «Авророй». 2-й броненосный отряд целиком образовал крайнюю правую колону. В центральной колонне, как и прежде, двигались все три эскадренных транспорта, «Орел» со «Свирью» и примкнувшие к ним после отпадения надобности в разведке «Жемчуг», «Изумруд», «Абрек» и «Светлана». А в промежутках между этими тремя отрядами располагались две колонны миноносцев — по полдюжины кораблей в каждой.

Два часа спустя после начала операции эскадра вышла на траверз Хакодате, представ взорам приписанных к крепости кораблей береговой обороны. А потом и пары вспомогательных крейсеров, посланных сюда командующим японским флотом после того, как Небогатов не появился в расчетное время в Корейском проливе. Противник благоразумно держался под берегом вне досягаемости русских орудий, но сразу начал телеграфировать о прохождении эскадры. Точнее, попытался — согласно полученному приказу «Урал» работой своей мощной радиостанции старательно глушил японские передачи. И то, что японцам пришлось изрядно покорпеть над разбором мешанины точек и тире в эфире и передачей информации в Мозампо, а также с ее дублированием и подтверждением по наземным каналам связи, позволило русским отыграть еще пару часов форы в начавшейся гонке со временем.

Войдя в Сангарский пролив около 10 часов утра, 2-я Тихоокеанская эскадра вышла из него спустя примерно 7 часов, без единого выстрела как со стороны японских кораблей, так и с хакодатских батарей, к которым она не приблизилась менее чем на 6 с половиной миль. И теперь ей предстоял 450-мильный бросок до Владивостока.

Главным же силам японцев для перехвата Небогатова к тому моменту нужно было преодолеть примерно на 70–80 миль больше. Это фактически выключало из игры один из главных козырей врага — многочисленные миноносцы. 500-мильный марш не экономическим ходом, а хотя бы на 18 узлах для гарантированного опережения русских и организации им «теплой» встречи до захода в зону, где могли встретиться владивостокские подлодки, просто оставил бы их без запаса топлива для боя. Не поспевали и самые медленные корабли из состава линейных и крейсерских сил. Пожалуй, шанс сделать хоть что-то имелся у наиболее быстроходной части отрядов Камимуры, Дэвы и Уриу — но подставлять примерно полдюжины броненосных и столько же бронепалубных крейсеров под удар одних только 14-ти русских броненосцев, не говоря уже об их сопровождающих, было явно не слишком разумно. Фразу «бить по частям» командующий японским флотом все-таки предпочитал примерять к своим оппонентам, а не к себе. А что могут сделать с каким-нибудь «Ивате» или «Адзумой» до подхода главных японских кораблей линии 12- и 10-дюймовые русские снаряды (даже при всей малоудачности их конструкции), наглядно показывал опыт «Якумо» в бою у Дальнего в сентябре прошлого года.

Нет, это вовсе не означало, что Того отказался от преследования ускользающего противника. Все боевые отряды Объединенного флота исправно вышли в море и теперь надрывали машины с единственной целью — успеть. Вспомогательные крейсера японцев, держась на границе видимости с кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры, продолжали поставлять своему адмиралу информацию о ее курсе и скорости. Но кочегары выбивались из сил, после долгого движения на полных ходах начинала капризничать техника… И волевым решением японского командующего по прошествии чуть менее суток, когда стало ясно, что эскадра его противника явно раньше доберется до контролируемой русскими зоны вокруг Владивостока, погоня была прекращена.

Самым обидным в этом решении для японцев явилось то, что шанс догнать Небогатова у них все-таки был — к вечеру 17 мая на двух русских миноносцах и «Сисое Великом» тоже случились поломки в машинах. Но за пару часов один миноносец удалось починить, а второй, как и «Сисой Великий», взять на буксир. Того, которого эта новость достигла уже после его поворота обратно к Мозампо, лишь еще раз бесцельно метнулся со своими кораблями туда-обратно на примерно 40-мильном отрезке.

Окончательно же отвратил японского адмирала от попыток с ходу разделаться с русскими, эскадренный ход которых из-за буксировки аварийных кораблей несколько снизился, спешивший им навстречу (и успевший) Владивостокский отряд. После того, как примерно с 260 миль — новая радиостанция на «Урале» определенно была хороша — удалось «достучаться» до Владивостока, Скрыдлов вывел для встречи прибывающего подкрепления почти все свои наличные корабли. Как раз на закате 17 мая его отряд из «Ретвизана», «Пересвета», «России», «Громобоя», «Баяна», «Ангары» и «Бдительного» с «Властным» и соединился с эскадрой Небогатова. А оставшиеся легкие силы Владивостокского отряда, равно как и мобилизованные гражданские суда, в это время усиленно утюжили тралами всю прилегающую к порту акваторию. Повторения с одним из новых броненосцев того, что уже произошло с «Владимиром Мономахом», определенно никто не желал.

Собственно, ничего такого благодаря всем принятым мерам и не случилось. И к 9 часам утра 18 мая 1905 года флагман Небогатова «Орел», а следом за ним и остальные корабли эскадры, с честью выдержавшей более чем 4-месячный поход, уже входили в бухту Золотой Рог…