Константин Семенович выходил на работу всегда точно в одно и то же время и каждый раз, пересекая двор, отмечал про себя, как движется тень от дома, стоявшего напротив. Сегодня она уже приблизилась к самому тротуару. Пройдет еще неделя, другая, и, выходя на улицу, не нужно будет щуриться от прямых лучей солнца, — лето подходило к концу.

Скоро изменится маршрут утренней прогулки, да и вряд ли ему придется ходить пешком. Школа возьмет всё свободное время…

Неторопливо шагая через мост, Константин Семенович увидел на Неве три гички-восьмерки и минут пять любовался ленивыми, но слаженными движениями гребцов. Было видно, что спортсмены тренировались, но когда отставшая лодка стала нагонять, передние поднажали. Вот они скрылись под пролетами моста, а когда Константин Семенович повернул на набережную, лодки уже шли с предельной быстротой. Сама собой завязалась борьба за первое место. Гребцы работали как автоматы. Рулевые, в такт общему движению, азартно раскачивались всем корпусом. Навстречу восьмеркам бежал нарядно выкрашенный и блестевший эмалью речной трамвай.

«Участок для школьного лагеря надо искать непременно около воды. Где-нибудь на Карельском перешейке», — вспомнил о новой своей работе Константин Семенович.

Поднимаясь по лестнице, встречаясь и здороваясь в коридоре с товарищами по работе, он испытывал всё более растущее чувство грусти. Не легко ему было расставаться с коллективом, с товарищами, с которыми успел крепко сжиться за годы совместной, дружной работы.

Алексей Николаевич был уже на месте.

— Можешь меня поздравить! — сказал с виноватой улыбкой Константин Семенович, пожимая руку Глушкову.

— С чем?

— Ухожу от вас.

— Новое дело… Куда?

— На другую работу. Директором в школу.

— Не может быть! Ты это серьезно, Константин Семенович?

— Вполне серьезно. Я не говорил тебе потому, что до вчерашнего вечера мне и самому было неясно…

— Так это ты сам… по своему желанию? А комиссар отпустит?

— Обещал не задерживать. Алексей Николаевич, я буду тебя просить… Возьми это дело с Гошкой Блином…

— А что там осталось? Документы подшить?

— Надо проверить Уварова. Я уверен, что и продавщица эта — Людмила Садовская — как-то с ними связана. Да наверно найдутся и другие.

— Добре!

— И пускай этим займется Арнольд Спиридонович. С Уваровым его нужно познакомить через Людмилу. Придумайте что-нибудь…

— А Щербаков?

— Не понравилось мне, как он вчера злорадствовал по поводу Уварова. «Опер» он дельный, но, кажется, не всегда объективен. Ты заметил?

— Это верно. Есть у него такая, как бы сказать, ущемленная струнка. Он себя неудачником считает. И знаешь это результат чего?

— Ну?

— Результат определенного воспитания, «Кем быть?» Как-то комиссар тоже об этом говорил… «Кем быть?» А что значит — кем быть? Генералом, академиком, доктором наук, профессором, мастером спорта? Понимаешь, Щербаков думает, что если уж ставить перед собой задачу, так позначительней… Не колхозником же ему быть, не шофером, не плотником… Вот и получается: собирался профессором стать, а способностей нет… Неправильно у нас молодежь нацеливают. Не «кем быть», а «каким быть» — об этом надо говорить. Согласен, Константин Семенович?

Широко распахнув дверь, вошел оперативный уполномоченный:

— С добрым утром, товарищ начальник! С Капитоновым я вчера до вечера проканителился.

— Погоди минутку, Васильев! — остановил его Глушков. — Ребят-то, Константин Семенович, надо бы отпустить…

— Давай отпустим.

— Обоих отпускаете? — спросил сотрудник.

— Да!

— Правильно!

— Так я их приведу, — сказал Алексей Николаевич, направляясь к двери.

— Ну, так что с пропуском? — спросил Константин Семенович, когда Глушков ушел.

— Капитонов этот загулял. Еле-еле его нашел. Пьяный, понимаете ли, обниматься лезет, угощает… С грехом пополам я выяснил, что пропуск у него вместе с деньгами и часами украли в прошлую субботу. А где и как это произошло, неизвестно. Помнит только, что был с приятелем в «Приморском» ресторане. Я полагаю, товарищ начальник, что там его Гошка Блин и обчистил.

— В прошлую субботу? — переспросил Горюнов и достал из ящика стола пропуск и найденные у Волохова часы. — Значит, пропуск ему зачем-то был нужен? Ну, дальше.

— Да вот… собственно и всё. Никакого Волохова он не знает. Первый раз такую фамилию слышит. Пропуск у него уже новый.

— И тоже с собой?

— С собой. Показывал.

— О часах спрашивал?

— Да. Часы «Молния», и заметные. На задней крышке, с внутренней стороны, нацарапано число. Второе марта, тысяча девятьсот пятьдесят третий год. И какие-то слова: Вите от Ляли, или наоборот…

Константин Семенович разложил перед собой все часы и некоторое время внимательно рассматривал их.

— Как вы думаете, товарищ Васильев, есть тут часы Капитонова?

Васильев наклонился над часами, некоторые из них потрогал пальцем.

— Ну как же тут угадаешь, товарищ начальник, — сказал он, выпрямляясь. — Надо посмотреть.

— Смотрите.

— Надо крышки открыть.

— Ну, а так каждый дурак найдет. Какой же вы сыщик!

Васильев снова нагнулся к часам и с минуту их разглядывал:

— А черт его знает! Нет. Отказываюсь. Я не Шерлок Холмс.

— Да. Вы и в самом деле не Шерлок Холмс, — вот часы Капитонова!

Васильев с ехидной улыбочкой следил, как Константин Семенович взял крайние часы, достал из кармана перочинный нож и открыл заднюю крышку. На крышке была выгравирована дата и надпись: «Виталию от Ляли».

— Они! — поразился Васильев. — Здорово! Вот это фокус! Как вы узнали, товарищ начальник? Вы раньше смотрели?

— Нет.

— Как же тогда? И вы точно знали, что это именно те часы?

— Вы думаете, что я взял наугад и случайно не ошибся? Эх, вы, опер, опер… Да вы же сами мне сказали, как найти часы Капитонова.

— Я? — еще больше удивился Васильев и, взяв часы, начал их разглядывать. — Прямо умопомрачительное что-то… Никаких царапин, никаких отметок снаружи…

— Кроме одной.

— Какой же?

— Ищите, ищите.

— Чертовщина какая-то! Нет, вы, конечно, раньше посмотрели. Ну скажите, товарищ начальник.

В коридоре послышались шаги, и в дверях появился Алексей Николаевич.

— Не торопитесь! Всё в свое время. Садитесь на скамейку и побеседуйте. Соскучились, наверно, друг без друга, — сказал он оставшимся в коридоре мальчикам и вошел в комнату, закрыв за собой дверь. — Смешные всё-таки пацанята!

— Алексей Николаевич, какой мне сейчас фокус показали… — сказал Васильев. — Вот ломаю голову! Просто удивительно!

— Ерунда! Никакого фокуса тут нет, — улыбнулся Константин Семенович. — Этот Шерлок Холмс сообщил, что на часах «Молния» сделана надпись. Ну, а так как «Молния» здесь одна, не трудно было их разыскать.

— «Молния»! Разве я вам говорил…

Взглянув на обескураженного сыщика, Алексей Николаевич расхохотался.

— Ничего. Не огорчайтесь, Арнольд Спиридонович! — похлопал по плечу Константин Семенович вконец смущенного Васильева. — С кем не бывает! Докладывайте, узнали вы что-нибудь о Садовском?

— Узнал… — со вздохом ответил тот. — Говорил в домоуправлении, с жильцами, с ребятами во дворе… Все в один голос дают хорошую оценку. Мальчик спокойный, положительный. В воровстве ни разу не был замечен. Дружит с Петуховым. На чердаке дома строят голубятню. Были на этот счет недоразумения, но это пустяки…

— Какие недоразумения?

— Стучали они там… Жильцы верхнего этажа недовольны. Боялись, как бы пожар не устроили, и вообще не хотели шума… Нет, как же я всё-таки оплошал!..

Последняя фраза была сказана с таким огорчением, что вызвала у Алексея Николаевича новый приступ смеха.

— Ай да Шерлок Холмс! — смеясь воскликнул он.

— Арнольд Спиридонович как раз говорил, что он не Шерлок Холмс, — серьезно возразил Горюнов.

— Неужели? Не признает у себя таких качеств? Это ничего… Это самокритично!

Алексей Николаевич так искренне смеялся, что Васильев не выдержал и тоже заулыбался.

— Алексей Николаевич, только вы, пожалуйста, никому не рассказывайте про часы. Пускай это будет между нами, — попросил он.

— Ну как же так… никому! Обязательно надо рассказать! Я не буду называть вашей фамилии.

— Догадаются.

— Почему? Напрасно вы считаете себя единственным в этом роде… Ну, хватит! Посмеялись немного, мозги проветрили — и за дело. Будешь, Константин Семенович, говорить с мальчишками?

— Обязательно.

Петухов и Садовский вошли неуверенно. Опухшие от слез глаза с надеждой смотрели по сторонам, а на лицах у обоих застыло виноватое выражение.

— Проходите, юные друзья, и присаживайтесь… Сейчас вам всё выложим как на ладошке, — сказал Глушков.

Ребята сняли кепки, подошли к столу и попробовали сесть на один стул.

— Садовский, садись сюда, а Петухов там, — приказал Константин Семенович, указав на стулья.

Пододвинув дело, он некоторое время молча его листал. Зеленая папка была ребятам уже знакома, и они напряженно следили за каждым движением рук следователя.

— Олега Кашеварова вы знали?

Мальчики переглянулись, искоса посмотрели на Васильева, на Алексея Николаевича. Было видно, что им очень хотелось утвердительно ответить на вопрос.

— Олега Кашеварова? — переспросил Петухов. — Это который… нет, тот не Кашеваров. Тот Киселев Михаил… Колька, ты не знал Кашеварова?

— Нет… Я даже не слыхал, — пробурчал Садовский, но вдруг спохватился: — Нет… погодите, дяденька… Один раз Люська, сестренка моя, спрашивала у Волохова про Олега: придет Олег или не придет?

— Так… И фамилия у него была Кашеваров?

— Кажись, Кашеваров… Я чего-то запамятовал.

— Хорошо. Ну, а Игоря Уварова вы знали? — спросил Константин Семенович, и сразу вытянутые лица ребят расплылись.

— Игоря? Конечно, знаем. Кто же не знает Игоря Уварова? Он у нас в школе учится… — вперебивку заговорили они. — Отличник. Его всегда в пример ставят на собраниях.

Теперь пришла очередь переглянуться следователям. Игорь Уваров один из лучших учеников школы! Для Константина Семеновича эта новость была вдвойне неожиданной, но он ничем не выдал своего волнения и оставался по-прежнему строг и спокоен.

— Так. Игоря Уварова вы знаете, а про Кашеварова Олега не слыхали и никогда его не видали?

— Нет, никогда! — замотал головой Петухов.

— Ну, а Садовский?

— Я же говорил, что один раз только слышал, а видеть не видел.

Константин Семенович откинулся на спинку стула и некоторое время пристально рассматривал ребят, барабаня пальцами по столу.

— Теперь послушайте меня внимательно и зарубите себе на носу! — четко заговорил он. — На всю жизнь запомните! Видите зеленую папку? Это ваше дело. Здесь лежат протоколы и другие документы о том, как Петухов Максим и Садовский Николай ограбили государственный ларек и были пойманы на месте. Вчера вечером мы с Алексеем Николаевичем докладывали о вашем преступлении прокурору, и он хотел отдать вас под суд. А что это значит? Тюрьма! Что такое тюрьма, вы теперь знаете. Но вы сидели всего двое суток, а суд дал бы вам не меньше двух лет. Два года в тюрьме! Подумайте… Осень, зима, весна, лето и еще раз осень, зима, весна и лею. — Он пригладил волосы, взглянул на Глушкова и продолжал: — Мы сказали прокурору, что Петухов юннат, а Садовский любит технику и из вас могут получиться полезные люди. Если вас отдадут под суд, вы пропадете. А жаль! Ребята вы хотя и испорченные, но не совсем. Есть надежда, что вы исправитесь. Мы долго уговаривали прокурора, и в конце концов он согласился, но с условием… — протянул Константин Семенович, подняв палец, — если мы с Алексеем Николаевичем за вас поручимся. Вы понимаете, что значит за вас поручиться? Если вы опять что-нибудь натворите, то мы будем отвечать… Нас хотя и не посадит, но неприятности будут большие… — Секунды три Константин Семенович молчал, наблюдая, как ребята заерзали на стульях, а затем продолжал: — И все-таки мы поручились за вас. А почему? Да потому, что поверили вам… Смотрели на вас, слушали, когда допрашивали, и вспомнили свое детство… Эта зеленая папка с вашим делом останется у нас в архиве, и в случае чего дело достанут и могут снова его возбудить. Три года оно будет действительно. Поняли? Если за три года вы ничего ужасного не натворите, дело будет изъято совсем, а с нас снимут ответственность за поручительство. Поняли? Считайте, что вы будете находиться три года на испытании… Вот и всё что я вам хотел сказать!

— Дяденька, я вам честно… — приложив руки к груди, начал Петухов.

— Максим! — строго остановил его Константин Семенович. — Не надо языком болтать. Никаких обещаний, никаких честных слов и благодарностей нам не надо. Дело уже сделано. Если вы честные ребята, то никакие ваши клятвы и обещания ничего не прибавят… Нам нужны не слова, а дела. Петухов, ты говорил, что в школе хорошие чердаки? Можно там голубей держать?

Неожиданный вопрос вызвал на лице мальчика такое комичное изумление, что все невольно заулыбались. Петухов сначала не понял вопроса, а когда смысл дошел до сознания, глаза его загорелись.

— В школе? Чердаки? У-у-у… там хоть миллион голубей поместится! — воскликнул он.

— Вот и начнешь разводить.

— Ну-у… Что вы, дяденька! — разочарованно протянул мальчик. — У нас такая директорша… хуже завхоза! Разве она позволит! Ксения Федоровна даже и разговаривать с ней про голубей не станет…

— Ну хорошо. Дальше будет видно. Николай… Я вчера говорил с твоим отцом. Он человек горячий, несдержанный, но неплохой, и напрасно ты его боишься. Если он тебя и бил раньше, то только потому, что считал это полезным. Он хотел тебе добра. Я ему объяснил, что от битья никакого толку не будет, и он как будто согласился со мной. Тебе нужно договориться с отцом. Он любит машину, и ты любишь технику. Одним словом, не бойся. Иди домой смело. Кажется, всё… Арнольд Спиридонович, выгони их, пожалуйста, на улицу. Надоели они нам…

Пропуска были выписаны, и Алексей Николаевич передал их Васильеву.

— Ну, до свиданья, ребята! Наследили вы нам… Видите, какие следы оставляете, — показал пальцем на зеленую папку Глушков. — И всё-таки мы вам поверили. Не подведите!

Петухов хотел было разразиться какими-то обещаниями, но, взглянув на Константина Семеновича, споткнулся на первом же слове.