Иван Васильевич работал в своем кабинете, когда в дверь постучали.

— Войдите.

Вошел Бураков. Он молча подошел к столу и сел на указанное майором кресло.

— Ну, докладывайте.

— Все сделано как нельзя удачней, товарищ майор. Крендель оказался на рынке, как вы и предполагали. Там же случайно я встретил Алексеева и познакомил их.

— Так. А чего вы хмуритесь?

— Кошки на сердце скребут, Иван Васильевич. Отправили мы хорошего парня в болото…

— Боитесь, что засосет?

— Нет, не засосет, но в грязи может перемазаться.

Иван Васильевич встал, несколько раз молча прошелся по кабинету. Затем снова сел за стол и сказал:

— Я думал об этом. Если бы не обстоятельства, если бы не крайняя необходимость, то, конечно, не стоило бы подвергать его такому испытанию. С другой стороны… лучше, если он пройдет через это болото под нашим наблюдением. Ничего, ничего. Алексеев — мальчишка волевой. У него цель в жизни есть, и он сознательно к делу относится.

— Я понимаю, Иван Васильевич, но все-таки неприятно.

— Н-да… Скажите мне, Бураков: если бы у вас был сын в таком возрасте, отправили бы вы его туда?

— Своего сына?

— Да. При этих обстоятельствах.

Бураков внимательно посмотрел на начальника и твердо сказал:

— Отправил бы… Но я бы ему сначала объяснил и следил бы…

— Следовательно, и сейчас вы должны поступать так, как поступили бы с сыном. Но думаю, что тревога ваша напрасна. Я давно присматриваюсь к нему. Парень падежный.

* * *

По набережной Фонтанки привел Шурка Крендель своего спасителя к Чернышеву мосту. Здесь стоял небольшой старинный дом.

Во двор дома свернул шедший впереди сгорбленный старичок с портфелем.

— Притопали! Ты подожди маленько внизу и подымайся по этой лестнице на третий этаж, — сказал вор.

— А чего ждать? — спросил Миша.

— Дома никого нет, а ключ у меня спрятан.

Перешагнув через лужу у двери, Крендель скрылся в подъезде. Скоро наверху раздался сильный стук, затем звонки. Миша подождал с минуту и начал неторопливо подниматься по лестнице. Стук и звонки повторились. «В чем дело? — подумал он. — И звонит, и стучит, а толку нет».

На площадке третьего этажа было четыре двери. Против правой двери стоял старичок, против левой, расположенной в глубине, — Шурка.

— Ну что?

— Да не открывают. Стучу, стучу, — сказал вор, подмигнув, и выругался.

Миша сразу догадался, что он выжидает, пока уйдет сосед.

Секунд через десять Крендель снова забарабанил в дверь.

Как назло, старику тоже не открывали. Каждый раз после Шуркиного стука он спокойно дергал за рукоятку звонка, поднимая за дверью сильный трезвон.

— Уснули они, что ли? — удивлялся старик, то поднимая, то опуская на пол пузатый портфель.

«А что, если у старика ключ тоже спрятан где-нибудь за обшивкой двери и он ждет, когда Шурке откроют? — подумал Миша. — Так они до ночи простоят».

Крендель снова зло выругался.

— Ай, Шурка! Кого же вы так ругаете? — спросил старик. — Ведь у вас в доме только сестра или мать…

— Вот их и ругаю.

— Это нехорошо. Надо сдерживаться.

— Не учи ученого… — с раздражением сказал вор.

Старик, видимо, знал нрав и воспитание своего соседа и поэтому замолчал.

Снова и снова принимались они стучать и звонить, но двери по-прежнему не открывались.

Сначала Мишу забавляла эта история и он ждал, чем она кончится, но наконец ему надоело и он потянул за рукав Кренделя:

— Идем. Я что-то скажу.

Они спустились вниз.

— Вы в одно время со стариком по лестнице поднимались? — спросил Миша.

— Ага. Я догнал его.

— Так я и думал. А теперь я подожду опять внизу, а ты иди открывай. Иди, иди, старику уже открыли.

Через минуту Миша вновь поднялся на третий этаж. У открытой двери его поджидал Крендель.

— Слушай! А как ты узнал, что ему открыли? — спросил он, едва Миша показался на лестнице.

— Химический анализ и алгебра.

— Ты по-русски скажи.

— Он ждал, когда ты уйдешь, — пояснил мальчик.

Квартира, в которой жил Крендель с матерью и сестрой, была небольшая, удобная, но темная. Окна выходили в темный двор, и даже днем нужно было зажигать свет. Крендель вышел из комнаты. Миша огляделся. Длинная комната была завешана и заставлена всевозможными вещами. В углу стояли три швейные машины, пианино, несколько патефонов, много ненужной мебели. На стенах висели гобелены, ковры, картины. И все это уплотнено до предела, как на складе. Только у входа, около печки, было оставлено немного свободного места.

С чашками в руках вернулся Крендель.

— Садись. Я чай поставил. Матка скоро придет — и поедим, — сказал он.

Крендель поставил чашки и достал из бокового кармана две продовольственные карточки.

— Сорвалась у меня сегодня одна. А эти здесь. Хотел выбросить, когда схватили, да не успел.

Из дальнейшего разговора Миша выяснил, что сестра Кренделя работала продавщицей в продовольственном магазине и с ее помощью воры получали продукты по краденым карточкам. Сестру Кренделя звали Тоня, по фамилии Кукушкина, но среди воров она имела прозвище — Тося Чинарик. Мать числилась где-то в швейной артели и работала на дому.

— А чьи это вещи? — спросил Миша.

— Матка собирает, — махнув рукой, сказал вор. — Копит, копит зачем-то. Все ей мало. Вот посадят нас с Тоськой, пускай тогда проедает все.

Крендель не договорил. В прихожей раздался стук, и он пошел открывать дверь.

В этом разговоре, проникнутом благодарностью и доверием к Мише, Крендель не употреблял жаргонных слов, ругался мало, и Миша потерял то напряженное чувство охотника, с каким пришел с рынка. Все стало как-то обыкновеннее. Но вот Крендель открыл дверь, и Миша замер. Следом за Кренделем в комнату вошел тот самый франт с нахальными глазами, который передал на рынке противогаз Горскому.

— Вот если бы не он, быть мне в уголовке, Жора. Ты его знаешь?

Франт остановился против Миши и пристально посмотрел ему в глаза.

— Свой? Видел я тебя где-то… На рынке?

— Все может быть, — спокойно ответил Миша.

— Ну, здоро?во.

Он протянул руку, Миша подал свою и сразу попал в клещи… Но не тут-то было. Миша и раньше был не из слабых, а на судне, в работе со снастями, с инструментом, еще больше окреп. Через минуту франт сделался красный как кумач и сдался.

— Стоп! Довольно.

Чтобы не испортить отношений, Миша разжал руку.

— Крепко!.. Что, Жора! Не на того нарвался, ха-ха! — торжествующе захохотал Крендель.

— Сильные у тебя пальцы, — сознался тот, — Не ожидал… Шурка, скоро Чинарик придет?

— Скоро.

— Я пойду лягу. Ночью не спал.

— Иди.

Они вышли в соседнюю комнату. Миша пересел на диван и откинулся на спинку. С приходом франта он почувствовал себя настоящим разведчиком. Этот франт Жора связан со шпионами, — это он сам видел на рынке. С ним связаны Крендель, Чинарик и еще какие-то люди, о которых вскользь упоминалось в разговоре.

Вернулся Крендель и рассказал про гостя. Жора — по кличке Брюнет — был сын инженера. Он давно убежал из дома и считался опытным вором, хотя никто из членов шайки не участвовал с ним в «деле». Он был их атаманом и любил окружать себя таинственностью. Никто не знал, где он живет, сколько ему лет, как его настоящая фамилия, какова его воровская специальность, и даже относительно его национальности мнения членов шайки расходились. Известно было, что он всех старше, образованнее и даже знает иностранные языки. По выражению Кренделя, «котелок у него варил».

Рассказывая об атамане, вор часто запинался.

Миша молчал и «мотал на ус» все, что доверчиво выбалтывал ему новый знакомый.

Время бежало незаметно. С темнотой вернулась хозяйка квартиры, Кукушкина, и занялась приготовлением омлета из яичного порошка. Миша старался держать себя непринужденно, но скромно. Сам молчал, а на вопросы отвечал коротко.

Пришли еще два вора, по кличке Ваня Ляпа и Леня Перец. Первый был маленького роста, круглолицый. Он похвастался золотым медальоном в виде сердечка на тонкой золотой цепочке. Такие старинные медальоны, давно вышедшие из моды, с забытыми фотографиями, с локонами волос внутри, во время блокады часто предлагались в обмен на продукты.

Леня Перец, высокий, худощавый парень с длинными руками, принес пол-литра разведенного спирта.

Когда омлет был готов, разбудили Брюнета и сели закусывать.

Пришел еще один паренек, по имени Пашка. Из разговора с Кренделем Миша понял, что Пашка еще не был полноправным членом шайки, но все шло к этому. Пашка работал и учился в ремесленном училище.

— Ну как, Жора? Поиграем сегодня? — спросил Пашка, едва успев поздороваться.

— А долг принес?

— Принес.

— Тогда сыграем. Выпей с нами. А ты чего не берешь? — обратился Брюнет к Мише, видя, что тот отодвинул свой стакан.

Миша покраснел, но твердо ответил:

— Я не пью.

— Почему?

— Потому что не нравится.

Этот естественный и правдивый ответ обескуражил атамана.

— А ты пробовал? — спросил Перец.

— Если б не пробовал, не говорил бы.

— А вот и Чинарик! Вовремя!

В представлении Миши это должна была быть изящная, стройная девушка, с бледным лицом, черными глазами, завлекавшая на балах богатых мужчин, как это описывалось в старинных романах о разбойниках. На самом деле Тося Чинарик оказалась здоровой, курносой, краснощекой девицей с широкими скулами, стрижеными волосами… Накрашенные губы, толстые руки и ноги…

— За здоровье Чинарика!

— Налейте Тосе!

— Уже пустая, — сказал Перец, перевертывая бутылку над своим стаканом.

Брюнет взял Мишин стакан и передал пришедшей. Ни слова не говоря, она чокнулась со всеми и одним духом выпила спирт.

— Хвалю за храбрость!

— Ай да Чинарик!

С приходом Тоси про Мишу забыли, и он был этим доволен. Получив свою порцию омлета, он сел поглубже на диван и молча наблюдал. Бросалась в глаза нервная напряженность Пашки. По всему было видно, что тот торопится. Набрав воздух в легкие, зажмурившись, он выпил свою порцию, состроил гримасу и принялся торопливо есть омлет, с нетерпением поглядывая на соседей.

Выпитый алкоголь подействовал быстро. Стало шумно. Говорили наперебой, все разом, хвастаясь своими удачами. Из разговоров Миша понял, что они воровали у ротозеев, у зазевавшихся старух в толпе и в очередях, у неопытных подростков. Украсть у сильного мужчины с риском быть пойманным и избитым они не решались. Но зато подкараулить где-нибудь в пустом переулке и силой отобрать хлебную карточку у ребенка, посланного в булочную больными или занятыми родителями, — это считалось обычным.

— Ну так что? Сыграем? — спросил атаман, когда все было съедено.

— Сыграем, — оживился Пашка.

Крендель достал колоду карт.

— Ты играешь в очко? — спросил он Мишу.

— Играйте, играйте. Я посмотрю, а там будет видно.

— Если денег нет, я одолжу.

— Деньги есть.

Убрали посуду, вытерли на столе, и игра началась.

— Давай долг, — сказал атаман Пашке, пощелкивая пальцами.

Ремесленник вытащил из кармана толстую пачку денег и дрожащими руками начал отсчитывать свой долг.

— Сколько у тебя тут?

— Сколько ни есть, все мои, — хмуро ответил Пашка, протягивая деньги атаману.

Первым раздавал карты Ваня Ляпа.

— Кто играет? Тося, тебе дать карту? — спросил он.

— Давай. Я для почина, на Шуркино счастье.

— А тебе? — спросил он Мишу.

— Немного поиграю.

Миша прекрасно знал, что азарт опасен, но ни одной секунды не думал, что может быть захвачен им. Во-первых, он не любил картежной игры, а во-вторых, он здесь по важному делу. Принять участие в игре он решил для того, чтобы не вызвать подозрений. «Проиграю рублей тридцать — пятьдесят, — это полезно для знакомства», — подумал он.

Все играющие держали себя спокойно, кроме Пашки. Ремесленник начал волноваться еще до игры, а сейчас на него было неприятно смотреть. Закусив губы, с лихорадочно горевшими глазами, бледный, дрожащими пальцами брал он карты. Выиграв, краснел и криво улыбался. Проиграв, бледнел и начинал пересчитывать деньги.

Наблюдая за играющими, Миша начал замечать, что длинноногий вор, по кличке Перец, мало интересовался своей игрой. Он переживал больше за других, мучительно завидуя тем, кто выигрывал, а так как каждый раз кто-нибудь обязательно выигрывал, то Перец страдал от зависти беспрерывно.

Игра разгоралась. Ставки делались все крупнее. Пришла опять очередь Пашки.

— Ну как? — спросил атаман.

— А сколько там?

— Сотня.

— Давай на все!

Брюнет широким жестом начал выбрасывать карты.

Миша почувствовал вдруг, как его охватило волнение. Ему захотелось, чтобы выиграл этот жалкий, больной от азарта, белокурый парнишка-ремесленник.

— Сейчас я задумал насчет тебя, — сказал Брюнет, обращаясь к Мише. — Если я выиграю, то, значит, так, а если проиграю, то наоборот.

— А что значит «так»? — спросил Перец, кусая ногти.

— Не твое дело.

Брюнет открыл карты. Пашка показал свои.

Миша облегченно вздохнул.

— Что-то мне не везет, — сказал атаман, передавая карты Мише, но тот передвинул колоду дальше.

— Я так крупно не играю, — сказал он.

Пашка поставил выигранные у атамана сто рублей и роздал карты. Когда он закончил первый круг, в игре оказалось восемьсот рублей.

— Вот везет! — сказал с завистью Перец.

Пашка перетасовал карты, роздал и уже ничего не соображал от волнения. Ему продолжало везти. Во втором круге только Чинарик выиграла пятьдесят рублей. И когда Пашка закончил весь круг, на столе было больше двух тысяч рублей. Он, не считая, совал их в карман. Теперь на него было противно и страшно смотреть. Казалось, что еще немного — и он сойдет с ума.

Игра началась еще крупнее и азартнее. Посторонние разговоры прекратились. Мише стало душно в этой гнилой атмосфере. Хотелось на воздух, на широкий простор Невы. Но он усилием воли подавил в себе желание уйти и снова начал наблюдать, прислушиваясь к замечаниям воров. Он понял, что для Пашки деньги потеряли всякую ценность. С легким сердцем вытаскивал тот из кармана крупные бумажки, считая их на штуки. И, словно в отместку за это, счастье ему изменило. Когда снова дошла до него очередь раздавать карты, в кармане нашлось только полтораста рублей. Пашка бросил их на стол и добавил к ним еще двести, отложенные зачем-то в боковой карман. И на этот раз он опять проиграл. Больше денег не было. Пашка нагнулся к Кренделю и шепнул:

— Шура, одолжи.

— Уже продулся? — удивился тот и отсчитал ему пятьсот рублей.

Эти деньги Пашка проиграл за десять минут и снова попросил Кренделя, но тот отказал.

— Ты опять зарываешься, — тихо сказал он.

— Пашка, у тебя денег нет? — спросил атаман, видя, что тот шепчется с соседом. — Возьми у меня.

Пока атаман отсчитывал деньги, Миша решил, что нужно уходить. Еще немного, и воры, что называется, «разденут» этого простака. Невыносимо было сидеть в этой накуренной комнате, среди подвыпившей компании воров. Противно смотреть на искаженные азартом лица. Мишу начало мутить от отвращения.

Было уже около десяти часов, и он сделал вид, что спохватился.

— Пора, — сказал он поднимаясь. — Надо уходить.

— Куда уходить? Сиди.

— Здесь ночевать я не собираюсь.

— Оставайся. Место найдем.

— Нет.

— Сыграл бы, а если у тебя денег нет, я дам, — предложил Брюнет.

— Нет. Я пойду.

Больше уговаривать не стали, и Миша, наспех попрощавшись, вышел в прихожую.

— Мишка… А где тебя искать? — спросил Крендель, выходя за ним, чтобы закрыть дверь.

— Давай сговоримся.

— На рынке я каждый день бываю.

— Ну, там и встретимся.

— А в случае чего, приходи вечером сюда. Мы каждый день собираемся.

В темноте, держась за холодные перила, спустился Миша с лестницы. Выйдя во двор, ступил в лужу и промочил ноги. «Растяпа. Шел сюда, видел эту лужу и вдруг забыл, — подумал он. — Разнервничался… Разведчик называется».

Выйдя на улицу, Миша глубоко и облегченно вздохнул…