Лаборатория помещалась недалеко от конторы. Директор завода приоткрыл низенькие широкие ворота и жестом пригласил спутника войти. По середине длинного коридора были проложены рельсы узкоколейки, по сторонам - много дверей.
- Живет он здесь, - пояснил директор, останавливаясь против одной из дверей, и постучал.
- Войдите! - послышался молодой голос. Большая комната - бывшая кладовая - имела сейчас вполне приличный и жилой вид. Удобная мебель, письменный стол, кровати, книжные шкафы, картины. В маленькой плите, наскоро сложенной из кирпича, уютно потрескивали дрова, а в кастрюльках что-то варилось. Стены побелены, и только железные решетки в окнах выдавали прежнее назначение комнаты. За письменным столом сидел юноша в матросской тельняшке и что-то чертил.
- Коля, а где Сергей Дмитриевич? - спросил директор.
Юноша встал и, сконфужено улыбаясь, быстро надел морской китель.
- Папа в лаборатории.
- С сестрой?
- Да. Они с утра чего-то стряпают.
- Это сын Сергея Дмитриевича, - познакомил директор своего спутника с юношей. - Моряк. В недалеком будущем капитан дальнего плавания.
- Очень рад. Люблю моряков. Сколько же вам лет? - спросил Иван Васильевич.
- Восемнадцатый.
- Вы учитесь?
- Да. В учебном комбинате Балтфлота.
- А вы, случайно, не знаете Мишу Алексеева?
- Знаю. Но мы по разным специальностям. Он на механическом, а я на судоводительском.
- Хороший парень. Правда?
- Вообще да, - согласился Коля. - Серьезный. Но я мало его знаю.
В лаборатории стоял туман с удушливо-кислым запахом, от которого першило в горле. Химик возился около электропечи, а на полу сидела дочь и что-то растирала в фарфоровой чашке.
- Папа, имей в виду, если она опять рванет, ты спалишь себе глаза, - предупредила девочка.
- Ни в коем случае… Абсолютно уверен… На сто пять процентов уверен, - говорил ученый, просовывая щипцами в печь маленькую посуду.
Иван Васильевич внимательно следил за работой химика. Это был высокий, сухой старик в больших роговых очках. Седые волосы на голове открывали широкий лоб, а узкая бородка удлиняла лицо, и оно было похоже на неправильный треугольник. Старик был в одной рубашке с засученными рукавами выше локтя. Заметив вошедших, он спустил очки на кончик носа и взглянул поверх них.
- А-а… Валерий Кузьмич. Извините, я вас не заметил.
- Здравствуйте, Сергей Дмитриевич. Я еще не видел сегодня вас. Знакомьтесь. Это товарищ из Ленсовета к вам по делу.
- Очень приятно. Очень, очень, - приветливо сказал ученый и крепко пожал руку Ивана Васильевича.
- Как успехи? - спросил директор.
- Нашел, Валерий Кузьмич. Нашел заменитель, но только сильно детонирующий. Что-то надо делать. Да. Надо делать, делать. Вот поставил еще пробу. Это уже триста тридцать пятая.
- Значит, можно считать…
- Нет, нет… подождите считать, - перебил его Завьялов. - Этот считать нельзя. Никак нельзя. Саперы на фронте народ аховый… Сами могут подорваться. Не могу на свою совесть такую ответственность взять. Да, не могу.
- Ну что ж… Время терпит. Подождем.
- Да, да. Вы лучше подождите, а я потороплюсь.
- Папа, долго еще мешать?
- Мешай, Аля. Чем больше, тем лучше.
- Мы, кажется, не вовремя пришли? - спросил Иван Васильевич. - Вы заняты?
- Наоборот. Очень вовремя. Очень, очень. Пойдемте ко мне, а то здесь воздух такой… с непривычки трудновато дышать. Но должен вас предупредить, что весьма полезно… Сильно очищает легкие. Да, да. Очень сильно. Прошу вас. Я здесь и проживаю… Они вышли в коридор.
- Сергей Дмитриевич, я вас оставлю. Вы поговорите с Иваном Васильевичем. Меня в конторе ждут.
- Пожалуйста, пожалуйста. Ничего не имею против. Проходите, Иван Васильевич. Очень рад видеть у себя гостя, - говорил ученый, входя в комнату. - Ну-ка, Колюша, устрой нам по стакану чайку.
- Мне некогда, папа. Скажи Але.
- А ты уходишь?
- Да.
- Ну, тогда я сам. Вот видите, Иван Васильевич. Дети взрослые, спорить бесполезно. Когда росли, думал - на старости помощники будут, - говорил добродушно химик. - А выходит все наоборот. Да. да. Наоборот. Этот в моряки, а дочь в консерваторию метит. Что с ними делать! В химии, говорят, романтики нет. Сухая наука.
С этими словами Завьялов налил два стакана крепкого чая и поставил на стол. Коля надел шинель, взял долевую сумку с учебниками и направился к выходу.
- Я пошел, папа! Приду поздно, - сказал он, закрывая дверь.
- Прошу вас за компанию. Вот сахар, конфеты. А может быть, вы есть хотите? - спохватился старик.
- Нет. Спасибо, Сергей Дмитриевич. Я сыт.
- А вы не стесняйтесь. В такое время живем. А? Каши хотите? Овсяная каша. Великолепная вещь, я вам скажу. В мирное время мы ее недооценивали. Положить? А?
- Нет, нет. Стакан чая выпью с удовольствием.
- Ну, как желаете. А то бы съели? А? Иван Васильевич решительно отказался и, пользуясь тем, что они остались вдвоем, приступил к разговору.
- Сергей Дмитриевич, знаете, где я сейчас был? На вашей квартире.
- Да что вы говорите! Ну и как? Опять бомба или снаряд?
- Нет. Я думаю, что ремонтировать ее надо.
- Надо, надо, - вздохнул ученый. - Да ведь как сейчас ремонтировать? Рабочих нет, материала нет. А кроме того, боюсь я, что они опять залепят какую-нибудь неприятность. Такой дом у нас хороший был. Обидно.
- Вот я главным образом к вам за этим и пришел. Мы решили вам отремонтировать квартиру. Вы много делаете для войны, много работаете…
- Что вы, что вы, Иван Васильевич! Мало делаю. Надо больше, да сил нет. Хочешь не хочешь, а, к сожалению, спать приходится ежедневно… Столько времени зря пропадает! И сон у меня, знаете ли, паршивый. Стыдно сознаться. Как закрою глаза, так и аминь. Обязательно кто-нибудь разбудить должен, - с огорчением признался химик. - Сам не понимаю, где я научился так крепко спать.
- Это хорошо, - с улыбкой сказал Иван Васильевич. - У меня наоборот. Сонные порошки иногда принимаю. Так вы не возражаете, Сергей Дмитриевич? Ремонт мы сделаем в самое ближайшее время.
- Конечно, я рад. Очень рад… Но может быть, не следует сейчас людей отрывать на такие пустяки? Я здесь обжился, привык.
Ивану Васильевичу нравился Завьялов. В каждой фразе его было много искренней, почти детской непосредственности. Такой человек не мог быть двуличным. Однако письмо Тарантула было адресовано ему и требовало особой осторожности. Поговорив о ремонте и получив согласие Завьялова, подполковник попросил ключ от квартиры.
- Ключ? - переспросил химик. - Одну минутку. Где же у нас ключи? Ах, да! Свой ключ я отдал Марии Андреевне. Это наш управхоз и начальник обороны дома. Великолепная женщина! Превосходная! Я напишу ей записку, а вы… если это не затруднит вас, возьмите у нее ключ. Она вам все покажет и расскажет.
- Так уж мы тогда будем хозяйничать в вашей квартире по своему усмотрению, Сергей Дмитриевич. Доверяете?
- Пожалуйста, пожалуйста. Кроме мусора, там ничего и нет. Книги я перевез… Все, что нужно было, тоже здесь. Я бы сам помог, но времени у меня мало.
- Нет, уж вы лучше делайте взрыватель.
- Вот, вот…
Ученый написал записку управхозу и отдал ее гостю. Иван Васильевич подробно расспросил, в какой цвет красить стены в квартире, уточнил план расположения комнат и их назначение и заговорил о детях.
- Значит, дочь ваша тоже не собирается идти по стопам отца? - спросил он.
- Нет, нет. К сожалению, нет… Перед самой войной вдруг надумала в консерваторию. Музыка. музыка… Профессия отцов не увлекает. А может быть, я и сам в этом виноват. Не сумел увлечь…
- Я когда-то собирался учиться на химическом.
- Да что вы говорите! Ну и как?
- Не вышло. Жизнь судила иначе. Вы, случайно, не знаете Мальцева Григория Петровича? - неожиданно спросил Иван Васильевич.
- Мальцева? Позвольте… Где-то я слышал такую фамилию.
Ученый нахмурил брови и задумался. Иван Васильевич напряженно следил за выражением его лица.
- Ах, Мальцева! - вдруг вспомнил химик. - Ну как же! Знаю, конечно. Превосходный человек. Умница. Знающий. Ну как же, как же, отлично знаю.
- И давно вы с ним знакомы?
- Нет. Познакомились перед войной. Был я в доме отдыха ученых. Вместе отдыхали и познакомились. Он москвич. Григорий Петрович Мальцев! Как же это я забыл? Очень знающий человек. Собирался ко мне в гости приехать, да война помешала.
- Он как будто в Ленинграде был в прошлом году.
- Неужели! Что же это он не зашел?
- А впрочем, я не уверен. Мне говорили, что видели его, но могли и обознаться.
- Обознались, Иван Васильевич, обознались. Он бы непременно зашел ко мне. А скорей всего просто остановился бы. С гостиницами сейчас трудновато… А я его приглашал.
- А разве он у вас никогда не бывал? - спросил Иван Васильевич и покосился на бушлат, висевший в углу.
- Нет. Весной сорок первого года мы познакомились в доме отдыха, и с тех пор о нем ни духу ни слуху.
- Сергей Дмитриевич, а вы отдыхали с детьми? - прямо спросил Иван Васильевич, видя, что ученый ничего не подозревает. - Я хотел узнать: видел ли Мальцев ваших детей?
- Ну что вы! Детям в доме отдыха, да еще ученых, - скука! Они у меня каждое лето в деревне у тетки жили. Она там в совхозе коровами командует. Зоотехник. Там у нее раздолье. Лес, озеро… А вы давно знаете Мальцева? - спросил Завьялов.
- Давно, - ответил Иван Васильевич. - Честно говоря, я на него сердит. Он меня как раз и отговорил химией заниматься.
- Неужели! Но похоже на него. Такой энтузиаст. Такой способный химик. У него, говорят, есть интересные работы.
- А какие именно?
- Как будто о нефти. Точно я не могу сказать. Предположение Ивана Васильевича подтверждалось. Завьялов был нужен Тарантулу как ширма, за которую он мог прятаться. Квартира уважаемого ученого была вне подозрений, и вряд ли Тарантула стали бы там искать Кроме того, туда могли приходить люди под различными предлогами с завода, из института, и это было бы вполне естественно.
Теперь оставалось тщательно продумать план в мелочах и заняться встречей Мальцева. Все складывалось удачно.