В аптеку пришел участковый инспектор Кондратьев. Как старый знакомый, он приветливо помахал рукой рецептару.
- Мое нижайшее… Начальство у себя? - спросил он и, не ожидая ответа, прошел в кабинет управляющей.
- Ну вот! Опять что-нибудь с затемнением? - с недовольной улыбкой встретила его Евгения Васильевна. - На Невский у нас одно окно открыто… Неужели на дворе?
- Никак нет… Не беспокойтесь. Я по другому поводу, - сказал Кондратьев, усаживаясь на стул и вытаскивая из полевой сумки какие-то бумаги. - Срочно требуется Анна Каряева… Есть у вас такая?
- Есть. Санитарка.
- Вот. Затем требуется Иконова…
- Такой нет.
- Как же нет? Ольга Михайловна Иконова.
- Никонова?
- Виноват. Действительно, Никонова, - поправился участковый, поднося к глазам повестку.
- Это рецептар… Зачем они вам?
- Есть маленький разговор. Надо кое-что уточнить.
- Позвать вам их сюда?
- Никак нет. Пускай оденутся. Прогуляемся до отделения. Да вы не беспокойтесь. На полчасика. И что это за оказия! Как только видят милицейскую форму, так сразу и пугаются, - посетовал участковый. - Совесть у вас не чиста, что ли? Или с детства люди напуганы «букой-милиционером»?..
- Я не пугаюсь, но ведь вы не на танцы приглашаете?.. Не на вечеринку?
- Танцы не танцы… - неопределенно сказал участковый. - Танцы у нас особые, но пугаться без причин не годится.
- Хорошо, я сейчас им скажу. У вас повестки?
- Так точно! Вот вручите. Я подожду.
Через полчаса рецептар аптеки сидела в комнате оперативного работника отделения, с которым уже встречалась дважды, и с недоумением поглядывала на второго мужчину. По всем признакам, с ним здесь считались. «Что у нас могло случиться? - думала Ольга Михайловна. - Перепутали лекарство и кто-нибудь отравился? Вряд ли. За последнее время я не выписывала ни одного рецепта с сильно действующими средствами. Зачем-то вызвали Аннушку…»
- Ольга Михайловна, вы нас извините, что потревожили, - начал оперативный работник. - Оторвали, так сказать, от важных дел. Но вот товарищу Маслюкову надо кое-что выяснить. Он работает в ОБХС. На площади. Мы будем протокол составлять, Сергей Кузьмич? - спросил он Маслюкова.
- Я думаю, не стоит. Это разговор предварительный… Если будет нужно, потом оформим. Товарищ Никонова, мы имеем сигналы… Скажите, что собой представляет Шарковский Роман Борисович?
Ольга Михайловна с удивлением подняла брови, подумала и неторопливо ответила:
- Шарковский? Старый, опытный, хорошо знающий свое дело работник. В аптеке он работает давно.
- Насчет его квалификации мы не сомневаемся, - сказал Маслюков. - Он заведует складом?
- Он дефектар. В его ведении находится… Ну, если хотите, склад. По требованиям из ассистентской он отпускает нужные лекарства.
- Вот, вот… Скажите, пожалуйста, у вас никогда не было сомнений в его честности? Никаких подозрений? Особенно зимой сорок первого - сорок второго года…
Вопрос несколько смутил Ольгу Михайловну. Теперь она поняла, зачем вызвали ее и санитарку. Обе они старые работники аптеки, и вся «деятельность» Шарковского проходила на их глазах.
- Вы ставите меня в неловкое положение. Как я могу подозревать человека, если нет точных данных?..
- Ревизии у него бывали? - продолжал спрашивать Маслюков.
- Ну конечно.
- А результаты?
- Я не читала актов, но вы можете получить их у управляющей.
- Все это не то… Документы мы смотрели, но нас интересует фактическая сторона дела. Провести за нос можно любую комиссию… Особенно такому, как Шарковский. Я думаю, надо пригласить для беседы и товарища Каряеву, - неожиданно предложил Маслюков, поднимаясь из-за стола.
- Товарищ Каряева, пожалуйста, сюда! - крикнул он в коридор, широко распахивая дверь. - Проходите, садитесь и не стесняйтесь. Здесь все люди свои.
Аннушка недоверчиво посмотрела на Маслюкова, чинно поклонилась присутствующим и села.
- Вот мы тут начали разговор с Ольгой Михайловной об одном вашем сотруднике, - продолжал Маслюков. - Шарковский Роман Борисович. Работает он у вас давно. Не правда ли?
- Работает он давно, - подтвердила Аннушка.
- И хорошо работает?
Аннушка покосилась на Маслюкова, поправила платок на голове и пожала плечами.
- Я человек маленький. Мое дело уборка, приборка, мойка. Что я могу понимать?
- Но все-таки? Вы с ним работаете не один год. Каждый день видите… Вот нам, например, стало известно, что он меняет дефицитные лекарства… Так сказать, спекулирует.
Аннушка перевела взгляд на молча сидевшую Ольгу Михайловну и поджала губы.
- Вы не замечали, товарищ Каряева? - спросил оперативный работник.
- Я ничего не знаю, - упрямо сказала Аннушка. - Какое мне дело до Романа Борисовича? Чего он меняет, кому меняет… Он же меня не спрашивает.
- Мы вызвали вас не для допроса, а для беседы, - мягко сказал Маслюков. - Мы обращаемся к сознательным женщинам, защитникам Ленинграда. Ну, посудите сами… Государство ему доверило ценности, а он в личных интересах разбазаривает их, наживается. Кого же он обманывает? В первую очередь вас. На ваш хороший, передовой коллектив ложится тень. Верно я говорю? Товарищ Каряева?
- А это мне неизвестно. Вы спросите у Ольги Михайловны. Она провизор, а я что… я санитарка.
- Ольга Михайловна! - обратился Маслюков к рецептару.
- Я вам уже заявила, что не могу обвинять человека, если нет точных фактов. Что я могу сказать? Кто-то к нему приходит? Да, приходят какие-то знакомые. Ну так что? У всех есть знакомые и родные. Разве это что-нибудь доказывает? Дает он им лекарства? Да, дает. На то мы и аптека, чтобы лекарства отпускать. Без рецептов? Ну что ж… Есть много общеизвестных лечебных средств. У нас есть и ручная продажа. Дефицитные? У нас теперь почти все лекарства дефицитные. Что он за это получает? Не знаю и никогда не видела…
Все время, пока говорила Ольга Михайловна, Аннушка молча кивала головой в знак согласия.
- Значит, надо считать, что наши подозрения не обоснованы?
- Этого я тоже не знаю, - сухо ответила Ольга Михайловна. - Если они обоснованы, если у вас есть факты, поступайте, как находите нужным.
- По закону?
- Да. По закону, - повторила рецептар.
- Обэхаэс для того и создан, чтобы бороться с хищениями, - сказал Маслюков и посмотрел на санитарку, сидящую с упрямо поджатыми губами.
Как быть? Если на этом закончить разговор и, извинившись, отпустить женщин, может случиться так, что они сговорятся молчать. В аптеке сейчас все знают и обеспокоены их вызовом. Они же на обратном пути придумают какой-нибудь пустяковый предлог и не скажут, зачем их вызывали в отделение милиции. А ведь эта затея имеет определенную цель. Шарковский должен узнать, что о его комбинациях с лекарствами известно в ОБХС. «Надо сделать так, чтобы они рассердились на Шарковского, - решил Маслюков и забарабанил пальцами по столу. - Связать их одной веревочкой».
- Так… Значит, говорить вы не хотите, - строго проговорил он.
- Нет. Мы не хотим наговаривать, - поправила его Ольга Михайловна.
- Понимаю. Не в ваших интересах.
- А что это значит?
- А это значит, что, когда начнется следствие, может выясниться, что Шарковский старался не только для себя…
- Ну, ну, ну… Ты, пожалуйста, не намекивай, - перебила его Аннушка. - Вижу, куда гнешь.
- А куда?
- А туда… Носом в грязь тыкаешь… Не пристанет. Ишь ты какой хитрый!.. «Не для себя старался»!.. - все больше волнуясь, говорила она. - А для кого? Для меня, что ли? Для Ольги Михайловны?
- Я про вас еще ни слова не сказал.
- И не скажешь. Вы тут привыкли со всякими жуликами да спекулянтами дело иметь. «Не для себя старался», - снова повторила она фразу, особенно возмутившую ее. - Вон куда удочку закидывает!
- Аннушка, не волнуйтесь, - попробовала успокоить ее Ольга Михайловна, но из этого ничего не вышло.
- Каким колобком подкатывается, - продолжала горячиться санитарка. - Ты мне прямо скажи: что я украла? Взяла я себе позапрошлую зиму касторки с литр, лепешки из дуранды жарить. И то с разрешения. Рыбьего жиру брала раза два для внучки. Вот и все мои грехи перед Советской властью.
- А почему вы покрываете Шарковского? - спросил Маслюков.
- Кто покрывает? Я? А на что он мне сдался? Да пропади он пропадом! Расстреляйте, пожалуйста, не пожалею… А только правильно Ольга Михайловна говорит. Нет у нас фактов. Не пойман - не вор. Он меня к своим шкафам близко не подпускает. Даже уборку делать в дефектарной без себя не позволяет.
- Ну, хорошо. Все это мы, конечно, выясним.
- Вот и выясняйте. А на людей поклепы зря не возводите.
Теперь можно считать, что цель достигнута. Санитарка задета за живое и, вернувшись на работу, молчать не будет.
- Товарищ Каряева, мы вас пока ни в чем не обвиняем, - сказал Маслюков. - Напрасно беспокоитесь. Вызовем еще раз на площадь. А вы за это время лучше припомните… Я уверен, что и факты найдутся, если в памяти порыться как следует. Нам надо установить правду.
На обратном пути, как и предполагал Маслюков, между женщинами произошел разговор.
- Как это все неприятно!.. Знаете что, Аннушка, - тихо предложила Ольга Михайловна, - не надо нашим ничего говорить… Особенно о Романе Борисовиче. Будем держаться в стороне.
- Покрывать? - сердито буркнула санитарка.
- Почему покрывать? Пускай милиция сама выяснит.
- Да вы что, Ольга Михайловна! Вы слышали, что он сказал? «Мы, говорит, пока ни в чем вас не обвиняем»… Пока! Шарковский сухим из воды выйдет - вот помяните мое слово, - а нас грязью замажут. Он хитрый… хапуга! Чуяло мое сердце, что все это наружу выйдет. Рано или поздно все откроется.
- Безусловно. Сколько бы веревочка ни тянулась, кончик всегда найдется. Но все-таки нам надо молчать. Самое лучшее - молчать. Время военное…
- Ну не-ет! - угрожающе протянула Аннушка. - Я ему сейчас все выложу. Я душу отведу… Сколько раз он меня одергивал! «Не вмешивайтесь. Дело не ваше», - передразнила она Шарковского. - Вот тебе и не наше дело! Меня первую спросили про его шахер-махеры… Значит, мое это дело? А я что? Слепая, что ли? Не видала, какую он лавочку у нас под носом устроил… Картины ему три раза приносили. Говорят, многие тысячи золотом стоят… Я видела, все видела…
Придя в аптеку, Аннушка первым делом отправилась в дефектарную.
- Ну что… допрыгались, Роман Борисович? - спросила она дефектара, отпускающего лекарства фасовщице.
- Что такое? Как ты сказала?
- А так!.. Допрыгались, говорю! В милицию вызывали и про ваши комбинации спрашивали.
- Кто спрашивал?
- Обэхаэс…
К удивлению Аннушки, это сообщение не произвело особенного впечатления. Шарковский внимательно посмотрел на санитарку и пожал плечами.
- Каждая организация существует для какого-нибудь дела, - равнодушно сказал он. - Если там делать нечего, то пускай спрашивают. А вы, товарищ Каряева, следите лучше за кубом. В дефектарной вам делать нечего.
- Не указывайте! Я свои обязанности лучше вас знаю. Вот погодите… Следствие начнется, не так запоете, - проворчала она себе под нос, но так, чтобы это слышал Шарковский.
В конце рабочего дня Шарковский подошел к рецептару.
- Ольга Михайловна, в милиции действительно интересовались моей особой? - вполголоса спросил он.
- Да. Задавали вопросы, имеющие явное отношение к вам. Догадаться было не трудно.
- Странно… Неужели настучал кто-нибудь из ваших работников?
- Поищите лучше среди ваших знакомых, Роман Борисович.
- Мои знакомые доносами не занимаются. Я подозреваю новую кассиршу.
- Валю! Не говорите глупости. Прекрасная, самоотверженная девушка. Чем вы ей насолили?
- Иногда личные мотивы не имеют особого значения. Она подослана к нам с определенной целью,
- А если и так… вас это тревожит?
- Ничуть.
- Меня тоже.
Шарковский с минуту молчал, выжидая, пока Ольга Михайловна писала рецепт.
- Вы думаете, что они затевают дело? - спросил он,
- Думаю, что да.
- Эх-хе-хе!.. - шумно вздохнул Шарковский, - Опять надо архив поднимать. Хорошо, что я человек предусмотрительный и на каждый грамм у меня есть бумажное оправдание. Не там они ищут причины своих неудач… Кто виноват в том, что война застала нас врасплох? Столько было разговоров, а как до дела дошло… Везде дефицит.
- Роман Борисович, вы напрасно мне это говорите, - резко сказала Ольга Михайловна. - Оправдывайтесь там… Я отказалась давать показания… Я не имею фактов.
- Так их и нет, Ольга Михайловна.
- Тем лучше для вас.
Не желая больше разговаривать с Шарковским, Ольга Михайловна отправилась в ассистентскую за готовыми лекарствами,