Вернувшись из Управления милиции, Иван Васильевич спустился в столовую и только здесь почувствовал, как он проголодался. Большинство столиков были свободны. Обедали опоздавшие.
- Иван! Иди сюда.
Оглянувшись, он увидел солидного офицера в морской форме.
- А-а! Костя! Ты когда вернулся?
- Часа полтора назад. Садись.
Устроившись за столиком с Каратыгиным, Иван Васильевич заказал обед и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием вытянул ноги.
- Ну, рассказывай, как путешествовал?
- Долгая история… Поговорим лучше о тебе. Ребята в порядке? Аля и Коля?
- Пока все идет хорошо. В основном распутали. Только что взял одного, а на днях ликвидируем всю банду. Начальство торопит.
- Это правильно. Надо торопиться, Иван, Скоро начнем наступать.
Официантка принесла хлеб, столовый прибор, но пообедать Ивану Васильевичу удалось только через полчаса. В дверях появился взволнованный и запыхавшийся от быстрой ходьбы Маслюков.
- Что-то у нас случилось, - проговорил Иван Васильевич, заметив приближающегося помощника, и, когда тот остановился в двух шагах, спросил: - Ну? Сбежал, что ли?
- Сбежал, товарищ подполковник. Совсем сбежал… на тот свет…
- Что это значит?
- Мертвый…
- Новое дело… Как же так? Да вы успокойтесь, Сергей Кузьмич. Садитесь, - сказал Иван Васильевич и, увидев, что Маслюков покосился в сторону Каратыгина. прибавил: - Можно, можно. Он в курсе дел. Рассказывайте.
- Да мне нечего особенно и рассказывать, товарищ подполковник. Ехали мы молча. Он сидел забившись в уголок и только глазами моргал. Все было нормально. А потом… Уже сюда, во двор, въехали, он вдруг бряк… и готов. Немного подергался - и все. Не понимаю… Инфаркт его хватил, что ли…
- Все может быть. Возраст такой, как раз для инфаркта… Врача вызывали?
- Вызывал. Констатировал смерть, но отчего и почему, не говорит. Надо делать вскрытие.
- Неприятность… - задумчиво проговорил Иван Васильевич. - Костя, ты еще тут посидишь?
- А что?
- Попроси, чтобы с обедом подождали. Схожу посмотрю. Не нравится мне эта смерть.
Длинными коридорами прошел Иван Васильевич в здание внутренней тюрьмы. Шарковский лежал в приемной на широкой деревянной скамейке. Первое, что бросилось в глаза, - это посиневшее лицо умершего. Рубашка была расстегнута, и кожа на груди покрылась темно-синеватыми пятнами.
«Что же это такое? - думал Иван Васильевич. - Естественная смерть от инфаркта или самоубийство? Может быть, разговор о Тарантуле привел его в такое состояние, что он не выдержал и отравился. Но когда? Где он взял яд? А может быть, отправляясь в милицию и зная о том, что ему приготовлено, яд принял заранее?»
- Сергей Кузьмич, в боковом кармашке пиджака у него вы смотрели во время обыска?
- Кажется, смотрел…
- Почему «кажется»?
- Не уверен, товарищ подполковник. Во всяком случае, снаружи рукой прощупал, это я помню.
- А не остался ли там какой-нибудь порошок?
- Вряд ли… А вы думаете, что он принял порошок? Не-ет! Этого не может быть. Всю дорогу я с него глаз не спускал. Сразу бы увидел, - уверенно сказал Маслюков.
- В инфаркт я не верю.
- Почему?
- С плохим сердцем в разведке не работают. Тут что-то другое. Вы обратили внимание, какое на него впечатление произвело сообщение о Тарантуле?
- Конечно. Он не знал, что Мальцев и Тарантул одно лицо.
- В том-то и дело. Тут какая-то тайна. И вот, видите, тайна ушла в могилу.
- Мальцев расскажет.
- Он может и не знать… А что, если и Мальцев… - начал было Иван Васильевич и, не договорив, задумался.
- Что будем делать, товарищ подполковник? - спросил Маслюков после того, как Иван Васильевич, нагнувшись к телу, поднял веко и посмотрел глаз.
- Что делать? - машинально переспросил Иван Васильевич, думая о другом. - Явное отравление. Не знаю, почему врач не мог определить сразу…
- Он у нас слишком ученый. Сто раз примеряет и только потом отрежет, - с усмешкой заметил Маслюков.
- Н-да! Что делать? - опять повторил подполковник, не слушая помощника. - Что делать? Пускай тут где-нибудь полежит до завтра…
Назад в столовую Иван Васильевич возвращался с тяжелым чувством совершенной ошибки. Что-то, где-то было не предусмотрено, недодумано, и вот результат. Дело осложнялось. Многие предположения, которые должен был подтвердить и уточнить Шарковский, повисли теперь в воздухе. Секрет пластинки остается секретом. Облаву на кладбище придется проводить вслепую. И, наконец, последняя тайна. Единственным утешением может служить то, что он успел выяснить назначение закрытой шкатулки, найденной при обыске у Лынкиса.
За столиком с Каратыгиным сидел один из его помощников и о чем-то оживленно рассказывал. При виде подполковника он встал и пересел за соседний стол.
- Ну что, Ваня? Действительно инфаркт?
- Какой там к черту инфаркт!.. Отравился цианистым калием. Посинел весь.
- Как же ты не предвидел? Я всегда считал, что ты на два дня вперед заглядываешь…
- Не издевайся, и без того на сердце кошки скребут.
- Ничего, Ваня… Мало ли что в жизни бывает!.. А у меня настроение сейчас великолепное! Исход войны определился…
Подполковник не слушал своего друга. Неожиданная смерть Шарковского спутала все его планы. И чем больше он думал, тем больше росла тревога в душе.
«А что, если он никому не сообщил о вызове в милицию? - размышлял Иван Васильевич. - Что, если он понял и предупредил Мальцева о том, что они в ловушке? Но ведь ловушка еще не захлопнулась, и Тарантул на свободе. Значит, он может скрыться. И навряд ли такой человек уйдет просто так… Из мести он оставит после себя память».
И воображение нарисовало Ивану Васильевичу страшную картину. Вот он, не дозвонившись по телефону, отправляется на квартиру к Завьялову, открывает дверь своим ключом и находит два безжизненных трупа… Мишу и Лену. Кожа их, как и у Шарковского, будет покрыта темно-синими пятнами… Укус ядовитого паука! Ведь он не случайно взял себе такое прозвище - Тарантул.
- Ты что нахмурился, Ваня? - спросил Каратыгин и тем отвлек Ивана Васильевича от мрачных мыслей.
- Да так… Сомнения мучают. Хочется скорей покончить с этой операцией. Забрать Тарантула и всех, кого уже знаем… А если кто и останется на свободе… черт с ними! В другой раз попадутся. Все равно всех не переловить.
- Нервочки пошаливают, - с улыбкой сказал Каратыгин. - А горячку пороть не стоит. Это на тебя вид покойника так подействовал. Не надо было перед обедом смотреть. Аппетит испортил…
После обеда Иван Васильевич поднялся в кабинет, вызвал Маслюкова и приказал немедленно отправиться на квартиру Шарковского и вместе с сотрудниками ОБХС произвести самый тщательный обыск. Сам он решил поехать в аптеку.
* * *
Евгения Васильевна до позднего вечера надеялась, что Шарковский вернется на работу,
- Неужели он не придет и не скажет, что у него там случилось? - с возмущением говорила она с ассистенткой. - Неужели не понимает, что здесь люди волнуются?
- А я считаю, что из милиции он просто ушел домой и спит. Наплевать ему на нас, - сказала одна из фасовщиц.
- Нет, нет… Роман Борисович - человек педантичный. Он мне сказал, что вернется сразу, как только его отпустят.
- Ну, значит, его не отпустили.
- И не отпустят! - уверенно заявила Аннушка. - Вот помяните мое слово!
- Не надо так говорить раньше времени, - с досадой остановила ее Евгения Васильевна, - Я знаю, что вы его не любите… Но чужой беде радоваться нехорошо.
Сотрудники аптеки понимали, почему волнуется Евгения Васильевна. Если Шарковский «засыпался» и попадет под суд за хищения, то управляющую в покое не оставят. Правда, она приняла аптеку недавно и не знает всех махинаций позапрошлого года, но к Шарковскому и до сих пор приходят какие-то подозрительные знакомые, и он их снабжает то порошками, то какими-то каплями или патентованными средствами.
- Евгения Васильевна, вас спрашивают! - крикнула рецептар, приоткрывая стеклянную дверь в ассистентскую.
Иван Васильевич стоял возле кассы и, как показалось управляющей, о чем-то расспрашивал Валю, Второй человек разглядывал выставленные под стеклом и никому не нужные сейчас предметы ухода за новорожденными. Взглянув на пришедших. Евгения Васильевна сразу поняла, что пришли по поводу Шарковского.
- Вы меня звали? - спросила она, обращаясь к пожилому посетителю,
- Да-да… Извините, что потревожили, но у нас серьезное дело, - сказал Иван Васильевич.
- Пройдемте ко мне, - предложила управляющая и двинулась вперед, показывая дорогу в свой кабинет. - Аннушка, займитесь в торговом зале. Там грязи нанесли…
Выпроводив санитарку, Евгения Васильевна, с трудом сдерживая волнение, снова обратилась к пожилому:
- С кем имею честь говорить?
Вместо ответа Иван Васильевич передал красную книжку. Прочитав служебное удостоверение, Евгения Васильевна побледнела. Раньше ей казалось, что Шарковским интересуются органы милиции, и ничего удивительного не было в том, что они пришли в аптеку спрашивать о задержанном дефектаре. Но при чем здесь органы госбезопасности?
- Не волнуйтесь, - мягко сказал Иван Васильевич, - и выслушайте меня внимательно. Мы вам вполне доверяем, поэтому я буду с вами откровенен, хотя и предупреждаю… Наш разговор - государственная тайна. До поры, до времени, конечно. На вопросы работников аптеки можете сказать, что был следователь ОБХС по делу Шарковского.
- Его арестовали?
- Да.
- За что?
- Пока идет следствие, я не имею права говорить ничего плохого и ничего хорошего. Работать в аптеке он больше не будет. В этом я уверен. Можете искать другого дефектара. Вот ключи… - сказал Иван Васильевич, передавая управляющей связку ключей, отобранных у Шарковского при обыске.
- Так неожиданно… Правда, я здесь человек новый… Но все равно… Никогда бы не подумала, что Роман Борисович так провинился, - пробормотала Евгения Васильевна.
- Да, да, - с иронической улыбкой согласился подполковник. - Это бывает… Бдительность в речах, подозрительность там, где не надо, а на деле полная беспечность. Есть у вас такой грешок.
При этих словах на щеках управляющей выступил густой румянец, но оправдываться и возражать она не решилась, молча проглотив эту «пилюлю».
- Простите. Вот вы сказали, что я могу искать другого дефектара… Но у меня нет оснований. Надо думать, что нам сообщат об этом официально.
- Сообщим в свое время.
- А пока придется его заменить. У вас есть еще вопросы?
- Вопросов нет, но нам нужно посмотреть, не хранил ли он здесь что-нибудь такое… постороннее.
- Обыск?
- Нет, нет… Не надо так шумно ставить вопрос. Мы хотели бы при вас посмотреть в шкафах…
- Хорошо. Идемте в дефектарную.
Посреди большой комнаты стоял длинный, покрытый линолеумом стол, а вдоль стен - высокие шкафы.
- Что значат эти буквы? - спросил Иван Васильевич оглядываясь.
На дверце шкафа был нарисован крупный белый квадрат и красная буква «В», Несгораемый шкаф, стоящий у входа, имел зловещий черный квадрат, а на его фоне белую букву «А».
- В несгораемом шкафу яды, - пояснила Евгения Васильевна, плотно закрывая дверь в дефектарную. - Под литером «В» - сильно действующие, а в этих шкафах все остальное.
Иван Васильевич и Трифонов начали осмотр с лежащих на столе и на подоконниках ворохов бумаги, кульков, бутылок, коробок. Затем приступили к исследованию шкафов, где стояли банки, бутылки, лежали нераспакованные и наполовину пустые пакеты. Переставляя и перекладывая с места на место, поворачивая и переворачивая медикаменты, они заглядывали всюду, где можно было что-нибудь спрятать, но ничего интересного не находилось.
- Товарищ управляющая, я попрошу вас внимательно отнестись к нашей работе, - сказал Иван Васильевич, видя, что Евгения Васильевна отошла к окну. - Вы можете заметить посторонний предмет скорей, чем мы.
- Я не знаю, что вы ищете.
- Все, что не имеет отношения к аптеке. Вы не замечали у Шарковского особой любви к патефонным пластинкам? Не хвастал ли он когда-нибудь, что достал редкую пластинку?
- Нет. К музыке он, по-моему, равнодушен. Я знаю, что он любил живопись. Говорят, что здесь, в дефектарной, довольно долго стояла хорошая картина. Чей-то портрет.
- А что в этом кульке? - спросил Трифонов.
- Сода.
Больше часа ушло на тщательный осмотр шкафов, но ничего подозрительного обнаружить не удалось. Пришла очередь несгораемого шкафа.
- Кто его может открыть? ~ спросил Иван Васильевич, пока управляющая возилась с замком.
- Допуск к шкафу «А» разрешается только трем человекам. Это отдается специальным приказом. Смотрите, пожалуйста. Вот морфий. Это стрихнин. Мышьяк. Здесь тоже морфий, в ампулах. Сулема… - говорила Евгения Васильевна, переставляя банки.
- А там что? - спросил Иван Васильевич, заметив в углу маленький белый сверток.
- Сейчас посмотрю.
Евгения Васильевна достала сверток, развернула бумагу, и. все увидели три цилиндрические ампулы, формой напоминающие радиопредохранители, но значительно меньших размеров.
- Тоже какой-нибудь яд? - спросил Иван Васильевич, беря ампулу и разглядывая на свет прозрачную жидкость.
- Н-не знаю… Я вижу эти ампулы первый раз.
- Да что вы говорите! - вырвалось у Трифонова.
- И знаете что, товарищи, - это ведь не нашего происхождения, - в сильном смущении сказала управляющая. - Наши ампулы совсем иначе запаиваются…
- Та-ак! - с удовлетворением протянул Иван Васильевич. - Неожиданно, но очень кстати. Разрешите-ка…
Он взял ампулы из рук управляющей, неторопливо завернул их все в бумагу, затем в носовой платок и спрятал в карман.
Через час в приемной внутренней тюрьмы Иван Васильевич разглядывал несколько осколков такой же ампулы, только что с большими предосторожностями извлеченных изо рта Шарковского.