Утром пропажу денег не обсуждали, хотя все об этом думали. Вчерашнее казалось досадным недоразумением, сном.

Гера истово копала, так что Лерыч присвоил ей почетное звание «полевой мыши», и она очень гордилась этим. Варя вздыхала, вытирая мокрый, припорошенный пылью лоб, и спрашивала, сколько времени до купания.

- Осталось полчаса, - откликался Марат. -

Облачись в халат усердия и запасись посохом терпения.

Паштету очень нравились эти цветистые и витиеватые выражения. И отношение к ним было словно у посвященных и соучаствующих. Паштет тоже изо всех сил старался научиться говорить по-восточному заковыристо.

Около полудня он нашел небольшую ребристую фигурку конической формы, и никто не знал, что это. Призвали Лерыча.

- О, вместилище бессчетных познаний! - обратился к нему Паштет. - Мой ничтожный разум бессилен проникнуть в бездны этой головоломной задачи!

Марат с Рафиком захлопали в ладоши, а Лерыч, улыбаясь, ответил:

- Направь верблюдов своих раздумий по пустыне гипотез и постарайся вывести караван к свежему оазису предположений.

Паштет не нашел оазиса на пустынном горизонте.

- Это шахматная фигурка, - предположил Марат.

- Или фишка для игры, - решил Рафик.

Лерыч только плечами пожал и, посмеиваясь, посоветовал:

- Подумайте еще, ибо познание мира собирается крупинками, и никакая крупинка не бывает лишней.

Никто так и не решил задачи с фигуркой, и тогда Лерыч сказал:

- Навершие от крышки. Вот что это такое.

- Это точно? - удивился Паштет.

- Конечно. Я видел такие и в литературе встречал.

- Если бы ты читал книги мудрейшего ибн-Туфейля, ты не задавал бы таких глупых вопросов, - многозначительно изрек Марат.

Группа Левы раскапывала какую-то уникальную печь - двойную, печка в печке, как матрешки. После отбоя все собрались возле их раскопа и обсуждали, что это за странности. Лева утверждал: причиной этому - кризис экономики, спрос на продукцию упал, невыгодно держать большую печь, вот и построили в ней маленькую. Абдулла настаивал на изменении технологии - более высокую температуру легче поднять в маленькой печке…

У каждого был свой конек. Абдулла занимался гончарными печами. Лева собирался доказать, что ремесленный цех состоял не из одной семьи, а из нескольких. К Марату каждый день прибегали ребята из кишлака с монетами, он выяснял место и время находки и регистрировал их в журнале. Рафик перебирал коричневые кости и делал выводы о том, что в одиннадцатом веке ели баранов и коров, а охота не была развита. Но официальная его тема звучала так - «Зооморфные мотивы поливной керамики Чача 11-12 веков». Чач - древний Ташкент и область, к которой относилась Шахрухия. Гере тоже хотелось заниматься своей темой, но для этого нужно было жить в Самарканде. Вообще-то ей нравилась тимуридская керамика. Может, и нравилась потому, что первое, что она узнала из истории Средней Азии, - Тимур и Улугбек. Гера сказала об этом Лерычу, по дороге в лагерь зашли в клуб, и он показал, что надо прочесть.

После обеда Гера углубилась в чтение. Марат на городище учил Паштета снимать топографический план. Валерий Иванович объяснял Варе, как описывать и шифровать находки. Описывал он сам, а Варя под его диктовку на черепках черной тушью вырисовывала буковки и цифры - шифр, отвечавший на вопросы, где и когда найдено, к какому времени относится. Потом Варя склеила почти целый ляган, не хватало только кусочка посередине, и край, примерно на четверть, отсутствовал. Валерий Иванович показал, как снять размеры лягана, затем с поразительной ловкостью вогнал в ватман гвоздик с привязанным шнурком, отмерил нужное расстояние и, прихватив шнурком карандаш, словно циркулем очертил вокруг гвоздя ровный круг. Так же были начерчены круг донца и каемка по краю. За час Варя сделала в красках узор лягана, который почти не отличался от настоящего. Валерий Иванович был очень доволен и позвал Абдуллу с фотоаппаратом, чтобы запечатлеть Варю с ляганом и рисунком. Камералка нравилась Варе гораздо больше, чем работа на городище. К вечеру в лагерь пришел Турдали-ака. Его расследование в кишлаке не принесло успеха.

На следующий день впервые дежурили по кухне Варя с Паштетом. Они должны были топить печку, носить воду, мыть посуду и быть в лагере сторожами и дворниками. Утром отнесли завтрак Улугбеку и поставили возле порога. Вокруг и в хижине было тихо. Днем потащили обед к клубу. Фальшивый мулла сидел со склоненной, казалось, под тяжестью чалмы головой и глаз не открыл, однако у Вари осталось ощущение, будто он не спал. Поставили еду рядом с ним - не пошевелился.

После обеда Варя сделала несколько набросков рощи. Паштет читал полевой дневник Марата. В такой дневник заносится полная информация о течении работы, находках и делаются зарисовки. Лирики и всяких личных впечатлений нет. У Паштета их и не было, зато дневник пестрел цитатами из «Ходжи Насреддина».

Когда понесли Улугбеку ужин, не сговариваясь, сделали небольшой крюк, чтобы увидеть клуб. Старик сидел там. У мазара - никого. Миски с недоеденным завтраком стояли у порога. Паштет надавил на дверь и со скрипом приоткрыл ее. В хижине был полный кавардак. Посуда перебита, подушки и курпачи вспороты и выпотрошены. Все перевернуто, разбросано и припорошено клоками грязной ваты. Постель превратилась в растерзанное гнездо, видно, Улугбек собрал ветошь, оставшуюся после погрома, навалил на кровать и так спал.

- Вот те раз! - сказал Паштет. - Зайдем-ка в новый дом.

В новом доме оказался такой же разгром, только тряпье свежее и вата из матрасов белая. Разбитый телевизор валялся на полу. Газовая плита лежала на боку с распахнутой духовкой. Задняя стенка у нее была оторвана.

В лагере Варя с Паштетом отозвали вчерашних дежурных.

- Когда еду Улугбеку носили, заглядывали в дом?

Он и договорить не успел, как те кивнули.

- Ну и что думаете?

- Может, Улугбек забыл, куда засунул банку с деньгами, сам и рылся?

- И одеяла с подушками потрошил, и телевизор грохнул? Сам человек не устроит в своем жилье такой бедлам, - возразил Паштет.

- Конечно, не устроит, - поддержала его Варя. - Придется Лерычу сказать, что там творится.

- А может, не надо? Ругаться будет, а толку от этого сообщения все равно нет. Ну бедлам… Что с того?

- Не знаю что, но сказать нужно.

За ужином Паштет осторожно спросил:

- Валерий Иванович, а вы никогда не заглядывали в хижину Улугбека?

- А ты? - ответил Лерыч вопросом на вопрос.

- Я - да, - сказал Паштет. - В частности сегодня. Все перевернуто вверх тормашками. Матрасы и подушки - разодраны. В новом доме телевизор разбит, плита разворочена. В самый раз милицию вызывать, там, наверно, полно отпечатков пальцев.

Лерыч только вздохнул, а Марья Ивановна спросила:

- Как заявить без заявителя? Улугбек не хочет никакой милиции.

- А может, это очередная хитрая борьба с археологами?! - воскликнула Гера. - Он же громил когда-то клуб, чтобы вас выжить.

- Давайте так рассуждать, предложил Паштет. - Все знали, что у старика есть деньги. Ему дают, а он никуда их не тратит. И так не один год. Трехлитровую банку не зашьешь в матрас и не засунешь в телевизор. Наверняка она стояла в хижине у стены, под кучей тряпья. Ее нашли, а потом рылись - на всякий случай. Думали, он распихал деньги по разным местам, у него не-сколько тайников. И я считаю, что воры не ошиблись. Улугбек врет, будто у него украли одну банку,

- Может, в банке лежали деньги этого сезона, а главные накопления он зарыл, - сказал Абдулла. - Хотя важно не сколько украли, а кто украл.

- А я про другое размышляю, - задумчиво проговорил Лерыч. - Такого разбоя здесь никогда не было, и надо как-то реагировать. В милицию мы не сообщили. Будем звонить в Самарканд, Улугбековичу. Пусть он принимает решение и разбирается.

Но Лерыч так и не позвонил в Самарканд, потому что история разрешилась самым неожиданным образом.