Лерыча в «ханаке» не было, и Варя уговорила Геру с Паштетом подождать, пока она нарисует полюбившуюся ей мечеть Хазрет-Хызра на склоне Афрасиаба.

- Верблюды хотят вернуться к колодцу умных предположений, - сказала Гера, слоняясь вокруг Вари и разглядывая рубины, взятые из Вариного этюдника. - Хорошо бы посмотреть на кинжальчик. Может статься, что теперь уже оба рубина на месте. Ты веришь, что у Вахруддинова глаз - алмаз?

- Если у сокола - рубин, у Вахруддинова - алмаз. И вообще верблюды моих раздумий отдыхают, - заявила Варя.

- А что ты скажешь о современных методах реставрации? - поддержал Геру Паштет. - Улугбекович - человек богатый. Он мог пригласить даже музейного реставратора, и тот сделал, что комар носа не подточит. Вахруддинов не эксперт. И вообще у него была другая задача.

- Возможно, очень возможно… - проговорила Варя. - В том, что рубин из могильника и рубин из хижины связаны друг с другом, нет сомнений. А вот имеют ли они связь с кинжалом?

Когда вернулись в «ханаку», Лерыч был на месте и даже приготовил еду. В институте он узнал, что рукопись Улугбека, которую сразу сочли послесловием к звездным таблицам, теперь относят к книге о знаменитых астрономах мира. Писал Улугбек такую книгу, но она считалась утраченной. Еще Лерыч сказал, что Марат с Рафиком заходили, но не дождались их. А потом Варя выложила перед Лерычем два рубина. Признались ему про поход в хижину, рассказали про портрет и кинжал.

- Вы считаете, что Улугбекович вместо Турции тайно приехал в Шахрухию и антикварным кинжалом убил отца? Вернее, зарезал его, да еще две пули всадил? - Лерыч покачал головой. - Это полный абсурд. Но хотелось бы взглянуть на кинжал. Завтра мы с утра на телевидении, послезавтра утром - уезжаем. К Улугбековичу мне обязательно надо зайти. Долг вежливости. Давайте нанесем ему визит сегодня.

Лерыч дозвонился до спонсора и договорился о встрече, но поначалу зашли в чайхану на Ташкентской. Перед портретом Улугбековича стоял бабай и бурчал по-узбекски.

- Что это он? - спросили Валерия Ивановича, когда старик отошел.

- Осудил Улугбековича за нескромность. Говорит, как хан на свадьбу оделся.

- По мне - классно оделся, - сказала Гера.

- Он простой человек, рассуждает: понято - не принято.

- Давайте о деле. Нам надо обязательно попасть в комнату с коллекцией Улугбековича! А главное, чтобы вы хорошенько осмотрели кинжал, - прервал их Паштет.

- К сожалению, я не специалист по оружию. А еще меньше - по рубинам. Ты почитала Бируни? - спросил он у Вари.

- Почитала и усвоила, что Бируни жил до Улугбека, а в те времена рубины, сапфиры и изумруды называли яхонтами. Рубины были дороже алмазов и считалось, что они берегут от чумы.

- Особенно полезна информация про чуму, - заметил Паштет.

- Есть один очень знаменитый исторический камень- «Рубин Тимура», - сказал Лерыч по дороге к спонсору. - На Востоке его называли «Джирах-и-Алам» - «Дань мира». О его судьбе узнали из арабских надписей, сделанных на нем. Тимуру камень достался в конце 14 века, когда он захватил Дели. После Тимура им владел его сын Шахрух, а потом - его сын, Улугбек. Впоследствии у рубина было много царственных хозяев, пока он снова не оказался в Индии и тамошний шах велел его вставить в знаменитый Павлиний трон, украшенный бессчетными драгоценностями. Рубину пришлось еще много путешествовать, и в конце концов он был подарен английской королеве. Более полутора веков «Рубин Тимура» находится в Лондоне, в Букингемском дворце.

- По крайней мере теперь мы точно знаем, что ни один из наших камней не является «Рубином Тимура», - сказал иронично настроенный Паштет.

У ворот в бетонном с голубыми блестками кафеля заборе позвонили. Открыла худая и согбенная, но очень проворная старуха в черном. Она заперла калитку на засов и пошла по дорожке к дому, а они за ней. Старуха провела их в комнату, где ребята уже были в свое прошлое посещение. Теперь над тахтой висел такой же портрет Улугбековича, как и в чайхане, только здесь он был изображен в вишневом с золотом халате на фоне зелено-коричневого ковра. И кинжал увидели среди коллекции оружия на противоположной стене. Лерыч пресек попытки подойти и рассмотреть его, сделав предупреждающий знак, сел на тахту под портретом, и ребята принуждены были сесть рядом. Соколиная голова на рукояти кинжала смотрела в пространство тускло блестевшим недобрым глазом.

Неожиданно Гера достала из полиэтиленового мешка фотоаппарат и, глядя внимательнее на стрельчатую арку двери, занавешенную малиновым с выдавленным рисунком бархатом, чем в объектив, щелкнула спуском и блеснула вспышкой. Лерыч сделал изумленно-сердитое лицо и энергично погрозил пальцем. Гера быстро спрятала фотоаппарат. Тут и Улугбекович вошел. Все встали.

Больше от ребят ничего не требовалось. Валерий Иванович произнес речь, переходя с русского на узбекский и снова на русский. Улугбекович только кивал. Лерыч поинтересовался, нашла ли милиция что-нибудь важное. Нет, не нашла. На этом официальная часть кончилась, и Улугбекович пригласил за стол. Лерыч попробовал скромно отказаться, а потом велел рассаживаться. Ребята уже знали про узбекский этикет, а потому помалкивали. Если бы не Лерыч, они бы не сидели за этим столом - они были детьми! Та же черная согбенная старуха быстро расставляла пиалы и касы с какими-то сладостями, засахаренными и свежими фруктами, а Улугбекович открыл дверцу в стенке, где оказался отделанный зеркалами бар-холодильник с бутылками замысловатой формы, и достал «Столичную», а Паштет подумал: хорошо, что здесь нет ребят. Потом ели что-то вкусное и горячее, национальное, из глубоких керамических плошек. То ли густой суп, то ли второе блюдо с обильной подливой. Лерыч сказал, что называется это лагман.

- Кесма лагмон, - уточнил Улугбекович. Таковы были первые слова, которыми он удостоил ребят. Впрочем, тут же он сообщил, что готовится это блюдо из лапши, мяса, сала и овощей, а именно - лука, баклажана, редьки, моркови, помидоров, болгарского перца, капусты, с добавлением сельдерея, чеснока и разных специй. Русские названия баклажана, болгарского перца и сельдерея Улугбековичу подсказал Валерий Иванович.

Ребята поглядывали на кинжал, а когда Улугбекович отошел к двери, чтобы отдать очередное распоряжение старухе, Гера толкнула Лерыча ногой под столом и показала глазами на ковер с оружием. Лерыч остался непроницаем. Потом пили зеленый чай, и Лерыч будто невзначай поинтересовался кинжалом.

- Новое приобретение, - сказал Улугбекович. - Хорош? Ему не больше двухсот лет, но сделан под старину. - Он подошел к ковру, снял кинжал с ковра и протянул Валерию Ивановичу.

- Очень хорош, - похвалил Лерыч. - Похоже на средние века. Это булат. Но для того, чтобы датировать такую вещь, нужен специалист. Я не обижу вас, если скажу, что с давних пор рынок оружия был богат подделками и весьма искусными? Спросить у наших музейщиков, кто может вас проконсультировать?

- Не надо. У меня есть знающий реставратор. Он определит время и место изготовления.

- Сохранность отличная, работы тут немного. А рубин и бирюзу, если это старинная вещь, вставлять не надо. Кинжал должен остаться, как есть, потому что новая вставка равна порче.

Лерыч рассматривал кинжал, ребята сгрудились над ним и поедали глазами изящно изогнутый клинок из какого-то странного темного металла с выпуклой сеточкой узора, по которому шла вязь букв. Рукоять венчала голова сокола из слоновой кости с позолоченным клювом и красным, словно налитым кровью, рубиновым глазом. Та часть, за которую брались рукой, была обвита крученой серебряной проволокой, а у клинка заканчивалась юбочкой из слоновой кости с резными перышками, в каждое из которых была вставлена бирюза. Один рубин и две бирюзинки были утрачены, от них остались только гнезда.

- Что это за надпись на клинке? - спросила Варя.

- Какая-нибудь сура из Корана, - предположил Лерыч. - Может быть, год выделки. Известна такая надпись на одном из старых клинков: «Клянусь смертью, я - то зеркало, в которое будут глядеться враги». - Лерыч бережно передал кинжал хозяину.

- А что здесь самое старинное? - спросил Паштет.

- Настоящей старины здесь нет. Я серьезно не собирал и не изучал оружие. Может быть, теперь займусь.

- А мы видели ваш портрет в чайхане, - сказала Варя.

- Какой портрет? - не понял Улугбекович, но насторожился.

- Как этот, только в синем халате, а ковер вишневый.

- Не может быть! Вот негодяй! - взорвался Улугбекович. Лицо у него сделалось красным, как халат на портрете, щека мелко подергивалась. Ласковые, словно в сиропе плавающие глаза стали похожи на бульдожьи. - Популярности ищет великий народный художник! Я покажу ему и величие, и славу!

Варя виновато глянула на Лерыча. Но он как ни в чем не бывало перевел разговор на дела экспедиции.

Улугбекович сам проводил гостей. Уже стемнело, вдоль дорожки горели фонари, похожие на светящиеся карандаши. Загадочно дышал сад. Журчали призрачные струи фонтана, а в чаше его вспыхивали голубые искорки. Когда калитка в железном заборе лязгнула засовом, ребята сразу же набросились на Валерия Ивановича с вопросами:

- Зря я про портрет? - выпалила Варя. - И Вахруддинова подвела! Он же его в порошок сотрет!

- Все равно Улугбекович очень скоро узнал бы про портрет. Интересно только, что твое сообщение было для него новостью.

- А что вы думаете про кинжал? Какого он времени?

- Я же говорил, что не разбираюсь в оружии. Мне и лукавить не пришлось.

- Но мнение у вас есть?

- Мое некомпетентное мнение таково: кинжал очень старый. Может быть, времен Тимура, а может, и более ранний. Клинок из булата, то есть из стали очень высокого качества. В средние века ее изготовляли и в Индии, в Средней Азии и в Сирии - в Дамаске, слыхали, наверное, - дамасская сталь? А видели сеточку узора на клинке? Чем темнее сталь и выпуклее узор, тем она считалась лучше.

- А про подделки, это правда?

- Правда, но я не верю, что это подделка. Он хотел, чтобы я сказал про подделку - я и сказал. Мне показалось, будто он специально приуменьшает возраст кинжала.

- А как узнать, сколько ему лет?

- Для этого нужна экспертиза. В разные времена и в разных местах формы клинка, рукояти, узоры на ней, камни, их обработка и всякие иные украшения были разных форм. А в данном случае есть еще и надпись на клинке. Иногда по одной надписи можно датировать клинок, потому что каждая эпоха имела свой стиль выражения. Встречаются известные изречения, которые принадлежат определенным эпохам. Существовал и стиль написания - почерк. А иногда на клинке писали имя владельца!

- Но он отказался от эксперта! Не хочет показывать кинжал? И зачем собирать коллекцию, не имея представления, что собираешь?

- Паша, о чем ты говоришь? Никакая это не коллекция. Коллекция - идея, систематика, а фундамент ее - знание и изучение. То, что мы видели, - отдельные экземпляры оружия. Декорация. Символизирует богатство. Вот и все.

- Не повернуть ли наших верблюдов от пустыни общих рассуждений к оазису частных, - предложила Варя. - У меня впечатление, что мы сегодня узнали и услышали много важного, только я не могу все это связать.

- Это ты точно подметила, - согласился Лерыч. - Нет какого-то связующего звена. Мы имеем три идентичных рубина: один из погребения, другой из хижины старика, третий на рукояти кинжала. Еще один факт: убийство Улугбека, которому были нанесены раны неизвестным оружием с серповидным клинком. Вся эта мозаика не складывается.

- А вы уверены, что связующее звено появится?

- В жизни бывают невообразимые, совершенно неправдоподобные случайности и совпадения. Но можно их дожидаться до второго пришествия! Нам надо быть внимательными. И думать. И пока помалкивать про кинжал.