Датская сказка
Служил в Дании солдат по имени Ларе. Исполнял он королевские приказы ровно восемь лет, и настал срок ему с солдатчиной проститься. Рад был Ларе, что службе конец пришел: ведь кому служба – мать, а кому – мачеха. Неохота только с тощим кошельком домой возвращаться. Считали, прикидывали, а больше трёх скиллингов солдату в расчёт никак не выходило. Этакая малость за восемь лет службы! Спасибо хоть отдали ему те скиллинги сразу. А то, бывало, покуда солдатские кровные денежки получишь, с ног собьёшься.
«Ладно хоть так обошлось!» – подумал Ларе и отправился в путь.
Весёлый малый был солдат! Идёт, палкой помахивает, песенки распевает. А навстречу ему старушонка убогая; горько-горько плачет, на нужду свою жалуется.
– Не подашь ли, служивый, скиллинг? – спрашивает старушонка.
– Отчего не подать! – говорит солдат. – У меня и всего-то три скиллинга, а два ли, три ли – всё одно. Нет денег – и это не деньги. Может, хоть тебе мой скиллинг пригодится.
Немного погодя повстречалась ему другая старушка, да такая сгорбленная, что голова книзу клонится и лица никак не разглядеть; горько-горько плачет, долю свою проклинает и молит слёзно:
– Не подашь ли, служивый, скиллинг?
– Ладно, – говорит солдат. – У меня два скиллинга, а у тебя ни одного; коли дам тебе один, мы богатством сравняемся. Бери на здоровье!
Отдал он ей половину своих денег и дальше пошёл; легко у солдата на душе и легко в кармане. Идёт, песенки распевает.
Немного погодя повстречалась ему третья старушка; горько-горько плачет, милостыню просит:
– Не подашь ли, служивый, скиллинг?
Усмехнулся солдат и отдал ей последний скиллинг.
– На, бери! У меня всего-то один скиллинг; а есть он, нет ли – разница невелика. В кошельке у меня ветер гуляет, теперь уж никому помочь не смогу.
Пошел солдат дальше, весёлый-превесёлый. И добра-то у него теперь осталось – только старая одёжка, что на нём, да ранец за спиной. В ранце том рваная рубаха да пара дырявых носков. Правда, была у него ещё пачка жевательного табака.
Идет солдат, солнцу и теплу радуется, табак жуёт, палкой помахивает, песенки распевает, да так звонко, что отголоски далеко по холмам разносятся.
Входит Ларе в лес и видит: сидит на камне старушонка, отдыхает, видно. А камень-то огромный-преогромный.
– Садись, служивый, потолкуем, – говорит старушка. – Довелось нам с тобою и раньше трижды встречаться, да ты всякий раз так торопился, что мы и словечком с тобой не перемолвились.
– А, так это ты все мои скиллинги выманила! Ну да на здоровье! Не зря они тебе достались. Пришлось небось побегать! Прыткая ты, что правда, то правда! А потолковать я с тобой не прочь! Чего тебе надо?
Уселся Ларе на камень рядом со старушкой, посмотрела она на него и говорит:
– Загадай три желания!
Почесал солдат в затылке.
– Что б такое загадать? Ну, это проще простого! Хочу я жить с людьми в мире и дружбе, без этого не быть человеку счастливым. А ещё хочу, чтоб ранцу моему никогда износу не было – денег на новый мне всё равно не раздобыть.
– Загадай последнее желание! – сказала старушка.
И Ларе загадал:
– Пусть всё, что ни прикажу, мигом попадёт в мой ранец, а захочу – пусть ранец снова пустой будет.
– Сбудутся твои желания. Счастливого пути! – проговорила старушка и вдруг пропала, будто сквозь землю провалилась.
«Куда она подевалась? – подумал солдат. – Ну да не моего это ума дело!»
Поднялся он и снова тронулся в путь, но, на беду, споткнулся о камень, на котором сидел вместе со старушкой. Рассердился Ларе, помянул чёрта и пожелал: «Ну-ка, камень, ступай ко мне в ранец!»
А камень скок-поскок – и уж лежит в его ранце.
Но был тот камень такой огромный да тяжёлый, что потянул Ларса книзу. Опрокинулся солдат через голову и покатился по земле. Катится он, катится, синяки и шишки набивает! Натолкнулся, к счастью, на кряжистое дерево и остановился.
Отдышался солдат – уф-уф! – и прищурил глаз. Смекнул наконец: «Старушка-то, видно, не зря болтала – дело, выходит, серьёзное. Вот так здорово! Только я загадал, а камень уж в ранце лежит».
Пожелал Ларе от камня избавиться, и камень – скок-поскок – выпрыгнул из ранца.
Пошёл солдат дальше, весёлый-превесёлый. Только вдруг у него под ложечкой засосало, проголодался служивый: уж очень долго шёл он в тот день.
Видит Ларе: стоит у дороги помещичья усадьба. И надумал он зайти туда, хлеба ломоть попросить. Так и сделал. Заходит на поварню, а повариха как раз хлеб нарезает и маслом ломти намазывает.
– Не найдётся ли для меня хлеба ломоть? – спрашивает солдат.
– Найтись-то найдётся, – говорит повариха, – да только в этом доме всякий кусок на счету. Несдобровать мне, коли даже самой малости недосчитаются.
– Дом-то господский, а обиход, видать, сиротский! – сказал солдат.
– Твоя правда! – говорит повариха. – А может, тебе к помещику зайти? Потолкуй с ним, глядишь, и покормить велит! Бывают же чудеса на свете. Он у себя в горнице сидит. Как выйдешь за дверь, так иди всё прямо.
– Спасибо за совет! – поблагодарил повариху солдат и пошёл к помещику.
А тот как раз деньги свои считает. Видит солдат: стоит на столе глиняный горшок, из тех, что в Ютландии делают, и в нём полным-полно золотых дукатов, а на полу – сундук железный, и в нём далеров серебряных не счесть сколько!
– Ну, какой за тобой должок? – спрашивает помещик. Он и не взглянул на солдата, думал, кто-то из издольщиков плату принёс.
– Ни долгов, ни денег у меня не водится. А вот велишь меня накормить – спасибо будет за мной, – говорит солдат.
Помещик аж покраснел – не привык он, чтоб его о чём-нибудь за спасибо просили. Спасибо-то в карман не положишь и шубу из него не сошьёшь! Замахал он на солдата руками, затопал ногами и кричит:
– Вон со двора!
Встал Ларе по стойке «смирно», сам себе скомандовал: «На-а-пра-во!» – повернулся и солдатским шагом марш-марш со двора.
Шёл он, шёл, а потом, ухмыльнувшись, говорит:
– Ну-ка, золотые дукаты, прыг ко мне в ранец!
Фь-ю-ю-ють! – и уже лежат в солдатском ранце золотые дукаты из ютландского горшка.
«Так! – подумал солдат. – Не худо бы и серебром разжиться, золотом только хвастуны расплачиваются».
– Ну-ка, серебряные далеры, прыг ко мне в ранец! Да столько, чтоб унести под силу было. Лишнего мне не надо!
Фью-ю-ють! – и уже лежат в солдатском ранце серебряные далеры из помещичьего сундука.
Стал ранец тяжёлый-претяжёлый, а все равно полегче полной походной выкладки, к которой привык солдат на службе.
Отправился Ларе дальше; идёт, песенки распевает. Пришёл он под вечер в небольшой городок, постучался в дверь самого что ни на есть богатого постоялого двора и попросил еды и питья.
Стал Ларе за обе щеки ужин уписывать. А с ним за столом важные господа сидят. Вот и давай они над простым солдатом потешаться. Смешно им, как он на еду налегает.
Поел солдат и стал карманы выворачивать: сначала один – пустой и рваный, потом другой. А там, кроме початой пачки табаку, хоть шаром покати. Тут уж господа со смеху животы надорвали.
– И на старуху бывает проруха, – говорит один из них. – Знатный граф тоже, случается, дома деньги забывает, только жадность всегда при нём.
А солдат будто и не слышит. Кладёт он на стол ранец, раскрывает его и внутрь заглядывает. А господа ещё пуще хохочут, за животы хватаются. Только хозяину не до смеха. Смотрит он на Ларе волком, боится: не заплатит ему солдат. А солдат будто и не видит его опасений. Достаёт он пригоршню дукатов, швыряет на стол и говорит:
– Сдачи не надо!
Вытаращили тут важные господа глаза, слова вымолвить не могут, точно им рты заткнули.
А хозяин заулыбался, Ларе кланяется. Приказал он бутылку вина принести в награду за щедрость.
– Не найдётся ли у тебя горницы переночевать? – спрашивает Ларе.
– Горницы все постояльцами заняты, – говорит хозяин, – одна только пустая стоит, да ночевать в ней нельзя. Кто там заночует, тут же ночью помирает. Я, как стал хозяином, никого туда не пускаю, горница у меня на запоре.
– Самая подходящая для меня квартира! – сказал солдат. – Прибери там хорошенько, стол накрой к ужину. Не забудь принести четыре бутылки вина и четыре свечи поставить, да положи четыре колоды карт, а как всё сделаешь – неси мне ключ от горницы.
Мялся хозяин, мялся, а потом и говорит:
– Моё дело остеречь, а коли ты, господин, всё равно там ночевать хочешь, что ж, воля твоя!
Пришло время спать ложиться. Отправился солдат в страшную горницу. Высыпал он из ранца на стол все золотые дукаты и серебряные далеры, зажёг четыре свечи, открыл четыре бутылки вина к ужину, о котором позаботился хозяин, проверил четыре колоды карт. Положил Ларе ранец на пол, уселся за стол и ждёт, что дальше будет.
Немного погодя как затрещит в печке огонь, как печка подпрыгнет! Отскочила дверца, заколыхалось пламя – и вывалился на пол чёрный клубок. Разматывался тот клубок, разматывался, рос, рос, покуда не обернулся огромным чёрным чёртом с рожками, хвостом и клыками. И страшен же был тот чёрт! Вместо ногтей у него – когти звериные.
– Добро пожаловать, друг любезный! – спокойно и ласково говорит солдат. – Садись к столу да подкрепись маленько.
Не успел он речь свою кончить, огонь опять как затрещит, печка как подпрыгнет! Отскочила дверца, заколыхалось пламя – и выкатился на пол другой чёрный клубок.
Обернулся тот клубок таким же огромным чёрным чёртом. А за ним и третий чёрт тут как тут. Кувыркаются на полу трое чёрных чертей. Солдат ласково со всеми тремя разговаривает, к столу просит и вином угощает.
Наелись черти, напились. Ларе их спрашивает:
– Не перекинуться ли нам в картишки?
Завизжали черти от радости и давай с солдатом в карты играть.
Играют они, играют, а сами потихоньку к солдату подбираются, когти в него запускают.
– Эге! – говорит солдат. – Неплохо с дружком в картишки играть, да когти в него ни к чему запускать! А ну, полезайте ко мне в ранец!
Фью-ю-ють! – и уже сидят в солдатском ранце три чёрта. Как они там ни барахтались, как ни визжали, как ранец ни когтили – всё зря. Ведь ранцу тому износу не было.
– Сидите, покуда не выпущу! – приказал солдат. – Теперь и потолковать с вами можно. И время быстрее пройдёт! Чего это вы сюда в горницу повадились? Что вам здесь надо?
– Тут за печкой пивной котёл с золотом стоит. Вот мы его и караулим, – сознались черти.
– Всего-то и дела! Стоит из-за денег честных людей в страхе держать! – подивился солдат.
Стали тут черти скулить: молят солдата на волю их выпустить. А Ларе и ухом не ведёт. Скинул сапоги, улёгся в постель и крепко заснул.
Рано поутру пришел хозяин и заглянул в замочную скважину. Так и есть: лежит Ларе и, похоже, не дышит – видно, мёртвый. Стал тут хозяин бить-колотить в дверь.
Проснулся солдат, помянул чёрта и кричит:
– Чего надо? За ночлег заплачено, а спать не дают!
Убрался хозяин – рад-радёшенек, хоть не очень ласково обошёлся с ним Ларе. Солдат-то в живых остался! Вот счастье привалило! Нашёлся неробкий человек – никакое колдовство ему не страшно!
Выспался Ларе и пошёл к хозяину. А тот уже его поджидает. Не терпится ему послушать, что да как!
Но из солдата ничего не вытянешь. Сказал только, что спал, дескать, сладко, а теперь не худо бы позавтракать.
Хозяин перед Ларе травой стелется; чего только на стол не ставит – ешь, сколько хочешь. Солдат ел-ел, всё, что на столе было, съел и спрашивает:
– Не найдётся ли в городе двух дюжих парней?
– Как не найтись! – отвечает хозяин.
– Ну так зови их сюда, – говорит Ларе, – да гляди, чтоб были самые что ни на есть дюжие. Работёнка их ждет нелёгкая.
– Какая такая работёнка? – любопытствует хозяин.
– Надо ранец мой к кузнецу оттащить, пусть из него пыль выколотит. Для этого дюжие парни и требуются, не всякому под силу такой ранец поднять.
«Не иначе как рехнулся, – подумал хозяин. – А может, из него ещё вчерашний хмель не выветрился?»
Но перечить Ларе не стал: платил солдат исправно, не скупясь.
– Ладно, – обещает хозяин, – приведу тебе двух дюжих парней, останешься доволен.
Послал он мальчишку в город, и тот привёл двух здоровенных молодцов.
Оглядел их Ларе и спрашивает:
– Хотите по серебряному далеру на брата заработать? Тащите этот ранец к кузнецу, пусть из него пыль выколотит.
Переглянулись парни и думают: «Везёт же нам! Шальные, видать, у него деньги. Работа-то пустяковая!»
Взялись они за ранец, хотят поднять его, да не тут-то было. Еле-еле от пола оторвали!
С охами и вздохами вытащили силачи ранец из дому. Идут, по́том обливаются; покуда до кузницы добрели, семь раз останавливались дух перевести.
Хозяин постоялого двора вместе с ними пошёл. Объясняет он кузнецу: остановился-де у него один денежный человек. И желает, чтоб кузнец пыль из его ранца выколотил. Человек этот то ли рехнулся, то ли под хмельком ещё со вчерашнего, но перечить ему не стоит: платит он не скупясь.
Подошёл тут солдат и спрашивает:
– Сколько за работу возьмёшь?
– Далера два-три, – отвечает кузнец.
– Смотри, продешевишь, – говорит солдат. – За такую работу не меньше пяти далеров брать надо. Но уж чтоб выколочено было на совесть.
– А как же иначе? За такие-то деньги! Пылинки в твоём ранце не останется, – обрадовался кузнец. – Только вот останется ли что от ранца под нашими молотами?
– Уж это не твоя забота! Молотите, сил не жалейте!
Два силача ранец на наковальню едва взвалили, а кузнец трёх подмастерьев приставил пыль из него выколачивать.
То-то было веселье! Такой потехи в здешних краях не видывали.
Засучили рукава молодцы, поплевали на ладони – да как размахнутся, как ударят молотами по ранцу! Поднялись тут такие визг и вой, что у подмастерьев молоты из рук от страху попадали. Стоят, на ранец уставились, слова вымолвить не могут.
– Не бойтесь, – говорит солдат, – это кожа у ранца усохла, вот он и скрипит, будто кто воет. Скоро вою конец придет.
Опять взялись подмастерья за работу. Бьют, молотят, пот с них ручьями льёт. Думали они поначалу, что от чёртова ранца ничего не останется. Как бы не так! Молотили они, молотили, а ранец всё такой же, как и был.
Солдат одно твердит:
– Сил не жалейте! Вы и половины дела не сделали! Пыли в ранце накопилось немало. Ведь по каким только дорогам я его не таскал, и на войне он со мной побывал.
С трёх смешливых подмастерьев семь потов сошло, обессилели они вконец и молоты из рук выпустили. Позвал кузнец трёх новых молодцов. Взялись они со свежими силами за работу – и давай ранец молотами гвоздить. А он по-прежнему целёхонек. «Видно, ранец этот тролль заколдовал», – подумали они. Глядят – ранец железом окован. И надумали подмастерья железо молотом бить. И не такое им сгибать приходилось! Но и железо не поддаётся, хоть умри! Обессилели они и молоты выронили. А ранец лежит на наковальне всё такой же, как был.
– Хватит, пожалуй, – говорит солдат.
Заплатил он кузнецу пять далеров, еще один дал в придачу и наказал силачам тащить ранец к реке.
Притащили молодцы ранец к реке, открыл его Ларе, глядь – а в нём чёрной трухи полным-полно, и несёт от той трухи серой. Это трёх чертей кузнечные молоты в труху истёрли. Высыпал солдат труху в реку, вздулись, почернели её воды. Понеслась чёрная река на сотни миль к Северному морю. Влились чёрные воды в синее море, и поплыла по морю грязная пена.
Минула неделя, очистились река и море, снова стали синими, прозрачными.
А что было с солдатом?
Воротился Ларе на постоялый двор вместе с хозяином и рассказал ему, что в страшной горнице за печкой котёл с золотом спрятан.
Отодвинули они печку от стенки, выломали кирпичи, а там и вправду пивной котёл стоит. И набит он до самого верха золотом.
Солдат, ясное дело, поделился с хозяином, отдал ему добрую половину. А хозяин на радостях, да ещё за то, что Ларе всю округу от страха избавил, подарил ему сад.
Построил солдат в том саду дом и зажил припеваючи. А как же иначе: был он человеком и добрым, и честным, и не робкого десятка. И ещё: жил он с людьми в мире и дружбе – без этого человеку счастья не бывает.