Сквозь туман заблуждений, сквозь дебри                               сомнений Пробирается вдаль человеческий гений: Зажигает фонарь на вершине маячной, По тростинке проходит над пропастью мрачной, В тяжких недрах земли обливается потом, На серебряных крышах стоит звездочётом, Над морями на тихом летит монгольфьере, Разбивается насмерть на личном примере. Он на землю приходит то пылким Икаром, То бесстрашным и добрым Алленом Бомбаром, – Личным другом Надежды, врагом Заблужденья, Чья рука равносильна руке провиденья, – Фермопильским вождём, капитаном                               «Кон-Тики», Человеком, бегущим на дальние крики… Летописцем, исполненным вещего рвенья Никого не забыть, кроме пугал забвенья. В каждом веке он первый. Но в деле, в котором Подозренье в корысти покажется вздором, Где никем не могло бы тщеславие двигать, Где гляди не гляди, а не выглядишь выгод: Между койками ходит в чумном карантине, Служит крошечным юнгою на бригантине, Над полями сражений, как в тягостной сказке, Кружит ангелом с красным крестом на повязке… И на крылья свои, с неизвестной минуты, Надевает суровые тайные путы, Чтобы в грусти своей и себе не сознаться, Чтобы в самом страданье своём – не зазнаться. Ибо нет на земле и не будет деянья, Чтобы стоило ангельского одеянья. Ибо странно мечтать о блаженстве небесном, Не ходив по земле пешеходом безвестным. Сквозь туман заблуждений, сквозь дебри                                  сомнений Пробирается вдаль человеческий гений: Зажигает фонарь на вершине маячной, Чтоб горел его свет, как венец новобрачной. И приходят титаны в раздумье глубоком, И кончаются в муках, когда ненароком Застревают, как стрелы, в их ноющем теле Их конечные, их бесконечные цели. Убегаем от чар, возвращаемся к чарам, Расправляемся с ними – то зря, то недаром… …Далека же ты в небе, звезда Идеала! Но стремиться к тебе – это тоже немало.