По клетке, шкафами задвинутой, Где книги в пыли вековой, Взъерошенный, всеми покинутый, Он бегает вниз головой. Чудак с потускневшими перьями! Чудит, а под веками – грусть. Язык истреблённого племени Он знает почти наизусть. Язык, за которым учёные Спускаются в недра веков, Где спят города, занесённые Золой раскалённых песков… Язык, что плетьми виноградными Петляет по плитам гробниц И хвостиками непонятными Виляет с разбитых таблиц. Прекрасный язык – но забылся он, Забылся, навеки уснув. Огромный – но весь поместился он, Как семечко, в маленький клюв. Привык попугай разбазаривать Бесценную ношу в тоске, С собою самим разговаривать На умершем языке, В кольце кувыркаться стремительно, Вниманья не видя ни в ком, И сверху глядеть Снисходительно, Когда назовут дураком.