Великой Отечественной войне достается от Солженицына не меньше, чем сталинским репрессиям. В своем «Архипелаге» он транслирует полный арсенал мифов, использовавшихся как гитлеровской пропагандой, так и идеологами холодной войны.
Рассказывая об успехах вермахта в начале войны, Солженицын отмечает, что при этом «всеми численными превосходствами обладала Красная Армия». Этот миф впоследствии будет подхвачен и развит в работах многих ревизионистов истории великой войны. Дескать, немцы воевали не числом, а умением, а русские иваны даже своим огромным перевесом в живой силе не смогли поначалу воспользоваться.
В фундаментальной работе «Россия и СССР в войнах XX века», подготовленной под редакцией профессора Академии военных наук генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева, дается детальный анализ соотношения сил Германии и СССР накануне Великой Отечественной войны. Приведем всего несколько цифр из этого исследования.
На 22 июня 1941 г. восточная группировка германской армии насчитывала 5,5 млн человек, 47,2 тыс. орудий и минометов, 4,3 тыс. танков и около 5 тыс. боевых самолетов. На вооружении вермахта находились также трофейные танки Чехословакии и Франции. Кроме того, у границ Советского Союза приводились в боевую готовность 29 дивизий и 16 бригад союзников Германии – Финляндии, Венгрии и Румынии.
СССР располагал в западных военных округах 2,9 млн человек, 32,9 тыс. орудий и минометов, 14,2 тыс. танков, 9,2 тыс. боевых самолетов.
Легко подсчитать, что по численности личного состава германская армия превосходила советскую почти в два раза. А что касается техники, то, уступая по количеству, немецкие танки и самолеты намного превосходили советские по качеству и боевой эффективности. Лучшие образцы советского вооружения появились уже после начала войны, а знаменитый Т-34 был доведен до совершенства и вовсе лишь к весне 1944 года. К тому же значительная часть имсоветских истребителей и бомбардировщиков была уничтожена в первые дни немецкой агрессии.
Кроме того, вермахт располагал более обученными, имеющими значительный боевой опыт военными кадрами. В Красной армии опыт управления войсками в боевых условиях имели лишь 25% командных кадров, а 55% к началу войны находились на своих должностях менее чем полгода – в связи с недавно прошедшей реорганизацией РККА.
Таким образом, захватившим пол-Европы, хорошо оснащенным и закаленным в реальных боях немецким войскам в июне 1941-го с нашей стороны противостояла армия, вдвое меньшая по численности, вчетверо менее опытная, вооруженная устаревшей техникой. Так что соврамши герр Солженицын насчет «всех численных превосходств».
То же касается и «стремительного отступления» Красной армии в первые месяцы войны. Солженицын даже цифру точную приводит: 120 километров в день. Не надо, впрочем, быть дипломированным математиком, окончившим Ростовский университет, чтобы подсчитать, что расстояние до Москвы противник преодолел бы уже за девять дней такого наступления.
Сами немцы рассчитывали добраться до Москвы месяца за полтора. Гиммлер даже приглашения заранее разослал на победный парад по Красной площади, запланированный на 12 августа 1941 года. Для участников и гостей парада отдел военной картографии и геодезии генерального штаба сухопутных войск Германии успел издать путеводитель по Москве.
Однако на подступах к древней столице немцы фактически оказались лишь через пять месяцев. В то время как Наполеону в его безмоторные времена потребовалось для этого всего два с половиной месяца.
К слову, на одном из военных совещаний, состоявшихся в декабре 1944 года, Гитлер заявил: «Я не помню ни одной наступательной операции, в которой мы – хотя бы в течение двух-трех дней – преодолевали по 50-60 километров. Нет, как правило, темп продвижения танковых дивизий к концу операции едва превышал скорость пехотных соединений».
Вот так, даже Гитлер ловит на вранье Солженицына!..
А вот что говорили сами немцы о «стремительно отступающих» русских.
«Уже сражения июня 1941 г. показали нам, что представляет собой новая советская армия, – вспоминал генерал Гюнтер Блюментритт, начальник штаба 4-й армии, наступавшей в Белоруссии. – Мы теряли в боях до пятидесяти процентов личного состава… Наши войска скоро узнали, что значит сражаться против русских. Фюрер и большая часть нашего высшего военного командования не имели об этом представления. Это вызвало массу бед».
Министр пропаганды Йозеф Геббельс, перед началом вторжения считавший, что «большевизм рухнет как карточный домик», уже 2 июля записывает в дневнике: «На Восточном фронте: боевые действия продолжаются. Усиленное и отчаянное сопротивление противника… У противника много убитых, мало раненых и пленных… В общем, происходят очень тяжелые бои. О “прогулке” не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ. К этому прибавляется еще и баснословное упрямство русских. Наши солдаты еле справляются».
За первые два месяца войны немцы потеряли 400 тысяч человек и половину всех своих танков. И это покорители Европы! Не удивительно, что в речах Гитлера для ближнего круга соратников уже в конце сентября 1941 года начали звучать почти пораженческие нотки: «Мы должны преследовать две цели. Первое – любой ценой удержать наши позиции на Восточном фронте. Второе – удерживать войну максимально вдалеке от наших границ».
Вот чего боялся Гитлер еще задолго до поражения под Москвой – русских войск у германских границ! Вот так-то, оказывается, «бежали от немецких танков» советские солдаты! Вот вам и одним только Солженицыным и увиденные «стремительный и глубокий откат армий, какого не знала Россия за все 1000 лет, да наверно и ни одна страна ни в одной войне»!..
«Нам надо пройти до Волги еще только один километр, но мы его никак не можем пройти. Мы ведем борьбу за этот километр дольше, чем за всю Францию, но русские стоят, как каменные глыбы», – а это уже слова простого немецкого солдата, участника великой Сталинградской битвы.
Ход этой битвы Солженицын также представляет в совершенно ложном свете. Оказывается, «цементом сталинградской победы» были… штрафные роты, набиравшиеся из «офицеров и солдат, не желавших стоять насмерть и отступавших без разрешения, – тех самых, кому, по словам бессмертного сталинского приказа № 227 (июль 1942), Родина не может простить своего позора».
Трудно представить, как оснащенные легким оружием штрафники могли бы в течение нескольких месяцев сдерживать наступление моторизированной армады Паулюса. Да и как бы они могли «завалить своими трупами» полуторамиллионную вражескую группировку, если за всю войну через все штрафные части прошло всего 422 700 человек? И это еще притом, что и срок службы в подобных подразделениях был очень недолгим – первый же выигранный бой или полученное ранение возвращали штрафникам воинскую честь, и они отправлялись к прежнему месту службы.
Отдельно надо сказать про «людоедский» приказ №227 «Ни шагу назад!», в котором впервые было сказано об образовании штрафных рот и о применении высшей меры наказания к трусам и предателям (ох, поежился, должно быть, Солженицын, узнав об этом приказе в далекой Костроме, где отрабатывал «тигриную походку»).
Знаменитый приказ зачитывали перед строем в каждой воинской части, и воспринимали его не как угрозу, а как разъяснение стратегии. Дело в том, что среди солдат и офицеров распространилось губительное заблуждение, что можно вести войну «кутузовским способом», то есть отступать до Урала, заманивая немцев вглубь и беспокоя партизанскими вылазками. К сожалению, это бы не сработало: с потерей европейской части СССР утратил бы и большую часть промышленных предприятий, пахотных земель и нефтяных месторождений, в то время как Гитлеру открывался прямой путь к богатейшему нефтеносному Среднему Востоку. Не удалось бы и эвакуировать большую часть мирного населения. Потеря Сталинграда и Кавказа подтолкнула бы к агрессии Японию и Турцию. Как могла бы отвоевать все территории обратно маленькая, лишенная всех ресурсов «сибирская республика» в которую бы превратился бы СССР?
На территории победившего Рейха осуществлялся бы план «Ост», то есть сотни миллионов людей были бы уничтожены, прежде всего, мы, славяне. От русских остались бы в лучшем случае несколько миллионов прячущихся по лесам партизан, которые рано или поздно были бы уничтожены, вымерли бы или сами сложили оружие. Мы просто перестали бы существовать.
Вот почему так важен был приказ Сталина, который, как свидетельствуют настоящие, не отсиживавшиеся по тылам и дальним блиндажам участники войны, лишь утвердил дух русских воинов. «Все мы знали его решительность, его суровость, но в то же время … испытывали одинаковое чувство: да, хватит отступать, хватит!» – вспоминал писатель-фронтовик Юрий Бондарев, прошедший через сталинградскую мясорубку. Именно от него и его сверстников, ставших подлинным «цементом» победы, зависела тогда судьба великой битвы, всей войны, всего мира и всей истории. Соотношение сил составляло: по людям 1,2: 1, по орудиям и минометам 1: 1, по танкам 2: 1, по самолетам 3,6: 1 в пользу противника. Кто скажет, что мы победили «трупозаваливанием»? Только героизмом и воинским искусством!
Необходимо было выстоять любой ценой – пока Сталин и Ставка верховного главнокомандующего подготовят силы для контрнаступления. И наступление было подготовлено: блестящая военная операция «Уран», вошедшая во все учебники военной истории – главная битва Второй мировой войны, в которой с обеих сторон сошлось до 2,5 млн человек. Всего за время Сталинградской битвы, с 17 июля 1942-го по 2 февраля 1943 год, армии фашистского блока потеряли около 25% сил, действовавших на советско-германском фронте. До 1,5 млн солдат и офицеров противника (с учетом потерь в ВВС) было убито, ранено и взято в плен.
Сталинградская битва стала великим переломом во Второй мировой войне. Мужество советских бойцов, действительно, стало камнем, о который в осколки раздробилась под Сталинградом хваленая тевтонская сталь. Почувствовав вкус победы, советские солдаты гнали немца до самого Берлина. И 2 мая 1945 года над Рейхстагом взметнулся красный флаг – к большому сожалению для Солженицына, считавшему благом для своего народа… военное поражение.
«Простая истина, – пишет он в “Архипелаге”, – но и ее надо выстрадать: благословенны не победы в войнах, а поражения в них! Победы нужны правительствам, поражения нужны – народу. После побед хочется еще побед, после поражения хочется свободы – и обычно ее добиваются. Поражения нужны народам, как страдания и беды нужны отдельным людям: они заставляют углубить внутреннюю жизнь, возвыситься духовно».
Победа Советского Союза в войне для Солженицына – это, прежде всего, победа Сталина, победа большевизма. А значит, продолжение страшного Гулага и «азиатчина» (в духе «Майн кампф» Солженицын использует эпитет «азиатский» в уничижительном смысле: низшая де раса). Что плохого в поражении от немцев? Человек глупый и недальновидный, Александр Исаевич не понимает, что в случае победы Гитлера он, красный командир с сомнительным отчеством, продолжил бы свой земной путь разве что в качестве куска мыла. Он видит в фашистской оккупации лишь небольшие неудобства – ну, например, «из школы придется вынести портреты с усами и, может быть, внести портреты с усиками». Ну еще и «елка придется уже не на Новый год, а на Рождество, и директору придется на ней (и еще в какую-нибудь имперскую годовщину вместо октябрьской) произнести речь во славу новой замечательной жизни».
Солженицын уверяет, что не один он такой был – иначе откуда тогда бы появилось во время войны столько предателей-власовцев?
Пытаясь реабилитировать власовцев в глазах советской общественности, Солженицын прекрасно сознает, что задача эта – архисложная. «Слово “власовец”, – сетует он, – у нас звучит подобно слову “нечистоты”, кажется, мы оскверняем рот одним только этим звучанием и поэтому никто не дерзнет вымолвить двух-трех фраз с подлежащим “власовец”. Но так не пишется история…»
К феномену власовщины Солженицын предлагает отнестись «объективно и беспристрастно». Он даже само слово это берет в кавычки, дескать, у нас всех под одну гребенку. «Еще понадобятся годы и книги, чтобы понятие это проанализировать, выделить разные категории, и тогда в остатке получены будут “власовцы” в собственном смысле – то есть прямые сторонники или подчиненные генерала Власова с тех пор, как он в немецком плену дал свое имя для антибольшевистского движения. Таких сторонников в иные месяцы войны насчитывалось всего лишь сотни, а собственно власовская армия с центральным подчинением и вообще, по сути, создаться не успела».
Солженицын отмечает, что малодушно сдавшийся в плен в июле 1942 года генерал-лейтенант Андрей Власов использовался фашистским командованием в целях исключительно пропагандистских – как символ «противосоветского сопротивления». Его имя фигурировало в листовках, разбрасывавшихся над советским фронтом, а сам он время от времени совершал агитационные поездки по занятым фашистами областям, вызывавшие, по клятвенному заверению Солженицына, всеобщее воодушевление и создававшие у населения «прямую видимость, что независимое русское движение – рождается, что независимая Россия может воскреснуть».
Однако немецкое командование не спешило создавать из русских военнопленных самостоятельные боевые подразделения, долгое время используя их лишь в качестве дармовой рабочей силы. За это недотепа Гитлер получает разнос от Солженицына: «Гитлеру недоступно было, что единственная историческая возможность свергнуть коммунистический режим – движение самого населения, подъем измученного народа». И далее: «Если бы пришельцы не были так безнадежно тупы и чванны, не сохраняли бы для Великогермании удобную казенную колхозную администрацию, … то вряд ли пришлось бы нам праздновать двадцатипятилетие российского коммунизма».
Но не так уж тупы были фашисты, что не посылали на фронт подразделения, созданные из советских военнопленных, не полагаясь на их надежность. Они прекрасно знали о многочисленных фактах перехода таких подразделений к партизанам, на сторону Красной армии – целиком, в полном составе. Перебежчики получали оружие и воевали лишь под началом немецких офицеров – именно по такому принципу были сформированы, например, дивизии СС «Нахтигаль» и «Гали-чина»…
На создание самостоятельной Русской освободительной армии из целиком русских дивизий руководство вермахта решилось лишь в конце 1944 года. Только тогда генерал Власов и получил возможность действовать – «заведомо позднюю», как сокрушается Солженицын.
Ни на какие внятные действия против закаленной в боях советской армии власовские формирования были, конечно, неспособны, хотя кровушки ей попортили. Впрочем, одну заметную операцию РОА Солженицын все же упоминает.
В то время как генерал Власов обретался в безвыходной зажатости и, в параличе воли, отдавался концу (формулировки не наши – Солженицына, мы бы так не смогли – А.Б., О.М.), командир 1-й дивизии РОА Буняченко оставил свои позиции и повел своих бойцов на Чехию. По заверениям Солженицына, именно они в жарких боях освободили в мае 1945 года от гитлеровцев Прагу. «Будто в насмешку, чтобы подтвердить дальновидность самых недальновидных немцев, первая же власовская дивизия своим первым и последним независимым действием нанесла удар – именно по немцам. … (Чехи встречали русских цветами, в те дни – понимали, но у всех ли потом осталось в памяти, какие русские спасали им город?)».
И вновь поздравляем соврамши!
6 мая 1945 года власовцы, действительно, вошли в восставшую чешскую столицу и в нескольких районах города даже вступили в локальные бои с немцами, желая заработать славу освободителей Праги и с нею сдаться американцам. Но уже на следующий день они спешно ретировались, узнав, что из поверженного Берлина в Чехословакию несутся танковые лавины маршала Конева. Когда 9 мая советские войска мощным ударом выбили фашистов из Праги, никаких власовцев там уже не было и в помине.
Сдаться американцам под гарантии невыдачи их Советам у власовцев не получилось – западные союзники проявили, по словам Солженицына, «демократическую тупость», выдав нацистских пособников советскому командованию. Так было и под чешским Пльзенем, где в руки советских войск попала вся 1-я и почти вся 2-я дивизии РОА, так было и в австрийском Юденбурге, где англичане передали «Сталину на расправу» казачий корпус генерала Краснова.
«В своих странах Рузвельт и Черчилль почитаются как эталоны государственной мудрости, – пишет Солженицын, – и памятниками великому мужу со временем может покрыться Англия. Нам же, в русских тюремных обсуждениях, выступала разительно-очевидно систематическая близорукость и даже глупость обоих. … Какой военный и политический резон для них имела сдача на смерть в руки Сталина нескольких сот тысяч вооруженных советских граждан, решительно не хотевших сдаваться? Говорят, что тем они платили за непременное участие Сталина в японской войне. Уже имея в руках атомную бомбу, платили Сталину за то, чтоб он не отказался».
И то правда! Зачем «платить», когда можно ахнуть атомной бомбой по ненавистной Солженицыну Москве?
К власовцам Солженицын вообще испытывает особые чувства. Возможно, потому, что пришлось ему однажды столкнуться с ними в реальном бою. Это был первый и единственный случай, когда пули свистели в опасной близости от светлого чела нашего героя.
Это было в конце января 1945 года. В одну из ночей окруженные в восточно-прусском котле власовцы пошли на прорыв – аккурат через доблестную звукобатарею капитана Солженицына. «Накопясь в маскхалатах на снегу, они внезапно поднялись, бросились с “ура”… Под их трассирующими пулями наша последняя кучка бежала три километра снежною целиной до моста через речушку Пасарге. Там их остановили».
По совпадению или нет, но через несколько дней Солженицын был арестован. Теперь он смог вздохнуть спокойно: самое страшное было позади.
Уже позже, в «Архипелаге», он найдет оправдание своему позорному бегству. Не от кого-нибудь драпали артразведчики, не от болгар каких – от самих власовцев, чудо-богатырей, что «бьются круче всяких эсэсовцев». «Им нельзя было драться иначе, – объясняет герой-орденоносец. – Им не оставлено было выхода биться как-нибудь побережливее к себе. Если один “чистый” плен уже признавался у нас непрощаемой изменой родине, то что ж о тех, кто взял оружие врага?»
Но не одним лишь страхом попасть в страшный сталинский плен объясняет Солженицын неистовую смелость власовцев (а была ли эта неистовая смелость? может, просто у страха глаза велики?) Была, по Солженицыну, и другая причина, заставившая простых советских парней повернуть оружие против своего народа – натерпелись! «Когда началась советско-германская война – через 10 лет после душегубской коллективизации, через 8 лет после великого украинского мора, … через 4 года после бесовского разгула НКВД… – естественным движением народа было – вздохнуть и освободиться, естественным чувством – отвращение к своей власти».
Солженицын с удовольствием и, как уж это у него водится, – без ссылок на источники пересказывает истории о том, как целыми полками переходили на сторону Гитлера солдаты Красной армии, как хлебом-солью встречали немцев донские станицы, как целыми лагерями изъявляли желание служить врагу советские военнопленные. «На гордость нашу, – пишет Солженицын, – показала советско-германская война, что не такие-то мы рабы, как нас заплевали во всех либерально-исторических исследованиях: не рабами тянулись к сабле снести голову Сталину-батюшке».
(Рабами, по логике Солженицына, были те советские люди, что, не щадя жизни, боролись против оккупантов везде – на фронте и в тылу, в партизанских отрядах и соединениях, в подполье и на занятой врагом земле).
Откуда же черпал вдохновение литературный власовец Солженицын, повествуя о многомиллионной поддержке Гитлера населением советской страны?
Да уж не из архивных фондов.
«Триумфальная арка для господина Солженицына». Рис. Бориса Ефимова. Журнал «Крокодил», № 6, 1974 г.
В своем же «Архипелаге» Солженицын рассказывает о листовках, разбрасываемые фашистами с самолетов – эти листовки «легли на наши фронтовые поля, легли в наши памяти». Досуга у Солженицына в его командирском блиндаже, как мы помним, было много – читал все, что только под руку не подворачивалось. Читал и запоминал – а память у него, как известно, была феноменальная.
Так что многие цифры и факты, всплывшие в «Архипелаге», не случайны. Вот, например, 6 миллионов – именно таково, по утверждению Солженицына, число погибших от украинского «голодомора» 1932-1933 годов. Эта самая цифра родилась в кабинетах нацистского министерства пропаганды еще в 1934 году и была растиражирована обслуживавшим его интересы американским медиамагнатом Уильямом Хёрстом (18 февраля 1935 года его газета «Чикаго Американ» вышла с заголовком на первой полосе: «6 миллионов человек умерли от голода в Советском Союзе»). Во время войны эта же цифра фигурировала в листовках, сбрасывавшихся фашистами на советскую территорию, а через тридцать лет появилась и в тексте «Архипелага».
То же происхождение имеют и «свидетельства» о массовых переходах советских граждан на сторону Гитлера и энтузиазме, с которым в городах и селах встречали фашистов и их приспешников.
Вот Солженицын, например, пишет, как весной 1943 года повсеместное воодушевление встречало Власова в двух его пропагандистских поездках – смоленской и псковской. Откуда же информация? Да все оттуда же – из пропагандистских изданий власовцев. Владимир Бушин даже названия их раскопал:
«Власовцы и другие немецкие холуи русского происхождения издавали несколько газеток, и все с чрезвычайно красивыми названиями: “За Родину”. “Доброволец”, “Воля народа”… Так вот, одна из этих газеток, а именно “За Родину”, выходившая в Пскове, давала репортерский отчет о пропагандистской поездке Власова в этот город. Подробно рассказывала, как на вокзале их превосходительство был встречен городским головой Черепенкиным, взводом немецких солдат и некоторыми другими столь же необходимыми в данном случае лицами, как затем высокий гость направился в отведенную ему резиденцию, а немного позже принял парад “русских войск”, – ну, правда, не армии, не корпуса, не дивизии, не полка даже, а – батальона. Но и это было радостно. Во второй половине дня в комендатуре состоялось собрание. Как писала газета, произнесенная там речь Власова, его “благодарственные слова в адрес непобедимой германской армии и ее верховного вождя Адольфа Гитлера были встречены оглушительными аплодисментами”. Что же это, как не “воодушевление”! Слово получил и “представитель рабочего класса” некто Иван Боженко. Его речь о преданности рабочего класса их превосходительству и германской армии, судя по всему, явилась гвоздем собрания и, по заверению газеты, “вызвала всеобщее одобрение”, после чего сомневаться во всеохватном характере “воодушевления” просто смешно. Такие-то сведения узнаем из газеты “За Родину”».
Судьба генерала Власова и его власовцев хорошо известна, и Солженицыну вряд ли удалось бы здесь приврать сверх меры. Бойцы РОА заняли подобающее им место – на нарах рядом с Солженицыным: «Я докуривал после них, и они после меня, – вспоминал писатель, – и вдвоем с кем-нибудь мы выносили жестяную шестиведерную парашу». Бывший генерал Власов и одиннадцать его ближайших сподвижников были осуждены и повешены.
Знал бы трус и предатель Власов, что дело его продолжить жить уже в XXI веке! Вся наша оппозиционная интеллигенция, что слушает «Эхо Москвы» и радио «Дождь», ходит на «марши мира» с Немцовым и Макаревичем, только и делает, что повторяет кредо Власова: «Я борюсь не с Родиной, а с режимом». Собственно, и Гитлер с Геббельсом никаких претензий к нашим лесам и полям тоже не имели – они хотели в них жить, да и к людям не имели претензий – они хотели их эксплуатировать; им только режим и мешал на пути к завоеванию жизненного пространства. Плохой очень был режим, организовывал людей на борьбу с цивилизованной Европой…
Так напугавшие Солженицына под Адлиг Швенкиттеном власовцы и думать не думали бороться с каким-либо режимом – они просто спасали свою шкуру, знали, что они предали, и что́ им будет за их предательство, и никто из них не чувствовал никакой за собой правоты. Зато эту правоту за них придумали потом солженицыны.
Они как заразу разнесли убеждение, что нет ничего постыдного в том, чтобы в политической борьбе спокойно повторять вражеские голоса, оправдываясь тем, что «борются не с Родиной, а с режимом», тогда – со сталинским, потом – с брежневским, теперь – с путинским…
Между тем, у любого честного человека и патриота всегда должно появляться сомнение в правильности своих слов и действий, если только он замечает, что эти слова совпадают со словами заграничных голосов, а действия вызывают их похвалу…
Стратагема № 12
Перепишите историю. Уличите всех в неправде и расскажите, как, по вашему мнению, все было на самом деле. Возможно, именно ваша версия событий мировой истории будет преподаваться в школах.
Много теплых слов Солженицын находит и для другой категории «борцов с кровавым режимом» – украинских националистов. Автор считает, что с ними поступили нечестно – сначала в 1918 году лишили их недолгой независимости, а потом лицемерно объявили им, что они совершенно независимы и могут от нас отделиться, когда угодно. «Но как только они захотели это сделать в конце войны, их объявили “бандеровцами”, стали ловить, пытать, казнить и отправлять в лагеря». Но само это слово «бандеровцы», по уверению Солженицына, есть ничто иное, как просто ругательство, придуманное кремлевской пропагандой. Где вы видели бандеровцев? Нет никаких бандеровцев – есть просто «украинцы, которые не хотят чужой власти».
Уже в 2014 году эта конструкция будет активно использоваться российской либеральной оппозицией как аргумент против критиков киевского «майдана»: «Где вы увидели там “бандеровцев”?»… И это несмотря на многочисленные видео с факельными шествиями «Правого сектора» под черно-красными флагами и портретами Степана Бандеры. Несмотря на последующие резонансные переименования украинских улиц и проспектов и признания в любви к Бандере первых лиц «государства».
Ставшее главной приметой времени факельное шествие в центре Киева. 1 января 2018 г. Фото: «Политнавигатор»
С восхищением характеризуя бандеровцев как самых яростных борцов за свою свободу, Солженицын утверждает, что их оружие было направлено против двух тиранов сразу: «Узнав, что Гитлер не несет им обещанной свободы, они и против Гитлера воевали всю войну». Однако в архивах вермахта нет никаких свидетельств того, что бандеровцы нанесли хоть сколько-нибудь значительный урон немецким войскам, зато в архивах советских есть более чем достаточно доказательств их невероятной, нечеловеческой жестокости. И не только советских. В Польше есть музей, посвященный зверствам бандеровцев. А в нем – список из 137 различных способов уничтожения мирных жителей, включающий прибивание младенцев за язык к краю стола или разрывание их на две части с последующим захоронением вместе с еще живыми матерями.
Солженицын скрывает от читателей неудобную для него правду о тех зверствах, что вершились в годы войны под знаком трезубца. О Хатыни, Бабьем Яре, Волынской резне… Он лишь возмущается: «Почему нас так раздражает украинский национализм, желание наших братьев говорить и детей воспитывать, и вывески писать на своей мове? … Почему нас так раздражает их желание отделиться? Нам жалко одесских пляжей? черкасских фруктов?»
И пророчит: «С Украиной будет чрезвычайно больно».
Ну хоть здесь прав оказался Александр Исаевич. Стало. Благодаря ему же и стало. Сам антирусский проект «Украина понад усе» с бандеровскими флагами и лозунгами «москаляку на гиляку» стал возможен именно тогда, когда мы начали плевать в свою историю…
Как мы знаем, произведение Солженицына, в котором власовцы и прочие предатели и коллаборационисты не просто оправдываются, но и выставляются героями, приказом министра образования и науки Андрея Фурсенко от 9 сентября 2009 года включено в России в школьную программу, и теперь изучение романа является обязательным для всех российских старшеклассников.
«Наше правительство само выражает протест, когда нечто подобное делают прибалтийские или украинские власти – и при этом делает обязательным преподавание в школе вполне сходной идеологии, – возмущается историк Александр Дюков. – Надеюсь только, что его будут преподавать так же бездарно и формально, как лучшие произведения нашей литературы. Чтобы у среднестатистического школяра и десятилетия спустя после выпускного звонка не появлялось желание притронуться к этой книжке».
После войны плененные офицеры вермахта говорили на допросах: «Мы проиграли русскому учителю», имея в виду, что с нацию, со школьных лет воспитываемую в духе патриотизма на высоких нравственных идеалах, победить невозможно.
Сегодня мы воспитываем детей на предателе Солженицыне…