Логика «Архипелага» довольно примитивна.
1. Исходный тезис: СССР – зло. Абсолютное зло. Априори.
2. Все, что разрушает СССР – добро. И значит, любое предательство по отношению к своей стране – коллаборационизм, саботаж, подрывная деятельность, террор и выступление против собственного народа на стороне врага – оправданно.
3. Всякое сомнение в оправданности такого предательства – аморально.
4. Верность своей стране – преступна.
Та же логика, в принципе, свойственна и всем другим произведениям Солженицына. Но в наиболее ярком виде она проявляется в романе «В круге первом».
Как известно, существует два варианта этого романа. Один Солженицын приготовил для публикации в «Новом мире», другой, переписанный – для публикации на Западе. Общим для них является описание быта марфинской шарашки, в которой с 1947 по 1950 год находился сам Солженицын.
Различия, однако, значительны.
Новомирская, так называемая «лекарственная», версия рассказывает об ученом, который изобрел средство от рака и во имя человечества решил передать его секрет за границу. Спецслужбы не хотят, чтобы драгоценный рецепт покинул пределы страны. Дипломат Иннокентий Володин предупреждает старенького доктора, что на него готовится арест. И в итоге сам оказывается в тюрьме.
Так что же выше – интересы страны или интересы человечества? Солженицын отвечает однозначно: к черту страну, интересы человечества главнее; человек, предавший свою страну во имя общечеловеческих ценностей, не может считаться преступником!
Во второй, «атомной» версии, увидевшей свет в 1978 году, ни о каком лекарстве речи не шло, а рассказывалось в нем, наоборот, о дипломате Иннокентии Володине, который узнал, что советские разведчики собираются заполучить в Нью-Йорке секрет атомной бомбы, и попытался предупредить о том американское посольство. Подслушанный и записанный на пленку разговор доставляют в мар-финскую шарашку, сотрудники которой разрабатывают методику распознания голосов.
У Володина есть реальный прототип – некто дипломат Иванов, в декабре 1949-го Солженицын сам принимал активное участие в его разоблачении. Теперь же, по прошествии более тридцати лет дипломат изображается им как герой, положивший собственную жизнь во имя спасения человечества. Ведь пока бомба у американцев – мир в безопасности, но уворуй ее кровавый тиран – и начнет ею сразу бросаться направо и налево. Так все и будет, рассуждает герой Солженицына: «Атомная бомба у коммунистов – и планета погибла».
Эта мысль страшно нравится апологетам писателя. Биограф Солженицына Людмила Сараскина, например, так и пишет: «Нет сомнений, что, обладай Сталин подобной монополией, он бы не побрезговал атомной атакой». То ли дело ваши любимые американцы, да, Людмила Ивановна? Как-то даже неудобно напоминать вам о Хиросиме и Нагасаки!..
Заполучив ядерное оружие, США немедленно начали строить планы превентивного удара по СССР. Уже 14 декабря 1945 года Объединенный комитет военного планирования Англии и США принял директиву №432D, где были обозначены первые 20 целей для ядерных бомбардировок на территории Советского Союза – крупнейшие города и промышленные центры. А 19 декабря 1949 года в США был разработан военный план «Дропшот», предполагавший массированную бомбардировку ста советских городов с применением 300 атомных бомб и 29 тысяч тонн обычных и последующую оккупацию СССР силами 164 дивизий НАТО. Лишь успешное испытание первой советской атомной бомбы 29 августа 1949 года заставило Америку изменить планы и перейти к политике невоенного сдерживания.
Мир избежал гибели в атомном пожаре. И произошло это, в том числе, благодаря действиям советской разведки.
Впрочем, Александр Солженицын не раз говорил о готовности погибнуть – лишь бы вместе с ним погиб и весь коммунизм. Не от Гитлера – так хоть от американцев.
Пишет, например, в «Архипелаге», что летом 1950 года кричал тюремным надзирателям: «Подождите, гады! Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!» Врет, наверное – молчал, берег себя для Главного Крика. Но продолжает, однако: «Так уж мы изболелись по правде, что не жаль было и самим сгореть под одной бомбой с палачами. Мы были в том предельном состоянии, когда нечего терять».
Но если в «Архипелаге» ядерная бомбардировка Советского Союза является Солженицыну лишь в его больной фантазии, то позднее, уже лишенный гражданства и выдворенный из страны, он, по-видимому, решил во что бы то ни стало претворить свою мечту в реальность, призывая Запад отказаться от политики слабости в отношении СССР и продемонстрировать готовность пойти «на риск большой войны». («Если бы лидеры Востока почувствовали в вас хоть малейшее горение, хоть малейший жизненный порыв в защиту свободы, если бы они поняли, что вы готовы идти на смерть, чтобы эта свобода выжила и распространялась, – в эту минуту у них опустились бы руки»).
В своих выступлениях он всеми силами старался демонизировать нашу страну, показать ее «инфернальную сущность», чтобы Запад сделал, наконец, правильный вывод: с этими зверями нельзя иметь дела! И в своих выдумках он изощрялся не хуже, чем в «Архипелаге».
Чего стоит, например, свидетельства Солженицына о том, что в Советском Союзе для «политических» ни разу не объявлялась ни одна амнистия (вот ведь зверье!)
Насчет амнистий – это он на испанском телевидении рассказывал в 1976 году, верно, в расчете на то, что его слушатели не читали «Архипелага». А в «Архипелаге» об амнистиях Солженицын рассказывает много, злобно и завистливо. Не попал он, например, под «ворошиловскую» 27 марта 1953 года – и пишет, что амнистия эта была вредная: «В поисках популярности у народа затопила всю страну волной убийц, бандитов и воров, которых с трудом переловили после войны. (Вора миловать – доброго погубить)». Обошла его «аденауэровская» 9 сентября 1955-го – еще обиднее: «Прочел я: “Об амнистии лиц, сотрудничавших с немцами”. Как же так, а мне? Выходит, ко мне не относится: ведь я безвылазно служил в Красной армии». Правда, это не помешало ему «написать наверх о снятии ссылки на основании “аденауэровской амнистии”» – интересно, как он свое прошение мотивировал? «как сотрудничавшему с немцами»?
Упоминает Солженицын об амнистии эсерам (1919 г.), белоказакам (1920-е гг.), амнистии к десятилетию Октября (1927 г.), многочисленных частных амнистиях.
Да и срок свой Солженицын получил – о чем рассказывал как об интересном факте – в день «сталинской амнистии», 7 июля 1945 года, по которой получили свободу около 400 тысяч человек.
Рассказывал испанцам Солженицын и о том, что в СССР дают десять лет за изготовление ксерокопии не для служебных целей. Ну, скажем, за копирование свидетельство о браке. Еще раз: десять лет. Это при Брежневе. Не стыдно же так врать! А сам за попытку создания антисоветской организации получил только восемь. При Сталине!
Сообщал о существовании в Советском Союзе такого пережитка крепостного права, как паспортная система: «Режим прикрепления к месту. Вы не можете никуда уехать из этого местечка, из этого маленького поселка, или города, или деревни, и вы находись во власти не то, что там центральных властей или советского аппарата, вы находитесь во власти – вот, здешнего начальника. И если вы ему не нравитесь, вы пропали. И уехать никуда нельзя». Как самому Солженицыну удавалось по полгода в год не жить по месту прописки, он скромно умалчивает.
Судачил «о советской провинции, где не хватает картофеля до весны, а других продуктов вообще не знают». Весной мы, получается, переходили на подножный корм, или что? Как шутили в те времена: «Хлеба не было, масло приходилось мазать прямо на колбасу»…
Иногда фантазия уносила «Межзвездного Скитальца» в совершенное занебесье, и он начинал рассказывать о том, как жестоко в советском Мордоре обращаются с инвалидами («у нас инвалидов Отечественной войны убирают из общества, чтоб их никто не видел, ссылают на отдаленные северные острова»). Или как наказывают граждан за излишнее гостеприимство («за дружелюбные разговоры с иностранцами (при выставках) советских граждан открыто избивают тут же, для поучения публики»).
Задачу Солженицын преследовал очевидную: не допустить наметившегося потепления отношений между Востоком и Западом.
В мае 1972 года в Москву приехал Ричард Никсон – это был первый официальный визит президента США в СССР после посещения Ялты Франклином Рузвельтом в 1945-м. Визит Никсона принес ощутимые плоды: главами государств было подписано важнейшее соглашение по ОСВ-1 (ограничению стратегических вооружений), а также Соглашение о сотрудничестве в космосе, в реальность которого давно никто не верил. Успешное окончание переговоров имело и важное экономическое значение – ограничение гонки вооружений высвобождало немалые средства на решение экономических проблем, в избытке накопившихся к началу 1970-х годах в обеих странах.
Через три года США и СССР реализовали совместный проект «Союз-Аполлон»: успешная стыковка космических кораблей состоялась 17 июля 1975 года, причем она весьма символично произошла над Эльбой.
А всего через несколько дней после «рукопожатия на орбите», 1 августа 1975 года в Хельсинки был принят Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, ставший кульминацией разрядки и до сих пор являющийся едва ли не решающим фактором сохранения стабильности на континенте и во всем мире. «Хельсинские соглашения» закрепляли политические и территориальные итоги Второй мировой войны, в том числе, нерушимость границ. Таким образом, страны Запада фактически признавали коммунистические режимы в Восточной Европе. Одновременно все страны-участники принимали на себя ряд обязательств по укреплению доверия в военной области (предварительные уведомления о военных учениях и крупных передвижениях войск, присутствие наблюдателей на военных учениях), по вопросам охраны окружающей среды, прав человека и основных свобод (в том числе свободы передвижения, контактов, информации, культуры и образования). Смягчение СССР и соцстран своей позиции по правам человека дало отмашку диссидентам – теперь, когда их стало нельзя арестовывать, они смогли активизировать свою деятельность.
Именно на этом фоне, когда, казалось, отношения между Москвой и западным миром будут только налаживаться, и начал свой крестовый поход против советского государства «Архипелаг Гулаг». Это было ничем иным, как тщательно подготовленной провокацией. Опубликованный на переломном этапе советско-американских отношений, «Архипелаг», по словам литературного критика Русской службы BBC Зиновия Зиника «лишал последней надежды тех, кто еще мог верить в добрые намерения тоталитарного чудовища».
Карикатура журнала «Крокодил», № 5, 1974 г.
Тогда, в начале 1970-х, Варлам Шаламов написал Солженицыну в письме, так и оставшемся неотправленным: «Я знаю точно – Пастернак был жертвой холодной войны, Вы – ее орудием».