А.Б.
Прежде, чем приступить к повествованию, давай с тобой, Олег Анатольевич, определимся, о чем же мы будем писать. Кажется, за последние лет тридцать ни о каком писателе не выходило столько книг и статей, как о Солженицыне. Причем, одинаково активно пишут о нем как сторонники, так и противники.
В серии ЖЗЛ переиздана биография Солженицына, выполненная в жанре жития святых авторства Людмилы Сараскиной – 1000 страниц, и сто́ит ту же тысячу. И то ли еще будет! Ведь того гляди состоится столетие писателя, и к нему приурочены сотни публикаций, мероприятий, экранизаций. Досок наоткрывали мемориальных – в Москве, например, на Тверской, 12, на фасаде дома, где его арестовали перед высылкой – сам Степашин на открытии речь сказал. А во Владивостоке памятник уже несколько лет стоит – местные жители к нему очень неравнодушны и с показательной регулярностью «оскверняют» его различными надписями.
Установкой памятника Солженицыну в их городе владивостокцы остались недовольны.
Фото: Max Shinkarenko
Может, город какой переименуют – вот, Рязань, вроде подходит. Путин, думаю, будет не против – он Солженицына душевно любил и чай к нему ездил пить.
В этой юбилейной свистопляске участвовать не сильно хочется.
С другой стороны, больше стало появляться и критических работ, ядовитых даже. Их авторы подняли тяжеленные пласты архивной информации, собрали горы воспоминаний, тщательно изучили каждую букву, каждую точку и тире у Солженицына, чтобы разоблачить все популярные мифы об этом писателе, поймать его на вранье и подлости. Это, в частности, старейшие наши публицисты Владимир Бушин и Михаил Лобанов, яркий литературовед Бенедикт Сарнов, историк, доктор наук Александр Островский.
На этом поле нам просто и делать нечего – тут все перепахано. Вообще, разоблачать Солженицына, смеяться над его дурновкусием и лицемерием давно стало общим местом.
Но есть одна поляна, на которой нам, безусловно, есть, где развернуться. Все пишут – с разных, подчас полярных точек зрения – как Солженицын стал тем, кто он есть. Мы же расскажем, как стать Солженицыным – как приобретать друзей и оказывать влияние на людей, как уважать себя заставить. Как стать звездой. Ведь, что ни говори, а Александр Исаевич – выдающийся мастер самопиара, мало, кому удавалось настолько эффективно привлекать к себе внимание всего мира, пропагандировать свои идеи, все время находиться в повестке дня. В этом умении ему трудно отказать.
О.М.
Давно следовало обратить внимание на чисто технологическую сторону дела.
Главный миф о Солженицыне – это миф о самородке, крутом от природы. Потому, мол, и слушали его миллионы людей по всему миру, что, будто бы, сама земля русская через него вещала свою черную земную правду.
Между тем, сама природа мифа в том и состоит, что он маскирует сделанность, технологичность того или иного высказывания, той или иной идеологии обличием естественности.
Но если западные постструктуралисты – Ролан Барт, группа «Тель Кель», вплоть до Умберто Эко – ставили перед собой задачу разоблачить мифы массового сознания, обнаружить сделанность тех вещей, которые претендуют на естественность, и обучить людей «семантической герилье» против властного дискурса, то мы преследуем чисто пропедевтические цели: представить путь Солженицына в виде системы неких стратагем и поставить ее на службу людям, чтобы, пользуясь этой системой, люди могли добиваться успеха в своих делах.
А.Б.
Ну и, естественно, не грех и еще раз напомнить читателям, что за фрукт был этот Солженицын. Ведь он не просто продолжает издаваться огромными тиражами – в 2008 году его включили в школьную программу, а это уже не шутки! Ведь именно Солженицын несет прямую ответственность за весь этот идеологический беспредел, который царит и в России, и в окрестных странах. Именно он дал мощное пропагандистское оружие в руки недругов нашего государства, воспитал «пятую колонну» и целый социальный класс национал-предателей. А мы еще удивляемся, откуда в людях столько ненависти к нашей истории, откуда все эти мифы о «трупозакидательстве» во время войны, о «бессмысленных» жертвах в блокадном Ленинграде, о власти, которая по самой своей природе ненавидит народ?
Тут надо не просто открывать глаза на некую правду – не раз это уже делалось. Тут нужны политические решения!
О.М.
Да, тридцать лет восхваления Солженицына не прошли даром! Впрочем, и время, когда он считался «запретным плодом», тоже работало на него.
Лично я впервые услышал о Солженицыне из интервью поп-звезды Томаса Андерса из «Модерн Токинг» – он сказал, что именно по его книгам он представляет себе жизнь в СССР. Только после этого я в 1985 году поинтересовался, кто этот Солженицын, и мне тайно принесли «Архипелаг Гулаг», зачитанный до дыр, прошедший не один десяток рук. И это не в Москве и Питере, это в далеком сибирском городке. Среди столичной интеллигенции вообще нет никого, кто бы его не прочел. Вся элита, все Сахаровы и Ростроповичи были одержимы Солженицыным и подавали пример всем остальным.
Кстати, первой моей еще подростковой реакцией на Солженицына было неприятие. Оно было вызвано несколькими факторами, но главное – языком. Так уж получилось, что 3-4 месяца в году, начиная с грудного возраста и до 16 лет, я проводил в деревне у бабушки в Поволжье – это значит, что почти четверть своей жизни на тот момент я провел среди сельских людей. Я прекрасно знал народный язык, умел на нем говорить, а если учесть, что мой родной Новокузнецк строили люди со всей страны, и мои сверстники также были горожанами только в первом поколении, то, общаясь с многочисленными родителями своих друзей и близких, я получал представление о говоре очень разных мест. Я и сейчас могу подражать не меньше чем десятку разных диалектов и акцентов. Бывая в любой местности, легко перехожу на местный говор. Позже я побывал в 60 регионах России и имел возможность узнать, как там говорят. Уже тогда, в 16 лет, язык Солженицына мне показался ненатуральным, искусственным, совершенно лубочным. Но мне говорили, что я просто придираюсь, и не след обижать великого писателя, да и не в языке его заслуга, а в смелости – кто еще нам правду скажет, совкам забитым?
Совками никому слыть не хотелось, и потому на советских кухнях Солженицын был чтивом №1. И не только на советских кухнях.
В 1998 году я путешествовал по Германии и общался с молодым немцем, который не знал даже имен Гегеля и Канта. Но он знал Солженицына. Он показывал мне какой-то зиндан в средневековом замке на экскурсии, и, не зная перевод на русский, кричал, тыкая в подземелье: «Гулаг, Гулаг, Гулаг!»
Позже я еще несколько раз путешествовал по Германии, и в двух гостиницах (на Боркуме и во Фрайбурге, то есть на юге и на севере) обнаружил в номерах книги для чтения, всего в двух – из десятка гостиниц! Но в обеих, наряду с Фредериком Форсайтом и Стивеном Кингом, были книги Солженицына! Это настоящий популярный писатель, на его тиражах в Европе выросло целое поколение! Люди могут не знать Толстого, Чехова, Достоевского и тем более – Пушкина, но Солженицына знают все – сотни миллионов!
А через Солженицына у них складывается впечатление о нашей стране и нашей истории. Плохое впечатление. Потому нас и боятся, и презирают, и все время пытаются каким-то гуманистическим ценностям обучить.
А.Б.
Мое знакомство с творчеством Солженицына тоже состоялось где-то в 1986 году. Я в десятом классе учился, и один мой школьный товарищ, сын зубного врача (почти что творческая интеллигенция), принес мне «Один день Ивана Денисовича», распечатанный на фотобумаге в карманном формате – чтобы проще его было под матрасом прятать. Тогда ходили легенды о том, как за такого Солженицына можно было 15 лет получить. И в хранении запрещенной литературы было что-то эротическое. У меня у самого адреналинчик подскочил, когда мне эту книжку вручали. Философ Гачев чуть позже напишет известный текст о сексуальной природе страха. Но, надо сказать, тогда и фотографии Сталина тоже были из разряда запрещенной литературы. У нас в районе их продавали глухонемые по рублю – как, к слову, и порнографические календарики. Верхом смелости было приладить такую фотографию под лобовое стекло машины – я имею в виду, как ты понимаешь, портрет генералиссимуса.
В «Иван Денисыче» я, надо сказать, не нашел ничего такого уж скандального и антисоветского (об «Архипелаге» я тогда знал только из бюллетеня «Аргументы и факты», который был в то время малотиражным пособием для лекторов). Но вот что у меня до сих пор, как гвоздь, в башке торчит – все эти «маслице-фуяслице», «смехуёчки» и прочие элементы лагерного фольклора, щедрой горстью рассыпанные по повести ее автором. Да и, собственно, фени там богато. Что ни говори, а насытил Александр Исаевич наш язык блатными словечками. Нам, россиянам XXI века, уже не требуется объяснять, что такое стукач, шестерка, понты, кантоваться, ссучиться…
Он сам всю жизнь кичился знанием уголовного арго и тюремными повадками. А среди широких народных масс это и вовсе в моду вошло. «Радио Шансон» до сих в каждом такси звучит.
О.М.
Осмысление истинной роли Солженицына и трезвая оценка его литературного таланта пришли не сразу. Тот же Бушин, тот же Войнович – непримиримые критики нашего «самовидца» – изначально были его большими поклонниками. А на Западе он и вовсе был «священной коровой», критиковать его считалось почти неприличным.
Между тем, после вручения Солженицыну Нобелевской премии интерес к его персоне подстегнуло появление его первых биографий. И биографии эти не проходили согласования у их главного действующего лица, а значит, содержали непричесанную правду. Многие факты из своей жизни Солженицын, конечно же, не хотел обнародовать. И потому разразился гневными филиппиками в адрес своих первых жизнеописателей Давида Бурга и Джорджа Фейфера – свою книгу «Солженицын» они выпустили еще в 1972 году. «Считаю беззастенчивым и безнравственным – писал он, – составлять биографию писателя при его жизни, но без его согласия. Такие действия ничем не отличаются от сыска, полицейского или частного».
Ясное дело, хочется ведь предстать перед западной публикой гламурным и глянцевым, а они копаются в прошлом, выискивают интересненькое…
В общем, автор знаменитого «Письма к съезду писателей» сам захлопотал о вводе цензуры – ну, хотя бы в отношении публикаций о его неподсудной персоне. В качестве, так сказать, «пресс-релиза», «мурзилки» он предложил своим будущим биографам литературные воспоминания «Бодался теленок с дубом» и «Угодило зернышко промеж двух жерновов». Ну и в «Архипелаге», конечно, немало содержится мемуарных свидетельств.
А.Б.
Вообще, «Теленок», который увидел в свет уже за рубежом, в феврале 1975 года – это редкий по саморазоблачению документ. Человек, учивший «жить не по лжи», даже не скрывал, что обманывал и лицемерил перед теми, кто ему доверял и готов был искренне помогать. До чего отвратительны, например, его нападки на Твардовского, которого когда-то он сам называл своим литературным отцом, уничтожающие оценки прочих друзей и знакомых, в том числе, уважаемых писателей и даже диссидентов. Не удивительно, что мемуары Солженицына вызвали скандальный резонанс и привели к сокращению круга его поклонников и единомышленников.
Александр Исаевич с самодовольством приводит слова кого-то из своих московских приятелей, что в «Теленке» он оставил «своим будущим биографам выжженную землю». Но важно иметь в виду и то, что все свои жизнеописания – и «Гулаг», и «Теленка», и «Зернышко» – Солженицын всю жизнь редактировал, создавая разные версии одних и тех же событий в зависимости от конъюнктуры. В этом смысле он являлся человеком с непредсказуемым прошлым. Он всегда тонко чувствовал, в каком амплуа в тот или иной момент лучше предстать перед аудиторией, что выпятить, а о чем умолчать.
Так что его главное произведение – не «Красное колесо», которое он, по его собственным уверениям, писал 55 лет (иные и не живут столько!), и не «Архипелаг Гулаг», сделавший ему имя на Западе, а сама его жизнь, которую он превратил в литературное произведение.
И эта книга ему удалась – в отличие от большинства его крупных текстов.
Впрочем, давай расскажем обо всем по порядку.