Шло время. В ненавистной Солженицыну стране назревали перемены. В марте 1985 года генеральным секретарем ЦК КПСС был избран 54-летний Михаил Горбачев, представлявший относительно молодое поколение партийных руководителей, осознававших необходимость обновлений в СССР и вывода страны из экономического и социального кризиса. Ясной программы первоочередных действий у них не было, но они были убеждены, что Советскому Союзу необходимо отказаться от конфронтации с Западом, выйти из международной изоляции и сосредоточиться на решении задач экономической модернизации.
Борясь за власть со сторонниками «старого курса» в Политбюро, Горбачев все больше опирался на поддержку антигосударственных сил, целью которых было достижение состояния «управляемого хаоса» в стране и разрушение государства. Именно с их подачи в самом начале 1987 года была провозглашена политика т.н. «гласности». Целью ее было разрушить идеологические основы существующего строя путем сначала критики недостатков социализма с целью его очищения, а потом и вовсе – полного отказа от социализма в пользу капитализма. Главный идеолог этого проекта, «архитектор перестройки» секретарь ЦК КПСС Александр Яковлев дал добро на то, чтобы в СМИ стали появляться материалы о преступлениях сталинского режима и необходимости возвращения к «ленинским нормам» партийной и государственной жизни.
Именно тогда в стране вспомнили и о главном борце с кровавым режимом – Александре Солженицыне.
В конце июня 1989 года состоялось заседание Политбюро, на котором было принято решение о реабилитации Солженицына, сразу после чего вышло постановление об отмене решения об исключении автора «Архипелага» из Союза писателей. В том же году журнал «Новый мир» опубликовал «Нобелевскую лекцию» и главы из «Гулага». А в 1990 году произошел самый настоящий обвал публикаций. В стране выходят все основные произведения Солженицына: «В круге первом», «Раковый корпус», «Август Четырнадцатого», «Октябрь Шестнадцатого», первый том «Марта Семнадцатого», «Бодался теленок с дубом».
17 августа 1990 года Солженицыну было возвращено советское гражданство, после чего глава правительства РСФСР Иван Силаев пригласил его в Россию. Солженицын ответил: «Для меня немыслимо быть гостем или туристом на родной земле. … Я не могу обгонять свои книги». И ненавязчиво выразил желание опубликовать в Советском Союзе только что законченную им статью «Как нам обустроить Россию». Именно «нам» – будто бы строкой выше не отказался вернуться во вскормившую его страну.
18 сентября статья с претенциозным заголовком была опубликована в «Комсомольской правде», а затем в «Литературной газете», ее суммарный тираж составил 27 млн экземпляров. Начиналась она словами: «Часы коммунизма – свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами». Тому, как этого избежать, и были посвящены «посильные соображения» автора.
Солженицын начинает с самого главного вопроса – национального. С самого начала он выступает за распад СССР и освобождение «от пространно-державного мышления, от имперского дурмана»: «Нет у нас сил на Империю! – и не надо, и свались она с наших плеч: она размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель».
Вот так. Америка весь мир стремится контролировать и эксплуатировать, Европа объединяется в Евросоюз, а нам надо ужаться до границ Московской Руси, нам, оказывается, надо нацию, нам надо национализм вместо империализма…
Знает, гад, в какое место целить!
Единственное, что может развалить многонациональную страну – это национализм. За идеи социализма или либерализма никто уже кровь проливать не будет, а вот за нацию – запросто. И именно этот опасный вирус Солженицын предлагает запустить. Ведь империя – это не просто амбиция, империя – это высшая форма государства, призванная объединить разные народы во имя общей миссии, форма государства, стоящая над национализмами и семейно-клановой кровяной системой государства. Империя – это чисто-идеальное государство, а не кровно-земное, как государство-нация. Собственно, кровно-земной проект государства осуществляли фашисты с их лозунгом «крови и почвы». Империя – это крайняя противоположность фашизма, с одной стороны, – и маленького национализма мелких неисторических наций – с другой.
Но этого «пророк» не понимает, он говорит: откажитесь от амбиций, и будете жить как в Японии! Да неужели нам и впрямь можно поставить Японию в пример? Кто из русских согласился бы стать японцем, норвежцем, прибалтом, чехом? А ведь там везде жить комфортно, уютно, и «сбережение народа» будет…
Именно это подчеркивал в свое время богослов Александр Шмеман, когда упрекал Солженицына в любви к старообрядчеству. Дело в том, что спор между Никоном и Аввакумом – это и есть спор о том, быть России великой империей – или быть маленькой фольклорной страной. Никон хотел, чтобы наше христианство не отделяло нас от остального мира, а объединяло нас с ним, хотел, чтобы Россия стала лидером всего христианского мира, а не исповедовала какое-то особое христианство, которым можно гордиться наряду с другими непохожими ни на кого феноменами: балалайками, матрешками, самоварами, лаптями…
Наш народ, в отличие от мелких народов и народиков, не ставит своей целью «сбережение», такая цель достойна мокриц и тараканов, которые настолько хорошо приспособлены к сбережению, что выживают даже при ядерной катастрофе. Наш народ привык жертвовать собой и рисковать в имя великого, и именно поэтому мы, а не японцы, были первыми в космосе, мы, а не прибалты, уничтожили Гитлера, под которого легла вся Европа в порыве «самосбережения», именно мы, а не норвежцы, победили Наполеона, именно мы, а не чехи, покорили и освоили шестую часть Земли, чего не смог сделать ни один народ в мире.
Не будем приводить тут экономические аргументы в пользу империи. Евросоюз объединяется недаром – сегодня экономика, чей рынок менее 500 млн человек, обречен на отставание и низший уровень жизни в сравнении с другими такими же экономиками. СССР с Восточной Европой имел шансы стать такой мировой конкурентоспособной агломерацией, сейчас распавшееся пространство пользуют чужие транснациональные корпорации.
Но, однако, вернемся к статье Солженицына. Помимо роспуска империи он дает в ней еще несколько чудесных советов: уничтожить вооружение и военный флот, который нам не нужен, отказаться от финансирования космоса, который «подождет».
Надо сказать, что в своем космоборчестве Солженицын был не одинок. Советская космическая программа в те годы воспринималась либеральной общественностью как один из инструментов коммунистической пропаганды и пережиток холодной войны. К «антикосмической» кампании присоединились известные политики и деятели культуры.
Так, в своей предвыборной программе, выдвигаясь в 1989 году в народные депутаты СССР, Борис Ельцин предлагал «отложить на 5-7 лет реализацию ряда космических программ, таким образом за 2-3 года существенно повысить жизненный уровень советских людей».
На «неподъемности» для страны космических программ настаивал и писатель Чингиз Айтматов: «Смею считать, что необходимо крепко подумать об астрономических расходах на космические исследования. Стоило бы на некоторое время воздержаться от экономически непосильной пока задачи интенсивного освоения космоса. То же самое можно сказать об одной из многомиллиардных программ – челночном космоплане “Буран”. Приоритетность данной программы отнюдь не поддерживается широким общественным мнением».
Ему вторили Даниил Гранин («Не подошла ли нужда пересмотреть дорогие программы – космическую, строительство весьма сомнительных, непрестижных сооружений, вроде ленинградской дамбы? Все это может подождать») и Виктор Розов («На кой черт летит куда-то во Вселенную эта гигантская штука. “Фобос”, кажется? А за ней еще одна! Ведь стоят-то они, наверное, миллиарды рублей!»)
Секретность, традиционно окутывавшая космическую деятельность СССР, не позволяла хулителям советского космоса объективно оценить ее масштабы. Даже на пике своего финансирования советская космическая программа обходилась СССР в сумму менее 1% его ВВП. Однако вряд ли этот факт, будь он известен авторам вышеприведенных суждений, заставил бы их снизить градус критики советского строя.
Между тем, тогда, в конце 1980 – начале 1990-х годов в области освоения космоса мы опережали американцев по большинству направлений, обладали самыми совершенными ракетами-носителями, имели самую многочисленную спутниковую группировку на орбите и были готовы к наращиванию своего преимущества в сфере спутниковых коммуникаций.
Но «подождать – так подождать». Новым властям космос оказался не нужен, и развитие отрасли было фактически заморожено на десять долгих лет. Оставшись без «лишней» земли, страна чуть не лишилась и неба!
Хорошо хоть «пророк» не посоветовал нам и от компьютерной революции отказаться, а то тоже могло бы «подождать».
Сейчас мы много говорим об инновациях и хай-теке, но именно эти области, а они были тогда сосредоточены в оборонке и в космосе – именно эти локомотивы экономики Солженицын и предложил для начала пустить под откос для «экономии денег».
Мы уж не говорим о «психологической пользе» вооружений. Вот США – когда-то зарабатывала эта страна своим трудом, но сегодня она вся в долгах, и живет только за счет того, что весь мир так или иначе платит ей дань. И, казалось бы, скинуть это ярмо с шеи всему миру, а – нет, именно вооруженные силы и только вооруженные силы и обеспечивают Америке ее нынешнее положение. Всех бунтарей ждет судьба Югославии, Ирака, Афганистана, Ливии… Американцы всегда знали, что добрым словом и пистолетом можно добиться больше, чем одним только добрым словом – нам же Солженицын предлагает пользоваться только добрым словом…
Еще одно «посильное соображение» светоносца касается многомиллионной партийно-государственной номенклатуры, которая «десятилетиями бессовестно жила за счет народа – и хотела б и дальше так». Эта номенклатура «не способна добровольно отказаться ни от какой из захваченных привилегий», а стало быть – «кончаем кормить! Пусть идут на полезный труд, и сколько выручат. При новом порядке жизни четыре пятых министерств и комитетов тоже не станут».
Какие были привилегии в конце 1980-х? Спец-пайки? Черные «Волги»? Не видел он нынешних привилегий… Разгон государства, невмешательство бюрократов в экономику, везде частный интерес, невидимая рука рынка – весь этот ряд советов мы тоже опробовали в 1990-е. Впрочем, Солженицын понимает, что все может кончиться анархией, и даже ратует за некую сильную власть, но вот как она может сохраниться в условиях предлагаемых им реформ всего и вся, он не говорит. Стабильная власть – это ведь не нечто, что можно потрогать руками, это, прежде всего, символ, символ, который у нас в голове, нечто, чему мы все решили подчиняться для порядка, может быть даже для кого-то нечто святое, но, во всяком случае – нечто стабильное. И вот эту-то стабильность Солженицын и хочет разрушить всеобщей заменой всех руководящих кадров, всеобщим покаянием за некое прошлое, массой политических и экономических реформ, многие из которых есть простая смена названия.
Не приводим опять экономических аргументов, но известно, что какой-нибудь паровоз в начале XX века состоял из трехсот деталей, а нынешний мобильник китайского производства состоит из тысяч. И делаются нынешние товары в разных концах света или на разных заводах, тогда как раньше был полный цикл на одном предприятии. За сто лет изменилась экономика и разделение труда. И СССР страдал не от избытка менеджеров, а от их огромного недостатка, наши транзакционные издержки постоянно вносили сбои в плановую систему. Дефицит и огромные потери были не из-за слабого производства, которое больше, чем сейчас в России, а полки магазинов при этом не пусты, а из-за дефектов системы распределения, доставки, торговли и массы всяческих транзакционных недостатков. Но именно квалифицированных управленцев, которых экономике и так не хватало, Солженицын и хочет отправить на тяжелые работы. Так ведь почти и сделали, и в отсутствие государства разграбили народное хозяйство целыми отраслями!
Поговорим про земельную реформу. Вот выступает он за частную собственность на землю и за фермерство… Ну это же по третьему кругу обсужденный вопрос, наши предки были не дураки, и знали, как в наших условиях хозяйствовать на земле, они поэтому и вели хозяйство общиной, миром. Столыпинская реформа поэтому и прошла неудачно, что хуторское хозяйство для наших условий ограничено годно. Потому и объединили всех опять в общины при Сталине, что так было эффективнее, чем когда каждый просто работает на свой двор и не работает на город и на рынок, которому нужен хлеб.
Именно потому, что коллективная форма эффективнее – и высвободились рабочие руки нужные для индустриализации.
Да, Солженицын прав, хлеб сеять разучились, но именно поэтому утопично всех горожан сейчас привлечь на землю простой раздачей этой земли – не поедут. А развал колхозов по его совету и пропаганда фермерства привела только к 60%-й зависимости нашей страны от импорта продовольствия за эти годы. Так что и здесь советы «пророка» – пальцем в небо!
Что еще? Выборность «снизу доверху»?
Это уже при Горбачеве начали практиковать: выбирали и директоров, и ректоров, и бригадиров, и редакторов… Когда навыбирали – в ужас пришли, кого выбрали – всех мерзавцев и краснобаев, а профессионалы стали не у дел, так что даже Ельцин и другие демократы эти процессы тихонечко свернули. Что касается выборов в поселениях и «земствах», как любит писать Солженицын, то вот ввели у нас закон о местном самоуправлении и местных поселениях, так ведь попали в ту же ловушку, что с дореволюционными всеобщими выборами. Как известно, тогда крестьяне в большинстве своем отрядили своими представителями тех, «у кого семьи нет и кому делать нечего», вплоть до уголовников, так ведь и сейчас на выборах в сельских поселениях кто только не побеждает: и студенты-недоучки, и судимые, и алкоголики…
Выступает Солженицын и против партийных списков, и это тоже нами опробовано в 1990-е, привела эта мера не к мифической ответственности перед народом, а к полной безответственности, поэтому сейчас вернулись к партийным спискам, чтобы у депутатов появилась ответственность хотя бы перед партией…
Вообще, та часть работы «Как нам обустроить Россию», где про демократию (которую он, безусловно, признает лучшей системой, потому что она лучшее из зол), наиболее запутана. Он рассуждает про опыт разных стран, про демократические институты, цитирует не читанных им Монтескьё и Аристотеля… По уровню все это напоминает… как бы вам сказать.... Зайдите в Яндекс, найдите на любом из сайтов студенческих шпаргалок реферат с названием типа «Теории демократического устройства в политической философии Нового времени». Вот такой вот реферат, а точнее отрывки из такого реферата студента-третьекурсника, и представляет из себя теоретическая часть солженицынской программы. Во всей этой главной политической работе «пророка» нет ни одной по настоящему интересной и оригинальной идеи, не читанной нами прежде у русских классиков аж позапрошлого века или в современных учебниках по политологии. Всё – либо банальности, либо, как показала практика, – совершенно вредные предложения, которые привели к катастрофе.