Всего несколько часов назад я был твердо уверен, что только в темноте и в тишине можно чувствовать себя безопасно. Никто не видит тебя, но зато ты слышишь любого, кто пытается подойти. Теперь мне так не казалось. Вероника определенно умела гипнотизировать людей своими разговорами, какую бы чушь она ни несла. Я поверил ей, но лишь наполовину. И хотя всю дорогу до машины убеждал себя, что, возможно, сказанное Вероникой об охоте на меня лишь красочное вранье, меня не! оставляло ощущение, что за нами непрерывно кто-то наблюдает.

Переходя пустынную дорогу, я бросал взгляды на темные телефонные кабинки, вглядывался в окна машин и домов, выискивал глазами что-то в переулках. Вероника, шедшая немного впереди, вела себя еще напряженнее. Постоянно останавливалась, оглядываясь по сторонам, и вид у нее был такой, словно она могла в любой момент броситься бежать. Я ей верил. Почему-то нервы у меня были на пределе. Даже мысль о том, что под курткой спрятана электрическая дубинка, не сильно согревала. Мне показалось даже, что дорогу мы переходили минут десять, хотя на самом деле это не заняло и нескольких секунд.

А еще в голове постоянно вертелась глупая мысль о том, что я уже восемнадцатый! Что лишь один из предыдущих, нарушивших правила (что за чушь, в которую я так неожиданно поверил?), успел уехать из города перед тем, как его поймали. Кто поймал? Зачем поймал? Что с ним стало? Вероника не говорила, что их просто убили, она лишь сказала, что могут убить меня. Нов любом случае она не могла все это так связно придумать. Не могла вот так правдоподобно притворяться испуганной, не могла плакать, в конце концов, если бы ее рассказ о смерти Максима был враньем. Она говорила правду. Пускай и чересчур непонятную, а возможно, и приукрашенную. Похоже, что она действительно опасалась за мою жизнь.

Ее автомобиль стоял в нескольких кварталах от подземки в небольшом переулке, освещенном лишь лампой над одним из подъездов. «Ландовер», стального цвета с переливающимися фарами и пластиковым бампером. Девушка определенно знала толк в хороших машинах. А подойдя ближе, я заметил, что из-под крыла заднего колеса торчит турбоускоритель. С такой штучкой это уже не машина — самолет!

После информатора меня можно было удивить только этим, — пробормотал я.

Вероника повернулась, вопросительно изогнув бровь.

Сразу видно, что ты девушка не из бедных.

Если ты доживешь до того, как я привезу тебя к Василию, то вообще перестанешь удивляться!

Он что, миллиардер?

Вероника оставила вопрос без ответа и, распахнув дверцу, жестом пригласила меня залезать. Что я и сделал.

В салоне я просто онемел. Такой красоты мне не приходилось видеть уже очень давно. Стенки и крыша обиты каким-то неизвестным упругим материалом бордового цвета, сзади мягко светит неоновая лампа, разбавляя бордовый до цвета утренней зари. Кресла упругие, не дающие провалиться, но тем не менее чувствуешь себя более чем удобно. А наличие «трехсидишного» магнитофона и громоздких колонок говорило опять же о далеко не безденежности Вероники. Неужели я попал в лапы к сумасшедшим богачам?

Заметив, как я алчно разглядываю стопку компакт-дисков, Вероника сказала:

Если нравятся, можешь взять. Я все равно их не слушаю, а Максиму они теперь уже не нужны.

У меня нет оборудования для прослушивания, — ответил я.

Если бы у тебя был хоть месяц в запасе, то я бы посоветовала тебе найти нормальную работу и заработать на хороший магнитофон. — Вероника села за руль и захлопнула дверцу, отрезая от нас звуки внешнего мира. Чуть затемненные окна делали вид на улице еще более мрачным. — Но в любом случае месяца у тебя нет.

А сколько у меня есть? — осторожно поинтересовался я.

Два или три дня, не больше. В зависимости от того, как скоро тебя начнут искать. — Мотор завелся неслышно. Вероника ловко вырулила на пустую дорогу и повела машину в сторону центра. — Думаю, что они уже начали. С нарушением правил у них очень строго. Особенно, если это касается не играющих!

В каком смысле?

В том, что я, к примеру, участница Игры, а ты нет. Меня за нарушение правил могут попросту дисквалифицировать на несколько лет, а вот тебя, как я уже говорила, убьют. Чтобы не мешал в следующий раз.

Объясни подробнее.

Мы свернули на перекрестке и помчались по какой-то пустынной улице, сгоняя с дороги зазевавшихся кошек и собак.

Подробнее тебе объяснит Вася.

Тот самый миллиардер?

Он не любит, когда его так называют, потому что считает себя не намного богаче других. Он вообще немного скромный. Ты и сам увидишь.

Я откинулся на сиденье и молча стал созерцать проносившуюся мимо темную, пустынную улицу. В голове мелькнула мысль: а ведь сел в машину к совершенно незнакомой девушке, которая везет меня неизвестно к кому и зачем. Все рассказанное ею, конечно, могло быть правдой, но я все еще сомневался. Кто докажет, что меня не пытаются вовлечь в секту или не похищают таким вот оригинальным способом? Хотя последнее можно было довольно легко проверить.

Если мы на минутку заедем ко мне домой, ничего не произойдет?

Вероника пожала плечами:

Что-то забыл?

Можно сказать и так. — Впереди замаячил знакомый перекресток. — Сверни здесь, если не затруднит.

Вероника молча свернула, и мы выехали на Красную.

Если я правильно понял все тобой сказанное, то свой дом мне больше увидеть не придется?

Правильно. Я бы даже сказала, что тебе придется уехать и из города, и его ты тоже, возможно, больше никогда не увидишь.

Возле Кооперативного рынка я осторожно попросил свернуть, и Вероника подчинилась. Мы выехали на Октябрьскую, после чего оставалось проехать всего три квартала, чтобы очутиться около своего дома.

Почему ты не спрашиваешь, зачем мне заезжать домой?

А я должна была спросить? — Всего один короткий взгляд в мою сторону. Немного настороженный. Может, она опасается, что я убегу? Или наоборот, что я не успею убежать вовремя? От кого-нибудь. От тех, кто! ищет меня за то, что я нарушил правила Игры.

Ты думаешь, что они могут поджидать меня дома?

Вполне. По крайней мере, им ничего не мешает это сделать. Разве что время. Я успела к тебе раньше них, я тебе все рассказала, по крайней мере, все, что могла рассказать, и теперь пытаюсь вытащить тебя, пока еще на слишком поздно. А у них только твое досье и задание найти тебя и уничтожить.

Прямо как в старых боевиках с глупыми сценариями.

В жизни все еще глупее, чем кажется, — ответила Вероника.

Мы выехали на площадь и отсюда я смог разглядеть свою многоэтажку.

— Вон туда, ко второму подъезду, — объяснил я. Вероника вырулила и встала аккурат между двумя автомобилями на стоянке близ дома.

Только недолго. Я жду тебя только пятнадцать— двадцать минут, а потом иду за тобой. Ты в какой квартире живешь?

В сто сорок седьмой, на четвертом этаже. Правда, не думаю, что задержусь. Мне взять всего-то документы и кое-что из одежды. Ты же говоришь, что предстоит дол-j гое путешествие.

Вероника?

Я вздрогнул и резко обернулся. Вероятно, колонки у нее в автомобиле были подключены к информатору.

Вероника, это Вася, что у вас там произошло?

Василий, Максима, кажется, вывели из игры. — Вероника говорила куда-то в пустоту, но ее явно слышали на другом конце линии.

Не совсем так, Вероника. На данный момент у него пат, но он все еще жив. Звонил мне минут двадцать назад. Говорит, что какие-то ослы помешали вам вовремя уехать.

Верно. Два грабителя решили поживиться его сумкой и кошельком.

Ну и?..

Одного Максим подстрелил, а второй сейчас рядом со мной…

Последовало затяжное молчание. Затем Василий поинтересовался:

Это он вытащил тебя из подземки? — Он.

Василий глубоко вздохнул:

Ты в курсе, что за ним скорее всего уже начали охоту?

Конечно. Он и сам об этом уже знает.

И куда же вы направляетесь?

К тебе.

Ко мне?! И зачем? Чтобы опять посмотреть, как его выводят из Игры? Нет уж, хватит с меня предыдущих смертей. Не забывай, Вероника, что по правилам мы не имеем права прятать его от Исправителей.

Я надеюсь, Василий, что мы успеем раньше них. Надо ему все рассказать и объяснить, а потом Виталий сам решит, что ему делать.

Виталий, значит… Он слышит сейчас меня?

Слышит, — ответил я, прежде чем Вероника успела открыть рот.

Так вот, слушай, Виталя. Ты и не представляешь, во что влип, когда вытащил Веронику из подземки. Помочь тебе уже не сможет никто. Даже, вероятно, и ты сам. У тебя сейчас в запасе от силы два дня. Послушай меня, проведи это время, как хочешь и с кем хочешь. Пей, развлекайся, ограбь какой-нибудь магазин, хоть фокусы показывай в подземном переходе. Только ни в коем случае не вздумай приезжать ко мне. Я не откажусь тебя принять, конечно, если ты надумаешь, но предупреждаю сразу, что когда тебя будут уничтожать на моих глазах, я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь. Нас и так мало, а моя жизнь мне дорога.

Хорошая речь, — отозвался я, — но все-таки хоте: лось бы перед смертью поконкретнее узнать, для чего умираю. Гордость, знаешь ли.

В том-то все и дело, что смерть твоя бессмысленна и поэтому видеть ее я не хочу.

Я посмотрел на Веронику. Она с безразличным видом слушала наш разговор, уткнувшись взглядом в зеркальце заднего вида. Видимо, среди них двоих именно Василий принимал решения.

Тогда ответь мне, Василий, для чего твоя подружка так настойчиво уговаривала меня поехать с ней к тебе

Она родилась в эпоху романтизма и ничто не сможет сломать ее понятия о смерти человека, о чувстве долга и о всякой подобной чепухе. Правильно я говорю, Beроника?

Я была о тебе лучшего мнения, — ответила она.

Просто мне уже порядком надоело, что ты все время таскаешь ко мне глупых смертных, нарушивших правила, и просишь, чтобы я их спас. А я не могу их спасать Хочу — может быть. Но не могу. Не в моей власти подобные вещи. Спасти их может только сам Создатель… — всё это Василий буквально выкрикнул, заполнив своим не много подростковым голосом весь салон автомобиля Когда он замолчал, мне вдруг показалось, что я на секунду оглох. — Решение за тобой, Виталий, — спокойным голосом произнес он спустя некоторое время, — если надумаешь приехать, я расскажу тебе все, но на мою помощь не надейся ни в коем случае. Если решишь убежать или просто уйти, то тебя никто не держит.

Я не понимаю ничего! — ответил я. — Вы все ворвались в мою жизнь всего несколько часов назад и вовсю долдоните, что я скоро умру. Но никто не объясняет, почему и из-за чего. Мне надоело вот так ничего не знать… Я приеду к тебе, и ты мне все расскажешь!

Василий вновь вздохнул. Как-то устало, словно все это ему приходилось слышать уже не один раз.

Решение твое. Вероника, я жду вас в течение часа. Потом пеняйте на себя. — И он замолчал.

Вероника оторвала взгляд от зеркала и повернулась ко мне:

Ты уж извини, но он в последнее время то и дело попадает в различные передряги и немного на нервах. А на самом деле Василий неплохой парень.

«Лапочка», я бы сказал. Почему он назвал меня смертным?

Узнаешь, — коротко бросила Вероника, и я понял, что разговор отложен на неопределенный срок. — Виталий, ты, кажется, хотел что-то взять из дома. Василий ждет всего час.

А потом?

Потом не ждет. Его очень трудно застать на месте, особенно в последние несколько недель. Он может уйти, и тогда мы будем искать его твои последние дни.

Тогда постараюсь поторопиться. — Я распахнул дверцу и неторопливым шагом направился к подъезду.

Вокруг все та же тишина. Серое небо, казалось, напряглось в ожидании, когда его разорвут наконец первые лучи солнца, и недвижимые облака молча и угрюмо провожали меня взглядом, нависая над самой головой.

Только теперь мне уже не было так спокойно, как раньше. Почему-то темнота для меня перестала быть лучшим другом и превратилась в хитрого оборотня, готового показать свои зубы в любой момент. Я вдруг вспомнил, что в подъезде не горит ни одна лампочка, и это могло быть прекрасным поводом затаиться кому-нибудь где-нибудь в ожидании, когда я открою входную дверь. Чтобы убить. Исключить из мира живых. А за что?

Вот это и был главный вопрос, который не давал мне покоя. Можно было бы просто плюнуть и на Веронику и на ее странного друга Васю, и на весь тот бред, которым меня «грузили» почти всю ночь. Я мог бы просто запереться у себя в квартире и посылать всех кое-куда, а то и позвонить в милицию, чтобы странную девушку в «Ландовере» упекли на пару суток. А самому все забыть и продолжать жить дальше, спокойно выслушивая крики Вари, пьяные разговоры Эдуарда Викторовича о нашей никчемной жизни в никчемной стране, поворовывать, чтобы не умереть с голоду и не оказаться на улице, и никогда не думать о завтрашнем дне.

Зачем, когда и так есть то, что нужно, — свобода. Только ее одну я никому и никогда не отдам.

Но мне мешал уйти вопрос — за что? И главное — когда? Не верить целиком во все рассказанное я не мог, но и поверить полностью тоже. Странно все это, что ни говори. Василий и Вероника разговаривали так, словно они в каком-то смысле боги, а я простой человек, да к тому же еще и смертен, приговоренный к уничтожению. Словно они и вправду играли в какую-то игру, правила которой мне не понять. Но я все-таки постараюсь попробовать. Если и вправду меня ожидает смерть, то мне не хотелось умирать, не зная абсолютно ничего.

Зайдя в подъезд, я на мгновение остановился, затаив дыхание и прислушиваясь. Вроде никого, но никогда нельзя сказать наверняка.

Я сделал несколько шагов и, перепрыгивая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж. В кромешной темноте вновь замер.

Тишина.

Как же Вероника умудрилась меня напугать! Сам поражаюсь! Вынул из кармана связку ключей и, стараясь не бряцать ими, долго на ощупь выискивал нужный ключ. Когда нашел, еще Минуты две шарил по двери ладонью, определяя, где ручка, а где замочная скважина. В куртке у меня лежала зажигалка, но вынимать ее я не стал.

Щелкнул замок, и дверь, поддавшись моему напору, со скрипом приоткрылась. Я проскользнул внутрь, неслышно закрыв ее за собой.

Теперь надо было решить, стоит ли включать свет или нет.

Наверное, все-таки придется. Я абсолютно не помнил, куда положил паспорт и кошелек с остатками денег. Возможно, второе и не пригодится, если учитывать, что у Вероники с Васей проблем с деньгами нет никаких, но взять возьму. На всякий пожарный. Свет включу в комнате всего на пару минут, возьму то, что надо, и сразу выключу. Никто и не заметит… Если только кто-нибудь специально не наблюдает за моими окнами.

Яркий свет лампы на секунду ослепил меня, но зато я сразу увидел кошелек на тумбочке и засунул его в задний карман джинсов. Я зашел в комнату. Документы лежали на книжной полке, между Рэем Брэдбери и Стругацкими. Еще в прыщавом подростковом возрасте я накупил всю это, а теперь все никак не доходят руки, чтобы выбросить. Может, правда, отдаю дань уважения безоблачному детству и подсознательно не выкидываю ничего, что с ним связано. Вот, к примеру, до сих пор храню в шкафу старые коньки. Мне довелось прокатиться на них всего раза три, прежде чем одно из лезвий не треснуло ровно пополам, опрокинув меня на лед, следствием чего стала сломанная рука и полтора месяца вынужденных каникул. Спрашивается — зачем они мне? Я не знаю, но все равно не выкидываю. На старом скрипящем диване с выпирающими пружинами я сплю с четырнадцати лет. Думаю, в один прекрасный день диван сдастся и уйдет из мира сего, попросту рассыпавшись в труху. Я мог купить новый несколько лет назад, но что-то меня сдержало. Наверное, все те же воспоминания… Без них мне никуда.

Итак, вроде бы все. Что-то я еще хотел взять, но забыл… Кое-что из одежды, наверное. Что-нибудь легкое! Футболку, к примеру.

Я подошел к шкафу и, распахнув его, критически ocмотрел то, что находилось внутри. Ни джинсов, ни футболки не было. Только старая куртка с меховым дырявым воротником, ватные штаны и пара ботинок в углу. Значит, джинсы с футболкой в стиралке. Что ж, придется обойтись без них. Постояв несколько секунд, раздумывая, что бы еще взять, я все же решил, что больше ничей не нужно и направился к выходу. Вероника уже наверняка вся изнервничалась и сейчас начнет меня упрекать в том, что мы теряем время, а нас уже ищут, и все в тон же пессимистичном духе. Ищут, так пускай ищут. A мы к тому времени, как они (кто бы они ни были) найду мою квартиру, уже смоемся отсюда к этому ее Василию..

Мне показалось или действительно в дверь кто-то тихо заскребся?

Я замер на полушаге с протянутой к выключателю рукой. Прислушался.

Крэ-кх, крэ-кх, крэ-кх.

Похоже было, что кто-то осторожно пережевывает чипсы, но это было не так. Кто-то скребся в мою дверь. Когтями? Возможно.

После тех баек, которыми накормила меня Вероника, я мог ожидать чего угодно.

«Слишком рано я расслабился, — подумалось мне, — все же надо было брать вещи и быстро сматываться, вместо того чтобы выбирать еще и одежду. А свет зачем врубал, идиот?»

Крэ-кх… крэ-кх…

Черт!

Только когда входная дверь тонко заскрипела, приоткрываясь, я сообразил, что уже несколько секунд стою посреди комнаты и совершений ничего не предпринимаю.

Но что делать-то? Не прыгать же с четвертого этажа прямо в машину? Это не ковбойский фильм, а я совсем не Клинт Иствуд. Под стол не спрячешься, тем более, он без скатерти… Что остается?

Совершенно не соображая, что делаю, я тихо отступил к двери, ведущей на кухню. Из головы вылетели все здравые мысли, кроме одной — в холодильнике пусто.

Ну так и что?

А вот что! Я развернулся и, залетев на кухню, распахнул холодильник. Действительно пустой!

Я при желании могу поместиться в нем, свернувшись, правда, в три погибели.

Решетчатые перегородки были быстро, но аккуратно положены под стол. Я выдернул шнур и залез внутрь. С кряхтением. Коленки тотчас уткнулись в подбородок, а твердый уголок кошелька уперся в зад. Приятного мало, но что делать? Жить хочется, как известно, всем…

Ну и напугала же Вероника! А вдруг мне все это показалось? Сижу сейчас, как болван, в собственном холодильнике, а ветер спокойно поскрипывает незахлопнутой дверью.

Но стоп.

Я прислушался… Кто-то действительно вошел в комнату. Что-то едва слышно зацокало по линолеуму. Женщина на каблуках? Может, это Вероника пришла проверить, все ли в порядке? Но тогда бы она позвала меня по имени.

А тут кто-то крался. Медленно переставлял ноги, боялся, что его услышат.

Скрипнула дверь на кухню, и я вздрогнул. Вдруг показалось, что страх, словно непереваренная пища, когда тебя сильно укачивает, уже добрался до самого горла. Вот сейчас они откроют дверь своими когтями, которыми скреблись, и я увижу их. Огромных, отвратительных монстров с тонкими лапами и медвежьей головой. Паси их искривится в ухмылке, обнажая острый ряд клыков глаза загорятся бешеным огнем. И они разорвут меня я кусочки в один момент. И я захлебнусь в потоке боли, не в силах не то чтобы закричать — застонать, и последнее что увижу, будут красные огоньки их глаз… Господи, это мои зубы так звонко клацнули друг о дружку?.

Нет, кто-то прочесывал кухню. Цокал по линолеум; то отдаляясь от холодильника, то вновь приближаясь нему. Я замер, вдыхая воздух маленькими порциями выдыхая через нос. Стук моего сердца, казалось, наполнил все пространство холодильника. Странно, как ищущий не слышит этого стука?

Цоканье на секунду прекратилось, и до меня донеслось тихое, равномерное рычание. Собака, что ли? Ки то ищет меня вместе с собакой? Тогда понятно, что цокало по полу. Это действительно когти, собачьи.

Но мне было все равно, кто собирается меня загрызть. Собака ли, медведь или оборотень. Главное, чтобы он меня не нашли и убрались восвояси да побыстрей.

Рычание прекратилось, и собака зацокала прочь из кухни. Через секунду я расслышал, как она цокает по линолеуму комнаты. Выискивает. Меня.

Но почему не слышно топота ботинок? Разве собака одна может искать человека?

А вдруг? Я же смертный, а они — совсем нет. Если таким образом перефразировать слова Василия, то думается, что они (как их там Вероника называла, «Исправители»?) могут быть кем угодно. Вот это, что называется, влип.

Я чуть подался вперед, прислонив ухо к дверце холодильника, затаил дыхание и прислушался.

Мне показалось, что входная дверь вновь скрипнула. Цоканья слышно не было.

Затаились? Ждут?

А может, перерыли все и ушли, решив, что опоздали.

Вот, блин! Как узнать? Не сидеть же в холодильнике до тех пор, пока не придут из психиатрической больницы и не заберут меня. Варя, увидев распахнутую дверь, горящий свет, ясное дело, решит, что тут что-то неладно. Вероятно, что я тронулся умом. Она, насколько мне известно, именно такого мнения обо мне и держит меня в квартире непонятно из-за чего. Но не из сострадания, это точно. А когда меня обнаружат в холодильнике с трясущимися от страха зубами, то мне прямая дорога на койку между Наполеоном Бонапартом и Владимиром Ильичом. И ведь не поверит никто, если я начну нести тот же бред, что и Вероника…

Что делать? Что же делать?! Что, черт вас всех возьми, делать-то?!!

Из комнаты не доносилось ни звука. Ушли все-таки? Да, наверняка ушли. Зачем им сидеть и ждать меня в пустой квартире, если они знают, что я могу скрываться у Васи?

А с чего ты взял, что знают?

Действительно, с чего? Ну а вдруг? Какой им резон сидеть у меня. Думаю, они все же понимают, что я могу и не прийти. Ушел, допустим… к Генке?!

Точно! Они, не застав меня в квартире, решили, что я остался ночевать у Генки и пошли к нему. Вероника же говорила, что у них есть мое досье. Значит, о Генке-то они не могут не знать. Я даже улыбнулся, так легко пришло решение. Моему напуганному сознанию нужен был хоть какой-то повод, чтобы выбраться из этого холодильника и поскорей залезть в машину к Веронике. Почему-то я был твердо убежден, что именно она сможет защитить меня от Исправителей и их псов. Или кого-то, кто цокает по линолеуму когтями, рычит и вынюхивает меня

Посидев еще с минуту, напряженно вслушиваясь в тишину, я все же решился.

Дверца холодильника распахнулась резко и бесшумно. Хоть это радует. Свет из комнаты освещал небольшой квадрат кухни, кусок стола и раковину.

Вроде бы тихо. Я осторожно поставил левую ногу на пол, коленная чашечка тихонько хрустнула.

Отлично. Теперь вторую ногу. Разгибаясь, я не сводил глаз с освещенного квадрата кухни.

Наверняка, я увижу тень, если кто-то попытается пройти сюда. Но из комнаты по-прежнему не доносилось ни звука.

Выпрямившись, я сделал несколько осторожных шагов в сторону двери. Теперь нужно миновать комнату по коридору, добраться до входной двери и бай-бай, таинственный зверь.

Если только он не поджидает меня на улице. Но там ведь Вероника, она не даст меня в обиду.

Странно, но, подумав о том, что та самая девушка, которую я спас от самоубийства несколько часов назад, та маленькая хрупкая Вероника сможет спасти меня о Зверя, я вдруг совершенно успокоился. Даже, забыв об сторожности, громко затопал, ускоряя шаг.

Вот и комната, надо бы выключить свет, зачем электричество просто так расходовать?

Моя рука потянулась к выключателю, а я сам между тем еще раз осмотрел комнату. Вдруг найду еще что-нибудь полезное?

Рука замерла, так и не дотянувшись до выключателя.

Я увидел их!

Две огромные немецкие овчарки темно-коричневой окраски лежали на диване. Мордами друг к другу, сложив лапы крест-накрест. Хорошо сложены, под гладкой шерстью отлично проглядываются бугорки мускулов. Лениво и с некоторым любопытством они рассматривали меня.

Несколько довольно длинных секунд мы в полной тишине рассматривали друг друга.

«А где же хозяин? — почему-то подумал я. — Ведь должен же быть у них хозяин! Не могут ведь собаки сами знать, за кем им надо охотиться!»

Одна из овчарок зевнула, широко распахнув клыкастую пасть, и поднялась на лапы. Вторая тоже. Сделали они это столь неторопливо, словно были точно уверены, что мне теперь никуда от них не деться.

Лишь когда они одновременно грациозно спрыгнули на пол (цок-цок, это действительно были их когти!), я осознал, что меня сейчас убьют!

Я резко развернулся и бросился к двери. Выскочил на лестничную площадку и буквально скатился по ступенькам на один этаж ниже, краем глаза заметив, как из приоткрытой двери напротив высовывается заспанная физиономия Вари. Снова это ее вечное сверхлюбопытство!

— Что у тебя опять? — сонно проскрежетала она. Я не видел ее, потому что пулей летел вниз, перепрыгивая, казалось, через сто ступенек разом. Сердце в груди колотилось так сильно, словно жизнь в моей грудной клетке его совершенно не устраивала.

— Что за псы? Откуда они у тебя, Виталий? — слабо донеслось до меня. Но я не осознал того, что раздалось вслед за этим вопросом, мои мысли сейчас были только об одном — еще один лестничный пролет, и я на улице!

37

А сверху донесся короткий визг, рычание и звук, словно кто-то разорвал зубами кусок сырого мяса. Варя помешала им выполнять задание. Вари не стало. Толька немного позже я понял, что ее убили, в тот самый момент, когда увидел дверь в подъезд, ногой распахнул её и ринулся в сторону «Ландовера».

Быстрей! Теперь только успеть заскочить, захлопнут! дверь, отрезая звуки улицы, и уехать! Как можно скорей и как можно дальше!

Но почему я не мог разглядеть Вероникин силуэт, хотя кабина хорошо освещалась лучами выходящего из-за крыш домов солнца? Да потому, что ее там не было! Я разглядел, что «Ландовер» пуст, подбежав почти вплотную! Где она? Куда ушла? Может, прошло слишком много времени, она не выдержала и пошла на мои поиски, a в темноте лестничных пролетов заблудилась. Ходит сей! час где-нибудь этаже на шестом и рассматривает номере квартир…

Бессильно я подергал ручку двери. Конечно, заперта Как ты меня подвела, чокнутая девушка из подземки! Что теперь делать?

Только один смог уехать из города, прежде чем его убили…

Что ж, вторым мне, думается, не стать.

Дверь подъезда распахнулась, и овчарки выскочили на улицу, злобно озираясь и принюхиваясь. Секунда, и голова одной из них повернулась в мою сторону. Я увидел эти собачьи глаза — красные, широкие и совершение без зрачков. Не собачьи даже — глаза Зверя!

Я думал, что не смогу сдвинуться с места, потому что совсем не чувствовал своих ног. Я превратился в однл чудовищно бившееся сердце.

Но так быстро я не удирал никогда!

Скорее! В сторону аллеи! Там деревья, густая трава, запах сырости, запах гниющих листьев, вода…

Они потеряют мой след. Наверняка потеряют!

Перепрыгивая через бордюры, я несся, не чувству ничего, кроме страха быть пойманным.

И вот, наконец, аллея. Сколько времени мне понадобилось, чтобы преодолеть расстояние почти с километр? Секунд тридцать, как мне показалось, не больше!

Выскочив на асфальтированную дорогу, я резко свернул в сторону и, ломая ветки, помчался вглубь. Я знал что еще дальше лес станет гуще, а ближе к противоположному краю его пересекает неширокий ручей, в котором я еще в детстве играл с пацанами в морской бой.

Главное — пересечь его, и тогда я в безопасности. Дальше начинался довольно оживленный проулок, который многие жители используют для романтических прогулок. Несмотря на такую рань, я был уверен: там все равно есть люди. Их просто не может не быть. Иначе мне конец!

Сзади дико взвыл один из псов, не так близко, как мне казалось, но вой этот все равно подстегнул меня и я помчался еще быстрее.

Я углубился уже достаточно далеко. Еще чуть-чуть и — ручей…

Кажется, я недооценил свои силы в беге! Ручей появился столь внезапно, что мое разгоряченное пробежкой тело не успело среагировать. Я поскользнулся на влажной траве и взлетел! Мир перевернулся за одно мгновение. Я совершенно не понимал, где мои ноги, где руки, а где голова…

Полет кончился падением в грязь около ручья. Сначала хлюпнули кроссовки, набирая холодной проточной воды, потом и все тело последовало за ними.

Хр-русть! И правое плечо, на которое я приземлился, наполнилось резкой болью. Я громко вскрикнул, переворачиваясь на другой бок и не обращая внимания на то, что холодная вода вперемешку с грязью течет мне за шиворот, сквозь брючной ремень, проникая даже между пуговицами куртки. Какая адская боль!

Несколько секунд у меня даже не было сил, чтобы двигаться. Я был полностью поглощен болью. Ерунда, когда говорят, что шок не дает осознать свою боль некоторое время. Я почувствовал ее сразу. Наверное, потому, что шок испытал несколько часов назад. Еще в подземке…

То, что я не вскочил и не продолжил бег, возможно, спасло мне жизнь. Минуты не прошло, а два четких собачьих силуэта в утреннем свете, еще совсем слабо пробивающемся сквозь листву, показались у самого берега ручья.

Силуэты замерли, и я только видел, как овчарки нервно водят головой слева направо и справа налево. Вынюхивают, наверное.

Меня даже немного обрадовало, что я лежу в грязи, в ручье. Наверняка, моего запаха им учуять не удастся.

Но вслед за этим я понял, что боль в плече отступила, сменившись совершенно другими ощущениями: холодная вода насквозь промочила мне всю одежду, мелкие камешки, принесенные потоком, забились за шиворот, а вода так и пыталась протолкнуть их как можно глубже. Хорошо еще, что ручей не такой глубокий. Лежащему (такому, как мне) вода доходила едва ли до подбородка, но холодные брызги все равно попадали в глаза, делая видимость расплывчатой и мутной.

Думать о том, сломал я плечо или нет, почему-то не хотелось. Сейчас передо мной стоял вопрос интереснее — увижу ли я еще хоть один рассвет?

Лежу в ручье, загнанный, как кролик на охоте, воспаление легких, вероятно, в данный момент зарабатываю, и вдруг отчаянно захотелось еще раз увидеть солнце. Пусть и не жаркое летнее, багровым цветом поливающее землю, пусть и не приятное весеннее, а блеклое, остывающее осеннее. Но все же: увижу или нет?

Псы на краю ручья не двигались. Потеряли мой след? 1 Или им просто не спуститься в ручей на их мощных лапах? Для бега они, конечно, хороши, но чтобы по грязи да по склону?!

Я возрадовался, что за мной не послали тварей эффективней. Обезьян, к примеру. Больших горилл. Я бы тогда, наверное, и до первого этажа не успел добежать… Но, с другой стороны, откуда в нашем городе большие го риллы?

Яркий луч солнца пробился наконец сквозь листья и осветил собачьи силуэты. Как мне ни мешала вода, я все же смог разглядеть, что в них что-то изменилось.

Возможно, мне показалось, но я совершенно не видел у них хвостов, морды как будто стали совсем плоскими, передние лапы удлинились. А еще… господи, пусть это будет галлюцинация! Овчарки теряли свою шерсть! Я немного приподнял голову. Даже не приподнял — повернул, чтобы разглядеть получше.

Теперь вода поднималась мне до подбородка и заливала уши, но на глаза не попадала. Да и света прибавилось, так что разглядеть, что же происходит наверху, не составляло особого труда.

А происходило что-то совершенно невероятное! Мне ничего не казалось. Псы действительно превращались в кого-то другого!

Оборотни! Другого слова я придумать не смог. Будем надеяться, что сейчас они превратятся в людей, а не в тварей похуже, и чтобы меня пока еще не заметили. Хотя я понимал, что солнце встает все выше и выше и, значит, лежащий в ручье человек обязательно привлечет их внимание.

Но не вскакивать же мне сейчас!

Я бы и не смог! Помимо ноющего плеча, я был зачарован зрелищем превращения. Как ни отвратительно она выглядело, в нем все равно присутствовала какая-то своеобразная, извращенная красота. Как заглядываемся мы фильмами ужасов, часто пересматривая искусно поставленные эпизоды превращений человека в волка, человека в мертвеца, человека в еще черт знает кого! Но здесь-то все было совершенно реально. Я видел происходящее своими собственными глазами.

Морды у них сузились, одновременно уменьшалась и пасть, а скулы, наоборот, расширились.

До меня донесся ряд сухих щелчков, таких, как стреляла моя коленная чашечка в квартире. А потом… они просто стали людьми. Произошло это настолько неуловимо, что я ничего не успел сообразить.

Один из них выпрямился и посмотрел на меня в упор. Они видели меня с самого начала.

Знали, что я здесь. Наверное, слышали, когда я вскрикнул, упав в воду. А может, и вправду вынюхали. В любом случае мне теперь от них не скрыться… Мои глаза встретились с глазами второго поднявшегося. Отсюда я не видел, есть ли у него зрачки, но почему-то был уверен, что нет. Просто темные провалы, которые гипнотизируют и заставляют забыть обо всем… И я, словно обезьянка, попавшая в плен к удаву, сейчас поднимусь и сам пойду навстречу своей гибели. Так и будет!..

Тот, который стоял немного ближе к краю, отвел глаза и стал неторопливо спускаться — съезжать по грязи вниз. Второй, подождав чуть-чуть, последовал за ним.

Еще минута-другая, и они встанут надо мной, заслоняя небо, и — прости-прощай!

«Да они же голые! — мелькнуло у меня в голове. — Как им не холодно при такой температуре?»

Не успел я об этом подумать, как мои зубы дружно клацнули друг об друга, выводя меня из оцепенения.

Что я делаю? Ко мне приближаются два голых мужика, а я лежу в ручье и совершенно не могу дать им отпора? В куртке у меня как-никак электрическая дубинка.

Оборотень, шедший впереди, чертыхнулся и поехал на пятках, откидываясь назад. Он был от меня не более чем в двух метрах. Надо было действовать. Но как?

Для начала я перевернулся на живот и попытался подняться, отталкиваясь здоровой рукой от илистого дна. Почти получилось — я сел на колени. Плечо заныло со страшной силой, вдобавок глухой болью отозвался и затылок. Не помню, чтобы я им ударялся.

Оба оборотня теперь находились прямо передо мной, что позволило мне рассмотреть их подробнее.

Первый, возобновивший спуск, но с удвоившейся осторожностью, был черноволосый, с небольшой бородкой.! Тощий какой-то, ноги длинные, а руки едва не доставали до колен. Второй не отличался от первого ничем, кроме того что был лыс. И у обоих действительно не было зрачков.

Я оглянулся. С ноющим плечом на другой берег ручья мне быстро не забраться. Значит — сопротивление.

Интересно, кто из семнадцати предыдущих смог дать достойный отпор Исправителям? Тот, который успел уехать из города? Или он просто сбежал, не слушая ни-1 кого и ничего, и убегал до тех пор, пока его не зажали! где-нибудь в темном переулке, и вот такие псы не разорвали на части?

Резким рывком я все же поднялся, прижав повреденную руку к груди. Это не сильно помогло — рывок отдался новой волной боли, от которой немного помутнело в глазах.

Первый оборотень наконец спустился и осторожна зашел в воду. Холодный ручей дошел ему до щиколоток, но оборотень словно и не замечал этого. Он смотрел только на меня.

Я — его цель, его задача. Уничтожить — и все. Больше его ничего не интересовало.

— Ну, подходи же, хрен крокодилий, — прошептал я. — угощу кое-чем!

Он сделал еще один шаг вперед, а потом раскрыл рот и сказал:

Виталий Виноградов, вы обвиняетесь в несанкционированном нарушении правил Игры, повлекшем за собой отклонение от норм и установленных критериев…

— Ну так и что? За это мне теперь умирать? Оборотень словно не слышал меня. Его тихий и ровный голос даже не дрогнул:

…За подобное нарушение Высший Совет Исправителей приговорил вас к смертной казни. Мы — инквизиторы!

Приятно познакомиться, — я кивнул, отходя немного назад и здоровой рукой вынимая дубинку.

Ногтем подцепил колесико напряжения и довел его до трехсот шестидесяти вольт. Кончик дубинки покраснел.

Второй оборотень ступил в воду. Кажется, до них не дошло, что я собираюсь делать. Они оба решительно направились ко мне.

Ребята, если вы шевельнетесь, то я опущу вот это в воду. — Многозначительное покачивание дубинкой. — Пускай я и сам изжарюсь, но заберу с собой парочку… Как вы сказали? Инквизиторов?..

Я не успел. Первый вдруг хищно оскалился, изогнулся и прыгнул, выставив вперед руки с изогнутыми пальцами.

Я выставил перед собой дубинку, но оборотень немного отклонился в сторону и оказался слева от меня. Обернуться я бы не успел. А он уже поднял руку и обрушил на мое больное плечо сокрушительный удар!

Я заорал! Сволочи! Скоты! Ну нельзя же так с больным человеком! Не по правилам! Мир вокруг помутнел и перевернулся. Кажется, я вновь падал в воду, роняя дубинку и теряя последнюю надежду на спасение.

Падая, я понял, что мне вряд ли удастся подняться.

Голова погрузилась в ручей, я открыл рот и закричал под водой, ослепляя себя пузырьками воздуха, а потом вынырнул и понял, что упал на колени. Что дубинки нет, а оба оборотня стоят надо мной, искривив свои физиономии в отвратительном оскале.

А я так и не увидел настоящий рассвет…

Черты одного оборотня вновь стали неуловимо меняться. Он вдруг съежился, прижал руки к животу, и… его разорвало изнутри. Мне в лицо брызнула кровь, вперемешку с чем-то еще, то ли кожей, то ли внутренностями. Его левая кисть, описав в воздухе широкую дугу, со шлепком упала в воду в нескольких метрах от нас.

То, что осталось от оборотня, удивленно мотнуло головой, словно отрицало сам факт подобного происшествия, поднесло искалеченные руки к глазам и плавно упало на колени. Из разорванного живота в воду вывалились кишки, и я мог поклясться, что разглядел сквозь отверстие у него в груди противоположный берег. Глаза закрылись, и оборотень упал в воду, на мгновение погрузившись в нее, а потом всплыв. От тела, огибая меня, стали растекаться маленькие ручейки крови.

Все это произошло буквально за несколько мгновений, и ни я, ни оборотни не успели сообразить, что случилось.

Второй оборотень затравленно крутанулся на месте, чуть изогнувшись и выставив вперед руки.

Похоже, он вновь пытался превратиться в пса. Теперь ему было не до меня. Кто-то еще влез в их правила и нарушил их. Причем нарушил сознательно, не просто отгоняла бандитов от беспомощного гражданина, а стреляя на поражение. Причем стреляя из далеко не слабого оружия.

Деревья и кусты на обоих берегах хранили молчание. Я тоже вглядывался, пытаясь вычислить, где находится мой невидимый спаситель. Но он либо затаился, либо вновь прицеливался для повторного выстрела.

Я увидел блеск оптического прицела за секунду до того, как луч прорвал заросли и снес оборотню верхнюю половину тела. Наверное, ее просто разнесло на миллиард мелких кусочков, потому что не осталось почти ничего. Немногие остатки шлепались в воду вслед за упавшими ногами оборотня. Для него это была легкая смерть. Боли, в отличие от первого, он не почувствовал.

И вновь наступила тишина. Я вслушался. Неизвестный спаситель не спешил показываться.

Эй, ты кто такой? — крикнул я в никуда. — Дай хоть тебя поблагодарить!

Потом поблагодаришь, — ответил знакомый голос. Ветки раздвинулись, и на берег вышла Вероника. Обеими руками она держала лазерный транстерминатор. Оружие настолько редкое и дорогое, что в России достать его практически невозможно. Правда, для той безумной компании, в которую меня занесло, видимо, нет ничего невозможного.

Вероника! — заорал я, сам того не замечая. — Ты могла бы явиться намного раньше. Когда я подбегал к машине, например!

И это вместо слов благодарности? — отозвалась она. — Сам вылезти сможешь или и здесь тебе помогать придется?

— Смогу, — процедил я сквозь зубы и побрел к берегу.