В те весенние месяцы, когда за окном нещадно жарило солнце, а на каждом столбе висели еще не сорванные, но уже устаревшие агитки с изображениями кандидатов в президенты, когда страна задыхалась от патриотизма, а мои фотографии появились на страницах Rollling Stones, проект путешествия среди фотографов был полностью одобрен.
Аленка не верила в реальность затеи кругосветного путешествия, но открыто и не возражала. (Правда, сейчас, когда я падал в темноте и холоде, и впереди были миллионы лет, чтобы хорошенько все обдумать, мне стало казаться, что Аленка предпочитала ничего не говорить, потому что надеялась на то, что я сам все соображу. А я не соображал. Мне казалось, что это забавно, легко и непринужденно).
Вечерами Аленка сидела за книгами, занимаясь переводом. А я возвращался домой со съемок или с каких-нибудь банкетов, уставший и вымотавшийся до предела, и пытался урвать у жизни кусочек сна, чтобы продолжить функционировать с той же энергией, с какой функционировал раньше.
(Чего-то я не замечал. Наверное, настроения, которое царило в квартире. Тоски по прошлому…)
Непонятного знакомого, как оказалось, звали Евгением Украинцевым. Он являлся известным композитором, и большим фанатом фотографии. Однажды он признался мне, что ненавидит свою профессию. Он всегда хотел фотографировать. Путешествовать с фотоаппаратом по миру и находить сногсшибательные кадры.
— Но так уж получилось, что я умею писать неплохую музыку, — говорил он, — это не я решил. Это кто-то там, наверху, решил. А потом мои родители подумали, что было бы неплохо отдать талантливого мальчонку в музыкальную школу. А когда я подрос и определился, стало уже как-то поздно…
Конечно, он научился фотографировать, стал разбираться в фотоаппаратах, умел настраивать балансы света и освоил «Фотошоп». Но ему было уже тридцать семь, и, понятное дело, фотография в его жизни никак не могла вырваться за рамки обычного хобби.
И все же одну мечту он решился осуществить. Сколько денег угрохал Евгений на свою задумку — одному Богу было известно. Он сумел уговорить семерых отличных фотографов на годовое путешествие по свету. Только мы, фотоаппараты и никого больше.
Спустя полтора месяца после того, как Евгений озвучил мне свою задумку, мы встретились, чтобы обсудить все дела. Евгений показал мне маршрут движения, озвучил все свои планы. Конечно, каждый из нас, фотографов, ехал не бесплатно. За те деньги, что предлагал Евгений, я с Аленкой мог бы прожить пару лет, вообще не работая. Теперь я соглашался не только из чистого энтузиазма.
— Это будет великое путешествие! — говорил Евгений так вдохновенно, будто снаряжал нас в великий крестовый поход. — Еще никому не удавалось осуществить столь грандиозный проект! Мы выйдем за рамки России. Нет, конечно, мы поедем по стране и сделаем сотни отличнейших фотографий! Но и весь мир узнает нас! Смотри, вот маршрут через Париж, через Лондон, через Амстердам…
Я слушал его и верил, что это все действительно грандиозно.
(А теперь я падаю в темноте, и мне кажется, что год моей жизни вылетел в трубу. Год, который я провел без Аленки. Год какого-то подлого, тайного предательства. Что я предал? Любовь! Черт возьми, любовь!)
А еще через две недели меня разбудил звонок Евгения, который предлагал подъехать и познакомиться с остальными участниками путешествия.
Встреча состоялась в студии звукозаписи, где яркий свет ламп разгонял тени, и даже звуки шагов казались какими-то мелодичными. Я приехал одним из последних. Евгений встретил меня широкой улыбкой и дружественным крепким рукопожатием. Он считал меня одним из лучших фотографов современности и, видимо, гордился знакомством.
В круглой комнате, где сдвинутые в стороны стояли ударные установки, а на стенах висели электрогитары, где мигал разноцветными лампочками огромный пульт, а самая маленькая колонка была выше меня на голову, бродили лучшие фотографы столицы. Кто-то протянул мне банку холодного зеленого чая.
Евгений встал в центр, чтобы видеть всех, сложил пальцы в замок на животе и заговорил.
— Итак, друзья! С каждым из вас я уже обсудил детали нашего приключения, поэтому излагать все еще раз не вижу смысла. Давайте просто познакомимся…
(…И тут темнота вокруг меня будто наполнилась светлячками. Воздух заискрился, свет ударил в глаза. И я, такой жалкий, падающий в бездну сознания, зажмурился, чувствуя, как по щекам текут слезы. А память разрывала темноту, выкарабкивалась, выбиралась. Хлестала меня по щекам ледяными воспоминаниями. Вспоминай! Вспоминай! Я открыл глаза и увидел, что в бледном искрящемся свете мимо меня летят вверх люди-призраки. Тоже светящиеся. Частично прозрачные. Молчаливые и безразличные. И я вдруг вспомнил каждого из них. По-настоящему вспомнил!)
— Это Анна Николаевна, — сказал Евгений Украинцев, — очень хороший фотограф. Как и все вы здесь, впрочем. Мария Станиславовна. Приехала к нам из славного города Питера. Уже три года как живет в Москве. Далее, кто там у нас? Артем Львович, не прячьтесь. Прошу любить и жаловать. Отличный пейзажист. Незаменимый человек в нашей поездке.
(О, память! Предательница! Я содрогнулся от хлестких ударов воспоминаний.)
Евгений представил остальных участников. В памяти не всплыли имена остальных, но, должно быть, время само определило, кого мне помнить, а кого нет. Мы пили крепкий душистый кофе с корицей и обсуждали детали поездки. Евгений возбужденно делился планами, и был чрезвычайно убедителен. От его будоражащей энергии заряжались все. Я представлял эту удивительную поездку по стране, и мне казалось, что это лучший способ покинуть начинавшую надоедать Москву и действительно развеяться. А то что-то подустал от работы, честное слово.
Вечером мы обсудили все с Аленкой. Она загрустила. А я, не видя этого, упивался предвкушением путешествия, собирал вещи, готовился к отъезду. Весенний дождь шелестел за окном. Аленка стояла, глядя на улицу, и, когда я подошел сзади и обнял ее, почувствовал запах ее кожи, Аленка предложила плюнуть на все и поехать вдвоем куда-нибудь в далекое-далекое путешествие. Только вдвоем, чтобы никого больше. Как раньше, когда я еще не был знаменит, а она училась в университете, и целый мир лежал у нас перед ногами.
— Ну, пойми же, это работа, — бормотал я, не желая расставаться со сладким привкусом зарождающегося приключения, — живем только раз. Сейчас я заработаю достаточно, чтобы мы больше никогда не работали. Заработаю столько, чтобы мы могли себе позволить делать все, что хотим, а не то, что надо.
— Ты и сейчас можешь себе это позволить, — отвечала она, глядя в окно.
— Не расстраивайся, солнышко, — шептал я, — это ненадолго…
(Я был так слеп!)
Поездка затянулась на год с небольшим.
Сначала Евгений арендовал автобус, по которому мы исколесили пол страны. Дикое путешествие, которое могло понравиться только людям, фанатично преданным своей профессии. Мы ехали от Москвы до Владивостока, ночуя в гостиницах каких-то маленьких городов, названия которых давно стерлись из памяти. В гостиницах, где из кранов в душе лилась только холодная вода. В гостиницах, где на завтрак готовили яичницу с черной подгорелой коркой по краям. В гостиницах, где от постельного белья пахло дешевым стиральным порошком, а под кроватью легко можно было найти использованный презерватив. Все это возбуждало воображение. Радовало. Заставляло корчиться на полу с фотоаппаратом, набивая кадр за кадром. Треснутое зеркало в ванной комнате вызывало в нас чувство восторга. Мигающая лампа на лестничном пролете порождала очередные щелчки фотоаппаратов. Словно кучка школьников, которых впервые в жизни вывезли за пределы родной деревни, мы глазели на мир вокруг, раскрыв рты. И во всем обыкновенном умудрялись увидеть необыкновенное.
Дайте увлеченным людям заняться любимым делом — и они выпадут из этого мира надолго.
Мы колесили по бесконечным дорогам, не замечая времени, и ветер всегда был попутным, а желание — неисчерпаемым. Казалось, что это именно то, что нужно мне от жизни. Я засыпал с фотоаппаратом в руках и просыпался с ним же, готовый начать фотографировать в это же мгновение. И люди вокруг меня были полны энтузиазма и радости.
Слава о нашем путешествии быстро разлетелась по стране. В крупных городах нас уже ждали. С Евгением созванивались областные депутаты (а иногда и губернаторы), с просьбой именно у них и конкретно в самое ближайшее время провести автографсессию, дать интервью (а лучше — парочку), провести мастер-класс для юных фотолюбителей. Иногда Евгений вежливо отказывался, иногда соглашался — если того требовало дело. В Ярославле мы собрали огромную толпу школьников в местном ДК, которым в течении двух часов показывали некоторые приемы фотографии. За это мэр Ярославля выделил нам бесплатный автобус, на котором мы исколесили всю область.
В городе Владимире мы посетили несколько школ, где раздавали автографы и наставляли юные дарования на путь истинный.
И так в каждом крупном городе, в каждом заметном поселке, куда слава о нашем путешествии добиралась быстрее, чем мы сами.
Когда наступило жаркое лето, Евгений арендовал частный самолет, и мы улетели на дальний восток, чтобы еще три месяца наслаждаться отдаленными уголками необъятной нашей Родины. В Комсомольске-на-Амуре я впервые попробовал настоящую красную икру. Во Владивостоке прокатился на военном катере и наблюдал за погоней за японскими браконьерами. В Днепропетровске нас застала ранняя весна.
В ту пору в моем портфолио путешественника было столько фотографий, что распечатай я их все в ближайшем фотосалоне — пришлось бы закупать пару тонн фотобумаги. В один из последних дней на Дальнем Востоке, мы собрались в столовой очередной безликой гостиницы, и Евгений обсудил с нами план дальнейшего маршрута. Он сказал, что путешествие, каким бы отличным оно ни было, подходит к концу. Может быть, еще пару месяцев, и пора закругляться. И на финал Евгений оставил самую красивую часть страны — Заполярье.
— Весной там рай, — сказал Евгений. — такой красоты вы никогда в жизни не видели.
Впрочем, с ним никто и не спорил.
В тот же вечер я основательно пополнил счет и, закрывшись в одноместном номере, позвонил Аленке.
Уже несколько месяцев мы толком не перезванивались. У меня было столько работы и впечатлений, что времени на разговоры практически не оставалось. А еще это странная жизнь общины — когда совершенно нет возможности остаться одному. Постоянно кто-то есть рядом. В такие моменты откровенные разговоры как-то не клеятся. Впрочем, Аленка мне тоже звонила не часто. И смс приходили от нее все реже и реже. А я, увлеченный путешествием, не сразу обратил на это внимания.
И вот я позвонил, лежа на кровати, в номере, освещенном маленькой настольной лампой. Длинные тени ползли по стенам и дрожали около окна.
— Привет, солнышко, — шепнул я в трубку.
— Привет, — отозвалась Аленка усталым голосом.
— Разбудил? — проклятая разница во времени, о которой все время забываю.
— Есть немного. Как ты?
— Неплохо. Снова сегодня бегали по городу, как сумасшедшие. Через несколько дней летим на Север. В Заполярье.
— Рада за тебя. Думаешь когда-нибудь возвращаться?
— Евгений сказал, через пару месяцев.
Она промолчала.
— Ты чего? — спросил я. — Обижаешься на что-то?
— Я так устала, — пробормотала она в трубку едва слышно, — Фил, я не хочу быть одна. Мне надоело приходить в квартиру и садиться за переводы. Мне надоело одной смотреть телевизор, одной гулять по городу, одной засыпать и одной, черт возьми, просыпаться. Ты не звонил уже неделю. Я-то думала, ты собираешься прилететь. Я, как дура, вбила себе в голову, что ты намереваешься сделать мне сюрприз. Что ты сейчас летишь домой… Я каждый день сейчас поворачиваю ключ в замочной скважине и с замиранием сердца думаю, что открою дверь — а там меня встречаешь ты. А тебя нет… Я понимаю, что я идиотка. Надумала себе всякого… Но вот ты звонишь и говоришь мне, что тебя не будет еще два месяца… и как мне быть? Что мне делать?
Я растерянно молчал. Сердце колотилось в груди. А я не находил слов, чтобы ответить. Чтобы успокоить.
— Аленка…
— Ты меня прости, — резко перешла на шепот она, — я надумала себе всякого, а на тебя срываюсь. Я так соскучилась, сил нет. Я каждый день перебираю в голове нашу жизнь и не могу понять, что не так. Почему ты уехал? Почему все, что было у нас хорошего, закончилось?
— Но это же работа…
— Это глупости, а не работа. Ты прекрасно работал и в Москве. Да, Фил, я эгоистка. Я хочу, чтобы ты был всегда со мной. А ты где-то… без меня. И что мне делать? Продолжать тебя ждать? А если ты снова решишь уехать куда-нибудь? Или тебя позовут снимать в Америку или в Англию или в Новую Зеландию?
— Поедешь со мной. Аленка, это же так просто.
— Ничего не просто, Фил. Я не хочу никуда ехать. Я хочу нормальную человеческую жизнь рядом с любимым мне человеком.
— И что же ты предлагаешь? — вскипел я. — Давай расстанемся? Ты будешь жить своей жизнью, а я своей? Мы будем любить друг друга, но не видеться друг с другом? Мы жить не можем друг без друга, но все равно разойдемся?
— Я не знаю.
— Но это же глупо! Такие глупости приходят в голову восемнадцатилетним школьницам! Взрослые люди так не делают!
— Дай мне гарантии, что ты будешь со мной, Фил, — голос ее сорвался с места и стремительно взлетел вверх, — я не хочу любить на расстоянии! Я хочу любить здесь и сейчас!
— Ты предлагаешь мне собраться прямо сейчас и поехать к тебе?
— Ничего я не предлагаю, — огрызнулась она, — делай, как хочешь. Раз тебя не будет еще два месяца, я думаю, что поеду к маме в Казань и отдохну там. Можешь мне не звонить, если хочешь.
— Ты это сейчас к чему?
— К тому, что мне надо подумать.
— Подумать о чем, солнце?
— Я не знаю, Фил, что будет дальше, — пробормотала она, — я не уверена, что будет лучше. А зачем нам оставаться вместе, если будет только хуже? Верно?
Я растерялся и не знал, что ответить. А Аленка продолжила.
— Я люблю тебя Фил. Но что-то изменилось в последнее время. Что-то стало совсем не так, как раньше. Может быть, время меняет нас с тобой?
— Но как же так…
— Все будет хорошо, милый, — шепнула она, — мне просто надо подумать. До встречи.
Она положила трубку. А я долго лежал на кровати и смотрел за дрожащими тенями на потолке. В голове шумел рой мыслей. Рой противоречий. Рой непонимания. Что я сделал не так? Что в моей жизни изменило отношение к Аленке?
(Вернись к солнцу).
(Хватит бегать от своих воспоминаний).
(Вернись к солнцу).
Через два дня мы оформили билеты на самолет и куда-то полетели. На край света. В далекие северные города. Евгений обещал настоящий рай на земле. Нам было так же обещано купание в неописуемой красоте весны, море ягод и грибов. Отдых, фотоаппараты и красота — что может быть лучше?
Я сидел у иллюминатора с раскрытой книгой Гюго на коленях, но не читал, а все размышлял об Аленке. Два дня мы не созванивались и не переписывались. Два дня, растянувшиеся для меня на сотни лет. Когда время не играет с нами, оно нас изменяет.
Что я сделал не так?
И как исправить все то, что произошло в последний год?
Я как наяву представил себе Аленку, которая больше года ждала меня, кутаясь в плед, сотканный из надежды и любви. С какого времени этот плед стал потихоньку изнашиваться? Когда на нем появились первые крохотные дырочки, которые постепенно расползлись на большие черные дыры.
О, сотни вопросов и тысячи сомнений, которые, подобно термитам, подтачивают мой мозг. И ведь не решить ни одного из них. Ничего не сделать. Ничего не предпринять.
В салоне было шумно, и это отвлекало. Мария Станиславовна и Анна Николаевна спорили о полезности блю-рей дисков, которые должны были вот-вот появиться на рынках. Кто-то смотрел на ноутбуке футбол, кто-то общался по телефону с любимой девушкой, кому-то хотелось выпить кофе, и он громко сообщал об этом стюардессе.
За иллюминатором неспешно плыли облака, облаченные в рубиновый свет заходящего солнца. Как тихо там, должно быть, и умиротворенно. Нет у облаков проблем и вопросов. Они не забивают себе головы (которых, кстати, тоже нет) воспоминаниями, беспокойством, какими-то надуманными сомнениями. Плывут себе, ведомые пастухом-ветром, будто стадо притихших барашков.
В тот момент — и это я помню совершенно четко — мне захотелось бросить все и немедленно поехать к Аленке. Закинуть фотоаппарат на дно сумки, чтобы никогда его не доставать, отключить телефон, перестать быть знаменитым и узнаваемым, перестать улыбаться и гордиться тем, что я породил пресловутую «любовную лихорадку». Я захотел стать маленьким и незаметным, серым человеком, одним из тысяч обыкновенных людей, которые живут в обыкновенных квартирах, смотрят обыкновенные телевизоры, едят обыкновенную пищу и смеются над обыкновенными шутками обыкновенных юмористических сериалов. Таким же, как большинство — незаметным для миллионов. Но зато стопроцентно, безоговорочно счастливым.
И любимым.
И тогда самолет тряхнуло.
А затем еще раз.
Свет в салоне замигал, и стало предельно тихо. Я отвернулся от иллюминатора, увидел вытянутые шеи и удивленные лица, увидел стюардессу, ухватившуюся за спинку кресла, чтобы не упасть.
— Все в порядке, — пробормотала она неуверенно.
И самолет тряхнуло еще раз. А затем погас свет. И в секундной, стремительной темноте, которая спустя мгновение разорвалась брызгами яркого огня и наполнилась чудовищным грохотом взрыва, я вдруг понял, что потерял в своей жизни самое главное.
Я потерял солнце, которое освещало мне путь. Без солнца нет в моей жизни больше света. А есть только темнота.
И самолет взорвался. Стекло иллюминатора рядом со мной лопнуло, осыпав крупными осколками. Чьи-то крики утонули в металлическом грохоте и лязге. По салону пронесся вихрь пламени, оставляя за собой яркий пылающий след. Самолет дрожал, кресло подо мной ходило ходуном. Что-то оглушительно разорвалось рядом со мной. Вспышка света ослепила. В салон со свистом ворвался колючий ледяной ветер. Он с силой вырвал меня из кресла и закружил. А я, словно безвольная кукла, болтался в его объятиях, захлебываясь холодом.
О, как ярки воспоминания.
И в какой-то момент пламя обволокло меня. Затрещали горящие волосы, дикая боль заставила заорать, раздирая голосовые связки. А ветер схватил меня покрепче, да и выкинул из самолета в объятия ночи.