Если бы Вовка не заболел, то точно получил бы от бабушки нагоняй за потерянную майку.

А так перед ним поставили поднос с крепким чаем и таблетками, тарелку с супом и чашку с ягодами.

— Будешь лежать до обеда, минимум! — сказала бабушка строго. — Подумать только, не успел приехать, а уже заболел! Что я твоим родителям говорить буду, когда позвонят?

— Скажи, что все нормально, здоровый сын ушел гулять!

Бабушка всплеснула руками:

— И вот с таких лет врать научился! Кошмар!

Впрочем, бабушка не умела сильно и долго злиться, поэтому уже к обеду обо всем забыла.

За окном снова выглянуло солнце, и о дожде напоминали лишь тяжелые капли, сыпавшиеся с листьев при легком дуновении ветра, да лужи на дороге. Из окна Вовка видел грязный Лизкин велосипед, в колесах которого путалась трава, а раму облепила вязкая коричневая жижа. Правда, долго сидеть и смотреть в окно Вовка не мог — кружилась голова.

К обеду же пришли Артем, Толик и Серега. Бабушка наворчала и на них, для порядка, а потом предложила каждому чаю и печенья.

— Заболел! — сказал Толик, присаживаясь на край кровати.

— Это у тебя акклиматизация! — вставил умное слово Артем. — Я читал о ней. Когда издалека приезжаешь, всегда нужно некоторое время привыкнуть к новой погоде. Если не привыкнешь, то все — сразу заболеешь. И никуда от этого не деться.

— Ну, утешил человека. — Серега единственный не отказался от чая с печеньем и поэтому сидел сейчас за столом и наслаждался чаепитием. — Хорошо, что мы сегодня ни в какой лес не поедем, а то бы пропустил все.

— Еще бы. Там грязно и сыро! — Артем поежился. — Я бы в лес сейчас даже за деньги не поехал.

— Вот уж бы и не поехал! А за сто тысяч долларов?

— Даже за сто тысяч долларов. Здоровье дороже, мама говорит.

— Мама ему говорит. — фыркнул Серега. — Я бы за сто тысяч долларов хотя бы подумал…

В комнату вошла бабушка, которая несла на подносе горячие пирожки и чашку чая для заболевшего внука.

— Мама правильно говорит. — сказала она. — Деньги — дело наживное, а здоровье не купишь. Вон у Вовки, у балбеса, были бы деньги, и что? Поехал без майки, голову где-то потерял и заболел. Теперь будет лежать с температурой, пока его друзья по улицам бегают, и никакие деньги ему не помогут.

— Бабушка! — взмолился Вовка.

— А что бабушка? Бабушка пирожков приготовила. Ешьте, и не думайте отказываться. Худые все, больные! Ужас, а не поколение. В мои-то годы, военные, такого не было!

Ребята переглянулись.

— Бабушка. — снова сказал Вовка, отхлебывая чай, — А ты не знаешь случайно, ну, вдруг, у вас жил в станице такой мальчик — Саша Чижек?..

Бабушка нахмурила лоб, задумавшись. Вовка затаил дыхание. Артем за бабушкиной спиной выпучил глаза и покрутил пальцем у виска.

— Знакомое имя… — произнесла бабушка, наконец, — Не могу припомнить, кто именно, в голове крутится. А что такое? Знаешь его?

Вовка неопределенно пожал плечами.

— Да так… Вспомнил просто. А тебе сколько лет было в сорок третьем?..

— В войну-то? Ох, дай бог вспомнить. Сейчас мне семьдесят восемь… — бабушка принялась загибать пальцы. — Это, значит, отнимаем семьдесят… потом три складываем… отцу моему, значит, было тридцать два… а мне — одиннадцать. Маленькая я совсем была, вот как вы. Но хорошо помню войну. Отец мой воевал, вон, фотография его висит. До Берлина дошел и обратно вернулся, целехонький. Потом спился потихоньку, рюмку за рюмкой… эх… война всех тогда достала, душу наизнанку вывернул. Кабы не она, был бы у меня и отец живой, и мать, и не схоронила бы всех подруг на кладбище в конце сорок третьего…

Бабушка приподняла очки, за которыми глаза ее казались большими и круглыми, смахнула слезу, пробормотала что-то и поспешила из комнаты на кухню. Там пузырилось масло на сковородке и нетерпеливо потрескивали дрова.

— Довел бабушку. — прошептал Артем, пуча глаза. — И чуть нас всех не сдал! Ты чего? Мы еще фильм не сняли!

— Я только узнать хотел.

— Узнать он хотел… а о нас подумал? Сегодня-то в лес не идем, значит, еще на два дня задерживаемся. И пока не снимем — все это секрет. Понимаешь, Вовка? Могилы, землянка — это секрет. Нефиг про Чижика и про Аркадия того спрашивать…

— Артем прав. — вставил Толик, тоже шепотом. — Но мы без тебя, Вовка, никуда не пойдем. Ты же вроде как первооткрыватель. Партизаны в могилах почти семьдесят лет пролежали и еще пару дней пролежат, ничего не случиться. Главное, выздоравливай.

Вовка отхлебнул еще немного чая, разглядел на дне кружки прилипшую тонкую дольку лимона.

— Вот ведь как бывает. — сказал он. — Всю зиму в Мурманске, при минус тридцати не болел, а под летним дождем заболел. Кому расскажу — не поверят. И что вы сейчас делать будете?

— Пока с тобой посидим. — отозвался Серега. — Потом в кинотеатр сходим. Там сегодня какой-то фильм идет с Джеки Чаном.

— Тогда давайте играть в "города". - быстро вмешался Артем, который любил игру в "города", потому что считал себя очень эрудированным. Правда, никто и никогда не мог доказать Артему, что Трансильвания — это никакой не город.

— Анапа! — завопил Серега и рассмеялся.

Игра пошла весело, с шутками и спорами. После "городов" переключились на игру в "угадай кто?", потом достали со шкафа старенькое лото с пожелтевшими от времени карточками, стряхнули пыль, размешали и начали играть на "щелбаны". Артем, будучи ведущим, подражал какой-то телезвезде, оттопыривал верхнюю губу, картавил и говорил: "Семьдесят семь, две кочерги, ужас!". Щелбаны, правда, он получал, не выходя из образа.

Вскоре бабушка принесла обед — тарелки борща, тонкие кусочки сала, сыр, колбасу, зеленые стрелы лука, а на второе — салат и жареную молодую картошку, прямо в кожуре. Как ребята не отказывались, у бабушки был большой опыт воспитания капризных детей, и уже через несколько минут все четверо уплетали обед за обе щеки. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — они частенько кушали друг у друга, когда засиживались в гостях в непогоду (в ясные дни найти кого-нибудь из них дома было очень сложно). После обеда Вовка выпил несколько таблеток и почувствовал, что медленно, но верно проваливается в сон. Да и бабушка сказала, что друзья, это замечательно, но больному нужен покой. Пусть высыпается и выздоравливает. Тогда сыграли еще одну, самую последнюю, партию в лото, разыграли щелбаны между Толиком и Артемом, и засобирались.

— Ты, главное, пей много воды! — вещал начитанный Артем. — И еще спи! Тогда завтра же будешь, как огурчик!

— И на ночь компресс на спину наклей! — говорил Серега. — Я не знаю, как это делается, но, говорят, помогает.

— И про таблетки не забывай! — это был Толик. — А мы за тебя кино посмотрим, потом расскажем.

Расстались весело, Вовка даже высунулся в окно и корчил уходящим друзьям рожи. Но как только они ушли, Вовку окончательно сморило. Все же, его организм боролся с болезнью. Не прошло и нескольких минут, как Вовка уже уснул, а вошедшая бабушка тихо поправила сползшее на пол одеяло.

Проснулся Вовка оттого, что услышал тихий бабушкин шепот. Она говорила кому-то, что Вовка спит, но можно подождать, он скоро проснется, уже почти три часа прошло.

За окном день клонился к вечеру, солнце устало разгоняло тени, а на небе снова скапливались тучи.

Бывает так, когда весь день невыносимо душно, а по ночам все время льет дождь. Тогда можно с самого утра взять несколько спичек и пойти искать резвые ручейки-однодневки. К обеду такие ручейки обычно высыхают, умирают под лучами солнца, а вот рано утром они еще бурлят, несутся с невероятной прытью, будто не успевают к месту назначения вовремя, будто ждет их кто-то. И тогда можно найти основание подобного ручейка и запустить по нему четыре спички разной величины — одна Вовкина, вторая Толика, затем Серегина и Артемкина. А потом идти вдоль ручейка, наблюдая за путешествием собственной спички, и подгонять ее, чтоб приплыла к финишу раньше остальных. А ведь на пути спичку ждут бурные водовороты, препятствия в виде опавших листьев, веточек, камешков. И помочь никак нельзя, иначе победа не засчитается. Бедная, бедная спичка! Сколько ей приходится преодолеть трудностей, чтобы добраться до того места, где ребятам надоест, наконец, играть и они начнут бурно выявлять победителя. И ведь не каждая спичка доберется. Бывает, скрутит все четыре водоворотом, или попадутся на пути решетки канализации — и приходится снова идти к началу, снова запускать новичков, снова следовать по опасному пути…

В эту минуту Вовке захотелось выскочить на улицу, позвать друзей и запустить спички в каком-нибудь ручейке, который еще не успел высохнуть. Но стоило сесть на кровати, как снова закружилась голова.

Проклятая болезнь!

Вовка застонал, лег обратно, закутался в одеяло. Внезапный порыв улетучился, вместо радости пришло расстройство, и даже некоторая злость — на непогоду, на забытую майку, на температуру. Почему-то казалось, что если сейчас не пойти и не запустить спички по ручью, то уже больше никогда не получится этого сделать.

В комнату осторожно заглянула бабушка.

— Проснулся? — спросила она, и Вовка вспомнил о том, что в соседней комнате еще кто-то есть. Кто-то, кто пришел к нему. — К тебе гости. Как себя чувствуешь?

— Нормально. — буркнул Вовка. — Что еще за гости?

Бабушка посторонилась, в комнату вошла… Лизка.

Вовка даже подтянулся на кровати, забыв про головокружение. Потом торопливо завозился, плотнее закутался в одеяло, чтобы Лизка ненароком не увидела его в одних трусах.

— Ты, это, чего пришла? — от удивления нагрубил Вовка, взглянул на Лизку из-под нахмуренных бровей.

Бабушка за Лизкиной спиной взмахнула руками, мол, зачем же так грубо, потом пробормотала: "Ладно, вы тут общайтесь…" и поспешила выскочить за дверь.

Лизка нерешительно топталась на пороге.

— Я могу уйти… — сказала она, едва слышно. — Просто я…

— Нет, нет, я не это хотел сказать. Мне просто… ну, странно, что ты пришла, вот. Проходи, садись на стул или, там, вон, табуретка есть. Можешь садиться куда угодно, в общем… — Вовка смутился, потом подумал — а чего это вдруг девчонки смущаться, и затараторил так быстро, что оставалось только удивляться. — Я твой велосипед, знаешь, немного, ну, испачкал. Мы вчера по лесу катались, а потом дождь начался, и вот мы под дождь попали, а я майку забыл в лесу, и простудился из-за этого. Не из-за того, что майку забыл, а потому что дождь начался. А я с непривычки. У меня эта, как ее, акклиматизация, вот…

Лизка скромно села на край стула, сложила руки на коленках, смотрела на Вовку, не мигая, разглядывала. Потом спросила:

— А это вы куда ездили? Просто так, по лесу катались?

— Ага. Ну, почти просто так.

— То есть ты, Вовка, такой же путешественник, как и я! Путешествуешь везде, что-то ищешь. Молодец.

— Ага. — снова сказал Вовка. — Мы еще настоящую землянку нашли, времен войны. Старая-старая! Там в паутине все, заросло, ужас просто. — Потом вспомнил, что это секрет и быстро добавил. — Только я тебе не говорил!

— Нема, как рыба! — рассмеялась Лизка. — У вас там мальчиковые секреты, я поняла. Жалко, что нельзя будет с вами съездить. Я такие вещи обожаю.

— Еще бы, кто не обожает! Там за землянкой могилы неизвестных солдат есть. То есть, как неизвестных? Очень даже известных, там таблички с именами висят. Мы хотим про это фильм снять, а потом сообщить куда следует, чтобы их откопали и похоронили с почестями, как героев.

— А куда следует?

Вовка пожал плечами.

— Не знаю. Но не в лесу же им лежать, правильно? Належались уже со времен войны.

— Это так правильно… — Лизка вздохнула. — Мой дедушка тоже воевал. И не дожил по победы. У нас хранятся фотографии, много старых фотографий. Папа говорит, что если бы не наши деды и прадеды, то и нас бы никогда не было. И так жалко, что из-за войны они не смогли увидеть своих внуков… А ты, Вовка, молодец! Другие бы посмотрели, ну, могила и могила, и пошли бы себе дальше, а ты хорошее дело сделать решил. Ты бы моему папе понравился.

Вовка смутился еще больше и и торопливо, сбивчиво спросил:

— А ты почему без книжки и без зонтика? Зонт сейчас был бы в самый раз.

— Он же вчера порвался. — сказала Лизка. — А я сегодня пошла в кино, а там твои друзья тоже пришли. Я у них спросила, куда ты потерялся, и они мне рассказали, что заболел. Вот я и решила прийти, проведать. Мы же теперь вроде как снова дружим.

— Ага. — сказал Вовка. — Друзья, значит, сказали. Ну, хорошие друзья.

— А не надо было говорить? — смутилась Лизка. — Я же подумала, что тебе приятно будет, если кто-нибудь к тебе придет. Я тоже болела несколько раз. Даже в больнице лежала. Это очень скучно. Лежишь себе, и никто не приходит. Книжки читать надоело, играть надоело, радио слушать тоже надоело… кошмар один.

— Это точно. — Вовка не знал, что еще сказать. Вообще-то, он продолжал злиться на Лизку за прошлогоднее, за непонятные чувства, которые томились в груди, но сейчас ему было приятно, что Лизка здесь. Может быть, пора перестать злиться и вернуть дружбу в прежнее русло? Получиться ли?

— У тебя температура? — спросила Лизка.

— И она тоже. А так — голова кружится. Я даже сидеть почти не могу. Вот, таблетки пью и сплю. Может быть, завтра или послезавтра вылечусь, и все у меня будет хорошо.

— И правильно. Чаю сделать?

— Чаю? — Вовка смутился. — Не надо, бабушка сделает.

— Я у нее попрошу, сделаю. Мне не сложно.

Лизка вышла из комнаты, до Вовки донесся обрывок ее разговора с бабушкой. Бабушка охала, приговаривала: "Хозяюшка!..", потом зазвенела посуда, донесся легкий аромат чая с лимоном.

— И себе сделай! — завопил Вовка. А то было бы совсем неловко пить чай в одиночку.

И чего это она решила за ним поухаживать?..

Вошла Лизка с подносом, на котором ютились две чашки и блюдце с печеньем. Вовка смутился окончательно.

— Ты, это, прекращай так. — буркнул он и, кажется, покраснел. — За мной не надо ухаживать, я же не смертельно больной.

— Да ладно тебе. На. — Лизка протянула чашку. — Это я так, забежала на минутку. Больше не повторится. Не хочешь, так больше и не будем общаться.

— Ты же первая и не хотела. — продолжал бурчать Вовка. — Я к тебе приходил, гулять водил, а ты… я даже не знаю, как ты поступила. Просто не хотела общаться и все. Разве забыла?

Лизка кивнула:

— Давай считать, что забыла. В прошлом году я одна была, а теперь совсем другая. Повзрослела на год. Бывает же так с людьми. Все взрослеют.

— То есть, ты уже и путешествовать никуда не хочешь?

— А это-то здесь причем? — рассмеялась Лизка.

— Не причем, просто так решил спросить.

— Нет, путешествовать хочу. Еще как хочу. Папа сказал, что через год возьмет меня с собой на съемки фильма в Новую Зеландию. Там я смогу путешествовать, сколько захочу. У меня будет личный гид, который покажет самые-самые интересные уголки. Вот ведь здорово!

— Ага, здорово. — согласился Вовка, попивая чай. — А как у твоего папы фамилия? Мне-то все равно, а вот Артем очень хочет узнать. Он говорит, что может быть знает твоего папу, видел по телевизору.

Лизка назвала фамилию, и Вовка с удивлением обнаружил, что тоже знает ее папу, и не один раз видел его по телевизору. Даже в любимой маминой передаче "Лед и пламень".

— Ничего себе он у тебя знаменитый! — присвистнул Вовка.

Лизка кивнула, хотя было видно, что она сама не сильно-то радуется.

— Вот если бы он у меня был чуточку менее знаменитый, то, может, я бы его чаще видела. — сказала она.

Вовка не совсем понял, что она имела в виду.

— Что может быть лучше знаменитых родителей? — рассудил он беззаботно. — У тебя же все теперь есть. Велик, вон, какой дорогущий. А еще наверняка тебе все покупают, что захочешь. И возят, куда угодно. В Новую Зеландию поедешь. Это же просто супер! Я бы не отказался, если бы мой папа был знаменитым актером. Он бы меня в кино бесплатно проводил, и дал бы поснимать настоящий фильм, настоящей кинокамерой… Артему расскажу — он же лопнет от зависти! А еще я бы его попросил, чтобы он меня брал всюду с собой. Куда-нибудь на передачи, на съемки рекламных роликов, на всякие разные фестивали… это так здорово!

— И совсем не здорово. — вмешалась Лизка и внезапно стала собираться. Даже чай не допила. — Вовка, я пойду, наверное. Ты выздоравливай и больше не болей, слышишь? У тебя еще все лето впереди.

— Ты куда это так быстро? — удивился Вовка. — Я сказал что-то не то?

— Все то, все верно. — Лизка прятала взгляд, торопилась.

— Но ты же еще придешь? Когда-нибудь?..

Лизка кивнула.

— Приду, конечно. — потом случайно заметила Вовкин блокнот с ручкой, лежащие на столе, оживилась. — Можно?

— Конечно.

— Я тебе телефон свой оставлю, хорошо? Я не всегда его беру, но вдруг повезет, и тогда поболтаем! Если что — звони!

Вовка хотел сказать, что у него с друзьями правила, что телефон лежит, выключенный, на дне рюкзака, что еще месяц, минимум, он там и будет лежать, забытый… но Вовка ничего этого не сказал. Потому что не захотел. Номер телефона, оставленный в блокноте, был для Вовки тем, ради чего иногда нарушаются даже самые правильные правила…

Лизка отложила блокнот с ручкой, встала из-за стола:

— Я побегу, в общем. Как выздоровеешь, забегай. Ты же теперь знаешь, где я живу. До встречи.

— До встречи. — брякнул Вовка, а Лизка уже выпорхнула из комнаты.

Было слышно, как она разговаривает с бабушкой, потом хлопнула входная дверь. Вовка увидел Лизку через окно, как она пересекла двор мимо грязного своего велосипеда, и тихонько прикрыла за собой калитку. На душе снова стало тоскливо. Чтобы сбить как-то накатившую тоску, Вовка поднялся, вырвал из блокнота листик с номером и долго его разглядывал, запоминая. Потом аккуратно сложил лист вчетверо и убрал в задний карман шорт. Если бы у Вовки спросили, почему он это делает, то вразумительного ответа никто бы и никогда не дождался. Вовка и сам не знал, что происходит. Но с Лизкиным телефонным номером было как-то… радостнее, что ли.

В комнату заглянула бабушка.

— Ну, что, жив? — спросила она. — А бабка твоя, хоть и старая, а вспомнила! Саша Чижек — это же мальчик такой был. Жил рядом с моими родителями. Ушел в партизаны, да так и не вернулся. А ты откуда о нем услышал уже?

— Да я просто так спросил. — махнул рукой Вовка. — Просто так…