— Слушайте, мужики, а как это вас угораздило оказаться у Люськиного дома, когда я туда подъехал? — после очередной рюмки решился поинтересоваться Анатолий.

— Очень просто — мы тебя там поджидали, — лаконично ответил Мишка. Как раз в это время.

— Брось! — не поверил Картушин. — Откуда ж вам было знать, что я п-подъеду?

— Откуда? Оттуда, — усмехнулся Мишка. — Мы о тебе многое что знаем. Очень многое…

— Да брось ты! — широко улыбнулся Анатолий. — Я в эти шпионские истории не особенно верю.

— А причем тут шпионские? Вот он, — Мишка показал на Секу, — следил за тобой более двух недель.

— Смеешься? — Анатолий искренне удивился. — Это с к-какой же это стати?

— Ну а ты вспомни красную «Шкоду». Из гаража от дома, где ты жил до этого, — напомнил Филимонов.

— Какую такую «Шкоду»? — Картушев непроизвольно отвел взгляд и зримо напрягся.

— Не делай вид, будто не понимаешь, — прищурился Мишка. — Ты немного подумай, и все сразу вспомнишь.

— Постой, постой. Так это, значит, все-таки были вы…

— … Кто хотел убрать тебя? — закончил за него мысль Антон. — Нет. Мимо. Нам-то как раз ты был нужен только живым.

Некоторое время все молчали. Лишь сладкоголосый певец рассказывал: «Es la historia de un amor, como no hay otra igual…»

— Тогда почему же вы за мной следили?

Филимонов молчал, предоставив Антону отвечать на вопросы Картушина.

— Все очень просто. Красную «Шкоду» начинили взрывчаткой и подорвали рядом с его машиной, — Стахов кивнул на Мишку и снова перевел взгляд на Картушина. — Вник? Ну вот и ладушки… Тогда ты должен понять наше любопытство. Тебе не кажется?

— Так вы считаете, что это я…?

— Не держи нас за идиотов, — вступил в разговор Мишка. — Мы достаточно знаем о тебе, чтобы не думать ничего подобного. Ко взрывчатке ты не имеешь ни малейшего отношнения.

— То есть, вы хотите… Вас интересует, каким образом та «Шкода»…?

— Вот именно, — подтвердил Антон. — Нас это очень интересует. Интересует, кому ты отдал тачку.

— Но откуда вы это..?

— Пусть это будет нашим маленьким секретом, — усмехнулся Мишка. — Ты, Толян, подумай о том, чем тебе эти люди хотели отплатить за… Отплатить за все. А если что запамятовал, погляди на Ирину.

Картушин послушно перевел взгляд на молодую женщину, которая в этот момент что-то увлеченно обсуждала с Илларионом Дмитриевичем. Во всяком случае, она делала вид, что её живо интересует эта беседа.

— Ну… — протянул Анатолий и налил себе в стакан из банки рассола. А откуда мне знать, что вы не из одной с ней компании?

— Понятно, — зло хмыкнул Мишка. — И мы затеяли все это с единственной целью — чтобы проверить… э-э-э….

— …твою лояльность, — подсказал Антон.

— Вот-вот. Проверить твою лояльность, — подтвердил Филимонов.

— Да нет. Это я так, — кивнул Картушин и поставил стакан на стол.(Я понимаю, у нас т-теперь проще убить человека, чем устраивать ему такую вот проверку.

— Ну а тогда ты должен также понимать, что тебя ожидает, если ты не поможешь нам, — внимательно поглядел на Анатолия Антон.

— Как ни п-понять… Ее друзья — Картушин кивнул в сторону Ирины, конечно же постараются сделать так, чтобы я никогда и никому ничего больше не мог рассказать.

— Да уж, — подтвердил Мишка. — Запланируй мы встречу с тобой на день позже, пришлось бы перед встречей заказывать венки…

— Я… Вы не поверите, но я действительно не знаю, кому потребовалась та тачка.

— Но ты же наверняка кому-то рассказывал о ней. И ты знаешь тех, кто забирал машину из гаража, — заметил Антон.

— Нет. Все не так просто, — вздохнул Анатолий. — И я до сих пор сам не все п-понимаю в этой истории. — Налив в бокал ещё рассола, он жадно выпил его. — Вообще-то с этой самой «Шкодой» все с самого начала как-то запутано.

— Давай распутывать вместе, — предложил Мишка. — Что же именно тебе не понятно?

— Что? Ну… Первое — это откуда они узнали, что в гараже стоит эта тачка.

— Постой-постой, — слегка приподнял руку со стола Мишка. — Они — это кто?

— Это… Ну это те, кто… — Картушин замолчал, собираясь с мыслями. Короче говоря, однажды, когда я выходил с работы, на стоянке ко мне подошел какой-то п-парень и сказал, что у него ко мне есть разговор. Он начал с того, что заявил, будто я могу за небольшую услугу получить хорошие бабки.

— Ему нужна была машина, — догадался Мишка.

— Нет. Не совсем. От меня требовалось лишь одно — показать гараж, в котором пацаны обычно хранили украденные тачки.

— И ты сразу понял, о чем идет речь?

— В общем-то да.

— И согласился…

— Да что ты! Откуда мне было знать, что парень не из милиции?

— И что же тебя убедило, что он не из мусоров? — усмехнулся Мишка. Бабки?

— И бабки тоже. Он мне предложил полторы тысячи зелененькими только за то, что я п-покажу гараж…

— Иными словами, за полторы тысячи ты должен был показать ему, где стоит украденная «Шкода», — кивнул Антон.

— Да ничего я не знал тогда ни о какой «Шкоде». О том, что в гараже отстаиваются угнанные т-тачки — это да, об этом мне было известно. А вот конкретно о «Шкоде»…

— А как ты узнал о том, что пацаны угоняют машины? — спросил Мишка. Брат рассказал?

— Да как тебе сказать… Узнал я об этом в общем-то случайно. — Взяв вилку, Картушин принялся катать ею по тарелке горошину. — Возвращался ночью домой и увидел, как к гаражу Ивлиевых подкатывает «Ауди». Решил п-поинтересоваться, кто это у них теперь снимает бокс. Подошел, понаблюдал из темноты от кустов. Ну, а там Виталька с п-пацанами. Я в тот раз не стал светиться, а потом, на следующий день, поговорил с братцем…

— И что, он прямо так вот все тебе и выложил? — не поверил Антон.

— Да нет. Вначале темнил, конечно, выкручивался. Но я его прижал, и в конце концов выудил из него все, что меня интересовало.

— Ишь ты, прямо образцовый следователь, — покривил рот улыбкой Мишка. — Тебе бы в ментовке работать… Ну да ладно. Прижал ты, значит, братца, и он стал тебе с тех пор деньгу отстегивать?

— Да ты что!?? — даже обиделся Анатолий. — Я с ним такую беседу тогда провел! Говорил о предстоящей ему жизни, о безумно любящих его родителях. Просил, чтобы он п-пожалел мать и не ввязывался больше ни во что подобное. Тогда же он мне поклялся, что впредь будет держаться подальше от этих своих приятелей… А что касается денег, так это я ему ежемесячно деньги выдавал на карманные расходы, чтобы соблазнов у п-парня было поменьше. Да и теперь продолжаю отстегивать.

— Что-то я не пойму… А откуда у тебя у самого-то бабки? На брата, на подругу, на квартиру, на хорошую тачку?

— Я работаю.

— Ну да. Конечно, — покачал головой Филимонов. — И тебе платят там как председателю правления какого-нибудь международного банка…

Картушин лишь слегка пожал плечами.

— Кстати, а что означают буквы «БВСН» в названии твоей фирмы? полюбопытствовал Антон.

— А черт его… Что-то связанное с именами и фамилиями владельцев, Картушин помолчал немного. — Но есть вариант, что «БВСН» это — «Было ваше, стало наше».

— Сильны! — хохотнул Мишка.

— И все-таки, кому ты рассказывал о делишках своего братца? — вернул разговор к его началу Антон.

— В том-то и дело, что никому…

— Э нет, так не бывает, — покачал головой Стахов.

— Как видишь — бывает.

— Если бы никому — к тебе не стали бы обращаться с вопросом, где находится этот гараж.

— Я понимаю. И все-таки я д-действительно ни с кем не обмолвился об этом ни словом. Даже с матерью.

— А с женой?

— Да Боже упаси! Разве ж с бабами на такие темы можно говорить?

— Не поверю, чтобы после того, как ты получил свои полторы тысячи, ты не размышлял, кто этих деятелей вывел на тебя, — покачал головой Мишка.

— Конечно размышлял. Но я уже сказал, что так ничего и не придумал.

— А эта твоя Люська..?

— Да что ты! Ты даже не п-представляешь, какая это удивительная женщина. Даже если бы я что-то и сказал ей, она никогда и никому не обмолвилась бы об этом!

— Понятно. И все-таки — говорил или нет?

— Не думаю… — слегка покачал головой Анатолий. — Но, повторяю, она бы никогда…

— Значит, мог и рассказать, — обращаясь к Антону, подвел итоги разговору Мишка. — Тогда нет ничего удивительного, что её дружки Филимонов указал движением подбородка в сторону Ирины, — поджидали тебя ни где-нибудь, а у дома твоей подруги.

— Но вы ведь тоже поджидали меня там.

— Мы вышли на тебя через машину. А с какого конца, помимо твоей подруги, могли ещё выйти на тебя эти любители пострелять?

— Если бы тут была замешана Люська, меня не стали бы трогать рядом с её домом, — возразил Картушин.

— Может быть так, а может и нет — задумчиво произнес Филимонов. Даже, скорее всего, все обстоит как раз наоборот. Кто ж заподозрит любовницу, на пороге которой злодеи убили любимого человека? Да никто.

— Я, между прочим… — хотел что-то сказать Картушин, но неожиданно осекся. — Постойте, п-постойте, мужики. А ведь я действительно рассказывал Люське о том, что брат чуть было не угодил в неприятную историю… Но это было очень давно. И — убей, не помню, — говорил ли я ей о деталях…?

— Говорил, говорил, — с усмешкой заверил его Мишка. — Можешь не сомневаться.

— Вот ведь гадина! — с чувством произнес Анатолий и плеснул себе водки в стакан с недопитым рассолом. — Я ж для неё наизнанку выворачивался. А она?

— Изнанка твоя ей видно не по душе пришлась, — заметил Мишка. — Ну да ты особенно не переживай. Радуйся, что мы вовремя оказались рядом.

— Да я, мужики! Знаете, как я вам благодарен? Нет? Я теперь за вас горло любому перегрызу. Точно вам говорю… Давайте, выпьем. За вас.

— За что это вы там? — также подняв свою рюмку, поинтересовалась с другого конца длинного стола Ирина. — Мы тут с Илларионом Дмитриевичем о смысле жизни говорим, а они в это время без нас тихонечко «белое вино» попивают… Нехорошо.

— Я предложил выпить за них, — показывая кивком головы на Мишку и Антона, пояснил Картушин. — Ваше здоровье, мужики! И пусть на ваших врагов обрушится все то, чего они желают вам.

— А вот за последнее Ирина едва ли будет пить, — усмехнулся Антон. Хотя и за первое, наверное, тоже.

— Ваше здоровье, — не вступая в полемику, до конца опустошила свою рюмку молодая женщина. — И, поверьте, у меня нет ни малейших оснований желать никому из вас ничего плохого.

— Молчала бы уж. «Никому»… — передразнил Анатолий и до конца выпил из стакана свой мягко выражаясь оригинальный огуречно-водочный коктейль.

— Да-а. Странные мы, люди, создания, — следуя примеру остальных, опрокинул рюмку Илларион Дмитриевич. — Помните, как там у Лермонтова?

— процитировал он.

— Брось ты, Дмитрич, — поморщился Мишка. — «Зачем?». Ясно зачем. Человек воюет за место в жизни, за баб, за приятную тяжесть кошелька в кармане. Помню, кто-то умный сказал, что прогресс является не более чем следствием стремления человека к наживе.

— Это Монтескье, — подсказал Антон. — Несколько иными словами, но смысл именно такой.

— Да неважно, — отмахнулся Мишка. — Важно, что так повелось с сотворения мира. Мужики всегда воевали. И хорошо. Без этой бесконечной войны жизнь была бы пресной и неинтересной.

— Мы с тобой на эту тему не раз спорили, Михаил, — покачал головой Илларион Дмитриевич. — А я как и прежде уверен, что человек может быть счастлив лишь тогда, когда счастливы окружающие его люди. Об этом, кстати, также говорил Монтескье.

— Ну да, как же… Познакомились бы мы с тобой там, где спят на нарах, если бы ты был убежден в этом… — усмехнулся Филимонов и пояснил, Дмитрич ведь был у нас крупным ученым, доктором технических наук. Представляете? И — сел. А почему? Да просто однажды отстрелил ближайшему другу то, чем тот грешил! Грешил, между прочим, с его женой.

— Прекрати, Михаил! — Дмитриевич слегка стукнул кончиками пальцев по краю стола. — Это… Об этом не следовало говорить.

— Ладно! Прости. И вообще — плюнь и разотри. Не стоят они того, чтобы о них вспоминать.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Сидящие за столом усиленно делали вид, будто их не интересует ничто, кроме скромных закусок.

— Вообще-то, что касается счастья, — решился прервать затянувшуюся паузу Анатолий, — так я полагаю, что в этой жизни человек вообще бывает по-настоящему счастлив крайне редко, причем буквально считанные мгновения. Очень скоро появляется неудовлетворенность и желание чего-то иного, чего-то большего.

— Это ты о бабах, что ли? — скривил в усмешке губы Левый. — Поэтому и скачешь кузнечиком от одной к другой?

— Причем тут бабы? — обиделся Картушин. — Это вообще. Типа как закон жизни…

— Да иди ты со своей неудовлетворенностью! — и Мишка вновь повернулся к Дмитриевичу. — Ладно. Скажи-ка, Дмитрич, ведь человек все-таки иногда испытывает то, что называется счастьем?

— Испытывает. Но — действительно крайне редко. Счастье не бывает перманентным.

— Ну и что из того? Это неважно. Ведь испытывает же. — Мишка допил рюмку. — Важно то, что человек на протяжении всей своей жизни ищет счастье. Он с самого рождения запрограммирован на стремление к счастью. И это очень здорово. Не будь этого, люди до сих пор ходили бы в звериных шкурах. И вечерами выли бы из нор на луну.

— А ты, однако, философ, — удивилась Ирина. — Вот бы ни за что не подумала.

— Ага. Отлично. Я — философ. А кто ты у нас такая? Рассказала бы нам, как ты оказалась тут.

— Ты меня сам сюда привез, — напомнила Ирина.

— Не надо, — поморщился Мишка. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Ладно. Можно коротко? И без стриптиза? Без духовного стриптиза, я имею в виду.

— Лично я ничего против стриптиза не имею, — заметил Филимонов. Считай, что меня устраивают любые его формы.

— Ладно. Непременно приму к сведению.

Вплоть до последнего класса жизнь Ирины мало чем отличалась от жизни миллионов соотечественниц её поколения. В раннем детстве это были детский сад, вечно сетующая на нехватку времени замученная мама, обожаемый отец и предел мечтаний — пушистый котенок. Когда Ира уже училась в первом классе, родители подарили ей вместо котенка братика, однако подарок девочку не особенно обрадовал, поскольку теперь времени на Ирочку у мамы почти что совсем не оставалось.

Ира росла здоровым ребенком. Если она и болела, то болела легко и недолго. Да и вообще, болезни в её детстве были скорее исключением, нежели правилом. С этим её матери повезло. Да и не только с этим. Девочка отличалась общительностью и имела массу друзей. К учебе относилась спокойно, как к неизбежному злу, с которым просто необходимо смириться и свыкнуться. В соответствии с этим своим подходом звезд она с неба не хватала, но и среди двоечников никогда не числилась. Ее живой энергичный характер требовал движения и свободы. Ей было душно в узких рамках статуса ученицы школы, но, несмотря на это, девочка никогда громко не бунтовала. Выход своей энергии Ира обычно находила за пределами школы, в шумных ребячьих компаниях, где она неизменно являлась одним из самых проказливых заводил.

Когда девочка перешла в восьмой класс, из семьи неожиданно ушел отец. Их оставил человек, которого Ира любила больше, чем кого-либо иного. Перед тем, как уйти, он обещал дочери, что теперь они будут видеться даже чаще, чем когда жили под одной крышей, но… Очень скоро — всего лишь через четыре месяца — у отца в новой семье появилась ещё одна дочка, и в результате времени на детей от первого брака у папы практически не оставалось. Во всяком случае, он стал встречаться с ними все реже и реже.

Мать зримо изменилась после ухода супруга. Она стала крайне рассеянной, весьма раздражительной и часто плакала. Ира была уже достаточно взрослой, чтобы понимать — мать очень переживает, что муж оставил её. И как не любила Ириша папу, в сложившейся ситуации её симпатии были полностью на стороне матери. А после того, как во время очередной встречи отец заявил, будто мама сама виновата в случившемся, девочка решила, что он просто жесток и очень-очень несправедлив. Теперь она уже не особенно гнала время, ожидая следующей встречи с отцом, и если таковая в очередной раз переносилась, то это почти не расстраивало Иру. Во всяком случае, она жалела маму и чем только могла старалась помочь ей.

Год за годом отец все более удалялся от своих детей от первого брака. Хотя, нужно отдать ему должное, он регулярно выплачивал алименты и не упускал возможности сделать им подарки ко дню рождения или к праздникам. Но отца в семье теперь не было. В результате семья была «неполной», а следовательно — и «потенциально неблагополучной». Мама начала курить. У неё появилась привычка задерживаться с возвращением с работы. По вечерам от неё иногда попахивало спиртным. Правда, был короткий период, когда она вдруг воспряла духом. У неё как в старые времена снова появилось хорошее настроение, вернулись доброта и нежность к детям. Она опять обращала внимание на то, как она одета и как выглядит.

Однажды мама предупредила дочь, что у них будет гость, и вечером пришла в сопровождении грузного немолодого мужчины. Мама напропалую кокетничала с ним. Потом она позвала детей. Нетрудно было понять, ей очень хочется, чтобы они понравились гостю. А гость был рассеян. Он поинтересовался у Иры, как она учится, потрепал по голове её брата и сел за стол. Далее детей он просто не замечал, поскольку все его внимание было поглощено появлявшимися на столе блюдами. К вечеру он ушел, предварительно съев все принесенные им для детей фрукты. Ушел, чтобы никогда больше уже не появиться в их доме.

И снова у мамы наступил период депрессии. Пару раз проснувшейся среди ночи Ире приходилось слышать, как мама тихо плачет в подушку. Девушка с удовольствием бы утешила её, но вместо этого она продолжала тихо лежать в постели, боясь каким-либо образом выдать, что не спит. Она понимала, что мама не хочет, чтобы дети знали о её переживаниях. Не хочет показаться им слабой. Вот именно тогда Ира и решила, что все мужчины глупцы и к тому же мерзавцы, поскольку такой удивительный человек как её мама так долго остается одна… Девочка решила также, что никогда не будет дурой и ни за что, ни-ког-да не выйдет замуж. А ещё она четко усвоила мысль, что терять что-либо всегда много больнее, нежели просто не иметь этого.

Отсутствие в семье мужчины странным образом сказалось на характере девочки. Она считала себя ответственной за судьбу брата, а потому опекала его вплоть до того, что побивала тех из его соучеников, кто осмеливался поднять на мальчика руку. У неё «прорезалось» увлечение далеко не женскими видами спорта, типа стрельбы и мотогонок. Причем и в одном и в другом тренеры её ставили в пример ребятам, с которыми она охотно состязалась, доказывая себе и другим, что во многом способна далеко превзойти их.

Конечно, были у девочки и влюбленности. Влюблялась она в нового преподавателя математики, в тренера по стрельбе и не разу не влюблялась ни в кого из своих сверстников. Естественно, никто из предметов её страсти так и не узнал о том, что в течение некоторого времени являлся для девушки желанным и прекрасным рыцарем.

Попав с аппендицитом в больницу, девушка познакомилась с проходившим там практику студентом мединститута. Студент, отец которого был дагестанцем, сразу покорил её своей восточной красотой и нестандартностью суждений. Было ещё нечто, что импонировало девушке — будущий врач буквально бредил мотоциклами. В результате после выписки из больницы их встречи стали регулярными.

Зная об увлечении девушки мотоспортом, отец также обещал дочери купить «Яву», но только после окончания школы. Однажды Ира имела неосторожность проговориться об этом матери, и та устроила бывшему супругу по телефону грандиозный скандал, требуя, чтобы он отказался от своего замысла — ведь у дочери мог при падении разойтись шов. Но отец оказался человеком последовательным и стойким, так что в итоге в конце июня девушка все-таки получила в свое распоряжение вожделенную машину. Лучшего подарка по случаю окончания школы она не могла себе даже представить. И если бы не необходимость определяться с будущим и поступать в какой-нибудь институт, Ирина наверное не слезала бы со своего мотоцикла целыми днями.

После длительных колебаний Ира решается подать документы на механический факультет. И хотя вместо серьезной подготовки к экзаменам девушка большую часть времени в основном прокаталась с друзьями на мотоцикле, все завершилось для неё благополучно, и Ирину приняли в институт.

Меж тем её закончивший мед приятель пошел работать в фирму, занимающуюся поставкой импортных лекарств и медицинского оборудования в аптеки и лечебные заведения города. И хотя заработки его уже существенно превосходили зарплату среднего служащего, денег молодому человеку хронически недоставало. А деньги были очень, очень нужны, поскольку вместе с увеличившимися доходами соответственно возросли и потребности молодого человека.

К этому времени отношения Ирины с её другом давно уже вышли из разряда дружеских и перешли в любовные или, точнее, в любовно-деловые. При этом они преодолели ряд взлетов и падений.

Несмотря на печальный опыт своей матери и некогда данные самой себе клятвы, девушка впервые в жизни была влюблена страстно и самозабвенно. Однако её пользовавшегося успехом у женщин приятеля довольно скоро начали тяготить притязания девушки на безусловное владение им и его временем.

Ирина понимала, что столь интересный молодой человек конечно же вызывал повышенный интерес у женщин. Но что она могла поделать? Навязываться? Едва ли. Ее настойчивость наверняка привела бы к весьма скорому разрыву их отношений. В связи с этим Ирина сдерживала себя, стараясь при встречах не демонстрировать свою любовь и свою ревность. И это молчаливое подчинение более чем устраивало её друга, который мог теперь более чем по полмесяца не звонить девушке. Но зато при последующих встречах он был необычайно нежен и ласков, что в известной степени компенсировало Ире проведенные без него дни и недели.

К тому времени, когда Ирина перешла на третий курс, её приятель приобрел себе однокомнатную квартирку и перебрался в нее. Девушка втайне надеялась на предложение руки и сердца, но предложения — увы — не последовало. Более того, ей даже не предлагали совместное проживание в скромно, но с любовью обставленном уютном «гнездышке». Ее лишь милостиво принимали в нем время от времени. И у Ирины были все основания полагать, что она далеко не единственная, кто скрашивает тут вечера и ночи молодого человека. Несмотря на это, девушка делала вид, что все её устраивает, и что сама она даже не помышляет ни о чем ином. При этом в глубине души Ира все-таки надеялась, что молодой человек вскоре «нагуляется» и наконец-то поймет, что ему не найти никого, кто бы в большей степени, нежели она, соответствовал его запросам. Однако надеждам её, как оказалось, не суждено было сбыться. Более того, однажды, когда Ирина позвонила ему поздно вечером, ей ответил женский голос. Девушка сразу же повесила трубку.

Прошел ещё год, и тот, без кого она не мыслила своей жизни, попал в аварию — разбился на мотоцикле. Естественно, вплоть до выписки молодого человека из больницы Ира самозабвенно ухаживала за ним. А по выписке он неожиданно предложил девушке перебраться к нему. Казалось бы, наконец-то сбылись самые сокровенные мечты, и открылись блестящие перспективы долгой и счастливой семейной жизни с любимым. Однако тихая и спокойная жизнь продолжалась недолго, поскольку по прошествии менее чем десяти месяцев Ира узнала, что обожаемый человек попал в более чем неприятную ситуацию одолжил попавшему в трудное положение приятелю не принадлежащие ему деньги. Приятелю деньги эти так и не помогли, и он не нашел ничего лучшего, как застрелиться, предоставив своим кредиторам самим разбираться с его долгами.

— Насколько я понимаю, — перебил её Мишка, — ты не могла стерпеть, чтобы кто-то там «поставил на счетчик» твоего ненаглядного, и сама взялась за дело. Так?

— Не совсем. Он сам пытался разобраться с ситуацией. Но не очень успешно. А мне случай помог выйти на человека, чьи деньги мой дурачок вложил в дело своего покойного приятеля.

— И теперь ты работаешь на этого человека, — сообразил Филимонов. Так?

— Так, — подтвердила девушка. — А что мне оставалось ещё делать?

— И много он тебе платит?

— Ничего он мне не платит. Но… Он обещал простить нам большую часть долга. Или даже всю сумму.

— А давно ты на него работаешь? — поинтересовался Антон.

— Почти год.

— Но долг ещё не погасила?

— Не совсем.

— Интересно, ты только следила, или приходилось ещё и стрелять? внимательно поглядел на Ирину Мишка.

Та только отвела взгляд.

— Понятно. У нас с Антоном как раз друга застрелили недавно.

— Я знаю. Но я тут ни при чем.

— Тогда позволь поинтересоваться: откуда тебе известно о нашем друге? — настаивал Левый.

— Потому что в течение некоторого времени мне приходилось следить за каждым из вас. За убитым, за тобой и за тобой, — девушка перевела взгляд с Мишки на Антона.

Молодые люди молчали, ожидая продолжения. Молчала и девушка.

— Ну и удалось тебе узнать что-нибудь интересное? — наконец прервал молчание Антон.

— Ну да. Конечно. Удалось.

— Что же, например?

— Например? — Ирина слегка прищурилась, — Если тебе нужен пример, могу сказать, что не раз прослеживала, как ты втайне ото всех встречаешься со своей подругой. Доволен?

— Черт! — выругался Антон. — Как же тебе это удалось?

— Удалось. И не только это. Моих заказчиков интересовал не только факт твоих встреч. Они хотели знать: с кем, где и как часто.

— Черт! — снова повторил Антон.

— И ещё им нужны были документы. Поэтому я сделала для них снимки. Несколько пленок на одного тебя потратила.

— И ты знаешь, с кем именно я встречался?

— Ну естественно, — подтвердила девушка.

— Твои заказчики, следовательно, тоже в курсе…

— Это ж надо быть таким проницательным! — съехидничала Ирина. Неужели ты полагал, что мне платят лишь за то, что я оставила работу, да целыми днями каталась за вами по городу? Или же…

— За что тебе платят, мне ясно, — перебил её Мишка. — Ты лучше объясни, с какой стати ты вдруг все это выкладываешь нам? С чего бы это такая откровенность?

— Что, неужто не понял? — вскинула на него взгляд девушка. — Или так, дурочку просто играешь? Да я же о каждом из вас знаю теперь столько, сколько вы и сами друг о друге наверняка не знаете. Теперь я представляю, что вы такое и на что вы способны. А, кроме того, знаю немало и о тех, кто поручал мне следить мне за вами. — Ира немного помолчала. — Короче, я же в конце концов не дура. А потому понимаю, мои… работодатели в определенный момент почти наверняка должны захотеть избавиться от меня. Особенно теперь, когда я поехала за вами и вдруг пропала.

— Значит, решила поменять лошадок?

— А ты на моем месте продолжал бы служить верой и правдой этим ублюдкам? Так что ли? — зло поглядела на Филимонова девушка. — Ну да, конечно, если бы я не знала, что они собой представляют… Но я-то ведь знаю. Ведь для них человеческая жизнь — это так, тьфу, ничто. Из-за своего бандитского гонора да денег такие не погнушаются ничем.

— Ну а сама-то ты — погнушаешься, что ли?

— Да иди ты… Что я, из-за денег, что ли? Не понимаешь — они же как нечего делать могли убить человека, который не сделал им ничего плохого. Человека благородного, единственное преступление которого — попытка помочь своему неблагодарному другу.

— Ну как же, понятно, — тяжело поглядел на девушку Мишка. — Значит, твоего дружка убивать нельзя. Тебя, нужно думать, тоже не тронь. А вот других — это уже вас не касается. Это пожалуйста. Так, что ли?

— Тоже мне, блюститель морали нашелся, — фыркнула Ира. — Думаю, не тебе читать мне лекции, что этично, а что нет. Можно подумать, ты у нас святой.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина.

— Ладно, — несильно хлопнул по столу кончиками пальцев Мишка и повторил, — Ладно. Давай, выкладывай, кто тебе поручал следить за нами и где этих деятелей найти.