Лужайка — округлая возвышенность, покрытая короткой, будто подстриженной травой, обнажилась сразу же за поворотом. Ручей огибал ее сверкающей на солнце подковой и терялся в зарослях белесого ивняка. Спешившись, я разнуздал лошадь и пустил ее пастись, а сам расположился в тени расщепленной молнией ветлы.

Вначале было немного обидно, что меня, как маленького, услали в тыл, но потом я вспомнил об узелке, который дал мне Илья, развязал его и, обнаружив в нем леденцы, развеселился. Плоские липкие камешки так приятно похрустывали на зубах, что я зажмурился от удовольствия. Все-таки было совсем неплохо лежать в тени и посасывать леденцы, вот только шмели надоедали, жужжали у самого носа, норовя залететь в рот.

Все это — мохнатые шмели, которые в общем-то вели себя вполне дружелюбно, залитая солнцем лужайка, где паслась моя лошадка, позвякивая удилами, — было таким удивительно мирным и действовало так успокаивающе, что я почти забыл о том, где я. Казалось, не я, а кто-то другой только что скакал по ущелью, не я, а кто-то другой встретил красных партизан и среди них — Коськиного брата Илью…

Послышалось частое цоканье копыт. Я невольно посмотрел на свою лошадь: отмахиваясь хвостом от оводов, она почти скрывалась в ивняке. Нет, она была ни при чем: сюда, в солнечное царство, скакали другие кони. «Прорвались!» — пронеслось у меня в голове и, оцепенев от ужаса, я некоторое время лежал не шевелясь. Все было кончено: красные не смогли остановить карателей, и те, расправившись с отцом, теперь скачут сюда. Жуткие картины замелькали перед моими глазами: перекошенное от злобы лицо Гамлера, убитый Сандига…

Из-за поворота показались всадники. Их было только двое: впереди — мой отец, а за ним — Гамлер.

— Андриан Ефимович, он где-то здесь. Вот его лошадь, — сказал подполковник неправдоподобно спокойно.

— В самом деле, — отозвался отец, — наверно спрятался, паршивец, в ивняке.

— На вашем месте…

Я так и не узнал, что сделал бы Гамлер на месте моего отца, потому что в это самое время в ущелье прогремел выстрел — гамлеровский жеребец вздыбился, я увидел огромные блестящие подкопы и вслед за тем услышал голос Ильи:

— Именем революции приказываю сложить оружие! Подполковник Гамлер в наших руках, выходы из ущелья заняты красными войсками.

Во избежание кровопролития…

Ружейный залп заглушил голос Ильи, застрочил пулемет, к нему присоединился другой, потом все внезапно стихло. Через некоторое время закуковала кукушка:

«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»

Беспокойная птица возвращалась обратно.

— Гамлер, комедия кончена, — сказал отец, слезая с коня. Он не видел лица подполковника, он был дальше от него, чем я.

— Вы правы, Андриан Ефимович, вы правы…

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я машинально выбрал в колчане стрелу с медным наконечником, вставил ее в лук и натянул тетиву. Не помню теперь, как это случилось, но едва подполковник взялся за кобуру, я разжал пальцы. Тонко дзинькнула тетива, и стрела — я отчетливо видел это — разбила ненавистное пенсне.

#img_12.jpeg

— А-а! — взвизгнул Гамлер и выхватил револьвер.

Будто шмель ужалил меня в плечо, замелькал перед глазами слюдяными крылышками, плюхнулся мне на голову, придавил огромным мохнатым мешком… Потом закачалась ветла, закачались большие зеленые звезды.

— Чегрэ, Чегрэ, Клима, Клима, Чегрэ, — говорил кто-то, поглаживая мой лоб холодной рукой. Так и есть, это маленькая Чегрэ, самая красивая девочка из таежного селения. Горячие камни, невыносимо горячие камни жгли мне голову, грудь…

Потом я видел волны, каюту на шхуне с поэтическим именем «Дафна», видел своего друга Коську. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я очнулся.

Не было маленькой Чегрэ, не было Коськи — я лежал в тени ветлы, рядом со мной лежал отец с простреленной грудью. Я поискал глазами, но Гамлера не увидел, лишь его конь мирно пощипывал траву у моих ног.

— Клим, ты слышишь меня, Клим? Сокровища принадлежат Республике… Бери их, держи крепко, всю жизнь… — Это говорил отец, говорил тихим, очень тихим голосом, я едва слышал его. Он бредил.

Потом я видел много бородатых людей. Они стояли над нами с обнаженными головами. Кто-то из нас умер…