Ганнибал стремился к реваншу. Он говорил о том, что у Карфагена много врагов, и определял главного из них. Кто же это? Массанасса? Да. Это хитрый противник. Но он был опасен не сам по себе. За его спиной стоял Рим, отнявший у Карфагена после I Пунической войны Сицилию и Сардинию, а после II — Испанию и обширные территории в самой Африке, Рим, который медленно, но верно вел теперь дело к уничтожению Карфагена. Да, собственно, и речей никаких не было нужно. Клятву, данную много лет назад девятилетним мальчиком, хорошо помнили и его друзья, и его враги. Имя Ганнибала само по себе было символом войны против Рима, и последний, конечно, не мог не увидеть в его избрании серьезную для себя угрозу.

Победа над Карфагеном и заключение мира позволили римлянам активно вмешаться в восточные дела, прежде всего, в борьбу Филиппа V с Пергамом и Родосом. Это вмешательство в конечном итоге должно было привести к установлению римского господства над странами Восточного Средиземноморья.

Такая опасность могла способствовать возникновению антиримской коалиции и, прежде всего, союза между Филиппом V и Антиохом III, владыкой могущественного Селевкидского царства в Передней Азии. Правда, этот союз не состоялся: Антиох III опасался не только римлян, но и чрезмерного усиления Македонии, а потому и не вмешался активно в римско-македонскую войну. Против Филиппа V на стороне Рима выступили все греческие государства, и царь был вынужден пойти на очень тяжелый для него мир. Только когда поражение Филиппа стало очевидным, Антиох III ввел войска в Малую Азию, создавая тем самым угрозу римлянам, а затем переправился в Европу. Назревала опасность новой войны. В этих условиях, если бы удалось объединить силы Филиппа и Антиоха, если бы они ударили по Риму с востока, а Карфаген — с запада, можно было надеяться переиграть войну и победить. Даже поражение Филиппа V не уничтожило этой перспективы: Ганнибал имел все основания рассчитывать на Антиоха III и на совместные действия с этим царем, совсем недавно победившим в Мидии и Персиде своих бунтовавших полководцев и отвоевавшим у Египта Финикию, Южную Сирию и Палестину. Этим, конечно, объясняется повышенная дипломатическая активность Ганнибала в первые годы после II Пунической войны, его тайная переписка с Антиохом III, приводившая к установлению все более тесных связей.

Главное, что необходимо было сделать Ганнибалу на его посту, если он желал всерьез готовиться к новой войне, — сломить сопротивление старых наследственных врагов, все той же антибаркидской «партии мира». Ему было недостаточно просто заставить их замолчать, нужно было настоять на своем. В своей борьбе он мог, конечно, использовать полномочия суффета, однако главной его опорой была поддержка народных масс, и это выяснилось при первом же столкновении.

Именно в то время, когда Ганнибал стал Карфагенским политиком, в Карфагене было «сословие судей». На протяжении длительного времени одни и те же лица непрерывно исполняли судейскую должность. Имущество, имя, сама жизнь людей находились в их власти, каждый, затронувший хотя бы одного из них, неизбежно сталкивался со всеми «судьями».

Став суффетом, Ганнибал среди многих других распоряжений отдал одно распоряжение, внешне совершенно незначительное, однако послужившее поводом к конфликту, — он приказал вызвать к себе магистрата, ведавшего городской казной, который принадлежал к враждебной партии и по истечении срока магистратуры должен был перейти в «сословие судей». Этот отказ и был нужен Ганнибалу. Он послал «вестника» арестовать казначея и обратился к народному собранию, а уж там он говорил не столько о магистрате, сколько о «сословии судей», которые не подчиняются ни закону, ни властям. Народное собрание сочувственно встретило речи Ганнибала, и он тут же провел Закон, по которому «судей» стало можно избирать только на один год, так что никто не мог занимать эту должность два года подряд.

Следствием закона, предложенного Ганнибалом и принятого народным собранием, должно было стать полное обновление совета. Так Ганнибал сумел провести в совет «своих людей» и одержал важную внутриполитическую победу. Но основной проблемой карфагенского правительства, кто бы ни находился у власти, оставались взаимоотношения с Римом. Готовясь к новой войне, ведя секретные переговоры с Антиохом III, Ганнибал должен был все время демонстрировать свою лояльность по отношению к Риму и демонстративно соблюдать условия мирного договора…

Однажды Карфаген пытался обмануть Рим, но ничего путного из этого не вышло. Когда в очередной раз карфагенские представители доставили в Рим серебро для уплаты взноса, римские квесторы заявили, что оно недоброкачественно; кроме того, при взятии пробы, то есть при плавке, четверть привезенной суммы исчезла. Пунийцам ничего не оставалось, как сделать в самом Риме заем для покрытия недостающей части.

Карфаген должен был регулярно платить Риму, но вместе с тем деньги нужны были и на подготовку к новой войне. А казна находилась в плачевном состоянии. Поступления в государственную казну сокращались — частично из-за небрежности при взыскании податей, а частично из-за того, что их разворовывали первые лица в государстве. Не хватало денег для уплаты контрибуции, и правительство Ганнибала стояло перед перспективой ввести дополнительный налог на граждан. Такая мера, конечно, сразу же сделала бы Ганнибала крайне непопулярным. Ему нужно было достать золото и серебро так, чтобы при этом не были нарушены имущественные интересы его сторонников. И Ганнибал целиком погрузился в решение этой проблемы. Он тщательно изучил бюджет карфагенского государства, узнал, какие пошлины взыскиваются на суше и на море, на что тратятся деньги, какова сумма расходов, сколько утаили и украли те, кто раньше ведал денежными поступлениями. Покончив с этим, Ганнибал объявил, что, взыскав все недоимки, государство сможет заплатить контрибуцию, не прибегая к сбору денег у горожан! И его обещание было исполнено.

Эти действия Ганнибала вызвали, как и следовало ожидать, недовольство в аристократических кругах, и, для того чтобы остановить чересчур, по их мнению, ретивого государственного деятеля, аристократы обратились к римлянам. Основное обвинение, которое они выдвигали против Ганнибала, заключалось в следующем: Ганнибал тайком переписывается с Антиохом и принимает у себя его послов; он говорит, что государство пребывает в состоянии покоя и разбудить его может только звон оружия. Со своей стороны и римское правительство только искало предлога, чтобы открыто выступить против Ганнибала и добиться его устранения. Возражал только Сципион: неприлично римлянам, победившим Ганнибала в открытом бою, теперь вмешиваться в карфагенские распри. Однако его аргументы во внимание не приняли, и очень скоро в Карфагене появились римские послы Гней Сервилий, Марк Клавдий Марцелл и Квинт Теренций Куллеон.

Задание, которое сенат им дал, было простым: обвинить Ганнибала в переговорах с Антиохом и подготовке войны. Был, впрочем, и альтернативной вариант — устроить так, чтобы Ганнибала тайно убили его противники. Когда послы прибыли в Карфаген, они по совету врагов Ганнибала предпочли сначала не обнаруживать своих истинных целей и говорили, что их задача — урегулировать распри между Массанассой и карфагенским правительством. Однако Ганнибал понимал, что римляне добираются до него; пойдет ли речь о выдаче на законном основании или же будет организовано убийство из-за угла — это уже были второстепенные детали.

Конечно, он мог бы опять обратиться к народу, и, судя по всем предыдущим событиям, ему легко было бы расправиться со своими противниками. За этим, разумеется, должна была последовать война с Римом, но Карфаген еще не был готов к войне.

В результате Ганнибал предпочел бежать. Еще утром он показывался на улицах и площадях, а вечером с двумя спутниками покинул город…