Гудит Бантам… Будто волны перекатываются по нему от края до края. Слышатся пылкие выступления во всех мечетях: муллы в белых чалмах и в белой одежде призывают правоверных на «святую войну». Иправоверные, облачившись в белые рубашки, вооружаются дедовскими кремневыми ружьями, крисами, пиками и собираются в «святые отряды». Мечется на вороном коне смуглый Селим, тоже в белой чалме и в белом халате, с саблей на поясе, и так же зовет народ от имени аллаха на решающую борьбу с чужестранцами, на битву за веру святую, за независимость Явы, за возрождение прежнего Яванского государства. Слушает народ страстные эти призывы, и зажигаются сердца людей, горят глаза, сжимаются кулаки.

А сознательные рабочие только усмехаются в ответ на «святые» речи. Мало таких рабочих, очень мало, и они тонут в море темного народа. Да и не время спорить сейчас. Пока цель одна для всех: сбросить власть чужестранцев!

Правительственные войска находятся в Бантаме в том же положении, в каком был отряд Гурана в районе Батавии. Они прячутся, бегут и думают лишь о спасении. Не одна сотня солдат перешла на сторону народа, а полицейские делают это еще охотнее.

Только три острова сохранились еще среди этого грозного моря: город Бантам, Тэнанг и Лабуан. Жители из них разбежались, но солдаты остались и отбили несколько атак повстанцев. Все это началось тогда, когда Пуан со своим отрядом доставил на место только часть оружия.

Узнав о восстании сначала в Батавии, а потом в Бантаме, Пуан заметался, как раненый зверь.

— Безобразие! Хоть бы недели две подождали! А теперь что же делать?

Он отправил посланцев к Салулу и Гейсу, а сам, захватив оружие, бросился в Тэнанг.

Это заняло несколько дней, и, когда подошли к Тэнангу, с другой стороны к нему уже приблизился отряд правительственных войск численностью в пятьсот человек.

Ни за что не следовало впускать их в город! У Пуана было около четырехсот человек, но половине из них пришлось блокировать гарнизон Тэнанга, чтобы он не ударил повстанцам в спину. И Пуан выступил против вновь прибывших лишь с половиной своих бойцов. Он захватил с собой тысячу запасных винтовок, надеясь вооружить ими жителей. Сотня добровольцев набралась быстро, а для дальнейшего пополнения требовалось время.

Противники встретились в десяти километрах от Тэнанга. Залегли. Началась перестрелка. Голландский командир хотел было поднять свой отряд в атаку, но солдаты-туземцы не очень стремились к этому, тем более что со стороны инсургентов часто строчил пулемет.

Часа через два на помощь Пуану примчался «белый» отряд в сотню человек. Солдатам чужеземцев пришлось отстреливаться на два фронта. Пуан решил воспользоваться этим и тотчас перейти в атаку, но тут загремели выстрелы с третьей стороны, а значит, на подмогу подоспел и еще какой-то отряд!

Дружно бросились на врага инсургенты. С криками «алла» поднялись и повстанцы в белых рубашках. Сзади тоже послышались крики. Подневольные правительственные солдаты поспешили поднять руки, и только нескольким десяткам из них удалось бежать с поля боя.

Когда все собрались, оказалось, что третьим отрядом командуют Гуран и Нонг. Пуан не сразу узнал Нонга, настолько успел тот возмужать за недолгое время их разлуки.

— Откуда ты? Каким образом тут? — удивленно спросил он.

Юноша рассказал о своих приключениях, а Гуран подробно информировал товарищей о восстании в Батавии, о их путешествии, о засаде в ущелье.

— После этого мы шли только ночью, — продолжал он. — По дороге нагнали «белый» отряд и держались за ним, пока не пришлось принять участие в драке.

Селим перед этим дрался за город Бантам, но со слабо вооруженными силами успеха добиться не смог. Вот и пришлось ему направиться к Пуану за оружием. Л тут и с Нонгом встретился и помог овладеть Тэнангом.

* * *

— Нужно ли и дальше сторожить оружие, если наступило такое горячее время? — спросил Салул у Гейса, после того как прибыл посланец из Суракарты. — Боюсь, чтобы из-за этого мы не упустили более важное.

— Я думаю, что оружие и является самым важным. Наша задача — сохранить его.

— Все равно придется уничтожить, если они явятся опять.

— Нам выгоднее уничтожить оружие на глазах у врага. Пускай думают, что мы не смогли воспользоваться им.

Прошло три дня, но враг не появлялся.

— Если так, Пуан успеет прийти второй раз, — высказал надежду Салул.

Но вместо отряда Пуана прибыли посланцы и сообщили о восстании.

Можно себе представить, какое впечатление произвело это на товарищей.

— Что же, начнем уничтожать оружие? — угрюмо спросил Салул.

— Не знаю, — задумчиво ответил Гейс. — По-моему, лучше рискнуть: замуруем пещеру так, чтобы никто не смог ее найти, да и оставим. Как твое мнение?

— Согласен, — кивнул головой Салул. — Если уж нам не удалось использовать оружие, так они и подавно не смогут сделать это. А дальше посмотрим…

Двадцать человек дружно и быстро выполнили задачу, и вскоре от входа в пещеру не осталось следа. Даже кусты насадили на этом месте.

… Какой долгой казалась им дорога! Шли, как по горячим камням.

Что теперь делается там? Каждая минута имеет огромное значение. А им еще шагать и день, и другой, и третий…

* * *

Жители Бантама еще никогда не видели таких войск, какие теперь вступали в их страну. По всем узким дорожкам на километры растянулись, точно змеи, колонны пехоты. Среди них проносились отряды кавалерии. Громыхали колесами пушки. Рычали невиданные чудовища — бронеавтомобили. И, наконец, в воздухе летели железные птицы…

Вел эту армию «сам» генерал-губернатор. Он торжественно оповестил, что становится во главе своих верных войск, на девяносто процентов состоящих из таких же, как повстанцы, туземцев, только набранных в других местах.

Одного вида этих войск было достаточно, чтобы убедиться в непобедимости и могуществе белых властителей. Но не знали жители, что на сорок миллионов населения у голландцев имеется только тридцать тысяч солдат. А из этих тридцати тысяч в Бантам направилась лишь третья часть…

По дороге вершили суд и расправу. Искали, главным образом, коммунистов, а к коммунистам причисляли и тех, кто шел на борьбу «за святую веру». Если же и их было мало, расстреливали всех без разбора!

Все зависело от свидетелей. А среди испуганного населения уже находилось немало таких, кто ради собственного спасения готов был пойти на измену.

Большинство жителей разбегалось, пряталось, и чем дальше продвигались войска в глубь Бантама, тем меньше встречали они людей, тем пустыннее становились дэзы.

Генерал-губернатор издал приказ:

«Все жители должны вернуться на свои места. Все пойманные за пределами своих сел будут рассматриваться как вооруженные повстанцы и расстреляны на месте».

Руководители инсургентов знали «мощь» голландцев: стоило восстанию охватить большую территорию, как «мощное» это войско распылится, и из тысячи человек его останется один солдат, да и тот — свой брат.

Значит, нужно во что бы то ни стало продержаться до тех пор, пока пожар охватит всю страну! А горючего для пожара — более чем достаточно!

К этому времени в Бантам прибыли Гейс и Салул. Началась напряженная подготовка организованных, лучше вооруженных отрядов. Начались и первые стычки с вражескими отрядами, над которыми в равных условиях повстанцы всегда брали перевес.

Но за передовыми отрядами двигались главные силы врага, и партизанам приходилось постепенно отступать. Вот уже и окрестности Бантама оставлены, и Лабуан, и Тэнанг… Вот и последние населенные районы заняты войсками генерал-губернатора… Остается последнее пристанище: бантамские джунгли…

Войска инсургентов начали таять. Не от потерь в боях, а от плохих вестей. Восстание подавлено… Остался один Бантам. Сам генерал-губернатор здесь с миллионами солдат… Даже из Европы прибыли войска. Против белых идти нельзя…

Селим не успел пробиться к лесу и попал в плен.

* * *

Бадувисы в тревоге. Сотни людей хозяйничают в их горе, как у себя дома. Расставляют какие-то штуки на колесах. Роют ямы и норы. Не чтят и не боятся «табу». Даже не обращают внимания на хозяев горы.

«Бессмертные мужи» покачивали головами и говорили:

— Быть беде. Багара-Тунгаль гневается за то, что некоторые, как этот нечестивец Того, вошли в сношение с погаными.

А когда началась перестрелка, все они сбежали в лес.

На горе осталось двести партизан. Бойцы не теряли бодрости.

— Посмотрим, долго ли они усидят в болоте, — говорили повстанцы, — а мы можем сидеть здесь хоть год.

— Особенно под охраной уважаемого Багара-Тунгаля, — добавляли другие.

Против единственной на болоте гати, по которой когда-то прошел Пип, поставили пулемет, и доступ к горе был совсем закрыт.

Зашумели Бантамские джунгли. Неслыханные, странные звуки донеслись до самых глухих и нетронутых уголков. Тысячеголосый гомон, крики, стук топоров, бряцание железа и выстрелы, выстрелы…

Матьян глубже забрался в логово и в бессильной ярости скалит острые зубы. Бадак забился в бамбуковые заросли и, лишь время от времени высовывая однорогую голову, свирепо разглядывает непрошеных пришельцев. Питон покинул любимое место на солнцепеке и спрятался в сырых сучьях. Даже обезьяны притихли, не смеются, не дразнятся больше, а боязливо выглядывают из листвы деревьев. Беспокойно в тихих, таинственных Бантамских джунглях.

Первая же попытка перебраться по гати показала, что пока ее прикрывает партизанский пулемет, пройти в этом месте нельзя. Чтобы подавить его, нужны пушки. А притащить их сюда по болоту нет никакой возможности.

И все же генерал-губернатор приказал во что бы то ни стало уничтожить это «разбойничье гнездо»! Сам он, уже овеянный славой победителя, вернулся в Батавию, а войска оставил очищать Бантамские джунгли. Тысячи солдат, сотни пулеметов и пушек, броневики, самолеты, газ — все было брошено против двухсот партизан!

Прошла неделя, а голландцы не продвинулись ни на шаг.

— Может, они махнули на нас рукой? — гадали повстанцы. — Стоит ли им мучиться в болоте из-за нескольких десятков человек? Все равно ведь могут стеречь нас на окраине леса.

— Ну, нет, — покачивал головой Гейс. — Не мы им важны, а их собственная честь и авторитет.

На восьмой день разом заухало множество пушек. Эхо покатилось по лесам, низинам, ущельям и слилось в сплошной гул.

Не прошло и двух часов, как снизу прибежали товарищи с известием, что деревья, скалы и пулемет возле гати уничтожены артиллерийским огнем. Партизаны рассыпались по склону горы и начали задерживать врага из-за каждого дерева, из-за каждой скалы. Выбить их из укрытий, по отдельности каждого, не было никакой возможности. В этом голландцам не могли помочь ни их пушки, ни пулеметы.

Но зато у наступающих был несравнимый перевес в количестве. Постепенно, по одному, но беспрерывно пробирались они через гать и рассредоточивались по склонам горы. С каждой минутой их становилось больше и больше, и партизаны начали отходить к вершине горы. Так и пятились до самого селения.

Затрещали двери древней церкви, по каменному полу загремели колеса пулемета. Гейс старался вспомнить ход, по которому он когда-то спускался к Пипу, но в этой путанице трудно было разобраться.

А в своей каморке по-прежнему стоял факир и спокойно смотрел на весь этот беспорядок. И глаза его, казалось, говорили: «Зачем люди суетятся, беспокоятся, если у каждого есть возможность найти покой и счастье, как нашел я?…»

В поисках хода наверх Нонг, как прежде Пип, наткнулся на яму со змеями. Зажег спичку и с минуту простоял, пораженный жутким зрелищем…

В это время наверху приспособили, наконец, пулемет и начали поливать наступающих свинцовым дождем. В ответ стали рваться снаряды: все ближе, ближе… Один снес маленькую башню на церкви… Второй пробил стену…

Словно муравьи, солдаты ползли к церкви со всех сторон. При виде такого множества их Гейса охватил ужас.

Солнце склонялось к западу, когда выяснилось, что держаться дальше нет ни смысла, ни сил. Салул приказал отходить. Послал сообщить об этом Гейсу, но по дороге посыльного сразила пуля.

Не успел Гейс разобраться в обстановке, как увидел, что весь поселок уже в руках врага. Лишь церковь, словно остров, высилась среди вражеского моря. С Гейсом кроме Нонга были еще два партизана.

— Распрощаемся, товарищи, — начал бледный как полотно Гейс, и спазма волнения перехватила ему горло. — Нам…

— Подождите немного! Стреляйте! — перебил его Нонг и бросился куда-то вниз.

Он выломал по дороге несколько досок, подбежал к яме со змеями, опустил туда доски одним концом и вернулся назад.

— Теперь следите и подготовьтесь к спуску, — сказал юноша.

Грохот выстрелов, взрывы снарядов, сотрясение стен так разозлили змей, что они, словно сумасшедшие, бросились во двор и клубком покатились по земле. А увидев создания, натворившие все это, с яростью набросились на них.

Охваченные смертельным ужасом, солдаты побросали оружие и с нечеловеческими воплями разбежались кто куда. Гейс с товарищами сразу прекратили огонь, подождали, пока победители уберутся подальше, а потом незаметно спустились вниз и скрылись в темноте.

Но не только этот штурм подготовило голландское командование. Много войск разными путями было направлено в горы, в тыл повстанцам. Целый месяц продолжалась охота на инсургентов. И многие из них за это время попали в руки врагов.