Странное поведение Цыбука в истории с Карачуном не на шутку заинтересовало вожатого. Он захотел узнать, в чем же тут всё-таки дело, и вызвал назавтра Цыбука.

— Скажи честно: это ты вчера испортил таблицу?

— Да ведь все знают, что Карачун!

— Честно?

— Честное пионерское!

— Ладно. А с Карачуном дружишь?

— С таким дружить не собираюсь.

— Почему же тогда чинил за него таблицу?

Цыбук чуть замялся.

— Говори — почему? — повторил вожатый.

— Да так, — ответил Цыбук, глядя куда-то в сторону.

— Ты что-то скрываешь. Скажи правду.

— А что, разве нельзя? — усмехнулся Цыбук.

— Ты не выкручивайся. Мы все знаем, что поступил ты хорошо, за это тебя надо похвалить. Но неужели ты хотел выручить Карачуна, который на тебя же всё сваливал?

— Ну нет! — поспешно ответил Цыбук.

— Так почему же?

Цыбук помолчал, потом застенчиво улыбнулся и сказал:

— Я хотел заработать очко.

— Очко? Какое очко? Что за очко такое? — удивился вожатый.

Тогда Цыбук рассказал ему про организацию и деятельность ТВТ, включая и вчерашнее происшествие на улице.

Вожатый и удивлялся, и смеялся, и хвалил. Наконец воскликнул:

— Так ведь это же интересное и полезное дело! Зачем же вы прятались? Такое дело надо, брат, расширять. Мы создадим несколько настоящих «аптечек», даже целых «аптек». И выйдем «охотиться» за пределы школы и наших квартир. Через несколько дней соберемся и всё это обсудим хорошенько.

… После обеда шел дождь, и на панели у дверей школы начала действовать «брызгалка». Такие устройства прежде были широко распространены во многих городах. На каждой улице, в каждом квартале существовало такое приспособление. Сейчас они встречаются значительно реже, потому что панели стали асфальтировать, и тут «брызгалки» не устроишь. Сохранились они там, где тротуары выложены плитами или устроены из досок.

А пока возле школы асфальтированного тротуара не было, «брызгалка» существовала и действовала исправно, особенно осенью.

Устроить ее очень просто: всегда какая-нибудь плита в тротуаре так расшатана, что сразу опускается, стоит только на нее ступить ногой. А если под этой плитой вода, — она очень занятно брызнет. Вот и вся механика.

Новые «брызгалки» действуют слабо, достают недалеко.

Но с каждой струей воды из-под плиты выбрасывается и земля, ямка становится всё глубже, «брызгалка» набирает силу — и наконец мощные струи воды бьют не хуже исландских гейзеров.

Лучшими «брызгалками» считаются те, которые имеют наклон в сорок градусов. Если угол наклона больше, человек рискует вывихнуть ногу. Когда же это случается, плиту укрепляют — и «брызгалка» перестает действовать.

Школьная «брызгалка» имела наклон тридцать восемь с половиной градусов, то есть угол наклона приближался к наивысшей, или, как говорят ученые, оптимальной величине.

Поэтому она работала с полной нагрузкой. Результаты зависели от того, какой ногой на нее ступишь. Угодишь левой (идя из центра города), вода брызжет на стену школы. А если правой, то водой обдашь свою же левую ногу. В этом случае пострадавший чертыхнется и пойдет дальше.

Совсем иной будет эффект, если струю воды один прохожий нечаянно пустит на другого прохожего. Тогда между ними произойдет примерно такой разговор:

— Прошу поосторожней, гражданин!

— От меня не зависит, дорогой товарищ.

— Надо глаза иметь!..

— Надо голову на плечах иметь!..

И, в зависимости от характеров проходящих, выражения могут быть более деликатными или менее деликатными, но, в общем, всё равно неприятными.

Когда шли дожди, такие ссоры возникали довольно часто, и ученики прислушивались к ним с интересом. Им больше всего нравилось брызгать друг на друга. Тут уж дело доходило до настоящей потасовки.

Если бы тротуар был вообще плох, в выбоинах, тогда тот, кому это надлежит, очевидно, заметил бы это и исправил его. А тут, как назло, тротуар был совершенно исправный, расшаталась только одна плитка, да и та выглядела довольно прилично. Где тут разглядишь? Только зоркий глаз члена ТВТ мог увидеть это, да и то сегодня, когда пошел дождь. И даже не один глаз, а целых восемь сразу. Из них одна пара глаз принадлежала Цыбуку. В общем, четыре пары глаз заприметили плитку, когда ребята шли на сбор, созванный вожатым.

Кроме наших тэвэтовцев, вожатый пригласил еще человек двадцать из пионерского актива. Заинтересовались и учителя, не говоря уже о директоре школы.

Когда вошел директор, все обратили внимание, что его пальто до самого пояса забрызгано грязью.

— Где это вы так выпачкались, Антон Иванович? — спросил учитель географии.

Антон Иванович осмотрел себя и буркнул:

— Это кто-то обдал меня на тротуаре.

Цыбук насторожился. А вдруг директор скажет, чтобы поправили дорогу? Пропало тогда ценное очко. Надо спешить, пока не поздно.

И Цыбук тихонько вышел из класса. Он знал, что где-то в углу под лестницей есть сухой песок. Набрал его в полу курточки и вышел на улицу. Моросил мелкий дождь, капало с крыш. Последний раз надавила «брызгалку» проходившая женщина…

Цыбук приподнял плитку, насыпал под нее песку, уложил обратно — и «брызгалка» прекратила свое существование.

Вымыл под водосточной трубой руки, вытер их о штаны и возвратился в класс.

— Запиши мне очко! — шепнул он Андрею.

— За что?

— На тротуаре плиту поправил, чтобы не брызгала.

— Где? — насторожился Андрей.

— Да на улице, возле двери.

— Когда ж это ты успел? — досадовал Андрей.

— Да только что.

— Не может быть!

Сходи посмотри, — спокойно ответил Цыбук.

— Эх, чтоб тебя! .. — весело рассмеялся Андрей.-Я ведь сам думал это сделать!

В разговор вмешались другие ребята, и тут обнаружилось, что и Павлик и Клава тоже нацеливались на «брызгалку», да только не хотели пачкаться во время дождя. Каждый откладывал это на завтра, а Цыбук взял, да и перехитрил всех.

Старшие заметили оживление среди учеников.

— Что там у вас случилось? — спросил директор.

— Мы поправили на тротуаре плиту, которая брызгалась, — ответил Цыбук.

Тэвэтовцы с удовлетворением взглянули друг на друга: молодец Цыбук! Сам сделал, за очками гоняется, чтобы себе побольше набрать, а сейчас говорит «мы», выступает от имени всего ТВТ, поддерживает честь организации. Смотрите, каков!

— Когда ж это вы успели? — спросил вожатый.

— Да только что Цыбук вышел и поправил, — ответил Андрей.

— Это ту самую плитку, которая обрызгала Антона Ивановича? — лукаво улыбаясь, переспросил вожатый.

— Ту самую!

Директор посмотрел на учителя географии и от души рассмеялся:

— Ну, что скажете, Сергей Павлович? Видно, придется и нам с вами записаться в ТВТ, а то, глядите, отстали мы от них.

— Да уж придется,- ответил Сергей Павлович.- Только примут ли они нас?

— Примем! — ответили тэвэтовцы, испытывая гордость оттого, что их выдумка заслужила такое внимание.

— А пока, — сказал Антон Иванович, — мы обсудим это дело в более широком масштабе и, если согласитесь, внесем кое-какие изменения в ваш устав.

Председателем собрания был вожатый. Он начал рассказывать всю историю ТВТ. Говорил он так обстоятельно, с таким энтузиазмом, что присутствовавшие были готовы вообразить, будто он сам догадался организовать всё это и является заядлым тэвэтовцем.

А когда он стал говорить о перспективах ТВТ, то десять основателей этой организации только с удивлением посматривали друг на друга, думая: «Ишь ты, что выходит!»

Потом вожатый предложил поправки и дополнения к уставу. Первый пункт он посоветовал сформулировать так:

«Каждый член Товарищества Воинствующих Техников смотрит хозяйским глазом на окружающее и всякие недостатки, какие может устранить сам, — немедленно устраняет. Если же он сам этого сделать не может, то обращается за помощью к товарищам или сообщает кому следует».

— Это будет то же самое, что и у вас, — разъяснил вожатый, — только немного шире. Здесь не говорится про дом и про школу в отдельности, но в общем включены и они. Не говорится здесь и о ремонте, так как имеются такие досадные мелочи и неполадки, о которых нельзя сказать, что они требуют ремонта. Например, недавно в нашей школе был такой случай: кто-то не закрыл кран умывальника; вода течет себе и течет, а за это время пробежало мимо человек пять» и никто не подумал закрыть воду. Вряд ли кто-нибудь действовал тут с умыслом. Просто не умели видеть, как умеют видеть члены ТВТ.

— А за это очки будут записывать? — спросил Цыбук За что? — не понял вожатый.

— За кран, — уточнил Цыбук.

Грохот прокатился по классу. Смеялись все — и ученики, и учителя, и директор. Цыбук застыдился. Когда успокоились, вожатый сказал Цыбуку:

— А тебе всё очки мерещатся? Ну что ж, и неплохо. Мы тебе на это ответим, если примем еще один пункт, вот такой:

«Каждый член ТВТ должен помнить, что в его деятельности нет мелочей, нестоящих дел. Всякая полезная мелочь в общей массе составляет большую ценность».

— Вот теперь и судите: записывать Цыбуку очко за кран или нет, — обратился вожатый к собранию.

Пионеры улыбались и молчали: кто знает, как быть в таком случае?

— Ну, что скажете? — снова спросил вожатый.

Тогда Толя встал и сказал:

— Хотя у нас такого пункта и не было, мы думаем так: если дело полезное, то всё равно, мелкое оно или крупное.

— Правильно! — вставил директор.

Цыбук повеселел, задрал нос и так глянул на товарищей, словно хотел сказать: «Ну, что!»

— Я не записывала бы, что закрыла кран, — заметила Клава с места.

— Это уж твое личное дело, — сказал вожатый. — А если кто-нибудь захочет, — зачем ему отказывать? Очков у нас хватит, денег за них платить не нужно.

— Тогда один наберет много очков за пустяки, а другой будет иметь какое-нибудь одно очко за очень стоящую работу, — сказал Павлик.

— Вот как вы ставите вопрос, — с удивлением произнес вожатый. — Тогда, если хотите, давайте так считать: чем работа значительнее, тем и очков больше. А вообще я должен сказать, что дело здесь не в очках и, если хотите знать, даже не в той небольшой пользе, которую вы приносите сейчас, а.. .

Он посмотрел на директора и остановился.

— А в чем? — спросил Яша.

— После скажу, — ответил вожатый.

— Почему?

— Потом интереснее будет.

— Когда?

— Через некоторое время.

— Сейчас скажи! Сейчас!.. — стали просить ребята.

— Потерпите немножко. Скажу, когда придет время, — отвечал вожатый, словно бы сожалея, что затронул этот вопрос.

— Сожалеем и мы, так как тоже не знаем, что же это за вопрос.

Выручил Сергей Павлович, попросивший слова. Ученики сразу притихли. Сергей Павлович поднялся и сказал:

— Тут некоторые из вас отнеслись свысока к мелочам. Напрасно. Одна мышь — не беда. Сто мышей — несчастье. Да что там сто? Иногда и одна пустяковина бывает хуже сотни. Я знаю случай, когда человек погиб из-за огрызка яблока, валявшегося на полу. Человек наступил на него, поскользнулся и так ударился об угол печки, что вскоре умер. Вот вам и мелочь! Многие из нас не обращают внимания на мелочи, считая, что у каждого есть дела поважнее. В том и беда наша. А еще хуже, когда человек думает: это меня не касается. Остатки этой страшной болезни сохранились у нас еще с давних времен, когда каждый думал только о себе. Например, если у чьего-нибудь пальто оборвется вешалка и это «чужое» пальто валяется на полу в раздевалке, сколько человек равнодушно пройдет мимо. .. И когда еще кто-нибудь догадается поднять! .. А то вот мальчик на улице портит дерево; мимо него пройдут иногда человек десять, и никто не остановит озорника, — всякий считает, что это «не мое дело». Тысячи таких мелочей мешают нам жить. Честь вам и слава, что вы первыми поднялись на войну против мелочей. Учитесь замечать их и, что еще важнее, — никогда не думайте: «Это не мое дело».

Сергей Павлович говорил тепло, от души, и его речь произвела на детей сильное впечатление. Тэвэтовцы в эти минуты особенно почувствовали, как дорога им их «честь и слава».

Вожатый внес еще один пункт в устав:

«Член Товарищества Воинствующих Техников не должен рассматривать свою деятельность как работу, как нагрузку. Он делает только то, что можно выполнить легко и охотно».

Тут взял слово Антон Иванович.

— Я, сказал он, — обращаю особое внимание на этот пункт. Вы развернули ваше дело, как игру; пусть оно игрой и останется. Вы не можете обещать следить за порядком повсюду, везде исправлять неполадки, тратить на это всё свое свободное время. У вас есть основная обязанность — ученье, есть и другие занятия. А это пусть будет для вас только интересной игрой, вместо какой-нибудь другой, бесполезной игры. А потом мы увидим, что получится.

Когда после собрания все направились к дверям, директор подошел к классной доске, нагнулся и… поднял с полу кусочек мела.

— Запишите мне очко, — весело сказал он. — Я считаю эту работу полезной потому, что мел вы могли растоптать, раскрошить, в классе стало бы больше пыли, пол запачкался бы, уборщице прибавилось бы работы и пропал бы нужный кусок мела.

— Вот вам и мелочь! — сказал Сергей Павлович.

Ребята восторженно захлопали в ладоши.