— Точняк спят, — подтвердил Лёха.
— На массу давят, сучки, — злобно сказал Саня Омский, будто не спать среди ночи его вынуждало какое-то важное дело, не сделанное Гугером, Валерием и Кириллом.
Пьяный Лёха заглядывал в разбитое окно школы. Пьяный Саня косо стоял за его спиной, воткнув в землю свою палку, но Саню всё равно кренило то на один бок, то на другой, как яхту под ветром.
Гугер спал в одних трусах поверх спального мешка и коврика-пенки. Его одежда аккуратно висела на спинке ученической парты. На столешнице лежал травматический пистолет. Кроме Гугера, в классе никого не было.
— По карманам сразу шмонай, — прошептал Саня.
— Сам знаю, — огрызнулся Лёха. — Вали давай. Помнишь, чего спросить надо? Что меня ищешь.
— Саня Омский, бля, не фраер, чтобы телегу забыть…
— Вали, бля, не фраер.
Саня наклонился и, обгоняя падение, шагнул вперёд. Шатаясь, он поковылял ко входу в школу.
Он не стал подниматься на крылечко, а зашёл сбоку и принялся колотить палкой в закрытую дверь и в окошко.
— Пацаны! — заорал он. — Пацаны! Это я!
Было часа четыре утра. Спала вся деревня. Даже неровная дымная темнота словно уснула и перестала клубиться. За окнами раздался шум движения, потом топот босых ног. Дверь открылась. На крыльцо решительно вышли Гугер и Валерий. Оба они были в трусах, всклокоченные, сердитые. Гугер прятал правую руку за спиной.
— Ты, что ли? — презрительно спросил Гугер, оглядываясь.
— Вам чего надо? — раздражённо спросил Валерий.
— Пацаны, это я.
— Видим, — буркнул Валерий.
— Пацаны, вы чего такие понтовые?
— Что вам нужно?
— Да я просто так, узнать хочу.
— Давайте утром поговорим.
— Чо ты как девка-то, «потом», «потом»…
— Что вам нужно? — повторил Валерий.
— Да ничего мне не нужно! Чего Сане Омскому нужно, он приходит и берёт, ни у кого не спрашивает! Саня Омский не фраер!
— Ну и хорошо. Спокойной ночи.
— Не, погоди… — Саня уцепил Валерия за ногу рукояткой своей трости. — Чо ты дриснул сразу… Поговорить не хочешь?
— Поздно уже.
— Всё, поговорили, — отрезал Гугер, разворачиваясь.
— Эй, постойте! — вскинулся Саня, удерживая собеседников на крыльце. — А Лёха с вами?
— Не с нами.
— Он с вами хотел побухать, поговорить как с пацанами…
— Я же сказал, не с нами!
— А где он?
— Откуда я знаю? — взбесился Валерий.
— Иди проспись, — посоветовал Гугер.
— Вот ты как, значит!.. — оскорбился Саня.
— Пошли нафиг отсюда, — сказал Гугер Валерию.
— Стой! — обеспокоился Саня. — Ну, погодите, пацаны!..
— Че-го на-до? — раздельно произнёс Гугер.
— Дайте стольник в долг. Завтра отдам.
— Нету.
— Лучше бутылку сразу в долг возьмите, — посоветовал Валерий.
— Ты мне не веришь, что отдам? Ты Сане Омскому не веришь?
— Короче, всё, — сказал Гугер и потянул Валерия.
— И не беспокойте нас больше! — высоким голосом возмущённо сказал Валерий и захлопнул дверь.
Саня слышал, как дверь чем-то припирали изнутри. Он принялся колотить палкой в доски крыльца. В это время с улицы донёсся негромкий свист — сигнал от Лёхи. Саня тотчас прекратил колотить и поковылял к углу школы.
Пока Саня отвлекал Гугера и Валерия, Лёха через окно полез в класс. Он видел, как Гугер вскочил, разбуженный шумом, схватил с парты пистолет и выбежал в коридор.
— Вали-вали, сука, — бормотал Лёха, корячась через подоконник.
Он сразу принялся шарить по карманам одежды Гугера. Вытащил сигареты, брелок от автобуса, несколько купюр — и рассовал всё по карманам своих камуфляжных штанов. Потом вылез из окна обратно, прикрыл раму, тяжело потрусил на улицу и свистнул Сане.
Они не ушли от школы, а спрятались за ближайшим кустом, что рос возле забора токаревского огорода. Здесь Лёха оставил большую фляжку с водкой, чтобы не мешала в деле, и пластиковые стаканчики.
— Накатим, — сказал Лёха, удобнее укладываясь в бурьяне на бок.
Саня неловко усаживался, еле сгибая ногу.
Лёха разлил из фляжки по стаканчикам.
— А если бы тебя там шухернули, когда ты шкифт выставил?
Лёха усмехнулся и вытянул из ножен на ремне охотничий нож.
— Хорошая беда, — кивнул Саня. — А очко не сыграло бы у тебя?
— За своё очко бойся. — Лёха убрал нож.
— Бабки у чушка взял или пустой скок?
— Пустой, — соврал Лёха.
— Лады, полчаса посидим, — вздохнул Саня и опрокинул стаканчик. — Пока шкеты по шконкам разберутся.
Они покурили, снова выпили, снова покурили. Саня полез в карман пиджака, вытащил телефон Кирилла и посмотрел время.
— Пойдём, бля. А то до «Пионерской зорьки» дотянем.
Перед воротами сарая, где стоял автобус, Лёха уступил Сане дорогу. Саня достал из внутреннего кармана пиджака ключ от навесного замка. Руки у него тряслись, он не попадал ключом в скважину и матерился.
— На хер с этим ключом возиться… Поддели бы топором…
— Не киксуй, бля, — злобным шёпотом отвечал Лёха, оглядываясь на крыльцо школы. — Ключ Мурыгин дал — получается подельник.
— На хер нам подельник? Руль крутить не умеешь?
— Мурыгин в тему. Поможет тачилу продать. Да чо ты там возишься, мудень старый?
Замок открылся. Саня вытащил цепь из скобы.
— Обхезался, что ли, уже? — насмешливо спросил он.
— Пош-шёл ты… Пока тачку не заведу, ворота не открывай.
Лёха проскользнул меж створок ворот в тёмный сарай, где тускло отблёскивал лаком и стеклом автобус «мерседес». Лёха направил в морду автобуса брелок, который только что украл у Гугера, и нажал на кнопку. Автобус в ответ мигнул подфарниками, словно заговорщик, и щёлкнул фиксаторами дверок.
Лёха забрался в кабину и воткнул ключ с брелоком в замок зажигания. Автобус завёлся почти бесшумно.
Саня отволок двери сарая, и Лёха выехал на улицу. Саня прикрыл двери, чтобы угон заметили не сразу, навесил на скобу цепь с замком и полез в кабину к Лёхе.
— Охереть тачила, — восторженно сказал Лёха и пошлёпал по рулю.
— Кати давай, а то сами тут охереем…
Никого не потревожив, они осторожно проехали мимо спящей школы и погнали автобус дальше. За деревней Лёха включил фары.
Лёха и Саня решили спрятать украденный автобус не в лесу, возле грейдерной дороги, а на карьерах, на самом отшибе. Угон такой машины у москвичей — дело серьёзное, и укрывать добычу надо надёжно. Например, на карьерах. Чужак не разберётся в лабиринте котлованов и буртов и не отыщет здесь автобус даже по следам.
— Было бы у нас где ездить, так хер бы я эту тачилу продавал, — от души признался Лёха.
— Борзый, не ты один решаешь. Тачила на троих.
— На хера тебе бабло, Саня? Ты даже бухать не можешь, блюёшь.
— Ты с моё на баланде посиди, сам заблюёшь. А тебе-то бабло на хера? Крышу на доме перекроешь?
— Пош-шёл ты. Крышу пускай Верка подолом своим перекрывает. Я мотор для лодки куплю, до Нижнего за два часа долетать буду. Шлюх сниму. Верка с Лизкой надоели, ни хера не умеют давать.
— Я хазу хорошую там знаю. Купишь адресок?
— Да пош-шёл ты. У меня там кореша со взвода.
Автобус катился по извилистой и узкой дороге меж кустов. В тумане она просматривалась метров на пятьдесят вперёд, не больше. Но Лёха рулил уверенно, рисково кидал автобус в повороты.
— Сколько за тачилу в Нижнем отлупить можно? — спросил Лёха словно сам у себя.
— Барыги полцены срежут, точняк. Мишка мурыгинский, сука, тоже своё возьмёт, он же на чёрных выходить будет. Что останется — на троих поделим. Тебе для шлюх только на пару палок хватит, баклан.
— А ты чо такой довольный? — разозлился Лёха.
— Смешно, как ты дёргаешься.
Лёха закурил.
— Эх, Саня, — с чувством сказал он. — На хера нам Мурыгин, Мишка евонный? Хера ли у тебя подвязок в Нижнем нет? На двоих навар делить не жалко, а на четверых — вилы… Ты ж говорил, что ты вор крутой, всех знаешь…
— Да щас шушеры всякой вроде тебя столько в дела набилось, что братьев ради тачки западло беспокоить, — обиженно ответил Саня. — А шушера Сане Омскому не канает.
— Конечно. Ты, бля, у нас по кассам ходок.
— Лёха, не гони порожняк. За базар отвечают, — предупредил Саня.
— Чо ты мне сделаешь? — хмыкнул Лёха. — Напердишь в автобусе?
Автобус пробрался среди буртов, преодолел дренажную канаву по накатанному съезду и теперь ехал вдоль разрезов. Один из карьеров дымил, и в свете фар уже ничего нельзя было разобрать.
— Место нормальное присмотрел? — спросил Саня.
— Никто на хер не найдёт. Я там «девяту» прятал, которую в Семёнове угнал. Два года назад, помнишь?
— Я за твоими скоками не слежу. Чо думаешь, черти эти будут в ментуру подавать?
— Московские же. Всяко будут.
— Они ведь сразу на нас закозлят.
— Ну и хера ли? Пусть докажут.
— Тебе в пресс-хате менты доказывать будут.
— Не бзди, я на пресс не расколюсь.
— Ваще им ничо не обещай. Только унюхают, что это мы тачилу дёрнули, и тачилу себе отожмут, и срок повесят.
— Не бзди, сам знаю.
Лёха затормозил. В темноте и дыму невозможно было понять, почему это место Лёха считает хорошим убежищем. Саня опустил стекло в окошке, высунул голову и огляделся:
— Леха, фраер, лажовое место. Вычислят.
— Отвечаю тебе, место могила, проверено, — самоуверенно заявил Лёха, доставая флягу и отвинчивая колпачок.
— Наши деревенские и вычислят. Вон там узкоколейка, я знаю.
— Хера ли? С неё не видно, я проверял. Сюда ваше не ездят. Да кто из наших ваще против меня залупнётся? Дом спалю.
— Надо было в лес загнать, — убеждённо и мрачно сказал Саня, подставляя под флягу два стаканчика.
— В лесу егеря.
— Лажовое место, — задумчиво повторил Саня и выпил.
Лёха тоже выпил.
— Я ключи от тачилы себе возьму, — сказал Саня. — Чтобы ты без меня не уехал.
— Хер тебе, Саня.
— Лёха, я тебя знаю, ты ведь меня кинешь.
— Кончай пургу гнать.
— Тогда ключи мне дай.
— Хер тебе.
Лёха вылез из кабины, обошёл автобус и открыл заднюю дверку. Саня тоже выкарабкался из кабины и подковылял к Лёхе.
— Хлама-то у них тут… — пробормотал Саня, оглядывая снаряжение Гугера, Валерия и Кирилла.
Багажная часть автобуса было заставлена пластиковыми ящиками, кофрами, сумками.
— Бензопила моя, — сразу сказал Саня.
Лёха, нагнувшись, вытащил ручную немецкую бензопилу Makita. Она была без кейса, но планку с зубцами прикрывал пластмассовый кожух. В корпусе пилы бултыхнулся бензин.
— Хер тебе, — сказал Лёха. — Пила моя. Бери чо другое.
— Лёха, вор слово держит, — в голосе Сани появилась угроза.
— Уркам своим уши грей.
— Лёха! Сукой будешь.
— Тебе чо пила?! — разъярился Лёха. — Бери чо другое! Навалом дерьма всякого! А пилу я щас Мурыгину сдам! Выпить хочешь ещё?
— Я тебе сразу сказал, что пила моя!
— Ну, сказал и сказал. Хера ли.
Саня молча вцепился в ручку пилы. Лёха легко оттолкнул его, и Саня задом повалился на землю, нелепо махнув палкой.
— Не лезь, козёл, — беззлобно посоветовал Лёха.
Саня, кряхтя, поднимался на ноги.
— Будешь щас чо брать? — спросил Лёха.
— А ты мне, бля, донесёшь до деревни? Я инвалид!
— Сам себе неси. Я те не ишак. Не будешь, так я закрываю.
Лёха захлопнул дверцу и бибикнул сигнализацией, потом сунул брелок с ключом от автобуса в карман камуфляжных штанов.
— Пошли, — буркнул он. — Надо, чтоб нас утром в деревне видели.
С пилой в руке Лёха деловито пошагал в темноту.
— Погоди! — крикнул Саня. — Куда побежал!
Саня заковылял вслед за Лёхой.
Они шли в сумерках начинающегося рассвета вдоль торфяных карьеров. Лёха двигался впереди, размахивая пилой, Саня еле поспевал следом. Он хромал, цеплялся палкой и материл Лёху:
— Лёха, гондон… Ты ведь меня обул, сука… Место лажовое, ключа от тачилы не дал, воровское слово не держишь… Ты ведь тачилу заберёшь и в город угонишь… А я, мандюк, ключ от сарая у Мурыгина брал… Я, значит, и тачилу укатил… И у этих фраеров московских спрашивал, где ты… Значит, не с тобой я был… Ты все стрелки на меня перевёл, везде меня подставил, да, Лёха? Ты братана своего подставил? Папу своего?
Казалось, что Саня спотыкается и шатается не от колченогости, а от сокрушительного прозрения.
Лёха не отвечал и только усмехался.
Возле горящего карьера он притормозил, положил бензопилу на дорогу, снял с ремня флягу и свинтил крышку. Чёрный плоский котлован лежал без огня, но во многих местах дымился.
— Может, бля, направить на деревню пал? — задумчиво спросил Лёха сам у себя. — Чо сгорит, власти выплату дадут. Уехать сможем. И Шестаков ничо не сделает.
Саня догнал Лёху и остановился сзади, тяжело дыша.
Лёха цыкнул зубом, глотнул водки из горла и вдруг закашлялся. В груди у него забурлило, он согнулся, повернувшись к Сане задом, и его начало толчками рвать водкой.
— А говоришь, не блюёшь, — презрительно сказал Саня.
Он двумя пальцами ловко вытащил из ножен на боку у Лёхи нож и перехватил рукоятку удобнее. Лёха отплевался, распрямился, вытер губы ладонью и повернулся к Сане, протягивая флягу.
Но Саня флягу не взял. Он спокойно, точно и крепко воткнул нож Лёхе в грудь — слева, лезвием между рёбрами. Лёха в изумлении открыл рот, выронил флягу, колени у него поплыли и ослабли, и он косо повалился на дорогу на бок, рядом с бензопилой.
— Папу в попу нельзя, баклан, — назидательно сказал Саня.
Он осторожно подогнул ноги, отставил палку и присел рядом с Лёхой, подобрал фляжку, побултыхал, проверяя, осталась ли водка, выпил и посмотрел на Лёху. В открытых глазах Лёхи плыл тёмный дым торфяного пожара. Саня пальцами надвинул Лёхе веки на глаза, спустил на свою ладонь рукав пиджака и обшлагом вытер ручку ножа, торчащего у Лёхи из груди. Крови на груди почти не было, только красная полоска едва-едва оторочила лезвие. Потом Саня обшарил карманы Лёхиных камуфляжных штанов и вытащил деньги, сигареты и брелок от автобуса.
— А говорил, падла, пустой скок, — задумчиво пробормотал Саня, рассматривая купюры.
Саня подобрал бензопилу, встал, осмотрел агрегат, открутил пробку и принялся трясти бензопилой над Лёхой, выливая бензин. Затем отложил пилу, взял Лёху за руку и потащил к горящему карьеру. Тело Лёхи оставляло широкую борозду. Саня не доволок приятеля до края котлована, бросил и принялся пихать вперёд палкой. Еле-еле у него получилось сдвинуть Лёху к чёрному рыхлому обрыву. Тело зависло, Саня ещё раз толкнул, и Лёха кувыркнулся вниз. Через секунду он выкатился на дно котлована, уже весь перепачканный сажей, и замер, картинно раскидав руки.
Саня ждал.
— Прости меня, раба многогрешного, господь наш Иисус Христос милостивый! — широко крестясь, торжественно произнёс он.
И тотчас Лёха, облитый бензином, вспыхнул. Загорелась одежда, волосы, а потом и весь чёрный торф вокруг Лёхи. Это казалось то ли колдовством, то ли небесной карой, потому что больше открытого огня нигде в котловане не было.
Саня облегчённо перевёл дух, поднял бензопилу и, опираясь на палку, поковылял к вышке, что темнела на фоне восхода.