В намеченный для засады день Аня проснулась рано, в темноте и холоде зимней метели; гостьей бродила по дому без мыслей, потом рассеянно готовила завтрак. Дядя Толя вернулся на рассвете трезвым, но отрешенным от действительности. Нашел в чулане ящик с инструментами, позавтракал и сообщил, что на день уезжает в Ямск к приятелю. Аня его избегала, ограничиваясь краткими ответами. Витя проводил отца на остановку.

– Видок у тебя неважный, – бросил сестре Витя по возвращении. – Ты умывалась?

– На себя посмотри.

Аня наполнила водой чайник, обросший толстой накипью. Порывшись среди пакетов с крупами, отыскала смятую пачку чая. Брат приблизился и осторожно потер пальцем над ее бровью.

– Зубная паста. Уже второй день. Ты в зеркало смотришься?

Она огрызнулась:

– Что?

– Принести зеркало?

Игнорируя вопрос, Аня задвинула противень с блинчиками в духовку. Принялась сосредоточенно мыть посуду, избегая смотреть на блестящий кран раковины, на перламутровую настенную плитку, в которых мелькал не ее – чужой силуэт.

– Вика… Накануне трагедии она разбила зеркало, – вспоминал за ее спиной Витя. – Вообрази, прямо кулаком. В гардеробной.

Аня медленно повернулась к брату. Он стоял в двух шагах, глядя ей в глаза и словно ожидая признания.

– Ты звонил Грише?

Витя молчал предвзятым судьей.

– А я написала Байчурину. – Аня включила духовку, намочила разбухшую губку. – Он говорит, что в автосервисе затишье. К Сычу охотники приехали. Пока они бродят по лесу, мне к озеру не подобраться.

– Ты надеешься отыскать криницу? Из сказки?

– Мы ходили к ней часто с Диной. Она за валунами, у Дрем-Камня. Мы там пили родниковую воду, вспомни.

Аня включила воду. Витя подскочил к духовому шкафу.

– Горит? Ты не слышишь? – и крутнул колесико на ноль. – Фу ты, сгорело.

Серый дымок расползся по кухне маревом. Аня прикрыла нос рукой, солгав:

– Задумалась. Потом разогрею.

Витя кашлял от гари, хмуро наблюдая за ее неловкими движениями – посуда звенела о стенки раковины, выскальзывая из рук. Он открыл окно на проветривание.

– Зачем она тебе?

– Что?

– Криница, Ань? Одумайся. – Он мотнул головой на окно. – Минус десять. И сугробы. Ты ее не отыщешь.

– Я могу попытаться? – разозлилась Аня.

– А ведь были еще сказки о хрюшке-хохотушке и сверчке-забияке.

– Хватит! – заорала она, выпуская из рук тарелку.

Звон разбившегося стекла рассыпался по кухне осколками. Аня заломила руки.

– Прекрати меня высмеивать. Не смей! Хватит!

Витя испуганно хлопал глазами. Она прислонилась к столу, виновато разрыдалась в ладонь.

– Прости. Я не хотела. – Аня отвернулась от стеклянной дверцы шкафчика, обеими руками пряча лицо. – Прости. Я кричу последнее время. Я пугаю тебя. Прости.

Аня ушла в зал, села на диван. Спустя минут пять Витя протянул ей кружку с чаем.

– Теплый и крепкий. – Он улыбнулся ободряюще. – Тебе нездоровится, Ань.

Она закивала, утирая скомканной салфеткой глаза. Чай был горьким, но Аня пила, в перерывах между глотками рассуждала о первоисточнике могрости, о дыме, о логове в лесу. Витя спросил ее о сеансах у психолога, о безопасной комнате. И она мысленно вновь вернулась туда, в вымышленное лето. Витя забрал кружку, она опустила голову на спинку дивана. Брат шутил, и они убирались среди желтых стен, возле тюлевых занавесок в крапинку. Но шкатулки не обнаружилось.

Аня зевнула, зал расплывался в тумане. Она сомкнула веки, переставая различать, где реальность, а где вымысел.

Желтые стены сдвинулись. Аня видела круглый столик, рисунки и фотографии – с них скалились войнуги. Она испугалась, попятилась – и столкнулась с Диной.

– Вы убрались в лесу?

Аня обернулась на разбросанные бумаги.

– В лесу?

– Знаки. Разве ты не видела знаки?

Дина подошла к окну и задернула тяжелые шторы. Комната утонула в оранжевом полумраке. Дина приблизилась, обняла ее за плечи. Ласковое прикосновение показалось настолько реальным, что исчезло зловоние гари, нахлынул ромашковый аромат. Аня удивленно взглянула на свои руки – руки маленькой девочки. Она подняла взгляд и увидела Дину юной, улыбчивой, с серебряным кулоном на шее. Дина склонилась над ней, обхватила за плечи.

– Мы наберем воды – захвати бутылочку.

Аня улыбнулась.

– В кринице чародея? Ты покажешь, где она!

Дина улыбнулась. Аня запрыгала:

– Ура! Мы пойдем к пещерам?

Взгляд лисьих глаз грубел.

– Это далеко. Когда вы вырастите…

– Нет. К пещерам! Лора уже была там! Все были. Я не маленькая.

– Это не пещеры, глупая. Всего лишь камни.

– Это стражи леса! – вскрикнула Аня.

– Хозяева, – грубо поправила Дина.

– У леса нет хозяев. Он свободен как ветер.

– Корни держат их взаперти.

– Их?

Дина начала отдаляться.

– Нет! – позвала ее Аня. – Погоди, Дина! Я не найду кроссовки. Тетя!

Аня бежала босиком, осознавая испуганно, что ступает по палой листве. Лес. И Дина оглянулась, захромала, привалилась к дереву. Лицо ее ссохлось, чудовищно исказилось гневом.

– Прочь! – закричала.

Обернувшись, Аня поняла, что Дина гонит прочь не ее – рычащих чудовищ за деревьями. Они проступали из тени зарослей, окружали. Аня приблизила руки к лицу – и ужаснулась: тела касались когти. Она попятилась, споткнулась о Дрем-Камень. Взгляд скользнул на отражение в кринице. Хрусталь глади помутнел, дрогнул, а потом оскалился призраком.

* * *

Аня вздрогнула, беспокойно водя руками, будто вынырнула из мутной воды. Ей не хватало воздуха, голова кружилась от горячего духа гари. Она сонно моргнула, испуганно подняла взгляд на часы. Без пяти двенадцать. Встреча – в час. Аня поднялась, и от резкого подъема перед глазами потемнело. Витя не отзывался. Она неуверенно преодолела путь до веранды: ни мятой парки, ни ботинок брата. Она ринулась обратно в зал, к телефону. С треском отдернула занавеску. На смартфоне белел клочок тетрадного листа: «Я перенес место и время встречи. Прости». Аня закричала от отчаяния, тело затрясло злостью. Ни отклика в ответ. Он ушел к ним. Ушел.

Одевшись наспех, Аня побежала по улице к заброшенному зданию универмага. Она обошла пустые этажи, сцепилась с каким-то забулдыгой, пересекла заросший парк в тупике улицы. Никого. Мелкий снежок сыпал слабым отголоском утренней метели.

В суматошной горячке Аня пришла домой к Грише. Ей открыла его мать, заспанная и опухшая, она сварливо напомнила не соваться к сыну. Связь пропала, телефон разряжался поиском. Аня какое-то время бесцельно бродила по улицам поселка, не чувствуя холода, обшаривая закоулки взглядом. Автосервис и магазин стояли закрытыми. Надя не смогла вразумительно ответить, где ее муж, сторонясь заполошной гостьи: «Он тут недавно вспоминал, что у тебя проблемы. С нервами. Провести тебя?» Аня отмахнулась, заскулила и пошла к землянке Байчурина. Глухо. Новый виток поисков. Она брела, спрашивала прохожих о брате, совсем не заметив, как вышла к лесу.

Сугробы укрыли знакомые тропы детства. Деревья казались выше, гуще. Дубравы поросли ольхой, липой и вязами. Только главные ориентиры не скрыть. Крутые овраги вдоль речки. Каменные валуны, будто ребра великана. Шлем хвойного холма, «пещеры» в тени отлогих глыб.

Подвесной мост давно рухнул в реку, берега сковал лед. Некогда вблизи озера проводились раскопки. Аня шла, шла, шла. Криница высыхала в памяти. Кривой граб, Дрем-Камень, все пригорки и низины спрятали снегопады. Ноги устали месить сугробы. Серое небо казалось бескрайним, стороны света путались. Ни птиц, ни зверей. Застывший лес. Тишина и потемки.

За спиной хрустнула корка льда. Аня оглянулась. Неподвижная дубрава. Столбы спящих деревьев – до ряби в глазах. Аня ускорила шаг, не разбирая дороги и только краем зрения удерживая слева русло речки. Внезапно удар вышиб из головы мысли. Голые руки обожгло холодом. Она привстала растерянно, понимая, что споткнулась о припорошенный камень. Голова ныла болью: слишком резкий рывок падения.

– Поднимайся! – окрикнули ее откуда-то справа, со спины. – Эй! Слышишь?

Она медленно встала, испуганно поворачиваясь лицом к отдавшему приказ. В пяти метрах за дубом стоял Ярмак: в камуфляже и с ружьем на изготовку.

– Ярмак, это я!

Узнав ее, он замешкался, нерешительно начал озираться, клоня ружье вниз.

– Руднева?! Какого хрена?

Со стороны реки вышел Сыч: в бурой куртке и штанах цвета хаки, с ружьем за плечом.

– Сегодня охота! – крикнул ей. – На хищных бродяг! Слышала?

– Ты здесь одна? – спросил Ярмак, не опуская ружье полностью, ежесекундно нервно косясь на Сыча.

Тот медленно, но уверенно вышагивал к Ане. По мере его приближения Ярмак нервничал, брел следом и дергал ружье вверх-вниз.

Сыч остановился в двух шагах от Ани. Пристально осмотрел, задерживая взгляд на пораненной щеке.

– Заблудилась? – спросил, словно подсказывая ложь.

– Немного, – ответила она, взволнованно поглядывая на взвинченного Ярмака.

– Отбой! – крикнул Сыч приятелю, не сводя с нее хладнокровного взгляда. – Аня спутала тропы.

Ярмак медлил. Он опустил ружье, сделавшись каким-то испуганным, уязвимым.

– Может, я… – Повысил голос требованием: – Я?

И Сыч впервые повернулся к нему, выделяя слова:

– Я проведу ее.

Виновато глянув на Аню, Ярмак опустил голову. Хотел было что-то сказать, но потом развернулся к реке, без оглядки пошел прочь. Сыч пожирал ее пустым взглядом. Аня стояла окоченевшей фигуркой, наблюдая, как силуэт Ярмака отдаляется, превращается в размытое пятно. И они остались одни. В мертвой тишине, во взаимной неприязни.

– Нам туда, – указал пальцем Сыч в чащу дубравы.

Аня хотела кричать, звать на помощь, но почему-то стояла рабски и смотрела в темноту его глаз, – как на рычащего пса, когда знаешь, что только провоцируешь нападение, но все равно оцепенело стоишь и смотришь.

Сыч сделал шаг. Она вздрогнула, сжала кулаки, а он безразлично прошел мимо, велев не отставать. Аня плелась позади, дрожа от холода и колючего шепотка страхов. В ложбине они поравнялись плечом к плечу. Она смотрела под ноги, мучась головокружением и догадываясь по выступающим кускам пластикового мусора, что они направляются к степи. Из сугробов торчали куски старых шин, голые куклы, дырявые корпусы техники. Полиэтиленовые ленты свисали с деревьев, ветер вращал торчащий обод велосипеда.

Лабиринт деревьев изгибался крутыми поворотами, пока не увенчался ржавым дубом. Сыч обернулся и взглянул сквозь нее – Аня обмерла. Сейчас он вскинет ружье, выстрелит. Доли секунды в ней гремела уверенность: смерть. Смерть читалось в его взгляде. Решимость без сострадания. Животный расчет. Пустота.

Он махнул рукой, направляя вправо:

– Тропа там.

Аня торопливо перешагнула выпирающие корни.

– Я припоминаю это место.

– Была здесь?

– Не помню точно. У озера разбили лагерь.

– Археологов? Да. Зенков всегда вился рядом с ними. Я помню, вы с братом часто лазили у раскопов.

– Здесь многие лазили, – напомнила, прокручивая в голове вопросы: «Что с Витей? Неужели мы ошиблись?» – А твой дядя запрещал. Он знал какую-то тайну?

Ане хотелось добавить: «Тайну могрости. Тайну, в которую посвятил тебя».

– Дядя знал все местные байки, – согласился Сыч. – Старики многое помнят.

– И молчат, – добавила она.

– Молчат. Доживают до старости.

Они вышли из леса. Степь выедала белизной зрение. На обочине грунтовой дороги стоял внедорожник. Сыч открыл дверцу, приглашая ее внутрь, но Аня заколебалась.

– Неважно выглядишь, – заметил он, оценивая угрозу ее заминки.

Она уперла немеющую руку в бок.

– Столько пройти с непривычки. Дай минуту.

Голова кружилась. Сыч приблизился, протянул руку. Аня прижала ладонь к лицу, оступилась, с трудом удерживая равновесие. Он подхватил ее под локоть, но Аня лишь отмахнулась от помощи, чувствуя на верхней губе тепло.

– У тебя кровь, – указала бесчувственным пальцем. – На лице. Я испачкала.

Она прижала перчатку к носу, с трудом фокусируя внимание на автомобиле. Сыч пригнулся, заглянул в зеркало заднего вида и наобум потер щеку, будто намеренно избегая густого мазка на гладком подбородке. Он вернул ей презрительный взгляд и широко улыбнулся, выпячивая ряд неровных зубов.

– Не робей, Нюта, – произнес глумливо. – Я отвезу тебя к брату.

* * *

На остановке толпились жители: тревожные лица, жесты в сторону леса. Возле дома Лесохиных серела служебная «Приора» с мигалками, вдоль забора расхаживал Витя. Аня выскочила из авто, пересекла дорогу.

Заметив ее, брат смиренно остановился.

– Что случилась? – заглядывала Аня за его плечо на немые окна. – Где Гриша?

– Увезли на скорой. Байчурина задержали. Прости. Я надеялся тебя уберечь.