Вечерок выдался нудным. Вдали над поселком могущественно багровел закат. Алена поглядывала на него раздраженно, стряхивая с плеча липкий клок паутины. Каблуки туфель противно грузли в сырую почву. Она пыталась идти по тропе, но то и дело забредала в кустистые дебри, морщась от усталости и злости. Эта жуткая пытка из-за Кости. Именинник, племянник мамы, работал в мастерской Сычева, назвал половину ее класса. Сначала веселье намечалось лучшим образом. Непринужденно болтали в кафе, орали в караоке, резали торт. Праздник посетил Костя. Без своей Лоры-Коровы. Она улыбнулась, но тут же сникла от ноющей боли в щиколотке и идущей круто тропы. Выход из леса скрылся на время из глаз. Всё испортили его дружки! Этот гоблин Ярмак подначивал: «На шашлыки! На шашлыки!» И Ксюха, и Денис. Вот свиньи! Вместо того, чтобы строить глазки Косте, она теперь плелась по бездорожью от дурацких басен у костра и прогорклой вони. Алена сморщила носик, осматривая свое короткое платье и джинсовку в налете пепла. Зараза! Только бы отстиралась. Кривясь от тошноты, она откинула резким жестом с лица волосы. Гарь въелась до тошноты. Зараза! А Костя так и не вернулся. Радость совместной поездки улетучилась. Она злилась, что вела себя слишком навязчиво. Но этот Витя! Злопамятный хорек! Уперся оставаться, досаждал Косте срочным ремонтом.

Алена посмотрела на разбухающие дождем тучи. День угасал с ее надеждами. Позади раздался шелест листвы, но она не оглянулась, сердитая на сестру, избегавшую ее весь вечер, на колкие шутки Дениса, на насекомых, искусавших ноги и лицо. Алена с досадой отмахнулась от пищавшего голодно комара, упоенно представляя месть. Она прошла целый час в одиночку. Опоздали с извинениями!

Шелест стих. Алена обернулась, снисходительно всплеснув руками.

– Я не вернусь! Зарубите себе…

И сникла. Позади никого не было. Совсем. Она закрыла воротником шею, пугливо поглядывая по сторонам. Что за шуточки? Неуверенно развернулась, обогнула раскидистый клен. С каждым шагом злость, движущая ее смелым ходом вдоль речки, слабла. Сырость усиливала гнилостные запахи. За деревьями мелькали тени – ей мерещилось преследование в полумраке.

Небо гасло, становясь сизо-серым, холодным, отстраненным. И улица, маячившая впереди, и крыши коттеджей – они отдалялись, словно уплывали, бросали ее одну. Позади громко вскрикнула птица. Алена обернулась. Она всматривалась в черные пятна в густой листве подроста. Холод пробирал до костей, делая округу неуютной, чужой. Алена опустила руку в карман джинсовки, включила телефон: палец скользил по бесполезным контактам. Накануне она поругалась с отцом, а сейчас жалела, что поплелась в этом коротком платье на противность его запретам. Пошел один гудок, второй, третий. Алена остановилась, смотря поверх экрана на преградивший путь силуэт. Некто стоял на четвереньках, противоестественно согнув спину. Она различила очертания крупного зверя – безобразного, но мощного. Алена моргала, глаза привыкали к полумраку. Ей не мерещилось: спереди жуткая тварь опиралась на руку. Израненную, какую-то… трупную. Собственный визг она воспринимала отдаленно, мыслями падая в хаос невыносимого ужаса.

Мощь крика оборвалась. Боль в затылке парализовала голос, глаза закатились, и Алене подумалось, что от шока она умирает. Но сознание угасало медленно. Она попятилась вслепую, наткнулась на корягу. Руки и лоб уперлись в ствол дерева. Ноги подкашивались, голова не соображала. Будто со стороны она почувствовала, что собственное тело стынет в сырости трав. Руки коснулись грубые когти, холодное дыхание над виском запустило оцепенение. Ее схватили за лодыжку и поволокли в заросли. Она смутно наблюдала как отдаляется, гаснет экран смартфона. Мысли забились в клетке ужаса, а затем безразличием обрушился мрак.

* * *

С верхней полки стеллажа грохнулся пакет с мукой.

– Аккуратно! – процедила сквозь зубы Лора, отвлекаясь от калькулятора и накладной.

Витя поднял пакет, с досадой глядя на полукруг белых горсток; взялся за последний блок пакетов и ступил на стремянку. Теперь придется подметать. Не так он мечтал провести утро субботы. За окном пасмурно зеленел Сажной. Бессонная ночь сковывала каждую клетку простудной болезненностью. Витя ненавидел полнолуния и невольно подумал о сестре, о том, что она, наверное, тоже мучилась дурными предчувствиями, но сейчас с огромной доли вероятности мирно спала в кровати.

Пакеты с мукой выстроились в углу стеллажа. Он взглянул на Лору за прилавком, которая заставит его снимать по пакету при каждой покупке. В целом, для Лоры принципиально, чтобы он не сидел ни минуты без дела.

– Томатную пасту куда? – спросил Витя, осматривая пустые дыры на полках.

Он с трудом представлял критерии, по которым Лора выбирала места для товара. И сейчас тоже прогадал, разместив ящик с банками у прилавка.

– Неси за синий холодильник. Там макароны?

Он кивнул, смотря в другой конец магазина.

– Да, а еще пачки с чипсами.

– И горошек туда же.

Товар привезли из Ямска в восемь, но она разбудила его звонком в полседьмого, требуя незамедлительно явиться, мня себя непосредственным начальником. Тетя Маша взяла больничный, и Лора как с цепи сорвалась. Ее бесила унизительная роль продавщицы, но злобу она вымещала на ком угодно, кроме дражайшего Костика. Неделю назад Витя напомнил ей, что формально работает в автосервисе, а не в ее услужении. Разнос длился часа два: она верещала на весь магазин, что уволит его к чертовой матери. Но пришел Сыч – страсти враз стихли. Лора оскорбленно затаилась, Витя остался прислуживать. Сыч почти всегда поручал ему работу в магазине или в кафе: грузчик, уборщик, официант. Уговор есть уговор. Обещание Сыч сдержал: Гришу пощадили, Аню оставили в покое, а бабушке никто не напоминал о нападении.

Витя выставил банки с горошком, упер руки в боки: спину ломило после вчерашней работы лопатой. Он прикрыл глаза, отгораживаясь от видений свежевырытых могил.

– Ты полуфабрикаты сортировал? – выбила из хмурых мыслей Лора. – Руднев?

Он уставился в ее разрисованное лицо. В последние месяцы Лора накладывала на себя тонну косметики, особенно – на опухшие глаза. На ней краснело платье-рубашка, а белые волосы, стянутые в тугой хвост, придавали треугольному лицу зловещей резкости.

– Костя говорил придержать их пока, – пояснил Витя. – До его прихода. Ребята завтрак сварят.

– Они растают, тупица! – Лора уничтожала его бездонным взглядом.

– Извините, – не решился он на конфликт, послушно начал доставать из коробки упаковки с пельменями, котлетами, блинами, – раскладывать продукты аккуратно под ценниками.

Лора приблизилась с намерением вменить ему халатность, но ее отвлекла грузовая «газель». Она схватилась за телефон и порывистой походкой застучала шпильками к выходу. Шофер опять припарковался на клумбе. Витя удалился в подсобку, где минут десять искал веник и савок, которые уборщица каждый раз зловредно припрятывала. Когда он заканчивал подметать рассыпанную муку с пола, в магазин с хлебом прошагал шофер. Лора оскорбленно влетела. Следом за ней валко появился Сыч. Выглядел он помятым и сонным, во вчерашнем рабочем костюме и грязных кедах.

– Привет! – бросил Вите, то и дело опуская взгляд на треснутый смартфон в руке. – Как добрался вечером?

Лора принимала у шофера «газели» хлеб, балансируя на грани громовых претензий, но прислушиваясь к их словам.

– Нормально. Я товар расставил. Цемент разгружать?

Костя отмахнулся:

– В понедельник. До вечера свободен. Спасибо.

Витя заспешил ретироваться в подсобку до того, как полетят молнии. Накидывая ветровку в межкомнатном коридоре, он слышал, как Лора озлобленно выкрикивает:

– Полночи в автосервисе? Я звонила! С кем ты был?

Костя отвечал приглушенно, жуя слова. Витя толкнул заднюю дверь. Заперто. Лора имела привычку запирать все двери магазина изнутри личными ключами. Он понуро вздохнул, двинулся на женский крик. Его появление ничуть не смутило рассвирепевшую Лору. Она продолжала сыпать вопросами, всхлипывать от обиды, грозиться оставить Сажной навсегда. Сыч безразлично склонился над холодильником, нагружая шелестящий пакет полуфабрикатами.

– Разве так сложно ответить? – вдруг необычно тихо, надрывно спросила она. – С кем ты был?

Костя развернулся к выходу, следуя позади Вити.

– Я в гараже! – сообщил ей спокойно.

– Весь твой ответ? Я не заслужила объяснений?!

Витя потупил взгляд. От Лоры это звучало вполне ожидаемо. «Заслужила». Ее волновало лишь с кем был Костя. Без разницы – где и зачем? Ревность. Больше всего Лора опасалась, что ее променяют на другую. Сыч захлопнул за собой дверь, не успокоив девушку даже кратким ответом. Витя старался шагать без оглядки, но Сыч окрикнул его на подъездной площадке.

– Эй, Руднев! Как бабушка?

Став в пол-оборота, Витя флегматично поделился:

– Давление барахлит. Но уже лучше, спасибо.

Сыч изобразил злорадную улыбку на прощание.

– Передавай привет сестре.

* * *

Аня сидела у постели бабушки, с виноватым видом выслушивая жалобы на давление. Показатели на экране тонометра не вызывали опасений, но бабушка прижимала ладонь ко лбу, постанывая, твердя: «Аппарат брешет». Разразившееся недомогание – явная демонстрация того, насколько некстати приезд Ани. После отгремевшего скандала бабушка опасалась, что внуки разнесут дом. Основания имелись: брат с сестрой оскорбляли друг друга до дрожи стекла. Аня порывалась придушить Витю за обман, а тот выбросил за калитку ее чемодан. Прохожие слушали, сплетни роились.

Сейчас от бурлящей ярости не осталось и следа. Обида отступила, пришла холодная решимость.

Входная дверь хлопнула, вслед бабушка вздрогнула, приподнимаясь на локте. Ее испуганный взгляд умоляюще вцепился в Аню.

– Ба, я дома! – выкрикнул Витя. Звякнула посуда. – Тут вода в кастрюле выкипает!

Глухо покатился звон упавшей крышки. Витя чертыхнулся.

Молчание нагнетало страх, и Аня поднялась, но бабушка вдруг сжала ее ладонь, задерживая.

– Не переживай, – успокоила Аня, – мы не будем ругаться. Обещаю.

Они столкнулись с братом в зале. Витя настолько опешил при виде сестры, что замер на полпути.

– Здравствуй! – приветствовала Аня без улыбки, но дружелюбным тоном.

Витя заглянул в приоткрытую дверь спальни.

– Что с бабушкой?

Он вошел в комнату, игнорируя ее ответ. Завязался спор. Бабушка просила Витю помалкивать, на что он понижал уступчиво голос, пока не перешел на покорные обещания.

Аня вышла на кухню и достала из шкафчика макароны. Плита желтела жиром, пригоревшую сковороду пришлось упорно отчищать содой.

Витя возник с кислой физиономией.

– Зачем ты приехала?

– Это мой дом, – спокойно произнесла в ответ, помешивая методично «ракушки».

– Серьезно?

– Какие тут шутки? – Она посмотрела на него в упор. – У меня новости. О Дине.

– Даже слышать не хочу, – бросил он по пути на веранду.

Аня откинула макароны на дуршлаг, бросила масло. Причитая, пришла бабушка:

– С вами пообедаю.

Они мирно позавтракали втроем. Бабушка спрашивала о дочери, и Аня успокаивала ее дежурными фразами, изредка поглядывая на насупленного брата. Он выглядел бледным, замкнутым: словно мир рухнул, а брат решал, как теперь жить.

После завтрака бабушка пошла смотреть новости, но Витя остался. Аня даже воспрянула духом. Хоть что-то. Она опасалась длительного бойкота.

– Что за новости? – спросил он, глядя за окно.

Стекло белело царапинами войнугов. Ажурные шторы серели пылью.

– Ты ведь сообразил. О могрости.

Аня водила пальцем по цветочному рисунку клеенки, ругая себя за нерешительность. Нужно признаться о Дине. Нужно предупредить.

– Оставь. – Витя сонно потер щеку. – Былое дело.

– Правда? Купчиха принесла новость… Исчезла твоя одноклассница.

Его взгляд кольнул иголкой:

– Одноклассница?

– Алена Евлахова. Вчера ушла с посиделок в лесу – всё – ни следа, только телефон нашли на тропе. Говорят, они праздновали в кафе Сыча, а потом у озера кутили.

– И что? – ответил Витя, напряженно раздумывая.

– Ты теперь на Сыча работаешь. Хорошо платит?

– Не жалуюсь.

Аня держала удар, ни разу не выказав осуждение. Она желала знать причину предательства.

– Считаешь, Алена еще жива?

Витя дернулся, но смолчал.

– Как Гриша?

– Не знаю. Мы не общаемся.

– Вот как? Его трудно винить.

– В чем винить? – обозлился Витя.

– В том, что ты направил его в лес. Ты ведь так и не объяснил.

– Нечего объяснять.

– Он видел. Он видел, кто на него напал, и молчит. И ты догадываешься, где Алена. Верно?

Стаканы на столе нетронуто алели компотом. Стол – малая преграда. Сейчас он ударит. Но Витя захрустел суставами кулака, сообщая спокойно:

– Я ни при чем. Это и весь разговор? Рытьё в прошлом?

– А почему нет? Мы прожили его вместе, выросли вместе. Нас воспитывала одна…

– Хватит! – Впечатал ладонь в стол.

Аня отступила, пугливо прислушиваясь. Бабушка молчала.

– Вить, – объяснила, – я разыскала археолога. Того аспиранта – профессорского сына, помнишь? Он змей боялся.

Витя красноречиво ухмыльнулся. Аня продолжила:

– Из зачинщиков раскопа жив только он. Болен, но жив. Пока.

В его глазах читалось желание уйти, но брат сидел и слушал. Аня смягчила тон, доверяясь:

– Дина бросила зов бедствия. Она обнаружила украшение жрицы в лесу, она привела их к могрости. Всё она. Надеялась уничтожить проклятые останки племени.

В глазах брата отразилось удивление, враждебность отступила под натиском странной версии.

– Племени?

– Те археологи искали могильник языческого племени.

– Впервые слышу.

– Поиски увенчались провалом.

Витя отвернулся.

– К чему ворошить это? Мы ведь не историки, не археологи. То, что не удалось им, посвященным в тонкости подобных поисков, нам и подавно не по силам.

– Когда раскопки свернули, Дина продолжила исследование в одиночку. Она что-то обнаружила, какую-то зацепку.

Витя с сомнением принял такие выводы.

– Она любила природу. Собирала гербарии, воняющие полынью. Это хобби отвлекало ее от команд бабушки.

– Дядя говорил мне, что «они пообещали и не уничтожили». Под этим загадочным «они» Окулов подразумевал археологов? Только учитывая, что в раскопках участвовал Глотов… Думаю, он прислуживал могрости. Кто-то ведь посвятил Сыча в тонкости… обряда?

– Бред полнейший.

– Я собираюсь в лес.

Витя изменился в лице, привстал.

– Спятила? – Взгляд ожесточился. – Даже не думай. Я звоню крестной.

– Зимой я не нашла криницу, – останавливала его. – В сказках Дины – знаки. Криничный чародей!

– Оставь это, – угрожающе ровным тоном приказал Витя. – Ты как помешалась.

Повоевав с рукавом, Аня натянула трикотажную кофту поверх сарафана. Отступать поздно. Брат ее не поддержит, потому что Сыч запудрил ему мозги. Ну посмотрим, кто сильнее в доводах.

– Я всего лишь посвятила тебя в свои планы, – сообщила она, смыкая пучок волос заколкой. – Сегодня отличная погодка. Думаю, в самый раз для прогулки вдоль озера?

Она развернулась, но шаг прервала мертвая хватка брата. Он попытался вернуть ее на стул – Аня упиралась, в попытке скинуть путы пальцев.

– Пусти! – крикнула.

Бабушка сквозь дрему забормотала вопросы. Витя стоял на пути, но хватку ослабил.

– Каждая следующая смерть будет на нашей совести, – объяснила Аня. – Мы знали. Знали и бездействовали. Разбежались трусливо, как те археологи, что оставили Дину в капкане.

На лице брата не дрогнул ни один мускул. Ничего. Только леденящее предостережение:

– Ты печешься о чужих жизнях, а им всем плевать на тебя. На других жертв. Если ты продолжишь поиски – следующая смерть будет твоей.