Твердыня грёз

Маврина Елена

Глава 6

 

 

1

Просидев полдня над картами – всматриваясь в координатную сетку с условными знаками, Горан набросал несколько маршрутов: по Офитовому морю приплыть в Вистрию, где он сможет просить о помощи мать; пересечь Офитовое и Коралловое моря на торговом судне Янтарного града; раздобыть ветвь путешествий, чтобы вновь попытаться пройти по чернолесьям. Но эти кропотливые расчёты поддались разгромной критике: крадуши посчитали их слишком рискованными.

«Лучше потерять время, но сохранить жизнь», – настаивала Исмин. Она предложила плыть до Узоречья на корабле по Талой. Крупнейшая река Царны – Талая – охватывала все провинции страны, кроме Бескравии и Янтарного града, на спуске с гор Мориона в Офитовое море. За Утёсом, в её устье, Исмин планировала сесть на корабль – спустя трое суток прибыть в Шерт, торговую столицу Царны и главную крепость провинции Узоречье. На рынках Шерта продавались редчайшие товары, среди которых существовал заветный шанс обнаружить звёздную ветвь.

После обеда Исмин отправилась к отцу: объясниться и попросить помощи. Исмин уверила новых знакомых, что доверяет родителю и сумеет заручиться поддержкой. В голове Горана подобная возможность укладывалась с трудом. Он слабо представлял, как отец может быть другом, организующим сомнительное путешествие с малознакомыми детьми.

Корабль отправлялся завтра вечером. Исмин обещала вернуться ночью. Ребята, устав от анализа ошибок ночных скитаний, направились искупаться в озере.

Злата всю дорогу мечтала о море:

– Я никогда не видела его. Оно солёное? Бескрайнее? Управитель рассказывал как-то, что порой на морях появляются парусные лодки. Они дрейфуют призраками, покуда с туманом не возвращаются в свои миры.

Тами фыркнул:

– Басни моряков. Трепещите! Офитовое море… Ничего особенного. Змеядова зелень. Только в Коралловом море вода – теплая лазурь.

– Здесь тоже купаются. Исмин сообщила, когда течения уносят бурые водоросли – вода становится прозрачной. – Злата всматривалась в песчаные дали сосен, представляя волшебную палитру неба и рокот волн, нехотя описываемых Тами. – Оно так близко. Щекочет прибоем берег.

Слева от тропы показалось округлое озеро, обросшее кристаллами розового кварца. Вода застыла покорным отражением бирюзового неба. Злата оставила пальто на тропе и скрылась за выступами камней. Тами и Горан нырнули в заросли кустарника. Раздевшись, они спешно влезли в прозрачную воду, запоздало попятившись: она оказалась ледяной. Постепенно тело привыкло к холоду. Тами прекратил взвизгивать «ничегошеньки!» и отважился плавать проворной рыбёшкой.

– Юг, – щурясь от ярких лучей, напомнил Горану. – Солнце греет по-летнему.

– Жаль, что редко появляется.

– Ему не заглянуть только в чернолесье.

Горан оттолкнулся от скользких камней и поплыл. Мышцы ещё отзывались болью, но влага успокаивала раны. Птицы, облетающие стороной заимку, здесь щебетали в игольчатых кронах. Ясная голубизна неба пленяла мысли. Тами барахтался, хихикая и задавая вопросы, половину из которых Горан молчанием превращал в риторические. Липучка в деталях вспоминал, что учился плавать сам, восхищаясь через каждое предложение лучезарными заливами Кораллового моря.

Кудесник помнил чарующие пейзажи дома. Вистрия имела огромную береговую линию, застроенную замками из ракушечника, гранита и чёрного базальта у подножия вечнозеленых лесов. Живописная провинция в меловых столбах и песчаниковых мостах на краю морей. Туда подземными водами устремлялись финансовые нити Царны. Монетный двор. Счётные палаты, казначейства и воинства чиновников. Роскошью Вистрию затмевал только Янтарный град.

– Наперегонки? До верескового берега!

– Вылезай, Липучка! – настойчиво позвал Горан. – Вода слишком холодная.

Можжевеловые кустарники вились по кварцевым камням завитым орнаментом. Горан надел рубаху и шерстяной костюм, зашнуровал ботинки. Плащ остался в заимке. Не верилось, что через несколько дней – зима. Погода напоминала раннюю осень. Тами с плеском выскочил, прыгая с ноги на ногу.

– Зябко, зябко, – приговаривал он, сжимая кулаки от дрожи. – Как тут зябко.

Горан улыбнулся, отворачиваясь от скачущего с одеждой мальчишки. В ушах Горана писклявое «зябко» превращалось в «жабка». Он посмотрел на притихшего прыгуна. Тами уже натянул штаны и пытался просунуть влажные руки в узкие рукава рубахи. На его правом боку, ниже ребер, краснели вросшие нити давних швов. Льняная ткань скрыла нательные отметины. Тами обернулся.

– Прутья змеядов?

Мальчик, опустив голову, надел вязаную жилетку.

– Да. Тётка говорит, что на меня напал пылевой змей. На руке тоже шили. Другие нити гнили – и лекарь за мешок зерна достал прутья. Они останутся навсегда. Тётка предупредила, что выгонит меня, если кто увидит рубцы. Извини, они гадкие, знаю.

Горан отвёл взгляд.

– Где твои родители?

Тами признался без эмоций:

– Не знаю. Тётка говорит, что померли. – Тами нахмурил лоб, вспоминая что-то или намереваясь признаться, но ответил тихо: – Не знаю.

– Прости.

Мальчишка кивнул, отмахиваясь рукой в стремлении создать видимость безразличия. Натянув сапоги, он направился следом за кудесником к тропе. Ребята начали подниматься и опускаться по кристальным призмам.

– В твердыне… – голос Тами сник порванной струной.

Горан обернулся. Крадуш испарился без следа.

– Липучка!

Возвращение на несколько шагов прояснило исчезновение. Во мхах плавником акулы блестел стукам. Неугомонный крадуш сейчас щебетал в неизвестном месте. Горан присел на корточки, осматривая следы сапог Тами на желтоватом коврике мха. В кварцевом полукруге прозрачной водой воссоздал облака родник. Горан сложил руки лодочкой, намереваясь зачерпнуть глоток.

«Горан…»

В родниковом зеркале смутно белело лицо Ализ.

Кудесник онемел.

– Горан, – Ализ вновь позвала его, словно сидела рядом. Белокурые локоны, мягкая улыбка. Синева глаз похищала беспорядочные мысли. – Горан, где ты? Что с тобой?

Ее искреннее волнение отозвалось в груди щемящим чувством. На плечи навалилась вековая усталость, обида развеялась. Их с Ализ разделяли непреодолимые дали.

– Ты в чернолесье? – ответил он вопросом, сжимая ладонь, рвущуюся коснуться призрачного плеча подруги.

– Да. – Её глаза наполнились грустью смирения. – Тринадцать лет…

– Я обещал на день рождения перламутровую брошь.

Ализ усмехнулась, вспоминая, как с восторгом убеждала его: «Перламутр цитадельной стены, смотри! – вела пальцем по фреске в библиотеке Башни. – Над сердцем наставительницы ворожей. Он отпугивает многоликих». Горан тогда твердил: «Многоликие – страшилка для любопытных». Теперь кудесник разделял боязнь девочки, заточённой нести дозор в ведьминых чащобах.

– В пределах замка безопасно. – Она взглянула куда-то в сторону настороженно. – День и ночь в чернолесье схожи. Я видела перламутровую брошь на Зодже, нашей предводительнице. Подарок наставительницы ворожей. Волшебство существует, Горан.

– Я достану её тебе, – заверил он. – Помнишь, как и мечтали? Ни одна тень не коснётся тебя болезнью.

Ализ улыбнулась.

– Твердыня недосягаема, Горан. Где ты?

– Вот увидишь, Ализ, – отвечал он клятвенно. – Я принесу её.

За спиной зашелестели листья шиповника.

– Сколько мне ждать вас? – Злата неуклюже пробиралась сквозь призмы кварца. Подол её синего платья напоминал обтрепанный абажур. Она откинула мокрые волосы за плечи, позабыв о шрамах на веснушчатых щеках, окрашенных румянцем. Глаза её блестели радостью. – Где Тами?

Горан пожал плечами, возвращая испуганный взгляд на гладь родника. Образ ворожеи исчез, водное зеркало вновь отражало взбитые сливки облаков.

– Наступил на стукам. Где-то за тысячу верст?.. – Горан махнул рукой.

– Кошмар! – Она села рядом, изучая придирчиво сырой камень чернолесья. – Ему пора научиться контролировать перемещения. Жаль, Тами не по силам перенести нас в Звёздные горы. С их вершин видна цитадель грёз.

– У скалистых лесов обитает тьма монстров. Град выделяет колоссальные средства на патрулирование границ и походы. За год гибнут сотни воинов.

– Мы сможем пройти, – упорствовала Злата.

Горан невесело усмехнулся:

– Мы – беглецы. Преступники. У нас нет другого выхода.

Собеседница отвлеклась на ослепительный блеск лучей, пронзивших облака стрелами.

– Здесь прекрасно, – заметила она с сожалением, что вскоре придется покинуть озеро, тихий лес и безопасный кров заимки. – Азара утешило море, – вспомнила она о брате, проживающем сейчас в одной из лечебниц на побережье. – Здесь гораздо спокойнее, чем дома. Жаль, я не смогу навестить его. День пути, но нам нужно спешить?

– Увы, Злата. Мы должны отплыть завтра.

На стукаме возник Тами. Он весь встрепенулся, ладонями осыпая с волос снег, стуча зубами от холода. «Ничегошеньки тряхнуло! – пугливо возмущался крадуш. – Впервые тряхнуло во время путешествия. Даже не понял, где очутился».

Окрыленные шутками, ребята направились в заимку. Тами всю дорогу уверял кудесника, что стукамы иногда сами затягивают его в дыры пространства. Обычно он попадал в места, о которых думал, но чаще – его заносило в неописуемые дебри. Люди ему встречались редко, в основном – дети. Необычные. Он считал, что все они – крадуши, потому как творили феноменальные вещи. Повторно ему удалось найти только Злату. Она жила в соседнем селении. Поладили они сразу: возле Спящих скал забвения осталось слишком мало детей.

Дальнейшую историю Горан слушал краем уха.

Щебет леса стих на пороге заимки. Злата пожарила коренья репчатых трав. До вечера гости проспали, согретые теплом печи и надеждами путешествия.

Ночью пришла Исмин. На ней темнела плотная куртка с широким воротником-шарфом и дымчатая шляпка из валяной шерсти. Высокие сапоги доходили до колен. Мальчишеский костюм. Вязаный капюшон безрукавки торчал из объёмного рюкзака. Исмин подготовилась к дальнему путешествию основательно. И она принесла деньги. Завтра её отец обещал отвести их на причал. За каюту платить не придется: капитан – его сводный брат.

Под утро в заимке царили сны. Не спалось лишь Злате. Она лежала на боку, прижавшись спиной к стене, и страшилась возвращения давнего кошмара. Многоликие. Они заглядывали в окна, вцепляясь в неё горящими взглядами. И вот она опять шла по стукамам к воющему ветрами озеру. Чудовища хищно ползли позади свитой.

 

2

Офитовое море переливалось в лучах заходящего солнца. Линия горизонта сгорала в красно-оранжевой дали. Зелёные волны скользили по белому песку, словно листва по облакам. Их перекатистый шум завораживал. Злата стояла на корме огромного парусного корабля «Крылатый», любуясь непостижимой стихией воды.

За спиной Горан и Тами волнительно поглядывали на причал. Рыболовецкие лодки покачивались в серо-голубых водах Талой. Близилось отплытие. У трапа Исмин прощалась с отцом, и Горан украдкой наблюдал за их скорбными лицами.

Отец Исмин, широкоплечий здоровяк, держал окружающий мир за непроницаемой стеной понурости. Вязаная шапка скрывала лохматую голову, в короткой чёрной бороде светлела седина. Глубокие морщины тянулись от впалых глаз до серебристых висков. Невзрачная одежда лесника сливалась с тёмным деревом палубы. Отец что-то объяснял дочери: монотонно, будто учил ориентироваться в лесу. Пришло время прощаться. Исмин кивнула на предупредительный взмах пальца, шагнула к отцу и крепко обняла его, зажмурив глаза. Этот жест растопил суровость взрослого человека. Руки здоровяка заботливо сомкнулись на спине дочери. Близость разлуки пронзила тоской спокойствие взгляда.

На причале нарастал гомон: суетливо собирались пассажиры. Зазвучали окрики – команда «Крылатого» готовилась поднимать якорь. Капитан Вус, приземистый старичок, с бравой выправкой и прищуренным глазом, отвёл детей в каюту и приказал запереть дверь.

Каюта напоминала чулан возле трехкомнатных апартаментов капитана, но невзрачность укрытия служила безопасности. Скромный интерьер. Две койки, столик, круглое оконце. Углы занимали шкафы с тряпками, ведрами, швабрами, вениками. Очевидно, здесь спала прислуга.

Спутников Горана теснота не беспокоила – лишь бы нашлось, где согреться в осеннюю сырость. Туалет находился в круглом свесе на боку кормы. В эту часть корабля пассажиры не поднимались. Голоса доносились с палубы. Иногда по коридору громыхал тележкой с посудой повар. После отплытия ребятам тоже принесли поесть: каша, тушёнка, хлеб. Горячий чай показался дивной сладостью.

После ужина девочки уснули. В десять вечера, перечислив все любимые легенды о реках, Тами наконец-то уткнулся носом в подушку и размеренно засопел. Корабль покачивался на волнах, убаюкивая страхи. Но Горану не спалось. Он смотрел в бледно-синий круг иллюминатора, с трудом привыкая к шаткому движению. Прадеды Мильвусы владели несколькими торговыми судами. Инвестициями во флот отец укрепил состояние, но сам Горан никогда не плавал на корабле. Он видел море лишь с берега в далеком детстве, которое сейчас казалось ему сновидением. Мысли метались всполошенными стервятниками, кричащими об угрозах грядущего дня. Кудесник не замечал их. Перед его глазами скульптурой жил образ расстающихся Исмин и лесника, казавшегося ледовым изваянием рядом с взволнованной дочерью. Горан сомкнул веки, мыслями возвращаясь в комнату Башни Воспитанников, к скупым фразам разговора с родителями. Ему никогда не узнать, каково это – зажмурить глаза и укрыться в опекающем объятии отца.

Утром солнце залило каюту ярким светом. Горана мучила морская болезнь. Он лежал на койке тюфяком, слушая разговоры спутников. У Исмин в рюкзаке имелась впечатляющая аптечка трав, но жевательные лекарства от тошноты не помогали. Не помогали ему одному. Более немощным Горан себя не чувствовал. Повезло, что этот позор не наблюдали Бруно, Дирк и Хэварт. И Скурат. Гончие являлись непримиримыми соперниками кудесников. Позеленевшее лицо невезучего беглеца изрядно позабавило бы неуязвимого Скурата.

Злата сидела на койке у окна, всматриваясь в покатые берега. Её восхищенными взглядами Горан наблюдал за местностью, поверхность которой зеленела опочивальней лета, а мрачные недра таили бесчисленные хранилища монет. Вистрия. Отчий дом, где он бывал, словно гость, редкими визитами. Злата не скупилась на восторженные ассоциации: «опушка солнца», «песня моря», «самоцветы неба». Горан непривычно наблюдал опасливую девочку беззаботным ценителем речных пейзажей. Талая несла корабль на скорых волнах в Шерт.

Остановки в портовых селениях постепенно растягивались на часы. Качка унялась. Вечером Горан заставил себя поесть немного каши. Маслянистая жижа вызывала рвотные спазмы, но сырная лепешка задобрила измученный желудок лакомством дома. Жажда объединяла мысли желанием пить. Тами отдал Горану свою кружку чая. Злата пыталась спрашивать жертву морской болезни об атласе Бахаря, но вразумительных слов не расслышала. Горан провалился в сон, только лампа над дверью погасла.

В полночь их разбудил шум. В замочной скважине вертелся соскочившей гайкой ключ. Капитан открыл дверь и скомандовал собираться:

– У вас пять минут. Следующая остановка – Клета.

Горан всполошился:

– Клета – крепость Ловища. Нам нужно в Узоречье, в Шерт!

– В Клете на судно сядет девять гончих Казмера! – прикрикнул старик, зажигая в лампе над дверью огни. – Живо собирайтесь. Я высажу вас у рыбацкого селения.

– Здесь поблизости чернолесье, – испуганно вразумлял Тами.

– А откуда, по-твоему, несут плащи гончие? – Капитан обернулся к Исмин: – В портах только и разговоров: «Крадуши!» – Старик отмахнулся от вопросов. – Шепатый, матрос, отведёт к моему приятелю. Тот отыщет для вас судёнышко. Не медлите. Собирайте вещи!

Дети спешно надели верхнюю одежду и застегнули неразобранные рюкзаки.

В сырости ночи за бортом плескалась черная бездна Талой. Лодка резала воду, держа курс к редким огням чужого берега. Матрос Шепатый, молчаливый дядька, налегал длинными ручищами на весла, озираясь на удаляющиеся паруса «Крылатого». Задание капитана взбаламутило в суеверной матроской голове недобрые предчувствия, но работой Шепатый дорожил, а потому опять и опять приводил весла в круговые движения.

Тами замер в углу лодки зайцем. Он смотрел на тьму, окружающую со всех сторон, как на стены пыльного мешка. Лодка тащила их в неизвестность. Горан вглядывался в непроницаемое лицо матроса, стремясь разглядеть скрытый умысел за бескорыстным намерением помочь. «Возможно, правильнее – воспользоваться своим умением стирать в людях прежние намерения? Но если старик-капитан действительно желает спасти их, а не гонит прочь, как угрозу седой голове? Вдруг матрос предан и добр? Внушение повредит в памяти многие планы».

Шепатый пресёк назойливое внимание кудесника сварливым взглядом: «Чего уставился?»

Горан отвернулся, жалея, что умеет окутать человека обманом, но не узнать правду.

Лодка причалила к шаткому помосту. Матрос привязал её к косому столбику и помог детям выбраться на берег. В отдалении блестели несколько глаз-окон низких строений.

– Что это за селение? – спросил Горан, не в силах опознать серо-чёрные заросли.

Темнота надёжно скрывала местность. Плеск волн о берег отвлекал напряжённый слух. Деревья заслоняли дома, а грунтовая дорога ускользала за ивами.

– Угол.

– Угол?

Матрос сплюнул, оглядываясь на беспросветную даль реки:

– Так мы его называем. Селение в сто душ. Рыбацкие семьи.

Но Горан понимал, что для гончих нет неприметных селений. Их учили этому в Башне – в тихих гаванях прячутся крупные рыбы.

Матрос повёл детей мимо селения в лес. Тами озирался, держась Горана, словно старшего брата. Злата опять превратилась в непроницаемую тень. Исмин читала следы.

Шепатый вывел ребят к ветхой избушке, спрятанной за неровными досками забора. В захламленном железяками дворе ловушкой висели сети. У порога лежала лодка, в корыте ветерок гнал воду рябью. Кудесник чувствовал только осенний холод и смрад тухлой рыбы.

Матрос постучал в мутное стекло окна. Тишина. Свет не зажегся и после второго удара кулаком. Шепатый толкнул ногой дверь. Не заперто. Вход в дом зиял кривой пастью великана.

– Гривач? – позвал дядька, сердясь на глухоту старого моряка. – Гривач, крыса вернулась без записки. – Он продвигался сквозь комнаты, выискивая среди захламлённой мебели кровать. Кудесник брёл следом. – Ты читал просьбу Вуса? Капитан направил к тебе… – Шепатый осёкся, поднимая ногу с ругательством. – У тебя тут по полу… слизь.

Горан попятился, улавливая шорох, – никого за спиной. Злата, Тами и Исмин в неведении ожидали на улице. Половица ворчливо скрипнула под подошвой. Голос Шепатого окончательно стих. На столе у окна завибрировал квакающий звук. Жаба сидела на перевернутой кружке, надув шею пузырем. Горан обернулся бежать. С улицы отчаянным звоном донёсся крик, и грохот переворачиваемых предметов подтвердил нападение.

Из темноты угла на Горана бросились тощие фигуры. Они шипели, тянули руки, но кудесник уже бежал к выходу. У забора двое рыбаков в лохмотьях связывали Тами. Исмин визжала за лодкой: над ней с веревкой склонилась тучная тётка в порванной шляпе. Горан бросился на помощь, но тут ему в спину врезалась Злата. За ней из дома вылетел долговязый мужик в телогрейке.

– Что им нужно? – крикнула Злата, вцепляясь в воротник Горана. – Кто они?

Мужик промычал беззубым ртом брань и, расставив пальцы, бросился на детей. Горан оттолкнул Злату, прыгая на безумца. Удар сбил мальчишку с ног. Удушающая хватка сомкнулась на шее жгутом.

– Ты спешил к реке! – задыхаясь, шептал кудесник душегубу. – К реке!

Беззубый мучитель не реагировал на слова. Его глаза выступали шарами из глазниц. Зрачки напоминали слепые щели, широкая радужка чернела пятнами. Неизвестный кряхтел одичало, обостряя хватку. Горан извернулся – ударил его коленом в живот, запрокинул голову, отползая. Бег Златы прервался в углу ползущих сетей. Палка выскользнула из ее рук шипящим прутом. От дома к беглянке спешил высокий человек в узорном балахоне, скрывающем лицо. Крики Тами стихли. Мужик наотмашь ударил Горана по щеке. Темный двор заплясал точками, а потом Злата закричала…

Кровь в венах оледенела, парализуя движения. Горан увидел во тьме сознания паукообразные деревья, хищно вонзающие корни в землю. Они приближались – бежать, но руки и ноги не слушались. Тусклыми огнями пожара вспыхнули немигающие глаза. Десятки глаз. Ветви ползли, чёрные стволы пошатывались. Пасти монстров оскалились – взревели, смыкаясь чернотой… Горан подумал, что больше никогда не увидит свет дня.

Щеку обдало сырым холодом. Кудесник нахмурился, но очнуться не смог. Новый шлепок по щеке мгновенно привёл его в чувства. Над ним нависало лицо Златы, её мокрые руки похлопывали щеки с требованием опомниться.

– Очнулся! – радостно возвестил Тами.

Девчонки шикнули на него: «Тише!»

Горан поморщился, вытирая влажную щеку ладонью:

– Я умер?

– Сомневаюсь. – Злата помогла ему подняться. – Нам нужно уходить. Скорее!

Люди в лохмотьях ползали по земле, невнятно бормоча. У порога лежал чужак в балахоне. Серую ткань просторного одеяния покрывали драгоценностями орнаменты заостренных символов. Горан приблизился, троица крадушей осторожно последовала за ним. Незнакомец лежал на спине, его открытые глаза незряче смотрели впереди себя. Из кармана балахона торчал кусок пергамента с морским узлом.

– Послание капитана, – шепнула Исмин. – Записку перехватили.

– Он жив?

Палка, которую оживил чужак, извивалась возле лысой головы бородавчатой гадюкой. Горан толкнул ногу в кожаном сапоге:

– Дышит.

Тами выглянул на сраженного противника:

– Злата спустила монстров.

– Я видел, – Горан сглотнул, чувствуя, как от воспоминаний роятся по коже мурашки.

– Нас всех задело, – призналась Исмин. – Эти, – она кивнула на ползающих бедняков, – до сих пор оглушены ревом многоликих.

Злата обхватила голову руками, пятясь в сторону.

– Простите. Я хотела остановить этого монстра. Я не желала вам зла!

– Кто он такой? – Тами бесстрашно шагнул к незнакомцу с любопытством. Палка угрожающе поднялась над телом чужака сторожем. – Зачем они напали на нас?

Исмин сняла с крючка качающуюся лампу с грозовым скатом и осветила поверженного противника.

– Это змеяд. – Горан смотрел на синюшную кожу, в мутную дымку широких глаз недруга. Бритое темя покрывала печать отступника – клубок змей. Над чёрной губой желтело шесть клыков. Руки подрагивали, впиваясь чешуйчатыми пальцами в землю. Он видел ужасы и не мог вырваться. – Этих бедняков одурманило его заклятие.

– Змеяд?

– Перерожденец? Здесь?

– Ты уверен? Откуда он знает о нас?

– Что ему нужно?

– Даже представлять не хочу, – отшатнулся Горан.

Крадуши испуганно расступились.

Кудесник схватил Злату за руку, уводя от змеяда:

– Мы уходим. Немедленно.

– Нужно его связать! – настаивал Тами, всматриваясь в жуткое лицо неприятеля. – Он направит погоню.

– Мы уходим! Слышали?! – Горан обвел крадушей приказывающим взглядом. – Исмин отыщет укрытие.

Дети осторожно обошли встающих на ноги рыбаков. Те не пытались преследовать их, пугливо озираясь, словно припоминая, как попали во двор моряка Гривача. В дверях появился Шепатый. Он прижимал руку к окровавленной голове, окрикивая убегающую племянницу капитана.

Двор остался за камышовыми зарослями. Исмин огибала чудаковатые деревья, искривлённые тонкими трубами. Троица спутников безропотно шагала за ней. Палая листва шуршала под ногами мятой бумагой. Лес густел, становясь бесконечным.

– Слишком близко, – отбросил просьбы о привале Горан. – Преимущество – час. Нельзя задерживаться.

Они набрали во фляги воды в роднике и устало продолжили путь.

Небо серело. Близился рассвет. Ребята вереницей пересекли заброшенное поле. Рощи, скалистые балки, лесополосы за дымящимися селениями. Ноги вяло несли в неизвестность, утешающую мнимым чувством сохранности от могущественных преследователей.

В полдень путники вышли в степь. На расстоянии в два часа пешей дорогой по сухостою, лохматыми холмами возвышался лес. Исмин видела там укрытие. Ветер продувал до костей, но никто не жаловался на погоду и усталость, понимая: промедление – смертельный риск.

На полпути Тами заметил у мышиных нор стукам с ладонь.

– Рядом чернолесье, – он посмотрел слезящимися на ветру глазами вдаль. – Мы вблизи Клеты.

Горану чудилось: он переместился на лист учебника по страноведению. Крепости и провинции, о которых скучающе читал вечерами в Башне, ожили под ногами, заговорили птицами над головой. Клета считалась главным рынком браконьеров. В провинции Ловище испокон веков жили головорезы-охотники, на берегах Талой им содействовали рыбаки, бывшие пираты морей. Живительные притоки Талой превратили лесистую местность Ловища в заповедник Царны, в котором некоторые семьи уподобились хищным стаям.

– Захвати стукам с собой.

Тами расстроенно вздохнул:

– Он так не действует, Горан. Пробовал. Словно корни вырываю.

Кудесник поравнялся с мальчишкой, вынужденно напоминая:

– Ты можешь вернуться домой. Мы бредём вслепую.

Исмин спросила:

– Как скоро достигнем твердыни?

– Если вообще достигнем.

– Злата, ты ведь мечтала! – вскричал Тами обиженно. – Ты так мечтала попасть в неё.

– Тами, нас преследуют. Что за существа – змеяды? – Она вопросительно посмотрела на Горана.

– Крайне опасные.

– Слышал? Тами, ты мал для такого путешествия, – Злата говорила тихо, но интонации её скакали вверх-вниз. – Мы выросли дикарями. Нам крохи известны о Царне, о династии, о гончих и об этих злобных змеядах. Исмин?

Девочка испуганно подняла голову на вопрос. Держалась она по-прежнему отстраненно, избегая взглядов, словно пряталась за нависшей над ресницами челкой. Горану порой казалось, что они – первые сверстники, с которыми Исмин общается.

– Я слышала о змеядах, – призналась она, уступая пристальному вниманию. – Перерожденцы. Ведут охоту на крадушей, как на жертвенных зверей. У тебя есть шанс спастись, Тами.

Увещевания прекратились.

– Неправда! – закричал вслед ребятам Липучка. – Мы выберемся вместе! Я не хочу возвращаться к скалам.

Горан шагал поодаль, избегая развивать сентиментальные темы. Девчонки уговаривали Тами – тот молчаливо двигался рядом. «Откуда в этих крадушах столько сопереживания?» В башне Воспитанников Горан видел нескольких. Их приводил Харман на экзамен по стратегии перемещений. Девочки и мальчики, напоминающие хищных ящериц с одичалыми взглядами. Двое – валились с ног от сонливости. Горан не предугадал ни одного их шага. Крадуши метались по лекционному залу: лезли к окнам, царапали двери в поиске выхода, самые смирные вдруг встрепенулись – бросились нападать на воспитанников. Хаос. Крики. И безумные видения пожаров, войн, ураганных смерчей. Крадатели душ похищали рассудок человека, его память, образы близких, ясность мыслей.

Горан оглянулся на пререкающуюся троицу ребят. Он тоже вредил сознанию, но был человеком – обыкновенным, пусть и с редким талантом. Его силы не являлись угрозой ввергнуть страну в бойню обезумевших жителей. Дети за его спиной, похоже, толком не осознавали всей пагубности исключительных умений. Призраки многоликих обезоружили змеяда. Редкая удача. Змеяды выслеживали крадушей для изучения, перевоспитания, источника сил, и… неизвестно ещё каких ужасов заточения, закаляющих в перерожденцах несокрушимость. Если злость Златы обездвижила змеяда, в венах которого больше ядов, чем крови, а рассудок не восприимчив к магии, – что она способна сотворить с ним? с миллионами других людей?

Лес вокруг понемногу вселял ощущение спокойствия. Непроходимые чащи приютили беглецов в деревянных коридорах природы. О преследователях они больше не говорили. Бессилие валило с ног. Свет дня гас. Еды не встречалось: ни грибов, ни ягод.

Вечером ребята вышли к пещере, за которой родник журчал кристальной энергией в топкой пучине безвременья. Сырость пропитывала палую листву гнилью. Голые ветви деревьев разбили серый небосвод на мозаику туч. Лучи гасли в холодном воздухе.

Забившись в пещеру, как в нору, ребята настелили коры и сухой листвы; сжавшись кучно, уснули, сморенные голодом и дорогой. Сны не утешили появлением. Реальность просто исчезла на несколько часов.

Ранним утром Исмин разбудила продрогших спутников, настаивая на продолжении пути. Ее тревожили звуки леса: робкие, ускользающие, сродни биению больного сердца.

В обед к их привалу забрёл лось. Они попятились с полными ртами кислых ягод, готовясь к побегу, но рогатый зверь, понюхав заросли жимолости, скрылся за холмом. Юные путники побрели дальше. В полдень их обогнала стая волков. Кудлатые хищники задержались лишь на мгновение, парализовав детей своим гипнотизирующим вниманием.

– Они тоже спешат скрыться, – призналась Исмин, провожая беспокойным взглядом удаляющуюся стаю. – Змеяды в пути. Медлить нельзя.

К утру странники планировали выйти к Жиле, притоку Талой. Горан сверялся с масштабом карты Ловища, рассчитывая приблизительное расстояние до соседнего с Клетой селения. Они шагали по крупнейшему лесу провинции на север, ориентируясь по мхам и солнцу. Параллельно тянулось чернолесье. Исмин растягивала их путешествие безопасными тропами. Горан доверял её предчувствиям, но боялся далеко удаляться от реки. План оставался прежним – сесть на корабль в Шерт.

Голод валил с ног, но на охоту и ловушки не оставалось времени. Исмин нервничала, поторапливая шаги. Водянистые ягоды немного унимали рези в желудках, ручьи спасали от жажды.

Ночь путники встретили в дикой глуши. Исмин вела их по следам луннорогих косуль. «Они – дети лесных родников, – рассказывала она почтительно. – Душа леса». В Царне верили, что луннорогие косули топотом выбивают из земли воду. Людская молва превратила их в мифических существ, опекающих источники водоёмов от тлетворных взглядов ненасытного зла.

Исмин читала царапины рогов и копыт там, где Горан видел лишь треснутую кору, согнутую травинку и рыхлую грязь. Они шли. Шли. Бесконечно шли по палой листве, путаясь в колючих травах и пробираясь сквозь стены розоцветных кустарников. Казалось, они слепо блуждают, боясь остановиться и признать поражение. Исмин повествовала о поведении диких животных и птиц, которые, как заметил Горан, сторонились её, будто пожара.

Тучи рассеялись. Луна осветила поляну леса. И тут кудесник увидел в высокой траве свечение. Он присмотрелся. В нескольких метрах пепельными полумесяцами пронзали мрак рога косули. Заслышав шаги, животное опасливо подняло голову. Ребята оцепенели. Близкое расстояние позволяло ясно видеть призрачный облик волшебного существа. Из подлеска за его спиной появилась ещё одна косуля. Ее изящную голову не венчали рога, но ободки вокруг глаз блестели серебром, образуя кружево маски.

– Это обеспокоенные родители, – пояснила Исмин, не в силах отнять завороженного взгляда от сакральных обитателей леса. – Они заметили нас давно. И теперь ведут прочь от родников. Там их дети.

Животные уловили шелест ее голоса. Рогатый самец прыгнул в сплетения кустарника. Самка проворно скрылась следом.

– Поспешим.

Горан перехватил Исмин за руку:

– Зачем нам преследовать их?

Девчонка остановила торопливый шаг.

– Они ведут прочь из леса. Надеются отвести взгляды от своих укрытий. По нашему следу мчит погоня.

Поляна растворилась в лесной чаще. Передвижение и обзор затрудняли деревья. Ноги спотыкались о корни. Горан пытался рассмотреть время на часах, но полумрак путал стрелки на циферблате: час ночи? два? Звезды волнами пожирал смог туч.

«Бяу-бяу-бяу». Дети остановились, вращая головами в поисках источника звука. Пепельные полумесяцы вынырнули из кустарника в нескольких шагах. «Бяу-бяу», – вновь взывало к ночи существо.

– Что это с ними?

Исмин испуганно оглянулась:

– Чем-то встревожены.

– Чем? – Горан вновь утратил полумесяцы из виду.

Косули исчезли. Тами попятился к Злате. Она обняла его рукой, не обращая внимания на перешептывание Исмин и Горана, а вслушиваясь в тревожный говорок ветвей. Чаща молчала, словно лёд, словно разом и ветер стих, и звуки вымерли.

– Нам нужно сориентироваться.

Исмин ничего не ответила на требование Горана. Она сосредоточенно всматривалась в гущу леса за столбами деревьев. Вдалеке сверкнули полумесяцы рогов.

– Видели? – вскрикнул Тами. – Там! Там…

Сквозь тело жуткой волной прошло верещание – стон раненного животного, взывающего к матери-природе о помощи. Ноги сорвались с мест, повинуясь инстинкту. Горан спрашивал Исмин, что случилось, но плотные островки кустарников разделяли барьерами. Злата и Тами отклонились в сторону. Горан поманил Исмин рукой, но через секунду её тело исчезло в сплетениях ветвей. Справа вскрикнул Тами. Горан завертелся на месте. Ни следа крадушей. Болотная тишь…

Горан осторожно начал пробираться сквозь шиповые заросли. Листва под ногами шелестела, обнаруживая его присутствие. Правая нога скользнула по грязи – и провалилась в ямку. Горан опустил голову. В нос ударил приторно-сладкий запах, глаза запорошило пылью. «Что за гадость?» Он утер лицо рукавом. Густая пыльца заполнила легкие тошнотворными парами, а голова загудела болью. Зрение ограничила пелена.

Лес расплывался пятнами. Горан, вытянув руки вперёд, нетвердой походкой продолжил путь, но почва под ногами прогибалась пухом. Шаг. Тело ослабло. Плечо пронзила боль падения. Горан попытался открыть глаза, но веки уже не слушались. Усталость показалась непреодолимой. Мысли поглотила тьма.