воскресенье

Послезавтра! Послезавтра!! Господи! Не верится даже. Так и кажется, что зайдут вот-вот и объявят, что это была шутка. А на самом-то деле мне ещё сидеть и сидеть. Как и всем тут. Лет сто! А то и двести. Если не триста. На Северном полюсе лёд топить.

Спокойствие! Главное, спокойствие.

На улице – рай. Тепло,.. птички… Солнце, ещё низкое и круглое и ослепительное, висит чуть левее трубы; и сходство этой трубы, её чёрного и мрачного на фоне восходящего солнца силуэта с каким-то тёмным и рогатым дьяволом становится совсем уже устрашающим. И он, дьявол этот, всё так же неподвижно и настороженно на меня смотрит. Следит. Ждёт… Пока!! Пока…

На чём я там, бишь?.. А, насчёт Грабового. Почему он в Лефортово сейчас сидит? Потому что его побили на Бутырке.

Его сначала на Бутырку привезли. И его там побили. В 3-х хатах. Избили и выгнали. И 30 тыс. баксов ещё при этом в одной из хат получили. Грузины какие-то, кажется. ("Мало! – зевая, резюмировал всё тот же вор, знакомый вам уже по некоторым своим прошлым репликам. Я с ним сидел последние три месяца. – У таких мутантов надо вообще всё забирать!") Знаете, как это бывает? "На, позвони, чтобы деньги к вечеру вот туда-то принесли!.. Ах, послать некого?.. Тогда сам сейчас за ними отправишься. Через унитаз. Поплывёшь!

Ну??!!.. Живей!!!"

И он сутки потом один на сборке просидел (прятали его мусора), пока в Лефортово не уехал.

Это мне сокамерник рассказал, банкир один, сидевший за обналичку денег и заехавший сюда как раз из Бутырки. При нём всё это и происходило. У него там опера прикормленные были, они ему сами, смеясь, всё это и рассказывали. Эту весёлую историю.

Вот он теперь в Лефортово и сидит, в Таганском суде судится. И жалобы непрерывно строчит. На всех и вся… Нет-нет, не к Господу Богу напрямую, как ему, вроде бы, по статусу положено. (Он же непосредственно с Самим Господом, кажется, общается? Раз людей оживляет?.. Души вернуть в тела ведь у Него, наверное, просит? А у кого же ещё?) Заместителям Его всего лишь на этой грешной земле. Прокурорам по надзору и в прочие подобные инстанции.

Видать, людей-то оживлять проще, чем хотя бы с прожарки соскочить. Самому. У нас в стране, по крайней мере.

Так вот, когда я с ним в автозэке ехал. Я-то в стакане своём, как обычно, сидел, а он – в клетке, вместе со всеми. Я, естественно, и не знал, что там Грабовой. Мало ли кто там едет! Клетки набиты до отказа, по 15 человек в каждой. Кто там разберёт!.. Да и темно. Да и вообще я его в лицо не знаю. Да и, повторяю, в стакане сижу.

Подъезжаем к воротам родной Матроски и стоим. Стоим и стоим.

"Старшой, чего стоим?" – "Стоим." – "Понятно, что стоим, а чего ждём-то?" – "Значит, надо."

Проходит ещё минут 5. Наконец дверь открывается. Слышно, как конвойные между собой переговариваются.

"Чего там?" – "Да с Лефортово щас одного перегрузим… Грабовой!"

– "Я!!"

Слышен какой-то шорох, вероятно, кто-то торопливо пробирается к двери, конвойный лязгает засовом, распахивает её, и человек пулей выскакивает из клетки и быстренько выпрыгивает из машины.

В автозэке тишина. Потом кто-то неуверенно полувопросительно бормочет: "Это факир, что ль, этот?.."

Рапортовал он, скажу я вам, прямо как пионер. "Будь готов!" – "Всегда готов!!" По струнке, надо думать, в Лефортово-то ходит. Не хочется, видать, ему назад на Бутырку. Зэков разводить, это тебе не матерей Беслана. Могут возникнуть проблемы. Недопониманье! Взаимное.

В стакане, боксе, между прочим, если уж мы про автозэки заговорили, ездить никто не любит. (Обычная угроза конвойного: "Сейчас в бокс посажу!") Хотя мне – нравится. Я лично предпочитаю именно стакан. Во-первых, с разговорами не пристают, а во-вторых, в клетке обычно тесно, накурено, хоть топор вешай, грязно… Все плюют прямо на пол, окурки под ноги кидают. А в стакане сидишь один, спокойно,.. я уже там даже спать наловчился. Ну, за год-то!.. Нет, конечно, если три-четыре раза съездить, да ещё с перерывами в неделю-две, как это все ездят, то можно, разумеется, и в общей клетке посидеть. Даже веселее. Но если ежедневно практически в течение года!.. В Чертановский суд!.. Три часа туда, три часа обратно… ("Чертановский – это от слова "чёрт"?" – спрашиваю я как-то у судьи. – "Нет-нет!" – испуганно замахала руками она. – "Значит, от слова "черта"?.. Последняя!") Тут уже – на уровне выживания.

Но вообще в стакане ездить, повторяю, не любят.

Тесно очень! Если человек более-менее крупный, то вообще кошмар, наверное. Я-то еле умещаюсь! Особенно зимой.

Да и – стрёмно. В стакане ехать.

"Стакан!" – "Да!" – "Ты откуда?" – "С Матроски!" ("С Бутырки!..", "С 4-ого!.." и т.п.) – "А чего это тебя со всеми вместе не возят?"

А чего это тебя, действительно, со всеми вместе не возят? Значит, есть причины. Значит, гасишься. Сука, скорее всего, какая-нибудь. Или БС-ник.

…

Завтрак. Опять рыбкин суп! Да чего они?! В натуре. Демоны.

"А вода?" – "Попозже."

Ну, попозже, так попозже.

…

Но я, тем не менее, предпочитаю именно стакан. По причинам, выше указанным. Да и проще мне. В отличие от всех остальных.

"Стакан!" – "Да." – "Откуда?" – "Девять-девять-дробь один."

И – тишина. Гробовая. Больше никаких вопросов.

Однако, впрочем, проблемы всё же бывали. И у меня. Редко, но бывали. Случалось.

Пару раз вдвоём пришлось ехать. В стакане!! Представляете?! Когда там и одному-то места мало. Ну, невозможно, казалось бы! Там вдвоём поместиться… Оказывается, можно. Один сидит, один стоит. Вот так вот и в клетки набивают. Ну, некуда, казалось бы!

"Да забито всё, старшой! И так шесть человек уже!" (Это в газели. Там клетки меньше.) – "Да не еби мне мозги! Вчера там восемь баб влезли. Вот с такими жопами!!"

Или: "Хватит к нам! Забито всё! Сажай в соседнюю!" – "Там тоже столько же!" – "А мы – толще."

Такие перепалки происходят практически ежедневно.

Один раз вообще был свидетелем следующей сценки.

Уже в отстойнике, залезает проверяющий, светит фонариком (в самом автозэке свет, естественно, не работает) и никак не может сосчитать.

Клетка забита.

"Эк, понабили,.." – укоризненно бормочет он. – "Да, как селёдок!" – самодовольно замечает конвойный. – "Э-э!..- машет рукой проверяющий. – Вот, помнится, мы в лагере как делали? Набиваешь под завязку, а потом собаку пускаешь – глядь! и опять полклетки свободно! Опять место есть."

…

Кипяток принесли. И почти сразу – утренняя проверка.

"Вопросы есть?" – "Да нет…"

Всё! Последняя утренняя проверка – с этой сменой. (Надеюсь!!)

…

Так со стаканом. Два раза вдвоём ехал. Один раз – стоял, второй – сидел.

Конвойный, громыхая ключом, открывает клетку. "Меня в стакан!" Пожимает плечами и открывает стакан. Втискиваюсь, а там уже кто-то есть! Вот тебе баушка!.. и Юрьев день. И кто же это, оказывается, был? КГБ-эшник бывший, адвокат по Норд-Осту, обвиняемый, в частности, в покушении на Путина ("Судья орала на продлении: "Не выпущу убийцу Путина!!") Пообщались, блядь! Близко. Тесно. Пока в стаканчике вдвоём ехали.

Сидит уже сейчас, кажется. (И правильно! Нечего на Путина покушаться!) Читал в "Коммерсанте". Известное дело. На "шкин" какая-то фамилия… Миняшкин?.. не помню!

А второй раз вообще!.. пиздец.

Всё, сижу уже в своём стакане. Спать собираюсь. Пока на Матроске стоим, конвойные клетки забивают. Рутина, в общем. Вдруг дверь стакана распахивается (я чуть не вывалился от неожиданности!):

"Слушай, ты со всеми поедешь?" – "Нет!" (На хуй мне "со всеми" ехать?! Слышал я, как там орали: "Некуда уже!") – "Ну, а чего делать? Тут ещё одного надо посадить… Я к тебе подсажу? Ладно?.. Ты не бойся, он нормальный, не опущенный!" (Что-о??!!.. Так могли ещё и петуха подсадить?!) – "Э-э!.. Ну, ладно…" (Всё моя мягкотелость проклятая! Сказал бы: нет! Пусть бы на лавке с конвойным рядом ехал. Прикованный. И вообще – не мои проблемы!!)

Садится. Точнее, встаёт. Едем. (А вдруг всё-таки петух?!..) "Ты откуда?" – "С тубонара!" (Лучше бы ты был петух!!) Так вот и ехал целый час. Тесно, душно, замкнутое пространство. Он дышит практически мне прямо в лицо сверху, а я сижу и думаю: вот заражусь или нет? Пронесло, однако. Бог миловал.

Потом, кстати, ещё в нашем ебучем суперпуперспецу быда ситуёвина.

Буквально месяц назад.

"На "М" и на "К" – вам надо пройти флюорографию." – "Зачем?" (На фиг мне нужна ваша флюорография?! Облучаться лишний раз. На Матроске, на вашем допотопном аппарате. Да ещё неизвестно, кто тут только что до меня стоял! Лишай какой-нибудь, там, подцепишь. Или гриба поймаешь. Запросто!) – "Ну-у… видите ли… у вас некоторое время назад был контакт с больным туберкулёзом с открытой формой. (Что-о??!!..) Он умер сейчас уже. (Что-о-о???!!!.. Это шутка?!) Надо провериться."

"На "К", пройдёмте!" Сокамернику одевают наручники (у него передвижение только в наручниках) и уводят. На флюшку. Я сижу в полной прострации, тупо глядя перед собой и ошалело хлопая глазами.

Ёб твою мать! Ёб твою мать!! Вот давал себе сто раз слово не ругаться матом, но как тут не ругаться!!?? Можно тут не ругаться, я вас спрашиваю???!!! Ёбаный в рот!!!!!! "С открытой формой!.. Умер уже!.." Кто??!! Кто это мог быть?!.. Впрочем, какая разница. Но он что, падла, знал и молчал? Ел-пил с нами из одной посуды?.. Кто???!!! (Из переругиваний конвойных Чертановского суда, сразу вспомнилось: "Опять ты мою кружку взял, зафаршмачил! Петушиный клюв свой сунул?!.. Сколько раз тебе говорить!!!..")

Да кто угодно. Почти. К сожалению. Так устроен мир. Увы! Да и умер человек уже. Чего уж теперь. Скатертью дорога! В смысле, упокой Господь его душу. Пусть ему земля будет прахом… пухом! Или что там ещё в таких случаях говорится?.. Он-то умер, но мы-то – живые. Пока. Будем ждать результатов. Обследования. Авось!..

На обратном пути с флюшки спрашиваю врача: "Как же это такое получилось?" – "А как определишь? Что у него уже открытая форма? Обследования же редко… Он уехал отсюда, умер в больнице, нам сообщили. Теперь всех проверяем. Кто с ним контактировал."

Вот и всё. Как всё просто!

Тут, между прочим, в изоляторе как раз перед этим ещё и эпидемия свинки была! Представляете?! Свинки!!

"Вы в детстве свинкой болели?" – "Ну-у-у… Наверное… Не помню…" – "У нас эпидемия свинки в изоляторе. А у взрослых она в очень тяжёлой форме проходит. Вам сколько лет?" – "51…" – "А, ну, тогда прививку уже поздно делать." – "А какие хоть признаки-то?" – "Заметите, если начнётся!"

Кормушка захлопывается. Чтоб вы сдохли все сами тут!! От свинки.

Уроды!

А со мной в этот момент грузин сидел. Который по-русски вообще плохо понимал. Обычную-то речь. Вот объясните ему, что такое "свинка"!

"Что?.. Свын?.. Какой свын? Нэ панымаю!" – "Прививку будете делать?!" – "Что? Как? Нэ панымаю!" – "Так, будете или нет?" – "Будэтэ?" Что эта значит? Я по-русски плоха гаварю!"

Да, ещё про стакан. Про проблемы, вернее. Возникающие. Иногда.

Вообще публика в автозэках катается, конечно, разная. Но обычно – мелочёвка всякая. Год-два от силы. Да и то посёлок зачастую. Ну, словом, после нашего изолятора… Слушать даже дико. Неужто и правда ещё такие сроки есть? Как грубо (но метко) говорят в тюрьме: "Да я бы такой срок на надроченном у тормозов простоял!!"

Но вот такие-то пассажиры, как правило, и самые шумные. К конвойным пристают постоянно: "Включи то!.. Выключи это!.. Чего?!.. Да я!.." А чего к конвойному в автозэке приставать, когда он сделать тебе фактически ничего не может? Ты в клетке с кучей других зэков, а он напротив на скамеечке. (Хотя и среди них попадаются!.. Закрывает, например, в жару люк. Все в шоке. Пот, дым… "Ты чего, старшой?!" – "Тебе сказали: уймись!" – "Да я!.." – "Значит, с закрытым люком поедем." Страдает весь автозэк. Через некоторое время зачинщик начинает, естественно, ныть: "Да ладно, старшой!.. Ну, чего ты!.. Открой люк! Дышать же нечем!.." Конвойный молча открывает. Всё! После этого всю дорогу тишина. Тишь да гладь.)

Н-да… в автозэке-то понтоваться ещё можно. Ты на суде вот попонтуйся! С местным конвоем. Там тебе в два счёта всё объяснят! "Ты не понял, что ли?!.. Да ты у меня охуеешь сейчас!!" В суде все как шёлковые. А чего? Бить, может, и не станут, но наручники – наденут. И затянут ещё. Будешь целый день в наручниках сидеть. В затянутых. За спиной. Представляете?

Впрочем, представить это невозможно. Это непредставимо. Надо испытать. Пока по лестнице-то ведут, всего-то несколько минут, если наручники чуть сильнее затянуты (неумышленно, чисто случайно! просто по небрежности конвоира – т.е. это ещё вам их не затягивали всерьёз!), то – пиздец. Целый час потом кисти массируешь.

("Слушай, чего у тебя наручники такие тугие?!" – "А это у меня специальные. Для особо буйных клиентов." – "Так я-то не буйный, вроде! Ты мне другие одень." – "Других нет." (Твою мать!!) – "А что, бывают и буйные?" – "О-о-о!.. Такие тут представления устраивают!.. Спектакли.")

Да, с конвойными в суде вообще шутки плохи.

"Не буду я шнурки снимать!" – "Положено." – "Да я босиком тогда пойду!" – "Да мне по хую! Иди хоть голый!"

Слышится какой-то шум. По всей видимости, непокорный зэк и впрямь разувается. Пауза.

Ленивый вопрос конвойного: "В туалет пойдёшь?" – "Нет!" – "Следующий через три часа." – "Пойду!" – "Тоже босиком?"

Всё! Сопротивление подавлено. Зэк, судя по всему, обувается и, скрипя зубами, отдаёт злополучные шнурки. Пререканий, по крайней мере, больше не слышно. И всё спокойно идёт дальше своим чередом.

Или вот тоже сценка. Характерная.

Один из доставленных – глухонемой. Его отводят в зал, потом приводят назад.

"Ты что там в зале учинил??!! – в ярости орёт старший конвоя. – Если ещё раз!!.. Я тебя!!!.." – Заключённый молчит, показывая, похоже, всем своим видом, что не понимает. – "В наручники его!!" – командует конвойный. – Отчаянное протестующее мычанье. – "Ах, так ты, значит, всё понимаешь, сволочь!!?? Ещё раз!.." Ну, и т.д.

Или вот.

Китаец. Тоже. Ничего не понимающий. По-русски.

Конвойный что-то ему нетерпеливо втолковывает.

"Да он не понимает!" – жалостливо замечает чей-то женский голос.

То ли секретарша, то ли, может, другая конвойная. (Женщины среди них тоже есть. И довольно много.) – "Ага, "не понимает"!.. Ты ему скажи, что дашь – сразу поймёт!"

Вообще конвойные суда это, конечно, нечто!

Возвращаемся из суда. Поздно уже, поэтому конвойные тоже сели в автозэк. Чтобы быстрее до базы добраться. Ну, не в клетки, конечно. В тамбур. Клетки, кстати, в виде исключения, полупустые. В одной человек пять мужчин, а в другой – две женщины. Одна, опять же, глухонемая. (Не знаю уж, может, подельница того, про которого я чуть выше писал; они вообще обычно группами работают, глухонемые. Не знаю!)

Конвойные разговаривают. Про баб, естественно. (А о чём же ещё? О водке разве что.)

"Да я её!.. А она!.. А я!.." Один, судя по всему, фанатик анального секса: "Вот бы ей в жопу заехать!.. А я думаю: вот бы ей в жопу заехать!.."

Неожиданно слышны становятся какие-то странные булькающие звуки.

Конвойные замолкают.

"Что это с ней?" – помолчав, спрашивает один. – "Да рвёт её! – участливо поясняет из клетки женский голос. (Глухонемую, значит. Рвёт.) – Да ничего, у неё пакетик есть."

Конвойные некоторое время молчат. Вероятно, наблюдают. "Вот бы ей сейчас в жопу заехать!" – мечтательно раздаётся вдруг в полной тишине…

Ещё про суд, не совсем по теме, правда, но ладно уж. Чтобы закончить. И не возвращаться больше. А то забуду ведь.

Так как я ездил на суд постоянно, ежедневно практически в течение года, то у меня там, естественно, была своя собственная камера. Ну, как "собственная", – куда меня постоянно сажали. Только в неё. Одного. Как особо ценного кадра. Ну, не суть. Так вот, камера эта была прямо у стола, где всё время конвойные сидели. И я имел удовольствие все их разговоры, соответственно, постоянно слушать. Volens nolens. Волей-неволей.

Разговор. Женщина рассказывает. Тоже конвойная.

"У меня знакомый в ментовке служит, случай такой у них на днях был.

Парень с девкой молодые, встали с утра; ну, и он вздумал вдруг блины испечь. Значит, стоит, жарит. А девица в этот момент решила вдруг ему миньет сделать. ("Минет", дура!)

Скучно ей, наверное, стало. А может, от избытка чувств. Что любимый о ней так печётся и заботится. Сам завтрак готовит.

Ну, встала она перед ним на колени, занимается своим делом. А он, тоже, видать, от избытка чувств, блин решил на сковородке подкинуть. Перевернуть и поймать, как это по телевизору в кулинарных программах повара, всякие там, в белых колпаках, показывают. А может, просто вторая рука у него занята была, любимую свою по головке нежно гладил, вот и!.."

…

Вернулся только что с прогулки.

Выхожу из камеры. "Лицом к стене, руки на стену!" Встаю…

"Проходим! Руки за спину!" Это Вова. Есть тут такой… мутантище.

Наверху – ДПНСИ. Не удерживаюсь: "Последний раз сегодня?" – "Да?" – улыбается. (Чего, не знает, что ли?) – "Да, завтра выхожу." – "Завтра?" – "А, чёрт! Послезавтра!" (Запутался уже! От радости.) – "Сто дней?" – "Что?" – "Вяжете уже? Сто дней?" – "Какие "сто дней"?" – "Как в армии! Сто дней до приказа." – "Не знаю я никаких ста дней! Я в армии не был." (Был, впрочем. На сборах в институте. Два месяца. Вспоминать не хочется.)

Гуляю. Радио "Дача", естественно. Парад какой-то дебилизма и идиотизма. В одном стакане… то, бишь, флаконе. Один чёрт! И где они только такие песенки выкапывают? Только по радио "Дача" их и слышишь! "Ты во мне-е!.." – певичка какая-то надрывается. Это что вообще такое!? Я правильно всё понял?

Неожиданно музыка обрывается. Поломка. Тут это бывает. Время от времени. Тишина кажется оглушительной. Слышно покашливанье и шарканье о бетонный пол в соседнем дворике.

"Мавроди! – внезапно слышу я чей-то громкий крик. – Ты здесь?" – Господи, кто это? Голоса не узнаю. "Да! – чуть помедлив, кричу в ответ. – Кто это?" – "Выходишь скоро?!" – "Да! 22-ого!" – "Когда?!" – "22-ого! Во вторник!!" – "Удачи!!" – "Спасибо, тебе тоже!"

И вдруг дворики буквально взорвались. Загудели, как растревоженный улей. Отовсюду, со всех сторон понеслось: "Удачи!.. Удачи!.. Удачи!.."

Охранник наверху мечется и не знает, что делать.

"Прощайте все!!! – изо всех сил кричу я. – Прощайте!! Удачи!!!"

Суматошно захлопали двери. В коридоре какая-то суета. Кого-то уводят. Сегодня очередь в карцер, по всей видимости, удвоится.

Музыка опять врубается. Теперь уже на всю. На полную! Кажется, что бетонные стены дворика дрожат.

"Ну, зачем Вы так, Сергей Пантелеевич!.." – укоризненно покачивает головой на выходе ДПНСИ. Я не отвечаю. Не могу. Мне почему-то невыразимо грустно. Может, не уезжать? Остаться? Задушить сейчас в коридоре этого Вову!..

…

Ладно, сентиментальщина!.. Чёрт!! Продолжим, однако.

"…Гладит, значит, он левой ручкой свою ненаглядную минетчицу по головке, а правой – сковородкой блин подбрасывает. Ну, естественно, промахивается. И горячий блин, весь в масле кипящем, шлёпается прямо на голую спину бедной девахи!.. У той – болевой шок. А во рту-то у неё, сами понимаете!.. Щёлк зубами! – и полчлена нет.

Ну, у парня, естественно, тут тоже болевой шок – и он, не соображая уже ничего, лупит со всей дури раскалённой сковородой эту глупую овцу по голове!!..

Приезжают менты. Кто их вызвал и зачем – вообще непонятно. Картина: девка с сотрясением мозга и с ожогом, вся в кровище; парень без члена." – "Яйца-то целы?" – деловито интересуется другой конвойный. – "Наверное, целы, – кажется, пожимает плечом рассказчица. – Не с яйцами же вместе она у него заглатывала? Не крокодил же!" – "Тогда не страшно. Пришьют."

…

"Обед!" – "А кипяток?" – "Позже!" Незадушенный Вова. Надо было всё-таки!..

А вот ещё. Тоже в суде. Но уже непосредственно в зале заседаний.

Последний день оглашения приговора. Время уже около семи. Судья хочет закончить именно сегодня во что бы то ни стало. Перерыв. Меня не уводят вниз. Сижу в клетке и слушаю трёп секретарш с омоновцами. ("Гоблинами", как их любовно у нас в изоляторе называют.)

Речь идёт про какую-то передачу. "Час суда", что ли? Не знаю, я ящик не смотрю. Судья там какой-то с молоточком. Реально же у судьи никакого молоточка, разумеется, нет. Вообще, авторам всех этих передач стоило бы хоть раз реальное судебное заседание посетить. Ну, право же! А то смотрю тут и наблюдаю такую сцену (ну, сокамерники включили, куда деваться): "Подсудимый, пройдите к трибуне!". Это судья командует. Приглашает, значит. А обвиняется тот человек не много, не мало – в убийстве! 105-я голимая. И находится, конечно же, под стражей. Из СИЗО его привезли. Как меня возили. И вот он встаёт и – подходит…

К какой, блядь, "трибуне"!!?? Вы охуели там совсем?! На своём телевиденьи? Вы что, не знаете, что подсудимые у нас в клетках сидят?! И оттуда все свои пламенные речи ведут? Мудаки несчастные! Что вы вообще показываете? На всю страну! Эту блевотину?..

А адвокаты все эти героические и высокомудрые?! Тончайшими и сложнейшими умозаключеньями разбивающие в пух и прах такие же сложнейшие построенья столь же высокомудрых следователей. После чего их подзащитные с триумфом освобождаются из-под стражи! Прямо в зале суда! А посрамлённые прокуроры лишь смущённо разводят руками:

"Закон-с!".

Побойтесь бога!! Спуститесь с небес на землю! Где это вы такое видели? На Луне? На Марсе?!.. Так здесь Земля-матушка, к вашему сведению. Расея! Кто здесь слушает этих адвокатов? Кому они нужны?

Знаете, как это на практике бывает? Вот вор со мной сидел.

Наркоту ему ГУОПовцы подбросили внаглую. (Ну, надо было посадить!..) На суде адвокат и говорит: "Как же так, Ваша честь? В протоколе написано, что мой подзащитный сам вещи из карманов доставал, а он в наручниках у стены стоял. Это оба понятых подтверждают. Да и сами сотрудники милиции не отрицают." – "Ну, значит, они ошиблись."

Вот и всё!! Все "аргументы". "Ошиблись"! "Они"! Всё!!!

"Доводы"!.. "Построения"!.. Сколько запросят, столько и дадут!

Хоть ты наизнанку весь вывернись!! Со всеми своими "доводами".

Глупенькие, несчастненькие, наивненькие детишки! Живущие в своём уютненьком, розовеньком мирке. Если бы вы узнали вдруг доподлинную, настоящую правду, даже самую малую часть её! лишь малую её толику! вы бы, наверное, свои штанишки коротенькие сразу же обмочили. Или бежали отсюда, куда глаза глядят!!! Ваше счастье ещё!..

Да, так насчёт передачи. И судьи. С молоточком. (Нет, блядь, у судей никаких молоточков!! Нет! нет! нет! В ваших тупых головах они только.)

Вот, секретарша, смеясь, и говорит: "А мы судье тут одному на день рождения подарили. Он сначала стеснялся, а потом ему так понравилось!.. Чуть что теперь, сразу стучит изо всех сил. На свидетелей. Мы уж сами не рады! Как по мозгам." – Огромный гоблин-омоновец басит добродушно: "Лучше уж сразу пистолет!.. Бух!"

…

Этот Вова умудрился принести кипяток именно в тот момент, когда я!.. Ну, мутант.

(И ведь видит же всё в глазок, гондон! Специально, что ль? Караулил.)

….

Да… Чуть позже второй омоновец, выглянув в окно: "Не расходятся вкладчики эти… Целая толпа…" – Третий гоблин с готовностью подхватывает: "А может, прикопать их здесь, а?.. (С хохотом, секретаршам): У вас деревья под окнами лучше расти станут!"

С чего я там начал-то? Прежде чем растечься, как обычно, мыслию по древу?

Про поездки в автозэке. Как отважные зэки с конвойными там геройски воюют? (Потом обычно выясняется, правда, что у "героя" год посёлка. Или вроде того. Зато понтов – лет на 20! Как минимум! Строгого. "Понтов не жалеть, наличку придержать!" – девиз шереметьевских таксистов советских времён при общении с женским полом. Рассказывал мне один, помнится… Специалист.) И что у меня проблемы пару раз были? С такими вот… героями.

Ну, один раз – чепуха, неинтересно, а вот второй… Показательный.

Ну, пристал как банный лист: "А что?.. а как?..". Слышал причём, кто я. (Конвойный, блядь, проорал сдуру.) Сначала робко разговаривал, потом осмелел постепенно, а потом уже и чуть ли не наезжать начал. Ну, перед автозэком всем подемонстрировать, покрасоваться, как он самого Мавроди ровняет. "Людей обманывал,.. пенсионеров?.. А деньги где?.. На Багамах?.."

Я молчу, точнее, отвечаю что-то невнятное – спать хочется, сил нет! да и на суде замотался вконец, а тут ещё этот мудак!.. А он совсем уже расходится! Грубости уже прямые пошли. Остальные похихикивать потихоньку начали.

Ладно, думаю, хватит! Надоел ты мне.

"Слышь, – говорю, – а ты сам с Матроски?" – Раз!.. притих.

Чувствует, что что-то не то. Тон у меня какой-то другой стал. Жёсткий. "Да-а,.." – отвечает всё-таки после паузы. (А как не ответишь? В автозэке? Соседи же кругом. Все слушают.) – "А из какой хаты?" – Тишина. Ни звука. – "Слышь, ты! Я тебя спрашиваю! Из какой ты хаты?!" – повышаю я голос. – Ни звука. По-прежнему. Ну, мышь голимая! Затаился… – "Ты чего, шифруешься, что ль? Чувствуешь, значит, что-нибудь за собой?.. Эй, поинтересуйтесь там у него, из какой он хаты?" – Шёпоты, шорохи какие-то,.. но ответа так и не последовало.

Подождал я, всё тихо… Ладно, думаю, живи. А то ведь спать теперь не будешь, если додавить тебя сейчас и номер хаты всё же выяснить. Утихомирился – и ладно. Деловой!

…

Чай пил пока, радио решил включить. Сменили эту "Дачу" дебильную на радио "Мелодия"; немногим лучше, но всё же! И надо же! Сразу же на песню "Поручик Голицын" попал. Ужасающе безвкусно её поёт Малинин, но не в этом дело. Я, когда часами в камере Чертановского суда сидел, в полной темноте почти (лампочка там над дверью!.. ну, ватт 15 от силы, да и то вся в пыли), то от нечего делать песни иногда напевал. Ну, какие в голову приходили. И вот крутилась всё у меня в голове одна песня, из кинофильма какого-то. Помнил я только её первый куплет:

И в один прекрасный день решил я её дописать. Чтобы хоть напевать было что. И – дописал.

Итак, вот её текст. Первый (и последний, соответственно) куплет – чей-то, не мой, остальные все мои:

Потом то же самое и с песней "Поручик Голицын" у меня произошло. Мотив я помнил и отдельные фразы только. Поэтому её-то полностью мне пришлось писать. Заново практически. Вот что получилось:

Ну, и ещё две песни. Тоже мной переделанные. Городницкого "У Геркулесовых столбов" и Дольского "Господа офицеры".

Вот их тексты, и с песнями на этом закончим. (Хотя я увлёкся потом, признаться. Есть у меня и другие варианты текстов. Известных песен. "Чёрный ворон", в частности. Ну, да ладно. Потом как-нибудь. Может быть. Пока же – эти.)

Когда я вот про автозэк писал, про поездки, я рассказывал, как тот конвойный действовал. Захлопывал люк и заставлял страдать всех. В зоне и в тюрьме это вообще общепринятая практика. Достаточно эффективная, причём. К сожалению.

У меня вот лично был такой случай. В самом начале моего здесь пребывания. (Естественно! Сейчас-то бы!..) Такая, словом, ситуация.

Я, вообще-то, днём сплю, а ночью работаю. (А иначе в камере просто невозможно! Работать, в смысле. Днём же все тусуются, колготятся. Телевизор этот, опять же, вовсю орёт. Ночью же тишина, покой…) Всё бы хорошо, но здесь, в 991 лежать-то (спать, там) днём можно – пожалуйста, бога ради! – да вот укрываться простынёй или одеялом – нельзя. Ну, зимой ладно. В камере прохладно, можно курткой укрыться (как все и делают) и – спать. Но это зимой. А летом-то – жарко! Под курткой. В камере и так духотища, какая там "куртка"!.. А не укрываясь вообще – я лично спать не могу. Вот вы можете? Я лично – нет! Ладно. Хорошо. Поэтому я летом – укрывался-таки простынёй. Хотя и – нельзя.

Но у меня в начале отсидки сплошные голодовки были (по любому поводу! так меня здесь всё бесило!), поэтому администрация предпочитала на тот момент со мной лишний раз не связываться. До поры, до времени, как выяснилось. Затаилась, так сказать. Выжидала. Пока я поуспокоюсь. Поостыну. Мол, ничего-ничего! Подождём. Укатают сивку крутые горки! Всех укатывают. И – дождалась!

Видит, что я больше не буяню, веду себя тихо, прижился, притерпелся; и решила, что – хватит! Пора! Чего это я, в самом деле, под простынёй днём лежу? Никто не лежит, а я – лежу. Режим качаю. Надо с этим безобразием кончать.

И начала со мной войну. В один прекрасный день (я спал, как обычно) стучат вдруг ключом в дверь: "На "М"!". Ну, сокамерники меня будят – вызов, свиданье, да мало ли что!.. Я сонный ещё весь, скатываюсь кое-как с верхней своей шконки и ковыляю, спеша, к двери:

"Да?" – "Вылезьте из-под простыни!" – "Что?" – я даже не понял сначала. Никогда же не было? – "Вылезьте из-под простыни! Днём нельзя под простынёй лежать."

Я аж дар речи, помню, потерял. Это ещё что за новости? Отошёл от двери, залез к себе на шконку и, естественно, опять укрылся. Да пошёл ты! Опять стучит. Говорю сокамернику: "Скажи ему, что я не вылезу!". Ладно. Убежал куда-то. Вроде, больше не стучит. Но спокойствие уже отравлено. Заснуть – невозможно. Прислушиваешься невольно и ждёшь: вот сейчас! Ну, знаете, как комар когда в комнате летает. Вот здесь то же самое примерно. Проворочался с час, потом встал, всё проклиная, и сел чай пить. Чёрт с вами, успокаиваю себя. Ну, недоспал разок. Можно, в конце концов, ночью и пораньше лечь.

Делов-то!

Вечером приносят. Замечание?.. предупреждение?.. я уж и забыл, как это называется правильно. Давно не получал. (Да и вообще, я как-то уже!.. Дома одной ногой.)

В общем, приносят мне вечером это предупреждение-замечание.

"Распишитесь!" – "Не буду." – "Дело Ваше."

Тэ-эк-с!.. Интересно девки пляшут. Три предупреждения – карцер.

Карцер-то мне по хую, но что ж всё это означает-то? Они что, с ума посходили? От жары? Белены объелись?! Целый год не трогали, а тут!.. Ладно!

Сокамерники ходят вокруг на цыпочках, посматривая с уважением.

"Давай, Серёг! Ломай режим!" Хорошо.

На следующий день – всё тихо. Другая смена. Следующие два дня – тоже. Тишина. Наступает четвёртый день. Та же смена заступает. Всё повторяется. Стучат. "Вылезьте!.." – "Да пошёл ты!.. Пиши новый донос!" Вечер. Предупреждения нет. Ну, и?.. Что сей сон значит? Дрогнули, что ль?..

Вечерняя проверка.

"Вопросов нет?" – "Нет." – "Спокойной ночи!"

И сразу после отбоя – выключают телевизор!

Поясняю. По инструкции телевизор действительно положено выключать сразу после отбоя, в 22.45. Гасят свет и – телевизор должны выключать. (Между прочим, на той же шестёрке, например, у баб, так и происходит. Им строго с отбоем отключают. Но больше – нигде. А!.. может, ещё в Лефортово?!.. Нет!.. в Лефортово всё-таки, кажется, нет… Ну, бог с ним, с Лефортово. Не важно!) Должны-то должны, но реально, повторяю, не отключают. И не потому вовсе, что такие они добренькие, а просто из соображений здравого смысла.

Во-первых, пусть уж лучше лежат все спокойно, в ящик пялятся, чем по камерам колобродят. "Только тихо! Чтобы все лежали на местах! По камере не ходили." – "Да, да, конечно!" И все – лежат. А выключи телевизор – и что? Чего все будут делать? Рамсы раскачивать? (Отношения выяснять?)

А кроме того, телевизор – это мощный рычаг воздействия. На "контингент". "Будете плохо себя вести – выключим телевизор!" Как в пионерлагере каком-нибудь (а в чём разница-то?).

Вот и – выключили.

"Эй, начальник! В чём дело?! Чего нам телевизор выключили?" -

"Плохо себя ведёте!" – "Чего мы плохо себя ведём?" – "Под простынёй днём спать не надо!" – "Да ты чего?!" – "Распоряжение ДПНСИ. Теперь вам будет строго после отбоя. В 22.45. Вашей камере." – "Да подожди!!.." – "Всё!"

Все – подавлены. И – озлоблены. "Вот твари!.. Мрази!!" (Мне-то что! Я, наоборот, только рад. По мне, хоть бы вообще его не было. Этого телевизора. Никогда! Чтоб он сгорел!! Но остальные!..)

"Слушайте, ребята! – осторожно говорю я. – Так чего, продолжаем? Мне-то по хую и телевизор, и карцер, и вообще всё. Просто, чтоб ко мне претензий потом не было. Что камера из-за меня страдает." – "Да ты чего, Серёга?! Конечно, продолжай! Чего они нас, этим телевизором, что ль, хотят испугать? Да пусть его вообще заберут! Мне, например, он вообще не нужен!!.." ("Не нужен"?!.. Чего ж ты его целый день смотришь?) Ну, и т.д.

Но это были, оказывается, только цветочки. Следующий день. Другая уже смена. С которой у нас, вроде, мир. Телевизор опять выключают! Ровно в 22.45. "Вот с ним договаривайтесь! Разбирайтесь." И на меня кивают.

Все в шоке!! Но всё равно! "Да пошли они!.. Да мы!.." Так проходит две недели. Обстановка в камере постепенно становится нездоровая. Никто ещё ничего не говорит, но напряжение чувствуется. Нарыв назревает. Наконец один не выдерживает. (Старый зэк, кстати. Родившийся в тюрьме (!) и отсидевший лет 25, кажется. Или около того. Прекрасно все тюремные порядки и законы знающий и абсолютный, как мне тогда казалось, в этой области авторитет. Хотя, честно говоря, определённые сомнения у меня и тогда уже всё же закрадывались… Ну, неправильно это!!)

"Ну, вот, Серёж! Ну, вот ты сам как себя чувствуешь? Ну, вот лично мне просто неудобно было бы! Перед остальными! А тебе чего, всё равно? Я вот всё ждал эти две недели!.. (Чего ты "ждал"?! Ты же сам громче всех тогда вопил! Что тебе телевизор не нужен!)… Нет, тут дело даже не в телевизоре!.. (А в чём же тогда?) А в принципе! В неуважении к остальным!.." "Остальные" согласно молчат.

"Слушайте! – еле сдерживаюсь я. – Мы же договаривались! Я же с самого начала спрашивал: "Нет возражений?" – "Нет!" А теперь чего? Значит, уступать им?" – "Нет, не уступать, а!.."

Ну, в общем, и рыбку, как говорится, съесть, и!.. Между ёбаными и неёбаными проскочить. Но так не бывает. "Не уступать", а – что? Именно – "уступать"!!

"Так!.. – лихорадочно пытаюсь я срочно отыскать выход. – Хорошо. Давайте я тогда объявлю завтра же голодовку и на сборку съеду. Меня должны будут из камеры перевести. А назад меня наверняка уже в другую поднимут." – "Никто тебя никуда не переведёт." – "Ну, это уже мои проблемы! Переведут." – "Нет! Тогда всю хату раскидают!" – "Да почему??!!" – "Раскидают, – со знанием дела кивает мой тюремный непререкаемый авторитет. – Наверняка." – "Ну, давай, я их завтра на хуй на проверке пошлю!! Или докладывать откажусь! И в карцер поеду!"

– "Нет! Тоже раскидают!"

"Ну, и пусть раскидывают!!!" – хочется закричать мне, но этого говорить нельзя. Неуважение к сокамерникам и пр. Да и вообще. "Раскидываться" никому не хочется. (Кроме меня!!) Притёрлись все уже. А как там, на новом месте будет? Попадёшь к каким-нибудь демонам. На 3-й этаж неотремонтированный. А здесь 5-й этаж, опять же. Комфорт. Чистота. Простор… Как это "раскидают"?!

Короче, тупик. Форменный. И так нельзя, и этак нельзя. Никак нельзя! Можно только сдаться. И – вволю смотреть телевизор. Вот это – можно!

"Послушай, Коль, – по возможности спокойно говорю я всё тому же старшему зэку (ясно же, что он тут лидер и заводила, остальные ему в рот смотрят). – Я тебе честно скажу. Вот мне до пизды совершенно, что обо мне подумают эти мусора! Что я, там, "сдался", "не сдался", злорадствовать они будут, мне это по хую всё!! Пусть злорадствуют. Но спать-то я как буду?! Я же не из-за амбиций каких-то своих упираюсь – нет у меня никаких амбиций! – у меня просто выхода нет. Неукрытым я спать не могу. Под курткой жарко. Остаётся только простыня. Чего ж мне делать?" – "А полотенцем если?" – "Ну, каким "полотенцем"? Оно же маленькое! Большие не пропускают." – "А у меня здоровое есть! Я его ещё с Лефортово привёз!" – Я скептически пожимаю плечами. Одеяло?!.. Но "Коля" с энтузиазмом лезет уже в свой баул и достаёт оттуда действительно!.. преогромное полотенце! В человеческий рост почти. Я тут же пробую. Чёрт!! Действительно можно! – "Чего ж ты мне сразу-то не сказал?! – это снова Коля. Радуется. – Что всё дело в простыни?" – "А ты спрашивал?.. – хмуро бормочу я, осматривая своё новое одеяло-полотенце. Ладно, сойдёт! – А сам ты как?" – "Купишь мне в ларьке два обычных." (У самого Коли денег, ясное дело, нет. Откуда? Если в тюрьме сидит всю жизнь.) – "Ладно…"

Конфликт исчерпан.

Когда я много-много позже рассказал эту историю одному старому вору (меня всё же мучил вопрос: кто же тогда был прав?), он коротко заявил: "Черти они! Демонюги. Тебе надо было им сказать тогда: "А чего вы, ребята, здесь вообще делаете? Вам на коридор надо, к мусорам. Меня охранять. Собирайте завтра свои матрасики и идите. Вы же на мусоров работаете! Сегодня вы меня режим заставляете ихний соблюдать, а завтра, может, так и преступления мне совершать запретите?"

Ладно, отвлечёмся немного. Чуточку поэзии!

….

Доктор… "Нет, спасибо." И кипяток заодно дали. На ночь глядя.

Добрый Вова… Ладно, всё это смешно уже скорее. Чем грустно. Трагедия всё больше превращается в фарс. Занавес опускается. Всё ниже, ниже и ниже… Осталась уже всего одна только узенькая-узенькая щёлочка… Толщиною в один лишь короткий день. В завтра!!

…

Да… Тот же старый вор рассказывал мне одну историйку. Из старой лагерной жизни. Ещё советских времён.

Сидел он в одном лагере. Где играли – ну, все буквально. И такие там, говорит, асы были – куда там Акопяну. Виртуозы! И вот заезжает какой-то молоденький парнишка. И начинает всех подряд обыгрывать. Ну, вот везёт ему просто так, что никакая ловкость рук не помогает!

Такие ему акулы проигрывались!..

Но кончилось всё это, естественно, именно так, как и должно было кончиться. Однажды фортуна отвернулась наконец (ведь не могло же это вечно продолжаться! это неслыханное везенье!), и он проигрался. В пух и прах. Дотла. А отдавать – надо. Карточный долг – святое. Дали ему две недели и ждут, что будет. Знают же, что отдавать ему нечем.

И вот пишет он матери письмо. (Как Ванька Жуков, на деревню дедушке.) Но все ожидали уже чего-нибудь такого!.. и потому письмо – вскрыли. (Вор, кстати, может дать разрешенье прочитать ваши бумаги. Устроить вам шмон. И это – не крысятничество. Если вор разрешил. Вор вообще может всё разрешить! Ну, почти… Писал я уже, вроде, но – напоминаю.) И читают: "Милая мамочка! Срочно вышли мне денег! Я проиграл в карты и если не отдам, я не знаю даже, что со мной тут сделают. Я сижу с такими людьми, что если они проходят по земле, то трава там уже не растёт!.."

Да… С такими страшными людьми, трава после которых уже не растёт, я пересидел с превеликим множеством. (Парню, кстати, долг его простили. Такое на всех впечатление письмо его произвело. Сказали лишь: "Ладно уж! Письмо ты только это никуда не отправляй и не играй больше.") Да…

Впрочем, помнится, самый профессиональный, пожалуй, киллер, которого я встречал здесь… – ну, не важно, кто! – говорил мне на полном серьёзе, что единственный по-настоящему опасный человек в этом изоляторе – это я (ваш покорный слуга!). А остальные – только прикидываются. И сидящий на соседней шконке тот ореховский суперкиллер,.. помните?.. 50 с чем-то там трупов?.. на это совершенно неожиданное для меня заявление своего многоуважаемого коллеги лишь одобрительно хмыкнул. Странно…

Между прочим, это ведь уже второй такой случай! Практически то же самое сказал мне годом раньше командир специального штурмового батальона в Афгане. Который деревни там целые выжигал и женщин и детей расстреливал. Заложников. И сам про это всё неоднократно рассказывал. Что он-де никогда в жизни не встречал более жёсткого?.. жестокого?.. не помню уж точно! человека. Чем я. Н-н-да-с!..

Э-э!!.. Так ещё же ведь один полковник был! Совсем уже давно. Тоже прошедший Афган. Три, кажется, ордена Красного Знамени. Тоже говорил мне: "Ты внешне такой шёлковый, мягкий… Но внутри – стальной сердечник!"

Так, может, и правда?.. Во что я всё-таки здесь, в этом аду превратился? А?..

Всё! Стишки, стишки, стишки! Необходимо, как воздух!!

…

Забавное что-нибудь надо срочно. А то чего-то всё грустнее и грустнее. Чем ближе… Нет! Заявление еще надо сначала написать. Начальничку нашему. Ключику-чайничку. А потом уже – резвиться. Потом уже – забавное.

Где мои рукописи, гады?! Которые изъяли у меня в своё время обманным путём?! Где??!! Верните!! Немедленно!!! (Ну, 22-ого, по крайней мере.)

Итак, пишем заявленьице. (Здесь вообще всё только по заявлениям.)

Ну-с! Приступим.

" Начальнику ИЗ 991 от Мавроди С.П. к. 504

Заявление

Уважаемый Иван Павлович!

Если меня действительно собираются выпускать завтра, то убедительная просьба поискать мои рукописи, которые были изъяты у меня давным-давно, ещё в 2003 году Вашими предшественниками, клятвенно пообещавшими мне, что при выходе мне их вернут.

И вот этот момент настал (надеюсь!).

С уважением, Сергей Мавроди.

Число. Подпись. "

Так?.. Нормально, вроде. Ах, нет! Надо ещё приписочку небольшую сделать… Ну, сделаем. А то скажет: "не я!".

" P.S. Я понимаю, что это не Вы, но не могли же их уничтожить?!

Значит, где-то они есть? Пылятся, забытые, в каком-то сейфе…"

Вот так! Теперь не отвертится. Хотя… Напишет слева наискось:

"Отказать". А ДПНСИ лишь плечами недоумённо пожмёт: "Я не знаю!". Вот и все их "отверчиванья". У них же здесь с этим просто… Ладно, поживём – увидим. Завтра на утренней проверке – и вручу. В любом случае это всё, что я могу сделать.

…

Ну-те-с? Забавное?

Забавное-то здесь – всё! С грустноватым оттенком. Лишь.

Вот, например.

Молодой парень. Чемпион по боям без правил. Действующий, причём, на тот момент, не бывший…

Бывших-то здесь вообще навалом! Причём очень высокого ранга зачастую. Например, с чемпионом Европы по боксу бывшим я сидел. Абсолютно больной человек. После каждого приёма пищи бежит к унитазу, где его рвёт по полчаса. "А чего! – говорит. – Приходилось же анаболики жрать пачками, мочегонные – вес сгонять." Вообще спорт такого уровня, уровня Европы-мира, для здоровья уже – губителен. Это общеизвестно. А теперь – не нужен никому.

Так вот, тот парень. Действующий, повторяю! Т.е. в великолепной спортивной форме. Сплошные мышцы, гибкий, подвижный, ни капли жира и пр.

И вот жена присылает вдруг ему посылку. Одна халва! Двадцать килограмм! Представляете? Причём халва-то классная. Свежайшая, масло прямо течёт. Ну, вкуснятина просто! Объедение! Вся камера ею с утра до вечера обжирается… ("Ну, ты сука, блядь! Ёбаный в рот!!" – надрывно орёт кто-то снизу. Потом громко хлопает дверь машины. Вероятно, автозэка. По всей видимости, – конвойные так между собой… общаются.)… Да, вся камера обжирается целыми днями этой халвой, а он сидит, пригорюнившись, и не притрагивается даже.

"Ты чего, Миш?" – "Я вот всё думаю, чего она мне эту халву прислала? Она же знает прекрасно, что я её не ем. Вообще не переношу! Это что, знак?"

Знак, знак!.. Будет потом твоя дочка отвечать, как та мусорша-конвойная во всё том же незабвенном Чертановском суде.

"Ляль, ты чья?" – "Я ничья! Я – мамина!" – "И папина?" – "Наверное…"

Во-во! "Наверное"!.. Просекаешь? Фишку. "Знак"!

А вот ещё забавное. Из жизни опять-таки Чертановского суда.

У меня начинается оглашение приговора. Первый день. Репортёров – тьма. ОМОНа тоже тьма. Вкладчиков вообще тьма-тьмущая! И плюс – начальство всякое понаехало милицейское. Словом – дурдом. Весь конвой в запарке, мечутся как угорелые. И в этот же день – вскрылся ещё кто-то!! Представляете? В одной из камер.

Слышу крики.

"Да у него кровь хлещет!! Уже целая лужа на полу натекла! Он всерьёз порезался, глубоко!" – "Жгут надо!" – "На шею."

Это – оказавшийся случайно тут же рядом гоблин-омоновец. "Советует". Командир ихний. (Я специально через глазок приоткрытый посмотрел.)

Смешно?

Спрашивал, кстати, потом на лестнице у ковойного: "Ему что, срок большой дали?" – "Да полтора года всего!" – "Так чего ж он порезался?!" – "Спроси."

Знаете, анекдот есть такой, известный? "Так чего ж они бастуют?!"

– "Бляди же."

("Э-э!.. – пренебрежительно отмахнулся мой многоопытный сокамерник-вор. – Да он в хату просто возвращаться не хотел. Проблемы, наверное. На больничку решил так съехать. Чтобы не ломиться. Маромой какой-нибудь. Вот и всё."

Н-да… Действительно. "Вот и всё". Объяснения всегда самые простые. "Бляди"!)

Раз уж речь о внутрикамерных проблемах зашла, ещё несколько советов.

Никогда не сплетничайте, не обсуждайте с кем-то других сокамерников. В том числе (особенно!) и тех, с которыми раньше сидели. (Это даже термин какой-то специальный тюремный есть, не "сплетничать", а как-то иначе это по-тюремному называется.) Подставят по полной программе! Этот человек, которому вы рассказывали, всё это передаст тому, о ком шла речь, а сам всегда отмажется: "это я специально его прокачивал! поведётся он или нет?". А вам – предъявят. "Говорил это? Обоснуй!"

И не позволяйте лучше и другим вещи такие обсуждать при вас. Между собой. Сразу пресекайте! "Чего ты за спиной это про него говоришь? Скажи ему прямо в глаза! Или вообще не говори. При мне, по крайней мере."

И вот ещё что имейте в виду! Если в камере происходит что-то не то, неправильное что-то, за это "что-то" и с вас могут впоследствии спросить. Хотя вы вроде бы только присутствовали. "Ты это видел? Почему молчал?.. Почему не вмешался?.. Почему смотрящему не отписал?.." и т.п. Поэтому надо реагировать. Хотя зачастую и не хочется. И бывает подчас психологически очень трудно. (Да и страшно просто!) Но – надо.

Помню такой случай. Сидим вчетвером. Я; два матёрых, долго сидевших, полублатные такие, все в наколках; и ещё один первоход, но, правда, в годах уже. Лет под 50.

Итак. И начинают эти блатные буквально терроризировать этого первохода. "Ты-де бывший мусор!" – Тот: "Да нет, да что вы, ребята?!" – "Нет, ты бывший мусор!" Дальше – больше. Смотрю, есть ему уже не дают! (К холодильнику не подпускают.) "Жри баланду!" (Хотя передачи-то носят мне одному. У этих-то двоих у самих ничего нет.)

Пришлось вмешиваться. А ой, как не хотелось!.. Портить отношения с этими двумя. Я ещё тогда не так уж долго и сидел. Но!.. "Вместе все сидим, пусть и ест, как все! А так с людьми нельзя. У нас людская хата!" (Хаты бывают "людские" и "шерстяные". "Шерсть" – это все эти ломовые, козлы, суки и пр., и пр. Оступившиеся, словом. Падшие. К ним ни дорог нет, ничего. Никто с ними не общается. Изгои.)

Что-то, я чувствую, совсем уж в какой-то мрачный тон впадаю.

Чернуха какая-то сплошная. Стишок, что ль, какой-нито вставить?..

Ну-у-у-у… Вот!

…

Солнышко, вон, опять в окнах домов заиграло. Цвет расплавленного золота всё тот же. Закат! Э-хе-хе… Скоро!.. Скоро!!.. Да. Две ночи и день фактически. Всего-то.

….

Кто, интересно, сидит сейчас в соседней камере?.. А через одну?..

Может, я с ними!?.. А напротив?.. Хотя, напротив – бабы.

Из "Трёх китов" я тут сидел с одним. Чуть ли не с тем даже, кто у них и показанья главные даёт. Но – их проблемы. Так вот, у него и жена здесь сидит! В этом же изоляторе. 991. Представляете? Сидела, по крайней мере. Год назад. Во как оно бывает! (Бухгалтерша, кажется. Этих же "Китов".)

…

Ладно, вот ещё история. Мрачная тоже, но весёлых, я чувствую, сегодня уже не напишу.

Жена. Заказывает мужа двоим орлам. (С одним я сидел. Разумеется. Как обычно. С кем я только не сидел!) Ну, те всё сделали и приходят за расчётом. А ей вдруг его жалко стало. "Ай-ой!.. Да как же я могла!.. Да зачем!.." В общем, говорит, давайте тогда уж и меня заодно валите. "Жить без него не могу!.."

Киллеры – в ауте. В полном. Во влипли! "Я вам заплачу!" (За себя.) Ну, те репу чешут: чего делать-то? Оставлять её в таком состоянии тоже нельзя. Она сдаст всех завтра. Истеричка! Во связаться угораздило! "Хрен с тобой, плати." Теперь – как? "Давайте вы меня напоите до бесчувствия и с балкона выбросьте или из окна. Чтобы я ничего не видела и не понимала." – "Давай!"

Поили её, поили – не отключается! Начали они её тогда бить смертным боем. Били, говорит, били, устали даже. Ну, всё! Тело. Труп. Только стали через подоконник перекидывать – она опять очнулась! "Ой, что вы делаете, я же всё вижу!" – "Да заебала ты нас!! Лети уж так!" И – полетела. С двенадцатого этажа. "Так".

А у другого ещё интереснее история. Дело, точнее.

Тоже баба. Тоже двоим бойцам. Тоже – заказывает. (Информация, опять же, из первых рук-уст. Свежачок! Сидел. Со мной. Один из них. Да-с!) Только эта для разнообразия не мужа своего уже, а хахаля.

Любовничка-с. Бабе – тридцатник, любовничку – под 70. Или за 70. Ну, что-то около того, в общем. Баба при этом – зам. прокурора Измайловского р-на г. Москвы. Каково?! Замесик!

В общем, поехали они вчетвером на пикничок к речке или, там, прудику. Где они его благополучно и притопили. Дедка этого несчастного, божьего одуванчика. Подпоив предварительно. Однако поленились. Камушков мало привязали, труп-то и всплыл. И они все вместе с ним. Всплыли. Приплыли, точнее. Эти двое получили по семнадцать с половиной, прокурорша – восемью отделалась.

Этот киллер-распиздяй, сам лентяй и лодырь, теперь эту прокуроршу, разумеется, во всём винит, проклинает и костит почём зря: "Дура!! Овца тупая! Договорились же, что говорить!.. Она всё испортила!" – "Слушай, – говорю, – какая же она дура? Она восемь лет всего получила, а вы – по семнадцать с половиной! Чувствуешь разницу?" – "Да сволочь она! Тварюга!! На суде показанья даёт, так прямо рыдает, слёзы настоящие, нос краснеет… А из зала суда выводят – нам в глаза смеётся!" – "Вот видишь! Какая же она дура? Она, наоборот, умная. (Это вы два ленивых идиота!)" – "Ничего-ничего! Сейчас прокуратура опротестовала за мягкостью. Следак приходил: "Вас чего, устраивает, что ей так мало дали? Измените показанья, и она!.." (Она-то она, а ты? Чего-то, как я понял, вам-то следак скинуть всё равно ничего не обещал? Так зачем её-то для кучи топить? Тебе что, легче от этого станет? Иль дедка одного тебе мало?)

Но там, впрочем, и ещё есть кое-что в этом деле. Забавное. О чём сокамерник мой почему-то деликатно промолчал. А об этом все автозэки в своё время трубили.

Там в материалах дела есть ещё и фотографии этой самой прокурорши, в стиле ню. А раз они в материалах дела есть, то обвиняемые, соответственно, их затребовать вправе. Что они и сделали незамедлительно. И теперь эти фотки на всех общаках на дольняках приклеены, и на них вся Бутырка (он раньше на Бутырке сидел)…так вот, вся Бутырка на них дроч… э-э!.. мастурбирует, так скажем. На прокуроршу. Класс, говорят! После суда особенно. Когда срок только что въебали не по-детски. Что ж, тюрьма-с. Грубые нравы-с! Pardonnez-moi!

….

Да уж, с любовницами шутки плохи. Был у меня сокамерник один, ЮКОСовец (11 лет получил). Так у него любовница случайно якобы с женой здесь пересеклась. Передачи они-де вместе, одновременно случайно обе принесли. Ну, вышло вот так! Бывает.

"А того, дура набитая, не понимает, что все деньги-то – у жены! На неё оформлены. Перекроет крантик – и кранты." – "Ну, и чего делать собираешься?" – "Чего-чего! Письмо щас жене буду слёзное писать: "Прости!.. Жить без тебя не могу!.. Люблю!!.. Плюнь ты на эту шалаву! (Любовницу, в смысле.) Врёт она всё!" – "А поверит?" – "Пёс её знает!"

Поверила. Или сделала вид, что поверила. Наверное, причина есть. Женщины ничего ведь просто так не делают. И ничему просто так не "верят". (С другой стороны, ей же, кажется, уже под 40… Где ей нового искать? Любимого.)

Хотя, впрочем, и бывают случаи действительно трогательные. В какой-то мере.

…

Так, ладно! За матрасом пора идти. Завтра продолжу. Всё-всё! Good night.