И настал сто седьмой день.
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Стыд, совесть, сомнения… Зачем человеку всё это? Разве без них ему не жилось бы проще?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Проще всего жилось Адаму и Еве в Раю до грехопадения. Стыд — первое чувство, которое они испытали, став людьми.
"Он [Адам] сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся". Бытие 3:10.
1
Ёб твою мать! Ёб твою мать! Ёб твою мать! — механически раздвигая губы в приветственной улыбке, как заведённый, всё твердил и твердил про себя Шарай и никак не мог остановиться. Он был буквально на грани нервного срыва.
Нет, ну это уже вообще!.. Ну, сколько же можно?!.. Ну, совесть есть?.. — беспорядочно восклицал он про себя. — Вчера же только муромцы уехали!.. Целую неделю здесь торчали. А сегодня уже украинцы на их место!.. Тут как тут. Ну, прямо тут! как! тут! Вторая, блядь, смена. Пост сдал — пост принял. Как по договору. Нет, ну так невозможно просто дальше! Надо что-то делать…
А что с ними сделаешь? Родственники… — Шарай безнадёжно вздохнул. Злость прошла, уступив место какой-то серой, беспросветной тоске. Он уже смирился с приездом новых гостей.
Они же не виноваты, эти украинцы, что муромцы до них были… Они и знать про них ничего не знают, — Шарай принялся привычно оправдываться сам перед собой за эту свою собственную мягкотелость и бесхарактерность. Он чувствовал в глубине души, что ведёт себя в чём-то неправильно. Но только не мог никак понять, в чём именно. А главное, что в этой ситуации делать?!.. Делать-то что?! — Это же родственники! Родня. Как же иначе? Не могу же я их выгнать!? Не пустить?! Раз уж они приехали… — он опять вздохнул. –
Да и в навязчивости излишней их, с другой стороны, формально тоже не упрекнёшь, — продолжал рассуждать Шарай. Ему становилось всё тоскливее и тоскливее. Тоска заползала в душу, как туман. –
Они же независимо друг от друга приезжают. Получается, что каждый конкретно не так уж и часто ездит… Да редко даже! Эти, так вообще первый раз, кажется… — он повнимательнее взглянул на напряжённо-неуверенно переминающихся с ноги на ногу типично провинциально-деревенского вида молодых мужчин и женщин. –
Ну да… новые какие-то. К ним-то какие могут быть претензии? Они первый раз в жизни, небось, и в Москву-то приехали!.. — рядом на полу была свалена целая куча каких-то огромных бесформенных тюков. Прямо у двери его квартиры. — Ттвою мать!!! — злость Шарая вспыхнула неожиданно с новой силой. –
Все, блядь, правы!! Никто не виноват! И всех понять можно!! И того, и этого!.. И ни к кому, вроде, претензий никаких конкретных не предъявишь и не упрекнёшь ни в чём. Никого лично.
А в результате — полный пиздец!! Тем не менее. Хоть вешаться уже впору! От этих, блядь, родственничков. Да заебали!! И откуда они только берутся в таких немыслимых количествах?! Вот вы мне что объясните! Прожил всю свою жизнь и не подозревал даже, сколько их у меня, оказывается! Всяких там дядек-тётек и братцев и сестриц семиюродных. Вся славна Украйна, похоже! В полном составе. Вся, блядь, Хохляндия! — Шарай злобно сплюнул. –
Такое впечатление, что ну, все хохлы поголовно — мои родственники! Ну, если и не ближние, то уж дальние-то точно! Какого хохла ни возьми, обязательно на поверку каким-нибудь там моим кумом-сватом окажется. Как минимум! Племянником, блядь, внучатым! Седьмой водой на киселе!
И чёрт меня дёрнул к ним тогда поехать!!! Чтоб всё сдохло!!!!
Год назад у Шарая неожиданно умерли родители. Быстро как-то и внезапно совершенно. Один за другим. Сначала отец, а потом и мать. Горе, конечно, трагедия даже, можно сказать, но в конце-то концов Шарай был уже далеко не ребёнок, и с этим горем своим он уж как-нибудь бы справился. Как и все на свете так или иначе справляются. У всех родители умирают.
Проблема была в другом. В его огромной трёхкомнатной квартире в самом центре Москвы, в которой он остался теперь совсем один. Приезжавшие на похороны родственники (по материнской линии — муромцы, а по отцовской — украинцы) смотрели на неё масляными глазками и облизывались. И сладенькими голосками наперебой зазывали Шарая приехать к ним летом "погостить". По-родственному.
И Шарай имел неосторожность однажды эти их приглашения принять… И эта была, как вскоре выяснилось, самая страшная ошибка в его жизни.
Нет, встретили его, что называется, по-царски. Особенно на Украине. Водили как дорогого гостя из избы в избу. Из хаты в хату. Ежедневные застолья, горы домашней снеди (очень вкусной, кстати!), бесчисленные здравницы и тосты… Самогонка лилась рекой. Две недели пролетели как один счастливый миг. Шарай даже и протрезветь толком ни разу не успел. Хотя вообще-то пил он более чем умеренно. В обычной, нормальной жизни. Ну, тут уж!.. Сам бог велел! Родственники… В кои-то веки раз выбрался… Самогон свой, домашний — чистый продукт. Даже голова наутро не болит почти. Особенно, если ещё сразу же "по десять грамм" на грудь принять. Да и под такую закуску!.. Свежий воздух опять же… Ладно, короче. Чего уж там! Наливай!
Словом, "гостить" было весело и приятно. И у тех, и у других (муромцы тоже в грязь лицом не ударили!) Какой-то феерический непрекращающийся ни на минутку праздник… Пир. Тем тяжелее оказалось похмелье.
Когда Шарай спохватился, было уже поздно. Гости из Мурома и с Украины плотно оккупировали квартиру и повалили косяками. Поток их, поначалу жиденький и тоненький, рос, ширился и густел буквально на глазах. С каждым днём! Отказать им не было решительно никакой возможности ("Я муж сестры Кати дяди Форы! Помните, Вы тогда летом у нас гостили?..") Вскоре квартира бедного Шарая превратилась в какую-то перевалочную базу. Все комнаты и коридор были вечно завалены какими-то баулами, коробками, сундуками всегда там кто-нибудь тусовался… Одни уезжают — другие приезжают… В ванной вечно кто-то моется, на кухне кто-то толчётся… Короче, не квартира, а караван-сарай какой-то! Ночлежка! Сумасшедший дом!
Шарай стонал, вздыхал, скрипел зубами, проклинал всё на свете, бранился втихомолку и чуть не плакал, но что он мог поделать против естественного хода событий? Необоримой силы вещей. Нужны были какие-то решительные и радикальные меры, а какие? Выгнать всех в шею и переругаться со всеми к чёртовой матери!? Немыслимо! Да он и не способен был на такое. А что ещё? Ничего. Приходилось терпеть и стоически нести свой крест.
2
— Да… Да… Но я же говорю, у меня родственники!.. К тебе?.. Ну, хорошо… Ладно, договорились. Я тебе перезвоню ещё. Когда буду выезжать… Ну, всё.
Шарай положил трубку и беспомощно посмотрел по сторонам, словно ожидая помощи. Потом похлопал себя легонько ладонью по животу.
Вот и ещё одна проблема! Проблема номер два. Ларочка. Точнее, скорее уж, проблема номер один. Поважнее даже родственников будет!.. Жениться уж, что ли?.. Сколько же можно тянуть?.. Голову девушке морочить… Да и всё равно ж я никуда не денусь! — Шарай хотел было пойти на кухню попить чайку, но в последний момент вспомнил, что там сейчас наверняка кто-то сидит, чай пьёт — и остался. Только грустно покачал головой. —
Ну, жи-изнь!.. Ладно, они уйти, вроде, сейчас собирались… По магазинам шастать. Подождём… — мысли его против воли опять вернулись к Ларочке. Они у него последнее время всегда к ней возвращались. Так или иначе. — Так что же всё-таки делать-то?.. А?.. Жениться?.. — он в тоске обвёл глазами комнату. Жениться ему не хотелось. Совершенно! Лучше утопиться пойти. Но что было делать? Если уж всё так получилось!.. Вышло. Что!?..
С Ларисой Меликовой Шарай познакомился лет семь назад. (Ну да, точно семь!.. В июне исполнится.) На работе. Вернее, это она с ним познакомилась. Сначала повадилась в отдел то и дело захаживать, где Шарай сидел. Глазками в него стрелять. Тогда он ещё молодым специалистом был. А Ларочка — юной совсем 18-летней девочкой. Вчерашней школьницей.) Потом на одной вечеринке отдела как-то случайно рядом с ним оказалась… Дальше — больше!.. А чего "больше"?.. — Шарай невесело усмехнулся. — Дальше — как обычно. Трахнулись… Стали встречаться… Так вот до сих пор и "встречаемся". Семь лет уже.
— Саш, ну, мы пошли! — в дверь просунулась чёрная как смоль усатая голова какого-то очередного «брата-мужа дочери-сестры-какой-то там тёти Моти». — Где-то в шесть часов примерно вернёмся. Ты будешь дома?
— Да-да! — фальшиво улыбнулся Шарай, кляня в душе всех на свете тётей, дядей и всё их бесчисленное потомство. — Конечно!
Дверь захлопнулась Шарай посидел немного, прислушиваясь, подождал, убедился, что все ушли, и только потом тяжело поднялся и побрёл на кухню.
Блядь! Даже не убрались как следует. Чашка не мытая… ложка… Крошки какие-то на столе… Ттвою мать!..
Шарай вытер со стола, нехотя вымыл чашку и ложку. Он не терпел грязь. Точнее, всё никак не мог к ней привыкнуть. Хотя, казалось, пора бы уже…
Так… чайник ещё горячий… И то хорошо.
Он рассеянно бросил в чашку пакетик чая, залил кипятком, накрыл блюдечком и стал ждать, пока чай заварится.
Н-да… Лариса… Так… Что же всё-таки делать? А?.. Неужели жениться?
Шарай не любил Ларису. Она ему даже внешне никогда, в сущности, не нравилась. Никогда. Даже в юности, когда ещё совсем молоденькая была. Свеженькая. А-а!.. Так… Ничего особенного. Обычная…
Сейчас же… После пяти абортов… Э-хе-хе… Внутренне же… Да чего там "внутренне"!.. Тоже, в сущности, обычная совершенно. Ну да, неглупая вроде. Остроумная где-то даже. Ну, и что? Таких "неглупых и остроумных" толпы кругом бродят. Стада. Бери любую. Такая же точно будет. Не лучше и не хуже. Это и что?.. И есть вершина моей жизни? ОНА?!
С одной стороны, Шарай чувствовал себя чуть ли не подлецом. Ну, в самом деле, проморочил девушке голову. И куда ей теперь деваться? Сколько ей там уже лет-то?.. К тому же Шарай был почему-то твёрдо уверен, что у неё, кроме него, и не было никого все эти годы. (Лучше бы было!). Что она ему верна была. (Лучше бы не была!) Хотя сам он никогда её об этом прямо и не спрашивал. И не просил. А наоборот, неустанно твердил всё время: живи!.. как считаешь нужным!.. у нас нет друг перед другом никаких обязательств. И Лариса ему поначалу согласно поддакивала: да-да!.. конечно!.. да я вообще не собираюсь замуж! То есть формально Шарай был чист. Он никогда ничего ей не обещал.
Но что это меняло? Что!? Все эти жалкие увёртки и отговорки? Да ничего! Какое значение имеет вся эта болтовня и словесная мишура, когда всё, по сути, совершенно очевидно? Что надо жениться. Надо! Если ты только не последняя сволочь. А Шарай, к сожалению, не был последней сволочью. "К сожалению", поскольку он очень хотел бы ею стать, мечтал! но у него, увы! это не получалось. Никогда! У него даже и у самого-то, сказать по правде, никого за эти семь лет не было. Просто потому, что он не мог себя заставить изменить Ларисе. Не мог вот — и всё! Он ясно понимал, что это подлость. Предательство. Даже, если и сама Лариса так не думает и действительно считает, что у них свободная любовь. (В самом начале он и правда ещё в это верил. Во все эти утопии и сказки. В бредни эти. Про свободную любовь.) Она там пусть что угодно считает. А у него другое мнение. Своё. Собственное. Это — предательство! Всё. Точка. А он не предатель. Увы!
3
Чай остыл. Шарай снял блюдечко, попробовал на вкус коричневую тепловатую жидкость, поколебался немного (может, всё-таки вылить и снова заварить?..), потом махнул рукой и стал пить то, что есть. С каким-то там завалявшимся в шкафу полузасохшим-полузасахарившимся джемом.
А-а!.. Ладно! Какая разница. Всё одно к одному.
Он быстро выпил чай, сполоснул чашечку и блюдце, вымыл руки и бесцельно прошёлся по квартире, заглядывая во все комнаты.
Н-н-да!..Ну, и ну… Квартира как-то незаметно приняла совсем уж нежилой вид. Везде какие-то свёртки, кули, пакеты… Запах этот… спёртый… Чужой какой-то… Сладковато-затхлый. Непонятно даже, что за запах. Дешёвой парфюмерии, что ли, пополам с потом?… Моются ведь, вроде, постоянно?.. В ванную никогда не попадёшь?.. Э-хе-хе…
Шарай зашёл в свою комнату и плотно прикрыл за собой дверь. Эта комната оставалась пока ещё последним бастионом. Последним оплотом. Убежищем. Единственным во всей квартире местом, на которое бесчисленные пришельцы пока ещё не покушались. Не претендовали. Пока!.. А что дальше будет? Бог весть. Судя по тому, как всё идёт… О-о-о-о-ой!..
Шарай плюхнулся на кровать, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку.
Что же делать?! Что же всё-таки делать? Что!?.. Ну, что?!
Неожиданно он почувствовал, что подушка тоже чем-то пахнет. Чем-то тоже чужим. Духи! Женские духи. А, ну да… Лариса же вчера приходила…
Духи были дорогие, французские (сам же и дарил), но Шараю их слабый аромат сейчас почему-то неуловимо напомнил запах соседних комнат. Словно оба они, оба эти запаха имели одинаковую природу, одну и ту же, в сущности. Оба вызывали у него сходные ассоциации. С чем-то глубоко чуждым ему, чужеродным, прилипчивым, физически неприятным, от чего хотелось избавиться во чтобы то ни стало, как можно скорее! но от чего избавиться, тем не менее, было никакими решительно силами невозможно. Чего ни делай!
А-а, чёрт!! — Шарай схватил подушку, перевернулся и в ярости запустил ею в дверь. (Дверь задрожала. Подушка мягко упала на пол.) Потом сел на кровати, длинно и тяжело вздохнул и обхватил руками колени. — Ну, почему!? Почему всё так получается? Какой-то жизненный тупик! Есть же выход?! Должен же быть? Должен!!
А какой выход? — заворочались в голове тяжёлые и угрюмые думы. — Нет никакого выхода! Вся же проблема чисто во мне. Никаких реальных барьеров и препятствий нет, не существует. Барьеров, которые было бы преодолеть, устранить — и всё будет о’кей. Все проблемы чисто психологические. Нравственные. А они неразрешимы. Если я не способен человека на хуй послать — что я могу поделать? Не способен вот — и пиздец! Хоть ты тресни!! Можно, конечно, гордиться при этом, какой ты честный, благородный и высокоморальный — да что толку? Сиди с этим своим благородством и хуй соси. В окружении целого кагала родственников. У которых с моралью и благородствам — полный порядок и никаких проблем. (Из комнаты уже, блядь, лишний раз выйти боюсь! В своей квартире!)
Да… “Сиди”… Вот и сижу!.. С благородством… И с женитьбой на Ларочке в самой ближайшей перспективе. Не хочу я на ней жениться!! Не хочу!!! Я её не люблю и вообще никогда она мне всерьёз не нравилась! ("А аборты?" — "Да причём здесь это?!")
Да не хочу вот — и всё! Пусть я сволочь последняя, подлец — да кто угодно! Всё равно не хочу!! ("Ну, покричи, покричи!.. А всё равно ведь женишься. Сам же знаешь", — ехидно подсказал Шараю какой-то невидимый собеседник. Шарай, понимая его бесспорную правоту, даже не возразил на это ничего.)
Лучше бы она мне изменяла с кем-нибудь! — зашевелились в голове гаденькие мыслишки. Думать так о женщине, с которой уже семь лет без малого делишь как-никак почти супружеское ложе, было отвратительно. Шарай был и сам себе противен. Но он ничего не мог с собой поделать. Мысли и мыслишки продолжали раскручиваться. Целый клубок мыслей. Негромко и зло шипящих, как гнездо потревоженных змей. Преследующих неустанно человека, плюющихся ядом африканских болотных гадюк. — Застукать бы её!.. "Ах, так!.. Прощай, дорогая!.. Как же я тебя любил! А ты!.. ты разбила моё сердце!" И… свалить потихонечку. Под шумок. Под этим предлогом.
Или даже нет! Пусть действительно встретит кого-то!.. будет с ним счастлива. С ним! С этим кем-то. А я — соскочу опять же…
Только хрен её застукаешь! — Шарай сплюнул и грязно выругался. — Что она, дура? Да и кому она на хуй нужна! Ни рожи, ни кожи. Да и возраст уже…
Нашла меня, дурачка. Вот и присосалась, как пиявка. Всеми своими челюстями. Вцепилась намертво. Не отдерёшь. Со своими абортами!.. Дожила почти до тридцати лет и даже предохраняться как следует не научилась! Овца.
Всё это было несправедливо, чудовищно-несправедливо по отношению к Ларисе, но Шараю было уже всё равно. Им словно демон какой-то овладел. Бес вселился.
Послать бы их всех на хуй! — мечтательно и сладко уставился он в потолок. — И родственничков этих и Ларисочку. Всех!! Собрать всех в одну большую кучу и сказать: "А не пошли-ка бы вы все на хуй! Чтоб ноги вашей паскудной здесь больше не было! В моей квартире.
Да, да, Ларисочка, дорогая! И ты тоже. Вместе со всеми. Ты, так даже в первую очередь. Пошла вон!! Проваливай! Исчезни с глаз моих раз и навсегда, сгинь и никогда больше не появляйся! Если бы ты знала, как ты мне за эти годы заебала! До тошноты! Видеть тебя уже больше не могу!! Что?!.. Да по хую ты мне и все твои проблемы!! По хую!!!"
Да-а… "по хую"!.. Как же!.. — Шарай горько и безнадёжно усмехнулся. — "Всё равно её не брошу, потому что я хороший". Потому что я мудак! Полный. Нравственный урод. Шариков наоборот. Гуманоид. Человекообразное. Так и не избавившееся до конца от атавистических признаков своих далёких предков. На данном этапе эволюции ему, в сущности, уже абсолютно ненужных. Более того, даже мешающих. Вредных.
В частности, от хвоста. То бишь от совести. Вот насколько мне было бы удобнее, если бы её у меня не было. Ну, или если бы я включать-выключать её мог по желанию. Выключил, разогнал всех, а потом опять включил. И опять — белый и пушистый. Класс! Господи, насколько у меня бы жизнь была легче и проще! — Шарай с воодушевлением и восторгом стал обдумывать эту неожиданно пришедшую ему в голову идею. — Ну, почему действительно так нельзя? Щёлк! — включил, щёлк! — выключил. Вообще бы почти никаких проблем у меня по жизни не было! — Шарай всё больше воодушевлялся. Идея его захватила. — С тёлками, во-первых, никаких проблем — раз! — принялся загибать пальцы. — Так-то стесняешься подойти, мнёшься, комплексуешь — а так!.. щёлк! Выключил стыд и совесть — всё тебе по хую.! Ничего тебе не стыдно. "Разрешите?.. Нет?.. Да пошла ты на хуй! Других кругом полно". К следующей. "Разрешите?.." Кто-нибудь, да согласится. Оптимальная стратегия, в сущности.
Дальше. На работе, опять же. Карьера. Тоже очень удобно и полезно. Карьера же на чужих костях большей частью делается. На чужих судьбах. Чтобы самому выплыть, других топить надо. Подсиживать, подставлять, начальству жопу лизать, на подлости всякие идти. То есть, чем меньше принципов у человека, чем меньше совести — тем лучше.
Бабам особенно, — Шарай невольно ухмыльнулся. — Дала кому надо, отсосала у начальника — и всё в порядке. Дело в шляпе. Именно!.. — он снова ухмыльнулся. — Именно в шляпе. Начальнической… Если правильно этим оружием пользоваться… Короче, совесть тут только балласт, который всему мешает.
Конечно, совсем уж бесстыжие и бессовестные бабы всех отпугивают, на них словно клеймо какое-то подлое со временем проступает. Несмываемое. Сущность их гнусная, которую никакой косметикой не скроешь и не заретушируешь, не вытравишь ничем и не утаишь никак. Как шила в мешке по известной поговорке. Обязательно где-нибудь, да вылезет!
А так!.. Надо сосать — выключила совесть… а потом включила — и опять робеющая, смущающаяся и краснеющая пай-девочка, сама святая невинность. Наивная Дюймовочка-недотрога. Да-а… Страшное дело! — Шарай даже головой недоверчиво покрутил, настолько эта нарисованная воображением кошмарная картина его поразила. — Хорошо, что таких баб реально нет. Они бы весь мир завоевали. Легко! Всему бы пиздец пришёл. Всем и вся! Всё бы их пиздой накрылось! Медным тазом. Мир шлюх! Отныне и вовеки веков. Аминь!
Впрочем, ладно, — реальность снова предстала перед Шараем во всей своей безобразной ужасающей наготе. (Нашествие родственников… Лариса… надо что-то решать…) Весёлость его сразу же куда-то бесследно испарилась. На душе снова стало мерзостно и гадостно. Словно дождь там холодный осенний опять пошёл. Зарядил-заморосил. Пополам со снегом.
— Во-первых, он и сейчас почти такой. Этот блядский мир. Мир блядей. Всех мастей и расцветок. Почти шлюх. То есть не шлюх ещё, но уже — блядей. Уже! А что дальше будет?
А во-вторых, хуй её отключишь, эту совесть! Н-да… Хуй… — по губам Шарая, вновь, против воли скользнула слабая улыбка. — В общем, совесть эта со стыдом — точно хуй с мудями. Болтается между ног, мотается, мешает и встаёт всегда, когда не надо. Когда же надо… — ему кое-что припомнилось, и улыбка его стала чуть шире. — Словом, ведёт себя непредсказуемо. А заденешь — болит. Самое больное место у мужчины… Ну, точно! — Шарай хмыкнул. — Полная аналогия!..
Если её продолжить, кстати, то получается, что совесть есть только у мужиков и чтобы успокоить её — желательно кого-нибудь выебать. Бабу какую-нибудь. А что?.. Так оно и есть. Так и говорят: для очистки совести, — Шарай готов был думать и рассуждать сейчас о чём угодно. На любые отвлечённые темы. Лишь бы не возвращаться мыслями к действительности. Поскольку действительность была слишком уж уныла и беспросветна. Хмарь какая-то неопределённая. Серость. Слякоть. Безвыходность и безысходность. Тоска. —
Ну, конечно, бабы и мужики здесь в широком смысле понимаются. Не в смысле физиологическом. А в том смысле, что и мужик бабой может быть. Если как баба себя ведёт. А баба… Баба… Что такое баба?.. Ясно, что. Не мужик! Ни ху я, ни совести. Самой природой предназначена, чтобы совесть мужскую успокаивать. Излишне перевозбуждённую. Чёрная дыра какая-то сплошная и бездонная, в которой всё тонет: и стыд, и совесть. И всё успокаивается. И ничего от него в итоге не остаётся. От этого “всего”. От всей этой мужской гордости. Только вялая, съёжившаяся-сморщенная кожица-оболочка. Проткнутый и сдувшийся воздушный шарик.
Вообще интересное создание баба! Нравится, когда её ебут. И чем больше её ебут — тем ей лучше.
Н-да… Что ж, по крайней мере, я не баба. И на том спасибо, — Шарай опустил глаза, сцепил руки и рассеянно покрутил одним большим пальцем вокруг другого. — Ну, если и баба где-то, то только наполовину. Ебать себя я хотя порой и позволяю, но мне это не нравится. Когда меня пользуют. Мне от этого плохо становится. Вот как сейчас!
Но как же всё-таки так?!.. Как так получается? Объективных факторов — никаких, всё в моих руках; а тем не менее — полный пиздец! Я сам мчусь навстречу собственной гибели.
Та же Лариска, к примеру. Ну, на хуй она мне нужна?!! Ясно же уже!.. Ну, пошли её в пизду, казалось бы, — и дело с концом! А однако же…
Или те же гости бесконечные… Впрочем, я уже, кажется, по второму кругу пошёл. По циклу. По замкнутому. Ёб твою мать!! Нет, ну, ёб твою мать! Совесть… Совесть всё проклятая… Заела. Замучила. Да заебала уже просто!! Достала! Черти бы её взяли!
— Вы это серьёзно?
Шарай вздрогнул всем телом и испуганно поднял голову. В комнате никого не было. Он всё ещё шарил глазами по сторонам, когда голос раздался снова.
— Вы напрасно надеетесь меня увидеть, Александр Иванович.
— Кто это?.. С кем я говорю?.. — неуверенно пробормотал вконец перепуганный Шарай. Он чувствовал внутри какую-то противную дрожь, руки тоже тряслись. Чёрт! Что это?! Я схожу с ума?!
— Я просто не хочу Вас пугать. Но если Вы желаете, я могу появиться. Материализоваться.
— Нет!.. — поспешно сказал Шарай и принялся ожесточённо щипать себе руку. — Не надо.
Не надо сюда никаких призраков вызывать! — в панике приказал он сам себе. — Потом от них не избавишься! Если я с ума сошёл.
— Вы не сошли с ума, — перебил Шарая тот же невидимый голос.
— Кто Вы!!?? — вскочил с кресла Шарай и завертел головой. Ему даже под кресло нестерпимо захотелось заглянуть. — Кто???!!!
— Вы в бога верите, Александр Иванович? — ядовито осведомился голос.
— Что?.. В бога?.. Нет.
— А в дьявола?
— Какого ещё "дьявола"!?
— Тоже нет, — спокойно констатировал голос. — Какая жалость! Какая жалость, Александр Иванович, что Вы в меня не верите.
— Так Вы дьявол? — Шарай от изумления даже про страх забыл.
— Ну да! — весело подтвердил голос. — А кто же ещё? Могли бы и сами догадаться.
— Почему?
— Вы же сами меня вызывали.
— Я??!!
— "Черти бы её взяли!" — с интонациями Шарая ехидно процитировал голос. — В смысле, совесть Вашу. Вот я за ней и явился. Ну, что? Можно забирать? Отдаёте?
— Подождите, подождите! — Шарай опять рухнул в кресло и принялся изо всех сил тереть себе ладонями виски. Он всё ещё надеялся проснуться. Пробудиться от этого кошмара. — Ничего я Вам отдавать не собираюсь! — тут же решительно заявил он.
(Надо сразу определиться! Чтобы никаких непоняток потом не было. И недоговорённостей. А вдруг и правда чёрт?!.. Да какой ещё чёрт!!? Их же нет! Это у меня просто слуховая галлюцинация. От переутомления. На почве всех этих пиздецов… А вдруг??!!)
— Да-а?.. — иронически протянул его таинственный собеседник. — А что так? Вы же так хотели от неё избавиться?
— Ничего я не хотел!! — истерически взвизгнул Шарай. Противоестественная реальность происходящего начинала внушать ему ужас.
(Да что это, в самом деле, такое?! С кем я разговариваю? Сам с собой? Или?.. Что «или»?! Что происходит!!??) —
Я хотел, чтобы она у меня отключалась на время, если уж на то пошло! Чтоб я её мог включать-выключать по своему желанию.
— А-а!.. Ну что ж, это разумно, — с ленцой заметил голос. — Можно и так.
— Как "так"?
— Ну, так. Включать и выключать по желанию. Вы же этого хотели?
— А-а… Э-э… — Шарай смешался. Он не знал, как вести себя дальше.
— Так хотите Вы или нет? — с видимой скукой осведомился голос. — А, Александр Иванович? Определяйтесь уж, что ли, как-нибудь. А то ведь меня и других дел полно.
— Ну хорошо, хочу! — решился Шарай.
(Какая, в конце концов, разница, что говорить? Это же всё не всерьёз. Будем со всем соглашаться. Чтобы лишний повод к новым пререканиям не давать. Как все психиатры советуют: не спорь с сумасшедшим. Правда, в данном случае с самим собой получается, ведь это я и есть сумасшедший. Это мне уже голоса мерещатся, но всё равно. Лучше не спорить. Даже с собой. Успокоиться надо, успокоиться!.. Это у меня всё от нервов. Просто стресс. Нервный срыв. Это пройдёт!..)
— И что? — через некоторое время неуверенно вопросил он в пространство.
Ответа не последовало. В комнате царила тишина. Его загадочный гость исчез.
4
Явились!.. — неприязненно подумал Шарай, услышав, как открывается входная дверь. — Не запылились.
Квартира сразу же наполнилась каким-то шумом. Хлопаньем дверей, звуками шагов, мужскими и женскими голосами. Что-то задвигалось, зашуршало. Кто-то тут же побежал в туалет, кто-то пошёл на кухню ставить чай. Словом, ставшая привычной уже за последние месяцы гостинично-бивачная жизнь немедленно вступила в свои права.
Шарай тоскливо вздохнул и заворочался в кресле, устраиваясь поудобнее. И вдруг замер, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Что-то было не так. Что-то изменилось. В нём самом, самом, в его душе. Или в голове…
Он словно стал вдруг каким-то другим. Иным.
Чёрт! Что это?! — Шарай резко выпрямился. Он был встревожен. Не на шутку. Голос… Теперь это… Да что с ним такое творится?! — Неужели я и правда с ума схожу? — от одной только этой мысли он чуть не задохнулся от ужаса. — "Не дай мне бог сойти с ума"… Нет!! Господи, нет!.. Только не это! "Не дай мне бог!.."
Пот градом катился по лицу, руки тряслись, глаза блуждали. Ему хотелось вскочить со своего кресла и бежать, бежать! Куда глаза глядят!
Наконец первый приступ паники прошёл. Шарай неимоверным усилием заставил себя хоть немного успокоиться.
Так!.. Стоп, стоп, стоп! Главное сейчас держать себя в руках и не впадать в истерику, — всё ещё тяжело дыша, принялся убеждать он сам себя. — Ни в коем случае!! Ничего же ещё не произошло. Вот я сижу спокойно за столом, здраво рассуждаю… Слышу всё, вижу, понимаю… Кто я, что я… Где я… — руки ещё слегка дрожали, но Шарай уже быстро приходил в себя. — Так, может, мне вообще всё это померещилось?.. И я сам себе все эти страсти-мордасти просто навоображал? Что что-то там во мне изменилось?..
Да, а голос!? — тут же как от удара током судорожно дёрнулся он. —
Да… Голос… Ладно, пёс с ним, с голосом! — поспешно замахал он обеими руками. На фиг, на фиг!.. —
С голосом мы ещё разберёмся — сейчас-то что? Что у меня сейчас за состояние? Что в нём такого необычного? Я же чувствую!.. Да… Чувствую… — он снова, с недоверием и опаской, будто боясь разбудить какое-то дремлющее внутри чудовище, осторожно прислушался к себе. — Тише… Тише… Та-ак… Та-а-ак… Всё нормально… Здесь тоже… А это что?.. Это что!!??.. Тише, тише!.. Тише-тише-тише!.. Спокойнее… Без паники… Во-от так!.. Так что это у нас?.. Что это у нас такое? А?..
— Выключатель совести, Александр Иванович, — прозвучало неожиданно в голове у Шарая. Голос! Опять!! — Как договаривались. Пользуйтесь на здоровье! Желаю удачи!
Голос замолк. Шарай как-то понял сразу, что это уже окончательно. Навек. Навсегда. Дьявол выполнил его желание и исчез. Сделав ему, Шараю, напоследок какой-то свой дьявольский подарочек. Непонятно причём совершенно, с какого хуя!? Ну, может, настроение у него сегодня с утра было особенно хорошее. У дьявола??!!.. Хм… Впрочем, чего теперь. Дело сделано. Раньше надо было думать. Тебя ж спросили? "Хочешь?" — "Да". Ну вот, пожалуйста. Получай, Базилио, свой золотой! Ёб твою мать!! "Выключатель совести"! А включатель там есть, интересно? А то выключить-то выключишь, а вот включить потом!..
Шарай невольно хмыкнул, вспомнив опять все свои недавние упражнения в остроумии. Все эти свои игривые и пикантные аналогии на эту тему. На тему совести. Все эти, блядь, фаллические аллегории и ассоциации. Культ совести, как в древнем… древней?.. Ну, не важно. Была там в древности какая-то такая страна. Где они гигантские каменные памятники фаллосу ставили… Хм… — Шарай представил себе вереницу гигантских вздыбленных каменных фаллосов и содрогнулся. — Блядь! Как же они там жили-то? В такой обстановочке? Так и комплекс неполноценности заработать себе недолго. От таких, блин, постоянных живых укоров и напоминаний. О твоём собственном ничтожестве. Ну, не живых, конечно!..
Ладно, так чего там у нас всё-таки с включением? Выключить-то выключишь, а включить?.. Не хочу я на веки вечные бессовестным оставаться. Ну на фиг! В пизду такие эксперименты. Всё, что я хочу, это… — на кухне раздался какой-то звон и грохот. Кажется, что-то разбилось. Шарай замер и прислушался. Блядь, тарелка, наверное… А может чашка. Каждые три дня что-нибудь да бьют! Заебался уже покупать! — …Это этих!.. всех этих!.. — грохот повторился. Охуели они, что ли!? Вообще там всё у меня перебить решили?! — Козлов этих вонючих повыгонять!! Вместе с их козами! Пусть где-нибудь в другом месте пасутся! Здесь у меня не пастбище. В гостинице какой-нибудь. В отеле. Как все нормальные люди. Что сейчас с этим, проблемы, что ли? Ну ладно, раньше. Негде было остановиться. А сейчас? Полно же всех этих ночлежек кругом. Где можно перекантоваться несколько дней. Чего обязательно ко мне-то ехать? Что вы, не понимаете, что ли, что мне это неудобно?! Что меня это стесняет!? Что мешаете вы мне! У меня же и своя какая-то жизнь должна быть, в конце-то концов?!
Вас это не интересует, да? Вам так удобнее, а на остальное вам плевать? На меня, в частности? Да!? Вам, главное, свои проблемы решить, а остальное вам по барабану? До лампочки! Совесть вас не мучает? Вы её, наверное, ещё в своём Муроме выключаете, когда сюда, в Москву ко мне собираетесь? Так, да!?..
Ладно же! С меня довольно! Пеняйте теперь на себя! Надоело мне быть идиотом!! Хватит!!!
И Шарай, не раздумывая больше ни секунды (а то передумаешь ещё!), решительно повернул воображаемый выключатель. Щёлк!
И тут же, сам испугавшись собственной смелости, оцепенел, прислушиваясь к своим ощущениям.
Ничего! Ничего вроде не изменилось. Каким он был, таким же точно он и остался. Странно…
Из коридора послышались голоса. Чьи-то шаги. Мимо комнаты кто-то прошёл. Ах, ну да!.. Родственники же эти украинские…
Шарай всё прекрасно помнил и понимал. Он помнил все свои прошлые, недавние ещё совсем, терзания и мученья. Переживанья. Как он сидел целыми днями безвылазно здесь, в этой комнате и не решался из неё выйти. Как он боялся высунуться из неё, в ванную лишний раз сходить. Не говоря уж на кухню, чаю попить.
Сейчас всё это ему казалось настолько глупым, диким просто каким-то! что он лишь в недоумении пожимал плечами. Это же его квартира! Его собственная! Как это он боится распоряжаться в своей собственной квартире? Что за бред!? И если эти люди ему надоели, не нужны, зачем он их терпит? Чушь какая-то! — Шарай снова удивлённо пожал плечами и спокойно направился на кухню. На кухне никого не было. Шарай повернулся и пошёл по коридору, отыскивая своих гостей. Он, признаться, даже и не знал, в какой именно комнате они остановились. Так… Здесь нет. А!.. Вот они.
Шарай толкнул дверь и без стука вошёл в комнату. Находящиеся там мужчины и женщины сразу же, как по команде, замолчали все и обернулись к нему.
— Простите, — с улыбкой обратился к ним Шарай. — К сожалению, вы должны немедленно отсюда уехать… Я срочно отправляюсь в командировку, а ключи оставить вам не могу… Нет, не могу… Когда? Немедленно, прямо сейчас. И вещи все свои, пожалуйста, заберите… Да-да, все. Я не знаю теперь, когда вернусь… Ну-у, гостиниц кругом полно, найдёте что-нибудь. Это не проблема… И передайте, пожалуйста, чтобы больше ко мне никто без звонка не приезжал. Я теперь часто в командировки ездить буду. Постоянно. По работе… Часа два?.. Да нет, двух часов у меня просто нет. У меня самолёт. Час! На сборы это более, чем достаточно. За час постарайтесь, пожалуйста, уложиться. А если раньше, то ещё лучше. Я в своей комнате. Скажете, когда готовы будете.
Гм!.. Господи, вот и все "проблемы"? — с весёлым изумлением час спустя думал Шарай, оглядывая непривычно пустую квартиру. На душе было легко и радостно. Как никогда. Всё ясно, светло и чисто. И залито ровным и белым светом. Как будто там сияет мощнейшая тысячаваттная, миллионваттная! лампочка.
Никаких неприятностей. Никаких сомнений и колебаний. Какие сомнения? Какие колебания? Какие могут быть колебания, если это разумно и если это следует сделать? Зачем!!? Делай просто, и всё!
Поехать, что ли?.. К чему? Можно же и по телефону.
Шарай спокойно набрал знакомый номер.
— Алло!.. Да, это я. Слушай, Лариса, нам надо расстаться… Да нет, вообще. Навсегда… Потому что я тебя не люблю… Ну, а как можно жить без любви? Зачем?.. Что?.. Ларис, ну, а чем я тебе могу помочь? От меня-то ты чего хочешь?.. А разве я тебе обещал когда-нибудь жениться?.. Ну, вот видишь!.. Почему?..
(Ну, извини, дорогая! Если ты так настаиваешь. По-хорошему, я вижу, с тобой не получается.)
Потому что ты для меня уже старовата. Ты мне и так-то внешне никогда особенно не нравилась, даже когда молодая была, а сейчас… да ещё после всех этих абортов… В общем, извини. Я себе кого-нибудь получше и помоложе найду… Что?.. А-а… Знаешь, у меня нет сейчас настроения слушать твои истерики. Прощай. И являться ко мне не вздумай…
(Шарай хотел было добавить: "шлюха" или "сука" — эмоций никаких он не испытывал, просто для усиления эффекта — но в последний момент передумал и не стал. Невежливо. Зачем грубить? Тем более женщине. Нехорошо. Да и нет никакой необходимости.)
… Всё равно дверь не открою. И не звони мне больше. Никогда. Всё! Успехов! Желаю счастья!
Ну вот, — Шарай повесил трубку и задумчиво потёр подбородок. — Всё, кажется?.. Всё я сделал?..
Он был абсолютно спокоен. Совершенно! Спокоен и безмятежен. На душе по-прежнему сияло ослепительное белое солнце. Безжалостное и равнодушное, выжигающее всё дотла, белое солнце мёртвой, раскалённой пустыни.
5
Прошло десять лет. В жизни Шарая произошло за эти годы серьёзные перемены. Хотя, впрочем, и не очень серьёзные. Как у всех. Он женился (по любви!), дети у него появились — двое, мальчик и девочка, на работе всё шло своим чередом. Как и у всех, в общем.
Даром своим он за эти десять лет больше не пользовался ни разу. Ни единого! Ему и того раза хватило. С лихвой! Он как-то сразу понял интуитивно, что нельзя этого делать. Нельзя вот, и всё!
Это… выключение даром для него не прошло. Шрам на душе на всю жизнь остался. Ожёг. От того раскалённого добела огромного огненного шара. Сжигающего в душе всё живое. Бр-р-р!..
Шарай до сих пор содрогался, когда это вспоминал. Нет уж!.. Как у него тогда-то хватило сил его выключить! Этот шар. Вернуть себе совесть. У него тогда ломка самая настоящая потом была. Как у наркомана. Хотелось опять туда, в нирвану. Мучительно! Страстно! В мир стерильной чистоты и полной ясности. Чистого разума и голой, холодной логики. Где всё просто и понятно, где нет никаких сомнений и никаких проблем. ЗАЧЕМ!? Не уж!! Бр-р-р-р-р!!.. Сгинь! Изыди!! Мы люди крещёные, православные, в бога верующие. А это всё — бесовщина. От дьявола, от сатаны!
"Господь — свет мой и спасение моё. Господи! Помилуй меня, исцели душу мою, ибо согрешил я перед Тобой". Бр-р-р!..
Н-да-а!.. Шарай опять аж передёрнулся весь, вспоминая все те события десятилетней давности. Он старался забыть о них вообще, не вспоминать. Ну его!.. Дьявол к нему являлся, голос там какой-то… Может, ему вообще всё это померещилось? Привиделось?..
Да, "привиделось"!.. А выключатель? Совести?.. — Шарай судорожно потянулся к пачке сигарет и, вытряхнув одну, поднёс к губам. — Это как? Тоже мне… мерещится?.. — выключатель был на месте. Этот проклятый дар сатаны! Никуда он за эти годы не делся и не исчез. Вон он! Пожалуйста! Протяни только руку… или что там… и!.. Сгинь!! Исчезни!!!
Хлопнула входная дверь. Жена вернулась с работы. Шарай затушил сигарету и пошёл в коридор.
— Ну что? Как дела?.. — он потянулся к ней губами для поцелуя.
— Нормально, — жена казалась чем-то расстроенной.
— Что с тобой? — с лёгкой тревогой поинтересовался Шарай.
— Представляешь, Саш! — жена подняла голову и начала рассказывать. — Такая кошмарная история. У нашей бухгалтерши подруга сделала операцию по увеличению груди. Такая там у неё любовь была!.. Чтобы любимому своему ещё больше понравиться. Ну, и что-то там неудачно сделали, пришлось обе груди ампутировать. Сначала одну, потом другую. Что-то там у неё загнило… И мужчина её сразу бросил!
— Естественно! — чуть было не брякнул сдуру Шарай, но посмотрел на жену и осёкся. — И что? — вслух пробормотал он, пряча глаза.
— Вот и я подумала. А если бы со мной что-то подобное случилось?
— Ты что, тоже грудь себе собиралась увеличивать? Не надо! Ты мне и с такой нравишься! — с наигранным весельем вскричал Шарай и снова потянулся целоваться.
— Причём тут грудь?! — не приняла его шутливого тона жена и чуть отстранилась. — Ну, в аварию я, скажем, попаду. Инвалидом стану. Ноги лишусь. Или руки. Ты что, меня тоже бросишь?
— Что за бред!! — воскликнул Шарай, скользнув невольно взглядом по ладной фигурке женщины. Гм!.. "Руки или ноги…" Скажет тоже!.. — Что за бред! — повторил он.
— Нет, скажи! — жена требовательно смотрела мужу прямо в глаза. — Ты бы меня бросил?
— Нет, — после паузы негромко ответил Шарай. Губы его подёргивались, пытаясь сложиться в улыбку, лицо было белым как полотно. Ему вдруг показалось, что этот чёртов выключатель, подарок дьявола, материализуется, материализуется… возникает на глазах из воздуха и проступает всё яснее и яснее прямо над головой жены. Щёлк! — и!.. –
Что ты!.. — сумел наконец улыбнуться он. — Нет. Конечно, нет.
__________
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Тот человек действительно бросил бы ту женщину?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Да. Он проклят. На нём клеймо Иуды. Он сделал это один раз, сделает и во второй.