И настал сто тринадцатый день.

И сказал Люцифер:

— Нельзя жить среди людей и не быть такими, как они. Непохожесть вызывает агрессию. Чужаки безжалостно изгоняются.

— Что это? — Сарнов с удивлением поднял глаза на посетительницу, пожилую, усталую женщину лет шестидесяти. — Это Вы написали?

— Нет, — глаза женщины наполнились слезами. Крупные капли покатились по увядшим щекам. — Извините, — прошептала она, торопливо вытирая их платочком.

— Что с Вами?.. Успокойтесь… — растерянно забормотал Сарнов. (Да что с ней!?) — Может, Вам воды принести?

— Нет, спасибо, — женщина быстро справилась с собой, судорожно перевела дух и твёрдо повторила. — Не надо!

— Ну, хорошо. Так в чём, собственно, дело? — Сарнов опять невольно взглянул на листок. Ему вдруг захотелось его перечитать. Чёрт!

— Видите ли, мой сын… — женщина опять полувсхлипнула-полувздохнула и аккуратно промокнула платком влажные ещё глаза. — С ним примерно полгода назад стало твориться что-то странное… Он жил-жил, нормальная жизнь у него была… семья, ребёнок… потом вдруг всё бросил… Стихи стал писать, картины… Ну, в общем, долго рассказывать, да Вам это, наверное, и неинтересно. Кончилось всё тем, что его поместили в психиатрическую клинику. Но знаете… — Сарнову показалось, что в глазах женщины на миг сверкнула ненависть, — это всё по инициативе его жены произошло, это она его туда упрятала; а я, честно говоря, так и не уверена до сих пор, правильно ли мы поступили… некоторые друзья говорили, что никакой он не сумасшедший, а наоборот, гений…

В общем, он покончил с собой вчера… — голос женщины дрогнул, но после секундной заминки она продолжила, — и оставил только эту записку, эти стихи. Я сама в стихах ничего не понимаю… Вот я и хочу узнать Ваше мнение. Вы же поэт, книжки печатаете… Стоят эти стихи чего-нибудь? Кто всё-таки был мой сын? Гений или сумасшедший? Правильно мы его в больницу поместили?

Сарнов некоторое время молча смотрел на женщину, потом медленно опустил глаза и внимательно перечитал листок.

— Правильно, — после бесконечной паузы не поднимая глаз тихо произнёс он. — Правильно. Извините меня, конечно, но это не поэзия. Это всего лишь графомания.

Выписка из истории болезни психбольного К.

Посмертная записка.

За окнами ночь. Время? Вечность! Всё чего-то ждёшь, хотя ждать уже нечего. Торопиться некуда, впереди бесконечность. Которая кончается завтра вечером. Да-с, на завтра у меня назначено рандеву. То ли с Дьяволом, то ли с Господом Богом. Не помню уже точно. Впрочем, какая разница? Я всё равно пойду. Мне ведь надо поговорить с ними обоими о многом. Например, зачем я родился? Зачем жил? В чём вообще смысл жизни — да мало ли тем! Какие вы, право, странные люди! Что?.. Да-да, чтобы задать эти вопросы, вот именно затем! А кто мне на них ответит? уж не Вы ли, доктор? Чего Вы тут вообще передо мной торчите, словно хрен на блюде?! Мне надо подумать! Побыть одному! Уединиться! В конце-то концов!.. Уединение! Вы знаете, что это такое? А здесь у вас просто сумасшедший дом какой-то! Бедлам! Палата № 6! Больница для дураков. Где тебя ни на секунду не оставляют в покое! Нет, так дело не пойдёт! Я хочу уйти отсюда, и я уйду! И никто мне в этом не помешает. Когда? Я же Вам сказал уже: завтра вечером. До встречи в раю или в аду! Хотя, может, мы ведь и разминёмся ещё. Тут уж как повезёт! Как решит Тот, кто всё на свете знает и всё решает. Воздаст нам обоим по делам нашим. Направит: Вас в рай, меня в ад. Или наоборот. Перепутает — и всё! Ничего не попишешь и не изменишь. Аминь! На веки вечные. Представьте себе, доктор, такой неожиданный казус и поворот! Что будете делать тогда? Плакать, стонать и слать в пространство сетованья и вздохи бесконечные? Бесполезно! Бессмысленно! Решение окончательное! Впрочем, не мне Вас учить. Вот мы и кончили тем, с чего начали: ад и рай, жизнь и смерть, вечность и бесконечность, время и пространство… Только знаете, доктор, не пытайтесь меня лечить. Я ведь уже умер, а от смерти не существует лекарства.

Из стихов психбольного К.

Ностальгия. Воспоминания. Одиночество. Пряный запах опавших листьев. Первый снег. Юность и отрочество. Несбывшиеся надежды и пророчества. Прелесть-сладость запретных мыслей. Первый грех. Она!.. Первая любовь. Как её звали?.. Сколько лет прошло!.. Впрочем, какая разница! Да и вообще, всё это чепуха и вздор. Дешёвая юношеская романтика. Но это строго между нами! Чем они, собственно говоря, разнятся? Все эти прелестницы? Только именами! А любовь их — просто бумажка от фантика. Н-да… Вот так промелькнула жизнь. В суете. Сколько раз она меня била! Впереди — пустота. Позади — тоже почти ничего. Почти. Потому что кое-что в ней всё таки было. В этой моей жизни. Что? Да вот это самое! Первое признание и первая любовь. Лето в деревне и какой-то дурацкий садик с вишнями. Вот это действительно было. Было, было, было! И запомнилось навсегда. Это и было настоящее. Всё остальное было лишнее. Снова ветер поднимается на душе И уносит вдаль последние грёзы. Я знаю, не вернутся они уже; И хочется плакать, но где же взять слёзы? Я играю с судьбой и пока в общем-то весьма удачно. Она плохо играет, но зато, стерва, очень быстро учится. Так что будущее своё я оцениваю в целом довольно-таки мрачно. Партии две… ну, три ещё от силы — а дальше уж как получится. И что, собственно, будет дальше? Что потом?.. Что означает поражение: катастрофа или чего-нибудь ещё похуже? Что там впереди, за горизонтом? Ничего? Только суп с кот о м? Бесчестие и гибель в ближайшей луже? От рук какой-нибудь местной инфузории. Ну, и ради чего, спрашивается, я тогда жил? Если всё закончится таким наибанальнейшим образом. На что, скажите на милость, потрачено было столько ума, таланта, энергии, сил? Если весь мир бардак? Зачем все эти стихи, если вся жизнь — сплошная проза? А?.. Кто-нибудь мне ответит? Хоть кто-нибудь!? Разве это справедливо? Пусть рассудят нас с судьбой. Я согласен на суд любого: Бога ли, Дьявола ли — давайте, судите-рядите, напяливайте на себя скорее свои судейские мантии! Что ж вы Оба безмолвно качаете головой? Нет?.. Так провалитесь тогда!.. Толку от Вас!.. Ладно, ведьма старая, раздавай по новой, раз так. Рискнём, пожалуй, ещё разочек-другой. Сыграем с тобой ещё две-три партии. Плачет дождик за окном, Светит лампа над столом. Дни сливаются в года И уходят в никуда Навсегда. Ничего на свете нет! Горе — бред, и счастье — бред. Только лампы ровный свет, Только крови красный цвет, То ли рано, то ли нет?.. Я не знаю ни черта! Где последняя черта? За которой пустота. Эта?.. Та?.. Шепчет ветер: подожди! Но ведь грустно позади. Но всё пусто впереди, Но дожди, дожди, дожди… Лодочка плывёт, на волнах качается. Жизнь моя течёт, да всё никак не кончается. Счастье птицей ввысь взмывает, Горе лисицей по земле стелется Не уйти, пожалуй, птичке-то?.. Впрочем, всё перемелется. Перевертится-перебесится-устаканится, Ничего-ничего-ничего не останется. Ни-че-го. Жизнь. Юности мечты. Свежесть чистоты. Прелесть красоты. Это… ты? Тела нагота. Сердца маята. Будней суета. Та?.. Не та?.. Холод пустоты. Скука простоты. Жажда остроты. Нет, не ты! С чистого листа? С серого холста? Жизни быстрота… Пустота. Когда свистнет на горе рак; И поумнеет враз Иван-дурак; И Емеля тотчас слезет, кряхтя, со своей печ и  — П о лно ему всё лежать там на боку да уминать калачи! И Колобок перехитрит вдруг плутовку-Лису, И заблудится Серый Волк в дремучем лесу. В общем, в тот самый четверг, Когда дождичек пройдёт и выпадет в июле снег, И помирятся Добро со Злом, Правда с Кривдой, Любовь с Изменой, а кровь станет наконец водой. Вот тогда, моя радость, я встречусь опять с тобой. Да и то вряд ли. Не думается и не спится, Не разговаривается и не молчится. Всё чего-то хочется, хочется!.. Душа на волю просится, просится!.. Всё ищешь и ищешь выход!.. свет!.. А его нет.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Тот человек действительно умер?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Да.

И сказал задумчиво Сын Люцифера:

— Жаль… А мне нравятся его стихи…