И настал сто двадцать первый день.

И сказал Люцифер:

— Любовь не ведает сомнений и не знает вопросов. Где начинаются вопросы, там кончается любовь.

1

— Вы знаете, что такое эрозия?

Бузунов с неудовольствием посмотрел на спрашивающего. Незнакомый, средних лет мужчина глядел на него и как-то сомнительно улыбался. То ли насмешливо, то ли, наоборот, приветливо и доброжелательно. Не поймёшь сразу. Бузунову всё это совсем не понравилось. Он не любил, когда над ним смеялись.

— Примерно, — сухо проронил он, уставясь откровенно в упор на своего неожиданного оппонента. При его почти двухметровом росте, бычьей шее и косой сажени в плечах это обычно действовало безотказно. Однако в данном случае не сработало.

— Понятно… — иронически ухмыльнулся мужчина и покивал с таким видом, словно все его опасения насчёт Бузунова только что полностью подтвердились.

(«Ни черта ты, братец, не знаешь!» — отчётливо читалось в его уже откровенно насмешливом взгляде. Это было тем более обидно и неприятно, что представление об эрозии Бузунов действительно имел весьма и весьма смутное. Да вообще почти что никакого! Что-то там с выветриванием связанное, кажется?.. Эрозия скал… почвы… «Эрозия матки», — неизвестно от куда-то всплыло вдруг в памяти. Тьфу!)

— Эрозия скал. Выветривание!

Бузунов вздрогнул, настолько неожиданно для него прозвучала эта фраза. Собеседник будто мысли его подслушал. И произнёс их вслух.

— Ветер дует непрерывно, и каждое его дуновение уносит прочь крохотную частицу породы. Совсем ма-аленькую такую, малюсенькую, незаметную совсем, почти невидимую, микроскопическую! — мужчина, дурашливо кривляясь, показал двумя пальчиками, насколько маленькую частичку уносит прочь ветер. (Бузунов стиснул зубы.) –

Вроде и невелика потеря. Пылиночка!.. Но! — он назидательно поднял вверх указательный палец. –

Потихонечку да полегонечку, за пылиночкой пылиночка… Раз! И в результате от монолитной когда-то скалы, казавшейся вечной и незыблемой, остаются лишь жалкие остатки. Изъеденные, словно оспой. Что-то типа пемзы. Вот так-то, Федор Федорович! Это и есть эрозия.

— Откуда Вы знаете моё имя!? — Бузунов хотел было уже начать действовать, но это неожиданное обращение к нему по имени-отчеству его остановило. Эт-то ещё что!? Откуда он?.. Кто это?!

— Да уж знаю! — незнакомец неожиданно заглянул Бузунову прямо в глаза, и тому вдруг стало не по себе. Сердце захолонуло. Глаза у мужчины были мёртвые. Так мог смотреть зомби какой-нибудь. Вурдалак. Но не человек! Бузунова трудно было вообще-то запугать, но тут он почувствовал, что у него аж мурашки по спине забегали. А кожа на голове словно в гармошку мгновенно стянулась. Как от нестерпимого холода.

— К-кто В-вы?.. — заикаясь, пробормотал он и слегка попятился.

— Кто-кто… Дед Пихто! — мужчина глумливо подмигнул перепуганному и растерянному Бузунову. — Вы лучше мне вот что скажите, многоуважаемый Федор Федорович! — он снова взглянул Бузунову в глаза. Тот ощутил внезапно, как струйки пота быстро скользнули у него вниз по позвоночнику, и зябко передёрнул плечами. Будто ему сам дьявол только что в глаза заглянул! Вельзевул! — Вы сами-то верите в то, что Вы тут наговорили? Про честь, совесть?.. Про любовь?.. «Табу»!.. «Нельзя, значит нельзя!.. Ни при каких обстоятельствах!..» А? Только честно!

— Верю, — прохрипел Бузунов и тяжело сглотнул («Изыди!»). — Верю!

— Верите, значит… — мужчина (или кто он там?!..) задумчиво посмотрел снизу вверх на сжавшегося в каким-то ледяном ужасе огромного Бузунова и усмехнулся. — Ну, что ж, Федор Федорович, посмотрим. Проверим!

В этот день Бузунов напился до чёртиков. Просто, чтобы забыться. Но забыться не удавалось. Никак! Таинственный незнакомец не шёл у него из головы. И сам он, и всё, что с ним было связано.

А связано с ним было такое!.. что лучше об этом и не вспоминать. Никогда. Вычеркнуть из жизни! Из памяти. Навек! Раз и навсегда. А-а, дьявол…

Бузунов ведь струсил. Да, да, да! Струсил! Первый раз в жизни. И можно было сколько угодно оправдываться, объяснения самому себе искать, причины разные убедительные… приводить… аргументы… — да что толку?! Что это меняло? Ни-че-го! Ни чёрта это не меняло!! — Бузунов стукнул в ярости кулаком по столу, налил себе полную, до краёв, большую рюмку водки и выпил залпом не закусывая. — Ни-чер-та!..

Себя-то не обманешь! Себе мозги не запудришь. Это другим можно, а себе не-ет! шалишь!.. — Бузунов пьяно захохотал, широко раскачиваясь на стуле, и чуть не смахнул со стула пустую рюмку. — Ша-а-лишь!.. Обосрался! Поздравляю Вас, господин обосрамшись! — он снова расхохотался, едва не свалившись со стула. Никогда ничего, вроде… — и вот, пожалуйста. Всё, что жил — зря! — ему вдруг вспомнились пустые и холодные, ледяные глаза этого своего… сегодняшнего… оппонента, блядь! и его передёрнуло всего. Ему представилось внезапно, что тот и сейчас находится где-то здесь, рядом, в этой комнате! и внимательно и холодно следит за ним, зыркает этими своими… бурлаками.

Свят, свят, свят! — мелко закрестился Бузунов, пугливо озираясь по сторонам. — Да-а!.. — криво усмехаясь, подумал он минуту спустя, когда слегка опомнился. Ему было и стыдно, и противно как-то.

Во чёрт!.. Распустился!.. Нюни распустил… Чистая баба!.. Да-а!.. Вот тебе и эрозия. О которой упырь этот проклятый говорил. В действии! Какую-то частичку души я сегодня уж точно потерял. Навсегда! Унесенную ветром. Да не частичку даже… А целый кусок. Кусище! — он безнадёжно и горько махнул рукой и снова налил себе полную рюмку.

Ночью Бузунову приснился сон. Первый. Из той чудовищной серии, которая за ним последовала. Приснился ему, естественно, тот же самый мужчина. С разговора с которым, собственно, всё началось. Бузунов как-то даже не очень-то и удивился, во сне его увидев. Чего-то подобного он подсознательно и ожидал. Что так просто всё это не кончится. Слишком уж сильное впечатление эта встреча на него произвела. Да и сон этот был словно бы и не сон. Чёрт его знает, что это было! Мистика. Чертовня! Продолжение дня, короче. Полусон-полуявь. Какая-то иная реальность. Иное измерение. Дьявольщина какая-то. Всё, что угодно, в общем, но не сон! Не обычный сон.

Итак, Бузунов, заснув, вдруг с изумлением обнаружил себя сидящим в уютном массивном кресле в какой-то небольшой полутёмной комнате. Перед ним на низеньком столике стояла изящная фарфоровая чашечка с каким-то тёмным дымящимся напитком. Судя по всему, с кофе, как машинально определил для себя ошеломлённый Бузунов.

Напротив сидел… ну, понятно, кто. Только глаза у него здесь, во сне, были самые обычные. Чёрные, живые и весёлые. Вообще во всём облике визави Бузунова не было на сей раз ничего страшного и пугающего. Скорее, наоборот даже. Он с первого взгляда вызывал отчего-то несомненную и явную симпатию. Безотчётную. С ним приятно было сидеть рядом. А тем более общаться.

И чего я его тогда так перепугался? — с удивлением спросил себя Бузунов. — Классный же мужик! Мировой.

«Мировой мужик» дружелюбно посмотрел на притихшего и ещё не пришедшего в себя до конца Бузунова и улыбнулся.

— Ну что, Федор Федорович? Удивлены, наверное? Не пугайтесь! Извините за сегодняшнее, — улыбка его стала слегка виноватой. — Настроение у меня просто сегодня плохое было. Не обращайте внимание! Бывает. Давайте лучше с Вами побеседуем, — он протянул руку и аккуратно взял стоящую перед ним миниатюрную чашечку. Точную копию той, которая стояла и перед самим Бузуновым. –

Угощайтесь, угощайтесь!.. — гостеприимно предложил он молча следившему за ним Бузунову. Тот поколебался немного, но потом всё же тоже взял свою чашку и осторожно отпил из неё глоток. Кофе был замечательный! Вкусный необыкновенно! Ароматный и душистый. И в меру сладкий. Именно такой, как Бузунов и любил. — Нравится? — любезно поинтересовался мужчина. Бузунов кивнул. –

Итак, Федор Федорович, — прихлёбывая неторопливо из своей чашечки, негромко произнёс мужчина и неспешно покосился на Бузунова. — Давайте вернёмся, если Вы не возражаете, к нашему утреннему разговору. Он меня, признаться, чрезвычайно заинтересовал. Напоминаю свой вопрос, — мужчина сделал ещё один глоток. — Великолепный кофе, не правда ли? — похвалил он и прищёлкнул языком. — Прямо из Аравии. Так вот, Федор Федорович. Действительно ли Вы верите… — он запнулся на секунду, замерев и глядя задумчиво на Бузунова поверх своей чашечки, — ну, скажем, в любовь?.. А? Федор Федорович?.. В наше время? Неужели?

— Верю, — твёрдо ответил Бузунов, отставил чашку и с вызовом взглянул прямо в глаза своему оппоненту. — Конечно, верю.

— Хорошо, Федор Федорович, — ласково улыбнулся тот. — Тогда вот такой вопросик. Простенький совсем. Ма-аленький!.. Возможна ли измена?

— Что значит «возможна»? — недоверчиво переспросил Бузунов, с удивлением глядя на собеседника. — Конечно, нет!

— Тогда ответьте мне… — мужчина помедлил, внимательно рассматривая напряжённо слушавшего его Бузунова. — Как Вы думаете, пошла бы Ваша жена на измену, чтобы спасти Вас?.. своего ребёнка?.. саму себя в конце концов! А?.. Федор Федорович?.. Как Вы думаете? Пошла бы?..

— Я что-то не понял!.. — медленно протянул Бузунов, просто чтобы выиграть время. На самом-то деле всё он прекрасно понял. И от этого понимания у него заныла душа, и закололо сердце, будто впились в него разом тысячи маленьких ледяных иголочек. («Никогда не разговаривай с дьяволом!» — вспомнилось вдруг неожиданно ему какое-то древнее предостережение.) — Что значит: спасти?

— Ну, представьте себе, к примеру, простейшую житейскую ситуацию, — дьявол… (а Бузунов теперь не сомневался отчего-то, что это был именно он. Ну, или кто-то из его ближайших слуг. Подручных. Бес, в общем, какой-то. Демон. Искуситель.)… лениво усмехнулся. — Вы попали в драку или в аварию, и чтобы не загреметь в тюрьму, Вам нужно позарез, чтобы потерпевший не предъявлял Вам претензий. Ну, скажем, заявление не писал. Ваша жена приходит к нему, а он ей и говорит!.. — дьявол выразительно фыркнул и цинично подмигнул онемевшему Бузунову. –

Вас нет, Вы в ментовке паритесь, посоветоваться не с кем… Надо самой решеньице принимать! Вот как Вы думаете, Федор Федорович, какое решение она примет? Согласится или нет?.. А если согласится, то скажет ли потом об этом Вам? — дьявол снова бесстыдно подмигнул ошеломлённому и растерянному Бузунову. Он опять кривлялся и гримасничал, как и тогда, днём, при первой их встрече, и видно было, что ему безумно весело. –

Или с ребёнком Вашим что-нибудь случится?..

(Бузунов непроизвольно вздрогнул.)

Ну, чего Вы дёргаетесь? — дьявол усмехнулся. — Не дё-ёргайтесь, дело житейское! Похитят его у Вас, к примеру, или просто к жене Вашей на прогулке подойдут — и пригрозят. Либо прямо сейчас ребёночка Вашего, либо… Тоже прямо сейчас. Вот к_А_к Вы думаете она себя тогда поведёт?!.. При таких пикантных обстоятельствах?.. А?.. А?.. Что скажете, Федор Федорович?.. Ну?

У Бузунова голова шла кругом, а в душе словно лопались непрерывно с лёгким звоном какие-то невидимые нити. Или струны. Серебряные, как в песне. Туго натянутые. Дзи-инь!.. Дзи-инь!.. Дзи-инь!..

Что он такое говорит?.. — беспомощно думал Бузунов, глядя как кролик на удава на своего мучителя. — Что он такое говорит?!

— Ладно, Федор Федорович! — дьявол неожиданно снова стал серьёзным. Видимо, он заметил наконец состояние бедного Бузунова и сжалился над ним. — Подумайте обо всём, мною сказанным. На досуге. До встречи!

Пред глазами у Бузунова всё завертелось… закрутилось… сначала медленно, потом всё быстрее, быстрее, быстрее!.. Миг! — и он провалился в какую-то чёрную, вязкую пустоту. В тяжёлый похмельный сон без сновидений.

Когда он на следующее утро пробудился, голова болела нестерпимо. Просто раскалывалась! Но всё, что ему приснилось этой ночью, он помнил прекрасно. Впрочем, это, как очень скоро выяснилось, было только начало. Слава богу, что несчастный Бузунов в тот момент сего пока ещё не ведал. Милосердная судьба подарила великодушно ему этот день отдыха. Наверное, настроение у неё было хорошее. Но всего только один! Один-единственный. Первый и последний.

2

Проснувшись, Бузунов некоторое время лежал, пытаясь понять, что с ним и где он вообще находится. Ну, как оно всегда обычно бывает с похмелья. Голова гудела, тошнило и в придачу ко всему ещё и в сердце торчала теперь какая-то тупая игла. Как быстро обнаружилось, из-за этого сна проклятого. Черти бы его взяли вместе с этим дьяволом!! Катился бы себе обратно в ад, в пекло — там ему самое место! Чем по белу свету шляться, людей добрых смущать! Разговорами своими. Дьявольскими… И куда только Господь Бог смотрит…

Бузунов, кряхтя и постанывая от боли в затылке, с трудом сел на кровати и, бессмысленно тараща глаза, уставился прямо перед собой.

Чёрт!.. Башка как трещит!.. Пивка бы!.. Или хоть таблетку какую… Хотя бы… Да и душ бы принять неплохо… Не мешало бы…

Он медленно встал и, пошептываясь и спотыкаясь, побрёл к аптечке. Искать таблетки.

Так!.. — где-то через полчаса, когда таблетка подействовала наконец, и боль несколько отпустила, начал не торопясь соображать Бузунов. — Чего он там мне наговорил-то? Про измену чего-то там?.. вроде бы?.. «А могла бы!.. а не могла бы!..» Ну-ка, ну-ка!.. С этого момента подробнее, пожалуйста! Чего она там «могла бы»?..

Бузунов пытался шутовством и балагурством скрыть, сгладить, растворить хоть отчасти тот чудовищный, тяжелейший осадок, который оставил у него в душе сегодняшний ночной разговор. Но это у него плохо получалось. Да и вообще никак! Засевшая в сердце ржавая игла никуда не исчезла.

Н-да… Так о чём мы там с ним… беседовали-то? Чего он мне там плёл? — стал нехотя припоминать Бузунов. — Бл-лядь!

Припоминалось всё чрезвычайно быстро. И на удивление отчётливо и ясно. Слово в слово буквально. Как оказалось, он не забыл ничего. Ни единого жеста, ни единого взгляда, ни даже тона, каким всё это было сказано и произнесено. Ни малейшей интонации! Отмахнуться типа: «а-а!.. мало ли что там приснилось!..» Бузунов даже и не пытался. Он понимал прекрасно, что это всё серьёзно, по-настоящему. Знал это просто на уровне подсознания. Знал — и всё! Да и вопросы, которые ему были заданы, не давали покоя. Независимо ни от чего. Сами по себе. Приснились они ему или не приснились, но они были реальные, а значит, требовали ответа. Отвернуться от них, спрятать голову в песок, было невозможно. Раньше он надо всем этим как-то не задумывался, но теперь…

Ч-ч-чёрт! А действительно?.. Дала бы?.. Неужели бы дала?! Хм!.. — мрачно хмыкнул Бузунов. — А неужели бы не дала? И что лучше: чтобы она дала или чтобы не дала? Чтобы меня спасти?.. Или ребёнка?.. Что правильней?.. Нравственней?.. Б-б-блядь!

Он представил себе на секунду, что его Зоя, с кем-то другим!.. неважно, почему и зачем!! — и сжал непроизвольно кулаки.

Ч-чёрт! Смог бы я с ней после этого жить? По-прежнему. Зная, что она?.. Это ведь как клеймо. Поставлено раз — всё! А справедливо или несправедливо — не важно!.. Смог бы я простить? Не сделать вид, что ничего не было — а именно простить!? Сердцем? Душой? Нашёл бы в себе силы? Ведь я её люблю!.. Но как можно простить измену? Её невозможно простить. Это выше человеческих сил. Это только бог может. А человек — нет. Смертный грех! Только смертью искупить можно. Больше — ничем.

Бузунов воочию ощутил, как игла в сердце шевельнулась, причиняя нестерпимую боль, от которой захотелось завыть. Мир, такой до этого простой и понятный, рушился на глазах. Всё оказалось на поверку очень сложным и запутанным. Сплетённым в какой-то гигантский клубок, в котором невозможно разобраться, невозможно распутать, проследить все его нити, переплетения, невозможно ничего понять.

— А если бы она дала, то призналась бы или нет? — вспомнился вдруг ему следующий вопросец демона. — «Так, мол, и так, милый? Я шлюха теперь, извини, но так получилось. Ради тебя!..»

А зачем признаваться, если можно скрыть? И сохранить любовь. Тоже «ради меня»? Ради «нас»!.. Но если скрываешь что-то — то какая же это тогда любовь!? — он застонал и прикрыл глаза.

Задать, что ль, Зое этот вопрос? — подумал внезапно он. — Да — нет?.. Дала бы — не дала?.. И всё! Конец! — тут же, холодея, сообразил Бузунов. — Что бы она ни ответила — конец. И «да» — конец, и «нет» — конец. И даже «не знаю» — конец! Это означает, что осознаёшь проблему и понимаешь её. Просто колеблешься, какой именно путь выбрать… Правильного ответа вообще не существует! В принципе. Какая-то ловушка, поистине сатанинская!!..

И то, что я обо всём этом думаю — тоже уже конец, — он даже привстал и раскрыл в ужасе рот, осознав неожиданно это. — Значит, я в ней сомневаюсь! А если сомневаешься, значит, не любишь. Когда любят — не сомневаются. И прощают… Находят силы прощать… Но за что «прощать»!!? Когда любят ведь — не изменяют! Это невозможно! Так что и «прощать» не за что. Когда любишь. А если есть за что — значит, уже нет любви. А значит, и простить нельзя. Невозможно! Сил нет…

Чёрт!!! Какой-то замкнутый круг!! Ведьмин! Морок!!! — Бузунов в бешенстве стукнул кулаком по спинке дивана, на котором лежал. — Точнее, эрозия, — тут же с горечью расхохотался он, вспомнив любимое, постоянно употребляемое демоном словечко. — Выветривание скал. Выветривание чувств. Эрозия любви! Вот и ещё сегодня несколько пылинок куда-то вдаль унеслось. Навсегда! А всего-то и — пара вопросов. Слабое дуновенье ласкового и тёплого такого ветерка!.. А что-то безвозвратно утеряно! И не вернуть этого теперь уже никогда. Этих пылиночек. Песчиночек… Никогда… — в тоске повторил он и заметался. –

Никогда я уже не забуду, что измена — никакое это не табу, а всего лишь чисто рассудочная категория. Нельзя не потому, что нельзя, и потому что не ст_О_ит. Себе дороже обойдётся. Но вообще-то, в принципе, при некоторых обстоятельствах, при крайней необходимости… — бывает, что оно и можно!.. Во всяком случае, есть тема для обсуждения, — Бузунов возбуждённо перевернулся несколько раз на своём диване. –

Вот людоедство, скажем, — это табу. Нельзя, потому что нельзя! Без всяких скидок на обстоятельства. Людоед — вне закона и вне морали. Независимо ни от чего! Вот в Поволжье, я читал, в 30-е годы во время голода матери сами детей убивали, а мясо их в бочках солили и других детей им кормили. Просто, чтобы хоть их спасти. Хоть кого-то! Но такие семьи уничтожались безжалостно, если это вскрывалось. Их отстреливали, как бешеных собак. Беспощадно!.. И это правильно! Потому что это — никакие уже не люди. Н_Е_люди! Они преступили черту. Вольно или невольно. И людские законы к ним больше неприменимы, — Бузунов вспомнил виденные им когда-то в журнале фотографии: «Семья людоедов» — обычные с виду мужчина и женщина… дети… — и его передёрнуло от омерзения. –

С людоедом рядом и находиться-то страшно. Как с каким-то диким зверем. Или чудовищем. Можно сколько угодно его «понимать», но находиться с ним — страшно. Его все избегают, все от него шарахаются. Даже если его только в раннем детстве человечинкой кормили. Подкармливали. Как в Поволжье. И его тут вины никакой нет. Всё равно! Нелюдь! Преступивший черту. Нарушивший табу. Бешеная собака. От которой даже звери все бегут.

А измена — это… так!.. Баловство. Игра-с. Тема для обсуждения. Дать — не дать! «Ну что, милый?.. Может, мне всё-таки дать?.. Ваське?.. А?.. Для пользы дела!» — «Ну-у, не зна-аю!.. Ну, дай… разочек… Или нет!! Не давай!! Не-ззя!.. Мы же любим с тобой друг друга!»

Н_Е_люди! Люди так рассуждать не могут. А мы — можем. Значит, никакие мы уже не люди. Нелюди. Нечисть! Осиновый кол в сердце!

За первой ночью последовала вторая. Потом третья, четвёртая… Скоро Бузунов потерял им счёт. Все они слились для него в какой-то один, сплошной непрекращающийся кошмар. Вопросы, вопросы, вопросы!.. Какие-то совершенно нечеловеческие. На которые не было ответа. Просто, похоже, не существовало! Но которые, тем не менее, теребили душу и отмахнуться от которых было невозможно. И которые раскалёнными гвоздями, огненными буквами вонзались, впивались, впечатывались в сердце, в душу и застревали там намёртво. Оставались навсегда! Навечно. Так, что не забудешь их уже потом никогда, даже если и захочешь. Не выдерешь! Даже с кровью. Никакими клещами.

Можно ли предать ради любви?.. Какого-то другого, постороннего тебе человека? Совершить по отношению к нему подлость?.. Можно?.. А признаетесь Вы потом в этом Вашей любимой?.. А знаете ли Вы, что предавший единожды!?.. Неважно кого!.. Не признаетесь?.. Значит?.. Изменяете ли Вы во сне Вашей любимой?.. А почему?.. Почему Вам не всегда снится именно она?.. В эротических снах… Значит?.. А почему Вы своей любимой об этом не рассказываете?.. Скрываете?.. Стыдитесь?.. Значит?.. А вот как Вы думаете, если Вашей любимой предоставить «неопровержимые» доказательства Вашей неверности, кому она поверит? Или чему? Вам или этим «доказательствам»?.. Вам? А давайте попробуем?.. Нет?.. Не хотите?.. Значит?.. А хотите, я Вам про неё кое-что сейчас расскажу? Или покажу?.. Не хотите?.. Боитесь?.. Значит?.. Значит?!.. Значит??!!.. Значит???!!!..

— Да ничего это не значит!!!! — в пьяном угаре орал Бузунов, грохая изо всех сил своим стопудовым кулачищем по столу. — Ни-че-го!! Эротические сны-то здесь причём!? Мало ли я кого во сне ебу!!??

Пил он теперь постоянно. Аккуратно напивался с самого утра до положение риз, в надежде хоть как-то отвлечься, забыться, отключиться. Убежать от реальности.

Но убежать не удавалось. Ни отвлечься и ни забыться. Только хуже по сути становилось. Но и не пить Бузунов не мог. Он просто физически ощущал, как тает, исчезает куда-то, утекает между пальцев, улетает по крупицам его великая любовь. Ну, может, и не великая, ладно!.. но уж, по крайней мере, подлинная, настоящая. Как он сам до сих пор считал. Самое ценное, что у него вообще было в жизни. И что, как он всегда полагал, у него не отнять никому. Только разве что смерть!!.. И вот теперь… «Не отнять»!..

— Эрозия!.. — в смертной, неизбывной тоске по-бараньи мотал головой Бузунов, сидя за грязным, уставленным объедками столом и чувствуя, как слёзы бегут и бегут, скатываются у него по щекам. — Эрозия… Будь ты проклят!! Дьявол… Сатана… демон!.. Будь ты проклят!!!

3

— Н-да!.. — мужчина с каким-то даже сожалением разглядывал обросшего всего, небритого и опухшего от беспрерывного двухнедельного пьянства Бузунова. — Ладно, Федор Федорович, будет с Вас, пожалуй!

— Что? — поднял на него мутные глаза Бузунов.

Он уже вообще почти ничего не понимал и не соображал. Водка… сны… водка… водка… Сон и явь слились для него воедино, переплелись в его сознании в один какой-то бесформенный и безобразный клубок, в бред без начала и конца. Всё длящийся, длящийся и длящийся … Всё не кончающийся никак и не кончающийся…

Он и сейчас не был уверен, а не снится ли ему всё это? Демон этот?.. Может…

— Идите-ка домой, Федор Федорович, и ложитесь спать. И прощайте! — с этими словами мужчина повернулся и пошёл прочь.

Бузунов некоторое время тупо смотрел ему в спину, потом тоже развернулся, забыв сразу о цели своего похода (вообще-то он направлялся в винный, как обычно, — за водкой) и побрёл домой. Дома он сразу же разделся и лёг спать. Как ему и было сказано. И спал он на этот раз крепко и без сновидений. Впервые за последние две недели. Собственно, впервые с момента самой первой своей встречи с этим… как его?.. человеком?.. злым духом?.. Ну, словом, с НИМ.

Бузунову казалось сейчас, что это было когда-то давным-давно, в какие-то незапамятные времена, в какой-то другой совсем, счастливой жизни. Где он верил наивно в дружбу, в любовь… И не знал ещё ни про какие эрозии. И где никто не задавал ему никаких сатанинских вопросов. И не предлагал услужливо отведать наливного яблочка с древа познания добра и зла. Да, он был счастлив тогда, в своём раю, в своём неведении, только, к сожалению, не осознавал этого! Не осознавал…

Бузунов лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь чувством какого-то странного покоя и умиротворения. Голова не болела, не тошнило (как все эти последние дни с утра) и вообще чувствовал он себя прекрасно. Даже настроение было отличное. Он, признаться, и забыл уже, как это бывает.

Да и с чего бы вдруг?! Бузунов настороженно прислушался к себе. Сны!! Сегодня он не видел снов. Никаких! Это было невероятно. Бузунов, ещё боясь до конца поверить, осторожно порылся в памяти, припоминая. Точно! Он же вчера наяву, на улице, возле магазина с этим… с НИМ столкнулся, и тот ему сказал что-то типа: «Хватит с Вас»?.. или «Будет с Вас»?.. Ну да, точно! «Будет с Вас»! Так прямо и сказал: «Будет с Вас, Федор Федорович». Так это мне, значит, не приснилось?! Не померещилось? Это и правда было?!!.. И что теперь? Неужели?!!.. Неужели всё закончилось???!!!

Бузунов полежал ещё немного и настороженно открыл наконец глаза. Ну да! Он лежал у себя в спальне, раздетый, на своей собственной кровати. Он не помнил ясно, как он вчера пришёл домой и лёг, как раздевался, разбирал кровать… — но не важно! Значит, раздевался.

Бузунов поискал глазами часы.

Так, сколько время?.. Ого! Это сколько же я проспал?.. С ума сойти!.. О-ох-хуеть!

Он откинул не торопясь одеяло и, зевая, сел на край кровати.

Да-а-а!.. Поспа-ал я! Это, что называется, от души! Та-ак… Чего…

Внезапно взгляд его упал на лежащую на ночном столике тетрадку, и он непроизвольно вздрогнул, отпрянул и зачарованно уставился на неё, как на ядовитую змею. На гюрзу! Или африканскую мамбу.

— Держите, Федор Федорович, почитаете на досуге, — будто наяву услышал он вновь знакомый голос того… ну, словом… тьфу-тьфу-тьфу! Когда он это сказал??!! Во сне?.. или вчера, при встрече?.. Или вообще прямо сейчас!!!???.. И-е-бать мой хуй!

Это было послание из ада. Из его кошмаров. Реальное и зримое. Невероятным образом материализовавшийся сон.

Может, не брать?.. Не читать?.. Выкинуть, пока не поздно, и дело с концом?!.. Ну её к ляду!

Но рука его уже сама собой тянулась к зловещей, но такой манящей теперь тетрадке. Бузунов взял её, помедлил немного, вздохнул глубоко и нерешительно наконец раскрыл.

Это был чей-то дневник. По крайней мере, так было написано на первой странице. Беглый, небрежный, торопливый почерк… обложка отсутствовала… Вообще тетрадка была в ужасающем состоянии. Некоторые страницы вырваны, помяты, слова зачёркнуты… Начало, судя по всему, тоже отсутствовало. Как и обложка.

Бузунов хмыкнул в недоумении.

Ну, и чего?.. Зачем он мне?.. Этот «дневник»?..

Вырванные страницы… ещё и ещё… Так, какой-то обрывок… что-то неразборчивое… Чёрт! залито всё чем-то!!.. Ага, стихи!..

Бузунов снова хмыкнул и стал читать.

Хм… Хорошие стихи. Но причём здесь? …

Он пожал плечами и стал листать дальше.

Опять вырванные страницы … Опять … Снова стихи!

Бузунов нахмурился. Что это, блядь, за «дневник»?! Стихи какие-то уж больно мрачные… Невесёлые…

Его стала охватывает какая-то смутная тоска, какое-то неясное предчувствие.

Чёрт! Может, не читать дальше?.. А?..

Какие-то непонятные пустые страницы… А это что? Текст.

Наконец-то!..

«… любовь. Что такое любовь? Накал страстей, сверхвысокая температура! Как в центре звезды. Вообще аналогия очень удачная. Полная! Мне вообще кажется, что в мире чувств действуют те же самые законы, что и в обычной физике. Притяжение-отталкивание и пр. А почему бы и нет? Ведь природа, судя по всему, единообразна. Во всех своих проявлениях. Так что… ничего удивительного.

Ну, так вот. Центр звезды. Миллионов градусов. Распад вещества. Всё распадается на атомы. На протоны и электроны. Остаются только простейшие соединения. Водород. Всё очищающее пламя, в котором сгорает всё. Прошлое, настоящее… богатство… бедность… Всё!! Неважно, что было; неважно, что будет. Нет и не может быть ни сомнения, ни недоверия. Ничего! Это уже более сложные соединения, они не выдерживают сверхвысокой температуры. Как только они появляются — всё! Любви уже нет. Начался процесс остывания. Как только температура снижается — сразу же начинается структуризация вещества: появляется грязь, накипь, золото, алмазы — что угодно! в зависимости от ситуации. Хорошее или плохое, доброе или злое. Неважно! Но это уже не любовь!! Ничего этого в центре звезды существовать не может. Это уже жизнь опять вступает в свои права. Это уже остывание. В центре звезды — лишь водород! Больше эту температуру не выдерживает ничто. А как только начинаются более сложные эмоции… Ну, в общем, всё ясно.

Именно поэтому некорректен вопрос: ну, любовь!.. и чем они там занимаются?.. всё равно ведь скука, привычка, рано или поздно!..

Нет!!! Температуры в миллионы градусов не выдерживает ничто!! Ни скука, ни привычка — ничто! Чем они занимаются?.. Да ничем! Неважно! Не имеет значения! Может, просто сидят и молча смотрят друг на друга. И — счастливы!

Этого никто не знает. Что у них на душе. Потому что нельзя заглянуть в центр звезды. Там не может существовать наблюдателей. Они ведь тоже состоят из обычного вещества, а значит, сгорят, расплавятся. Как и всё остальное.

По-настоящему любящие никогда никому ничего не рассказывают, да и не могут рассказать. Они вообще не общаются с внешним миром. На эмоциональном уровне. Не испытывают такой потребности. Если рассказывают — значит, это уже не любовь. Значит, звезда уже остывает. Гаснет. Это люди, ушедшие за горизонт. И это очень мудро устроено. Никто не может подсказать тебе туда дорогу. Ты сам должен её найти. Дорогу в рай. Потому что оттуда, из-за горизонта, из рая, не возвращаются. А если возвращаются — то только через Лету. Реку Забвения. Другого пути оттуда нет. Они всё забывают! Возвратившиеся. Да это уже вообще не они!

Они не могут вспомнить дорогу за горизонт, потому что у них в этот момент и памяти-то не было! То, что они потом «вспоминают» — всего лишь обман, иллюзия! реальность, пропущенная через призму их нынешних, обычных, земных чувств, и потому искаженная до неузнаваемости.

Ты был в центре звезды, был распылён на атомы, на элементарные частицы! на протоны и электроны! а теперь ты «вернулся». Ну, и что там было? Можешь рассказать? Да и ты ли это теперь? Ведь тогда, там, в центре звезды, тебя нынешнего фактически не существовало!..

Да, так вот. Ты сам должен найти дорогу за горизонт. Если сможешь. И если у тебя хватит топлива — душевных сил, духовного богатства, ума… да всего, что делает человека человеком! — чтобы зажечь новую звезду. Если ты достоин любви. И насколько его хватит, этого топлива? На неделю?.. месяц?.. или на всю жизнь. Это и есть испытание тебя. Кто ты? Человек? Или ничто, мусор… Мразь! Что ты накопил за свою жизнь? В душе? Достоин ли ты любви? Пшик!.. Вот и вся твоя «любовь»?.. Ну, закипела, вроде, водичка. Заиграли гормоны. 100 градусов по Цельсию. Можно чаёк заварить. А нужны — миллионы!! Миллионы!!!

Впрочем, звёзды тоже имеют разную температуру. Чуть горячее, чуть холоднее… Красные… белые… Но всё ещё звёзды. Всё ещё любовь. Да, конечно… И в относительно холодных уже начинают постепенно появляться всё более сложные соединения… И это всё ещё любовь. Но чем больше звезда остывает…

О том, что происходит внутри звезды, в душах по-настоящему, истинно любящих, можно судить лишь по косвенным признакам — по спектральному анализу. Излучение каждого химического элемента узнаваемо и, таким образом, изучая свет звезды, можно определить, что именно находится в её центре. Только так! Прямое же наблюдение — невозможно.

Да… Центр звезды… Чёрная дыра! Вот ещё одна прекрасная аналогия. Другое пространство-время. Никто не знает, что там, внутри. Вот что такое любовь!

Нельзя спросить любимого об измене.

Нельзя спросить любимого о его прошлом.

Нельзя спросить любимого, где он был вчера.

Нельзя …

Нельзя …

…………

Нельзя …

Как только эти вопросы начинаются — всё! Звезда остывает. Вопрос: «где ты был вчера?» означает по сути: «я тебя больше люблю». Звезда погасла. Умерла. Всё! Конец. Конец …»

Ещё несколько вырванных страниц. Точнее, не вырванных даже, а просто-напросто выдранных с корнем.

Всё?.. Нет. Последние, чудом уцелевшие строчки. Опять стихотворение!.. А что это за подозрительные бурые пятна? Чем всё-таки весь дневник этот залит?!.. Чёрт! Похоже на… Да нет, не может быть! причём здесь кровь?..

Бузунов ещё раз с сомнением оглядел странные засохшие кляксы на бумаге, даже понюхал их зачем-то! и недоверчиво покачал головой. Ему стало что-то совсем не по себе. Даже стихотворения читать отчего-то расхотелось.

Нет, ну надо всё же дочитать!..

Он поколебался мгновение, потом всё-таки сделал над собой усилие и опустил глаза…

Д-дьявол!

Бузунов посмотрел на всю изодранную тетрадку, на непонятные пятна на бумаге, вспомнил, как эта тетрадка вообще к нему попала… Потом покосился на последний листок, снова пробежал глазами неровные, прыгающие строки…

Дьявол!! Что это за стихотворение такое?! Как с того света! Послание. Да и оба предыдущие…

Или словно человек туда отправиться собирается! На тот свет! — озарила его внезапно страшная догадка. — Звезда его погасла. О которой он сам пишет.

Бузунов с невольным ужасом быстро захлопнул тетрадь и резким, чисто рефлекторным судорожным движением тут же отодвинул её подольше от себя.

На фиг!!.. На фиг, на фиг!.. На фиг мне всё это надо!! Такие «дневники». Меня всё это не касается! У меня, слава богу, всё кончилось!

Он, словно подчиняясь какому-то внезапному порыву, импульсивно вскочил с кровати, схватил тетрадку и выбросил её в раскрытое окно. Замер на секунду, неизвестно к чему прислушиваясь, но, кроме обычного шума, слышно, разумеется, ничего не было.

Бузунов вздохнул с облегчением, повернулся и отправился наконец в ванную умываться.

Кончилось!.. Всё кончилось!!.. У меня всё кончилось!!!.. — монотонно всё повторял и повторял он про себя.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Что стало с тем человеком, автором дневника?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Он покончил с собой. Вскрыл себе вены.