И настал двадцать второй день.
И сказал Люцифер Своему Сыну:
— Эгоизм лежит у человека в основе всего. Даже любви. По-настоящему человек любит только самого себя. Все остальные чувства относительны. Имеют свою пробу и цену.
1
Чашка выпала из рук Маера и с грохотом упала на блюдце. Осколки разлетелись по всему столу и посыпались на пол. Брызги горячего чая залили Маеру брюки и всю рубашку. Но Маер ничего этого не замечал. Он сидел в оцепенении, раскрыв рот, и смотрел на телевизор. На телеэкран. Состояние его было близко к шоковому.
Как это «разбился»?!.. «Все погибли»!.. Как это «все»?!.. Как!? Не верю!! Не может этого быть!!! Может, это все-таки другой самолет?.. Не тот?.. «Москва — Сочи»… Ну, да!.. Москва — Сочи… Не может быть!!!!
Таня, жена Маера, с его пятилетним сыном летела именно на этом самолете. Москва — Сочи. Именно сегодня. Маер сам их на аэродром отвозил. Он и лететь вообще-то вместе с ней собирался, но так уж получилось, в последний момент… Билет сдать пришлось… дела проклятые. Как обычно.
Решили, что он завтра-послезавтра прилетит. Как получится. Как уладит тут всё. И вот… «Уладил»! И ведь она не хотела одна лететь, он ее сам уговорил! Настоял. Просто чуть ли не насильно заставил! «Чего вам тут в Москве в этой жаре париться!.. Пара лишних дней… У моря…»
«У моря». «Пара лишних дней». Длиною в вечность. Бог ты мой! Они бы сейчас живы были! Живы!! Мы бы вместе сейчас сидели и чай пили. Я сам их убил. Сам! На смерть отправил. Сам! Сам!! Сам!!! Я убийца. Господи! Господи…
Маер мучительно застонал, закрыл глаза и принялся раскачиваться взад-вперед на стуле. Он чувствовал внутри какую-то сосущую, ледяную пустоту, которая всё разрасталась, разрасталась… какую-то чудовищную, неимоверную тяжесть, которая на него откуда-то сверху всё наваливалась, наваливалась, наваливалась…
Когда Маер пришел в себя, он обнаружил, что лежит на полу на кухне среди осколков посуды, в луже тепловатого чая. Судя по всему, с ним случилось что-то вроде обморока, и он на какое-то время потерял сознание.
Лучше бы я тут и умер, на этом грязном полу… — в бесконечной тоске подумал Маер, даже не пытаясь подняться. — От инсульта какого-нибудь или разрыва сердца. Это лучше всего было бы.
Он полежал еще немного, потом всё же нехотя пошевелился и, кряхтя, медленно, с трудом встал с пола.
Надо, наверное, в аэропорт позвонить… — вяло стал соображать он. — А вдруг это всё-таки не тот рейс?.. Хотя, какой там «не тот»! Москва — Сочи. Тот самый. Он же сам их в самолет сажал. Д-д-да-а… «Посадил». Называется. Дда-аа…
Господи! Гос-по-ди!! Но почему?! Почему??!! Почему всё так получилось?! Почему я с ними не полетел?! Лучше бы мы все вместе разбились. Или вообще я один, а они бы живы остались. Это невозможно! Как я теперь жить буду! Зачем мне вообще теперь жить?! Зачем?!
Маер бесцельно побродил по пустой квартире. Переодеться или убраться на кухне ему даже не пришло в голову. Всё это было не важно. Не имело значения. Ничего теперь вообще не имело значения. Кроме одного. ИХ БОЛЬШЕ НЕТ! Нет!! Вот вчера они были, смеялись, шутили — а сегодня их уже нет. Нет! и никогда больше не будет! Никогда! Какое страшное слово! Нечеловеческое какое-то. Ни-когда. Бездна. Ничто. Пропасть. Провал в вечность. Всё пройдет, всё изменится… Время… боль… Я могу прожить еще много лет… Состарюсь… умру. Но сколько бы я ни прожил, их я уже не увижу. Они уже не вернутся. Никогда.
Маер чуть не завыл от нестерпимой боли, которая терзала раскаленными когтями душу, сминала ее в комок, рвала на части. Ему страстно захотелось разбежаться, броситься на стену и разбить об нее голову. Или еще лучше просто выпрыгнуть из окна. С балкона. Да-да! Немедленно! Вот прямо сейчас!! Чего тянуть!
Маер шагнул стремительно к открытой балконной двери и вдруг замер, как вкопанный. На балконе кто-то был. Какой-то худощавый мужчина лет сорока стоял, облокотившись на перила, и задумчиво курил. Услышав движение Маера, он с некоторым недоумением обернулся, кинул взгляд на часы и потом только, подняв глаза на Маера, приветливо ему улыбнулся.
— А!.. Ну, да!.. Арнольд Леопольдович! Время! Кажется, я замечтался… — мужчина вздохнул. — Ладно, давайте пройдем в комнату, поговорим! — предложил он всё с той же легкой полуулыбкой. — А с балкона выпрыгнуть Вы всегда успеете, — мягко добавил он, видя, что Маер не трогается с места. — Право же! Время у Вас для этого еще будет, уверяю Вас. И предостаточно.
Маер смотрел на своего неожиданного гостя и не мог отвести то него глаз.
Может, я брежу? — подумал он. — Рехнулся от горя? С ума сошел? Я читал, что такое бывает. А это у меня просто галлюцинация?
— Да нет, Арнольд Леопольдович, я не галлюцинация! — засмеялся мужчина и стряхнул на улицу пепел. — И с ума Вы пока еще не сошли, не бойтесь. Можете не сомневаться. (У Маера глаза на лоб полезли. Он даже страх какой-то невольно почувствовал. Да что это? Что за чертовщина?!) Давайте всё-таки в комнату пройдем, — мужчина щелчком выбросил сигарету и шагнул в комнату, — и всё спокойно обсудим. Это касается Вашей жены и ребенка. Вам будет интересно, я полагаю…
Маер почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Мир вокруг вдруг закачался.
«Насчет жены и ребенка»… Может, они… живы???!!!
Всё остальное сразу же вылетело у него из головы. Про чтение мыслей, чертовщину и прочее. Потом, потом, потом!
Мужчина между тем небрежно развалился в кресле и жестом указал на соседнее кресло Маеру. Как будто именно он, а не Маер, был здесь хозяином. Впрочем, Маеру было сейчас не до того. Он послушно уселся в кресло, на самый краешек, и, наклонившись весь вперед, напряженно впился глазами в своего собеседника.
— Вы сказали: насчет жены и ребенка, — хрипло проговорил он. — Они… живы?..
Мужчина чуть помедлил, изучающе глядя на Маера.
— Нет, — наконец сказал он. (Маер отшатнулся, как от удара.) — Сейчас — нет.
— Что значит: сейчас? — Маер ощутил вдруг, что в душе у него, несмотря ни на что, зарождается какая-то безумная надежда. Что значит «сейчас»!!?
— Именно то, что я сказал, — холодно отчеканил мужчина. — Это значит, что сейчас они мертвы. (Маер почувствовал, что кровь отливает у него от лица.) Но, впрочем, это поправимо, — краем губ усмехнулся мужчина, заметив, по всей видимости, состояние своего собеседника.
— Как это «поправимо»? — в горле у Маера пересохло. — Их можно оживить? Пересадить органы или что? Вы кто? Врач?
— Какие «органы»! Опомнитесь, Арнольд Леопольдович! — мужчина укоризненно покачал головой. — Авиакатастрофа! Вы знаете, что от людей после авиакатастрофы остается? Чего тут можно «пересадить»?!..
— Тогда… что… же?.. — слова застревали в горле. Маер с огромным трудом, с длинными паузами, выталкивал их из себя. — Кто… Вы?..
— Это важно? — мужчина, поняв брови, вопросительно посмотрел на Маера. Тот молчал. — Я могу предположить Вам сделку, — так и не дождавшись ответа, спокойно продолжил мужчина.
— Сделку?.. — тускло, без всякого выражения, переспросил Маер. У него уже просто не осталось сил ни на какие эмоции.
— Ну, или договор, — весело засмеялся мужчина. — Как Вам больше нравится?
— Вы… кто?.. Дьявол?.. — Маер и сам не знал, зачем он это опять спросил. Просто чисто автоматически. А вообще-то ему было всё равно. Он чувствовал себя как боксер после нокаута. Когда всё вокруг качается, колышется, расплывается, и ты даже не понимаешь толком, где ты и что с тобой происходит.
Мужчина посмотрел на Маера чуть внимательней и опять усмехнулся.
— А какая Вам, собственно, разница? А?.. Арнольд Леопольдович? — мужчина хмыкнул и погладил безымянным пальцем бровь. — Вы же, кажется, покончить с собой только что хотели? Разве нет?.. А самоубийцы знаете, куда отправляются? Смертный грех ведь это! Так что… — мужчина иронически скривился и чуть пожал плечом.
Маер тупо слушал. Ну, говори, говори! Чего тебе от меня надо? Хватит уж вокруг да около ходить. Заканчивать пора… Устал я… Сил нет…
Он даже позу не переменил. Так и сидел, сгорбившись, безвольно опустив руки, на кончике кресла.
— Итак, Арнольд Леопольдович, я могу вернуть Вас в прошлое, — мужчина поглядел в упор на Маера. Тот смотрел на него во все глаза, ничего не понимая. — На сутки назад. И Вы сможете всё изменить. Ваша жена с ребенком не полетят тем рейсом и не разобьются.
— Что-о!!?? — закричал Маер и вскочил с кресла, чуть его не опрокинув. — Вы это действительно можете?!
— Сядьте… сядьте! — успокаивающе помахал ладонью мужчина. — Сядьте.
Маер медленно сел.
— Ну, так что Вы на это скажете, Арнольд Леопольдович? — мужчина выжидающе замолчал.
— Как «что»?! — опять чуть не закричал Маер. — А, ну да… Вы же, наверное, душу мою за это хотите? Да пожалуйста! Берите. Я согласен.
Мужчина расхохотался. Однако глаза его при этом не смеялись. Они оставались холодными, ледяными и смотрели на Маера с какой-то непонятной издёвкой. Маеру даже не по себе как-то стало от этого взгляда.
Да чего это я?! — растерянно подумал он. — Боюсь я его, что ли? Чего мне бояться, если я ничем не дорожу? Ни на том, ни на этом свете. Ни жизнью, ни душой. А больше у меня ничего и нет. Так что и терять мне нечего.
И, тем не менее, ему вдруг стало почему-то страшно. Очень страшно. Охватило томительное предчувствие какой-то надвигающейся беды; ощущение, что происходит что-то ужасное, что он совершает сейчас какую-то чудовищную и непоправимую ошибку. Страшную ошибку. И назад пути уже не будет.
— Ну, что Вы, Арнольд Леопольдович! — мужчина перестал смеяться и уже откровенно-насмешливо покачал головой. — Что Вы!.. Ничего я от Вас не хочу. Никакую душу. Я всё для Вас даром сделаю. Бесплатно. От чистого сердца. Всё, что мне нужно, это всего лишь Ваше согласие.
Слова «от чистого сердца» прозвучали в устах мужчины настолько дико, что Маер даже глаза невольно опустил. Впрочем, он решил ни на что больше не отвлекаться, ничему не удивляться и вообще не обращать ни на что внимания, а говорить только по существу.
Не нужна душа? Тем лучше. Мне она и самому пригодится. Даром? Тоже неплохо! Да просто замечательно! Даром, так даром. Дело ваше. Только делайте хоть что-нибудь, черт вас возьми, делайте!! Хватит уже болтать!
— Я согласен, — твердо произнес он, глядя прямо в глаза своему собеседнику. Дальше-то, мол, что? Долго мы еще в кошки-мышки играть будем?
Мужчина, похоже, действительно читал мысли Маера. Он снисходительно усмехнулся и лениво протянул:
— Ладно, Арнольд Леопольдович, давайте уж перейдем у делу… Да, собственно, и переходить-то особо нечего. Всё очень просто. Вы перенесетесь сейчас… ну, скажем, в тот самый момент, когда Вы уговариваете жену лететь без Вас. Ну, а дальше уже сами разберетесь. Что и как ей сказать. Да и говорить-то, собственно, ничего не надо будет. Она же и сама не хотела лететь.
(При этих словах Маер почувствовал ком в горле. «Ничего-ничего! — подбодрил он себя и судорожно сглотнул. — Сейчас мы всё исправим!»)
— Только вот что… — мужчина чуть помедлил и посмотрел на Маера с каким-то странным выражением. Тот невольно замер. Что еще?! — Маленький нюанс.
(Вот оно! — похолодел Маер. — Вот он, подвох!)
Совсе-ем маленький. Малюсенький! — мужчина даже двумя пальцами показал, о какой действительно крайне незначительной вещице идет речь.
Маер буквально окаменел. «Вот оно! Вот оно! — лихорадочно стучало у него в голове. — Сейчас все сорвётся!!» Он и сам не знал, чего он, собственно, ожидал услышать, но наверняка что-то ужасное!
Мужчину состояние Маера, видимо, забавляло. Он еще немного помедлил и после паузы продолжил:
— Вы перенесетесь в прошлое не сразу, а за несколько секунд, даже мгновений. Эти мгновенья Вы проведете в мире с обратным направлением времени. Ну, где время течет из будущего в прошлое.
— И что? — непонимающе уставился на собеседника Маер.
— И всё, — пожал плечами тот.
— Что значит: с обратным направлением времени? — помолчав немного, поинтересовался Маер.
Он ничего решительно не понимал. Чушь какая-то! Кино. Сайнс-фикшион. Впрочем, как угодно! Мне наплевать. Я хоть к черту на рога готов. Только бы!.. А как — наплевать! Делайте, что хотите!
Мужчина ничего не ответил. Он сидел, закинув ногу за ногу, и глядел на Маера всё с тем же непонятным выражением.
— Вода, что ль, будет из раковины в кран снизу вверх затекать, и осколки сами собой склеиваться? — спросил Маер, просто, чтобы хоть что-нибудь сказать и пытаясь неуверенно припомнить, что он знает хоть о таких мирах?.. Да ничего! Что тут можно вообще «знать»?
— Да какие осколки! — в шутливом испуге поднял руки мужчина. — Помилуйте, Арнольд Леопольдович! Вы же там не в реальном режиме жить будете. А в ускоренном. В сжатом. Всего несколько мгновений. Раз! — и Вы уже опять здесь, в нашем мире. С нормальным течением времени. В прошлом только. Уговариваете жену с сыном не ехать. Не лететь…
— Да! да! Хорошо!! — опять сорвался на крик Маер. — Я согласен, согласен, согласен! На всё согласен!! На всё, что угодно! Я же сказал уже!! Вы же видите! Делайте, что хотите, только верните меня туда. Только бы… они… были живы… Только бы!.. Что угодно!..
— Ладно! — мужчина вдруг резко, рывком встал с кресла и посмотрел на Маера сверху вниз. — Что ж, Арнольд Леопольдович, всего хорошего. Приятных сновидений! Воспоминаний… Да, кстати! — мужчина неожиданно заговорщически подмигнул растерявшемуся Маеру. — Если захотите вдруг снова меня увидеть — ну, мало ли! всё бывает! — только подумайте обо мне. Только подумайте! И я явлюсь. До свидания, Арнольд Леопольдович! До встречи! Не забудьте, что я Вам сказал.
2
Маер лежал на кровати и смотрел телевизор. В соседней комнате жена что-то громко объясняла сыну.
Господи! Получилось! Неужели!.. — Маер вскочил с кровати и вдруг замер. Потом медленно, медленно опустился на нее опять. — Бо-ог ты мой!.. Боже праведный!..
Он внезапно осознал, что «помнит» свое будущее, свою будущую жизнь. На те скользнувшие солнечным зайчиком по сознанию, неуловимые почти мгновения, которые он провёл в том, другом мире, в мире с обратным течением времени, прошлое и будущее для него менялись местами. Он жил там из будущего в прошлое, назад во времени, и, соответственно, помнил там свое будущее, как здесь, в обычном мире, мы помним свое прошлое.
И вот сейчас, после возращения в наш, обычный мир, эти воспоминания в нем остались. Они были неясные, туманные, размытые, без каких-либо конкретных деталей, но они несомненно были. Они не стёрлись до конца.
Он вспомнил, как тогда, в квартире, он выбежал на балкон, чтобы броситься вниз!.. покончить с собой!!.. Только не было там никакого мужчины. Никто не стоял там и не курил. И не предлагал никаких сделок. Он кинулся тогда к перилам и вдруг сообразил, что ведь всего только третий этаж, низковато для самоубийства. Просто сломаешь себе что-нибудь — и всё. Насмерть не разобьешься.
Дальше воспоминания теряли свою четкость. Он помнил, как выбегал из подъезда… как нёсся куда-то по улице, не разбирая дороги… как шарахались в стороны прохожие… Потом… потом… Машина какая-то, кажется?.. или метро?.. электричка?.. Нет, все-таки метро, метро!.. Да, метро! Или нет?.. А! не важно! не важно! Какая разница! Не в этом деле.
А в том дело, что он встретил там ЕЁ. «Любовь поразила их внезапно, как удар ножом, как разбойник в ночи, как удар молнии!» Откуда это? Черт, не помню. Но именно так всё и было. Прекрасно сказано!.. «Как удар молнии». Он встретил свою настоящую любовь! Ту, о которой слагают легенды и поют песни. Любовь с большой буквы.
Да, конечно, он любил! Искренно, страстно, нежно любил и свою нынешнюю жену и ребенка, но… Это было все-таки обычное, заурядное, земное чувство. Так любят свои семьи многие, очень многие. Почти все. Это была, по сути, обычная любовь обычного мужчины к обычной женщине.
А то, что встретил он! О-о-о!.. Это было!.. Это было!!.. Это было какое-то вечное, непреходящее счастье, какое-то вечное парение!.. Счастье яркое, ослепительное!.. Как солнце!
И в его жарком, обжигающем пламени робко съёживались и рассыпались в прах, в золу, в ничто бледные и вялые воспоминания о какой-то незаметной, серенькой женщине по имени Таня и каком-то пятилетнем ребенке. Ну, сыне…
Дьявол! — лихорадочно заметался в мыслях Маер. — Надо срочно этого… дьявола вызывать и всё отменять! Все наши с ним договоренности. Как это сделать? Просто подумать?
Мужчина возник немедленно. Он стоял у окна, скрестив ноги и прислонившись спиной к подоконнику, и сразу же приветственно помахал Маеру зажженной сигаретой.
— Ну что, Арнольд Леопольдович! Снова Вы? Я вижу, Вы передумали менять свое будущее?
— Да, — бегая глазами, нехотя выдавил из себя Маер. — Передумал.
— А что так? — мужчина чуть закинул голову и сложенными трубочкой губами лениво выпустил к потолку тоненькую струйку дыма.
— Вы же знаете… — тяжело ворочая языком, пробормотал Маер. — Я встретил ЕЁ, женщину моей мечты. Настоящую любовь.
— Настоящую, говорите?.. — насмешливо усмехнулся мужчина. — Первого сорта, значит… Та была второго, а эта, значит, первого… первой свежести. Как знаменитая булгаковская осетрина. Ну, что ж, похвально, Арнольд Леопольдович, похвально… А почему Вы, кстати, так уверены, что именно эта — настоящая? — мужчина с любопытством посмотрел на Маера.
— Что значит «именно эта»? — в недоумении переспросил тот.
— Ну, а вдруг Вы завтра еще и новую любовь встретите? Еще лучше и «настоящее»? Еще свежее? Совсем уж высшего сорта? Экстра!
Маер растерянно молчал.
— Ладно, Арнольд Леопольдович, — вздохнул его собеседник. — Вы теперь знаете, как меня искать. Если вдруг понадоблюсь… Просто подумайте.
— А зачем Вы мне теперь можете понадобиться? — непонимающе переспросил Маер.
— Ну, всякое бывает! — рассмеялся мужчина. — Всё же относительно. Вы же теперь знаете, жены имеют обыкновение портиться. От длительного хранения. Терять свежесть. Как осетрина. Да и вообще! Зачем пользоваться первым сортом, если где-то существует высший? Человек же должен стремиться к совершенству. Вечно искать свой идеал. В общем, вызовите меня, и мы вместе… подумаем тогда, как Вам помочь. Прощайте. Пока.
— Подождите, подождите! — в панике закричал Маер. — А сейчас-то мне что делать!? Чтобы не менять в будущем ничего?!
— Ничего не делайте, — мужчина опять усмехнулся. — Пусть всё, как шло, так и идет.
— Может, нам с Коленькой лучше все-таки не лететь сейчас? — вопросительно посмотрела на Маера вошедшая в комнату жена, роясь в гардеробе. — Не хочется мне чего-то… Может, лучше все вместе полетим, в понедельник? Когда ты освободишься?
— Нет, Тань, — глухо ответил Маер и опустил глаза. — Нет. Давай уж, как решили. Чего вам тут в Москве в этой жаре париться…
__________
И сказал Люцифер Своему Сыну:
— Предавший единожды, всегда предаст и снова. При первом же удобном случае. Предательство — это черта, преступившим за которую уже нет возврата.