«Perspicuitas enim argumentatione elevator».
(«Очевидность умаляется доказательствами». — лат.)
Цицерон, «О природе богов»
«ПОХУДЕНИЕ !!! 10 кг за 10 дней! Без всяких диет! Результат гарантирован!»
Позвонить, что ли? — Снегирев задумчиво почесал нос и рассеянно похлопал себя по животу. Точнее, по пузу. — Н-да...Что-то я последнее время... Ужас просто! Свинья свиньей. Скоро хрюкать начну, — он с отвращением посмотрел на свое чудовищное брюхо. — Баба прямо беременная, а не мужик! Вообще, надо что-то делать. Ну, куда это годится? Шнурки уже завязать не могу!.. Когда я член-то свой последний раз видел? Глазами, а не в зеркале, в натуре, так сказать? А натюрель. Год назад? Или два?.. «Прощай, член!» Конечно, все мы эту грустную песню рано или поздно поем, но не в тридцать же пять лет! Кошмар! Так разожраться! Распустить себя! А какой я в институте был тоненький и подтянутый!.. Стройненький как... как... кипарис.
Да, «кипарис»!.. — Снегирев, кряхтя, поднялся и пошел на кухню. — Черт! Жрать хочется, сил нет!.. Недавно ведь ел! Ладно, один бутербродик ничего не изменит... С ветчиной... И со сладким чаем... Ну, и рулет уж заодно надо доесть. А то испортится. Неделю уж лежит... Гм! Вкусный рулет... А, черт! Опять обожрался как свинья! И все ведь калорийное! Рулет, бутерброд этот проклятый... На хуй я ел?! Фу-у!.. Надо полежать пойти...Что-то меня совсем разморило... Аж в сон кидает!..
* * *
С животом своим Снегирев последний год боролся неуклонно и постоянно. Истово! И чего он только ни делал, чего ни предпринимал, чего ни перепробовал!.. Диеты, голодания, пояса какие-то электрические, иглоукалывание... Ничего не помогало!! Живот знай рос себе да рос, как на дрожжах. Как будто все это его совершенно не касалось. Все эти, блядь, диеты! «Кушайте только травку!» Я им что, ослик?
А советы эти дурацкие?! «Не ешьте вечером! После семи часов». Ага!... «Не ешьте!» Снегирев как-то попробовал. 7 — не ем, 8 — не ем! 9! — не ем !! 10!!! ... Наконец, в 11 не выдерживаешь и перед самым сном так, на ночь глядя, нажираешься!... Что всю ночь потом пыхтишь и заснуть потом не можешь. «Не ешьте», блин!... Да пошли вы все со своими советами!!!
Ну, чего, позвонить, что ль?.. — Снегирев опять сомнением посмотрел на обведенное им накануне объявление. — Шарлатаны же ведь наверняка какие-нибудь очередные! Знаю же я уже все это!.. А с другой стороны, чего и не позвонить? Что я теряю? Надо же все-таки хоть чего-то, в конце концов, делать?! Целых 10 килограмм всего за 10 дней! А вдруг?!
* * *
— Совершено новая и уникальная методика! — представитель фирмы так лучезарно сиял и улыбался и говорил так уверенно, напористо и убедительно, что не поверить ему было, казалось, попросту невозможно! Снегирев, тем не менее, не верил. Ни единому слову! Слишком уж много он за этот год таких вот уверенных и напористых речей понаслушался. И таких вот жизнерадостных жуликов и веселых проходимцев понавидался. Иглоукалывателей, блядь, мать их за ногу!...
Он невольно поежился и машинально потер себе правое бедро. Ранки так до сих пор до конца и не зажили. Хотя два с лишним месяца уже прошло. Сволочи!!!
— 10 килограмм за 10 дней Вы потеряете гарантированно! Без всяких там диет!
(Снегирев скептически ухмыльнулся про себя. Ну-ну!.. Слышали!.. Знаем!.. Короче, Склифосовский! Ближе к телу! Зря я, чувствую, сюда приперся... Очередной жулик. Слишком уж рожа у него канальская! Да и поет слишком уж сладко...)
— Итак, в чем же состоит наш метод? — представитель фирмы сделал эффектную паузу и замолчал, хитро поглядывая на Снегирева (Ну, и в чем же состоит ваш метод? — злобно подумал тот. — Говори, болтунище ты необузданный!)
— Вы не поверите!... — мужчина сделал огромные глаза и с таинственным видом покачал головой.
— Поверю! — хмуро бросил Снегирев.
— Что? — представитель фирмы на секунду смешался, но тут же быстро оправился. — Так вот!... — новая пауза. (Снегирев заскрежетал зубами.) — Так вот... Вы никогда не сидели в тюрьме?
— Где-е?!... — даже опешил слегка Снегирев, таращась в изумлении на своего собеседника. Такого вопроса он, признаться, не ожидал! — Нет, бог миловал...
— Ну, может знакомые у Вас сидели? — голосом киношного провокатора вкрадчиво поинтересовался его визави, крайне довольный, по всей видимости, произведенным эффектом.
— Н-нет... — неуверенно пробормотал Снегирев, быстро перебирая в уме всех своих знакомых, близких и дальних. Он все еще не мог понять, куда это его собеседник клонит и как это, собственно, может быть связано с похудением? Разговор приобретал какое-то совершенно неожиданное и интригующее направление.
— Так вот! — представитель фирмы удовлетворенно откинулся в кресле, постукивая пальцами по столу. — Тогда то, что я Вам сейчас сообщу, будет для Вас, вероятно, совершеннейшей новостью, — он еще немного помедлил, явно давал своему клиенту возможность созреть. — Практически все без исключения люди, попадающие в тюрьму — особенно впервые! — теряют в первые две недели своего пребывания там в среднем 10‒15 килограмм!... Да-да! — кивнул он, заметив недоверчивый взгляд Снегирева. — Именно так! Причем с питанием это никак не связано. Питаться как раз Вы можете как угодно. Чисто на нервной почве! — он испытующе посмотрел на внимательно слушающего его Снегирева. — Это абсолютно достоверно установленный факт. Причем общеизвестный. Даже странно, что Вы об этом ничего не слышали. Хотя, Вы говорите, у Вас знакомых таких никогда не было... — представитель сокрушенно вздохнул и скорбно покивал головой, будто сожалея горько о том, что ни сам Снегирев, ни кто-либо из его хороших знакомых не сидел никогда в тюрьме и не может, увы, таким образом, на собственном богатом тюремном опыте подтвердить несомненную правоту его, представителя, слов. — В общем, уж поверьте мне на слово! Худеют все! 10‒15 килограмм — это минимум!
— А потом? — все еще недоверчиво спросил Снегирев.
— Что «потом»? — не понял представитель фирмы.
— Потом, наверное, также быстро опять набирают? — хмыкнул искушенный в этих делах Снегирев.
— Ничего подобного! — энергично замотал головой его собеседник. — Ничего подобного! Ничего никто не набирает! Так все на этом уровне обычно и стабилизируется.
— Ну, хорошо! — Снегирев задумчиво покусал нижнюю губу. — Допустим. Хотя, конечно... Но — допустим! Ну и что? Что с того? Я-то тут причем? Или Вы мне что, в тюрьму, что ли, сесть предлагаете? — нервно хохотнул он. — Специально, чтобы похудеть?
— Именно!!.. Именно! — представитель фирмы смотрел таким ясным, чистым и открытым взглядом, что Снегирев даже растерялся. — А почему бы и нет?! Ну, не по-настоящему, конечно!.. Не всерьез... — мужчина успокаивающе поднял вверх обе руки, видя, что Снегирев порывается что-то сказать. — Просто, чтобы похудеть. Наша фирма заключила договор с одной из тюрем, так что все будет очень естественно. Настоящая камера, настоящие зеки — ну, соответствующим образом подобранные, конечно, так что никаких проблем у Вас с ними не возникнет, это мы гарантируем!.. Но в остальном — полный антураж. Нары, параша... Ну, в общем, настоящая камера! Впечатлений получите массу! — представитель жизнерадостно заржал. — Будет потом, что вспомнить! Да и вообще, настоящий мужчина должен хоть раз побывать в тюрьме!.. Ну, и похудеете заодно. 10 килограмм я Вам гарантирую! А то и все 15. Ну, как? Согласны? Интересное предложение?!.. А? А я Вам что говорил?! Наше ноу-хау!
— И сколько это будет стоить? — криво усмехнувшись, медленно, с расстановкой поинтересовался Снегирев. — Это ваше ноу-хау?..
Второй только день!.. — с тоской думал Снегирев, ворочаясь на узкой и жесткой железной кровати. «Шконке», по-местному, по-тюремному, как он уже успел выяснить. — Это же сколько еще?.. Целых восемь дней! Даже восемь с половиной! Да я здесь с тоски подохну! На хуй я во все это ввязался?! Во весь этот бред! В это, блядь, «ноу-хау».
То, что это бред, Снегирев понял почти сразу, в первый же день. Причем полный! Полный бред!! Полнейший! Одно дело всерьез сидеть, когда не знаешь, что с тобой завтра будет, и срок тебе реальный светит, лагерь и прочее — и совсем другое, в игры эти играть. Идиотские. С бездарными актерами к тому же. С супервежливыми охранниками, не знающими очевидно, как себя в этой ситуации вести, и со специально подобранными заключенными — какими-то древними, замшелыми дедами, тихими и безобидными. Дуют себе целыми днями свой чай — и ничего им больше и не надо. Или телевизор смотрят. Караул!
Да у меня тут крыша с ними за эти десять дней поедет! — Снегирев раздраженно стукнул кулаком по шконке. — Тюрьма, блядь!.. Да не тюрьма это, а дом престарелых какой-то! А посещение туалета?! Звуки все эти из-за шторки? Кряхтенье и сопенье? Это вообще отдельная песня! Или он здесь по-другому как-то называется... Не туалет... «Дольняк». Ну, не важно! Дольняк, не дольняк — заебали меня уже все эти дольняки!! И вообще вся эта «тюрьма»! Домой хочу! — он дернулся и пребольно ударился коленом о стену.
К тому же бессмысленно все это! — все еще шипя, продолжал злобно думать Снегирев. — Хуй я здесь похудею! Я же знаю, что все это не всерьез. Какая у меня может быть «нервная почва»? Еще потолстею только, чего доброго, еще больше! Без движения. Лежишь тут круглые сутки напролет... Делать абсолютно нечего, — он снова завертелся на проклятой шконке, пытаясь принять хоть сколько-нибудь удобное положение. — Полежишь, полежишь, потом думаешь: а не поесть ли? И так целый день. Благо, жратвы — навалом. Полный холодильник. Чего хошь! Хошь тебе пирожные, хошь морожные!.. Деды на меня эти вообще как на какого-то бога смотрят. С небес им ниспосланного. Чуть ли не молятся. Да и охранники тоже косятся. Они и сами-то, небось, этого никогда не видели. Только на витрине супермаркета, разве что. Какая у них там зарплата!..
И мне еще тут какую-то баланду с понтом подают! «Обед»!.. «Обедать будете?» Тьфу, комедия! Сваливать, короче, надо. Время только здесь терять. Черт с ними, и с деньгами, пусть пропадают! Скажу, чтоб забирали меня отсюда. На хуй! Хорошего — понемножку!
* * *
Дверь камеры с лязгом распахнулась. «Проверка!» Снегирев с неохотой вылез из-под одеяла и, зевая, сел на шконке.
Заебало уже все это! Остопиздело! Игры эти тюремные. Где этот болван— представитель?! Сказал же вчера охранникам, чтобы срочно его вызвали! Чтобы передали: «насчет договора». Десять раз повторил! Ну, и где же он? Твою мать! Везде бардак! Лишний день, что ли, здесь теперь торчать придется? На шконке валяться. Чай с дедами пить.
— А тебе что, особое приглашение?!
Снегирев с удивлением поднял глаза. Рослый незнакомый охранник буквально нависал над ним, излучая злобу и раздражение. Деды, оказывается, уже как-то незаметно выскользнули из камеры. Испарились. Остался он один. И охранники. Все незнакомые, злые, агрессивные. Расхлюстанные какие-то. Снегиреву показалось даже, что они пьяные. По всей видимости, новая смена. И все они злобно глазели сейчас на него. Он их всех задерживал.
Снегирев почувствовал невольную робость.
Их что, не предупредили? — беспомощно подумал он.
— Ну, чего расселся?! Тебе говорят! — охранник грубо схватил его за плечо. Пальцы у охранника были железные.
— Как Вы смеете! — фальцетом закричал перепуганный Снегирев, дергая плечом и пытаясь освободиться. — Вы с ума сошли! Я не заключенный! Я здесь по договору! С фирмой!.. С фирмой!.. — от волнения он никак не мог вспомнить название фирмы.
Охранники переглянулись.
— А-а!.. по договору!.. — зловеще протянул один, вероятно, старший. — Так это ты тот боров, который у нас худеет? — он рывком распахнул холодильник и заглянул внутрь. — Поня-ятно... Курорт себе здесь устроил?!.. Санаторий?.. Мы тут за гроши горбатимся, а ты, значит, жируешь?! Хозяин жизни?! Икру жрешь? Баб наших ебешь? («Каких баб?!» — пискнул совершенно ошалевший Снегирев.) Для людей тюрьма, а для тебя игра? Думаешь, за деньги все купить можно?! Похудение, значит?.. Ладно, ты у меня похудеешь!.. Я тебе устрою похудение!
Охранники опять переглянулись.
— Одевайтесь и выходите из камеры! — официальным тоном приказал Снегиреву старший.
То, что охранник вдруг стал обращаться к нему на «Вы», почему-то испугало Снегирева еще больше. Он торопливо вскочил и стал суетливо одеваться, застегивая рубашку и все никак не в силах попасть руками в рукава и справиться с непослушными пуговицами. Пальцы тряслись.
Охранники молча за ним наблюдали. Не торопили больше, ничего не говорили. Просто стояли и смотрели.
Наконец, с рубашкой кое-как было покончено. Снегирев, заправляя ее на ходу в штаны, чуть ли не бегом выскочил из камеры. Деды безучастно стояли в коридоре, уставившись лицом в стену и держа руки за спиной. Им, похоже, было вообще все до лампочки. Сказали стоять — они и стоят. Час, два... — сколько надо. Какая разница? «Ты что, спешишь куда-нибудь?» — обычная тюремная присказка, которую Снегирев здесь уже неоднократно слышал. Стандартный ответ на все вопросы. Типа, «долго еще?» — «А ты торопишься?»
Снегирев под холодным взглядом охранника тоже встал, как все. Лицом к стене, руки за спину! Предыдущие дни он в таких ситуациях, на всяких там проверках, попросту ломался да дурака валял, всякие нарочито-небрежные позы у стеночки принимал, но теперь ему было не до поз. Он чувствовал липкий, накатывающийся страх. Игры кончились! Что-то пошло не по сценарию.
— Проходим! — охранник махнул дубинкой куда-то вглубь коридора. Деды равнодушно поплелись в указанную сторону. Снегирев понуро побрел вслед за ними.
— Куда нас ведут? — тщетно пытался унять он стремительно нарастающую нервную дрожь. Ему становилось жутко. Что-то явно происходило.
Охранник распахнул дверь. Снегирев вместе с дедами гуськом зашли в какое-то маленькое пустое помещение. Дверь захлопнулась. Деды сразу же задымили свои «Примы».
Снегирев закашлялся. В горле у него запершило.
Черт бы все это побрал! — задыхаясь, думал он. — Что все это значит?! Где эта блядская фирма??!! Где эти идиоты???!!!
— Где мы? — кашляя, спросил он.
— На сборке, — не поворачивая головы, меланхолически пояснил один из дедов.
— А чего нас сюда завели?
— Шмон, наверное.
— Какой еще шмон? — у Снегирева и глаза теперь слезились. Камера была совсем маленькая. Ядовитый табачный дым от «Примы» стоял столбом. Просто душегубка какая-то! Газовая камера!
— Ну, обыск, — дед скосил на Снегирева глаза. — В камере.
— Понятно, — пробормотал Снегирев и замолчал.
Хотя «понятно» ему ничего не было. Как раз наоборот! Все было совершенно непонятно. Какой еще обыск?! Или как там его?.. шмон?.. Чего у них искать? Снегирев нутром уже чуял, что это неспроста. Не просто так. Запустился какой-то чудовищный механизм. Все это — продолжение его стычки с охранниками.
Чего им от меня надо? — в отчаянье схватился он за голову. — Чего они ко мне пристали? Ну, чего?! Что я им такого сделал??!!
Заскрежетал ключ. Дверь распахнулась.
— Снегирев!
— Я-я...
— Выходите.
Снегирев неуверенно вышел.
— А что такое?
— Проходите!
Снегирев картинно пожал плечами и двинулся вперед по коридору. Точнее, назад, по направлению к своей камере.
— Руки за спину!
Снегирев поспешно сцепил за спиной руки. Он был противен самому себе.
Вот и их камера. Дверь настежь распахнута.
— Заходите!
Снегирев зашел.
— Ваша мыльница?
— Д-да,.. — запинаясь, подтвердил Снегирев, мельком глянув на свою мыльницу, которую старший охранник почему-то теперь держал в руках. Да что, в самом деле, происходит???!!!
— А это тоже Ваше? — охранник раскрыл мыльницу. Вместо мыла там лежал теперь одноразовый шприц и какой-то белый порошок в целлофановом пакетике.
— Нет! — отшатнулся Снегирев. — Это не мое!
— А чье же? — холодно возразил охранник, со злорадной усмешкой разглядывая Снегирева. — Если в Вашей мыльнице лежало?
— Я не знаю! — в панике закричал Снегирев. — Это не мое!! Это мне подбросили!
— Кто подбросил? — ласково поинтересовался охранник. — Ваши сокамерники? Пишите объяснительную.
— Н-нет!.. Не знаю!.. — смешался Снегирев. Нельзя же просто так обвинять людей! С которыми как-никак два дня вместе в одной камере жил. За одним столом ел. — Но это не мое!! — снова закричал он. — Что я, дурак, что ли, наркотики в мыльнице хранить?! (Что я несу?! — тут же в ужасе подумал он. — Причем здесь, где хранить?)
— А откуда Вы знаете, что это наркотики? — еще ласковее спросил охранник и сладко улыбнулся Снегиреву. — А?
В груди у Снегирева екнуло.
А действительно? — сообразил вдруг он. — Откуда я знаю?
Все это напоминало какой-то плохой детектив. Когда умный следователь своими иезуитскими вопросами загоняет глупого преступника в угол, вынуждая в конечном итоге во всем признаться. Что бы Снегирев ни говорил, все каким-то волшебным образом обращалось против него. Каждое его слово становилось лишней уликой. Он словно тонул в какой-то бездонной трясине.
— Так это не Ваше? — повторил охранник, показывая Снегиреву его мыльницу со шприцем и порошком.
— Мыльница моя, а все остальное — нет, — угрюмо пробормотал Снегирев. Им овладела какая-то тупая апатия.
— Пишите объяснительную. Что это не Ваше. И собирайтесь с вещами.
— Как это: с вещами? — не понял Снегирев.
— Ну, вещи все свои личные собирайте.
— И продукты?
— И продукты. Все! Ничего своего не оставляйте.
Через пару минут завели дедов.
— Представляете!.. — захлебываясь от переполнявших его эмоций, бросился рассказывать им Снегирев. — Шприц какой-то,.. порошок!..
— Героин, наверно, — зевнул один из дедов.
— Как героин? — похолодел Снегирев.
— Ну да, герыч, — равнодушно подтвердил другой дед. — Прокладка мусорская. Обычное дело.
— Так Вы думаете, это они сами подбросили?! Охранники?! — у Снегирева от изумления даже глаза на лоб полезли.
— Конечно, — с сожалением, как на какого-то несмышленного ребенка, посмотрел на него его собеседник.
— Но зачем??!! — все еще ничего не понимал Снегирев. — Это же незаконно! И откуда у охранников героин?
В камере воцарилось неловкое молчание.
— Кхе-кхе!.. — наконец смущенно покряхтел один из дедов, пряча глаза. — Может, чайку заварить?
— Какого еще чайку!!! — завопил Снегирев. — И что теперь?!
— Могут и раскрутить.
— Что значит: раскрутить?
— Дело возбудить. За наркотики.
Снегирев обессиленно опустился на чью-то шконку. Действительность начинала походить на какой-то дурной сон. Когда хочешь, хочешь проснуться!.. — и не можешь.
Господи, как я вообще здесь оказался?! — со смертной тоской подумал он, обводя глазами камеру. Сплошное железо, все серое, казенное... — Жил себе, жил... Нельзя дразнить судьбу! В тюрьму на экскурсию съездить собрался на недельку!.. Съездил!
— Ах, да! Мне же еще собираться сказали! С вещами! — спохватился он. — А это что значит?
— В другую камеру переводят, — горестно вздохнул ближайший к нему дед, грустно глядя на холодильник. «Прощай, сыр и колбаса!» — явственно читалось в его печальном взоре.
В дверь камеры постучали.
— Снегирев, собрался?
— Да я еще и не начал даже!
— Поторопитесь.
* * *
Через полчаса Снегирев, нагруженный бесчисленными пакетами и свертками, пыхтя, тащился по бесконечным тюремным лестницам и коридорам. Идущий рядом со скучающим видом охранник даже и не думал ему помочь.
Четвертый этаж... Третий... Ниже,.. ниже... Дно.
Гулкий широкий коридор и запах пота и немытых человеческих тел из-под дверей.
— Заходите!
Снегирев зашел и даже зажмурился от неожиданности. Забитая людьми камера. Жара. Духота. Влажность. Развешанное повсюду мокрое белье. На всех шконках сидят полуголые, густо татуированные зэки. Многие курят. В камере плавают клубы едкого табачного дыма.
Дверь за спиной захлопывается.
Снегирев остается один на один со всей этой уголовной публикой. Со своими свертками и авоськами в руках.
— Ну, че у тормозов застрял, братан! Проходи к дубку, садись! — здоровенный детина со сгнившими коричневыми передними зубами встал навстречу Снегиреву.
Снегирев неуверенно подошел к столу. Он пребывал в каком-то шоке.
— Чифирнешь? — детина придвинул Снегиреву кружку с какой-то темно-коричневой жидкостью.
— Э-э... — промялил совершенно потерянный Снегирев. Он решительно не знал, как ему себя вести. Отказаться? А вдруг нельзя отказываться?!
— Давай-давай! — ободряюще кивнул ему зек.
Снегирев взял кружку и глотнул. Горечь — чудовищная! Горло сразу свело. Снегирев осторожно поставил кружку обратно на стол.
— Да нет, я вообще-то не пью чифир, — робко произнес он.
Зэк спокойно взял кружку Снигирева и тоже сделал из нее глоток.
— Первоход? — миролюбиво поинтересовался он.
— Что? — не понял Снегирев.
— Первый раз в тюрьме?
— Да! — поспешно сказал Снегирев. — То есть нет! Меня из другой камеры перевели, — пояснил он. — И вообще это какое-то недоразумение!
— Мы здесь все по недоразумению! — весело загоготал детина и сделал еще глоток.
— Да нет!.. Вы не понимаете!.. Я действительно!.. — сбивчиво и торопливо залопотал Снегирев, спеша рассказать свою невероятную историю. — Я!..
* * *
— Да!.. плохо твое дело, братуха! — сочувственно покивал Снегиреву зэк, внимательно выслушав его бессвязный рассказ. — Это тебе дело шьют.
— Точно! — подтвердил другой зэк. — У меня кореша так раскрутили по 228-й.
— Что? — переспросил Снегирев. — По какой еще 228-й?
— Ну, 228-я статья. Хранение и распространение наркотиков, — пояснил первый зэк, с интересом глядя на Снегирева как на какое-то диковинное насекомое. Человек не знает таких элементарных вещей!
— Но зачем??!! Почему?! — воскликнул пораженный донельзя Снегирев. — Зачем??!!
— Мусора! — пожал плечами зэк. — Чего ты хочешь!
— Да его, козла, небось жаба задушила, как он в твой холодильник заглянул! — поддержал и второй зэк. — Как это так, зэк такое ест?! Он и сам-то, небось, этого в жизни никогда не хавал!
— («Я не зэк!» — хотел сказать Снегирев, но промолчал.) И сколько мне грозит? — замирая, поинтересовался он.
— Смотря, сколько герыча было, — зэк опять глотнул своего чифира. — Сколько у тебя изъяли?
— Ну, я не знаю... — замялся Снегирев, припоминая. — Ну,.. пакетик такой...
— Что, целый пакетик? — присвистнул второй зек и переглянулся с первым. — Да-а!.. Паршиво. Червонец как с куста!
— Какой червонец?
— Десять лет.
Снегирев закрыл глаза. Ему захотелось заплакать. Разрыдаться! Если бы не камера, не десятки глядящих на него со всех сторон внимательных и насмешливых глаз, он бы, несомненно, так и сделал.
Этого не может быть! — тупо твердил и твердил он про себя. — Не может! Не может! Не может! Это я сплю. Это бред какой-то!!
— Ладно, братан, иди отдохни, — как сквозь вату донесся до него чей-то голос. Он даже не понял, чей именно. Словно в каком-то тумане он встал из-за стола и, с трудом передвигая ногами, механически прошествовал к указанной ему свободной шконке.
Десять лет! — стучало в висках. — Десять лет!!!
* * *
На следующий день Снегирева вызвал опер. «Кум», по-местному.
— Это Ваше?
— Нет.
— А чье?
— Не знаю.
— Объяснительную написали?
— Да, — Снегирев протянул заранее написанную им накануне в камере объяснительную. Под диктовку многоопытных сокамерников. «Ничего не знаю и не ведаю!»
— Так,.. так... — опер быстро пробежал ее глазами. — Понятно... А что Вы скажете на это? — он придвинул Снегиреву несколько написанных от руки листов.
— Что это? — Снегирев, недоумевая, стал читать.
— Объяснительные Ваших сокамерников, — любезно пояснил опер. — Они пишут, что видели, как Вы прятали в свою мыльницу шприц и героин.
— Этих дедов?! — не поверил Снегирев.
— Ну да, дедов! — жизнерадостно осклабился кум. — Вернее, подследственных Трепинченкова, Аюнова и Караваева, — секундой позже уточнил он. — Ну так?..
— Что «ну так»?.. Что «ну так»?! — Снегирев почувствовал, что у него начинается истерика. — Вы же прекрасно знаете, что все это провокация!! Что мне это подбросили!
— Это все, что Вы хотите сказать? — спокойно поинтересовался опер, играя карандашом.
— Нет!!! — срываясь, закричал Снегирев. — Я хочу адвоката! Я хочу немедленно видеть представителя этой ебаной фирмы!! По вине которой я здесь оказался!!! Где эти мудаки?! Где они??!!
— Это мне неизвестно, — пожал плечами опер.
— А кому известно??!! Кому???!!!
— Тише! — в голосе сидящего напротив человека появился металл. — Успокойтесь и перестаньте орать! — Снегирев сник. — Вот так-то лучше! А теперь спокойно скажите, что Вам надо.
— Мне нужен адвокат, — подавленно пробормотал Снегирев.
— Об этом Вы поговорите со следователем.
— С каким еще следователем? — вздрогнул Снегирев.
— Ну, как «с каким»? — опер закурил и откинулся в кресле. — Сейчас решается вопрос о возбуждении в отношении Вас уголовного дела. Если он будет решен положительно, к Вам приедет следователь. Вот с ним-то Вы и поговорите тогда насчет адвоката.
— Насколько я знаю, по закону я имею право на адвоката с момента задержания? — Снегирев судорожно пытался припомнить все, что вчера целый день терпеливо втолковывали ему сокамерники.
— А кто Вам сказал, что Вы задержаны? — на лице собеседника отобразилось крайнее удивление.
— А чего ж я здесь тогда сижу? — опешил совершенно пораженный Снегирев.
— По договору с Вашей фирмой, — громко захохотал кум. — Срок договора заканчивается только через семь дней!
* * *
Эти семь дней слились для Снегирева в один. Он их вообще не помнил. Чем он занимался, что делал?.. Они тянулись бесконечно и в то же время летели очень быстро. То есть каждый отдельный день пролетал почти незаметно: встал-позавтракал-телевизор-попил чай-пообедал-телевизор-попил чай-поужинал-телевизор-отбой; но вот все в целом продолжалось словно целую вечность. Уже на следующий день Снегиреву стало казаться, что он сидел здесь всегда. Вставал, пил чай и пр. и пр. А воля, свобода, нормальная жизнь — все это было когда-то давным-давно, сто лет назад. Или даже двести. Нет, тысячу!.. Миллион!!
За эти семь дней он уже все понял для себя, уяснил и фактически смирился со своей участью и со своим положением. Сокамерники все ему очень внятно и доходчиво разъяснили.
Сейчас за эти семь дней на него материалы подготовят, а через семь дней обвинение предъявят. Вот и все. Легко и просто. Проще пареной репы. И — вперед и с песнями!
Теперь он думал не о том, чтобы выйти — об этом уже и речи быть не могло! — а только о том, как бы поменьше срок получить. Не десятку, а лет семь-восемь хотя бы. Все лучше! Он же первый раз, в конце-то концов. Должны же учесть! А там по УДО, по полсроку — глядишь, и через три-четыре года дома! Да еще в тюрьме до суда полгода наверняка просидишь, как минимум. Так что в лагере и сидеть-то почти ничего не останется. Какие-то там два-три года! Хуйня! Было бы о чем говорить!
Он здесь такого за эти дни наслушался и насмотрелся, что эти два года ему вообще теперь представлялись какой-то забавой, детской шалостью. Подарком судьбы. Даже и говорить-то об этом как-то неудобно. Стыдно! Все сразу с завистью на тебя начинают смотреть. Тут люди по 20 лет огребают ни за хуй сплошь и рядом! Без всяких надежд на УДО. А тут — какие-то два года. Тьфу!!
Наконец семь дней истекли.
— Снегирев! С вещами!
— Опять перекидывают! — Паша, тот самый огромный зэк, который в первый день в камере угощал его чифиром, сочувственно подмигнул Снегиреву: «Держись, Иваныч!»
Снегирев собрался быстро. Уходить было даже как-то грустно. Он за эти семь дней перезнакомился со всеми, притерся. Вообще, привык как-то к камере!.. А тут опять все сначала начинать. На новом месте. Но — что ж поделаешь! Тюрьма!..
— Ладно, все!.. Давай!.. Удачи!.. Удачи!..
Рукопожатия, объятия, похлопывания — и вот он уже опять в коридоре. Дверь с грохотом захлопывается, и за ней навсегда исчезают его новые недавние знакомые. Навсегда! Хотя, впрочем, все может быть. Может, еще и увидимся. Тюрьма!
Куда это меня?.. — Снегирев уже немного ориентировался в тюремных коридорах. — На другой этаж?.. А, в оперчасть! К куму. А вещи как же?
— Здравствуйте, Валентин Иванович! — розовощекий и сияющий представитель фирмы бросился к Снегиреву, обеими руками схватил его руку и начал ее трясти.
Этому клоуну что здесь надо? — неприязненно подумал Снегирев, исподлобья поглядывая на кума. Он даже злости никакой уже к этому дурачку и ко всей его фирме не испытывал. Дети! Чего с них взять? Живут себе на Луне и даже не подозревают, как оно все в реальной жизни бывает. Как наркоту в мыльницы подкидывают. Я и сам совсем недавно был таким. Чего он сюда приперся? Извиняться? Подотрись иди своими извинениями!
А!.. Хотя, можно попросить, чтобы он с адвокатами хоть помог! Я же сам не знаю никого. Это-то хоть ему можно поручить?!
— Ну что, Валентин Иванович, Вы прекрасно выглядите! — представитель фирмы отступил на несколько шагов, оглядывая неподвижно стоящего Снегирева. — Да, великолепно! Килограмм 15 как минимум! Его не взвешивали?
— Нет.
— А почему? Мы же договаривались! — представитель фирмы недовольно смотрел на кума. — Неужели это так трудно было сделать?
— Ну, не получилось! Извините, — кум виновато развел руками.
— Что значит: не получилось?! За такие деньги!.. — повысил голос представитель. — Ладно, впрочем. Я с вашим начальством поговорю. Ну, как Вы, Валентин Иванович? — снова елейным голосом обратился он к слушающему в полном изумлении весь этот диалог Снегиреву. — Злитесь на нас, наверное?
— За что? — настороженно поинтересовался Снегирев, искоса поглядывая на кума. Это еще что?! Какая-то новая подстава? Чего им еще от меня надо?
Что верить этим мусорам нельзя ни в чем и ждать от них ничего хорошего не приходится — это он за эти семь дней усвоил твердо. Улучшиться ничего не может! Все может только ухудшиться!
— Ну, за весь этот спектакль? — глупо захихикал представитель фирмы. — С мыльницей!
До Снегирева начало доходить. Но он все еще ничему не верил.
— Так это все... был спектакль? — медленно спросил он и посмотрел на кума. Тот улыбнулся и кивнул. — И нет никакого дела?.. Никаких показаний сокамерников?..
— Конечно, нет! — радостно затараторил представитель фирмы. — Это все специально было разыграно. Чтобы Вы действительно почувствовали, что Вы в тюрьме сидите! Волноваться начали. А иначе бы ничего не сработало! Конечно, я понимаю... может быть, это было с нашей стороны не совсем корректно,.. но Вы и нас поймите... не могли же мы Вас предупредить! — тогда бы все всякий смысл потеряло! Зато каких-то 10 дней — и целых 15 килограмм!
Снегирев почувствовал приступ удушья.
— Я убью тебя сейчас, сволочь!.. — задыхаясь, прохрипел он, делая шаг в сторону представителя фирмы. Тот попятился.
— Ну-ну, Снегирев, тише! — негромко сказал кум, и Снегирев сразу же остановился. — Вы же не хотите еще и статью за попытку убийства заработать? Правда ведь? — дружески подмигнул он Снегиреву.
— Нет!.. — пробормотал Снегирев, задрожал и опустил глаза. — Нет... Не хочу...
* * *
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Сможет ли тот человек вернуться к нормальной жизни?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Сможет. Но он никогда уже не будет прежним. Человеком.